Текст книги "Борис Годунов"

Автор книги: Александр Боханов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 24 страниц)

Фрагмент откровенно тенденциозный. Не будем полемизировать с измышлениями давно умерших безымянных авторов (или автора) «Нового летописца», появившегося, напомнил, при Патриархе Филарете как своего рода «курс правильной истории». Однако для ныне живущих, как представляется, необходимы некоторые пояснения. Город Алексин находился на Тульской земле, ныне это – районный центр Тульской области. «Украйной» назывались порубежные земли «у края», а совсем не современная территория Украины, которая в тот период в состав России ещё не входила.

Особо важно подчеркнуть, что Годунов изображался как какое-то исчадие ада, о котором нужно было писать только самое неблагоприятное. Понятно, что прямо утверждать об участии Годунова в подготовке набега крымцев на Русь было невозможно; из других источников было хорошо известно, какую роль играл Борис Годунов в событиях. Потому и сочиняли нелепицу со ссылкой на какие-то слухи, которые якобы циркулировали в народной среде. Были подобные слухи или нет, в точности неясно, но точно установлено, что никаких массовых репрессий, а именно так можно воспринимать повествование «Нового летописца», летом и осенью 1591 года на Руси не наблюдалось.

Чтобы завершить размышления по поводу этого фантастического эпизода, уместно сказать, что у Н. М. Карамзина, сочинения которого ныне широко у нас распространены, домыслам «Нового летописца» придан характер подлинного события. Историограф передаёт в своей эпопее почти слово в слово этот сюжет так, как он изложен в «Новом летописце», называя эти лживые слухи «мнением народным», завершая его критической нравственной сентенцией, что Годунов «с совестию нечистою закипел гневом»^*'‘...

Разгром крымцев позволил сосредоточиться на войне со шведами, которые пытали распространить сферу своего влияния и на северные исконные русские территории – Поморье и Беломорье. Причинив немало разорений и бед русским селениям, крепостям и монастырям, шведские захватчики ощутимых результатов не достигли. Везде у них были одни провалы и неудачи. В конце концов шведы пошли на переговоры с русскими. 18 мая 1595 года в деревне Тявзино в окрестностях Ивангорода был заключён мирный договор.

Русская сторона признавала за Швецией права на Эстляндию. Шведы же обязались передать России крепость Кексгольм (Корелу) на Карельском перешейке^*^ и признать за Россией завоеванные Ивангород, Ям, Копорье. Фактически в деревушке под Ивангородом завершилась почти сорокалетняя война за прибалтийские земли. Россия не добилась максимальных территориальных приращений, но она добилась многого...

Одним из кульминационных рубежей Русской истории стал 1598 год. 7 января, в день праздника Богоявления (Крещения) Господня, на 41-м году жизни скончался Царь Фёдор Иоаннович. В летописях и документах той поры содержится описание этого события, коренным образом переменившего жизнь Бориса Годунова, да и ещё немалого числа людей. Приведём несколько свидетельств.

«Благочестивый Царь повелел Патриарху совершить обряд миропомазания. Патриарх же со всем освященным собором тотчас возложил на себя облачение, начал освящение миро, и по окончании богослужения помазует благочестивого Царя святым миром во имя Отца и Сына и Святого Духа. Царя же болезнь совсем одолевает, и время исхода души приближается, и повелевает благочестивый царь Патриарху себя исповедать и причастить Пречистых Тайн, стоящим же у одра его приказывает всем удалиться. Патриарх же, не мешкая, приняв исповедь у благочестивого Царя, приобщает его Пречистых и Животворных Даров Тела и Крови Христа, Господа нашего. И в девятом часу той же ночи благочестивый Царь и Великий князь всея Руси Фёдор Иоаннович отошел к Господу; тогда просветлело царское лицо как солнце» (Патриарх Иов).

«В лето 7106 (1598) году впал Государь Царь Фёдор Иоаннович в болезнь и, видя отшествие своё к Богу от суетного мира сего в вечный покой, призвал к себе благочестивую Царицу и Великую княгиню Ирину Фёдоровну и, дав ей о Христе целование и простив её, не повелел ей царствовать, но повелел ей принять иноческий образ; потом же повелел призвать Патриарха Иова и бояр своих. Патриарх же и бояре и все люди с плачем и рыданием молили его. Государя; и говорил ему патриарх Иов: “Видим, Государь, мы, свет меркнет пред очами нашими и твоё, праведного, отшествие к Богу: кому сие царство и нас, сирых, приказываешь и свою Царицу?”. Он же отвечал им тихим голосом: “В сем моём царстве и в вас волен создавший нас Бог: как Ему угодно, так и будет; а с Царицей моею Бог волен, как ей жить, и о том у нас договорено”... Потом же государь велел себя соборовать святым маслом и причастился божественным Тайнам Христовым и честную свою праведную душу отдал Богу января в 7-й день. Тело же его праведное вынесли и, отпевши надгробными песнями, погребли честно в Москве в соборной церкви Михаила Архангела, где изначально погребен их царский корень» («Новый летописец»).

«Лета 7106-го января в 5 день преставился благоверный и христолюбивый государь Царь и Великий князь Федор Иоаннович всеа Русии, был на государстве 14 лет. И во дни его благочестивого царствия были мир и тишина, и благоденствие, и изобилие плодов земных. Преставление же его случилось в день навечерия^*^ Богоявления Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа изнемогающему Царю и Царице его Ирине немощней... И дав друг другу последнее прощение и целование, при таком плаче и рыдании, что едва отлияша их ароматными водами. И потом пришёл Иов, Патриарх московский и всея Русии, и обливаясь слезами, встал прямо против очей царевых и глаголет во всеуслышанье: “Куда идёшь, о Царь и Государь наш драгоценный, и кому вручаешь скипетр царствия своего, и нас, сирых, как же оставляешь? Оставляя нас, вручи жезл царствия шурину своему. Царицы своей, а нашей государыни брату конюшему и боярину Борису Фёдоровичу Годунову, да царствует над нами”» («Московский летописец»).

Существуют и другие описания, а некоторые настолько «экстравагантны », что их лишний раз и цитировать не хочется. Ранее уже говорилось, что Иван Тимофеев, одержимый антигодуновской манией, приписал Борису Годунову даже... отравление Царя Фёдора Иоанновича!

Второй Царь преставился в ночь с 6 на 7 января 1598 года. Подлинную атмосферу того момента передаёт Патриарх Иов в своём жизнеописании Фёдора Иоанновича: «Потом же Патриарх и все христоименитые люди, воздев руки к небесам и вознося Богу молитвы с плачем и со слезами, так возглашали: ‘Ό Владыка Человеколюбец, господи Исусе Христе, Сын Бога живого, чего ради лишил ты нас такого благочестивого Царя, праведного и святого? Зачем, незлобивый Владыка, оставил ты нас сирыми и сокрушенными? На кого нам теперь возложить упования? Кто сумеет теперь мирно управлять таким многочисленным народом? Видел ли ты. Владыка Человеколюбец, сегодняшнюю нашу глубокую скорбь и сетование? Ты отнял от нас Царя, но не отними от нас своей милости, окажи покровительство, господи, городу и жителям его, ибо мы разорены и осиротели, мы словно овцы, не имеющие пастыря; не отними от нас, господи, твоего человеколюбия. Ты сокрушил – исцели; ты рассыпал – снова собери; наказав – снова помилуй!”. Благочестивая же Царица и Великая княгиня всея Руси Ирина Фёдоровна повелела (после погребения усопшего Царя – А.Б.)щедро наградить Патриарха и весь освященный собор. Также и нищих, собрав их бесчисленное множество, накормила досыта и оделила нескудной милостыней. Тогда же она открыла все темницы и узилища, даруя жизнь осужденным на смерть и снабжая убогих узников всем необходимым. Всё это блаженная Царица совершала для того, чтобы прославить святую душу Царя и украсить его венцом добродетели на том свете »^**.

Из приведённых фрагментов следует, что центральную роль в момент приуготовления Царя к встрече с миром иным играл Патриарх Иов. Так и должно было быть. Ведь в Государстве-Церкви наличествуют две главы: Царская и Священническая. «Московский летописец» даже утверждает, что Иов хотел чуть ли не вырвать у умирающего монарха имя преемника, которым только и виделся Борис Годунов. «Новый летописец» эту версию не подтверждает, но утверждает, что Царь напутствовал Царицу принять иноческий образ. Так или иначе, но имя Бориса Годунова названо Фёдором Иоанновичем на смертном одре не было. Никто не знает и никогда не узнает, надеялся ли Борис Годунов, прекрасно понимавший зияющую впереди бездну, на то, что Царь благословит его на Царство.

Существует узловой вопрос: хотел ли он вообще носить царский венец? Большинство авторов однозначно отвечают: хотел! Столь категорический ответ должен иметь бесспорное, твёрдое обоснование. Однако его-то как раз и не существует. Есть умозрительное построение, возникшее на основе того, что в предыдущие годы, в течение целого десятилетия, Борис Годунов был фактическим управителем государства; некоторые даже именуют его «временщиком»! Подобная логика представляется неотразимой, но всё-таки это именно логическое умозаключение некоторых летописцев и последующих исследователей, а не отражение исторического факта.

Тотчас после смерти Фёдора Иоанновича Москва присягнула на верность Царице Ирине. Первопатриарх Иов конкретизировал время этого акта, который, по его словам, совершился вскоре же после преставления Царя Фёдора по настоянию Бориса Годунова. «Искусный же правитель, – писал Иов, – Борис Годунов вскоре повелел боярам своей Царской Думы целовать животворный крест и присягать благочестивой Цариц Ирине по обычаям Их Царских Величеств; у крестного целования был сам Святейший Патриарх со всем освященным собором». Это произошло ещё до того, как было публично объявлено о кончине Второго Царя.

Патриарх Иов оставил и свидетельство того, как горько переживал Борис Годунов кончину Царя Фёдора. Сердце Бориса «снедаемо было сугубой печалью: он сетовал об отшествии к Богу благочестивого Царя и рыдал о безмерной скорби благородной сестры своей, благоверной Царицы, и опасался, что в управлении страной трудно будет сохранить покой и мир ». Последние слова говорят о том, что Годунов, как человек государственного склада ума, понимал, что впереди вырисовываются сложности и превратности в положении Верховной Власти.

На девятый день по кончине супруга Царица Ирина в Новодевичьем монастыре приняла постриг с именем Александры. Туда же удалился и Борис Годунов, хотя сразу же возникло и предложение «звать Бориса на Царство». На это предложение он не реагировал, а сестра. Царица-инокиня, не дала ему своего благословения.

Государство обезглавилось; более месяца в Московском Государстве не было верховного правителя. Положение было беспрецедентным, да и вообще сама ситуация складывалась небывалая. Надо было искать правителя, чего на Руси никогда не знали.

Уж несколько столетий на Руси правили «законные», «природные» государи. Начиная с Ивана Калиты московский стол переходил от отца к сыну, и никто не сомневался в такой правомочности. Правда, в «Доме Рюрика» случались раздоры, возникали конфликты из-за прав на власть, когда прямая преемственность на время и прерывалась. Но это были как бы семейные, внутриродовые распри; корень властительский оставался одним и тем же. Теперь же вся эта нерушимая традиция распалась; со смертью Фёдора I засохла последняя ветвь древнего рода.

Некоторые современники (Иван Тимофеев) и последующие исследователи возлагают вину за случившийся острый династический кризис на Иоанна Грозного и Бориса Годунова. Первый в 1581 году «убил» старшего сына Царевича Иоанна-младого (1554–1581), а «злодей» Годунов в 1591 году «порешил» девятилетнего Царевича Дмитрия. Некоторые авторы, тот же Н. М. Карамзин, доходят в своих обличениях «погубителей » до состояния неистовства, хотя вина указанных лиц ни в первом, ни во втором случае даже косвенно никогда не была установлена. Известно хорошо, что Грозный так тяжело переживал смерть старшего сына, что чуть рассудка не лишился; это событие не могло не отразиться на его здоровье.

Что же касается Бориса Годунова, то никто не знает, переживал ли он гибель Царевича Дмитрия и если переживал, то как. Он был очень закрытым человеком; на людях свои чувства, в отличие от Царя Иоанна, никогда не демонстрировал. Конечно, одно дело – Царь, ему только Бог указчик, а другое дело – царский холоп; его «страдания» и «переживания» никого не интересовали. Никто бы и не понял каких-то чувственных излияний. Будучи умным, очень умным, Борис не мог не понимать, что какого-то «прибытку» ему от «Угличского дела » быть не может. Так оно в конечном итоге и получилось; мёртвый Дмитрий стал ему не менее опасен живого. Но вернёмся к драматическим событиям января – февраля 1598 года.

Возникшее «безгосударево время » должно было закончиться появлением нового Царя; но откуда он придёт и кто им станет, в том была полная неясность. Существовали именитые роды, но к концу XVI века они давно были уже «размыты». По словам историка С. Ф. Платонова, «по общему складу понятий того времени наследовать должен был родовитейший в государстве человек. Но родовые счёты бояр успели к этому времени так уже перепутаться и осложниться, что разобраться в них было не так легко »^*^.

В такой ситуации решить вопрос могло только «мнение Земли Русской», которое выражал Земский собор. Никого другого легитимного собрания просто не существовало, и волей-неволей вставала задача «избрания» Царя. Здесь надо сразу же внести ясность. Процедура «избрания» того времени не имела ничего общего с «избирательной процедурой » последующих эпох, когда провозглашены были «либерально-демократические» принципы «волеизъявления народа ». Тут господствуют закулисные «политические технологии», а само «свободное соревнование кандидатов» почти всё построено на свободной игре низких человеческих страстей; подкуп, махинации, ложь – неотъемлемые атрибуты подобных «процедур».

На соборах же земских «избрания» как такого не было; это была «народная дума», занятая не поиском «кандидатов», а изысканием путём «рейтинговой жеребьевки» одного, самого достойного претендента. В данном случае правильнее говорить не об «избрании» в современном понимании этого слова, а о приглашении на Царство. Так было в 1613 году, когда званым оказался Михаил Фёдорович Романов, но точно так же случилось и в феврале 1598 года, когда единственным претендентом на царское звание оказался Борис Годунов.

Почему же Борис Годунов так долго и неоднократно отказывался? Почему он, если поверить сочинителям, чуть ли не бредивший верховной властью, первоначально отверг и мольбы Патриарха, и единодушное «приглашение на Царство» Собора? Разоблачители тут как тут со своими «разъяснениями »: оказывается он «хитрил», «набивал себе цену»! Но куда уж больше; выше уж и быть не может!

Некоторые авторы уверены: он «боялся». Современная исследовательница уверена, что «в тайных мыслях Борис, конечно, мечтал о престоле, но в то же время страшился сесть на него»^^^. Как жива доныне карамзинская «методология» постижения истории! Авторы артикулируют такие вещи, что можно подумать, будто они допущены к самым сокровенным кладезям души Бориса Годунова. В очередной раз хочется подчеркнуть, что категорический императив тут совершенно неуместен. Со времени Н. М. Карамзина прошло два века, но – увы! – приёмы не меняются.

С утверждением же, что Годунов «боялся», вполне можно согласиться. Ведь Царская учесть. Царская ноша – это неимоверный груз забот и ответственности до последнего земного часа. Только авантюристы и безответственные вертопрахи могут без колебаний и страхов легко принять венец, уверенные в себе и своих способностях.

Так, например, поступил ненавистник Годунова боярин Василий Шуйский в мае 1606 года. В ходе народного восстания 17 мая Лжедмитрий I был убит, а 19 мая группа приверженцев Василия Ивановича на Красной площади «выкликнула» Шуйского царём. «Царь Василий» тут же согласился и времени не терял: уже 1 июня был коронован Новгородским Митрополитом Исидором; это-то при живом предстоятеле Иове! Василий Иванович дал «крестоцеловальную запись», ограничивающую его власть. Следующим шагом этого «царя толпы» стала политика дискредитации памяти Третьего Царя; уже в начале июня правительство Шуйского объявило Бориса Годунова «убийцей Царевича Дмитрия ». Василию так хотелось любой ценой утвердиться у власти навсегда, так хотелось завоевать симпатии и уважение у всех, но в итоге интриган потерпел полное банкротство.

17 июля 1610 года частью боярства, столичного и провинциального дворянства «Василий IV Иоаннович» был свергнут с престола; толпа его выдвинула в «цари», толпа его и свергла. Через два дня «бывший царь» был насильно пострижен в монахи в Чудовом монастыре, он отказался сам произносить монашеские обеты. В сентябре 1610 года был выдан (не как монах, а в мирской одежде) польскому «коронному гетману» Станиславу Жолкевскому (1550–1620), который вывез его и его братьев, Дмитрия и Ивана, в Польшу. В Варшаве Шуйские в качестве жалких пленников были представлены Королю Сигизмунду III; потом их возили по улицам под улюлюканье польской черни. Василий Шуйский умер 12 сентября 1612 года в заключении в Гостынинском (Густынском) замке, в 130 верстах от Варшавы. Закономерный финал для клятвопреступника и интригана^^.

Борис Годунов был человеком совершенно иного склада души и характера; он не был политическим авантюристом и совершенно правильно оценил общую обстановку. Борис Фёдорович, как талантливый шахматист, – а он увлекался этой игрой, – правильно «просчитал» все последующие «политические ходы», а это значит – перед нами выдающаяся личность, стоявшая на голову выше всех своих современников.

Глава 7
Царь всея Руси

Борис Годунов стал Царём всея Руси, потому не мог им не стать, потому что не было другого столь же значимого лица, способного в критический момент оспорить преимущества Годунова. Дело было не в «интригах» самих по себе, – какая же реальная политика без них, а в подлинном раскладе сил.

После упокоения Фёдора Иоанновича правительницей была провозглашена Царица-вдова Ирина Фёдоровна – родная сестра Бориса Годунова. По призыву Патриарха Иова и конюшего Бориса Годунова ей начали присягать должностные лица, в том числе и её брат. Фактически произошло воцарение Ирины. Её именем шли повеления и распоряжения из столицы, на её имя поступали донесения с мест^^^ Возникала совершенно необычная для Руси ситуация: впервые царскую функцию должно было исполнять лицо женского пола. Правда, в юные годы Иоанна Грозного его мать, Великая княгиня Елена Глинская (1508–1538), выступала фактической правительницей, но она распоряжалась от именем своего малолетнего сына Иоанна Васильевича.

Был и ещё один аналогичный случай, имевший место в стародавние времена, о котором на Руси хорошо знали. Имеется в виду Киевская княгиня Ольга (ум. 11 июня 969), правившая после гибели мужа, князя Игоря Рюриковича, примерно с 940 по 960 год, выступая регентшей при малолетнем сыне. Великом князе Киевском Святославе Игоревиче (942–972). Она приняла Христианство ещё до Крещения Руси, став первой русской святой.

Более чем за семисотлетний период Русской государственности никаких других примеров подобного женского управления не существовало. Царица Ирина могла стать первой полноправной повелительницей, но она ею не стала.

Сразу же после похорон супруга, то есть 8 января, Ирина удалилась в Новодевичий монастырь, где и приняла постриг на девятый день, исполнив то предназначение, которое оговорила с супругом перед его кончиной. Этот эпизод достаточно подробно описан в «Новом летописце».

«После погребения Государя Царя Фёдора Иоанновича всея Руси его благочестивая Царица и Великая княгиня Ирина Фёдоровна с погребения его Государева, не заходя в свои царские хоромы, повелела себя отвести простым обычаем в пречестной монастырь Богородицы честного Ея Одигитрии (Путеводительницы. – А.Б.),что зовётся Новый монастырь, от города Москвы в пяти поприщах^’^ В том монастыре она, Государыня, постриглась, а в инокинях дали имя ей Александра, и пребывала она. Государыня, в кельи своей от пострижения и до преставления своего, кроме церкви Божией никуда не ходила». Брат же её, Борис Годунов, и до и после своего воцарения ездил к ней «каждый день»^^^.

Сразу же после удаления Ирины Фёдоровны в монастырь возникла необходимость, чтобы Борис Годунов взял в руки «скифетр российского царствия», с чём к нему и обратился Патриарх Иов. Ответ был отрицательным, но Борис Фёдорович привёл и свою мотивацию: «Мне и на ум никогда не приходило о Царстве, как мне и помыслить на такую высоту? О государстве и о всяких земских делах радеть и помышлять тебе, государю моему, святейшему Патриарху Иову, и с тобою боярам »^^^.

Подобное объяснение не выглядит убедительным по той очевидной причине, что Борис Годунов, как очень умный человек, как политик-шахматист, не мог не просчитывать ситуационные ходы. Прекрасно понимая свою неродовитость, нецарскородность, он не мог не принимать в расчёт соображения общего порядка: став Царём «от бояр», его положение будет весьма шатким. Ему требовалось всенародное признание, и он в конце концов его получил.

Обычно игнорируется очень важное обстоятельство воцарения Бориса Годунова. Он стал Царём не после смерти Фёдора Иоанновича, а после пострижения в монахини Царицы Ирины. Затем уже был и Земский собор, и мольбы Патриарха и «Земли Русской» воспринять царскую власть, на которую его в итоге благословила и сестра-монахиня Александра.

Вся эта история продолжалась полтора месяца – время чрезвычайно тревожное и неопределённое. Жизнь в стране начала замирать; закрывались многие лавки, приказы обезлюдели, суды не работали, в войсках началось брожение. Всех мало-мальски мыслящих людей в те тревожные недели занимал только один вопрос: кто станет главой Царства, кто наденет Венец Мономахов, кто явится опекателем и радетелем государства? Определённого ответа не было. В тот период в церквах по всей России молитвы шли почти непрестанно; верующие взывали к Богу «явить милость», «подсобить» обрести Царя.

Как только проявилась «заминка» в восприятии власти, сразу проявились и боярские поползновения. Об этом хорошо написал знаток эпохи историк С. Ф. Платонов:

«Видя, что Ирина постриглась и Царство принять не хочет, бояре задумали, как говорит предание, сделать Боярскую думу временным правительством и выслали дьяка Щелкалова к народу на площадь с предложением присягнуть боярам. Но народ отвечал, что он знает только Царицу. На заявление об отказе и пострижении Царицы из народа раздались голоса: “Да здравствует Борис Фёдорович” »^^^. Иными словами, идея «боярского самодержавия» увяла, не успев расцвесть.

После этого Патриарх и бояре отправились к Борису Годунову, который пребывал вместе с сестрой в Новодевичьем монастыре, но Борис наотрез отказался, сказав, что прежде надо упокоить душу Царя Фёдора Иоанновича. Тогда решили, что пусть минет сорок дней со дня преставления Фёдора и тогда соберутся в Москву земские люди для избрания Царя.

Очень важно ещё раз подчеркнуть: Борис Годунов не хотел поставления на Царство от Боярской Думы, он не хотел быть правителем от вельмож, как то происходило у соседей, в Польше (Речи Посполитой). Он желал быть избранником «всей земли». Как подчёркивал С. Ф. Платонов, если подобные намерения у Годунова действительно наличествовали – тут утверждать ничего наверняка не возможно, – то Борис оказался умнее и «дальновиднее боярства».

О наличии определённой боярской оппозиции Годунову можно говорить почти наверняка. Всегда, когда возникали какие-то внутренние трения в государстве, тут же проявлялась и разноголосица, немедленно же обнаруживались и отдельные боярские претензия на приоритеты. Однако одно дело – внутренние настроения, так сказать, латентная оппозиция, а другое дело – несогласие, оглашённое публично. Это уже – политическое действие, которого в данном случае не наблюдалось. Борис Годунов за годы своего государственного администрирования сумел так поставить дело, что среди родовитых и именитых не существовало лидера, способного увлечь за собой других «людей высокой чести».

Существовал на Руси один персонаж, который теоретически мог носить Мономахов Венец, так как он одно время хоть и номинально, но числился «правителем». Речь идёт татарском царевиче из рода Чингисидов Симеоне Бекбулатовиче (до крещения – Саин-Булат) (? – 1616). Он появился в России в конце 50-х годов XVI века, когда его отец, царевич Бек-Булат, перешёл на службу в Москву. В конце 60-х годов получил в управление Касимовское цapcτвo^^^ Участвовал в Ливонской войне 1558–1583 годов. В 1573 году крестился, приняв имя Симеона.

В 1575 году Иоанн Грозный назначил его «Великим князем всея Руси», а себе выделил особый «удел», сохранив в своих руках фактическую власть в стране. Через несколько месяцев Царь ликвидировал свой «удел», убрал Симеона Бекбулатовича с «великого княжения » и пожаловал ему в удел земельные владения в Твери и Торжке. Тот стал называться «Великим князем Тверским». Вот как этот исторический эпизод излагается в «Московском летописце»:

«А Симеон был на Москве год, именовался Великим князем все Руси. Потом Царь и Великий князь Иоанна Васильевич всея Руси воспринял скифетр Российского Царствия и облачился в царскую багряницу и венец и диадему на себя возложил, как и было прежде. А Симеону дал в удел Тверь, да Торжок, и велел его писать: “Князь Великий Симеон Бекбулатович Тверской” »^^^

Здесь не время размышлять о тот, почему Первый Царь устроил подобную декоративную властную «рокировку». Убедительного ответа до сих пор не существует, из книгу в книгу кочуют исключительно умозрительные «версии ». В данном случае важно только подчеркнуть, что «Князь Тверской » Симеон титул и земли потерял при Борисе Годунове, а в 1606 году был пострижен в Кирилло-Белозерском монастыре под именем Стефана.

Жак Маржерет описывает историю Симеона при Годунове следующим образом: «В день своего рождения, которое празднуется во всей стране с великим торжеством. Царь порадовал сосланного Царя Симеона, дав ему надежду скорого освобождения; при этом прислал ему при своём письме испанского вина.

Симеон и служитель его, выпив это вино за царское здоровье, оба в короткое время ослепли; Царь Симеон слеп и сейчас. Я слышал об этом из собственных его уст»^^^.

За достоверность этой истории никто поручиться не может. Реально же в 1598 году Симеон никакой конкуренции Борису Годунову составить не мог; да его никто всерьёз и не воспринимал как «правопреемника»...

Если рассмотреть существующий список боярской аристократии, принявшей участие в подписании «Утвержденной грамоты» февральского Собора 1598 года об избрании Бориса Годунова Царём^^, то картина будем следующей. Первый «по чести» боярин Б. Ф. Годунов в списке не значится. В перечне членов Государевой Думы фигурирует ещё семнадцать лиц, распределённых в очередность «по чести ». Князь Фёдор Иванович Мстиславский, князь Василий Иванович Шуйский, конюший боярин Дмитрий Иванович Годунов, князь Фёдор Михайлович Трубецкой, боярин и дворецкий Степан Васильевич Годунов, боярин Иван Васильевич Годунов, князь Дмитрий Иванович Шуйский, Богдан Юрьевич Сабуров, князья Никита и Тимофей Романовичи Трубецкие, Фёдор Никитич Романов, князь Михаил Петрович Катырев-Ростовский, Александр Никитич Романов, князь Иван Михайлович Глинский, князь Александр Иванович Шуйский, князь Борис Камбулатович Черкасский и князь Василий Карданукович Черкасский.

Здесь представлено девять аристократических фамилий, которые все почти в каком-то колене имели родственные слияния и матримониальные переплетения. Вот, собственно, та русская властная элита, которая наличествовала в Москве на исходе XVI века.

Самыми близкими к царскому роду Рюриковичей являлись Романовы, Никитичи: Фёдор (будущий Патриарх Филарет) и Александр. Они приходились двоюродными братьями Царю Фёдору Иоанновичу. Их отец, боярин Никита Романович Захарьин-Юрьев, брат первой жены Царя Иоанна Васильевича Анастасии, был «в большой чести » у Грозного. Перед смертью в 1586 году боярин Никита Романович завещал опеку над своими детьми Борису Годунову, а потому они неизменно входили в «партию » Годуновых. Разрыв между Годуновыми и Романовыми произойдёт в самом начале XVII века, но в 1598 году они – верные сторонники Годунова. Никаких властных амбиций бояре Романовы в период избрания Бориса Годунова не демонстрировали; во всяком случае, таковые не были нигде отражены. Позже возникли некоторые «разговоры», но в период избрания Годунова о них ничего слышно не было.

Второй «по чести» после Бориса Годунова член Государевой Думы князь Фёдор Иванович Мстиславский, как уже ранее говорилось, не имел никаких властных амбиций, предпочитая роль влиятельного слуги при повелителе. К тому же он вёл своё родословие от литовского князя Гедимина^^ что не могло вызвать расположение Патриарха и клира, так как Литва относилась к числу давних врагов Москвы, да к тому же ещё и «отдалась» Католичеству.

Что касается давних возмутителей спокойствия князей Шуйских, то хотя они и причисляли себя к Рюриковичам, но в очень дальнем колене и по степени родственной близости с «царским древом » состязаться с Борисом Годуновым не могли. К тому же Дмитрий Шуйский приходился свояком Борису Фёдоровичу; оба были женаты на дочерях Малюты Скуратова.

Сабуровы, как и Вельяминовы, приходились родственниками роду Годуновых – за единого предка у них считался мурза Чет, в Православии Захария; они неизменно поддерживали Годунова. Среди «соборян» 1598 года Сабуровых насчитывалось 11 человек, а Вельяминовы имели 20 представителей.

Пятнадцатый «по чести» боярин князь Иван Михайлович Глинский (ок. 1540–1602) был двоюродным братом Царя Иоанна Грозного и свояком Бориса Годунова; он был женат тоже на дочери Малюты Скуратова и всегда был в «партии» Бориса Годунова. Как и Мстиславский, никаких властных претензий на Царский Венец не демонстрировал. Его невозможно зачислить к противникам Бориса Годунова.

Князья Черкасские – Борис и Василий – числись потомками турецкого военачальника Мамелюка Инала – владетельного князя Большой Кабарды; он умер в 1453 году. На его правнучке, принявшей Православие княжне Марии Темрюковне (1545–1569), был вторым браком в 1561 году женат Иоанн Грозный. Единственный их ребёнок Царевич Василий Иванович умер в двухмесячном возрасте в мае 1563 года. Князь Борис Черкасский приходился родным дядей Марии Темрюковне и был женат на Марфе Никитичне Романовой. Его родственник Василий Черкасский был женат на дочери князя Ф. И. Мстиславского. Оба князя приняли Православие уже в зрелом возрасте и силу этого никаких шансов на престол иметь не могли.