Текст книги "Записки морфа"

Автор книги: Александр Сапегин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 25 страниц)

– Ой, прости, прости, тебе больно?

Больно ли мне? У-у-у-е-е!

– Жить буду, – откашлявшись и утерев слёзы, сказал я.

– Прости, я не хотела, – повторила сестра, развалившись на ковре рядом со мной. – Зачем ты это сделал? – меланхолично спросила Саша. Перегорела…

– За всё хорошее, давно мечтал тебя подколоть, грех было упускать возможность.

– Гад ты!

– И не говори! – я повернулся к сестре и расхохотался, спустя мгновение нас хохотало двое.

– Ты чего ему наговорил?

– Думаешь, я помню? Гнал пургу, ресничками хлопал, да плечиками время от времени поводил. Твой хахаль, как глаз в вырез футболки уронил, так и не смог вытащить.

– Угум, – буркнула Саша. – То-то он мне намекал, что тот размер ему понравился больше, я сначала понять не могла, о каком размере идёт речь… Козёл! – резюмировала она. – Спасибо, что открыл мне глаза.

– Обращайся.

– Из тебя получилась настоящая стерва.

– Я бы с удовольствием остался стервецом.

– Ничего, придумаем что-нибудь!

– Хотелось бы.

– Не раскисай, – Сашка перевернулась на живот и приподнялась на локтях. – Тем более тебе надо включать мозги и срочно искать выход, иначе не знаю, что и делать.

– В каком смысле?

– Во время разговора ребята видели твою голографию, а Дэн, как настоящий друг, поделился с ними впечатлениями и описал фигуру…, теперь, когда я ему дала от ворот поворот, он будет подбивать клинья к нашей троюродной сестре, а кто у нас троюродная сестра?

– Умеешь ты поднять настроение. Ухажёров мне как раз для полного счастья не хватало!

– Обращайся!

– Ладно. Посмеялись, хватит, – Саша подобрала с полу бумажный клочок и попыталась разобрать написанное.

– Вижу, времени ты даром не терял, что надумал?

– Ничего, сплошная лажа. Единственное, что ложится в общий знаменатель, это то, что я изменился во сне.

– Согласна, тогда мы, как ты говоришь, должны плясать от знаменателя, тебе что-нибудь снилось?

– Не помню, наверное…

– Вспоминай! – рявкнула Санька. – Может, тебе снилась я?

– Может, – я подскочил на месте. – Станция тебе на голову!

Что получается, ночью мне снилась Сашка, вспомнил я сновидение. Тп-ру, мне снилось, будто я превратился в сестру… Х-м, нашёлся корень зла. "Ай, да Пушкин! Ай да сукин сын!". Так просто – чик, ты больше не мужик.

– Мне снилось, будто я превратился в тебя и пытаю шокером себя.

– Мальчик, у тебя больная фантазия!

– От тебя заразился, чья бы корова мычала!

– Ладно-ладно, – сестра примирительно замахала руками, – туше! Если тебе приснилось, что ты – это я, то теперь надо, чтобы приснилось обратное или представь себя в себе.

– Проще представить себя не в себе, мне наш разговор напоминает "Алису в стране чудес". Всё чудесатее и чудесатее. В чьём я уме? Сам себя найду в пучине, если часом затону…

– Лично я не вижу другого выхода, попробуй.

– Попробую, – я посмотрел на руки и вспомнил металлический блеск ногтей. Вместе с воспоминаниями о ногтях, в памяти всплыли ощущения, которые я испытывал во время их обратной трансформации.

Поймав настрой, я стал усиленно думать о себе, каким был вчера вечером, но может с некоторыми купюрами в части мышечного рельефа. Думал так, что мозги вставали накребень и пытались вылезти из ушей. По телу побежали мурашки, неимоверно заныли кости и зубы, позвоночник и голову прострелила острая боль, рядом сдавленно пискнула Саша. Не знаю, сколько времени прошло от "прострела", но, похоже, он заставил меня вырубиться. Очнувшись, я столкнулся взглядами с сестрой:

– Привет, братец! С возвращением!

Записка четвёртая
Демоны и охотники

Неделя. Семь суток. Сто шестьдесят восемь часов. Десять тысяч восемьдесят минут, секунды я не считал. Семь дней прошло с момента первого преобразования…, семь дней…. Много это или мало? Философский вопрос на который невозможно дать однозначный ответ. С той же позиции можно рассматривать ситуацию со стаканом, наполовину заполненным водой. Кто-то скажет, что стакан наполовину полон, другой ответит, что представленная вниманию ёмкость наполовину пуста, а третий мыкнет и выскажется, что стаканчик можно было выбрать побольше, и каждый, со своей точки зрения, будет прав. Я отвечу, что обозначенный рубеж в семь суток – это много и мало одновременно.

Семи дней хватило, чтобы окончательно определиться в природе настигших меня изменений и взглянуть на мир с позиции не человека, не чебада, не йома, не…, на последнем "не" случился затык. Мозги отказывают причислять мою бренную тушку к какому-либо виду тварей. "Не", а вот чего я теперь из себя представляю, ответить несколько затруднительно. Метаморф с широким спектром поливариантных функций мягких тканей организма, плюсуем к ним возможность и способность почти мгновенно менять костяк и получаем меня любимого. М-да-а, ни мальчишку, ни девчушку, а неведомую зверушку.

Неделя. Семь суток. Сто шестьдесят восемь часов. Десять тысяч восемьдесят минут – этого времени совершенно недостаточно, чтобы определить новые жизненные координаты в изменившемся мире и мировосприятии. За эти дни пришло понимание – я другой, но не пришло примирение с состоявшимся событием. Разум упорно отказывается принимать сбрендившую действительность. Как теперь жить? Как жить, спрашивается? Тяжело примириться с собой новым, безумно тяжко осознавать, что "подарок" Станции навсегда вошёл в мою тихую, размеренную и распланированную на десять лет вперёд жизнь. Тяжело, но не невозможно.

Неделя. Семь суток. Сто шестьдесят восемь часов. Десять тысяч восемьдесят минут я познаю себя и благодарю сестру, за то, что Саша не оставила младшего брата с океаном проблем и ежедневно, ежечасно поддерживала, не давала скатиться в пучину стресса и отчаяния, была рядом и постоянно давала "пенделей", чтобы полиморфный индивид не хандрил. И я держался, стараясь с юмором воспринимать очередной выверт свихнувшегося организма. Да-да, способность к полиморфическим изменениям была не единственной, долбанувшей "битой по голове". На второй день я на собственной, порядком потрепанной, шкуре ощутил, что чувствуют собаки. Тихо-тихо, я не превратился в дворнягу или какого другого породистого пса, хотя подозреваю, что при достаточном желании проделаю подобный трюк с лёгкостью, просто меня настигло понимание, как тяжело бедным животным переносить наполненный людьми город и мириады источаемых людьми и продуктами цивилизации запахов. Никогда не думал, что каждая вещь может быть окрашена во множество различных полутонов. Моя гавайка пахла не только мною, она отдавала кисло-сладким духом стирального порошка и кондиционера, легонько ласкала запахом маминых рук и возбуждала не отстиравшимся запахом секса и туманным ароматом Шварцкопф. С высоты нового восприятия мира видна слепота простых людей, я до случившегося со мной не представлял, что мир ярко раскрашен миллионами цветов, состоящих из запахов. Тяжёлый дурман нагретого асфальта, убивающая вонь выхлопных газов и нечищеных зубов, ласковая волна зелени и томная струя прошлогодней листвы и прелости, чистый, солнечный цвет запаха леса и горной реки. Давящий запах пота и труда, возвращающегося со смены рабочего и манящие ароматы хихикающих девиц, они особенно ярки и окрашены в возбуждающий розовый и красный цвет. Девушки пахнут жизнью и м-м-м, самками. Некоторые сильнее или слабея, но бегая вечерами по дорожкам парка, я каждый раз окунался в тянущиеся за представительницами прекрасной половины человечества шлейфы запахов. Ловя носом волны феромонов, я зрительно представляя себе обладательниц особо приятных и возбуждающих следов и часто представления оказывались близки к мысленным реконструкциям, ещё раз документально подтверждая мои сексуальные предпочтения. Сейчас я без осмотра могу сказать – здоров человек или нет, один и тот же человек может пахнуть по-разному. Здоровый пахнет кедром и дубом, больной – старыми грибами. Станция, изменив меня, показала, что мир гораздо больше и разнообразней, чем он представлялся раньше. Всё было бы нормально, если бы я не улавливал запахи не только носом, но и языком, и всей поверхностью кожи…

За неделю я прошёл некую эволюционную стадию от одноклеточного, до сложного организма. Кроме запахов, пришлось столкнуться с "игрой" зрения и слуха. Чертовски неприятно, когда стоя за пять метров от сестры ты начинаешь слышать удары её сердца и тихое бульканье в желудке или внезапно твои глаза застилает режущая боль, а в следующий момент мир погружается в красные тона, и ты превращаешься в тепловизор на двух ножках. Со семи казусами приходилось как-то справляться, находить пути решения для снятия проблемы и загрубления народившихся способностей. Иногда у меня нет-нет да мелькали мысли бросить всё к чёрту и податься в какой-нибудь институт… Если бы всё было так просто и легко и визит к учёным мог бы вернуть мироздание на круги своя, но разум и интуиция подсказывали, что потакание временным слабостям ничем не помогут. Учёные бессильны перед проявлениями инопланетного вмешательства, "хворь" настигла меня всерьёз и надолго – навсегда! Посему пессимистический писк давился на корню, и я учился жить по-новому.

Учёба занимала по четыре-пять часов в день, суровая контролёрша, которую я ловко нагрел с Уваровым, не давала мне спуску. В отместку я поднимал это блондинистое чудо с мозгами брюнетки ни свет, ни заря. Саша на выходных и каникулах любила понежиться в постели, но моё надзорное око пресекало всякие поползновения к сибаритству. Так и мы и жили, по-доброму гадя друг другу, что вносило некий колорит в нашу далеко неспокойную жизнь.

*****

– Давай ещё, я не включила секундомер!

Я раздражённо рыкнул, но послушно изменил лицо в "исходное" состояние. Сашка выбрала новое изображение и включила голографический ряд.

– Третий слева. Время пошло! – наманикюреный пальчик коснулся виртуальной кнопки запуска секундомера.

Я прошёлся взглядом по фэйсу "морлоковской" модели из рекламы чего-то там и привычно расслабился, представляя, как лицо меняется на морду голографического красавчика. Неприятно заныли зубы и зачесался нос, за ушами затрещало, хрустнули челюстные замки, в глаза будто перцу насыпали, а в рот, тьфу, гадость, словно кошка нагадила. Неприятные ощущения нахлынули волной и откатились, забирая с собой боль, зуд и раздражение, сигнализируя, что преображение завершилось.

– Готово!

– Стоп, – умная электроника среагировала на голосовую команду, секундомер перестал накручивать тысячные и сотые. – Тринадцать с половиной секунд. Кр-р-расавец, растёшь, мальчиша! – поцокала языком сестра. – Давай полное. Хочу брюнетика из второго ряда.

– Губа не дура…

– Что ты сказал? – Сашка картинно приподняла левую бровку. – Я не расслышала. Давай работай!

Я улыбнулся, разглядывая "страшную" в гневе сестрёнку и щёлкнул пальцами. Компьютер запустил отсчёт времени, а я ощутил себя куском пластилина, который плавится в горячих руках мастера. Трещали и хрустели кости, бугрилась и меняла цвет кожа, темнели волосы. С первого, знакового или знаменательного перевоплощения прошла неделя. С той поры утекло столько воды, что хватило бы наполнить чашу размером с Тихий океан, меня больше не преследовали шоковые болевые ощущения и потери сознания, возможно, сказывались ежедневные тренировки, интенсивность которых несколько упала после приезда родителей…

– Готово!

– Сорок семь секунд. Полный отпад, поздравляю, братец, ты преодолел минутный рубеж!

– Хватит, шабаш на сегодня, – на меня накатили усталость и аппетит. Что ни говори, перевоплощения отнимали море энергии.

– Я сварила борщ, иди, подкрепись, – сказала сестра, – не забудь про папу и маму, они с работы тоже голодные придут, – напомнила она. Я кивнул, показав, что предупреждение не будет излишним.

Мда, это я мог – сожрать кастрюлю борща и не поморщиться, спутником новых способностей стала яма желудка. Не то, чтобы есть хотелось постоянно, но стоило пару раз сменить облик, как голод начинал рвать стенки желудка, а тот в исступлении накидывался на позвоночник и плотоядно его облизывал. С монетным голодом справляться было сложнее, но и здесь нашёлся приемлемый выход – один из набегов на аптечные пункты закончился закупкой партии ферросодержащих препаратов и нескольких упаковок различных витаминов, вместо кальция я пользовал мел. Многое приходилось жрать через усиленное "не могу, но надо", сваренный различными способами борщ по разному влиял на обострившееся обоняние. К примеру, от борщеца с сальными шкварками хотелось проветрить рот и блевануть, до того запах и вкус некогда любимого блюда был неприятен, зато сырая курятина обладала божественным ароматом. Как тут не вздёрнуться? Сестра реагировала на мои гастрономические выкрутасы спокойно, ничем не выдавая, что её как-то беспокоят очередные закидоны брата.

На следующий день после изображения мною её увеличенной копии, она вернула арендованную у знакомых медицинскую аппаратуру, держать её у себя становилось опасно. У людей могли возникнуть вопросы, на которые у нас могло не найтись ответов, мы и так достаточно засветились с "троюродной сестрой". Те, кто знал о нашей семье не понаслышке, очень бы удивились незарегистрированной ни в одних анналах родственницей. Тем же вечером "Алекса" якобы убыла в сторону аэропорта и исчезла в неизвестном направлении. Иметь в отцах большого начальника с одной стороны хорошо, с другой не совсем – внимание компетентных органов к семьям "государевых" людей всегда было более пристальным, чем к простым смертным. Возможно, наши коммы не прослушиваются, но чёрт его знает…. В аптеках мы рассчитывались наличными эргами. Бережёного, как известно, Бог бережёт, карточку отследить проще простого, а наличность труднее, записи камер слежения в аптеках обычно хранятся не больше трёх суток, потом стираются – это при условии, что ничего не произошло. Когда мы проводили эксперименты, то отключали у коммов и компьютера функции вызова и видеозаписи, плотно зашторивали окно в гостинной и надеялись на отсутствие прослушки. Короче, паранойя у младшего поколения Беровых прогрессировала ужасающими темпами, совсем не мешая духу познания изучать новый вид метаморфа, коим является ваш покорный слуга.

Следует добавить, что женский облик, несмотря на просьбы блондинистой "занозы", я больше не принимал. Вечером "знакового" дня мы долго не могли заснуть и сидели в гостиной, набрасывая дальнейшие планы. Утро следующего дня началось с перелопачивания различной литературы, касающейся йома и чебадов, выложенной в свободном доступе в сети. Работа в четыре руки быстро принесла результаты, за пару часов было нарыто несколько интересных, неизученных ранее, методик, которыми пользовались маститые специалисты, тренируя начинающих чебадов. Я человек не гордый, до чужого добра не жадный, но знания и информацию, если они плохо лежат, обязательно конфискую. Саша предложила оценить труд инструкторов, я очень удивился лёгкости изменений, произошедших с руками. Дальше – больше, маленькими шажками я пробовал изменить форму носа, губ, ушей, добавить блеск глазам, удлинить волосы и нарастить мускулатуру. Всё давалось легко, никаких умопомрачений и потуг, какие бывают во время сидения на унитазе с жестоким запором не было и в помине. Морда лица изменялась влёт, словно бабка пошептала. Не знаю, какая у меня теперь активность мозга, но в голове все проделанные упражнения откладывались с первого раза, врезаясь в память навечно. Чёрт побери, хоть какой-то приятный бонус от инопланетян! Саша также отметила новоприобретённую особенность и стала усложнять задания.

По молчаливому согласию за рамками экспериментов остались животные формы, что-то не охота мне ощутить себя дворовым псом…, с сестры станется нацепить на меня ошейник и вывести на поводке на улицу, юмористка она ещё та.

Навернув борщ, я поблагодарил повариху и налил нам чаю. Саша обхватила руками кружку, словно у неё озябли пальцы и о чём-то задумалась. Я добавил себе кипятку и, периодически отхлёбывая ароматный напиток, уставился в окно, за прозрачными стёклопакетами которого виднелись желтеющие макушки тополей. До окончания августа осталось три дня, но осень не стала дожидаться своей очереди и достала мольберт, водя кисточкой с жёлтой и красной краской по зелени лесов и парков.

– У нас остался день, – нарушила Саша такое уютное молчание. – послезавтра выезжаем до универа.

– Не переживай, всё будет тип-топ, – ляпнул я на фразу сестры.

– Хотелось бы, – философски протянула она в ответ, – меня беспокоит твоё нестабильное состояние. Только не перебивай, м-м, в части контроля тобою облика претензий нет, но мне не дают покою твои неконтролируемые изменения глаз. Если кто-нибудь увидит у тебя вертикальный зрачок или, не дай Бог, чёрный белок, то недолго до звонка "охотникам", а они ребята грубые, не привыкли миндальничать и действуют на поражение, хотя их можно понять – работа по ловле йома кого угодно превратит в параноика.

– Предлагаешь сказать родителям, что я не просто чебад?

– Не знаю, тут надо думать.

*****

– Как? Покажи! – отец сощурил глаза.

– Пожалуйста, – выдохнул я, посылая самому себе мысленный приказ. Мышцы лица задёргались, привычно заныли зубы, по коже повеяло холодком.

Глядя на меня, мама некультурно открыла рот и пролила на стол кофе. Ещё бы, не каждый день можно увидеть подобное представление, сейчас перед ней сидело два абсолютно идентичных человека. Два Николая Беровых. Не замечая коричневой лужи, она поставила локти прямо в кофейное море. Я улыбнулся, подмигнул Сашке и сменил облик, теперь на маму глядела её точная копия.

– Хватит, – как-то тихо, голосом, не предвещающим ничего хорошего, сказал отец. Он вскочил из-за стола, заложил руки за спину и принялся широкими шагам мерить кухню по диагонали. На его лбу собрались жёсткие складки, отражая тяжёлые думы. Мать и Сашка молча следили за нервничающим главой семьи, их глаза, словно привязанные ниточками повторяли все его эволюции. – Так, Алексей! – широкая ладонь хлопнула по столешнице, – Ты должен понимать, что такое долг, у меня нет другого выбора, как пригласить к нам учёных и передать тебя…

С каждым словом голос отца становился тише, вскоре он сорвался на змеиное шипение, а я замер в ступоре и беспомощно хлопал глазами. Мама и Сашка согласно кивали, одобряя решение главы семейства. Как же так, как они могут? Я не йома! По спине поползли колючие мурашки, а горло перехватило от недостатка воздуха. Предательство родных выбило меня из колеи. Не для того я доверял родителям тайну, чтобы меня упекли в закрытый научный центр.

– Собирайся, – рявкнул отец, доставая из кармана брюк персональный комм.

– НЕТ! – выпрыгивая из-за стола, крикнул я… и проснулся.

Пытаясь успокоить бешено колотящееся в районе кадыка сердце, я несколько раз глубоко вдохнул, огляделся вокруг и рухнул на мокрую от пота кровать. Чёрт побери, приснится же такое…. Утерев пододеяльником испарину на лбу, я уставился в изученный до последней трещинки потолок общаговской комнаты. Чёрт, чёрт, надо что-то делать! Сорвав с кровати пропахшее потом постельное бельё и захватив полотенце, я вышел в секцию, загрузил тряпки в стиральную машинку, а сам влез под ледяной душ. Обжигающе холодные струи быстро прогнали ночной морок и заставили голову работать в нужном направлении, хотя невесёлые мысли по-прежнему продолжали водить хороводы в голове и не думали останавливаться.

Неделю назад мы покинули отчий дом, устремившись навстречу знаниям и граниту науки. Несмотря на твёрдо принятое решение посвятить старшее поколение в тайну потомков, поговорить с родителями не получилось. Сашка и я долго совещались, обсуждая, как преподнести отцу и маме настигшую их отпрыска коллизию, но все наши планы и потуги пропали втуне. Стрелки часов медленно подползали к девяти вечера, когда щёлкнув замком, отворилась дверь и в квартиру забежала запыхавшаяся мама.

– Привет, а где папа? – спросила Саша.

Мама отмахнулась от сестры и, не снимая уличной обуви, прошла в родительскую спальню.

– Привет, ма, отец скоро будет? – дублируя проигнорированную Сашку, подал голос я.

Через пару минут, неся в руках два походных чемоданчика в которых заранее были сложены запасные комплекты одежды и мыльно-рыльные принадлежности, мама вышла в прихожую.

– Так, сын, Саша, отца и меня вызвали в Москву. На учёбу поедете сами, не маленькие. Деньги можете снять с моей карточки. Квартиру поставите на охрану. Газ, свет, воду, ессно, выключить и перекрыть. Что ещё? – на мгновение задумалась мама.

– Ещё скажи причины спешки и за каким лядом вас пригласили в первопрестольную? – сказал я. – И когда приедете, у меня к вам есть серьёзный разговор.

– Самолёт вылетает через сорок пять минут, папа с совещания сразу поедет в аэропорт.

– Ясно, – Саша подпёрла спиной дверной косяк. – А причины?

– Панкратова сняли с должности (я присвистнул), на его место назначают папу, – мы с Сашкой быстро переглянулись. – Ваш отец едет получать полномочия губернатора. Как-то так.

– Плохо, – расстроился я. – Мам…

– Что?

– Пообещай мне, что прилетев из Москвы, вы с отцом заедите к нам в универ. Уговори отца. Обещай!

– Сын, у отца не будет времени заниматься всякой ерундой.

– Это не ерунда! – взвился я, – Как бы то, о чём я хочу вам поведать, было не важней губернаторского кресла!

– Та-ак, – закрыв блеск для губ, мама отвернулась от зеркала и впилась в меня взглядом. Глядя на наши серьёзные лица, она поняла, что дети не шутят. – Сейчас всё равно ничего не получится, а возвратимся мы не раньше вторника. По комму поговорить нельзя?

– Поверь, мам – это не телефонный разговор! – вклинилась сестра. – Совсем не телефонный.

– Хорошо, я поговорю с отцом. Ладно, мне пора, самолёт ждать не будет, – чмокнув нас в щёчки, она выскочила в подъезд, передав чемоданы одному из "референтов", ожидавших на лестничной площадке.

– Ты обещала! – крикнул я вдогонку, но захлопнувшиеся двери лифта отрезали ответную реплику.

– Птица обломинго, – сплюнул я, притворяя входную дверь.

– Может, оно и лучшему…, – глубокомысленно заметила сестра.

– Не думаю, я слишком быстро меняюсь, как бы ни было поздно.

– Будем надеяться, что за неделю ничего не случится, – Саша, обняв меня, ткнулась лбом в правое плечо. – Не бойся, я с тобой!

– Спасибо…

После неудавшегося разговора я много раз ловил себя на неуверенности – а правильно ли я делаю, решив довериться родителям? Грызло меня смутное беспокойство, думаю, о скребущих кошках не стоит упоминать? Всё же папа примеряет пятую точку к губернаторскому креслу, следует учитывать нехилый набор требований к хозяину седалища, которые предъявляются в комплекте с предметом мягкой мебели. Помимо прочего, губернатор фигура публичная и сын, ставший не-пойми-что-и-чёрт-его-знает-с-хвостиком, чёрным пятном ляжет на белую репутацию первого лица губернии. Как ни крути, губернатор постоянно находится в перекрестье общественного и политического внимания. С другой стороны будет неправильно, если отец узнает обо мне из других источников, а то, что он узнает, не оставляло никакого сомнения. Ни я, ни Сашка не тешили себя иллюзиями – сколько верёвочке ни виться, конец найдётся. Мы не были гениями маскировки и нелегальной работы, актёры из нас также аховые, так что раскрытие моей ненормальности было только вопросом времени, работавшего против нас. Думай не думай – куда ни кинь, всюду клин. Плохо было то, что неделя пролетела, а отец ни разу не соизволил поинтересоваться состоянием и проблемами родных чад, его комм был постоянно занят или выкидывал сообщения, что хозяин на совещании. Ежу понятно – дел в подчинённом хозяйстве невпроворот, тут и месяца не хватит, чтобы принять их все, но родному чаду можно уделить пару минут! Ладно папа, но и мама туда же – вечно в делах и разъездах, вечно ей некогда. Создаётся впечатление, что она забыла о просьбе сына. Печально.

Отключив воду и насухо растершись, я перемотал талию полотенцем и вернулся в комнату. Светящиеся голографические часы показывали без трёх минут семь. Сначала я подивился тишине в общаге, а потом вспомнил о том, что часть преподавателей забрали на военную переподготовку, вследствие чего две сентябрьские декады по субботам мы не учимся. Не было бы счастья, да несчастье помогло. Народ просто отсыпался, ничего, скоро профессура вернётся после армейской вздрючки и займётся моральным сексом с неокрепшими умами студентов. А пока лафа, тишь и благодать. Лепота! Глядя на часы, я подумал о родителях, решение позвонить маме созрело само собой. Хотелось надеяться, что в субботу груз государевых задач и проблем не столь тяжек и мне смогут уделить десять минут времени.

Мама ответила сразу. Мда, надежда на то, что мне, наконец, повезёт, не оправдалась. Мама была на работе, слава Богу, на этот раз она находилась в своём кабинете. Видок у неё был ещё тот – краше в гроб кладут. Заезженная лошадь рядом с уставшей женщиной смотрелась бы застоявшимся арабским жеребцом.

– Привет, ма!

Мама устало откинулась на спинку кресла и потёрла виски, видимо до дома она не могла добраться со вчерашнего дня и проработала всю ночь. Таким макаром она себя в могилу раньше времени сведёт! Куда смотрит отец?

– Здравствуй, Лёша, – в покрасневших глазах промелькнул проблеск вины. – Мы не сможем приехать к тебе, папа опять улетел в Москву, а я…, сам видишь.

– Понятно, жаль, – тихо скрипнула дверь, по полу прошелестел лёгкий сквозняк, принёсший с собой запах духов сестры, через пару секунд Саша нарисовалась за моей спиной. – Мам, я не в бирюльки играю, поверь, разговор будет серьёзней некуда. Скажи, когда отец планирует вернуться?

– Здравствуй, доча, – мама вяло махнула рукой. – В понедельник, на одиннадцать часов утра у него запланировано совещание с главами районов.

– Хорошо, если гора не идёт к Магомету, то он пойдёт к горе. Я приеду сам, прошу вас уделить мне тридцать минут на разговор без свидетелей.

– Я не разрешаю тебе пропускать занятия!

– Плевать! Слышишь, мама – плевать!

– Мам, – Сашкины пальчики сжали мои плечи, успокойся мол. – Лёша не просит ничего необычного, а дело действительно не терпит отлагательств. Вы должны выслушать его, неужели это так трудно?

– Хорошо, я предупрежу папу, – сдалась мама. – После четырнадцати часов у него будет сорокаминутное "окно". Мы будем ждать, – сказала она и нажала кнопку отбоя.

– Дожили, к родному отцу на приём по записи, – я саданул кулаком по столешнице и тут же пожалел об этом. Кракнув, стол разлетелся на несколько кусков.

– В моей комнате ты будешь стоять по стойке смирно, – ухмыльнулась Саша, – ручки по швам, ножки вместе и не дыша, мне моя мебель дорога, хотя бы как память о студенческих годах.

– Умер Трофим, ну и хрен с ним. Куплю сегодня новый, – выудив из-под деревянных обломков коробочку компьютера и придирчиво осматривая его на целостность, ответил я. Создание Сколковского завода микропроцессорной техники не пострадало, и то ладно. О столе я уже не думал, злость моментально испарилась, с другой стороны это не есть гуд. Резкие перепады настроения – это тревожный симптом, как бы не учудить чего-нибудь, о чём я потом очень пожалею. Сестра моментально подметила смену настроения младшего брата и решила развеять обстановку:

– Развеяться тебе надо, братец.

– С чего бы такая забота о моём душевном здоровье? – вопрос сопровождала вздёрнутая вверх левая бровь.

– Звереешь ты, Лёша. Напрягаешься…

– Предлагаешь расслабиться?

– Если ты не против.

– Хм-м, хм-м, – я почесал маковку и гаденько осклабился. Сашка срисовала мою улыбочку и притворно строго вздохнула, впрочем, её прозрачный намёк, как морская волна бессильно разбился о гранитную стену прибрежного утёса. – Какие будут предложения?

– Сегодня вечером в студенческом клубе дискотека в честь нового учебного года.

– Просто замечательно…

– С тобой всё ясно, – сестра плюхнулась на матрас.

– Чего со мной не так и что ты имеешь ввиду, когда говоришь о ясности моей персоны и её намерениях? – я достал из шкафа чистый комплект постельного белья и кинул его рядом с Сашкой.

– Шварцкопф, – односложно ответила сестра.

– О, да! Ты как всегда права. Снимаю шляпу, – я изобразил шутовской поклон. – Только не загордись, а то я тоже могу назвать одну фамилию…

– Ладно-ладно, попридержи язык, не забывай, тебе ещё мусор на помойку вытаскивать и за новым столом в мебельный магазин топать. Работы на весь день хватит.

Я согнал Сашку с кровати и принялся застилать новую простынь, сестра не долго думая полезла проверять кастрюли и холодильник, вскоре до меня донёсся пшикающий звук, ага, голодающая с Поволжья добралась до банок с газированным соком.

– Ты чего припёрлась ни свет ни заря? – задал я мучивший меня вопрос.

– Я с утра есть хочу, – честно призналась ранняя пташка, – а в моём холодильнике мышь повесилась. Зная твою прижимистость и хозяйскую жилку, решила тебя немного раскулачить.

– Иди отсюда, экспроприаторша, – погнал я из комнаты наглую особу.

– Один момент. Йогурт и творог тебе ни к чему, придётся изъять в фонд папуасов Антарктического океана, гм-м, яблочный сок тоже, – и пока я не перешёл от слов к действиям и не погнал её половой тряпкой, Сашка захлопнула дверцу холодильника, подхватила слямзенные балабасы и быстро ретировалась. – Дискотека начинается в девять, припудри к половине девятого носик, я за тобой зайду! – донеслось из коридора.

– Коз-за, – беззлобно выругался я, глядя на разломанный письменный стол.

*****

– Готов? – показывая образец пунктуальности, ровно в половине девятого, Сашка нарисовалась в моей комнате.

Сестра видимо долго приглаживала пёрышки, так как блистала безукоризненным макияжем и пахла дорогим женским парфюмом. Я чуть приоткрыл рот, чтобы не так сильно шибало в нос, как-никак моё обоняние нынче составляло конкуренцию нюху служебно-розыскных собак, то запах духов не производил на меня должного эффекта, скорее наоборот.

– Готов! – Смахнув с шёлковой сорочки невидимую пылинку, я прицепил к брючному ремню шокер и проверил, как держатся на голени ножны с широким ножом. Брать на танцульки огнестрел смысла не было. Вокруг клуба и в самом здании постоянно дежурило несколько нарядов милиции с полным набором вооружения. Милиция всегда обеспечивала безопасность в местах массового скопления людей, так что проблема йома, если таковая возникнет, решится моментально. По крайней мере, я на это очень надеялся.

Выйдя из общаги, я сделал ручку крендельком, сестрица моментально уцепилась за предложенный "бублик", позволив сопроводить себя до места запланированного вечернего отдохновения. Когда до точки рандеву оставалось около двухсот метров, возле нашей парочки резко остановился тонированный микроавтобус.