Текст книги "Красным по черному"

Автор книги: Александр Огнев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 21 страниц)

Глава 50
И снова была ночь… (Окончание)

– Я тебе задал этот вопрос совсем не для того, чтобы обидеть или расстроить. Просто в жизни всё относительно. А мораль – более, чем что-либо. Делать грязную работу (согласись, твою работу чистой не назовёшь, про меня вообще говорить не приходится) и не запачкаться – невозможно в принципе. Эта теорема так давно и настолько подробно доказана, что уже перешла в разряд аксиом. Ты помог мне, безвинному правдолюбцу, выбраться из лап милицейских подонков. Однако для этого, строго говоря, использовал служебное положение. Я, помнится, уже спрашивал: смог бы ты меня выручить, не работай в милиции? – Саныч сделал пару глотков кофе, не сводя с Олега глаз. – А сколько бандитов в милицейских погонах по всей стране продолжают обирать людей, фальсифицировать дела и сажать невиновных только потому, что у тех нет ни денег откупиться, ни учеников, способных придти на помощь?

Он не спеша допил кофе, поставил чашку и почти заговорщицки наклонился вперёд:

– Заметь, я не говорю – учеников-милиционеров. Поскольку, не будь тебя, я бы ни секунды не задумался обратиться к другому ученику. И он бы «вытащил» меня не менее успешно. Хотя, может, и не с такими плачевными последствиями для тех же негодяев. Впрочем, ты это всё отлично знаешь и сам.

– Я надеюсь, ты не хочешь сказать, – нахмурился Круглов, – что пособил бы и Белому, попроси он тебя?

– Я надеюсь, Чёрный, ты не хочешь сказать, – в тон ему отозвался учитель, – что, окажись на моём месте в ментовском «заборнике» кто-то другой, такой же безвинный, ты бы ему не помог? – Саныч слегка усмехнулся и взглянул на часы. – По-моему, наш разговор обретает признаки «сказки про белого бычка».

* * *

Пётр Ильич Светловидов почти целый вечер проспал, а теперь, поплавав в бассейне, сидел у себя в библиотеке: пил зелёный тайваньский чай с хрустящими печенюшками и читал свой любимый детектив «Круг Матерезе» Роберта Ладлэма. Он ждал.

Лось явился около трёх часов ночи.

Не забыв про закладку, Белый аккуратно закрыл книгу и положил на стол.

– Ну что? – поднял он глаза на своего нового «адъютанта».

– Аллес-гемалес, – блеснул тот фиксой. – Всё в лучшем виде! Вкололи дозу, гаишников проехали без приключений, довезли до самого дома. Во двор въезжать не стали, оставили его машину на улице – чтоб не светиться лишний раз, а то там видеокамеры. С собой дали дури – на неделю вперёд. Ты б слышал, как он благодарил, к Паше целоваться полез на радостях!

– Хорошо, – голос Светловидова звучал абсолютно спокойно. – А какими новостями, напоследок, побаловал Барон?

– Особо толкового ничего. Нёс что-то про ФСБ, которая теперь прикроет нас от ментов, и всё время твердил, что это большая тайна… Похоже, ты оказался прав, как всегда: затея с этими двумя янычарами[48]48
  Янычары (жарг.) – общее название для оперативных сотрудников спецназа, ОМОНа, ФСБ.


[Закрыть] – лажа, отвлекающий манёвр. На самом деле купили они Барона. Я только не понял, зачем было переть его туда, рисковать…

– Ещё один непонятливый! – перебил Белый, сверкнув глазами. – Объясняю… Но учти: в первый и последний раз! Потому что понимать должен только я, а все, кто со мной, включая тебя, должны выполнять – по-тихому и быстро! – Он чувствовал себя явно в ударе: за последние двое суток импровизации удавались, как никогда. – Итак, тебе неясно, зачем надо было подкладывать Барона довеском к эфэсбэшникам, которых мы в целости и сохранности вернули обратно? Чтобы эти новые друзья сами его урыли! На кой он им, расколотый, сдался? Они себе в зачёт очередного грохнутого авторитета запишут, а на нас позора не будет за друга ссученного. Мне только предъявы на сходе не хватало!

Белый сделал паузу, устремив на Лося многозначительный взгляд:

– Доверить такое я мог только надёжному кенту, вроде тебя. Который, даже чего-то не понимая, умеет молчать. Просто из чувства самосохранения.

Он слегка улыбнулся – одними губами – и, как ни в чём не бывало, продолжил:

– Так значит, всё прошло чисто? Братки тебя не видели с твоей «ношей»?

– Будь спокоен. Я же их предупредил, что ждать долго не смогу. Дык, они, как только тех двоих на место доставили, сами припустили так, что я их потом и на тачке еле догнал.

– Ладно, иди отдыхай. И обмозгуй всё, что я сказал – на будущее.

* * *

Он очнулся от холода и не сразу понял, в чём дело. Его знобило. Он лежал в своей ванне, в уже совсем остывшей воде, но… был дома! У себя дома! Как и когда смог он здесь очутиться?

Однако сейчас не было ни сил, ни желания рыться в памяти. В замутнённом сознании уже пульсировал ставший таким знакомым и привычным, пока едва-едва, но всё-таки различимый сигнал «SOS!!!». Тот самый сигнал, который он когда-то – так образно и красиво – назвал в одном из своих фильмов «зовом бездны»!

Намотав цепочку на большой палец ноги, он не без труда вытащил наконец пробку. Затем той же ногой открыл кран с горячей водой и заткнул сливное отверстие пяткой. Вода стала уходить медленнее и заметно потеплела.

Он устал мёрзнуть. В последние дни ему постоянно было холодно. Лишь после задвижки, когда он «улетал», холод отступал. Ненадолго. До следующего «приземления». И очередного кумара, который снова превращал его в кусок льда. В замороженного покойника. Мертвеца, не чувствующего ничего. Кроме страха. Страха и боли…

Только они – болезненный страх и страшная боль – выводили из оцепенения, прострации, небытия. А потом – вопли… Его вопли… И нытьё… И унизительные мольбы… И ломка…

Кошмар бессонных ночей… Строгий взгляд Алёны – с белой стены напротив… Пляшущие на другой стене тёмной подвальной камеры «экшн»-кадры собственного «суперреалистического кино»: перекошенные страданием лица насилуемых, извивающиеся обнажённые тела, литые, блестящие бицепсы монстров-садистов, полные муки глаза онемевших от ужаса девочек…

И наконец – спасительная доза! И радость очередного «улёта» – блаженного отрыва, великой иллюзии забвения бытия…

* * *

– Держи. – Саныч собрал карты и протянул Олегу. – Подумай хорошенько над своими вопросами. И убери кошелёк со стола, – добавил он, вновь поднимаясь.

– Так, я, вроде, уже подумал.

Круглов проводил взглядом своего бывшего учителя, который, взяв чашки, поставил их в мойку.

– «Вроде Володи, похоже на Фому», – усмехнулся Саныч. – А Медичи нужна конкретика. И не зацикливайся на своём «иксе», к нему мы вернёмся позже – отдельно посмотрим.

– Медичи? Что-то знакомое… – Олег наморщил лоб. – Кажется, фильм был такой: «Ларец Марии Медичи».

– Есть такой фильм. Только я имел в виду не детективную сказку Еремея Парнова, а вполне серьёзный карточный расклад. Он о многом может поведать – при том, что почти никогда не сходится. Как утверждает легенда, у самой Медичи её пасьянс сложился лишь дважды: накануне коронации и в ночь перед казнью…

Саныч зачем-то полностью открыл форточку, после чего зажёг свечу и погасил свет.

Молочный сумрак тут же заполнил почти всё пространство кухни. И только квадрат стола, освещённый ровным, но живым пламенем, успешно противостоял этому неожиданному натиску белой июньской ночи.

Олег вдруг ощутил некое странное и абсолютно новое, неведомое доселе чувство, которое вряд ли сумел бы описать словами. А Саныч… Саныч молча взял у него колоду и, ещё раз перетасовав, сосредоточенно-спокойно начал поочереди выкладывать карты в одну сплошную линию, в каком-то определённом, только ему известном порядке. Закончив, он зачем-то пересчитал звенья образовавшейся карточной цепочки, удовлетворённо хмыкнул и поднял на Олега блестящие глаза:

– Могу сразу сказать, что скучать в ближайшее время тебе не придётся. Будь готов к большому количеству сюрпризов и неожиданностей, причём не только однозначно приятных.

Он принялся вновь рассматривать карты и через минуту продолжил:

– Хотя в итоге, так или иначе, ты окажешься в выигрыше – и выигрыш этот будет весьма солидным – потери также неизбежны. Однако от тебя лично здесь пока мало что зависит…

Глава 51
Смерть не всем улыбается одинаково …

– Что случилось? Куда-то намылился? – «приветствовал» Олег вошедшего Свинцова.

– Вы прозорливы, как всегда, товарищ подполковник. А по мне, куда б ни намылиться, главное – не на кладбище.

– Так! Вот с юмором у меня сегодня опять неважно!

– Если бы только сегодня! – Свинцов подошёл и без приглашения уселся напротив. – А у меня как раз нынче никакого желания шутить.

Лишь сейчас Круглов заметил на лице своего сотрудника не бледность даже, а некую измождённость: усталый взгляд, ввалившиеся глаза, странно маленькие, почти точечные зрачки…

– Что случилось, Миша?

– Пока, очень надеюсь, ничего интересного, – попытался улыбнуться тот. – Нет, кроме шуток, я уже готов поверить во всю эту фигню в «нехорошем доме» Лба. Представляешь, сегодня всю ночь «разбега’лся», не спал ни минуты. То ли бред, то ли явь, но – полный абзац! Знаешь, как будто рассыпаешься на тысячи маленьких тараканчиков и бежишь! Причём – в разные стороны!..

– Может, ты просто заболел?

– Ага, а чем – установят при вскрытии!..

Пожалуй, только теперь, слушая рассказ и видя определённо нездоровое состояние Свинцова, Олег впервые понял, нет – осознал, сколь велика опасность, от которой предостерегал его Саныч.

Как следователь, он сумел найти, разглядеть и объяснить явление. Однако как нормальный человек и где-то материалист, успевший ещё во времена СССР сдать пару экзаменов по марксистско-ленинской философии, он не мог окончательно ни принять, ни поверить собственным объяснениям. Даже получив результаты экспертизы, явившиеся фактическим подтверждением его правоты, он – ещё вчера вечером! – относился к этому как-то отстранённо, почти гипотетически. Скорее всего, именно здесь и коренилось его страстное желание разыскать непосредственного, реально существующего, живого виновника всей этой чертовщины.

И вот теперь один из лучших его сотрудников и верных друзей являл собою зримое доказательство пресловутой опасности. И вины. Его, Круглова, персональной вины – за «стронций – голыми руками».

– …Если тот же Лоб гулял через подобные глюки, – Михаил облокотился на стол, подпёр рукой подбородок и прикрыл глаза, – я, пожалуй, понимаю его «выход в пространство». Он хоть жил один. А у меня Лилька знаешь как перепугалась, когда проснулась? Хорошо, если всё на этом закончится. А ну как проявится лёгкий побочный эффект, – он томно вздохнул, – и мои потенциальные детишки так и останутся нерождёнными?

– Не волнуйся, – ответил Олег. – Сегодня вечером поедем к доктору.

– К Степанову-Скворцову?[49]49
  Имеется в виду психиатрическая больница имени Скворцова-Степанова.


[Закрыть] – приоткрыл один глаз Свинцов.

– Нет, горбатого лишь могила исправит!

– Да уж, – жалостливо вздохнул «горбатый», – чего другого, а чувства такта начальству не занимать…

– Всё, Миша! – Тон «начальника» не оставлял больше места для шуток. – Сейчас отправишься домой отсыпаться до вечера. А часов в семь я за тобой заеду.

– Благодетель, – прошептал Свинцов почти неслышно.

– Только вначале сходи, пожалуйста, в дежурную часть и поройся там в «ближнем» архиве. Меня интересуют сводки за последние десять суток!

– Что ищем на сей раз?

– Одинокую старушку, обнаруженную умершей в этот период.

– Не иначе, опять на шабаш летал, – вновь вздохнул Свинцов, вставая и выходя из кабинета.

Едва за ним закрылась дверь, Олег снял «служебную» трубку и набрал номер.

– Научно-технический отдел. Майор Сивак.

– Здравствуйте, Круглов беспокоит. А полковника Кирюхина, что – нет?

– Нет, товарищ подполковник. Он на срочном выезде.

Главный судмедэксперт, начальник отдела – на срочном выезде?! Олег даже растерялся.

– А что вы хотели, товарищ подполковник? Может, я могу?..

– Да, – не дал ему договорить Круглов. – Я хотел бы побеседовать с экспертом, который вчера выезжал с капитаном Свинцовым и делал анализы проб.

– Вы не могли бы назвать фамилию?

– Минуту, – Олег открыл одну из папок и перелистал бумаги. – Вот. Вы слушаете? Шалагинова М.А.

– К сожалению, Марины Анатольевны сегодня тоже нет…

– А когда она появится?

– Думаю, в ближайшие дни её не будет.

– Что-нибудь случилось?

– Ничего особенного. Просто у неё неожиданно заболел ребёнок, и она взяла больничный по уходу.

– Понятно. Спасибо.

«Ничего особенного…» – Круглов нахмурился и медленно повесил трубку, забыв убрать с неё руку.

* * *

– Здравствуйте. Вы, к кому?

– Это я, Пал Капитоныч.

Раздался знакомый щелчок, и Кривошеин толкнул дверь.

– Простите, Иван Фёдорович, не признал сослепу – в штатском-то! – Булов вышел навстречу из своей «привратницкой». – Да и не ждал так скоро!

– Спасибо тебе за звонок.

– Да за что ж тут благодарить? – пожимая ему руку, старик сочувственно заглянул генералу в глаза.

– Что, неважно выгляжу? – скривил губы тот.

– Если честно – как говорит мой внук, «не фонтан».

– Ничего. – Кривошеин устало зажмурился и добавил едва слышно: – Надо будет – подгримируют.

Затем вновь устремил на привратника мутноватый взгляд:

– Напомни лучше, Пал Капитоныч, номер квартиры. А то ведь меня сюда не очень часто приглашали.

– А… так номер шесть. На третьем этаже. Юрий Иванович должен быть дома, он так и не спускался никуда сегодня. Машина его только почему-то на улице, а не во дворе.

– Спасибо тебе ещё раз за всё, дорогой!..

Выйдя из лифта, Кривошеин сделал несколько шагов и, остановившись перед дверью шестой квартиры, прислушался. Ни звука, ни шороха… Непослушным пальцем он всё же нажал на кнопку. Вместо звонка из-за двери донеслась красивая мелодия, продолжавшая звучать и после того, как он опустил руку. Через несколько секунд музыка смолкла, и слух вновь затянула болотная тишина. Выждав несколько мгновений, Кривошеин достал ключи…

Уже в полутёмной прихожей он невольно сморщился от неприятного, какого-то застойного запаха нечистоты. В квартире царили духота и полумрак. На всех окнах – даже на кухне – были опущены жалюзи. Лишь из приоткрытой двери ванной на паркет падала узкая полоска света. Мельком заглянув туда, Иван Фёдорович всё так же молча прошёл в гостиную.

На фоне относительного порядка здесь сразу бросались в глаза разбросанные по полу грязные вещи: джинсы с вывернутой наизнанку штаниной, скрученные в восьмёрку трусы, мятая куртка, рваная рубашка… Похоже, именно они, эти вещи, и являлись основным, хотя, видимо, не единственным источником мерзкого запаха, заполонившего пространство квартиры. Ещё не заходя в спальню, от порога которой его отделяло всего несколько метров, Кривошеин, кажется, понял, что увидит там.

Едва он сделал первый шаг, как перед его мысленным взором неожиданно побежал кадрами чёрно-белого кино давний рассказ Лизы…

– Героическая девочка, ничего не скажешь. – Вера Валентиновна проводила глазами каталку, на которой увозили Марину. – С войны я так людей не резала… – Она закурила. – Знаешь, Лиза, и там, на фронте, не припомню такого. Мужички хоть ругались, матом защищаясь от боли. Но чтобы от боли теряли сознание – вот так, молча, не издав ни звука! Если не это зовётся материнским подвигом, то уж и не знаю…

– Да, ребёночка, похоже, удалось спасти. Спасибо вам!

– Прекрати!

– Прекратила. Ну а относительно перспектив мы можем поговорить?

– Поговорить, конечно, можем. Только, зачем? Как будто ты сама не видела! Если сегодня-завтра всё будет нормально, то ребёнка она родит. А вот как выкормит и что дальше? Точнее, сколько… Может, год, может, чуть больше…

…Иван Фёдорович остановился, опершись рукой о косяк и всё ещё не переступая порога спальни.

Через два с небольшим месяца Марина родила сына, которого назвали – в честь её погибшего отца – Юрием. А ещё через год – умерла.

Приехавшая сразу после рождения внука мать Марины увезла тело дочери в Казань, забрав с собой и годовалого Юрика – на время. Время это оказалось очень непродолжительным. Не прошло и года, как она упокоилась рядом с дочерью на казанском кладбище, а малыша привезли обратно в Ленинград…

Чувствуя уже нешуточную тошноту, Иван Фёдорович вошёл-таки в спальню, поднял жалюзи, открыл окно и сделал глубокий вдох. Лишь после этого он обернулся…

Юрий в махровом халате лежал на постели. Он никак не отреагировал ни на свет, ни на лёгкий порыв ветра, ворвавшегося в комнату. Можно было подумать, что он крепко спит. Если б не полуоткрытые, закатившиеся глаза с подрагивающими веками… Слюнявые губы, растянутые в блаженной улыбке… Склянки и порошок…

– Ты не должен был жить! – услышал Кривошеин собственный голос, разглядев на тёмно-вишнёвом ковре одиноко белеющий шприц.

И тут же с грустной благодарностью вспомнил, как быстро Лиза научила его когда-то делать внутривенные инъекции больной матери…

* * *

– За последние десять дней безвозвратно покинули Питер – четверо, область – трое старушек, тела которых были найдены в их одиноких жилищах. Возрастной диапазон: шестьдесят два – восемьдесят один.

– Спасибо за оперативность. Меня интересуют только «городские»! – Олег протянул руку. – Давай – и можешь отправляться спатки до вечера.

– Представь, я и сам догадался, что областные вряд ли потребуются, – проговорил Михаил, отдавая сводку и почему-то не спеша уходить.

Действительно, пробежав список, Круглов опять поднял на него глаза:

– Как это понимать? Воробьёва Лидия Ивановна… Почему ты её выделил?

– Потому что вам нужна именно она, товарищ подполковник, – устало ответил Свинцов и, хмыкнув, вдруг добавил с кавказским акцентом: – Я так думаю.

– Поясни!

– Два дня назад её обнаружили, по вызову соседей, ребята из Московского РУВД. Тамошний зам – мой однокурсник, так что информация – из первых рук, можно сказать. Мало того, что бабульку частично поела собственная кошка, которая после этого взвыла волком – собственно, этот вой и привлёк внимание соседей, – так ещё…

Раздался зуммер селектора. Круглов сделал знак прерваться и нажал на кнопку:

– Слушаю, товарищ генерал.

– Зайди ко мне, Олег. Пожалуйста…

– Иду.

Отключившись, он вновь взглянул на Свинцова:

– Договаривай, Миша. Только – самую суть.

– Самую суть, – вздохнул тот. – Эта бабулька была, на самом деле, «ягулькой» и летала на метле. По словам соседей, недостатка в посетителях у неё не было. Как выяснилось при осмотре квартиры, скорее даже наоборот – наблюдался некоторый их переизбыток. Из-под кроватки, на которой она почивала, извлекли неподъёмный чемоданчик, больше похожий на сундук Али-Бабы, набитый под завязку баксами. В этой связи теперь старушкой посмертно занимается наша доблестная «Чека»…

– Мишка, я – твой должник! – сказал Олег, вставая из-за стола. – Проси, что хочешь…

– Вопрос можно? Как ты думаешь, где, кто и на какие шиши будет её хоронить, принимая во внимание, что она была абсолютно одинока?

Глава 52
«Ибо всякое дело Бог приведет на суд, и все тайное, хорошо ли оно, или худо»

Не успел Круглов войти в приёмную, капитан Гусев вскочил со своего места и с заговорщицким видом устремился ему навстречу.

– Генерал ждёт вас, товарищ подполковник, – проговорил он вполголоса и перешёл вообще на шёпот. – Только хочу предупредить: у него умер сын!

Олег остолбенел.

– ?!!

– Иван Фёдорович заехал сегодня к нему и обнаружил мёртвым. Сразу позвонил полковнику Кирюхину – тот сейчас делает или уже сделал вскрытие. По всей видимости – сердце. Парню только-только за тридцать…

– Ладно, капитан, – чуть скривился Круглов. – Спасибо, что предупредили.

И направился в кабинет.

Генерал сидел за столом и что-то писал. Мельком глянув поверх очков на вошедшего Олега, он кивком указал ему на стул, продолжая скрипеть пером. Кривошеин был единственным человеком в Управлении, который не признавал никаких письменных принадлежностей, кроме карандаша и поршневой ручки. Однажды начхоз спросил его, что он будет делать, когда окончательно прекратят производство чернил. Ответ был предельно лаконичен: «Уйду в отставку!».

Размашисто расписавшись, Иван Фёдорович дважды промокнул лист старинным пресс-папье и вложил документ в лежащую здесь же, на столе, тёмную кожаную папку. Затем снял очки и вновь поднял глаза на Круглова:

– Судя по траурному выражению твоей физиономии, ты уже в курсе? – Он устало откинулся в кресле. – Сорока на хвосте принесла. Точнее, гусь лапчатый…

Олег опешил, не зная, что ответить. В нынешних обстоятельствах он, конечно же, не ожидал такого вопроса, да ещё заданного подобным тоном.

– Попросил выяснить, – ворчливо продолжил Кривошеин, – какие документы нужны, чтобы подхоронить урну к родному отцу – с учётом разных фамилий. Третий час выясняет!

Он тяжело вздохнул и, помолчав несколько мгновений, вдруг тихо поинтересовался, глядя на Олега из-под полуприкрытых век:

– Я запамятовал, у тебя – дочурка, кажется?

– Дочка, – непроизвольно улыбнулся тот.

– Дочка – это замечательно…

Генерал снова устремил на Круглова какой-то просветлённый и удивительно спокойный взгляд уже немного выцветших голубых глаз.

Сколько раз потом будет вспоминать Олег и этот пронзительный взгляд, и паузы, и каждую фразу их такой короткой частной беседы в служебном кабинете…

– Ладно, сынок, вернёмся к делам. – Кривошеин взял со стола и протянул ему небольшой листок бумаги. – Вот, пусть у тебя на всякий случай будут его координаты. Хотя он сам не сегодня-завтра должен связаться с тобой по поводу нашего друга Белова. Так мы с ним, по крайней мере, договорились…

Слегка нахмурившись, он ударил по загоревшейся кнопке селектора:

– Что такое, я же просил?!.

– Извините, товарищ генерал, – раздался голос Гусева. – Полковник Кирюхин – по внутреннему.

Кривошеин снял трубку:

– Да, Яша, слушаю… – Он посмотрел на настенные часы. – Хорошо, договорились. Жду тебя.

Отсоединившись, генерал покачал головой:

– Не дают нам… – он грустно усмехнулся, – делами заняться. Совсем времени не осталось. Ну что ж… – Иван Фёдорович опять как-то прерывисто-утомлённо вздохнул. – Ты можешь подъехать завтра с утра пораньше, скажем, часов в семь? Чтобы… у нас были час-полтора в запасе?

– О чём речь, товарищ генерал!

– Отлично! Значит, ровно в семь… До завтра, сынок!

Заметно обескураженный, Круглов встал и направился к двери.

– Да! Подожди минуту! – остановил его Кривошеин, с видимым усилием поднимаясь из-за стола.

Он подошёл к сейфу и достал оттуда запечатанный довольно объёмный пакет из плотной бумаги.

– У меня к тебе ещё просьба, а то завтра снова могу забыть… Строго между нами! Не исключено, что через несколько дней мне придётся на пару-другую недель лечь в госпиталь. Пусть эти документы побудут у тебя.

Он вновь улыбнулся – в ответ на красноречивый взгляд Олега (не сразу, но всё же взявшего пакет):

– Доживёшь до моих лет – научишься предусмотрительности. Выйду – заберу. Ну, а… в противном случае – вскроешь, разберёшься, что к чему.

– Вы меня пугаете, товарищ генерал…

– Всё, время не ждёт, – перебил его Кривошеин и, неожиданно и как-то неловко обняв, слегка подтолкнул к двери. – Постарайся завтра не проспать, сынок…

* * *

Было без одной минуты четыре, когда к дому подъехало такси – обычная грязно-жёлтая «Волга» с «шашечками». Стоя у окна, Агата видела, как сидевший рядом с водителем здоровяк – один из тех, что приезжали к ней накануне в мерседесе – выскочил и открыл заднюю дверцу. Из машины медленно выбрался (не вышел, а именно выбрался!) он – высокий и худой. Молодой человек хотел было помочь своему боссу, но тот что-то коротко бросил ему, и здоровяк отступил в сторону.

«Да, хорош „монах“», – усмехнулась Агата, продолжая свои наблюдения.

Тяжело опираясь на толстую резную палку, визитёр медленно направился к незапертой калитке.

Охранник проводил его взглядом, осмотрелся по сторонам и, перейдя на противоположную сторону, устроился на дощатой скамейке в тени огромного куста сирени. Такси осталось стоять на месте.

«Похоже, мы ограничены во времени! Что ж, тем лучше…» – Агата не спеша прошла в сени.

Никогда ещё не оказывалась она в подобном положении.

Люди обращались к ней за советом и помощью, и она самолюбиво-добросовестно делала своё дело. Могла подыграть (что называется, подпустить антуражного тумана) для усиления эффекта или пущей убедительности, дабы сломать неверие или сомнения клиента. Могла что-то скрыть от него, следуя основным ведовским законам и не желая врочить. Могла даже иногда – как в случае с этим бандитом Профессором – помочь поторопиться «перейти со стояния в положение», как говорит её друг и «сообщник». Но никогда ещё не приходилось ей вот так «изображать себя», заранее продумывая собственное поведение, действуя по предварительно разработанному сценарию.

Уже в сенях через небольшое окошко она увидела, как Монах медленно пересекает двор, направляясь к дому. Агата открыла дверь и вышла навстречу.

Он остановился у крыльца, обеими руками не опершись даже, а навалившись на свою палку.

«Высохший дуб – ни дать, ни взять! – подумала она, глядя на гостя. – Да, чистая работа…»

– День добрый, – первым поздоровался Монах, в свою очередь не спуская с неё тяжёлого взгляда.

– Здравствуйте. Проходите, пожалуйста, туда, – Агата кивнула на довольно большую беседку в глубине сада, – я сейчас…– и вернулась в дом.

Когда она пришла в беседку, Монах сидел там, с довольно грустным видом осматриваясь вокруг.

– Хорошее у вас хозяйство. И сад чудесный: яблони в цвету, вишни… – Он устремил глаза на Агату и неожиданно добавил: – Мне, честно говоря, казалось, что вы постарше.

– Ничего, – сдержанно ответила она. – Возраст – не самый главный мой недостаток, к тому же – изживаемый со временем.

– Конечно, вы правы. Это было малость бестактно с моей стороны. Можно задать один предварительный вопрос?

– Да, пожалуйста.

– Почему вы отказались приехать ко мне?

– Я же объясняла уже и вашим людям, и вам по телефону, что в больнице не работаю. Если быть совсем точной, то я, как правило, вообще работаю только здесь. В вашем случае – да, может, и сделала бы исключение… Если б вы пригласили меня к себе домой. Но в больницу…– Агата мотнула головой. – Зачем же так наказывать медперсонал. У них там и без этого забот хватает.

– Вы – серьёзно?

– Извините за резкость, – её зрачки заметно потемнели, – но мне странно слышать этот вопрос. Судя по тому, что вы здесь и… по тому, что я вижу, – помедлив, закончила она.

– Да, – ухмыльнулся Монах, – давненько со мной так не разговаривали! Чтоб не сказать – никогда. Ладно…

Он вдруг умолк и, скрипнув зубами, зажмурился.

Агата молча наблюдала за ним. Ни стона, ни вздоха. Да, сильный мужик, надо отдать ему должное. Сильный… Уж ей-то было, с кем сравнивать!

Когда приступ боли прошёл, Монах устало-вымученно посмотрел на неё и хрипло произнёс, как бы извиняясь:

– Не обращайте внимания.

– У вас хоть лекарство с собой есть?

Он снова усмехнулся:

– Лекарство? Разве что таблетка цианистого калия. Какие лекарства могут быть в моём случае, милая девушка? Вы же говорите, что что-то там видите!

Агата встала и, ничего не сказав, опять прошла в дом. Через несколько минут она возвратилась с чашкой в руках, которую протянула ему:

– Выпейте.

– А что это?

– Пейте без лишних вопросов, если не хотите, чтобы наша беседа на этом закончилась.

– Да, вы мне определённо нравитесь, – заметил Монах, принимая чашку. И в один глоток осушил её.

Затем, поморщившись, шутливо поинтересовался:

– Это ваше снадобье с водкой-то нормально уживается?

– С водкой всё нормально уживается, – бесстрастно отозвалась Агата, не замечая его тона. – Так что «внештатной ситуации» можете не опасаться.

Она серьёзно взглянула на него.

– У нас не так много времени, как я понимаю. Сейчас вам станет получше, и мы приступим. Но прежде, давайте договоримся кое о чём. Если быть до конца откровенной, я не должна была бы с вами работать, поскольку и в моей… профессии, как и в вашей, думаю, есть строгие правила, которые нарушать не рекомендуется. Тем не менее, постараюсь сделать максимум возможного. Однако не требуйте от меня большего. Это – раз. И кроме того, вы должны понимать, что могут быть не только вопросы, на которые я не сумею ответить, но и такие, на которые не могу отвечать. Улавливаете разницу? Поэтому не ждите от меня чудес и помните, что конкретные ответы можно получить лишь на максимально точные и конкретные вопросы.

– Договорились, – согласился Монах, которому, действительно, заметно полегчало. – В свою очередь, хочу вас поблагодарить, так как одно чудо вы уже совершили. Я имею ввиду это ваше… снадобье. На моего друга – ныне покойного, к сожалению, – визит к вам тоже произвёл неизгладимое впечатление. Он, насколько мне известно, ознакомил вас с нашей проблемой?

– Вашего друга в большей мере занимал он сам, – холодно проговорила Агата, – нежели ваша проблема. Поэтому, если вы лично себе совсем не интересны, то можете сразу задавать конкретные вопросы, касаемые этой «проблемы».

– Видите ли, – скривил губы Монах, – мы с моим другом и она – сия «проблема» – слишком взаимосвязаны. Так что я бы предпочёл вначале выслушать вас – всё, что вы можете сказать по мою душу.

– Пожалуйста. Вы – человек крещёный, хотя можете об этом и не знать, поскольку крестили вас в младенчестве и, скорее всего, тайно. Во всяком случае, от Бога вы всю жизнь были очень далеки. От вашего некогда довольно сильного и закрытого биополя на сегодня остались одни воспоминания. Причина этого – тяжёлая болезнь, о которой вы знаете не хуже меня и которая явилась следствием сильной порчи. Порча – довольно свежая, кстати, что меня немало удивляет, – делалась конкретно на смерть. Причём вы с вашим другом, как мне кажется, не единственные жертвы, а скорее – последние. Сделано всё было очень грамотно, профессионально, и я даже приблизительно не взялась бы назвать сумму, в которую подобный заказ мог вылиться.

– Из всего вами сказанного, – тихо промолвил Монах, подняв на Агату глаза, в глубине которых вспыхнуло потаённое пламя, – и сказанного абсолютно правильно —меня интересуют именно заказчик и исполнитель! За этим-то, прежде всего, я к вам и приехал!

Она с минуту молча смотрела на него, а потом, тоже вполголоса, произнесла:

– Вы совершили ошибку!

– Что? – опешил он.

– У вас была возможность не допустить этого, – пояснила Агата, по-прежнему устремив на него неподвижный взгляд. – Детали, если хотите, мы уточним.

Она взяла в руки колоду и продолжила, тасуя карты:

– Прошу вас ещё раз сосредоточиться и формулировать возникающие вопросы максимально конкретно. Итак, сейчас мы смотрим, когда и какую ошибку вы допустили. Или вам это уже неинтересно?

– Нет, отчего же, давайте проясним всё.

– Хорошо. И пытаемся получить сведения о заказчике и исполнителе. Заранее могу вам сказать, что заказчик должен не только располагать очень большими средствами, но и – что не менее важно – иметь непосредственный доступ и к вам с вашим другом, и ко всем остальным, которые стали его жертвами.

– Что значит, «непосредственный доступ»? – в голосе Монаха слышалось недоумение.