Текст книги "Красным по черному"

Автор книги: Александр Огнев

Красным по чёрному
Книга 1-я

Автор (от лица Саныча) благодарит Рубину (Агату), без которой, наверное, не было бы этой книги.

…У зодчих поговорка есть одна:

Рим создан человеческой рукою.

Венеция богами создана;

Но каждый согласился бы со мною,

Что Петербург построил Сатана…

А.Мицкевич

Читатели имеют возможность, при желании, высказаться или задать вопросы автору через Интернет:

a.ognew@mail.ru

Александр Огнев

К читателю

У хороших книг есть одно свойство, которое можно назвать смысловой обратимостью, или законом обратного действия. Это означает, что каждое последующее произведение отзывается в предшествующих и меняет их смысл.

«Зло и добро сражаются, и место борьбы – сердце человеческое» – не нами сказано.

Я, откровенно говоря, боюсь, что массовый читатель примет роман А.Огнева по привычному разряду «петербургского детектива», которым сегодня загружены книжные полки.

Может быть, своеобразие этого томика станет понятнее, если я напомню анекдот из серии о «новых русских», который можно принять и на уровне тревожной притчи.

Итак, крутой делец, следуя последнему крику моды, заказывает ювелиру наперстный крест, с размахом жертвуя пару килограммов чистого золота на это дело. Мастер душу вкладывает в чудесное изделие. Но клиент недоволен:

– Слушай, а зачем тут этот тощий спортсмен, да ещё в такой уродливой позе, с безумным лицом?.. Надо бы убрать, оставить золото и брюлики!

Вот и книга А.Огнева, сохраняя приёмы, стилевые свойства привычного жанра, возвращает нам фигуру Спасителя, рвёт души читателей, не отдавая их на растерзание литературных братанов.

За что и спасибо!

М.Д.Свердлов

От автора

Основной (и конечно, не единственный) недостаток этой книги – в ней нет лжи. Многое (очень многое) из описанного «имело место быть».

Хотя чего-то пока не случилось (по не зависящим от автора причинам). А что-то ждёт своего часа и неминуемо произойдёт…

Имена и фамилии большинства персонажей изменены. Или вовсе придуманы. Правда, только имена и фамилии, за которыми – не обязательно реальные люди. То же можно сказать о должностях, званиях, наименованиях и пр. (включая мандарин на генеральском окошке в известном здании на Литейном).

Поэтому за случайные совпадения автор ответственности не несёт и заранее извинений не приносит.

И ещё… Хотелось бы надеяться, что современный внимательный читатель, вольно или невольно проецируя содержание книги на день сегодняшний, не станет зацикливаться на мелочах, неточностях и некоторых временных несоответствиях, намеренно допущенных автором. Ведь когда мы в очередной раз смотрим «Иронию судьбы» (1975), то не замечаем «странноватого» для тогдашней новостройки номера телефона исторического центра Ленинграда… И того, что за углом этого дома останавливается 30-й автобус, «заруливший» туда с Васильевского и едущий, почему-то, в Пулково… Мы не обращаем особого внимания на прогулку героини, неспеша возвращающейся пешком с Московского вокзала… Точнее, на «интересную» последовательность её маршрута: через Исаакиевскую пл. – обратно, в Екатерининский садик, а затем через Крюков канал – к Петропавловке… И продолжение чуть затянувшейся новогодней ночи после подобного «лёгонького», не совсем логичного и почти необременительного «моциона» нас тоже как-то не смущает. Мы просто смотрим. Вновь и вновь…

 
…А кто столицу русскую воздвиг,
И славянин, в воинственном напоре,
Зачем в пределы чуждые проник,
Где жил чухонец, где царило море?
 
 
Не зреет хлеб на той земле сырой,
Здесь ветер, мгла и слякоть постоянно,
И небо шлёт лишь холод или зной,
Неверное, как дикий нрав тирана.
 
 
Не люди. Нет, то царь среди болот
Стал и сказал: «Тут строиться мы будем!»
И заложил империи оплот,
Себе столицу, но не город людям…[1]1
  Дзяд(польск.) – лишенец, бездомный нищий, униженный и отверженный. (Здесь и далее – примечания автора).
  Перевод В.Левика


[Закрыть]
 

Адам Мицкевич. «Дзяды».

ЧАСТЬ I
Формула жизни

Глава 1
«…и его имя покрыто мраком»

На город уже опустилась белая июньская ночь, когда из дверей аэропорта «Пулково-2» одиноко вышел человек высокого роста с небольшим чемоданом и сумкой через плечо и осмотрелся по сторонам. К нему тут же подошли два милиционера.

– Что, он вас только сейчас отпустил?

– Если я угощу вас немецким пивом, – спокойно произнёс прибывший вместо ответа, – это не будет расценено, как дача взятки при исполнении?

Он достал из сумки и вручил молодым людям по банке пива.

– Я сейчас вам машину организую, – с улыбкой проговорил один из сержантов, отходя в сторону.

– Спасибо.

– Вам спасибо, – почти смущённо рассматривая «свою» банку, откликнулся второй блюститель порядка.

Они не успели даже толком помолчать, как его напарник вернулся с каким-то пожилым дядей.

– Вот, Афанасий… Батькович довезёт – с ветерком и недорого.

– Вам куда?

– На Петроградскую.

– Ясно. Идёмте, а то скоро мосты разведут.

– Ещё раз, ребята, спасибо за всё.

Вслед за Афанасием Батьковичем он направился к старенькой «Волге», сел назад и – едва отъехали – вынул мобильный телефон:

– Привет. Надеюсь, не разбудил?.. Да, как раз еду из аэропорта… Правильно понимаешь… Недели на две-три – максимум… Поэтому и спешу отзвонить, поскольку времени в обрез… Хорошо, буду ждать.

* * *

Олег Круглов не в самом радужном настроении возвращался с оперативки у генерала, когда встретил в коридоре одного из своих сотрудников.

– Товарищ подполковник, – почти весело доложил тот, – вам дважды звонила жена, чем-то или кем-то безумно озабоченная, и взяла с меня клятву, что вы объявитесь, как только появитесь.

– Спасибо. Я очень надеюсь, однако, что её звонки не помешали вам закончить отчёт по последней агентурной информации, как я просил? Так что, будьте любезны, – ко мне. С папочкой.

– Слушаюсь. Когда прикажете?

– Через три с половиной минуты, – ответил Круглов, открывая дверь своего кабинета.

Войдя, он сразу позвонил жене:

– Привет! Что случилось? Наташка?.. С каким напоминанием? Двадцатилетие? А, да-да, хорошо… Что пообещала? И ты туда же! Нет, ничего, это я так, о своём, о девичьем… Ладно, я ей сейчас перезвоню. Да, уже… Свет мой, у меня очень мало времени! Целую.

Повесив трубку, Олег достал из ящика стола и начал перелистывать записную книжку, когда в кабинет заглянул пунктуальный весельчак с зелёной папкой в руках.

– Заходи, – уже набирая номер, кивнул на стул Круглов. – Алло! Наташенька? Привет маклерам-передовикам! Да… Спасибо за напоминание… Что? Это вопрос некоррэктный, чтоб не сказать провокационный. Угу. Поэтому отвечаю ещё раз: спасибо за напоминание! Но видишь ли, золотко…

Сидящий напротив сотрудник с явным интересом и удовольствием наблюдал за постоянно меняющимся выражением лица своего шефа.

– …Да, я представляю себе, что значит собрать всех раз в двадцать лет. Да… Тем более что и учитель приехал издалека и ненадолго. И я обещал… причём, давно… Естественно. Да… Что? И ты обещала?! Интересный день сегодня… – Олег бросил свирепый взгляд на своего сотрудника, который не мог больше сдерживаться, – многообещающий. Да, я всё понял. – Он открыл ежедневник и взял ручку. – Уже записываю… Ну, так ещё куча времени! Нет-нет, не волновайся, уже не забуду. Только извини, если подъеду попозже… Договорились!

Начальник положил трубку и снова посмотрел на подчинённого – у того сразу пропала охота шутить, а улыбка как-то сама собой стекла с лица.

– Ну?

– Судя по всему, ты был прав: грядут серьёзные перемены. Во всяком случае, в ближайшее время должен состояться большой воровской сходняк – здесь, у нас.

– Давай подробности!

Капитан Свинцов (так звали весельчака) открыл заветную папочку.

* * *

Время приближалось к полуночи, но из чёрного «БМВ» с зеркальными стёклами, почти два часа назад тихо подъехавшего к большому старому дому на Моховой, так никто и не вышел. Четверым атлетам, находившимся в машине, терпения было явно не занимать.

– А если он опять будет не один? – чуть повернув голову, спросил сидевший рядом с водителем.

– Значит, возьмём биксу с собой, – не открывая глаз, сонно отозвался дремавший на заднем сидении «старшой». – И ты её обаяешь.

– Не смешно.

– А кто шуткует? Тянуть дальше нельзя. Сегодня – край.

Он достал из кармана заморзившую «Нокию» и, взглянув на высветившийся номер, поднёс к уху:

– Да… Один? Вутман![2]2
  Вутман!(жарг.) – Отлично!


[Закрыть]

И, убрав трубку, скомандовал:

– По местам, братушки!

Двое вышли. Проводив их взглядом и убедившись, что каждый занял исходную позицию, «рулевой» откинулся на спинку и бросил водителю:

– Давай!

Тот развернул машину и задним ходом медленно въехал в подворотню.

Спустя несколько минут к этой подворотне подкатил тёмно-вишнёвый «фольксваген-пассат», хозяин которого, увидев «встречную» машину, резко затормозил и чуть сдал назад. Водитель «БМВ», мигнув фарами, продолжил было медленно выезжать, но вдруг остановился и, высунув руку и указав то ли на переднее колесо, то ли на бампер «пассата», испуганно произнёс:

– Осторожно, браток!

Озадаченный владелец машины открыл дверцу, чтобы выглянуть, и… в то же мгновенье был оглушён сильным ударом по голове. Ударивший бесцеремонно запихнул его на соседнее сиденье, поручив заботам вскочившего в заднюю дверцу напарника, а сам сел за руль. Вся операция заняла не более десяти секунд.

И вот уже чёрный «БМВ» и вишнёвый «фольксваген-пассат», перескочив через Литейный мост, устремились по набережной в сторону Приморского проспекта и растаяли в прозрачных сумерках белой петербургской ночи…

Глава 2
За полгода до…

Несколько дней уже Монах пребывал не в лучшем расположении духа. Самое паршивое, что для этого не было никаких, точнее, почти никаких объективных оснований. Просто в преддверии Нового года на него вдруг напала хандра.

«Старею», – подумал Владимир Алексеевич, взглянув на старинные бронзовые часы, заигравшие рондо Моцарта. Семь. Пора ехать ужинать. Вопрос только – куда?

Нынешний «Метрополь» он не любил – именно потому, что хорошо знал и помнил «Метрополь» двадцать и тридцать лет назад. Рестораны «Прибалтийской» и этого претенциозного новодела, взгромоздившегося на пепелище уютной, окутанной флёром таинственности гостиницы «Балтийская»[3]3
  Ведомственная гостиница «Балтийская» находилась на месте нынешнего отеля «Невский палас».


[Закрыть], вообще не рассматривались. «Балтийская», «Прибалтийская»… Сама собой напрашивалась аналогия: «дурак» и «придурок». То-то их так облюбовали эти молодые… любители пострелять – сявки, не имеющие ни малейшего понятия о «понятиях». Монах усмехнулся невольной тавтологии.

Нет уж, он оставался верен «Астории» и «Европейской», хотя был убеждён, что ремонт не пошёл на пользу ни той, ни другой. Он бы с бо’льшим удовольствием обедал в «Садко», чем в современных интерьерах любого из ресторанов «Европейской». Хотя повара здесь всё-таки держали планку (в отличие от того же «Метрополя»).

По давно установившемуся правилу, он определялся с рестораном вот так, в последний момент. Поначалу это диктовалось соображениями безопасности, теперь же превратилось в некую обязательную, хотя и бессмысленную проформу. Впрочем, на сей раз, может быть, и не такую бессмысленную…

На этой неделе он трижды – да, обед и два ужина – посетил «Асторию» и два раза обедал в «Европе». И неизменно – за исключением сегодняшнего дня – одновременно с ним там оказывался этот незнакомый бородатый тип. Монах заметил его только на третий или четвёртый раз, и именно потому, что ему это показалось странным: сидя за своим столиком, тот словно ожидал его появления, как будто заранее знал, где и когда он будет «трапезничать».

Внешне субъект этот вёл себя совершенно естественно: неторопливо съедал обед или ужин, выпивал чашку кофе и рюмку коньяка и спокойно покидал ресторан незадолго до него самого. Тем не менее, это не могло быть простым совпадением. Монах не раз чувствовал на себе его пристальный взгляд, что отнюдь не прибавляло аппетита. Человек явно хотел обратить на себя внимание. И ему это удалось!

Кушнарёв поднялся из-за огромного дубового стола, медленно прошёлся по просторному кабинету и остановился перед книжным стеллажом. Выбрав небольшой томик восточной поэзии, он открыл его наугад:

 
Безрассудный охотник! Зачем же в орла ты стреляешь?
Всё равно не убьёшь – улетит он к далёким горам!
Он, быть может, и ранен, но ты никогда не узнаешь,
так ли это – как прежде полёт его плавен и прям.
 
 
Пусть, в ущелье упав, не избегнет он смертного часа,
всё равно, в этой пропасти ты бы его не нашёл!
Он – не дичь! От него не добудешь ни пуха, ни мяса!
Он при жизни – орёл, после смерти он тоже – орёл!
 

«Да, в цвет! Что называется, в яблочко. Спасибо тебе, Мирза Магометов, – промолвил он про себя. – Посмотрим, прилетит ли этот „орёл“ сегодня…»

– И улетит ли! – добавил вдруг вслух, негромко, но жестко.

В дверь троекратно постучали.

– Входи, Гриша, – повысил голос Монах, поставив книгу на место и возвращаясь к столу.

В кабинет вошёл Григорий Кончак, или Гренадёр, – почти двухметрового роста шеф «службы безопасности» и его личный телохранитель.

– Куда поедем, Владимир Алексеевич? Если в «Асторию», надо бы предупредить – там сегодня депутаты гуляют.

– А ты где обычно питаешься, Гриша?

– Что? – не сразу понял тот.

– Шамаешь где, спрашиваю, в свободное от меня время?

– Да, по-разному… Когда – в «Москве», а когда – в «Подкове», у Феликса. Там варьете и… – он запнулся, – готовят на уровне.

– Значит, сегодня ужинаем в «Подкове».

Кончак вытаращил глаза.

– Это на Загородном, кажется? – спросил Монах, «не замечая» удивления Гренадёра. – Прекрасно. Тебе пятнадцати минут хватит? Действуй.

Ровно через четверть часа Кушнарёв спустился вниз, к ожидавшему у входа лимузину. Сзади, с уже включённым двигателем, стояла машина охраны.

«Вот и ещё год промелькнул, – подумал он, глядя в затемнённое стекло на мелькающие огни празднично украшенного и рассвеченного города. – Сколько их ещё осталось, этих замечательных новогодних праздников?»

Монах откинулся на спинку сиденья и снова вспомнил – в который раз! – об арифметических вычислениях на калькуляторе в день своего шестидесятилетия…

Отмечалось оно торжественно, но строго. Он бы с удовольствием вообще затихарил эту «похоронную репетицию», но – увы! Как там когда-то пела Пугачёва: «Всё могут короли… Но что ни говори…». Правильно пела. Тот самый случай. Особенно, если учесть, что полувековой юбилей вовсе не удалось отпраздновать – он тогда вынужден был ненадолго уйти на дно и отсидеться в тиши. Зато пятидесятипятилетие отмечал аж в Париже, у «Максима». Сбылась юношеская мечта идиота. Так что теперь можно было отдать дань условностям.

Вопроса, где проводить мероприятие, не стояло. Переполовинив предложенный ему список и прикинув количество приглашённых (не больше сорока), он, естественно, остановил выбор на «Астории».

Тамадой вызвался быть специально прилетевший из Москвы многолетний друг Тамаз Суладзе, с которым они когда-то топтали зону.

Он попросил его особо не затягивать «торжественную часть». Однако грузин есть грузин.

– Ты, конечно, можешь, дарагой, висказать свои пожелания, – заявил Тамаз, – и даже в пысменной форме, да? Но нэ мэшай мнэ работать!

– Работать? Ты о чём, Тамазик?

– Нэ прыдэрайся к словам, слушай…

Он не стал настаивать. В конце концов, уж коли не смог избежать всей этой беды, один раз можно и потерпеть. Тем паче – он окинул взглядом присутствующих – ещё неизвестно, сколько из этих, значительно более молодых, чем он, «друзей и партнёров» дотянет до следующего его юбилея. И вдруг – впервые! – поймал себя на мысли о том, что очередной, семидесятилетний юбилей ему самому вовсе не гарантирован. Поэтому, уже по пути домой, прямо в машине, достав мобильник, произвёл не совсем обычные вычисления на калькуляторе.

Вначале подсчитал общее количество прожитых дней. Получилась абсолютно нестрашная цифра: 21926. Затем отнял от неё другое странное число – 6969. Именно столько дней прошло с момента его появления на свет и до момента (чёрт, ну почему он не писатель!) его ухода «во тьму». Вышел вообще мизер – каких-то задрипанных 14957 деньков! А за вычетом почти семи тюремных лет – и вовсе пшик: двенадцать тыщ с хвостиком. Как, всё-таки, мало отпущено человеку… И как поздно приходит осознание этого!

…Он снова взглянул в окно. Машина свернула на Владимирский проспект и через несколько минут остановилась у ресторана.

Когда они вошли, выступление варьете уже началось. Сцена купалась в огнях, а зал был погружён в интимный полумрак. Освещения – чисто символического – хватало ровно на столько, чтобы не пронести рюмку мимо рта. Распорядитель проводил их в кабинет, больше напоминающий театральную ложу. Для четверых гладиаторов из гренадёрской команды стол был накрыт по соседству – в зале, прямо перед барьером их «кабинета».

– Давай, Гриша, – бросил Монах, садясь и в упор не видя мэтра, протянувшего ему меню. – Мои предпочтения тебе известны, здешняя кухня знакома, так что командуй! – И устремил дальнозоркий взгляд в зал.

Сцена его не интересовала. Публика – и того меньше. Тем не менее он дважды неспешно – насколько это в принципе возможно при таком освещении – «пролистал» физиономии присутствующих. Народу было немало…

Да, похоже, приезд сюда – не самая лучшая идея. Слишком много внимания уделил он этому чудиле (которого, конечно же, здесь нет да и быть не могло), вместо того чтобы просто поручить его заботам того же Гренадёра. Вот тебе и «орёл», оказавшийся наповерку воробышком…

Напоследок он взглянул на охранников. Двое из них ели, двое других спокойно-сосредоточенно ждали своей очереди, посматривая по сторонам. Цепким глазом проводили они официантов, которые принесли заказанные Кончаком закуски и – в соответствии со вкусами и привычками Монаха – тонко нарезанный круглый чёрный хлеб и хрустальный графин с водкой в ведёрке со льдом.

– Хороший аппетит у твоих бойцов, – усмехнулся Монах после того, как официанты вышли.

Он намазал прозрачный слой масла на хлеб, подцепил вилкой кусок сёмги, предварительно окропив её всю лимоном, и с видимым удовольствием выпил водки. Затем, лениво работая челюстями, слегка мотнул головой:

– Присоединяйся, Гриша! А то у тебя есть все шансы остаться голодным. Вряд ли наш ужин затянется – этот шум начинает действовать мне на нервы.

– Скоро будет перерыв, Владимир Алексеевич. Я попрошу, чтобы он продлился подольше. Уж коль мы тут, хотелось бы, чтоб вы попробовали здешнюю зайчатину под грибным соусом…

– Ты уверен, что они не выдают за зайца кролика или какую-нибудь там нутрию?

– Будьте спокойны, фирма гарантирует.

– Ладно, пока что садись, говорю. Одному пить скучно.

Кончак присел за стол напротив своего босса и налил ему ещё водки, а себе – минеральной воды. Однако выпить её не успел. Посмотрев на Монаха, он тут же перевёл глаза в зал, стараясь проследить за его взглядом.

– Видишь того бородатого у самого входа – он только что вошёл? Приведи его сюда…

Главы 3 – 4
За полгода до… (Окончание)

Сегодня не видно звёзд. Значит, день опять будет серым и пасмурным. Но всё равно, для неё это не имеет значения. Она лежит в темноте с открытыми глазами и в тысячный раз перебирает в памяти этот кошмар…

До Нового года осталось всего ничего. «Нового», «ничего»… Ничего нового… Как страшно могут звучать совсем простые, самые обычные слова…

Почти полгода прошло после смерти Алёны, а она никак не могла заставить себя съездить на могилу дочери. И вот теперь решилась. Во что бы то ни стало! Муж бывал там каждую неделю, в один из выходных. На удивление часто вместе с ним ездил и Ростик. Сын был на год старше Алёны, и они очень дружили, несмотря на заметные различия в характерах, склонностях и темпераменте. Алёна явно гордилась статным братом, в которого попеременно перевлюблялись почти все её подружки, а Ростик – умудрившийся потом даже жениться на её тёзке, тоже Алёне! – ревниво оберегал «младшенькую» от постоянных заигрываний своих одноклассников. Впрочем, те мало интересовали её. Алёна была влюблена. Влюбилась она сразу, искренно и безоглядно, как влюблялись сто и двести лет назад романтические героини: Татьяна Ларина и княжна Мери, Лиза Калитина и Наталья Ласунская… И так же, как им, ей не повезло с героем романа.

Боже! Если бы только можно было повернуть ход времени вспять! Она бы уберегла дочь от чар этого казановы! Совратителя! Монстра-погубителя! Сексуального маньяка! Скольких трудов, скольких денег стоило ей оторвать от него дочь! А как Алёна скрывала, кто это… Никакие доводы, уговоры, угрозы на неё не действовали. Спасибо Ларисе – многолетней подруге, с которой они и Алёну, и Ростика ещё из садика забирали. Это она напомнила ей про Лидию Ивановну: «Слушай! А та старуха, которая твою печёнку лечила, жива? Ты ещё говорила, что она берёт дорого, но дело своё добре знает. Сходи к ней ещё раз! Помогла тогда, поможет и сейчас!» И помогла ведь! Ведьма… Хотя, тоже не сразу, вначале отказалась почему-то. Может, цену набивала?.. Так или иначе, она освободила дочь от этого наваждения, от этого растлителя малолетних! До конца дней своих будет она проклинать его… Ведь именно из-за него – не сомневалась она ни минуты – приключилась с Алёной эта беда, из-за него бросилась её девочка в наркотическую бездну!

Но мир не без добрых людей, и на каждого мерзавца всегда найдётся настоящий, порядочный человек! Провидение или сам Господь послал Алёнушке Юру. Он тоже был значительно старше её, лет на десять (но не на двадцать же, как тот извращенец!), сын генерала, сам большой умница, режиссёр. А уж как любил Алёну, как с ней носился, как баловал! В городе не осталось ни одного хорошего врача, к которому он не отвёз бы её… А потом положил в какой-то там специальный госпиталь, и доктора совершили чудо, освободили дочь от наркозависимости! Вот уж была радость – она и сейчас, вспоминая об этом, не может удержаться от слёз… Алёнушка – как заново родилась! И надо же, чтобы приключилась такая беда – ранний инфаркт! Только кому, как не ей знать: этот «ранний инфаркт» – не что иное, как позднее следствие той истории!..

Чуть повернув голову, она скосила глаза на светящийся циферблат будильника: половина шестого. Пора. Сейчас она разбудит вначале мужа, потом сына с невесткой, накормит, проводит и начнёт собираться сама.

Непременно съездить нынче к Алёне постановила она для себя позавчера, в субботу, когда ей приснился тот жуткий сон…

Она идёт по кладбищенской аллее и ещё издали замечает, что на могиле дочери вырос огромный куст – зимой, прямо из-под снега! С каким-то тревожным чувством подходит она ближе и видит, что куст этот весь усыпан распускающимися бутонами фиолетово-чёрных роз! И эти бутоны продолжают распускаться – как в убыстренной съёмке – прямо на глазах…

Она проснулась, кажется, от собственного крика. Дома никого не было: «мальчики», оба, вместе с Алёной – Господи! – спозаранку отправились туда, на кладбище. Так что ей пришлось ждать их возвращения, чтобы рассказать о приснившемся кошмаре. Но когда они вернулись и первыми сообщили, что обнаружили на запорошённой могиле две свежесрезанные, живые черные розы, она решила им про сон ничего не говорить. Это была её тайна, их с Алёной секрет…

Теперь она твёрдо знала, что в понедельник обязательно должна поехать туда!

И вот он – понедельник…

На кладбище оказалось-таки не по-зимнему сыро и оттого донельзя тошно и неприкаянно.

Она одиноко брела по аллее – совсем как во сне! – больше всего боясь, что не сможет сама, без посторонней помощи, найти дорогу – ведь она была здесь только раз, в день похорон. Однако опасения оказались напрасными. Несмотря на слабость, ноги будто сами понесли её в нужном направлении. Напротив того большого куста жасмина – берёзка, а за ней – третья могилка… Фух! Сил совсем не осталось. Она решила передохнуть и тут же заметила, как от берёзы отделилась тёмная фигура и направилась к ней. Это был высокий мужчина… Боже! Нет! Только не он! Она не видела его несколько лет, с тех самых пор, и надеялась, что не увидит уже никогда! Однако вот он, чуть постаревший, но, в общем – мало изменившийся. Демон во плоти…

Он остановился в каких-нибудь двух шагах и несколько секунд молча наблюдал за её реакцией. Потом, не поздоровавшись, глухо произнёс:

– Поберегите силы, Анна Александровна. Утешайте себя мыслью, что наше нынешнее свидание – последнее, это – во-первых, и вынужденное – во-вторых…

– Я очень жалею, что у меня сейчас нет пистолета.

– Да? – Он слегка скривил рот и, приподняв одну бровь, как-то пристально взглянул ей в глаза. – А у меня, представьте, оружие всегда с собой…

Она вдруг с удивлением почувствовала, что, несмотря на всю свою ненависть к этому человеку, всецело верит ему и готова выполнить любое его желание.

– Можете не сомневаться в том, – по-прежнему ровно проговорил он, – что мне общение с вами доставляет не большую радость, чем вам – общение со мной. Поэтому не будем удлинять обоюдное «удовольствие» и перейдём сразу к делу. Вы вините меня во всех возможных грехах, включая гибель Алёны. Я здесь отнюдь не для того, чтобы оправдываться или разубеждать вас. У меня более конкретная цель. В своё время я устроил аналогичную нашей сегодняшней «случайную» встречу с Ростиком на улице и достаточно подробно обрисовал ему ситуацию, сложившуюся вашими стараниями…

– Моими стараниями?

– Безусловно. Ибо во время заказанной вами «процедуры» было многократно усилено перешедшее от вас к дочери родовое проклятье. Так что вы заказали не отворот – вы, как теперь принято выражаться, «заказали» собственную дочь. И я предупредил вашего отпрыска, что его сестре грозит серьёзная опасность. Не знаю, рассказал ли он вам об этом, но судя по тому, что мы здесь, меня не пожелали услышать. Тем хуже. Если бы кто-то захотел наказать вас, он не сумел бы придумать ничего более страшного и основательного.

– И вы решили увидеться со мною сегодня, когда… Алёны уже нет… чтобы сообщить это всё? Очень гуманно с вашей стороны!

– Гуманность – не ваша тема, Анна Александровна, – ответил он и тут же добавил: – Впрочем, теперь уже и не моя, вы правы. Однако мы встретились не для запоздалых выяснений, а затем, – он вновь взглянул ей в глаза, – чтобы вы назвали мне имя и дали адрес той милой старушки, которая так профессионально, в своё время, выполнила этот ваш «заказ», – его глаза, казалось, ещё больше потемнели и увеличились, – а также – координаты вашего несостоявшегося зятя…

Она продолжала ненавидеть его! Но при этом, почему-то, не смогла не ответить…

– Хорошо, – только и сказал он. И, не попрощавшись, пошёл прочь…

* * *

Монах раскурил трубку и, прищурившись, сквозь голубую пелену ароматного дыма внимательно посмотрел на стоящего перед ним человека. Высокий, почти одного роста с Гренадёром. Подтянут, хотя и не первой молодости, – малый определённо следит за собой. Превосходный костюм сшит по фигуре. Причёсывается уже, как говорят в Одессе, «с разумной экономией», однако подстрижен безукоризненно. Аккуратная борода и виски изрядно тронуты сединой. Несмотря на густое серебро порядком поредевшей шевелюры, навскидку ему было где-то от сорока до сорока пяти. Определить точнее мешали немного слишком затемнённые стёкла очков в дорогой итальянской оправе.

Тем не менее первое впечатление, неожиданно для самого Монаха, оказалось вполне положительным. Ему почему-то было приятно сознавать, что он не ошибся, почувствовав этого человека, обратив на него внимание. В нём действительно была некая не столько даже внешняя, сколько внутренняя сила, глубинная притягательность. Хотя он и являлся, безусловно, человеком совершенно иного «образа духа», никак не вписывающимся в его бытие.

Впрочем, возможно, именно это и привлекало…

– Присаживайтесь, – обратился он к незнакомцу. – Гриша, попроси принести чистый прибор и проследи, чтобы кто-нибудь не помешал ненароком. У нас, думаю, будет разговор. Меня зовут Владимир Алексеевич, если вам, вдруг, это неизвестно, – продолжил он после того, как Кончак вышел. – У вас нет желания как-то обозначить себя?

Хранивший до этого молчание «гость» блеснул белозубой улыбкой и произнёс с едва различимым акцентом:

– У меня не очень удобоваримое имя, поэтому можете называть меня просто Александром.

– Что ж, сейчас вам принесут прибор и за знакомство, по крайней мере, мы уже сможем выпить, – заметил Монах. – Надеюсь, вы пьёте водку?

– За наше знакомство я выпью.

Монах усмехнулся. Да, этот парень ему определённо нравился.

– У тебя ко мне, очевидно, какое-то дело, – плавно перешёл он на «ты», – и, если судить по проявленной настойчивости, не совсем пустяковое?

Александр не успел ответить. В дверь трижды постучали, после чего она открылась. В проёме стоял Гренадёр. Отступив на шаг, он пропустил официанта, который заменил приборы, и так же, вместе с официантом, вышел.

– Ну что, будь здрав, Алекс Неудобоваримый! – поднял свою рюмку Монах, и, после того как они выпили, вновь вопросительно взглянул на нового знакомого: – Прежде чем ты объяснишь мне суть дела, хотелось бы уточнить одну деталь, которая меня интересует. Заранее предупреждаю, что на этот вопрос желательно ответить чуть более полно, нежели на предыдущие. Каким образом удавались тебе вычисления по части мест моего питания? Поскольку наличие информатора среди моих людей – вариант исключённый, остаётся предположить только нечто запредельно невероятное.

– Это как раз не самый сложный вопрос. Тем более что вы совсем недалеки от истины. – Уважение к собеседнику в тоне «умника» удачно сочеталось со спокойным достоинством. – Начну с того, что я действительно занимаюсь этими самыми «запредельно невероятными» вещами. Собственно, именно по этому поводу нам и необходимо было встретиться. Но вы человек, скажем так, труднодоступный и, кроме того, слишком материалист. В силу этих причин мне и пришлось избрать несколько экстравагантный способ стимуляции нашей встречи. Судите сами, как ещё я мог добиться этого? Придти и сказать: «Здравствуйте, я маг и чародей, и нам с вами нужно обсудить пару вопросов»? Во-первых, меня бы к вам и на пушечный выстрел не подпустили. Во-вторых, даже если предположить невозможное и я бы смог вам высказать что-то похожее, пусть не в таких утрированных выражениях, то как долго вы меня слушали бы и, главное, как на это отреагировали? Наконец, в-третьих, мне совсем ни к чему привлекать к себе ещё чьё-то внимание самим фактом нашей встречи, что случилось бы почти неизбежно. Поэтому и пришлось пойти по так называемому «нетрадиционному» пути и попытаться убить сразу двух зайцев: заранее наглядно продемонстрировать, что это не бред шизофреника, и получить возможность объяснить вам всё вот так, наедине.

Монаха нелегко было чем-то удивить в этой жизни. Однако сейчас он должен был признать, что сидящий перед ним «орёл» с этой задачей справляется.

– Хорошо, предположим, в подобном объяснении есть доля здравого смысла. Но почему, скажем, сегодня ты проигнорировал «Асторию», а предпочёл явиться в эту забегаловку? Для усиления эффекта?