Текст книги "Шурик - Повелитель травы"
Автор книги: Александр Клыгин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 28 страниц)
Дядя Сэм взмахнул рукой – и перед Шуриком возникла голограмма. У обкуренного мага отвисла челюсть. Это была она… Нет никаких сомнений, это была она. Ее призрак Шурик видел в своих самых радужных снах. Ее лицо он тщательно пытался вспомнить, просматривая тысячи фотографий на разных сайтах сети. Воспоминание о ней шевельнулось в душе Шурика, когда он увидел Самиру в офисе сэра Эльдорадо.
Шурик глядел на трехмерный образ девушки, пока слезы не покатились по его щекам. Он быстро моргнул, опасаясь, что если закроет глаза, она навсегда исчезнет из виду и сотрутся из памяти даже воспоминания о ней.
Он знал ее много жизней подряд… Они вместе встречали рассвет у египетских пирамид. Вместе гуляли по лестницам Мачу-Пикчу – в те времена, когда эти древние развалины были самым прекрасным городом на свете. Однажды они нашли друг друга в буддийском храме Ангкора [9]9
Государство в Юго-Восточной Азии, существовавшее в 7-14 веках н. э. на территории современной Камбоджи.
[Закрыть]– теперь уже мало кто помнит, что где-то когда-то была такая страна. Как-то раз они удостоились чести побывать на одной из вечеринок Людовика Четырнадцатого в Версале. И тогда, последний раз… все собрались в доме Альфреда в Лос-Анджелесе, Фрэнк Синатра пел для звезд Голливуда…
Так близко и так далеко. Маленькое кафе в Праге, черные стульчики с изящными спинками. Белые домики испанской деревни, как куски сахара в желтой долине под палящим Солнцем. Парижские улочки, каналы и гондолы в Венеции… Великолепие Тадж-Махала в Индии. Неприличная для европейцев роскошь дворцов древней Аравии… И та горная деревня где-то на Кавказе, что Шурик недавно видел во сне. Наконец, он вспомнил, почему та горная деревня была так мила его сердцу…
– Вижу, ты узнал ее, – голос Сэма вклинился в сознание Шурика, будто огромный фонтан жидкого дерьма прорвался в роскошный дворец.
Шурик почувствовал то же самое, что чувствовал разве что Зимний Дворец в Питере в 1917 году, когда в его комнаты ворвались пьяные и озлобленные пролетарии, круша на своем пути статуи, затаптывая роскошные ковры грязными сапогами – и все в таком духе… По крайней мере, если бы Зимний Дворец умел говорить, он рассказал бы много страшных историй.
– Заткнись! – прорычал Шурик.
Это было невыносимо – знать, что дяде Сэму известно о ее существовании. Было невероятно противно от того, что она и дядя Сэм вообще существуют в одном мире. Шурик предпочел бы тысячу лет воевать с дядей Сэмом и тысячу раз проиграть, лишь бы Сэм никогда не узнал о ней.
– Ну-ну, – елейным голосом пропел дядя Сэм, наслаждавшийся мучениями Шурика. – Не забудь, это я показал ее тебе. И стоит мне пожелать, как этот образ растворится.
– НЕТ! – выкрикнул Шурик.
– Вижу, ты заинтересован, – улыбнулся Сэм. – Но мне придется спрятать ее образ, чтобы мы могли продолжать нашу беседу.
Сэм взмахнул рукой – и голограмма исчезла.
Шурик чувствовал себя так, будто ему насрали в душу. И не просто насрали (к этому он уже привык с самого раннего детства), а проникли в самый потаенный уголок души, спрятанный от всех и даже от самого себя, – и наложили туда так много дерьма, что оно вырвалось оттуда, забрызгало изнутри всю душу и потекло изо всех чакр, прорываясь наружу.
Шурик понял, что Квазиморда чувствует каждый день, двадцать четыре часа в сутки. Нашему герою доводилось слышать красивые теории о том, что в будущем, когда все люди станут телепатами, ни у кого не будет секретов друг от друга. В теории очень красиво. Но если на практике это будет так, то лучше никогда не жить в подобном будущем.
Обкуренный маг попытался испепелить Сэма ненавидящим взглядом – и понял, что это бесполезно. Не было смысла…
Не было смысла пронзать его взглядом, не было смысла бросать ему вызов и сражаться с ним. Потому что Сэм уже победил…
Дядя Сэм победил. Ситуация была выстроена так, что дядя Сэм победил изначально – уже до рождения Шурика. И сохранит за собой эту победу даже после смерти обкуренного мага.
Сражаться с Сэмом – все равно, что плевать против ветра. Все равно, что пытаться остановить цунами волнорезом. Все равно, что разгонять облака мухобойкой. Все хитроумные магические построения и ритуалы, совершенные Шуриком, способны навредить Сэму не больше, чем комариный укус.
Все тщетно. Все бесполезно. Все равно, что пытаться оторваться от земли и взлететь без крыльев, без двигателя внутреннего сгорания и без хорошей дозы драггса. Все равно, что попытаться поспорить с законами Ньютона. То есть, попытаться-то конечно, можно. А смысл?
Шурик поднял глаза и взглянул на дядю Сэма. Вместо ненавидящего взгляда у него получился обреченный. Должно быть, так самоубийца смотрит на приближающуюся электричку. Возможно, так арабские камикадзе смотрели из кабины самолета на приближающийся ВТЦ 11 сентября 2001 года. Может быть, жители Хиросимы так смотрели бы на падающую атомную бомбу, если бы знали, что это атомная бомба.
– Ну вот, теперь ты будешь меня слушать, – проворковал дядя Сэм, расплывшись в улыбке. – Теперь нам есть, о чем торговаться. Итак, ты узнал ее. Ты искал ее всю сознательную жизнь – и ничего не нашел. А я нашел! Я знаю, где она. И никто, кроме меня, этого не знает. Ты прав, Шурик, ты можешь победить меня и получить все. Все, кроме нее. Потому что, если по какому-то случайному совпадению ты сможешь меня убить – ты никогда не найдешь ее. Я хорошо ее спрятал. Думаю, ты в этом не сомневаешься, зная, на что я способен. Ну, прямо Шурик и кавказская пленница!
– Она жива? – тихо спросил Шурик.
– А сам как думаешь? – усмехнулся Сэм. – Конечно, жива – до тех пор, пока мне это выгодно. Она марионетка. Я управляю ей. Захочу – и она выйдет замуж за какого-нибудь урода. И этим испортит себе жизнь. Захочу – она умрет. А захочу – и она достанется тебе. В награду за то, что ты станешь моим учеником и перейдешь на мою сторону.
Шурик отчаянно зарычал желудочным звуком.
– Подумай, – продолжал Сэм. – От нашей сделки ты выиграешь. Ты получишь все. Если же откажешься – проиграешь. Ты все потеряешь. Вот за этим я и вызвал тебя сюда – чтобы донести до твоего сведения всю эту немаловажную информацию. Ну что, Шурик, делай выбор. А чтобы ты не забыл, что на кону – смотри!
Сэм взмахнул рукой – и в воздухе снова повисла голограмма. Шурик смотрел и плакал, глотая слезы. С самого детства обкуренный маг не проронил ни слезинки – никогда. А теперь… Теперь слезы текли по его щекам ручьями. Слезы размывали ЕЕ образ перед глазами Шурика. Сглотнув комок в горле, Шурик одними губами прошептал, глядя на голограмму: «Прости меня! Прости меня, Моя Любовь!»
И зажмурившись, громко крикнул:
– НЕТ! Пошел ты в жопу, Сенька Герасимов! Чтоб ты сдох! Ненавижу тебя! Делай, что хочешь, но я никогда не стану тебе помогать! Можешь убить меня прямо сейчас, но я найду тебя в других жизнях. Я не знаю, что ты с ней сделаешь, но будь уверен – сколько бы тысячелетий не прошло, в каких бы декорациях мы с тобой снова ни встретились – я отомщу тебе за все! Если хоть один волос упадет с ее головы, я выпотрошу тебя, выпущу все твои кишки и остальные органы! Любой вред, что ты ей нанесешь, ты будешь смывать ведрами своей крови! И так будет тысячи, миллионы лет, до тех пор, пока я не уничтожу тебя, пока не заставлю тебя страдать в тысячи раз сильнее, чем я страдаю сейчас! И когда я решу, что ты достаточно помучился, я превращу тебя в ничто, так что даже пылинки от тебя не останется на просторах Вселенной!
– Ну, как пафосно! – пробормотал Сэм. – Такой талант пропадает. Знаешь, я почти жалею, что мне придется тебя убить!
Раздался громкий хлопок.
Задница коняШурик выбрался из кучи мусора, вылез из мусорного ящика. Оглядевшись, он узнал главный бомжатник Москвы – Курский вокзал.
Несколько бомжей медленно оглядели Шурика. Один даже сказал какую-то гадость. В прежние времена Шурик бы сильно обиделся – и наслал бы на них проклятье. Но не теперь. Уже не было смысла. Теперь Шурику было так хреново, что пробуждение в помойке казалось ему вполне естественным.
Тем не менее, отряхнувшись, Шурик вышел на Садовое Кольцо и медленно побрел по тротуару в направлении Таганки. Он шел мимо каких-то магазинов, встречные прохожие шарахались от него. Наверно, дядя Сэм постарался, придав Шурику вид и запах типичного московского бомжа. Надо было срочно добрести до дома и принять душ, затем выбросить старые грязные шмотки.
Но Шурику ничего не хотелось. Он просто брел по тротуару, не видя перед собой ни смеющихся над ним людей, ни прекрасной Москвы, играющей мелодию жизни в ритме хип-хопа. Шаг, второй. Шаг, второй.
Дядя Сэм победил. Враг мог убить Шурика, но оставил его жить. Зачем? Чтобы помучить…
– Значит, будем мучиться, – тихо вздохнул Шурик.
«А ведь можно прекратить все быстро и просто, – пришла мысль в его сознание. – Выбежать на Садовое Кольцо и завершить эту жизнь под колесами первого попавшегося „Феррари“. И испортить жизнь водителю этого „Феррари“ – все равно он козел какой-нибудь, если на „Феррари“ ездит. Или спуститься в метро – и прыгнуть на рельсы. Для надежности».
Шурик без эмоций рассмотрел эту мысль. Мысль была ничем не лучше и не хуже других. Правда, был и другой, более приятный способ умереть – попытаться надрать задницу дяде Сэму, вывести его из себя и довести до той точки кипения, когда Сэм нанесет, наконец, смертельный удар.
Этот способ умереть показался Шурику более привлекательным. По двум причинам:
1. Возможность умереть в борьбе. Ну, так Шурик хотя бы не показал никому того, что на самом деле он проиграл и сдался.
2. Возможность еще немного позлить дядю Сэма. Пусть ему там снова поплохеет.
Шурик рассмотрел и эти мысли. Пошел дальше.
Тротуар завел его в маленький сквер. Впереди был мост, машины мчались по Земляному Валу, перепрыгивая по мосту через Москва-реку. Слева была то ли какая-то академия, то ли еще что-то. А между академией, мостом и Садовым кольцом росли деревья.
Шурик брел по дорожке между деревьев. Затем справа появилось нечто необычное. Приглядевшись, Шурик понял, что это задница коня. Сей пейзаж ненадолго вытащил Шурика из депрессии. Он прошел несколько шагов, внимательно оглядел статую с разных точек зрения. Действительно, на газоне, между автомобильной дорогой и пешеходной дорожкой, стояла статуя лошади. Или коня? Естественно, конь стоял мордой к дороге. А к людям – задницей.
Шурик долго рассматривал конский зад. Было в нем что-то такое…
Нет, не подумайте, что, пообщавшись с дядей Сэмом, Шурик стал зоофилом по принципу «С кем поведешься – от того и наберешься». Вовсе нет.
Просто в этой композиции была зашифрована Жизнь. К тем, кто проносится на дорогих «Феррари» по Садовому Кольцу, Жизнь поворачивалась лицом. И не только Жизнь, но и конь тоже. Ибо конь есть часть жизни.
А к тем, кто пешком путешествовал по обочине от Курского до Таганки, Жизнь была повернута «совсем другим местом», как сказал бы Лесли Нильсен. И конь, как часть жизни, тоже был повернут задницей.
Шурик даже рассмеялся, не выходя из ступора и депрессии.
– Надо везде, у всех тротуаров таких коней наставить, – пробормотал он со смехом. – Чтобы люди не обольщались. Чтобы сразу было видно, четко и ясно – здесь, типа, граница между гламуром и дерьмом. И перейти ее – ну, никак невозможно. Как там у Гребня? «Звезды наверху, а мы здесь, на пути». Нет, на самом деле все проще и пошлее. В Питере на Фонтанке тоже статуи лошадей стоят по обеим сторонам моста. Но там все так зашифровано – мозги сломаешь, пока догадаешься, где тут мессач. А здесь – прямым текстом: «Ты в жопе, Шурик!» За что люблю Москву, так это за ее прямоту!
Насмотревшись на задницу коня, Шурик поплелся дальше, к Таганке. В метро. Домой.
Депрессия, философия и гомосексуализмПриняв душ и выбросив пробомжованные шмотки, Шурик улегся на кровать, лицом к стене. И пролежал так целую неделю, изредка вставая, чтобы выпить чаю и съесть пару булочек. Есть не хотелось, но надо же как-то поддерживать жизнь тела. Смерть честно ходил по магазинам, оплачивая свое проживание на раскладушке нехитрыми услугами.
Шурик лежал на диване. Ему было все равно. Ему было хреново.
Ему было так хреново, что было совершенно наплевать, что происходит в мире. Десяти тысяч евро, полученных от Фердинанда, должно хватить надолго. Если питаться одними дешевыми булочками…
Итак, Шурик лежал на диване. Иногда приходили какие-то люди – он всех посылал подальше. Телефон Шурик выключил. Просто лежал на диване лицом к стене. А в его голове звучали мысли дяди Сэма. Шурик видел весь его замысел.
Есть множество магических линий и традиций, но все они сводятся к двум основным. Иногда их называют «Добро» и «Зло». Правда, тут возникла путаница – никто не может точно определить, какая из этих магических линий есть добро, а какая – зло.
Теперь Шурик видел внутреннюю логику того, что он всегда считал злом. Дядя Сэм и его хозяева существовали всегда, на протяжении всей истории человечества. И, несмотря на то, что Шурик и его боссы весьма успешно боролись с ними, дядя Сэм частенько побеждал. Шурик всегда ненавидел его, но только теперь начал его понимать.
– Признай, что я прав! – гремел голос дяди Сэма в голове Шурика. – Не признаешь? Тогда я покажу!
И дядя Сэм показывал.
Тоталитарный культ Амона в Египте. Могущественная империя, опирающаяся на жреческую бюрократию. Эта религия была основана на страхе и беспрекословном повиновении – и, манипулируя человеческим страхом, жрецы Амона создали сильную империю.
Дядя Сэм показывал Шурику гомосексуальные оргии древних греков, среди которых родилась величайшая философия в мире. Древняя Греция была идеальным обществом, с точки зрения Разума, пока ее не сменил Древний Рим – жесткая государственная машина, в который каждый человек, от раба до императора, был безвольным винтиком.
Сэм показывал Шурику Средние Века – мракобесие католической церкви, необразованные крестьяне, рыцари, похожие на новорусских урок из девяностых годов…
Эпоху Ренессанса дядя Сэм, естественно, пропустил.
Механицизм Нового Времени, наука 19 века – Чарльз Дарвин убедительно доказал всем людям, что они произошли от обезьян. До того маги линии дяди Сэма успешно правили своей частью мира, насаждая христианскую религию и идею о том, что все люди – грешники. А теперь хозяева дяди Сэма стали двигать в массы материализм. «Люди, вы ничем не лучше обезьян!» – этот лозунг друзья Сэма несли в массы.
Двадцатый век. Сталинский тоталитаризм и германский фашизм. Возвращение дяди Сэма и его идей. Шурик чуть не сблевал, когда увидел, как дядя Сэм прокручивает в голове гомосексуальный половой акт между Гитлером и Сталиным.
– Иосиф и Адольф были настоящими мужчинами! – вещал голос дяди Сэма в сознании Шурика. – Не то, что современные хлюпики-наркоманы. Настоящий мужчина не должен проявлять слабостей, поэтому он не может любить женщину. Настоящий мужчина может любить только другого настоящего мужчину! Признай, что я прав!!!
И, кроме того, дядя Сэм показывал Шурику её – в окружении таких вот «настоящих мужчин», озверевших педерастов. Ни один из них не хотел эту девушку, они возбуждались, глядя друг на друга. Девушка же была для них объектом для изучения, подопытным кроликом. Они изучали, что происходит с женщиной, когда она долго живет без любимого мужчины, живет однообразной жизнью среди дегенеративных дебилов и алкашей.
Шурик чувствовал, будто ему заживо вырезают сердце и тут же поджаривают на медленном огне.
– Ты ничего не сможешь сделать! А я буду вечно править миром! – вещал голос дяди Сэма.
И вслед за этим Сэм показал Шурику, как провинциальные дегенераты-неофашисты врываются в Москву, режут всех черноглазых брюнетов и берут власть в свои руки.
Когда Шурик пытался выразить вялый протест, его сознание заполняла чернота, в которую он проваливался на много часов…
I wanna be numbШурик смутно помнил, что Смерть пытался его разбудить. Кажется, и Линда приходила, только Шурик их не видел. Когда кто-то тянул его за рукав, отвлекая от ментальной битвы с дядей Сэмом, Шурик начинал махать руками – мол, уйдите, не отвлекайте меня, иначе он завладеет моим сознанием.
Однажды Шурик проснулся и включил телек, повинуясь иррациональному импульсу. Листая каналы, он попал на MTV. Там крутили какой-то странный клип – режиссер нарезал кадры старой советской кинохроники и добавил спецэффекты. Крейсер «Аврора», черно-белые кадры, отснятые, видимо, в блокадном Ленинграде, Красная площадь и похожие друг на друга юные строители коммунизма – эти сцены сменяли друг друга в вертящемся хрустальном шаре.
И была музыка. Такая прелестная музыка, что Шурик уселся в кресло и прибавил громкость. Все четыре минуты, пока длился клип, Шурик сидел не шевелясь и восторженно пялился в телевизор, впав в состояние медитации. В конце клипа возник титр «Pet Shop Boys. Numb, 2006», и это вывело Шурика из стопора. Он никак не ожидал, что два стареющих гомосека способны сотворить такую завораживающую песню.
Но был и неожиданный эффект. Дослушав песню до конца, Шурик вдруг заметил, что дядя Сэм, вечно присутствующий в его сознании, морщится и плюется.
«Странно, – подумал Шурик. – Сеня, ты же любишь педиков?»
«Я ненавижу гомиков! – мысленно воскликнул в его сознании дядя Сэм. – Я люблю настоящих мужчин! Мужик должен быть силен, дремуч и вонюч, а эти красятся, наряжаются, как бабы! Тьфу!»
Краем сознания Шурик порадовался – значит, есть способ хоть чуть-чуть насолить дяде Сэму. Включив компьютер, обкуренный маг зашел на сайт «Зайцев нет» и скачал эту песню. Записал на диск, вставил в плеер, поставил на повтор и прибавил громкость в колонках.
Звуки музыки заполнили комнату. А Шурик лежал и слушал эту мелодию, проливающую на его душу успокаивающий целебный бальзам. На ходу наш герой пытался переводить слова:
Don’t wanna hear the news
What’s going on
What’s coming through
I don’t wanna know, don’t wanna know…
«Не хочу слушать новости, не хочу знать, что происходит вокруг, просто не хочу знать»…
Поскольку все новости так или иначе сообщали о победах дяди Сэма, не было смысла их смотреть.
Just wanna hide away
Make my escape
Just want the world
To leave me alone.
«Просто хочу спрятаться, совершить побег, просто хочу, чтобы мир оставил меня одного»…
Поскольку весь мир принадлежал дяде Сэму, хотелось уйти от этого мира куда подальше. Убивать себя не было смысла, потому что загробный мир тоже принадлежал дяде Сэму.
Feels like I feel too much
I’ve seen too much
For a little while
I want to forget.
«Чувствую, будто я перечувствовал слишком много, будто я видел слишком много для такого маленького человечка, как я, я хочу все забыть»…
Те астральные видения, что дядя Сэм за эти дни вбил в голову Шурику, были слишком отвратительными. Хотелось не просто забыть их, а выдрать из памяти раз и навсегда, но не представлялось возможным забыть такое.
I wanna be numb
I don’t wanna feel this pain no more
Wanna lose touch
I just wanna go and lock the door…
Фразу «I wanna be numb» Шурик перевел как «Я хочу быть сосчитанным» – но не понял, что это означает, хотя эта английская идиома означала «Я хочу покоя».
«Я больше не хочу чувствовать эту боль, не хочу, чтобы ко мне прикасались, хочу пойти и наглухо запереть дверь»…
Шурик не хотел, чтобы к нему прикасался хоть кто-нибудь – не потому, что боялся прикосновений, а потому что чувствовал себя настолько запачканным ментальным дерьмом дяди Сэма, что боялся заразить окружающих.
I don’t wanna think
I don’t wanna feel nothing
I wanna be numb
I just wanna be, wanna be numb…
«Я не хочу ни о чем думать, не хочу ничего чувствовать, просто хочу покоя»…
Шурик знал, что человек может ощущать широчайший спектр эмоций – от всепоглощающего счастья до жесточайшего страдания. Но сам он сейчас мог чувствовать только страдание, отчаяние и боль. Любая мысль, даже о чем-нибудь светлом и приятном, неизбежно упиралась в дядю Сэма – обяза-а-ательно придет дядя Сэм и уничтожит все это. Шурик мечтал бы не думать и не чувствовать сейчас, но никак не мог остановить эти процессы, причиняющие ему такую сильную душевную боль.
Can’t find no space to breathe
World’s closing in
Right on me now
Well that’s how it feels, that’s how it feels.
«Не могу найти места, чтобы вздохнуть, мир замкнулся на мне – вот как это чувствуется»…
Только Шурик чувствовал, что мир замкнулся не на нем, а на дяде Сэме. И как ни странно, наш герой с ужасом осознал страшную вещь. Да, они с дядей Сэмом были полными противоположностями. Все, что было приятным, милым, светлым и добрым для Шурика – было отвратительным, неприятным, темным и злым для дяди Сэма. И наоборот. Но при этом Шурик чувствовал, что вряд ли в мире найдется человек, который бы понял его лучше, чем дядя Сэм. И вряд ли в мире бы нашелся человек, который смог бы понять дядю Сэма лучше, чем Шурик. Они читали души друг друга как раскрытую книгу – хотя для обоих это чтение было омерзительно. Все равно как созерцать обнаженного урода – отвратительного и одновременно прекрасного в своей мерзости.
«Мы похожи до невозможности, как две полные противоположности».
Taken away
From all the madness
Need to escape
Escape from the pain.
I’m on the edge
About to lose my mind
For a little while
For a little while…
I wanna be numb.
«Унесенный далеко от всего этого безумия, нуждаюсь в побеге от боли. Я приближаюсь к тому, чтобы потерять разум. Я хочу быть сосчитанным».
Английская фраза «I wanna be numb» – «Я хочу покоя» дословно переводилась как «Я хочу быть сосчитанным». Шурик вспомнил детский мультик, там была фраза: «Ну, вот и меня сосчитали». Наверно, песня была об этом. Из последних сил напрягая мозг, наш герой вспомнил, что солисты «Pet Shop Boys» были частыми гостями московских гей-клубов, наверно, поэтому и создали клип в стиле советской эстетики.
«Господи, куда ни плюнь, всюду пидарасы!» – в отчаянии подумал Шурик.
Но протестовать не мог.
Продолжал вслушиваться в песню. Эта мелодия хотя бы ненадолго уносила его от страшных видений, насылаемых дядей Сэмом. Шурик отвоевал кусочек своего сознания. Этим кусочком он начал вспоминать… лихорадочно перебирал в памяти сцены и эмоции из своей жизни – образы, звуки, запахи… Должно же в мире быть хоть что-то, что неподвластно дяде Сэму… Должно быть! Но сколько бы Шурик ни копался в памяти, ничего не находил.
Наоборот, казалось, будто вся жизнь обкуренного мага – это всего лишь шутка дяди Сэма. Враг изначально направлял его по единственно возможному пути, и все, что Шурик сделал в этой жизни, он смог сделать лишь потому, что дядя Сэм ему это позволил. Это было пыткой – осознавать, что всю жизнь был всего лишь марионеткой своего злейшего врага.
Но музыка привела Шурика в чувство, позволила ему ослабить эту ментальную боль. И он зацепился остатками сознания за музыку. Дядя Сэм не любил музыку. Так… А какую музыку он больше всего не любил? И Шурик начал восстанавливать в памяти мелодии, слышанные в прошлом по радио, по телевизору. Так… Кажется, от этой дядя Сэм очень сильно поморщился… Что это у нас? Витас? Прекрасно!