Текст книги "Борис Годунов"

Автор книги: Александр Боханов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 24 страниц)

Глава 3
Под сенью грозного царя...

В биографии Бориса Годунова особое место занимает история Царевича Дмитрия, убиенного 15 мая 1591 года в Угличе. Тогда, как говорится в летописных сказаниях, погибла последняя, «младая ветвь рода Рюрикова». Этот факт отложил неизгладимый отпечаток на восприятии Третьего Царя современниками и потомками и, можно прямо сказать, сотворил его исторический образ. Знаток эпохи историк С. Ф. Платонов очень точно сформулировал существующую дилемму: «От взгляда на это событие («углицское дело». – А.Б.)зависит взгляд на личность Бориса; здесь же ключ к пониманию Бориса. Если Борис – убийца, то он злодей, каким рисует его Карамзин; если нет, то он один из симпатичнейших московских царей.

Как точно выразился один из исследователей, «следственные материалы свидетельствовали о непричастности Бориса к смерти Цесаревича. Именно поэтому историки отказывались верить в их истинность.

Это может кому-то показаться странным, но недоверие к уникальному документы – давняя историографическая традиция. Многие историки традиционно не доверяли свидетельствам, не позволявшим «разоблачать» проклятую «русской общественностью» монархическую государственную систему, или, по расхожему определению, «царизм».

В историографии всегда наличествовали две взаимоисключающие мировоззренческие позиции. Первая, «обвинительная», которую пропагандировал Карамзин, имевшая к его времени – началу XIX века – давнюю традицию летописных сказаний, однозначно приписывала вину за злодеяние Борису Годунову. Уместно напомнить, что впервые утверждение о замысле Годунову «извести Царевича Димитрия» публично озвучил пресловутый Василий Шуйский 1 июня 1605 года. Хотя существовало официальное расследование, имелось «следственное дело», но оно, в силу обозначенных выше причин, признавалось исследователями «недостоверным». К числу «обвинителей», помимо Карамзина, относились историки С. М. Соловьев (1820–1879) и Н. И. Костомаров (1817–1885).

Вторая точка зрения, принимавшая в расчет не только суждения сомнительного свойства, но и широкую совокупность исторических обстоятельств и причинно-следственных связей, не была столь резкой и однозначной. Исследователи, придерживавшиеся подобной позиции, отмечая недостатки и возможные умолчания «Следственного дела», вовсе не считали необходимым сбрасывать его со счетов. Они рассматривали смерть в Угличе как трагический акт и признавали недостоверным не это событие само по себе, а утверждения о причастности к нему Бориса Годунова. Здесь-то как раз никаких надёжных подтверждений не существовало, а потому и «обвинения» Годунова квалифицировались как сугубо тенденциозные. Подобной точки зрения придерживались историки М. П. Погодин (1800–1875), Е. А. Белов (1826–1895), С. Ф. Платонов (1860–1933). Первым выступил против карамзинского обвинительного уклона М. П. Погодин^^^ Особо значимой в ряду исторических изысканий о смерти Царевича Димитрия следует признать работу А. Е. Белова, опубликованную ещё в 1873 году^^^.

Именно в XIX веке в историографии были озвучены все аргументы за и против версии о непосредственной причастности Годунова к смерти Цесаревича Дмитрия (Дмитрия). Труды последующих исследователей принципиально ничего нового не внесли; в лучшем случае добавляли мелкие детали, не менявшие базовой системы мировоззренческих представлений. Самым важным событием в изучении «углицского дела » стала реставрация документов и опубликование всех материалов следствия в 1913 году^^^.

В XX веке в исторической литературе появились предположения, что гибель Цесаревича в 1591 года нельзя сводить только к боярским интригам и злоумышлениям; что её следует воспринимать в более широком историческом контексте. Пастырь-богослов Митрополит Петербургский и Ладожский Иоанн (Снычёв, 1927–1995), категорически отвергая причастность Годунова к злодеянию, написал: «Смерть Царевича могла быть выгодна только тому, кто стремился уничтожить саму Россию, нанося удар в наиболее чувствительное место её церковно-государственного организма, провоцируя гражданскую войну и распад страны. В связи с этим небезосновательной выглядит версия о религиозно-символическом характере убийства Царевича, олицетворявшего собой будущее Православной русской государственности. Косвенными свидетельствами в её пользу служат сегодня многочисленные доказательства ритуального характера убиения Царственных Мучеников в Екатеринбурге в 1918 году»^^*.

Безусловно, смерть в Угличе явилась фактором дестабилизации общественной ситуации в стране. О том, что это не просто событие «местного значения », а элемент большой геополитической композиции по расшатыванию России свидетельствовало то, что «по странному стечению обстоятельств» сразу после событий в Угличе крымский хан Казы-Гирей предпринял набег на Москву, намереваясь уничтожить столицу Руси. Его конному воинству удалось добраться («доскакать») до столицы, грабя и сжигая всё на своём пути. 4 июля 1591 года русские сокрушили орду пришельцев, но эта победа далась дорогой ценой.

Если учесть, что одновременно Русь уже второй год вела изматывающую войну со Швецией за прибалтийские территории, а шведы то же намеревались совершить «марш на Москву», то нетрудно понять, какая напряженная остановка царила в Москве. А на этом безрадостном внешнеполитическом фоне ещё и удар изнутри – страшное известие из Углича...

Можно смело резюмировать, что «версии» и «мнения» об Угличской трагедии будут появляться снова и снова, так как определенного ответа на исходный вопрос: кто же конкретно организовал, или, если воспользоваться современным криминальным жаргоном, «кто заказал» Царевича Дмитрия, нет, да и вряд ли когда-нибудь он появится. Однако это отнюдь не означает, что тему можно обойти стороной. Её категорически нельзя проигнорировать при жизнеописании Бориса Годунова. Сюжет о Царевиче Дмитрии поднимает обширный событийно-смысловой пласт Русской истории конца XVI – начала XVII века, когда решалась вообще судьба России и когда на авансцене действовал и фигурировал Борис Годунов в качестве одного из ведущих героев.

Конечно же, важно выяснить, мог ли вообще Годунов, по складу своей натуры, по характеру своей личной воцерковлённости, переступить заповедный предел и бросить вызов Богу – покуситься смертозлоумышлением на жизнь Царского сына? Если говорить кратко и определённо: не мог. А вот прежде, чем предложить разъяснения данного категорического императива, для этого требуется основательное погружение в русскую историческую проблематику.

Дмитрий был последним сыном Иоанна Грозного, а Самодержец Иоанн Грозный – фокус всей Русской средневековой истории. Потому и разговор о Первом Царе в данном случае не только уместен, но и просто неизбежен. Фактический образ Иоанна Грозного незримо витал над историческим действием в России и многие десятилетия после его кончины в 1584 году. Даже и не просто витал, а во многом определял историческую фабулу Русской истории. Царь Фёдор Иоаннович, Царь Борис Годунов, все Лжедмитрии – на всех этих фигурах как бы лежала печать Царя Иоанна.

Даже когда в 1613 году был призван на Царство первый Царь из Династии Романовых Михаил Фёдорович, то даже и тогда далекая, но родственная связь с Иоанном Грозном служила веским положительным аргументом в пользу Михаила Фёдоровича. К этому времени Первый Царь чтился на Руси как великий правитель. В Утверждённой грамоте об избрании на Московское Государство Михаила Фёдоровича Романова 1613 года Иоанн Грозный называется «христианской веры крепким поборником», в государственных делах «премудрым», от «храброго подвига которого все окрестные государства имени его трепетали »^^^.

Практически во всех летописях послеиоанной поры содержатся восторженные описания личности и дел Первого Царя. Для примера можно привести выдержку из «Московского летописца », где Царь именуется «превысочайшим и городояростным Российской державы Первым Царём и Великим князем всея Руси, Самодержцем, многих царств обладателя и Государя, тщением разума своего прегордые царства разорившего »^^°.

Пиететное отношение потомком к Царю Иоанну всегда озадачивало описателей истории, видевших в нём в первую очередь «тирана » и «душегубца ». Народное поклонение перед памятью Иоанна потрясало уже Н. М. Карамзина. «Добрая слава Иоаннова пережила его худую славу в народной памяти; стенания умолкли, жертвы истлели, и старые предания затмились новейшими »^^^ – констатировал Карамзин. Народ оказался прозорливее и добросердечные, чем многие историки, с каким-то патологическим мазохизмом вытаскивавшие на поверхность только мрак и жестокость, акцентировавшие внимание почти исключительно на «злодействах», нередко просто придуманных.

По заключению историка Р. Ю. Виппер (1859–1954), Грозного «привыкли изображать в виде театрального тирана в русской и всемирной истории ». Маститый специалист в области Средневековья совершенно обоснованно назвал подобное изображение «мифом Можно даже сильнее выразиться: это – чёрная, разрушительная выдумка.

Иоанн Грозный являлся выдающимся государственным деятелем XVI века. Значимость данной личности удостоверяли порой те, кто с ним общался и чьи глаза не были зашорены предубеждениями. В качестве подобного примера можно сослаться на оценку вице-канцлера эрцгерцога Карла Штейермаркского и посла Императора Священной Римской Империи Максимилиана II (1527–1576) Кобенцеля фон Проссека, ведшего с Царём Ионном переговоры в январе 1576 года.

«Так в речах и делах своих он (Царь. – А.Б,)весьма спор. И представляется он многомудрой головой и может менять обличия, как мы могли увидеть, что в отношениях одних он чистая сладость и мёд, в отношении же других, что его не сразу понимают, чистая желчь и горечь, так и то и другое видно по его взорам. Свою репутацию и величие он держат весьма высоко. И природой он в такой мере одарён, что среди множества простого люда, если бы он был в их одежде, его можно было бы сразу признать за большого важного господина.

В русле данного изложения бурная, яркая и судьбоносная эпоха царствования Иоанна Грозного не может явиться предметом сколько-нибудь основательного рассмотрения. К тому же автор посвятил Первому Царю специальную работу, к которой интересующегося читателя и oτcылaeτ"^.

Ниже будут обозначены только некоторые принципиальные понятия и смысловые ориентиры, являвшиеся определительными рубежи эпохи. Особое значение имеет восстановление в оригинале оболганных страниц семейной жизни Иоанна Грозного, с указанием главных инспираторов лжи. Без всего этого событийно-смыслового контекста адекватно осмыслить историю с Царевичем Дмитрием невозможно. Ведь и Борис Годунов входил в ближний родственный круг Грозного Царя в последние годы его жизни...

Царь Иоанн Васильевич родился 25 августа 1530 года^^^ в селе Коломенское под Москвой, преставился 18 марта 1584 года в Московском Кремле, приняв перед уходом постриг с именем Иона, был погребен в Архангельском соборе в монашеском одеянии. Позже его назовут «Грозным», хотя современники не знали подобного определения и им не пользовались^^^.

Выдающийся русский лексикограф В. И. Даль (1801–1872) дал народную интерпретацию эпитета применительно к правителю: «Мужественный, величественный, повелительный и держащий врагов в страхе, а народ в повиновении Только в данном смысле и следует воспринимать указанный народный титул применительно к Иоанну Васильевичу, а совсем не в тех произвольных и тенденциозных значениях, которые ему приписывают. В переводах на иностранные языки термин «Грозный» переводят как «кровавый», «ужасный», «страшный»,что совершенно искажает русское смысловое содержание.

Исторической эпитафией Первого Русского Царя стали слова святого Первопатриарха Иова, сказанные почти через два десятка лет после кончины Грозного: «Благочестивый тот Царь и Великий князь всея Руси Иоанн Васильевич был разумом славен и мудростью украшен, и богатырскими победами славен, и во всем царском правлении достохвально себя проявил, великие и невиданные победы одержал и многие подвиги благочестия совершил. Царским своим неусыпным правлением и многой премудростью не только подданных богохранимой своей державы поверг в страх и трепет, но и окрестных стран иноверные народы, лишь услышав царское имя его, трепетали от великой боязни »^^^.

Иоанн наследовал титул Великого князя Московского в возрасте трех лет, после смерти отца – Великого князя Московского Василия III Иоанновича (1479–1533, Великий князь с 1505 года). По отцу он – потомок в пятом поколении легендарного победителя хана Мамая Великого князя Владимирского Дмитрия Ивановича Донского (1350–1389). По матери – Елене Васильевне Глинской (1508–1538), Грозный, как некоторые считают, являлся потомком разгромленного в 1380 году русскими хана Мамая (ум.1380) Это только одна часть родословия, причём не самая древняя.

Иоанн Васильевич по отеческой линии преемник двух великих династий. Первая – Рюриковичи – восходила к IX веку, к легендарному Рюрику (ум. 879) – основателю правящего владетельного рода в Древней Руси. Отец Грозного – Василий III (1479–1533), дед – Иоанн III (1440–1505), прадед – Василий II (1415–1462) – Великие князья Московские, все происходили из потомков Рюрика.

Бабка же Иоанна, Великая княгиня Софья (Зоя) Фоминична (1456–1503), являлась урожденной греческой принцессой, внучкой «Императора ромеев» (1391–1425) Мануила II. Она приходилась племянницей двум последним греческим Императорам: Иоанну VIII (1425–1448) и Константину (1448–1453) Палеологам, правителям Империи, которую ныне именуют Византией.^^^ Её дядя. Император Константин, погиб при защите Константинополя от турецкого нашествия в 1453 году и был причислен Православной Церковью к лику Угодников Божиих. Династия Палеологов правила в Константинополе (Царьграде) последние двести лет существования «Империи ромеев» (1259–1453).

Из европейских монархов по степени династического достоинства с Иоанном Грозным никто не мог сравниться. Первый Царь прекрасно знал своё родословие и понимал собственную исключительность в мире коронованных особ. Это свое избранничество он много раз демонстрировал в переписке с властелинами разных стран и народов.

Здесь уместно сделать одно уточнение. Иоанна Грозного со времени Н. М. Карамзина титулуют «Четвёртым», рассчитывая очередность Иванов на Московском княжении от Московского князя Ивана Даниловича Калиты (1282–1340). Московский стол потом занимали отец Дмитрия Донского – Иван II (1326–1359), а затем «двойной тёзка» и дед Первого Царя – Великий Московский князь Иоанн Васильевич (1440–1505), которого в народе величали и Великим, и Грозным. Однако по точному счёту Иоанн Грозный должен титуловаться Иоанном Первым, учитывая, что он приобрёл высший из возможных земных владетельных титулов – Царский...

В январе 1547 года Иоанн Васильевич в Успенском соборе Московского Кремля венчался на Царство, став Первым Царем в Русской истории. Это был не просто выбор новой властной атрибутики; это было признание всемирной миссии Руси. Теперь, и де-факто и де-юре, функция «Священного Царства», некогда принадлежавшая Константинополю, перешла к Москве. Идея «Вечной Империи» нашла новое историческое воплощение в образе Московского Царства и Московского Царя.

Отныне Русь – не просто государство и правление; но – в первую очередь исполнение мессианского задания, ниспосланного Всевышним Вечной Империи: евангелизации рода человеческого и приуготовлению его ко Второму Пришествию. Как написал в этой связи Митрополит Петербургский и Ладожский Иоанн: «Воцарение Грозного стало переломным моментом: русского народа – как народа-богоносца, русской государственности – как религиозно осмысленной верозащитной структуры, русского самосознания – как осознания богослужебного долга, русского “воцерковленного” мироощущения – как молитвенного чувства промыслительности всего происходящего. Соборность народа и его державность слились воедино, воплотившись в личности Русского Православного Царя»^^^.

Провиденциальная мессианская миссия Московии, так явно ощущаемая людьми середины XVI века, явила новое русское национально-государственное мировоззрение, поднимавшее Русь на особое место в мировом ходе времен. Русская эсхатология, русские упования отнюдь не сводились к ожиданию конца света; это было осознание открывшегося бескрайнего пути нравственного самосовершенствования, молитвенного усердия, истинного благочестия. Ведь Сам Бог ниспослал Руси всемирную роль, тяжелейшее бремя ответственности и долга – быть Его уделом. И вполне закономерно, что страна вослед за Святой Землей начинает именоваться «Святой Русью». Это был идеал, это – предел стремления русского социума XVI века. Других примеров подобного возвышенного, надмирного восприятия не «государства», а «земли» в мировой христианской истории не существует.

Эсхатологическое ощущение времени чрезвычайно важно учитывать при характеристике мировоззрения Царя Иоанна, насквозь пронизанного экстремальным порывом, сверхличностным устремлением в сакральную высь. Он всю свою сознательную жизнь стремился служить Богу и видел предначертания Промысла там, где другие разглядеть Волю Божию были не в состоянии. По словам одного из европейских гостей, общавшегося с Первым Царём, повелитель Московии называл себя «Самодержцем», то есть правителем, «который держит один управление». Девизом великого князя Иоанна Васильевича было: «Я никому не подвластен, как только Христу, сыну Божию »^^.

Сохранившиеся документы и свидетельства подтверждают: мироощущение Первого Царя всегда было кафоличным (вселенским) и эсхатологичным (мироконечным). Схожими являлись представления и ощущения Бориса Годунова. Хотя здесь свидетельств «прямого отражения» значительно меньше, чем в случае с Грозным, но нет ни одного, которое бы опровергало подобное нравственно-духовное мироощущение.

Подавляющая же часть историографии как отечественной, так и зарубежной, взращенная в линейной системе позитивистско-материалистических координат, традиционно игнорирует подобную духовно-душевную организацию человеческой личности. Потому и возникают бесчисленные одномерные примитивные схемы, модели и описания, часто говорящие не о героях истории, а только об узости понятийного и смыслового горизонта самих авторов. При линейном взгляде на поток времени происходит не только сужение и «приземление » исторического горизонта, но и подмена исторического смысла.

Подобная аберрация исторического мировосприятия обусловлена гносеологическими причинами. Как точно выразился один из современных исследователей, «современному сознанию, в большей степени рационалистическому и даже атеистическому, совсем не просто проникнуть во внутренний мир человека, живущего совершенно по другим законам. По законам глубоко религиозно-мифологическим. Такое было время тогда, в XVI столетии. Такими были и люди»^^^.

Философия власти, которую выражал и отстаивал Первый Царь, с позиции безбожного мира, с точки зрения «гуманизма » и «толерантности» XIX—XX—XXI веков может выглядеть «архаичной», «средневековой» и даже «кровожадной». Но это – только аберрация исторического зрения, смещение понятий и подмена смыслов. После цивилизационных катастроф века XX, после печей Освенцима, Бухенвальда и Дахау, после ГУЛАГА, после чудовищных бомбардировок Дрездена, Нюрнберга, Хиросимы, Нагасаки, после тотального истребления всего живого в ходе «ковровых бомбардировок», стенания политиков, публицистов и историков о «жестокостях» многовековой давности выглядят только откровенным кликушеством. Однако негодующие и лицемерные вердикты, осуждающие «насилие» Первого Царя, звучат и звучат, и несть им числа...

Царь Иоанн являлся человеком XVI века. Он, конечно же, не был совершенен и подавлял неугодных всеми возможными способами, в том числе и казнями, на что имел полное моральное право как Царь Миропомазанный, ответственный за свои деяния только перед Богом. В гневе он действительно был страшен.

Однако мартиролог его жертв не шёл ни в какое сравнение со списками убиенных его современниками, западноевропейскими корононосителями. Что касается смертоубийств, то, например, по сравнению с английскими Тюдорами, Рюриковичи, в том числе и Царь Иоанн, выглядели скромными «провинциалами». Поэтому говорить о какой-то исключительно «русской жестокости » могут лишь те, кому «беспредельно дорог » старый русофобский идеологический ангажемент. Как документально заключал исследователь, «английские, испанские и французские короли того же XVI века отправили на казнь в сто разбольше людей, чем наш Грозный Цapь»^^^.

Тенденциозные утверждения о каких-то особых «злодеяниях» Первого Царя, которые уже в XVI веке циркулировали в Западной Европе, совершенно не соответствовали восприятию Самодержца в самой России, что не раз озадачивало иностранных визитёров.

Посланец папы (1572–1585) Григория XIII образованный иезуит Антонио Поссевино (1534–1611), ведший в 1582 году переговоры с Первым Царём и состоявший с ним в переписке, в своём трактате о посещении Московии написал: «Нынешний правитель Московии, Иоанн Васильевич, говорят, ещё ночью поднимается, чтобы идти к заутрене, ежедневно бывает на дневном и вечерних богослужениях. Говорят, что когда его спросили об этом, он ответил: “Разве мы непорочнее Давида? Почему же нам не вставать по ночам к заутрене для покаяния перед Господом, не орошать слезами наше ложе, не смешивать хлеб с пеплом, питьё со слезами?”. Кроме того, ежедневно он кормит около 200 бедняков, которым каждое утро даёт по деньге (это четверть динария), а к вечеру даёт по два ковша пива».

Поссевино ненавидел Царя – он ведь отверг католическую идею об «унии» Католичества и Православия, а потому миссия Поссевино фактически провалилась – должен был как-то объяснить народное почитание Царя. И он его «разъяснил». По его словам выходило, что указанные благочестивые деяния Монарха – молитва и милостыня – «настолько застилают глаза народу, что он либо совсем не видит пороков своих правителей, либо прощает их и истолковывает в лучшую сторону »^^^.

Поссевино озвучивал мысль, которая потом стала камер-тоновой у Карамзина и многих других авторов. Русский народ в глазах западных гастролёров оказывался «глупым» и «забитым », а потому чужестранцы легко различали «грехи » русских правителей, а подданные Царя видели только то, что было дорого и понятно православной душе.

Все ненавистники Первого Царя до сего дня не могут постичь «немыслимое» для них обстоятельство: почему за десятилетия правлении «тирана», «садиста» и «душегуба» против него не только не вспыхнуло ни одного «восстания», но даже ни единого народного «недовольного брожения» не возникло. И, несмотря на постоянное «ухудшение жизни народных масс» – это излюбленное историографическое клише, ни в какой части огромного Царства за сорок лет не вспыхнул бунт. Почему же? Тут у разоблачителей всех мастей полный «концептуальный столбняк».

А всё же было просто и ясно. В народном сознании Иоанн Васильевич являлся Царём «исконным», «природным», «христолюбивым»; Царём грозным и справедливым. Он – Богом данный правитель, а разве против Воли Божией можно восставать!

Иоанн Васильевич отличался тем, в чем никогда не были замечены его коронованные современники. Он остро осознавал собственную греховность, каялся лично и даже публично, что свидетельствовало о живом чувстве Христопреданности. Истязал свое несовершенное естество многодневными постами и многочасовыми молитвами. Постоянно отправлял в крупнейшие монастыри – Троице-Сергиев, Кирилло-Белозерский, Соловецкий и другие – «заупокойные вклады», порой весьма крупные, на помин душ убиенных. В конце концов, распорядился занести все имена казенных в особый Синодик, который был разослан по обителям для молитвенного поминовения усопших. Он заботился о душах тех, кто погиб по его почину, желая избавить их в ином мире от «огня дьявольского».

История Царского Синодика сложна и поучительна. Давно было известно о нем, и историки много раз пытались найти этот важнейший документ, который позволил бы предметно судить о масштабах «террора», о котором так много всегда говорилось, но конкретные данные если и приводились, то выглядели просто фантастическими. Петербургский профессор Р. Г. Скрынников (1931–2009) провел сложнейшую работу по выявлению отдельных уцелевших фрагментов, а затем и воссоздал ценнейший исторический источник, который и был опубликован^^^.

Часто утверждается, что «массовый террор» Царя Иоанна длился 15 лет и главные жертвы пришлись на период Опричнины, существовавшей с 1565 по 1572 год. Внимательное изучение фактических данных позволило исследователю сделать вывод, опровергающий давние историографические трюизмы «о десятках тысяч жертв». «Традиционные представления о масштабах опричного террора нуждаются в пересмотре. Данные о гибели многих десятков тысяч людей крайне преувеличены. По Синодику опальных, отразившему подлинные опричные документы, в годы массового террора было уничтожено около 3000–4000 человек.

Историк привел сводный список погибших, который включает около 3700 человек^^^. Конечно, приведенные цифры нельзя считать абсолютными, но то, что они отражают реальное положение вещей, в том невозможно сомневаться. При этом надо обязательно принимать к сведению, что правил Иоанн Грозный безраздельно, самовластно более сорока лет...

Оставим в стороне риторические восклицания моралистов всех мастей о том, что и это – «ужасные цифры ». Важно только подчеркнуть, что европейская история XVI века подарила миру целую галерею кровожадных правителей: Король Генрих VIII, Королевы Мария Кровавая и Елизавета I в Англии, Филипп II в Испании, Христиан II в Дании, Эрик XIV в Швеции, Император Священной Римской Империи германской нации Карл V, каждый из которых умертвил куда больше людей, порой в десятки раз, чем их коронованный современник из далёкой Московии.

Данный «статистический аспект» необходимо знать всем, кто интересуется историей Отечества. Следует ясно понимать, что Россия и в Средние века совсем не была неким уникальным «царством террора». В ту эпоху «передовая Европа» по количественным показателям насильственно отнятых жизней, оставляла далеко позади «отсталую Россию»...

Одним из самых запутанных и самых извращённых сюжетов в биографии Иоанна Грозного является его семейная жизнь. Это объясняется не только «плохой сохранностью» документальных данных, но и явным злым умыслом многих и многих людей, рисующих портрет Первого Царя и с этой стороны в самом непривлекательном виде.

А как же иначе: ведь «кровавый тиран» обязательно должен быть «сугубо» аморальным, «глубоко» безнравственным! Такова исходная «творческая» установка, для подтверждения которой все средства хороши, все самые грязные слухи и сплетни пригодятся. И пишут и пишут об этом без устали, не имея ни данных, ни фактов, а только одни пристрастные «суждения», как то началось ещё с Н. М. Карамзина. Давно настала пора отделить «зерна от плевел», говорить правду, основанную только на знании исторической фактуры. При таком подходе сразу же рушатся многие ветхие и непристойные стереотипы.

Бытует точка зрения, что, вопреки церковным правилам и нормам христианской морали, Иоанн Грозный «женился семь раз», хотя православная традиция допускает только три брака. Подробный перечень царских браков привёл «Московский летописец».

«Лета 7089-го (1584) в Великой пост в четвертую субботу преставился Царь и Великий князь Иоанн Васильевич всея Руси, был на государстве много лет, а был женат 7-ми браками: 1 – Царица и Великая княгиня Анастасия Романовна, от неё же 1 сын Царевич Дмитрий, в младенчестве утонул в Шексне реке тем обычаем, как Государь ходил молиться в Кирилов монастырь на судах вверх Шексною и из стану из шатров на судно Царевича несла кормилица на руках, а кормилицу вели под руки царевичевы дядьки бояре Данило Романович да Василей Михайлович Юрьевы, и по грешному делу Царевич из руки у кормилицы упал на сходню, а [с] сходни в воду, и того часа выхватили, и он залился (утопился) 2 сын Царевич Иоанн, преставился в совершении возраста; 3 Царевич Фёдор был после отца на государстве, да две царевны; 2 – Царица и Великая княгиня Марья дочь Темрюка, князя черкасского из Пятигор, от неё был сын Царевич Василий, во младенчестве не стало; 3 – Царица Марфа Васильева дочь Собакина; 4 – Царица Анна Александрова дочь Колтовских, в инокинях Дарья; 5 – Царица Анна Григорьева дочь Васильчикова; 6 – Царица Марья Фёдорова дочь Фёдоровича Нагова, от неё был сын Царевич Дмитрий, после отца остался полутора года, дан ему был в удел и с матерью Углич. И как достиг 9-го году, заколот был, как агнец незлобивый, умышлением Борисовым, а Царица пострижена, став инокиней Марфой »^^.

Необходимо отметить сразу же: в перечне присутствуют только «шесть жён», а не семь, как заявлено вначале. Оставим до другого времени разговор о якобы «убиенном» по приказу Бориса Годунова Царевиче Дмитрии и о «несчастной» шестой-седьмой жене Иоанна Грозного Марии Нагой и рассмотрим подробней весь матримониальный ряд.

В 1547 году не прошло и трех недель после царской коронации, и 3 февраля того года «Царь и Великий князь всея Руси» женился на восемнадцатилетней Анастасии Романовне Захарьиной-Юрьевой, дочери умершего к тому времени окольничего^^^ Романа Юрьевича Захарьина-Кошкина. Этот боярский род позже стал называться Романовыми, представитель которого Михаил Федорович и был избран на Царство в 1613 году.

Обряд венчания Царя Иоанна в Успенском соборе Кремля совершал святитель Митрополит Макарий (1482–1563, Митрополит с 1542 года). Как сообщает летопись, «и была радость великая о государеве браке».

После смерти Анастасии от тяжелой и неопознанной болезни в августе 1560 года Царь в 1561 году женился на крещеной Черкасской княжне Марии (Кученей) Темрюковне, скончавшейся в сентябре 1569 года. Этот брак может рассматриваться в качестве важной политической акции. Царь хотел породниться с влиятельным княжеским родом, чтобы закрепить господство России на Северном Кавказе, в так называемом Пятигорье. В конце 1560 года Царь послал сватов Ф. К. Вокшенина и С. Мякинина на Кавказ «у Черкасских князей дочерей смотрети». Им приглянулась юная Кученей – ей еще не было и пятнадцати лет – дочь князя Темрюка Идаровича – князя – правителя Кабарды. Еще в 1557 году Темрюк Идарович просил Царя принять Кабарду в русское подданство, что и было исполнено.

Дочь князя Темрюка Кученя (по другим источникам, Гошаня) в сопровождении свиты 15 июля 1561 года прибыла в Москву на смотрины и оказалась «любой» Иоанну. Через пять дней, 20 июля. Митрополитом Макарием избранница была крещена и получила имя Мария. Прошел месяц, и 21 августа 1561 года юная княжна, знавшая по-русски всего лишь несколько слов, была обвенчана в Успенском соборе Кремля с «Царем и Великим князем всея Руси». Свадьбу сопровождал праздничный трехдневный царский пир, и «народ веселилося». Послушность, верность и скромность юной горской красавицы нравились Грозному, и он брал жену в регулярные свои паломничества по монастырям. Умерла Мария в сентябре 1569 года.