Текст книги "Озеро шумит (сборник)"
Автор книги: Александр Линевский
Соавторы: Антти Тимонен,Константин Еремеев,Лидия Денисова,Тертту Викстрем,Эрнест Кононов,Федор Титов,Ортьё Степанов,Ульяс Викстрем,Яакко Ругоев,Пекка Пертту
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)
Антти Тимонен
Родился в 1915 г. в д. Луусалма Кемского уезда в семье крестьянина. Раннее детство провел в Финляндии. Когда исполнилось 11 лет, вместе с матерью вернулся в Карелию. В 1932 г. окончил Петрозаводский педагогический техникум. Работал учителем и журналистом. Во время Великой Отечественной войны был в рядах Советской Армии. Награжден орденами Отечественной войны I степени и Красной Звезды. Писать начал в 1933 г. С 1946 г. – член Союза писателей.
Созданы многократно переиздававшиеся в СССР повести «От Карелии до Карпат», «Освещенные берега», романы «Родными тропами», «Белокрылая птица», «Мирья», «Здесь мой дом». В настоящее время переводится на русский язык роман «Мы – карелы».
За литературную деятельность удостоен орденов Ленина и «Знак Почета». Член правления Всесоюзного общества СССР – Финляндия и председатель его Карельского отделения. Депутат Верховного Совета КАССР.
Озеро шумит
Старый рыбак и старый пес возвращались с тони. Груда сетей на дне лодки блестела от ряпушки и сигов. Старик греб, упираясь в дно лодки широко расставленными ногами. Он тревожно поглядывал на озеро, откуда тяжелыми валами накатывали волны. Грузная рыбачья лодка качалась на волнах, как щепка, то поднимаясь на высокие гребни, то погружаясь в черную пучину между ними. Казалось, старику не справиться и ветер угонит лодку в пролив между полуостровами, за которыми широко раскинулся водный простор.
Но старик не боялся осенней бури. Не впервые на этом озере он боролся с волнами. Его тревожило другое: надо же было именно сегодня расходиться этой буре!
Пес смирно сидел на корме, широко раскинув лапы. Он привык к этой зыбко качающейся на волнах лодке. Преданно следил он за каждым движением хозяина и, словно понимая его тревогу, тяжело вздыхал.
До полуострова Хийсиниэми, или Чертова полуострова, было еще далеко. Во мгле раннего осеннего утра, сквозь мелкую сетку дождя и водяных брызг старик не мог разглядеть свою покосившуюся избенку на фоне серых скал и пожелтевшего леса.
Он, старый рыбак Игнатта, срубил эту избу еще молодым, после возвращения с русско-японской войны. Его отпустили на побывку, а он решил больше не возвращаться в армию. Воевать он воевал, раз было нужно, воевал неплохо – даже георгиевский крест получил от генерала. Но когда война кончилась, ему не хотелось больше маршировать на пыльных плацах.
Он выбрал своим убежищем Хийсиниэми потому, что, как говорило само название, на полуострове ютились только черти, и там он мог не опасаться урядников. До ближайшей деревни было километров семьдесят.
Первые два года Игнатта скрывался в шалаше, подальше от берега, а затем, убедившись, что его уже никто не ищет, привел сюда свою подружку Муариэ. Они построили тут избушку, баню и хлев. Здесь, в Хийсиниэми, родился их единственный сын, впоследствии ставший лесорубом. Сын с женой скитались по лесным разработкам, а их маленький Хуоти, внук старого Игнатты, жил у деда.
В сорок первом году сын надел серую шинель и в последний раз попрощался со стариком. Извещение о гибели сына под Ленинградом старик хранил в маленьком, окованном железом сундучке.
Все это казалось, было давно – и Муариэ, и сын, и жена сына. В живых остались только внук Хуоти и он, старый Игнатта. Внук приезжал к старику в летние месяцы – сперва из Петрозаводска, где он учился в лесном техникуме, потом с далекого механизированного лесопункта, где работал начальником. В это лето он еще не приезжал. Вот сегодня и ждал его старый Игнатта. Еще месяц назад Хуоти сообщил старику об этом. Но будет ли катер в такую бурю?
Лодка подошла к берегу. Старый пес Мусти завизжал и засуетился.
– Эх ты, лентяй! – пожурил его старик и, шагнув по колено в воду, чтобы провести лодку меж камней, взял собаку на руки и понес на берег.
Только в последние годы Мусти стал пользоваться помощью хозяина. Раньше он сам прыгал в воду, часто даже вдали от берега.
– Стареешь ты, Мусти! – сочувственно бормотал старик.
Сегодня улов был очень хорош, и старик беспокоился, успеет ли он опорожнить сети и справиться со всеми домашними делами до прихода катера. Когда сети наконец были очищены, он прополоскал их и тщательно растянул под навесом. Сегодня, по случаю приезда внука, он не будет закидывать их в воду. Черт с ней, с рыбой! Наловил он ее на своем веку немало и не грех, если отдохнет в этот вечер.
Игнатта состоял в рыболовецкой бригаде ОРСа, но рыбачил всегда в одиночку. Правда, его уговаривали перейти на базу – постоянное место жительства рыбаков, но он упрямился и не хотел оставить своего Хийсиниэми, вокруг которого знал каждую мель и яму. Да и внуку интересно проводить здесь свой отпуск. Старика оставили в покое. Что с ним спорить, ведь упрямому деду пошел уже восьмой десяток! К тому же он исправно сдавал рыбу и больше, чем другие члены бригады.
Старик отнес тяжелую корзину с рыбой в кладовку, нагнувшись, вошел в избу. На стук двери замычала в загоне корова.
– Погоди, успеешь! – Старик привык разговаривать вслух с коровой и собакой. Больше ему не с кем было вести разговоры.
Он вытащил из-за печи ушат с подогретым кормом и понес в загон. Потом взял чистое ведро, свернул цигарку и сел на низкую скамейку доить корову. Он всегда доил корову с цигаркой в зубах и вот опять обжег ей бок. Корова сердито лягнула задней ногой, и старик еле успел подхватить ведро. В ответ он поддал корове кулаком под живот, корова тяжело вздохнула, и на этом оба успокоились.
Пока старик доил корову, Мусти чинно сидел рядом и деловито наблюдал за этой процедурой, склоняя голову то на один, то на другой бок. А когда старик поднялся, Мусти, как всегда, побежал первым к дому и, толкнув лапами, открыл дверь в чулан. Все это повторялось изо дня в день, из года в год.
Старик процедил молоко. Сегодня он ничего не варил на завтрак – некогда было. Он отрезал половину рыбника и поставил на пол, для Мусти. Мусти знал свою тарелку. Сегодня он ел неохотно, то и дело поглядывая на хозяина. Вторую половину рыбника старик съел сам, запивая теплым молоком.
Вдруг дрогнули и зазвенели от далекого взрыва стекла. Последовал второй, третий, четвертый взрыв. Старик взглянул на ходики, тикавшие на стене. Мусти на мгновение навострил уши, затем спокойно продолжал свой завтрак. Стари. к и пес уже привыкли к этим взрывам. Взрывали скалы Хийсикаллио, где теперь шло строительство новой Западно-Карельской железной дороги. Там, в скалах, где раньше могли пройти лишь старый Игнатта да несколько охотников, скоро пойдут тяжелые поезда.
После завтрака старик стал прибирать комнату. Пол он вымыл еще вчера. Теперь же особенно тщательно стер пыль с радиоприемника. Приемник был куплен в прошлом году, к приезду внука, а то внук скучал без последних известий и без музыки. Правда, после его отъезда, когда старик сам захотел послушать музыку и стал крутить рычажки приемника, что-то в нем треснуло и приемник умолк. Нежное устройство приемника, видно, не было приспособлено для больших, огрубевших рук старого рыбака. Старик не стал никого приглашать исправлять приемник, хотя в новом поселке среди строителей железной дороги были сведущие люди. Пускай внук сам отремонтирует, по крайней мере ему будет чем заняться от скуки. А если не сможет поправить, что ж, можно будет купить и новый.
На приемнике в рамке стоял портрет светловолосого юноши со вздернутым носом. Старик вытер рукавом пыль с портрета, и грубые морщины на его бородатом лице разошлись от теплой улыбки. Вот он, его внук! Снимок был сделан, когда внук только начал учиться в лесном техникуме, тогда он был старику как-то ближе, милее. А когда он был совсем маленьким, дед и внук еще крепче любили друг друга. Бывало, в осенние вечера они заберутся на печь, лягут рядом, и начнет старик рассказывать сказки. Сказок он знал много! Маленький Хуоти слушает затаив дыхание, потом крепко обнимает волосатую шею старика и восторженно зашепчет:
– Дедушка, когда я вырасту большой, я тоже построю тебе хрустальный дворец. Из чистого золота!
А озеро шумит и шумит…
Такой милый чудачок был этот маленький Хуоти! Но с годами он стал молчаливее, рассудительнее. Правда, каждый год он приезжал к деду в гости, но эти посещения становились все короче. Конечно, скучно ему было тут, старик это понимал, хотя сердцем согласиться с этим было нелегко…
Прибрав комнату, старик стал собираться в новый поселок за десять километров. Туда должен прибыть катер. Старик надел новый костюм, который носил только при внуке и в праздники, когда ходил в поселок. Из окованного железом сундука достал сберегательную книжку – надо кое-что купить в поселке. Он заглянул в книжку. Последняя запись в ней на солидную сумму. Вот сегодня он вручит эту книжку внуку – пусть берет себе и владеет! Он молодой, деньги пригодятся, а ему, старику, много ли нужно!..
Игнатта вынул из сундука пачку писем внука, подержал в руках, любовно погладил и положил обратно. Часто по вечерам он перечитывал их, хотя разбирал уже с трудом.
Надо было выходить. Старик взял расческу и перед маленьким потемневшим зеркалом пригладил пышную седую бороду.
Уже совсем собравшись, он вдруг вернулся в комнату, достал из шкафа бутылку коньяку и поставил на стол. Пускай внук сразу увидит, как войдет в комнату. Это для аппетита. Вечером они затопят баню, а после бани еще найдется чем подкрепить беседу. Не грех выпить ради такого дня!
Во дворе старик остановился в нерешительности. Правда, ветер немного утих, но волны были еще бурными. Опасно отправляться в поселок на лодке. Тяжело будет грести, и еще хуже, если вымокнет внук. Лучше идти пешком.
Никакой дороги к избушке старика не было, и не могло быть – на болоте провалились бы все дороги вместе со строителями. Давно когда-то Игнатта, еще молодой и сильный, натаскал на самые топкие места бревен. Они уже сгнили и местами ушли глубоко в болото, их даже не было видно. Но старик и в темноте мог бы пройти по ним. И теперь он шел по жидкой болотной грязи, а Мусти шел следом по брюхо в воде.
Пройдя болото, старик зашагал веселее по мягкому ягелю. Умный Мусти бежал теперь впереди, зная, куда идти.
Старик любил помечтать, особенно, когда бродил по лесу или плыл в лодке. Вот неподалеку строится поселок будущего крупного механизированного лесопункта. А ведь внук как раз начальник механизированного лесопункта. Ведь может же случиться, что его переведут именно сюда. А может, и сам он захочет приехать в родные места. Хорошо бы! Он, старик, пока есть сила, будет рыбачить. Не нравится внуку Хийсиниэми – ну и не надо. Он, старик, тоже переберется к рыбакам на базу. Зачем обременять внука с его молодой женой. Приятно ли молодым, если у них в квартире кашляет и кряхтит старик? А вот в гости он, конечно, будет ходить. Вот так же они с Мусти придут к внуку, и он скажет: «Ну-ка, начальник, принимай гостей! Это мы, старики, – твой старый дед и старый Мусти!»
Конечно, часто он не будет ходить, у внука и без него много дел. Так, иногда, по субботам…
Опять послышались сильные взрывы. «Взрывайте, гоните чертей! – улыбнулся старик. – Если внук и не будет здесь работать, то летом сядет в мягкий вагон с билетом до деда, до станции Хийсиниэми… – Старик даже рассмеялся: – Подумать только!»
Но вот наконец и поселок. Среди густого соснового леса стоят желтеющие свежим деревом домики – одни готовые, другие еще в строительных лесах. Старик остановился, чтобы полюбоваться бульдозером, который толкал перед собой огромный валун. Вот где силища. Даже Мусти боязливо прижался к его ногам. Вот такими махинами и людьми, которые на них работают, и управляет внук!
– Здравствуй, дядя Игнатта! – приветствовал его тракторист и помахал рукой.
Вернее, старик только угадал его слова и кивнул в ответ. Разве что услышишь в таком грохоте! Паренек еще крикнул ему что-то, и старик был уверен, что и эти слова он угадал: «Внука встречаешь?» И он ответил громко:
– Да, да, внука! Он должен сегодня приехать. Только будет ли катер в такую бурю?
На пристани уже собрались люди. Старик ускорил шаги. Сердце забилось от радости: значит, катер будет, коли народ ждет!
Вдруг он остановился, торопливо сунул руку в карман покачал головой. Сберегательную книжку-то он так и забыл на столе! Стар, стар стал! Или от радости память потерял… Но ничего, если нужны будут деньги, он достанет: его тут все знают.
Старого рыбака встречали приветствиями, спрашивали о здоровье, об улове рыбы. Он отвечал односложно, машинально и все поглядывал на бушующее озеро.
– Вот он! Видишь, черная точка правее острова, – показывали люди.
– Да, да, вижу! – кивал старик, хотя никакой точки не видел.
Глаза уже не те, что были в молодости. Но он верил людям, что есть черная точка на озере, верил и своему псу Мусти, который вдруг оживился, перебирал лапами и взволнованно урчал. Значит, идет катер!..
Скоро он разобрал в плеске волн равномерный стук мотора. Слух у старика сохранился лучше, чем зрение. Прошли еще долгие минуты, и он увидел катер, нырявший в волнах, но неудержимо приближавшийся к берегу.
Катер долго не мог пришвартоваться к пристани. Волны бросали его то вверх, то вниз. Из люка каюты показались пассажиры. Старик с замиранием сердца смотрел. Где же внук? Конечно, он еще в каюте. Наверно, собирает вещи.
Пассажиры начали выходить на пристань. Мусти помахивал хвостом – два-три раза каждому. По долгу вежливости.
И вдруг горестное предчувствие охватило старика: неужели внук не приехал? Если бы он был на катере, Мусти почувствовал бы это и с веселым лаем бросился бы к трапу.
Последней вышла почтальонша с пухлой сумкой. Увидев старика, она сказала:
– Это хорошо, что ты здесь, дедушка, а то мне пришлось бы шагать к тебе в Хийсиниэми. Тебе письмо! Наверно, от внука.
Она порылась в сумке.
– Если хочешь, пойдем на почту, там я прочту тебе письмо.
Они направились к почте – впереди девушка, за ней тяжело шагал старик, за ним – унылый Мусти. Ветер трепал парусиновый плащ девушки. В воздухе кружились желтые листья. Дощатый тротуар был скользким от липкой грязи.
На почте девушка сняла плащ и шапку и стала поправлять волосы. Затем она открыла сумку и стала раскладывать газеты и письма. Все это тянулось так долго, что даже Мусти прилег у двери. Наконец вынула письмо от внука.
– Прочитать тебе? – спросила девушка.
Не впервые она читала ему письмо и писала за него ответы. Правда, старик и сам мог читать и писать, но это каждый раз требовало от него больших усилий.
– Ну вот, слушай!
Девушка уселась и начала:
– «Дорогой дед!»…
– Так он всегда мне пишет, – кивнул старик, – видно, еще любит, не забыл старика.
– «Дорогой дед! – повторила девушка. – У меня в жизни большое событие. Можешь поздравить меня с повышением. Теперь я уже не начальник лесопункта, а начальник целого отдела в тресте. Мы переехали в город. На днях получим квартиру – две комнаты с кухней. Сам понимаешь, что теперь мне некогда приехать к тебе. Сразу приступаю к работе…»
– Значит, начальник целого отдела? – переспросил старик, заметив, что в комнату входят за почтой. – Кто бы подумал! Внук-то… – Он смотрел на всех с явной гордостью, а сам глотал застрявший в горле ком.
Девушка читала дальше:
– «Не знаю, когда в будущем году получу отпуск и где мы будем его проводить. Мы ведь еще ни разу не отдыхали на юге. Как у тебя дела, дедушка, как здоровье? Наверно, ты все такой же крепкий, как прежде? Молодец, дед! Если у тебя будут трудности с деньгами, не стесняйся, пиши. Я буду тебе помогать. Конечно, сам понимаешь, много посылать не смогу. Теперь нужно обставить квартиру. В городе надо одеваться поприличнее, чем на лесопункте. Да еще новость: у тебя скоро будет правнук. Потом я подробно все сообщу. Может, как-нибудь прикатишь в гости на недельку? Но об этом мы с тобой договоримся после. Пиши! Низко тебе кланяемся.
Твой внук Хуоти».
Девушка сложила письмо и, словно провинившись в чем-то, отвернулась. И люди избегали смотреть на старика, тихо спрашивали у девушки свою почту и молча уходили.
– Ну что же, Мусти, пойдем!
– Ответ не будешь сейчас писать? – тихо спросила девушка. – Я бы написала…
– Потом, – старик остановился в дверях. – Ты мне вот в чем помоги… Как это сделать, чтобы деньги послать? У него ведь теперь большие расходы. Вот сберкнижку я забыл дома… Потом, в другой раз…
Девушка удивленно посмотрела ему вслед.
Дверь закрылась за человеком и собакой.
Ветер усиливался, волны с гулом разбивались о прибрежные скалы. Сквозь шум старик опять услышал стук мотора – это катер, несмотря на бурю, отправился в обратный путь. Потом загрохотал мотор бульдозера – навстречу шел трактор. Увидя тракториста, который час назад его приветствовал, Игнатта повернулся к нему спиной, чтобы закурить, и стоял так, пока бульдозер не миновал его.
Старик возвращался медленно, то и дело останавливался и отдыхал. Так же медленно шел и Мусти, временами отставая от хозяина.
– Ты это что же, не хочешь домой? – спросил старик, когда пес подошел к нему.
Мусти вильнул хвостом и прилег к его ногам.
Пробираясь через болото, старик на этот раз часто спотыкался и весь вымазался в болотной грязи. Мокрый Мусти тихо и жалобно повизгивал.
Уже начало темнеть, когда они добрались до избушки. В загоне к старику подошла корова. Он крепко ударил ее кулаком по лбу.
– Ты еще лезешь! На какой черт ты мне нужна!
Но тут же гнев прошел, и он стал гладить ее, приговаривая:
– Ну не сердись, это я так… Расстаться нам с тобой придется. Не возьму я тебя на базу. Не нужны мы больше друг другу.
В комнате на столе уныло стояла бутылка коньяку. Старик тяжело вздохнул, словно он только теперь понял, что внук не приехал и больше никогда не приедет. Он тяжело опустился на кровать возле стола, не сняв даже шапки и глядя в одну точку невидящими глазами.
Мусти прилег у двери, вытянув передние лапы и положив на них голову. Стало темно. Старик медленно встал, зажег керосиновую лампу и, откупорив бутылку, налил в стакан коньяку. И опять устремил взгляд в одну точку, забыв выпить.
Мусти жалобно завизжал. Старик спросил:
– Что с тобой, Мусти? Или ты во сне это?
И тут же забыл про Мусти. Не заметил старик и того, как остановились ходики. Он забыл утром поднять гирьку. Но воцарившаяся в комнате непривычная тишина вскоре вывела старика из оцепенения. Он хлопнул ладонями по коленям, поднялся и завел ходики, поставив стрелки наугад. Затем надел рыбачью куртку и сказал:
– Пойдем, Мусти, посмотрим. Может, закинем сети…
Мусти вопросительно поднял голову – не поздно ли? – но все же встал и пошел за хозяином.
На озере было совсем темно. Старик долго стоял в нерешительности, потом с досадой вернулся в комнату. Он взял старые сети и стал чинить их при свете тусклой керосиновой лампы. Но работа не ладилась, нитка рвалась. Не мог работать старик сегодня. Он вдруг понял, что больше не может оставаться здесь, в одиночестве, при керосиновой лампе. Больше в эту избу никто не приедет. А на базе – яркий свет, там люди…
На столе он заметил забытую утром сберегательную книжку. Мысли старика приняли новый оборот. У внука-то, наверно, теперь туго с деньгами…
Старик отложил сети и встал. Сунул сберкнижку в карман и надел парусиновый плащ.
– Пойдем-ка, Мусти, в поселок, – сказал он, – нечего нам тут делать. А завтра придем за пожитками. Ну, вставай.
На болоте было темно, так темно, что старик сперва ничего не видел. Ноги сами нащупывали глубоко увязшие бревна.
Мокрый и грязный, прошел он, наконец, болото. Остановился, чтобы подождать Мусти, окликнул его в темноте.
Потом повернулся к поселку, где ярко сверкали огни. Опять послышались отдаленные взрывы со стороны Хийсикаллио. Это строители разгоняли тамошних чертей.
Стало легче идти, старик ускорил шаги.
А озеро шумит и шумит…
1956 г.
Тайсто Хуусконен
Родился в 1915 году в г. Тампере (Финляндия). После окончания народной школы был чернорабочим, а в середине пятидесятых годов приехал в СССР, в Карелию.
Печататься начал с 1955 года. Первая повесть «Тауно» опубликована в журнале «Пуналиппу», а затем в переводе на русский язык в журнале «На рубеже» («Север»). В 1963 году на финском языке издан отдельной книгой роман «Всходы будущего» и в переводе на русский язык – в 1964 году. В журнале «Пуналиппу» недавно напечатан новый роман «Ураган свинца на перешейке» и вышел отдельной книгой роман «Земле нужен хозяин» (1968 г.).
Наследство
(Из воспоминаний о бывшей моей родине)
В дымном бараке лесорубов Нику Хански укладывал свою котомку. Просматривал и вертел на свету свое добро: брать ли с собой или оставить. Большую часть оставил. Все было негодным барахлом. Зачем его тащить на юг. Особенно теперь, когда есть на что жить. Ведь Нику получил наследство, получил нежданно-негаданно. Старуха тетка, которую он и не знал, ушла в мир иной, оставив все свое движимое и недвижимое сыну брата – Нику. Так было написано, если верить печатям и каракулям на официальной бумаге, которая пришла сегодня вечером. Как бы там ни было, а бумага все же вызвала приятное чувство. Кто знает, что входит в это «движимое и недвижимое»? Может быть, усадьбы и банковские счета? Что-то там было: ведь иначе не стали бы сочинять извещение, попусту разыскивать человека в далеком Каину. Для верности надо было прочитать бумагу еще раз. Но она от этого не изменилась и понятнее не стала. Бумага как бумага, даже напечатана на машинке.
Только странно, как это старуха Венла все оставила именно ему, Нику, сплавщику леса и бродяге, которого она никогда в жизни не видела, разве что когда он был от горшка два вершка и ходил в холщовых штанах. Как ни пытался Нику отыскать в укромных уголках своей памяти хоть какой-то образ тетушки, все зря. Тетя Венла так и осталась для него далеким призраком. Больше того, она теперь отбыла совсем далеко, нечего было и искать ее. Пусть себе играет на райской арфе.
Нику завязал котомку и укоротил лямки. Котомка была тощей и морщинистой. Много ли добра у босяка! Но Ника ощущал себя уже не тем, чем был раньше. Как-никак в кармане у него бумага, которая перевернула все вверх дном. Одно то, что она у него есть, настроило его на необычный лад. Нику поймал себя на мысли, что делает подсчеты и строит планы, как применить денежки и как их умножить. Надо бы заставить их рожать новенькие, хрустящие ассигнации. Он уже с недоверием поглядывал на приятелей по бараку, будто боялся, что они накинутся на его добро. К счастью, им не было известно, что в извещении. Кто знает, как бы они поступили. Наверняка потребовали бы хорошую отвальную или хотя бы подарков. Босяк любит тратить деньги, когда подвернется такая возможность. Для него деньги не родня: приходят к нему с трудом, а уходят молниеносно, только дразня его. С Нику произошло иначе: деньги пришли к нему, можно сказать, галопом. И надо было последить за тем, чтобы они не ушли рысью. Не зря же говорится: что с песней приходит, уходит со свистом.
Нику забросил котомку за плечо и двинулся в путь. Сказал, что сходит в город. От предложенных денег, чтобы принести на них «крепенького», отказался, пробормотав, что, мол, столько-то и у самого найдется…
Ему было немного грустно. Но грусть бродяг и проходит скоро. А он-то как раз был на пути к тому, чтобы искоренить в себе остатки босячества, превратиться в богача-толстосума.
Вот какие удивительные мысли вызвало в нем наследство. Сказать по правде, то были опасные симптомы. У него появилось желание выпятить грудь вперед и солидно кашлянуть, как это делает настоящий богач.
Путь на юг казался длинным, бесконечным. Но Нику улыбался, предаваясь своим мечтам. Пришло на ум, что он все же устроит веселый праздник для своих приятелей по бараку. Ведь они, хоть и босяки, а настоящие друзья. Или созовет их в дом, доставшийся по наследству, на новоселье. Зачем ему скрываться… А то замучит совесть, что забыл своих товарищей, как только разбогател.
Погруженный в свои размышления, Нику вошел в контору судьи, чье имя было на извещении. Судья держался по-простецки. Он говорил о погоде, лишь изредка касаясь сути дела. Удостоверился, что Нику действительно племянник старухи Венла, то есть наследник, и, наконец, стал читать завещание. Вначале в нем не было ничего особенного, то же, что и в извещении, только изложено было более пространно и подробно. Вдруг Нику так и раскрыл рот. Оказалось, что он унаследовал также и кошку! Старого Микки, судя по кличке, здоровенного котищу! Но что там говорится о коте? Непременным условием для получения наследства было то, что Нику будет содержать Микки до его естественной смерти. Судья особо подчеркнул слово «естественной», посмотрел на Нику, как бы желая удостовериться, правильно ли тот понял. Почувствовав, однако, что дополнительное разъяснение необходимо, сказал:
– Имеется в виду, что кот не должен умереть от яда, от молотка или от заряда дроби. Господин Хански, вы, конечно, поняли, ха-ха!
Конечно же, Нику понял это сразу, сообразив, что, собственно, наследник-то не он, а этот чертов котище! Именно он будет хозяином до самой своей смерти. А ведь кошки живучи, как бесы, замучаешься, ухаживая за котом столько лет. Эту животину пришлось бы стеречь и беречь, как свой глаз, чтобы кот не подох насильственной смертью. Чего доброго еще попадет под машину, или разорвут собаки, или прикончат мальчишки? Мало ли что может с ним случиться!
Судью разбирал смех, он прекрасно понимал душевное состояние Нику. Он объяснил, что о таких случаях ничего не говорится в завещании. Наследуемый дом находится в километре от шоссе, поблизости нет ни мальчишек, ни собак. Ближайшая единственная соседка – и та живет за километр от дома. Это одинокая старушка, которая, между прочим, будет следить за тем, чтобы Нику в точности выполнял условия завещания. Если же условия будут нарушены, завещание теряет силу, другими словами, Нику останется тем, кем и был.
– Вы, очевидно, господин Хански, попытаетесь выдержать, ха-ха! Вряд ли Микки протянет долго, он уже стар.
Нику отправился в путь. Он ехал поездом, на машине, шел пешком, чтобы вступить во владение своим наследством, или вернее, наследством кота, поскольку он стал бы пока лишь опекуном кота, его стражем и телохранителем. Вот ведь божья кара! Чего только не придется испытать и вытерпеть! И все ради причуд старухи Венла!
Но испытания только начинались. Когда Нику увидел на опушке леса наследуемый им дом, по спине его побежали мурашки. Низкая избенка, прогнившие стены, покосившиеся косяки. Словом, горе-домишко, вот-вот развалится. Каким-то еще чудом он держался!
Нику долго стоял, глядя на дом и обдумывая, стоит ли вообще подходить к нему. Подсчитывал в уме, сколько дадут за эту развалюху, если ее продать, прикинул, сколько это кошачье отродье прожрет, если протянет еще год-другой, горячо и мрачно, на чем свет стоит, выругался. Вряд ли окупится, если этот кот долго будет висеть у него на шее. Разве что какой-нибудь счастливый случай? Только эта надежда и толкнула Нику подойти к дому, решительно дернуть за дверную ручку и войти. Там оказалась старуха соседка со злыми глазами. Оглядела Нику с головы до ног, словно готова была проглотить его. Потребовала бумаги и доказательства. Прочла извещение, проворчала что-то невнятное и, достав из кармана передника какую-то бумажку, бросила ее на стол. Вот где было что почитать!
Нику глотнул воздуху, – на бумажке было написано меню для кота.
Утром – охотничья колбаса и сметана, днем – сметана и швейцарский сыр, вечером – свежий судак и сметана. На другой стороне было руководство по уходу: утром чистить и причесывать, в субботу мыть и сушить, смена постельного белья, смена ваты в перинке. Дезинфекция. Два раза в день уборка ящика с песком… Не хватало еще чистить ему зубы! Вот ведь паршивая тварь!
– Я присмотрю за тем, чтобы все условия выполнялись, – сказала старуха в затылок Нику, которого прошиб пот. – Буду приходить каждый день. Если замечу обман, то…
Дверь захлопнулась, старуха исчезла. Ну и бабка! Ведь угрожала, запугивала, а уходя – даже зло засмеялась. Нику совсем вышел из себя, почувствовав, что стоит перед пропастью. Он еще раз перечитал меню, правила ухода и выругался. Коту надо подавать роскошную пищу, какой он и сам-то никогда не ел! И что это за животина такая! А он не спросил у старухи, где она, хоть посмотреть бы на нее.
Нику насторожился. Какое-то шестое чувство подсказало ему, что за ним кто-то подсматривает. Нику оглянулся и застыл на месте. На углу печки сидел огромный кот с пестрой шерстью, жирный, как откормленный поросенок. Наследники долго, пристально смотрели друг другу в глаза. Затем шерсть на хвосте у кота поднялась дыбом, и он начал ходить из стороны в сторону, его спина выгнулась, и кот зафыркал, словно плевался. Нику невольно отступил. С этим зверем шутки плохи. Да житья с ним не будет. За месяц он съест Нику со всеми потрохами, проглотив наследство. И не подохнет никогда, во всяком случае естественной смертью.
Нику еще раз пристально взглянул в злые красные глаза кота, тихо напялил шапку и пробормотал:
– Ты победил, негодяй. Я не буду твоим наследником!
Он украдкой вышел, затворил за собой дверь и прошагал по двору, то и дело оглядываясь на всякий случай. Сзади остался его дом, или, вернее, дом кота. Нику почувствовал удивительное облегчение. И шаг его стал другим, свободным и твердым, как у бродяги. Потому что лес в Каину упорно притягивал его душу. Там все же было какое-то подобие свободы – вещи самой дорогой для бродяги. Здесь же его лишили бы ее, и сделал бы это даже не человек, а пестрый кот – подлинный наследник старухи Венла.
