Текст книги "Голоса трех миров"

Автор книги: Александр Преображенский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 11 страниц)

– Надо же что–то делать! – вскинулся в испуге Андрей, почему–то этот огромный ворчливый ротвейлер в одну секунду стал для него как родной. – Надо немедленно вызвать «Скорую» и еще полицейских. Тех, в лесу, тоже надо остановить.

– Да скажите же мне, что там происходит? – взмолилась женщина.

– Эти дикари убивают собак, – зло и жестко отчеканил хозяин.

– Злые люди убивают диких псов, – поправил Барди.

– Убивают дикари, – очень внятно повторил Леший, – а псов или собак – это одно и то же.

Барди так удивился последним словам, что даже не нашелся, что и сказать.

– Вызовите полицию по видеосвязи, – настаивал тем временем Андрей.

– Да нет тут у меня видеосвязи! – раздраженно откликнулся Леший. – И вообще никакой связи нет. Я принципиально ни с кем и ни с чем не связан. Леший я, понятно?

– Говорила я тебе, что хоть «волшебное зеркальце» надо иметь, – вмешалась женщина.

– Ф-фу, – выдохнул, раздув щеки, Леший. – Ну что теперь говорить. До сих пор прекрасно обходились. Вот ведь чертово дело, эти сволочи всех собак так перестреляют, а потом займутся и нами. Ведь у них вертолет.

– А где же ваш флайер? – спросил Андрей.

– И флайера у меня нет, – мрачно прогудел Леший. – Стоп! Кажется, кое–что все–таки есть!

Лицо его вмиг просветлело детской задорной улыбкой.

– Ай да Леший! – выкрикнул он. – Есть идея! Дюша, за мной, без тебя ничего не выйдет. А ты останься… – Последнее адресовалось уже Барди.

Леший, а за ним и Андрей вышли из комнаты. Еще через мгновение хлопнула и входная дверь. Женщина проводила их встревоженным взглядом, но только молча покачала головой. Вернулась и присела на диванчик, рядом с неподвижным Джобом.

– А у тебя что с горлом? Давай посмотрю, – обратила она внимание на перебинтованную шею Барди.

– Не беспокойся, Нина, – ответил тот, – просто у меня так примотана говорилка.

– Откуда ты меня знаешь? – глаза женщины округлились от удивления, но тут же сверкнули искрой догадки. – Погоди–ка, погоди–ка, уж не ты ли у меня вчера у Большого пня сосиски клянчил? Когда еще наш бард пел.

– Я не клянчил, а ждал, – возразил Барди. – Я тогда не завтракал и не обедал, а ты мне так сосиску и не дала.

Обида прозвучала в голосе Барди столь явно, что Нина в один миг покраснела. Но Барди еще не окончил.

– К тому же ты все перепутала. Пел ваш Султан, а Бард – это я.

– Ты бард? – почему–то еще больше удивилась Нина. – Может быть, и песню ту тоже ты сочинил?

– Нет, песню сочинила Варя, а я действительно Бард. Бард Эдвард – это мое имя.

Теперь уже Нина надула щеки и точно так же громко, как Леший, выдохнула: «Ф-фу…»

– Ладно, я не буду с тобой спорить. Путаница действительно произошла. Только ты тоже ошибаешься, потому что бардами с самых давних времен называют певцов, которые сами сочиняют свои песни и исполняют их под гитару. А еще раньше бардами называли бродячих поэтов и музыкантов во Франции, была когда–то такая страна. Султан на гитаре играть не умеет, но сочинил эту песню он, и пел он, поэтому…

– Пел тогда он, – перебил Барди, – а сочинила Варя.

– ф-фу, – еще раз надула свои румяные щеки Нина. – Ну ты и невежа.

Она начинала сердиться.

– Не мешайтесь тут, – ругался, ступив на маленькое крылечко, Леший. Распахнув дверь, он наткнулся на два из трех «изваяний». – Почему вы здесь? Кто стережет у болота?

– Там Серый, – пояснил ризен.

– Он их не пропустит, – поддакнул южак.

– Бездельники, марш все к болоту! Чтобы я вас тут не видел!

Неохотно собаки удалились.

– А ты со мной, – бросил хозяин Дюше и быстро зашагал по направлению к халабуде из почерневших от времени досок.

– Они что, не с вами живут? – удивлялся, едва поспевая за широкими шагами гиганта, Андрей.

– Со мной, – отрезал Леший. – Просто у каждого свой дом.

Он взялся за ручку двери покосившегося строения и, открывая, извлек очередной металлический скрежет ржавых петель.

– Погоди снаружи, там и так тесно.

Пока Леший чем–то гремел и ворчал по поводу беспорядка в сумраке неосвещенного строения, Андрей осмотрелся. «Если бы не сбитый флайер в лесу, я бы точно решил, что попал в прошлое», – думал он. Такого мира он еще никогда не видел. Все сделано из дерева и ржавого железа. К некоторым вещам, которые попадались ему на глаза, он даже не мог подобрать названия. Вот, к примеру, как называется здоровенная стальная расческа, прикрепленная к длинной палке? И зачем за домом сделан странный дощатый помост, косо поднимающийся ввысь и обрывающийся над землей на высоте около пяти метров?

– Давай выкатывай, – окликнул его Леший, и из раскрытой двери выглянул острый нос легкой лодки. «А где ж тут река?» – про себя подивился Андрей, но удивление выросло до изумления, когда под этим носом появилось ни больше ни меньше, как допотопное колесо, похожее на колесо ушедшего в небытие велосипеда.

То, что Андрей «выкатил» по указанию хозяина, действительно оказалось похожим на гибрид большого трехколесного велосипеда и лодки с высоким и удобным сиденьем, оснащенным ремнями. Нелепая с виду конструкция оказалась удивительно легкой, так что было непонятно, из какого металла сделаны ее детали. Еще одной странностью машины являлась мощная вертикальная цепь, натянутая на шестерни зубчатой передачи. Вскоре и сам хозяин вышел из мрака на свет. Он вынес с собой не что–нибудь, а очень большие прозрачные, в сеточку, крылья, словно от гигантской стрекозы, только другой, птичьей, формы.

– Что это? – подивился Андрей.

– Махолет, – пояснил Леший. – Одно из моих никому не нужных изобретений. Эту машину пытался сконструировать еще Леонардо да Винчи. Потом другие конструкторы доказали, что ее вообще нельзя сделать, а когда я, Алексей Мохов, еще тринадцати лет от роду, рассчитал, сконструировал и собрал ее, применив новейшие сверхлегкие и сверхпрочные материалы, махолет уже оказался никому не нужен. Потому что на полтора десятка лет раньше был изобретен двигатель Володина – Кавасаки. Зато теперь – это наша единственная надежда.

– Вы полетите на ней в город за полицией? – спросил Андрей.

– Полетишь ты, – ответил Леший. – Меня он уже просто не поднимет, все–таки я немного потяжелел с тех пор, когда мне было тринадцать, – раза в четыре. Завидую! – добавил он, прилаживая крылья. – Все, покатили. Покатили, покатили, пока Нина не вышла, а то разговоров не оберешься.

Они откатили крылатое чудище за дом, к той стороне, где вообще не было окон в глухой бревенчатой стенке, и остановились прямо перед тем самым уходящим в небо помостом, возле не менее странного, как и все остальное здесь, мощного ворота с рукояткой, закрепленного над землей на четырех ржавых рельсах.

– Погоди тут, – распорядился Леший, – я еще кое за чем сбегаю.

Леший скоро вернулся с мотком толстого белого каната толщиной в человеческую руку. Под мышкой он принес еще несколько прозрачных крыльев поменьше и другой формы.

– Давай помогай, поставим хвостовое оперение.

Еще через пару минут крылатая лодка–велосипед

украсилась веерообразно развернутым хвостом, похожим на голубиный.

– Теперь рогатку, – сказал Леший и, схватив канат за конец, побежал вверх по помосту. Закрепив этот конец на одной из сторон помоста возле самого края, вернулся и проделал то же самое с другим концом на противоположной стороне. Затем бросился к вороту и смотал с него длинный металлический трос с большим карабином на свободном краю. Закрепил карабин посередине толстого каната, прибежал обратно и скомандовал:

– Покатили.

Они завезли махолет на помост и закрепили канат в дугообразной выемке под самым хвостовым оперением, так чтобы тот не позволял всей конструкции скатываться вниз или вбок.

– Погоди, – Леший стянул через голову немыслимых размеров грубый свитер. – Надень, там холодно.

Путаясь в просторном балахоне, Андрей никак не мог попасть в рукава, пока хозяин не помог ему.

– Теперь садись.

Взбираясь на высокое сиденье, он со стыдом почувствовал, что у него дрожат не только руки, но и ноги.

Будто ничего не замечая, Леший по–деловому откинул спинку кресла и закрепил ее в таком положении, что Андрей уже почти лежал, правда, голова его была приподнята и он видел далеко впереди неровный край леса, составленный из макушек деревьев, и помутневшее к вечеру, но все еще синее небо.

– Не трясись, – пробурчал, пристегивая его к креслу ремнями, изобретатель. – Вот штурвал, – он выдвинул откуда–то из полого носа лодки половину большой баранки с пластиковыми ручками. – Налево крутанешь – повернешь налево, направо – значит, направо, на себя потянешь – поднимешься выше, от себя – вниз. Только ничего не делай очень резко, можно перестараться.

– А вы на нем летали? – ^: выдавил Андрей по–девчачьи тонким писклявым голосом.

– Летал, пока руку не сломал на одной из посадок. Родители мне тогда запретили, а потом я уже вырос и стал слишком тяжелым, да и другие у меня появились увлечения. Ладно, некогда, слушай. Сейчас я растяну упругую тетиву воротом, ты поедешь назад. Я спрошу: «Готов?» Ты скажешь: «Готов». Тогда я кричу: «Пуск!» – и ты в воздухе. Понял?

– А крылья? – чуть было не вскочил Андрей, да ремни его не пустили. – Крыльями как махать?

– Ах да, – согласился Леший. – Ну ноги–то у тебя на педалях, вот и крути ими, как на велосипеде. Ты катался на велике?

– Только в тренажерной.

– Ну, разницы никакой. Крути – и все. Только когда уже будешь в воздухе, а то ступни оторвет. Я пошел ворот крутить.

Андрей остался совсем один. То ли ремни так сдавили ему грудь, то ли кресло оказалось тесновато, только он чувствовал, что начинает задыхаться. Не хватает воздуха на вдохе – и все. Потихоньку машина стала катиться вместе с ним назад и вниз, махолет выходил на старт. Удивительно, но ворот вращался без скрипа, видимо, несмотря ни на что, был хорошо смазан.

– Как долетишь до города, – доносился откуда–то из иного бытия голос Лешего, – сразу в полицию. Ну ты – молодец, сам знаешь, что делать. Давай, сынок, на тебя вся надежда – и у нас, и у леса, и у бессловесных, и вообще у всего мира. Готов? Я спрашиваю, готов?!

– Готов! – опять дал хриплого петуха голос Андрея.

– Ты что ж это удумал! – врезался в уши невероятно пронзительный вопль Нины.

– Пуск!

Андрей все хотел не пропустить этого момента, чтобы собраться, вдохнуть, скрепить себя силой воли. Но страшной силы рывок застал его на выдохе, оборвавшемся хрипом, глаза распахнуло ветром, затылок вдавило в подголовник, а спину в кресло, на секунду мира не стало, замерло сердце, отключилось сознание. Еще через секунду Андрей понял, что он уже в небе. Постепенно замедляясь, но все еще стремительно, махолет скользил по невидимой параболе, приближаясь к ее максимуму. «А потом он нырнет вниз», – подумал Андрей и надавил на педали. Под ним что–то щелкнуло, и педали легко повернулись. За один полный оборот крылья взмыли вверх и опустились четыре раза и сразу же, всем телом, он почувствовал ускорение. «Да я и правда как птица!» – пронзила сердце небывалая радость.

– Кайф, вот кайф–то, – пробормотал он.

Повернув голову, опять испугался – он заметил, с

какой скоростью проносятся внизу верхушки елей, у него закружилась голова. «Спокойно, – скомандовал самому себе. – Штурвал на себя, поднимусь еще выше. Осмотрюсь, освоюсь с махолетом, выберу курс и буду крутить педали». Так он и сделал, и все у него получилось. И это было в тысячу раз интереснее, чем лететь внутри флайера над городом или оцифрованным фантомом нестись в виртуальном пространстве

ЗОДа над суетным скоплением пестрых микромиро– миров. Здесь, из–под крыла махолета, он видел великое разнообразие. Озеро леса, за ним сияющее яркой зеленью в желтизне скользящих лучей вечернего солнца свободное от деревьев пространство, скопление игрушечных домиков, еще одно огромное озеро леса, синий овал настоящего озера, темная змейка дороги, голубая лента реки.

– А где же город? – опять спросил он вслух и стал искать то, что ему было нужно.

Города не было. «Где–нибудь сзади?.. Попробую сделать разворот. Как там Леший говорил: крутить, но не резко?». Перестав давить на педали, Андрей немного повернул полубаранку штурвала. Махолет идеально послушался – слегка завалившись на правое крыло, начал описывать круг, почти незаметно снижаясь. Вот он, город! Вот река, вот пляж, а вот тот самый лес, хотя дома Лешего почему–то не видно, а вот и вертолет, низко–низко, над самыми верхушками, и на его борту наверняка сидит, свесив ноги, Ник и ловит на мушку очередную беспомощную жертву.

– Ну, гад, – процедил сквозь зубы Андрей. – Сейчас я приведу помощь.

Он выровнял махолет, положил его на правильный курс, потянул штурвал на себя и заработал ногами, набирая высоту перед снижением в городе.

ЗАПИСЬ ИЗ ДНЕВНИКА АЛЕКСЕЯ МОХОВА

«12 июля 247 года от начала эры Всемирного Разума.

Я пережил три знаменательных дня, может быть, самых значительных во всей моей жизни. Трагедия современного мира открылась мне во всей ее полноте. Но не это считаю я самым главным в череде тех событий, наблюдателем и участником которых оказался. Трагедия несовершенства для меня не новость. Все это я уже знал и видел, пусть не в таком остром и жестоком обличье. Нет, суть не в этом. Суть в том, что я опять поверил в человека. В человека и его обретшего голос друга, с которым, я это знаю, путь наш лежит через вечность.

В тот миг, как человечество обрело Разум, оно потеряло героя. Герой растворился в безопасности виртуального существования, а баловство экстремалов – обычный наркотик нашей эпохи. Сам я тоже никогда не был героем, даже не был натуропатом. Просто я вырос там, где и остался. Мои родители – последние фермеры этого мира, и детство мое – самое счастливое время моей жизни. Когда трансгенная масса мясных производств уничтожила фермы, а фрукты и овощи поселились в теплицах, достигнув небывалых размеров и вкусов, фермеры перестали существовать. Но мой собственный разум просто отказался влиться в единый и общий, вот я и остался с теми, кто оказался таким же ненужным в самом Разумном и самом бездушном мире в истории человечества. Да, такой, какой есть, я тоже не нужен людям, как птицы и звери, и даже больше. Я не нужен, как бессловесный. Побочное открытие исследователей стимуляции центров коры головного мозга подарило слово животным. Со слова начинается разум. Бездумный порыв ани– малгуманистов забил место в Мире Рук для стимулированных животных. Про бессловесных же и всю остальную природу все позабыли. От них отгородились кордоном, как от чумы. Я хотел, чтобы и меня позабыли тоже.

Нина пыталась вернуть меня людям. До сих пор я не разделял ее желаний. Та затея с концертом на поляне у Большого пня – ее очередная попытка. Я дал себя уговорить только для спокойствия жены и на радость Султану. Поэту и на четырех ногах тоже необходимо признание. Может быть, это было провидением, волей господа, в которого верит Нина, но я получил в тот день много больше.

Впервые за несколько десятилетий я встретил настоящих героев. Встретил и не узнал сразу. Хотя один из немногих догадался, что тот, кого называли бешеным, отнюдь не бессловесный. И все же я не шевельнул и мизинцем, а только ушел к себе в лес, ни в кого не поверив и не думая, что верят в меня.

А они не спрашивали, верят ли в них. Одни, уже отстраненные департаментом от дела, сдав значки полицейских, отправились в погоню за мнимым преступником самовольно. И они же поставили штатский флайер на пути вооруженного вертолета, чтобы спасти от истребления бессловесных, не имея на то полномочий, не ожидая помощи и поощрения – просто не могли иначе. Другие, загнанные и обманутые, которым вдруг открылась истина, занялись почти безнадежным делом – спасением обреченных на гибель преследуемых. И наконец, один из них, дрожащий и бледный, взмыл на махолете в небо – и принес спасение всем. На то они и герои.

Вчера все собрались у меня в «логове». Свободный от подозрений Виктор, счастливая Марина, красавица Рута, одетый с иголочки и вымытый Дюша, Барди с новой говорилкой и Эл, восстановленная в своем статусе. Не было только Джоба, пока. Парень здоровый, врачи нынче и не таких собирают – пара недель, и он встанет на лапы. Так и Эл говорила, и Виктор. Потом они долго все вспоминали, спорили о крысах, воюющих в подземелье, на поиски которых Виктор угробил ту ночь, за которую его потом арестовали. Когда пили чай из самовара с блинами Нины, заставили петь меня и Султана. Долго потешались над Барди, который перепутал поэтов. Ввели парня в смущение: «Я же не знал, – ворчал он, – что они уже месяц знакомы и работают в одном доме: Султан – охранником от бессловесных, а Варя – прогулочной нянькой». Больше всех, по–моему, был счастлив Дюша. Не сомневаюсь, что он бы со мной прямо тогда поменялся. Пока я смог только оставить его здесь на ночь, и то родители решились скрепя сердце. Когда же Виктор и другие улетели, остались только