Текст книги "Голоса трех миров"

Автор книги: Александр Преображенский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц)

– Нет, я погуляю. Один.

– Как знаешь.

Крепыш сразу отвернулся и потрусил прочь. Глянув ему вслед, Барди заметил на окраине пустыря, уже около первых домов поселка, хвосты и уши Тиграна и Вари – он никогда не называл ее Барби, – рядом с ними подпрыгивал бублик от Чеки. Не став дожидаться, когда хвосты окончательно скроются с глаз, он сам побежал в другую сторону.

Земля поселка «Плоды любви» была не так уж и велика. Барди не мог себе этого представить, но знал от учителя, что есть города и поселки намного больше, а то, что мир не кончается за оградой, он видел и так.

В распоряжении поселковых всего пятнадцать гектаров. На пяти из них стоял сам поселок, полгектара занимали два кладбища – старое и новое, два гектара – лес с прорезавшим его ручьем, еще пол гектара – территория «Школы Верности», около одного гектара – службы людей, мастерские, лечебница, стоянка транспорта с авиадромом и остальные шесть – пустырь, простиравшийся на запад глинистым полумесяцем.

На западной окраине пустыря, перед самой оградой, высился Лысый холм, весь изрытый собачьими ямами. За этот холм, если смотреть от поселка, пряталось солнце, но если взбежать на бурую, лишенную всякой растительности макушку искусственной насыпной возвышенности, то видно, что дневное светило садится не за нее, а за город, вернее, за те вечерние огни, которые все в поселке называли городом.

По вечерам холм почти всегда пустовал, в темноте там делать было нечего. Да и соседство леса проявлялось опасной близостью. Именно туда Барди направил свой бег, едва почувствовав возвращение сил.

Он с трудом поднялся до вершины. Тигран поработал на славу. Еще вчера Барди взбежал бы сюда даже не запыхавшись. Теперь же долго стоял высунув язык и вентилируя легкие. До заката еще оставалось немало светлого времени, потускневший блин солнца навис над равниной, не касаясь ее. И огни города еще не зажглись, но они обязательно появятся, когда с небес исчезнет последний малиновый луч. Больше здесь ему делать нечего. Керби прав, он должен стремиться исполнить предназначение. Иначе он будет жить, как Тигран, который перебивается от службы до службы, и все они сродни дикости – зачистка окраин, бои без правил да изредка ночная охрана мясокомбината. Вон его корпуса – серые кубики, все не в городе, на пороге. Жмутся к дороге, или она к ним, избегая леса.

Нет, он постарается быть как Варя, Варя ему нравится. С ней хорошо дружить, в школе они всегда были рядом до самого ее выпуска в прошлом месяце, когда она тоже получила золотую гармошку. Такую давали одну на весь выпуск, а вместе с ней и работу в городе. Варю устроили прогулочной нянькой – хорошая служба, только видеться с тех пор они стали редко. Только по вечерам, и то когда Тигран с Чекой не гоняли с пустыря бессловесных по возрасту. Поэтому он так и хотел получить говорилку, поэтому она у него такая же, как у Вари. Хотя сама Варя никогда не стыдилась бессловесных по возрасту. Вот на прошлой неделе, когда у него еще не было говорилки, они вдвоем забежали на этот холм. Вернее, она забежала, а он за ней. Тоже вечером. И Варя села и тоже смотрела на закат, только не на город, а на лес. И чего смотреть? Отсюда даже деревьев не видно, будто туча упала на землю. Да и свой лес есть в поселке. Но она именно туда смотрела, да еще пела. Ну да, пела странную песенку, очень короткую, и он невольно запомнил слова.

Не отрываясь от картины начала заката, Барди положил голову на передние лапы и тихо запел:

В диком лесе Дикий зверь Стережет входную дверь. А быть может, Просто ждет, Когда к двери Хозяин подойдет.

– Это ты сам сочинил? – спросил кто–то из сгущавшихся сумерек.

Барди тут же вскочил на все четыре. Как он до сих пор не учуял того, кто спрашивал? Ах вот почему – ветерок шевелил шерсть на загривке, дуя в спину. Тот же, пока еще неизвестный, затаился с подветренной стороны холма. А вот и он.

Из–за кочки выглянула голова человека.

Как и все его собратья, Барди видел хуже людей, а в сумерках и подавно, для него и днем все краски вокруг были серыми.

– Ты кто? – спросил он голову.

– А-а, это ты, приятель, – добродушно отозвалась голова. – Оказывается, ты еще и песни сочиняешь.

– Нет, – честно ответил Барди, – это одна моя знакомая пела.

– А я думал, что ты настоящий бард, – заметила голова.

– Да, Бард, – согласился Барди, – это мое имя. Откуда ты знаешь? Разве мы знакомы?

– А то как же. – Голова рассмеялась. – Правда, ты не представился, но поболтать мы сегодня успели.

Так это же тот, что назвал его «дорогой» и улыбался по–доброму, вспомнил Барди недавнюю встречу со строителями.

– Неплохое у тебя имечко, – польстил ему этот человек. – Звучное. Хочешь поужинать? У меня есть лишний гамбургер.

– Это котлета? – спросил Барди, от которого вечерний ветерок еще отгонял все запахи, включая и вкусные.

– Гамбургер? Вроде котлеты, – согласился человек.

– Тогда давай.

Человек рассмеялся и снова за кочку присел.

– Иди сюда, – позвал он, – у меня здесь все разложено.

Барди спустился к своему собеседнику. Прямо на камне, накрытом салфеточкой, лежал бутерброд с котлетой, которую человек назвал гамбургером. Теперь Барди почувствовал вкусный запах, и губы его сразу же увлажнились.

– Ешь, – любезно предложил человек.

Барди не заставил себя упрашивать.

– А еще у тебя есть? – тут же поинтересовался он, расправившись с гамбургером в несколько секунд.

Человек опять рассмеялся.

– Нет, остальным я уже поужинал. Слушай, кто это тебя так?

– Да один нехороший пес, – сердито ответил Барди, догадавшись, что имеет в виду собеседник. Очевидно, он не только чувствовал себя, но и выглядел неважно после схватки с Тиграном.

– Однако ты ругаешься, – удивился человек.

Слово «пес» действительно из уст собаки можно

было услышать в редчайших случаях. Нехорошее это слово, для собаки грубое и обидное. Псами только дикарей бессловесных зовут.

– Он это заслужил, – проворчал Барди. – Ему надо в лесу жить, а не в цивилизованном сообществе.

– Из–за чего повздорили?

– Из–за достоинства, – ответил Барди.

– Да ты философ, – удивился мужик.

– Я пока никто. Я еще не выполнил предназначения.

Человек усмехнулся и хотел, как показалось Барди, еще что–то спросить, но замолчал и отвернулся в ту сторону, где солнце уже слилось своим нижним краем с поверхностью земли. Одинокий звон поселился у Барди в ухе – комар, занесенный ветром из травяных кущей с берегов ручья, зацепился за шерстинку. Барди тут же тряхнул головой, чтобы избавиться от надоедливого пискуна, и сам от неожиданности пискнул.

– Ты чего? – повернулся к нему мужик. В наступающих сумерках его лицо быстро утрачивало черты, все более превращаясь в серую неровную округлость.

– Шея болит, – объяснил Барди.

– Нехороший пес?

– Да.

– Давай я посмотрю, – предложил мужик, – что там у тебя. А то скоро стемнеет, и не различишь ничего. Может, тебе к врачу сходить надо.

Барди согласился. Он уже знал этого человека, и тот не сделал ему ничего плохого, только хорошее. Да и вообще он лишь однажды видел неприятного человека, того самого, который ему молотком грозился. И все равно он лучше Тиграна.

Барди доверчиво опустил голову, выставив загривок на обозрение.

– О–о–о, парень, – протянул человек, склонившись над Барди и осторожно ощупывая его шею так, что совсем не было больно, а даже очень приятно. – Крепкие, должно быть, зубы у того нехорошего пса.

– Очень, – согласился Барди. – Он здесь самый сильный.

– Думаю, что и не только здесь. Сломать звено титанового ошейника не каждому под силу.

– Как сломать? – взволновался Барди, дернув головой, и тут же опять взвизгнул.

– Тише, тише. Он не до конца сломал, частично. Говорилка твоя еще держится, а вот край острый тебе в шею впился. Погоди, я сейчас его вытащу.

Мужик достал из сумки, стоявшей тут же рядом, какой–то свой инструмент и некоторое время ковырялся им у Барди за ушами. Теперь было больно, но Барди терпел, а потом боль почти исчезла, и стало легко, только с шерсти на землю закапала кровь.

– Ты к врачу–то сходи, – посоветовал мужик. – И ошейник запаять надо или поменять, а то не ровен час потеряешь свою говорилку–то. На соплях висит.

– Как на соплях? На чьих? – испуганно попробовал заглянуть в глаза мужика Барди. Но не увидел их, только две темные ямы – от солнца над горизонтом осталось меньше половинки. Мужик рассмеялся, открыв еще одну черную дырку – рот.

– Это люди говорят так. Нет там ничего такого, о чем ты подумал. На соплях – значит слабо держится. Понятно?

– Понятно.

– Так что ты попроси кого–нибудь починить. А я уже пошел, до свидания. А то на последний автобус опоздаю.

Мужик поднялся с земли, взял свою сумку, перекинул через плечо и стал спускаться с холма.

– А дом вы построили? – крикнул ему вслед Барди.

– Построили, – ответила тающая в сумерках фигура. – Мой напарник уже за другой взялся, а я ухожу. Завтра вместо меня другого пришлют. Мало у вас тут платят. Да и напарник у меня неудачный. Хотя вроде мужик и неплохой, только грубый. Ты на него зла не держи. Он работу в городе потерял. На вас теперь ругается, а сам такой же… Ну ладно, пока, а то точно на автобус опоздаю.

И Барди услышал, как быстро затопотали подошвы ботинок человека, проделавшего остаток спуска бегом.

«А я никуда не пойду до утра, – решил про себя Барди. – Я завтра уеду в город. Мне тоже надо работу искать, только сначала ошейник починю».

Ночью приходили бессловесные. Он видел их черные тени в слабом свете луны. За ограду они не пошли, только проскользили вдоль нее и обратно. Напротив холма задержались. Запрокинув большие головы, нюхали воздух. Он знал, они чуют его. И он их учуял тоже. Плохой запах. Резкий. Настоящая псина. Он не заметил, в какой момент тени снова растаяли в темноте.

Глава II НА ПОРОГЕ

jA н брел по первозданному живому лесу. Под но– гами будто гимнастический коврик, весь сплетен из корней, набит перегноем, покрыт бурой хвоей и ржавой, в дырочках прошлогодней листвой. Каждый шаг пружинит и шуршит, приятно похрустывает тонкими усохшими веточками. То здесь, то там, прошив лесной ковер, подглядывают за всем влажные маленькие разноцветные полушария – шляпки грибов. Только что прошел дождь – лес дышит свежестью, жизнью, счастьем, и птицы не смолкают в зеленой вышине, где–то там, у самых вершин деревьев. За размахом зелени даже не видно неба.

Крылатых обитателей крон он тоже не видел, а зверей будто не было вовсе. Зверей он даже не слышал, хотя знал наверняка, что сейчас за ним наблюдают десятки блестящих и умных глаз, затаившихся в зарослях, спрятавшихся в траве, опасных и безобидных, любопытных и настороженных. О встрече с их хозяевами он мог только мечтать. Лишь самые мелкие жители этой многонаселенной обители, занятые повседневными хлопотами, и не думали прятаться от пришельца – крупные муравьи длинными вереницами семенили вверх и вниз по шершавым стволам, некоторые останавливались для попутных бесед, беззвучных диалогов, касаясь друг друга шевелящимися усиками, иногда появлялись и вскоре исчезали яркие бабочки да однажды мимо его ноги прокатил куда–то коричневый шар жук–навозник в блестящем черном панцире с зеленым отливом.

Но вот дятел выпорхнул сверху и сбоку, присел на ствол всего шагах в пяти. Оглянувшись и смерив его пуговкой глаза, санитар леса разразился короткой рабочей дробью, быстро–быстро замелькала красивая головка, увенчанная кардинальской шапочкой. Дятел еще раз оглянулся на него и так же неожиданно упорхнул неровным летом, словно скользя по воздушным горкам.

Свободный полет дикой птицы, он только что видел его – ему здорово повезло. Но звери, звери по–прежнему не появлялись – и все–таки были рядом. Он это чувствовал, знал, ощущал и догадывался.

Поперек тропы на пути возникла преграда – густая зеленая ветвь, за ней другая и еще одна, все вместе – живая завеса, такая плотная, что не проникнуть и самому острому взгляду. Тогда он пустил в ход свои руки. Уколовшись, раздвинул ветви и увидел то, что хотели спрятать деревья.

Перед ним стоял ОН, стоял не двигаясь – и смотрел. Пристально, пристально. Прямо в глаза, не прячась и не убегая.

– Наконец–то я нашел тебя, – вырвалось как–то само собой.

Андрей, опять ты где–то блуждаешь? Чудесное видение заслонила фигура отца.

– Пора вставать, уже утро. Нечего, нечего убегать, – отец протянул к нему руку и схватил за плечо. – Давай просыпайся, завтракать – и за дело. Я, что ли, за тебя буду учиться?

Андрей досадливо то ли простонал, то ли проныл что–то на одной скучной ноте и открыл глаза. Лес исчез, а отец остался:

– Я не уйду, пока ты не встанешь.

– Ну, сей–час… – Он сел на кровати.

– Давай–давай, ноги спускай.

– Ладно. – Он послушно поставил босые ступни на коврик.

– Умывайся и быстро на зарядку, Алена уже в ванной.

– Ладно, – отмахнулся он, вставая в полный рост.

В тот же миг отец улыбнулся и словно растаял. Он

опять остался один в своей комнате.

– Хоть бы раз, хоть бы раз, – бормотал он себе под нос, натягивая штаны, – хоть бы раз пришел по–на– стоящему. Уж лучше бы просто поставил будильник, чем так приходить. И вообще, кто дал ему право? Я ведь в его сны не влезаю и в мамины тоже. А он лезет. Весь кайф обломал на самом интересном месте. Когда еще такое увидишь, почти по–настоящему.

Отца он нашел в тренажерной. Подтянутый, стройный, в удобном спортивном костюме, с легким румянцем на щеках и влажным от пота лбом, тот поджидал сына, уже закончив серию утренних упражнений.

– Я думаю, тебе надо увеличить нагрузку на мышцы брюшного пресса, – заметил отец, критически осмотрев фигуру Андрея. – Когда ты в последний раз менял режим тренировок?

– В прошлый вторник.

– Значит, стоит увеличить интенсивность до ста тридцати килограммов в минуту.

2 Зак № 3945 о о

Он не стал спорить, вообще ничего не ответил, только послушно внес изменения в программу.

– Ждем тебя за столом, – напомнил отец напоследок и сразу исчез.

Андрей опустился в свое тренажерное кресло. «Значит, папа уже под душем. Не мог и вправду дождаться. И как это я ошибся? Сбили с толку капельки пота. Ну и ладно». Как всегда, он начал с разминки.

Завтракали и ужинали они почти всегда вместе. И всегда не более получаса. Но эти шестьдесят, поделенные между утром и вечером, минут Андрей не променял бы на все остальное время суток. Даже больше: чтобы растянуть завтрак и ужин, он отдал бы свое свободное время, даже игры и представления. И вовсе он не был обжорой. Сладкое, конечно, любил. Еще больше фрукты. Но вообще–то ничуть не больше других его сверстников, да и любого нормального человека. Но за столом они встречались все вместе. По крайней мере, так считал он. Они–то все думают по– другому, разве что мама иногда…

Ленка без энтузиазма ковырялась в тарелке. Просто отправляла подхваченные вилкой кусочки омлета в рот, торопливо глотала их, почти не пережевывая, – и уже новый кусок на вилке. При этом она легонько раскачивалась и качала головой, явно наслаждаясь каким–то новым клипом.

– Лена, – строго окликнула ее мама. – Сними их сейчас же. Всякую дрянь смотришь и смотришь. Можно хоть за завтраком отключиться?

– Ну мама, – вскинулась Ленка. – Он же смотрит свои «Новости».

Ленкина вилка указывала зубьями на отца.

– У меня нет на это другого времени, – возразил тот.

– У меня тоже, – нашлась Ленка. – У тебя на «Новости», а у меня на клипы. Кому я мешаю? Это вредно для пищеварения, – мамин тон обрел особую твердость. – И вообще, тебе не нравится, что заказали? Тогда, будь любезна, заказывай сама. Разумный рацион пока не для нас… Сними немедленно, слышишь?

Ленка сняла очки, положила их на стол и понуро уткнулась в тарелку. Она хмурилась, и глаз ее все равно не было видно.

Отец тоже снял очки, «Новости» закончились.

– Я давно говорю, – тут же привлекла его внимание мама, – нам в столовой лучше иметь обычный экран, чем эти очки. Хоть смотреть будем вместе.

– Ага, каждый свой квадратик, – съязвила Ленка. – Я не согласна. Он всегда клипы куда–то в верхний угол загоняет, – ее вилка опять повернулась в сторону папы. – Да и нет полноты ощущений.

– На фига он во–още тут светился, экран этот. Лучше просто так, без очков и экрана.

– Андрей, что это за «на фига»? Что это за «во– още»? Где ты этому научился? – одернула сына мама.

– Да что ты от него хочешь? – тут же услужливо подоспела Ленка, наконец он увидел два озерца василькового цвета с черными омутами зрачков посередине. – Он вчера опять полдня по улицам шлялся.

– Но уроки я сделал? Сделал. А где мне потом гулять – это уж мое личное дело.

– Ошибаешься, – не согласился папа. – Пока еще мы за тебя отвечаем. А потому в следующий раз будь любезен оповестить нас, где и как ты собираешься проводить свободное время. Пользы от таких прогулок я не вижу.

– И не забудь спросить разрешения, – добавила мама. – Не хватало еще, чтобы ты стал натуропатом. Между прочим, на прошлой неделе в соседнем дворе пристрелили бешеного. Во–первых, не пристрелили, а отловили, – уверенно заявил Андрей, – во–вторых, не бешеного, а двух бессловесных, в-третьих…

– Не хочу больше ничего слушать! – отрезала мама. – Уроки, бассейн, как обычно, музыка, потом можешь заглянуть к Петьке, ужинать и спать. Все! А у тебя, кстати, какие на сегодня планы? – переключилась она на папу.

– Да ничего такого особенного, тоже как обычно, – пожал он плечами. – Работа как работа. Ужинать будем вместе.

– Ну смотри, а то мы тебя уже почти не видим. Блуждаешь все где–то.

– Да где я блуждаю?

– Не знаю, не знаю. На работе, наверное, только ведь и о нас надо подумать.

– Все, я пошел, – поднялся из–за стола отец, забирая свои очки.

– Коне–ечно, – уже вослед ему протянула мама, – чуть речь о нас, ты на работу. Что тебе заказать на ужин?

– Как обычно, – обернулся в дверях папа. – Пиццу с курицей.

– А мне салат с крабами, – встряла Ленка.

– А тебе? – мамин вопрос был адресован Андрею.

– Испеки мне блины, как…

– Так, – обрубила мама, – печь я ничего не буду. У меня тоже должно быть свободное время. Если ничего не закажешь, получишь то же, что и вчера.

– Тогда пиццу, – вздохнул Андрей.

– Какую?

– Любую.

– Договорились. Господи! И когда у нас на завтрак, на обед и на ужин будет разумный рацион!

– Очень скоро, – остановился на пороге отец. – Как только Мир Рук станет Миром Лап и Зубов.

– Иного от тебя не услышишь, – отмахнулась мама.

Он опять встал из–за стола последним, когда мама, подтолкнув его легонько в спину, напомнила:

– В школу, в школу.

Ради этого тычка он готов был сидеть за столом вечно и поднялся почти счастливым. Хотя в школу и не собирался.

Он ушел в свою комнату и устроился на рабочем месте. «Пристегнувшись», небрежно въехал в десятые ворота Мира Разума, нырнул через «дырку от бублика» к школьному входу и занялся тем, на что ухлопал почти полгода. Семь потов с него сошло за это время, семь шкур спустил, заставляя себя учить, врубаться, искать подсказки, обращаться к специалистам, бродить по коридорам школы, мчаться по сверхскоростным тоннелям, прыгать через «нуль». До потери пульса корчил из себя увлеченного придурка, чтобы наконец сконструировать автономный образ. И все ради лжи. Это просто ужасно, но иначе было бы еще хуже. Для него, конечно, а для родителей лучше. Все–таки он – эгоист.

Еще минут десять Андрей увязывал образ с полем вынужденного диалога, закладывал школьное расписание. Потом, добавив несколько универсальных ответов на случай подколок, послал двойника по дневному маршруту. Сам же немедленно вырвался на волю.

Когда Андрей вышел из комнаты, жизнь в его доме почти прекратилась, Двери родительских кабинетов были плотно закрыты, Ленкиной комнаты тоже. И он, набрав код, запер свою снаружи, преградив доступ живому. Зато открыл дверь другую. Ту, которая не открывалась бы месяцами, если бы он ее не трогал. Еще мгновение, и дверь снова бесшумно закрылась, но его уже не было дома.

Утром Барди проснулся от холода и боли. Так как было еще совсем рано, направился к ручью. Там можно утолить жажду. Вода в ручье почти чистая, только совсем немного пахнет железом. Шея болела, он с трудом мог поворачивать голову. Приходилось держать шею в напряжении, чтобы не отдавала болью при каждом шаге. Тигран – нехороший пес.

Напившись, он почувствовал себя лучше, даже постоял, посмотрел, как скачут лягушки. Вот кто вообще никогда не заговорит, чего бы на них ни повесили, – жалкая участь. Попробовал по привычке детства накрыть одну из них лапой, но снова ударило в шею. Затею пришлось оставить.

Уже совсем рассвело, и можно было выполнять задуманное. Он обязательно должен сегодня же оказаться в городе. Только неплохо бы поесть и обязательно починить ошейник. Неохота снова стать бессловесным. Гаврила–кормилец приедет с кухни на своей мототележке еще не скоро. Так что до завтрака, к которому надо вернуться домой, Барди успеет забежать в мастерские. Может быть, Крис уже там, он рано просыпается. Так что чем скорее – тем лучше. Барди поднялся от ручья по пологому бережку, повизгивая от боли, стряхнул с шерсти капли утренней росы и побежал к мастерским. Шея болела уже меньше.

В мастерских Криса не было, а дверь оказалась запертой. Не зная, что делать дальше, Барди присел возле этой преграды в растерянности. Зевнул и высунул язык. Теперь от волнения ему стало жарко. И почти тут же он услышал, как с другой стороны здания мастерской кто–то открыл ворота подсобного дворика – тихо скрипнули петли.

Это Крис! Как он сразу не догадался. Если нет его в здании, значит, он уже во дворе. Барди быстро скатился по пяти ступенькам низенького крылечка и рванул вокруг дома, превозмогая боль, вытягивая шею и стараясь как можно раньше заглянуть за угол.

Наконец, достигнув последнего угла, он в смущении остановился. Встал как вкопанный, будто врос в

землю всеми четырьмя лапами. Ворота двора мастерской оказались закрыты, а привалившись спиной к одной из створок, на корточках в пыли сидел человек. Только это был не Крис. Вообще кто–то чужой, он даже не подцепил еще поселковых запахов, этот незнакомец.

Прошло секунд десять, прежде чем чужак повернул голову и заметил Барди.

– Чего тебе? – сразу спросил он.

– Ты Криса не видел? – ответил Барди вопросом на вопрос.

– Так ты говорящий, – удивился незнакомец – молодой парень в строительном комбинезоне, возле ног черная сумка, наверняка с инструментами.

– Да, я закончил «Школу Верности», – не удержавшись, похвастался Барди.

– Так ты еще и ученый, – усмехнулся парень. – Ну, я тащусь с тебя, псина.

Барди почувствовал обиду – и этот грубит. Он замолчал, но пока не уходил, потому что ему еще не ответили на вопрос.

– Так, говоришь, тебе Крис нужен?

– Да, – подтвердил Барди.

– Тот, который здесь главный?

– Да.

– А зачем он тебе, псина?

– Меня зовут Бард, – неожиданно для себя прохрипел Барди, делая один шаг вперед, и с удивлением заметил, как изменилось лицо его собеседника. Кажется, тот испугался и сразу поднялся в полный рост.

– Извини, Бард, – совсем другим тоном произнес парень, – я не хотел тебя обидеть, но ты бы мог и сам раньше представиться.

«Оказывается, он совсем не плохой», – тут же подумал Барди и легонько вильнул хвостом.

– А меня зовут Ник, – продолжал парень. – Так зачем тебе нужен Крис, Бард?

– У меня ошейник сломался, – пояснил Барди. – Он еще держится. На соплях, – с удовольствием ввернул он новое слово, – но может отвалиться. Потому что, когда говорят «на соплях», значит, слабо держится. А если у меня отвалится ошейник, то я потеряю гармошку. А без гармошки я бессловесный. Если я ее потеряю, то другую купить не смогу, она сто единиц стоит.

– Сколько? – удивился парень.

– Сто единиц.

– Ты смотри, какая дорогая.

– Золотая, – похвастался Барди, – такую только отличникам «Школы Верности» дают.

– Да-а, тогда ее надо беречь. Слушай, я могу посмотреть, что тут можно сделать. Я ведь ваш новый мастер. Крис взял меня на работу. Сам он сейчас уехал и будет только к обеду. Давай–ка посмотрю, все равно мне делать пока нечего.

– А ты умеешь паять титан? – спросил Барди. – Мне знакомый человек сказал, что надо ошейник запаять.

Барди опять хвастался. Знакомство с людьми – многого стоит.

– Ты мне не веришь, – расстроился парень. Так расстроился, что даже на мгновение закрыл лицо руками. – Чем я заслужил такое отношение, Бард? Что я такого сделал?

– Ничего, – согласился Барди, ему стало неловко за свое поведение.

– Я просто хотел тебе помочь, – не мог успокоиться парень, – и сделать свою работу. А ты мне не веришь. – Он сокрушенно всплеснул руками. – Крис вернется и спросит: «Почему ты не запаял Барду ошейник? Ты что, плохой мастер?» Что я ему отвечу? Что мне теперь делать?

Барди пошел вперед, вихляясь вместе со своим хвостом, – вроде танец исполнял.

– Ладно, паяй, – сказал он. – Я тебе верю.

– Вот спасибо тебе, друг. Спасибо, дорогой, – тут же расцвел парень в улыбке, и лицо у него стало таким приятным, что Барди тоже ему во всю пасть улыбнулся.

Едва глянув на доверчиво подставленную собачью шею, парень деловито и очень значительно протянул:

– О–о–о, Бард, это просто так не исправишь. То есть починить–то, конечно, можно, но не на твоей шее. И как ты умудрился так его уделать? Слушай, здесь надо заменить звено, – продолжал он, не давая Барди ответить на только что заданный вопрос. – Я могу это сделать, но ошейник снять надо. Давай я сниму, починю, потом обратно тебе надену.

Барди очень разволновался и неуверенно затоптался на месте.

– Да не психуй ты, – убеждал его парень. – Здесь работы минут на десять. Я дорежу звено, сниму твой ошейник, зайду во двор, там есть горелка, без которой мне ничего не сделать. А ты меня подождешь здесь, смотреть на горелку собакам нельзя – они от этого слепнут. Что толку, если ты будешь говорить, но не сможешь видеть. А я специальные очки надену, за меня не бойся. Ну, договорились? Всего десять минут – и ты снова с говорилкой, да еще с новеньким исправным ошейником. Десять минут и помолчать можно, ведь молчал же ты до того, как получил эту штуку.

– Ладно, – согласился Барди, – я тебя здесь подожду. Только побыстрее, а то придет кто–нибудь, увидит меня без гармошки, станет смеяться, а я ему даже не отвечу.

– Ерунда, я быстро, – успокоил его парень и взялся за дело.

Он достал из сумки инструменты и снял ошейник меньше чем за минуту. Только что–то пожужжало у Барди за ушами да шее стало горячо, но ненадолго.

– С кем–то ты здорово подрался, – заметил парень, разгибаясь.

Барди хотел пояснить, как все вышло, но ничего у него не получилось^, в горле только заклокотало и вырвалось наружу два коротких нервных лая. Вот и все, он опять был без гармошки.

– Десять минут, – повторил парень, успокаивая, и подошел к запертым воротам. Что–то опять прожужжало, и ворота отворились. Парень скрылся за створкой, прикрыв ее за собой наглухо.

– Не заходи, – напомнил он уже с той стороны ворот, – ослепнешь.

Барди сел где стоял и принялся следить за дорогой из поселка. С этого места он видел лишь небольшой участок – метров десять–пятнадцать от леса до мастерской, – дальше дорога скрывалась в густых зарослях подлеска. Наблюдая за дорогой, Барди одновременно слушал, как работает новый мастер. Опять он жужжал чем–то в дальнем конце подсобного дворика. Потом послышался скрежет металла, парень что–то там гнул – это точно. Потом все стихло. «Наверное, уже готово», – подумал Барди и, еще не вставая, нетерпеливо перебрал передними лапами. Он все–таки очень волновался, что его кто–нибудь из знакомых застанет без гармошки. А знакомых у Барди здесь действительно было много – почти все жители поселка.

Прошло еще сколько–то времени, за которое ничего в мире не изменилось, разве что приехал рейсовый автобус из города. Барди слышал, как работает его двигатель, который водитель здесь никогда и не глушит. Поселок «Плоды любви» – конечная остановка маршрута. Через минуту–две автобус уедет обратно. Пока что без Барди, но вот починит ему Ник ошейник, он еще позавтракает и тоже уедет в город следующим рейсом. Впервые. Скорее бы. Барди еще раз потоптался передними лапами и сменил позу, сев немного на бок, на левую ляжку.

Слабый утренний ветерок, чуть шевеливший листву берез ближнего поселкового леса, донес до Барди весть о приближении знакомых. Где–то там, по лесной дороге, трусили те трое, с которыми он вчера на пустыре не попрощался. Чека, Тигран – шерсть на загривке Барди сразу же стала дыбом, обиды он не забыл, – и Варя. Встречи с ней в этот момент Барди боялся больше всего на свете. Насмешки Чеки можно перетерпеть – не впервой, Тиграну он все равно уступать не собирался, а вот Варя – это серьезно. Если она увидит его сейчас без гармошки… Большего позора Барди просто не мог себе представить. И в тот же миг с неожиданным ужасом Барди понял, что за воротами, в подсобном дворике мастерской никого нет. Парень, забравший его ошейник с гармошкой, исчез, растаял, испарился – будто его никогда и не было.

Испуганно вздохнув с низким стоном, Барди вскочил на все четыре. Он подбежал к воротам и толкнул створку лапой, она очень легко открылась. Дворик был пуст.

Барди проскользнул внутрь, находясь уже в состоянии паники. Он быстро добежал до середины двора и замер на мгновение в полной растерянности. Обоняние помогло определиться, нюх привел его в дальний угол, скрывавшийся за верстаком и блоком щитов для еще не собранных сборных домов. Ну да, он же слышал, как парень жужжал отсюда своими инструментами и скрежетал металлом.

«Ах вот оно что!»

Хвост у Барди поник. Хуже ничего не могло случиться – в наружной ограде была прорезана дыра, такая, что человек, только немного пригнув голову, мог свободно в нее пролезть. Металлическая сетка по краям лаза для удобства была отогнута в стороны.

«Нехороший, нехороший! Хитрый пес», – впервые, пусть даже не вслух, выругал человека Барди.

Времени на размышление не было, обдирая бока, он протиснулся за территорию поселка. Чуткий нос опять подсказал ему, что парень проделал то же самое уже пару минут назад. К остановке автобуса Барди рванулся галопом. Эх, был бы он полегче, как Игр, у которого мама афганская борзая, но, увы, предки Барда не были гончими собаками. Да и все равно вряд ли бы он успел. Подбегая к остановке, Барди увидел, как быстро, наращивая скорость, удаляется автобус. Хоть это и не самый быстрый наземный транспорт, но все же никакая собака его не догонит. Даже стремительный Игр мог соперничать с автобусом секунд десять после отправления, не больше.

«Нехороший, нехороший», – вывалил Барди язык, остановившись на остановке. Здесь же обрывались следы обманувшего его человека. Тоскующим взглядом Барди посмотрел на опустевшую уже дорогу – только дрожащее марево, даже облачка пыли не осталось над ровной, безжизненно твердой полосой покрытия. Его счастье, работа, призвание, определенность будущего – все исчезло вдали за считанные секунды. Остались лишь горечь обиды, неведомая отныне судьба и бессловесность.