Текст книги "Голоса трех миров"

Автор книги: Александр Преображенский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)

Глава VI ПРОБУЖДЕНИЕ

Давно он уже с таким нетерпением не подходил к воротам десятого входа для несовершеннолетних. Последний раз он был здесь лет семь назад, когда посещал начальную школу. Когда вместе с отцом он впервые приблизился к переливающимся всеми цветами радуги таинственным и загадочным десятым воротам, он дрожал от волнения. За ними была настоящая жизнь – и он должен туда войти.

Теперь, когда ему двенадцать, он, конечно, уже ничего такого не чувствует, приближаясь к этой расцвеченной белиберденции, существующей в качестве кодированной последовательности электронных импульсов на окраине Зоны Общего Доступа. Да еще в его собственном мозгу, навязанной его воображению посредством все тех же электронных импульсов. Ну и у других она маячит перед глазами, кто в данный момент через этот же вход сунется.

На сей раз очереди, слава богу, вообще не было – совсем никого. Все уже там или уже вышли из Мира Разума. Входил он сюда свободно, плата за вход перечислялась со счета отца автоматически. Уровень же доходов отца определялся Банком Стабильности, а это значит, что они не бедствовали и о таких вещах, как плата за вход в Зону Общего Доступа, или, короче, ЗОД, он просто никогда не задумывался. Но сейчас он вдруг испугался – а вдруг не пустят? Ну, сбой там какой–нибудь, вирус–мутант выскочил, гуляющий в Сети со времен эпохи Анархии пользователей, или объявился новый «потрошитель счетов», работающий на уровне Банка Стабильности. Взял да и выпотрошил все папашино состояние, перевел на свой скрытый счет… Что тогда? Его же не пустят. А это… Нет, ему сейчас впервые за много лет позарез надо попасть в Мир Разума, и именно в ЗОД, ему просто необходимо встретиться с Мельницей.

Зря он дергался, ворота открылись под знакомую до отвращения музыку, и он вошел беспрепятственно. Теперь он мог идти, бежать, лететь, мчаться на флайере или просто перепрыгнуть по «нулевому» пути туда, куда ему требовалось. Последний путь был самый быстрый, если знаешь, куда прыгать, но он не знал, где гуляет Мельница. В собственном пристанище ее сейчас не найти, даже не стоит и пробовать, наверняка где–то тусуется. Уж он ее знает. Поэтому, не рассчитывая на быстрый успех поисков, он выбрал свой излюбленный способ передвижения – свободный полет. Просто оттолкнулся от земли и полетел, ощущая легкость во всем теле, упругую свежесть встречных воздушных струй на щеках и стремительность движения.

Знакомые и совершенно новые, прежде не виданные им картины Мира Разума в непрерывном мелькании окружали его. Строения удивительной архитектуры, иглами пронизывающие небосвод и создающие оригинальные до уродства объемные скелеты конструкций из металлических балок, матовые бока эллипсоидов модного в недалеком прошлом направления виртархитектуры, буйные тропические леса, гладь залитого вечерним солнцем озера, голубые дорожки рек, зеленые у основания и сверкающие шапками ледников на вершинах массивы гор, фермы, замки, города, стадионы, снующие в воздухе всевозможные и невозможные модели флайеров и редкие встречные летуны – такие же, как он. Все это вперемешку, не подчиняясь никаким законам природы, – калейдоскоп богатства обобществленного воображения посетителей ЗОД. Общага – общага и есть, как выражается Мельница.

Места, которые Мельница любит посещать в ЗОД, можно пересчитать по пальцам одной руки. У него–то таких мест еще меньше, одного пальца достаточно – одинокая ветряная мельница на зеленом холме с миниатюрной дубовой рощицей у подножия, излучиной тихой реки посреди бескрайних цветущих лугов. Но вот как раз там он ее найти и не рассчитывал. Поэтому, окинув взглядом химеру виртуального горизонта, он выбрал направление на видневшуюся вдалеке статую Свободы с высоко поднятым факелом в каменной руке. Он знал, что где–то там, не долетая пяти– шести сайтов, отыщет совместное творение группировки «Глоботрясение» – тщательно замаскированное под стандартное, ничем не примечательное сферическое строение «пристанище» – микромир веселой компании талантливых бездельников из двух параллельных классов общего направления. Мельница не училась ни в одном из этих классов. Даже направление у нее было специальное, с мудреным названием – «Виртуальное моделирование биообъектов», или, попросту, биовирт. Зато во всем остальном она полностью соответствовала духу этой компании. Когда–то они там и познакомились. Он ее вычислил сразу и безошибочно, когда зашел в «Глоб» – то самое сферическое «пристанище» «глоботрясов», – чтобы поиграть в «джангл–теннис» – одну из игр, размещавшуюся на третьем подземном этаже этого только с виду обычного здания. Весь «Глоб» был устроен не просто так, а с умом и смекалкой: сверху, для отвода глаз, – помещение со стандартным набором всяческих прибамбасов, к которым педсовет не придирается, а ниже, под землей, этаж за этажом все круче и круче – «живые игры», военные залы, «музыкальные ловушки» и прочие полулегальные изобретения пятерки разгильдяев, составляющих ядро «глобком– пании».

Мельницу он застал тогда в «музыкальной ловушке» № 14, самой новой на тот момент в коллекции хозяев. Он вообще не хотел заходить ни в какую ловушку, ни в первую, ни в последнюю. Бывал уже прежде и не вынес оттуда для себя ровным счетом ничего, никак его там «не ловило». Но Стеба, один из пяти «глоботрясов», которому он только что просадил в «джангл–теннис» весь свой недельный бюджет с игровой карточки, заработав при этом лишь настоящий фонарь на скуле – последнее почти криминальное достижение «глоботехники», – Стеба буквально запихнул его туда.

– Сходи, сходи, даром сходи, – настаивал Стеба, – тебе понравится, знаю я тебя. Иди, тебе говорят, чудовище. Там, правда, уже есть посетитель, но ты не обращай внимания. Это будет тебе компенсацией.

Как он и ожидал, ему сразу «там» не понравилось – сумасшедшие аккорды гитары и дикий голос какого–то хрипатого крикуна, которого и певцом–то не назовешь, едва не выбросили его обратно. Но то, что он увидел, заставило его сначала замереть на месте, потом все же вслушаться в подобие пения, и наконец он впервые в жизни попался.

Волки метались в мрачном дремучем лесу среди мощных стволов по глубокому снегу, окруженные странными гирляндами из лоскутков красной материи. Они бросались из стороны в сторону, мчались куда–то, вывалив такие же алые языки и оскалив зубастые пасти, из которых клубами вырывался пар. И вдруг страшный грохот, еще и еще. И звери бьются в снегу, пачкая белизну красными пятнами. Какие–то диковинные мужики из–за бурых стволов расстреливают и добивают их почти в упор из старинного оружия.

Певец надрывался:

 
Из–за елей хлопочут двустволки,
Там охотники прячутся в тень,
На снегу кувыркаются волки,
Превратившись в живую мишень.
 

И дальше – дикий, истязающий нервы припев со словами, нет, с криком:

 
Идет охота на волков. Идет охота-а!..
 

Он дослушал и досмотрел все до конца, онемев от почти осязаемой боли и ужаса, и только когда все закончилось – немного неожиданно, совсем не так, как он уже ожидал, – заметил посетителя.

Она стояла к нему спиной у одного из стволов и оттуда наблюдала кошмарное зрелище. Наверное, поэтому он не сразу понял, что она не вирт, просто принял за одного из охотников. Но волки остались лежать на кровавом снегу, кроме последнего, который сумел вырваться из этой страшной мясорубки, охотники убежали в погоню за ним вместе с лающими охотничьими собаками, которых певец очень невежливо обзывал псами, а она осталась и обернулась. Впрочем, тут же снова отвернулась к стволу дерева, едва заметив его. И он сразу понял почему – она плакала и не хотела, чтобы он это видел.

– Какого черта? – Она произнесла это с вызовом, когда обернулась вторично. – Чего ты уставился, как… как… как динозавр!

Он даже не сразу понял, что она совершенно случайно угадала его прозвище в Мире Разума.

– Меня Стеба пустил, – сказал он, не найдя ничего лучшего.

– Ну и дурак! – сказала она, и непонятно было, кто именно.

– Да ты плачь! – Он сам не ожидал от себя таких слов. – Мне тоже плакать хочется.

– Ну и дурак, – теперь уже по совершенно точному адресу повторилась она, только спокойнее. И тут же сорвалась: – Это черт знает что такое они тут устроили! Ну, Стеба… Ну, я ему не прощу.

– Все же лучше, чем обязаловка, – не согласился он с таким суждением.

– Ну ты скажешь! – тут же возмутилась она. – Обязаловку бездари для педсовета делают, а это – Стеба! А Стеба – гигант!

– Ну, – поспешно согласился он. – И волки как настоящие.

– Будто ты настоящих видал?

– Не видал, – грустно признался он, не обратив внимания на насмешку, прозвучавшую в голосе. – Хорошо, что последний ушел.

Она приблизилась на несколько шагов и вдруг похвасталась:

– Волков я им делала, только не знала, куда они их запустят.

– Классные волки, – без тени лести похвалил он.

– Ты думаешь? Впрочем, спасибо. Меня зовут Мельница. Меля – для друзей.

– Динозавр, – представился и он.

– А если серьезно?

– Я серьезно, ты угадала.

– Ни фига себе…

Так они и познакомились, а еще через два дня он узнал, что она одна из старших друзей того попугая, с которым он уже больше месяца общается в городе, и

там ее зовут Мариной Мельниковой. Очень скоро, почти в тот же миг, знакомство их стало дружбой.

– Ох! – Погрузившись в воспоминания и следя лишь за наземными ориентирами, он не заметил встречного летуна.

Небо, земля, небо, земля, небо, земля – крутясь, вертясь и кувыркаясь, он был отброшен в сторону и вниз неожиданным столкновением. Тот, встречный, летел теперь в противоположном направлении, выписывая в воздухе похожие фигуры вынужденного пилотажа. Остановившись, он намерен был извиниться, но встречный уже несся к нему на всех парусах и явно с недобрыми намерениями.

Они зависли друг против друга на расстоянии пяти метров, в вертикальном подржении, в тот же миг он почувствовал, как пухнет его голова на темени и, тяжелея, вытягиваются губы. И тут же тело встречного раздулось жирным бочонком так, что одежда лопнула на животе, спине и груди, из прорех выглянула жесткая грязная щетина, уши отвисли, лицо раздалось в щеках, а нос и губы вытянулись в гнусную харю, украшенную розовым кругляшом с двумя сопливыми дырками. Но и его корежило еще как, спина уперлась в затылок, голова так потяжелела, что сама то падала на грудь, то клонилась к плечу, в штаны сзади забралась длинная змея, высунувшаяся снизу из штанины шерстяной кисточкой. Он догадался, что видит свой хвост. Незнакомец меж тем весь покрылся крупными шишками и позеленел, глаза его вылезли из орбит и вспучились двумя бессмысленными шарами. Правда, больше он ничего нового не успел рассмотреть в облике противника, так как его собственная голова настолько вознеслась в далекие выси, что он увидел свое тело сверху и содрогнулся от отвращения. Пока укорачивал шею, отбрасывал хвост и убирал чудовищный горб, незнакомый летун уже куда–то умчался зеленым бородавчатым пузырем, не восстанавливая первоначального облика, зато оставив за собой последнее слово. В общем, пожалуй, он проиграл ему эту перепалку, но не расстроился, все же жаба из того грубияна получилась премерз– кая, даже еще хуже свиньи.

Во всем есть и свои хорошие стороны, он бы опять мимо «Глоба» пролетел, не заметив ничем не примечательной сферы в наземных нагромождениях. Здесь за последнюю неделю вообще немало новых пристанищ отгрохали, и некрупного по сравнению с ними шарика он бы мог не заметить. Да наверняка сразу бы не заметил, искал бы потом. А так это столкновение отбросило его как раз в нужное место. Вот он, «Глоб», прямо под ним, переливается всеми оттенками синего.

И еще раз ему повезло, когда он встретил Мельницу прямо на выходе.

– О гос–с–споди, – отшатнулась она. – Кто это тебя так?

– А что? – не понял он.

– Ну посмотри на себя со стороны.

Он последовал ее совету и разозлился на встречного летуна окончательно. Вот почему ему ломило темя и голова на грудь падала – крутые, завитые в бублики бараньи рога украшали его голову. Выругавшись про себя, он избавился и от них.

– С кем поцапался? – не отставала Мельница.

– Какая разница. Первый раз его встретил. Просто столкнулись в воздухе. Задумался.

– Так всегда и бывает, – закивала она, соглашаясь. – Я вот тоже позавчера…

– Слушай, мне тут твоя помощь нужна, – оборвал он ее. – Извини, но я к тебе по делу.

Похоже, он сказал какое–то магическое слово, потому что Мельница замолчала в тот же миг, а заставить Мельницу прекратить «молоть», когда она в настроении, удавалось далеко не всегда и далеко не каждому. Впрочем, он знал то волшебное слово – «помощь», он попросил у Мельницы помощи.

– Ну не тяни, зачем пришел? – подогнала она, видя его замешательство.

И в пять минут он ей выложил все – и о происшествии с полицией и дикарем в Горбатом переулке, и о нашумевшем случае в Зеленом секторе.

– Понимаешь, это был он. Я на сто процентов уверен, что они правы. Это действительно он. Те двое бы не ошиблись, ну эти, из полицейского департамента. Они же его, как вот ты меня, видели. Да и меня они тоже ищут. Слава тебе, господи, я им только Дюшей тогда представился, а то бы уже добрались.

– М–м–да-а, ну вы даете, – протянула Мельница, сразу же уточнив: – И ты, и он, и Лари. Одна Рута – молодец, распознала в нем говорящего, и то не уберегла.

– Что ж делать–то? Я думал, может, Виктор поможет? Все–таки зоолингвист, бывает, и в распределителе, и в накопителе.

– Бывает, – кивнула она. – Только он всем там поперек горла. Не любят они его.

– Почему?

– Будто не знаешь. Мешает он им. А ко мне ты зачем прилетел?

– Ну говорю же, за помощью. Может, Виктор… Все–таки ты его дочь.

Мельница задумалась совсем ненадолго, она вообще быстро соображала и действовала почти так же, как говорила. Дюша всегда восхищался скорострельностью ее мышления и даже немного завидовал.

– Папа наверняка уже обо всем знает, – больше самой себе, чем ему, сказала Мельница. – А раз так, то уже что–то и делает. Знаешь что, надо сначала его найти, а уж потом твоего бессловесного. Погоди, Дин, – осадила его Меля, заметив резкое движение. – Ты останешься здесь. У тебя есть игровая карточка?

– Ну, – угрюмо подтвердил он.

– Никуда не летай, не ходи, не езди. Из Мира Разума ни ногой, даже ночуй здесь.

– Так ведь мама…

– Твоя мама не сунется к тебе до утра, и папа твой тоже. Так что сиДи в «Глобе» – и все. В Мире Разума им Дюшу не выловить, таких здесь просто не водится, а про Динозавра они не слышали, и имени своего ты очень кстати им не назвал. Правильно я тебя поняла?

– Ну, – еще раз очень кратко согласился с ней Дюша.

– На вот тебе еще и мою карточку. Пока ты тут будешь развлекаться, я разыщу отца и все разузнаю. Так что не уходи никуда, а то и я тебя не найду.

– Ладно, – нехотя согласился Дюша. – Посижу здесь. Только ты поспеши, пожалуйста.

– Ну уж… – Мельница развела руками, дескать, как получится. Однако тут же добавила из жалости к просителю: – Я постараюсь.

В тот же миг она исчезла, использовав нулевой путь к десятому выходу.

Дюша не пошел в богатую, постоянно обновляющуюся игротеку «глоботрясов», ему сейчас было не до игр. И в «музыкальные ловушки» не заглянул, хотя с тех пор, как клюнул на Владимира Высоцкого в той самой, № 14, он зауважал это глоботрясовское изобретение. Его словило еще раз пять, не больше, но и это он считал замечательным достижением. Сейчас же ему не хотелось ни в какие ловушки, а в № 14 тем более. Несколько минут он просто пялился в пустой и беспечный голубой небосвод. Если бы не снующие по небу флайеры, там бы царил полный виртуальный покой. В душе у Дюши покоя не было, даже виртуального. «А пойду–ка я спать, – решил он. – Залягу в глоботрясовскую «покойку», так и Мелю дождусь, и не буду нервничать».

Он отыскал Стебу и велел, когда появится здесь Мельница, передать ей, что он в «покойницкой», потом спустился на двенадцатый подземный этаж, где она находилась, занял отдельную спальную, завалился в «покойку», выбрал щадящий режим и погрузился в яркие, пахучие, звучащие, осязаемые виртосны.

Зверь выступил из темноты, надвинулся разом и весь, еще не видимый, но ощущаемый явственно и близко. Непроглядная чернота без единого проблеска света скрывала могучее тело. Солнце спряталось, а Луна не взошла. Ни ветерка. Но все, все вокруг: воздух и земля – насыщено плотным духом, дыханием и смрадом гигантского пса.

Из тьмы горели глаза. Как зимой две фары автобуса во время последнего рейса. Нет, выше, больше, мощнее. Словно две новых зеленых луны, они высветились над головой, и по высоте их стояния можно было судить о размерах титана.

Холод, безжалостный холод пропитывал все. И шерсть не спасала, будто ее не было вовсе. Его била крупная дрожь. Но это значит, что зверь далеко. Он не чувствовал жара жизни, только смрад и дыхание и зеленые луны глаз. Светятся, но не светят. Горят, но не греют. Неужели зверь настолько огромен?

– Ты дрожишь, тебе холодно, побежали, – совсем рядом звучит голос Вари. Скосив взгляд, он увидел ее в свете лун. Значит, все–таки светят.

– Давай–давай! – Сделав два укороченных игривых прыжка, она припала на передние лапы. – Движение – лучший способ согреться.

Он дрожал и от холода, но и от страха, что охватил его целиком и пробрался повсюду, в самые дальние

закоулки сознаиия. Лапы не слушались, тело застыло, разум окоченел. ' – За мной! За мной! – призывно крикнула Варя и помчалась вниз с Лысого холма, мгновенно скрывшись за неровной кромкой плоской вершины.

Осторожно переступая лапами, он тоже подобрался к началу крутого склона. Глянул вниз с немыслимой высоты. Там, у подножия кручи, шарили по глинистым кочкам пустыря два холодных круглых пятна от прожекторов–глаз гигантского бессловесного пса. Мелькая в этих кругах огненной белкой, у подошв, когтей и лап черного великана металась совсем маленькая колли.

– Сюда! Сюда, переросток! – позвала она.

Неужели Рута не видит, ничего не замечает, не понимает? Пятна света сошлись и слились воедино на маленькой рыжей фигурке с белым воротничком, и в тот же миг обе луны покатились с черного небосвода. Ниже, ниже, еще и еще, а под ними огромная пасть, которой не видно пока, но скоро… Неужели Рута даже не чует?

Колли стояла вполоборота, глядя на него и плавно виляя хвостом.

– Что, нравится? – спросила она.

– Рута! Рута! Он сверху! Вверх! Посмотри же ты вверх!

Нервный прерывистый лай – вот и все, что вырвалось из его горла.

– Бессловесный, – констатировал этот факт кто– то совсем рядом с Барди.

Он обернулся. На него смотрел Ник и даже указывал пальцем – верх презрения.

– Просто бессловесный пес, да еще бешеный. Я бы не стал с ним возиться.

Ник повернулся спиной и двинулся прочь, поигрывая драгоценным ошейником с говорилкой в правой руке. Барди зарычал, дернулся вслед и проснулся.

Он лежал на боку, вытянув все четыре лапы, поверх жестковатой, но теплой подстилки, густо пропахшей псиной. Ровный пол помещения, прозрачная, но не самая чистая створка двери, пара круглых ярких люминесцентных ламп, удаляющиеся шаги и тихое позвякивание металла о металл. Голова не слушалась и долго не хотела подниматься. Он смог осмотреться лишь тогда, когда шаги окончательно стихли. Но человек не ушел, он был где–то рядом, хотя Барди и не видел его сквозь непрозрачную стенку маленькой комнатушки, впрочем, не многим меньшей, чем домик Барди в родном поселке. Снова послышался голос, вернее, голоса.

– Нет, с собакой нельзя, пусть подождет снаружи.

– Однако порядочки у вас…

– С чего вы вообще взяли, что он стимулирован?

– У меня есть на то веские основания, в конце концов, это моя специальность. Давайте проверим. Я предлагаю простейший тест.

– Это не входит в мои обязанности. Я ваших тестов не понимаю.

– Да ведь простейший, с говорилкой.

– Не мое это дело. Приходите утром, будет дежурный зоолингвист, соберете комиссию, ничего с вашим псом до тех пор не случится.

– Да ведь…

– Не имею права. Я даже пускать вас не имел права в это время. Покиньте помещение.

– Уф-ф, елки зеленые.

– Во–во, все вы натуропаты. До завтра.

– Послушайте, но мы могли бы…

– Покиньте помещение, или я вызову полицию, – зазвенел металлом первый голос.

Вскоре Барди понял, что один из невидимых ему незнакомцев ушел, нехороший другой его попросту выпроводил и теперь приближался. Он не чуял его, но слышал звуки шагов – еле слышное шарканье по скользкому полу. Но вот он появился за прозрачной перегородкой, украшенной серыми пятнами и несколькими царапинами, очевидно от острых зубов прежних затворников, – невысокий, плотно сбитый человечек с темными курчавыми волосами, одетый в форму Департамента санитарно–экологической службы – белый просторный комбинезон и зеленое кепи, кое–как угнездившееся на густой шевелюре.

– Прочухался? – усмехнулся он.

Барди не знал этого слова, но догадался о его значении.

– Чего морду воротишь, псина?

Барди действительно отвернулся в глухой угол – так было легче сдерживать нараставшее раздражение, разбуженное тоном и оскорблением. Дрожь, с которой он очнулся и которая начала уже было стихать, усилилась.

– Ишь, какой нервный, – продолжал насмехаться человек. – Аж колотит всего. Дикарь есть дикарь. Ничего, тебя нейтрализуют, ты и успокоишься. А го– ворилка тебе, пес, нужна не больше, чем козе баян.

– Гав! Гав! Гав! – вскочив, взорвался Барди, все же еще сдерживаясь, стоя к прозрачной перегородке боком, стараясь все–таки не смотреть на обидчика.

Человек расхохотался:

– Глазки–то прячешь. Нет, ну и кадр этот зоолин– гвист, стимулированный – говорит. Бешеного дикаря распознать не может.

Барди бросился к перегородке. Ничего он не хотел сказать сейчас, он просто ревел и лаял, беснуясь от наглого хамства.

– О псих–то, – будто даже любовался им человечек. – Так бы и сожрал меня. Ах да, тебе ж пайка еще полагается, сейчас я тебе жрать дам.

Он повернулся к Барди спиной и скрылся за непрозрачной стенкой. В тот же миг Барди стало стыдно. Понурив голову и ссутулившись, он вернулся на лежанку. Лег спиной к перегородке, не повернулся даже на тихое жужжание, с которым появились из стены в его камере плошки с едой и питьем. Зачем? Барди и так чуял, что там. Сухие комочки комбикорма для собак, ну и вода. Пить, правда, хотелось, даже очень, а есть – нет. Но и утолять жажду он тоже не стал. Из гордости.

Он не обернулся даже на новый звук – настойчивый стук в находящееся где–то за пределами видимости окно. И опять послышался грозный голос маленького человека:

– Это кто там? Опять вы? Все, я вызываю полицию. Центральная! Центральная! Вот и вали!

На некоторое время все стихло, лишь человечек шаркал рядом за стенкой, затем принялся тихонько насвистывать какую–то нехитрую мелодию. Неожиданно Барди узнал ее. Человек явно фальшивил, но все–таки это была мелодия той самой песенки, которую пела Варя и которую украл у нее Султан, распевая в парке. Барди стало совсем грустно, и он сам не заметил, как начал подпевать тонким голосом на собачий лад. Опомнился только, когда перед его опущенным к полу взором возникла пара форменных ботинок с декоративным зеленым рантом и на толстой подошве.

– Воешь? Сломался? – совсем неучастливо спросил голос служителя.

Губы у Барди опять сами дрогнули, обнажив кончики клыков, тонкое пение превратилось в хриплый обиженный стон. Он встал, развернулся и ушел от прозрачной перегородки в дальний угол.

– Да ты не страдай, – без тени участия прозвучал с ухмылкой позади него тот же противный голос. – Долго здесь не задержишься. И чего они только в тебе нашли? На хрена ты всем сразу сдался? Первый раз вижу, чтобы за такого охламона столько суетились и такие бабки сулили. Ну да мне–то какая беда, все даже очень здорово получается. Верно, пес?

Человек опять его оскорбил, но обида Барди неожиданно испарилась и улетучилась, он вдруг понял, а может быть, почувствовал, что человек этот одинок, наверное, даже не меньше, чем и он сам, а может, и больше. Просто этот недобрый насмешник редко с кем–нибудь вообще разговаривает. Сидит здесь днями и ночами один–одинешенек, вот и болтает теперь даже с тем, от кого и ответа–то вовсе не ждет. На мгновение он пожалел человека.

– Э-э, да ты не жрешь и не пьешь, – разочарованно протянул тем временем собеседник Барди, заметив нетронутые плошки. – Это ты зря, лишние хлопоты. Да-а, брат, зря ты это затеял, на хлеб да соль сердиться нечего. Лучше уж хотя бы попей, а то пеняй на себя, мало тебе сегодня досталось. Вот не будешь пить да жрать, тогда…

Короткая ненавязчивая мелодия прервала рассуждения служителя. Барди покосился через плечо. Человек с озабоченной миной копался в нагрудном кармане, пытаясь извлечь застрявшее там «волшебное зеркальце» – так Крис Орлов называл самый обычный портативный аппарат видеосвязи. Аппарат, пожалуй, и вправду напоминал маленькое зеркальце, и сначала Барди тоже готов был поверить в его волшебное происхождение, потому что, если в него посмотреть, вместо твоего отражения там всегда кто–то другой окажется. Когда Крис ему эту штуку впервые показывал, Барди Лейлу увидал. Удивился и испугался даже, потому что щенком был. Теперь–то он уже к таким штукам привык и даже знает, что «волшебное зеркальце» на самом деле видеофоном называется.

Служитель наконец достал неумолкавшее устройство и, как и полагается, заглянул в него, предварительно выключив музыку вызова.

– А, это ты. – В голосе служителя прозвучали нотки удовлетворения, наверное, он увидел в «зеркальце» того, кого и ожидал. – Погоди, я код наберу.

Не обращая больше внимания на Барди, служитель скрылся за боковой перегородкой. Но далеко не ушел, Барди все так же хорошо слышал его.

– Как войдешь, – продолжал общаться с кем–то служитель, – сразу по коридору налево, а то к котам попадешь. Коты–то нам ни к чему, верно?

Вскоре Барди услышал, что в помещении, где–то рядом с его камерой, появился еще один человек. Он услышал его шаркающие шаги и сразу же насторожился, шарканье показалось слишком знакомым.

– Доброй ночи, – поздоровался пришедший.

Так и есть. Барди сразу подумал, что ему–то уж теперь не приходится ожидать чего–нибудь доброго, потому что он опять слышал голос Ника.

– Этот пес все еще у тебя? – спросил Ник.

И Барди понял, что худшее начинает сбываться.

– А куда он денется, – отозвался служитель. – Только повозиться придется. Я ему в воду снотворного насыпал, а он, поганец, не пьет.

– Тише ты, услышит, – перешел почти на шепот Ник.

– Ну и что? – удивился служитель. – Абсолютно бессловесная псина, настоящий дикарь, а может, к тому же и бешеный. Потому, наверное, и не пьет, что бешеный. Знаешь ведь, у них – водобоязнь, судороги в глотке, когда они воду видят. И этот, похоже, такой же. Я здесь уже третий год и впервые вижу, чтобы бессловесный после парализатора к воде не подошел.

– Ну, может, ты и прав, только что ж тогда делать?

– Ты бабки–то перечислил? – вместо ответа задал свой вопрос служитель распределителя.

– Как договаривались, пятьдесят единиц, можешь проверить.

– Отчего ж не проверить, – согласился служитель, – денежки счет любят.

– На. Вот тебе карта, – проворчал Ник. – Видишь? Пятьдесят.

– Вижу, светятся, теперь все в порядке. Давай к делу. Или, может, сначала пивка? – Голос служителя звенел теперь скрытой радостью.

– Некогда мне пивка, – буркнул Ник. – Давай к делу. Как ты его брать собираешься?

– Без проблем. Шарахнем парализатором, у меня тоже имеется, а там делай с ним что хочешь. Ну что, ты готов?

– Готов.

– Резак принес?

– Принес.

– Тогда погоди тут, я за парализатором схожу.

Шаги служителя заглохли в коридоре.

«А я его еще пожалел», – тоскливо подумал Барди, лег прямо на пол, закрыл глаза и вытянул лапы.