Текст книги "Сторожка у Буруканских перекатов (Повесть)"
Автор книги: Александр Грачев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 16 страниц)
Александр Грачев
СТОРОЖКА У БУРУКАНСКИХ ПЕРЕКАТОВ
Повесть
1. Экспедиция профессора Сафьянова
Стояла пора весенних ветров на Амуре. Она по обыкновению бывает здесь после ледохода. Штормило почти неделю. Был грозен и суров дикий пляс воды и ветра – со свистом, с грохотом волн у берегов и зловещими беляками, вскипающими на изжелта-черном плесе могучей реки, с тучами поднятого песка над косами. Казалось, природа празднует освобождение сил, томившихся под ледяной броней в течение полугода.
В такие дни, обычно под вечер, на верхней площадке башни, воздвигнутой на Хабаровском утесе, можно было видеть одинокую фигуру высокого и тощего, как жердь, человека лет под шестьдесят. Во всем сером – войлочной шляпе, в коверкотовом пальто-реглане – он, этот довольно приметный человек, неторопливо поднимался по ступенькам и шел к перилам площадки; казалось, ему тяжело ходить оттого, что его отягощают огромные ботинки – по меньшей мере сорок восьмого размера. Надвинув поглубже шляпу и положив на перила свои длинные руки, он подолгу стоял не шевелясь. Усталый взор его больших, узких в прорези глаз был устремлен в бескрайние просторы амурской поймы. Нет, не похоже, чтобы он любовался этими захватывающими приамурскими далями с синеющими у горизонта сопками, этим могучим изгибом темного Амура. Он смотрел на чешуйчатый панцирь волн, на белесое безоблачное небо, на синие увалы Хехцирского хребта, надеясь увидеть к вечеру приметы, указывающие на перемену погоды. Никаких признаков.
С утеса человек в сером направлялся к ближайшей будке телефона-автомата, и вскоре оттуда слышался его спокойный, слегка глуховатый бас:
– Бюро погоды? Вас снова беспокоит назойливый профессор Сафьянов. Что можете пообещать на завтра? Благодарю вас, – корректно заканчивал он и сердито вешал трубку на рычажок.
Дважды ему обещали «слабый до умеренного» ветер, и оба раза погода посмеялась над предсказаниями.
На ближайшей остановке такси профессор Сафьянов брал машину и отправлялся в затон; там на приколе стоял катер его экспедиции. Диспетчер порта не выпускал его в рейс, пока не прекратится шторм. Сейчас на катере жили члены экспедиции – студенты и аспиранты биофака Московского университета.
Экспедиция была уже окончательно готова к выходу по маршруту средний Амур – озеро Болонь – устье Амгуни, когда ее застигла непогода. Профессор Сафьянов – видный ихтиолог. Он не впервые возглавлял подобные экспедиции на Амур, но такого с ним никогда не случалось. Знаток Амура, он на этот раз просто поторопился с выходом в маршрут, выпустив из виду сезон весенних ветров. Теперь он ругал себя самыми последними словами.
Ругал не только за эту промашку. В день приезда в Хабаровск, а это было две недели назад, он узнал, что директор института рыбного хозяйства собирается вызвать заведующего биологическим пунктом на озере Чогор Колчанова. Сафьянов из опасения, что они разминутся в пути, попросил отложить вызов и дал телеграмму Колчанову, что днями будет у него.
Колчанов был, можно сказать, правой рукой Сафьянова на Амуре. Пять лет назад в числе студентов-дипломантов этот скромный молодой человек был в составе его экспедиции и влюбился в Амур. Правильнее даже сказать – просто-напросто вспомнил детство, которое провел на Дальнем Востоке с отцом-геологом. Вот почему после защиты диплома он попросился именно сюда, хотя предлагали ему и Рыбинское водохранилище, откуда до Москвы, где жили родители, рукой подать, и Цимлянское море, которое в масштабах нашей страны тоже не так-то уж далеко от столицы.
С той поры и повелась дружба двух ихтиологов: старого, маститого профессора Николая Николаевича Сафьянова и его ученика Алексея Колчанова, теперь аспиранта-заочника кафедры, которой руководит Сафьянов. Последние два года профессор не бывал на Амуре. В позапрошлом году болел, а прошлое лето провел в заграничных командировках.
Сейчас Николаю Николаевичу Сафьянову не терпелось поскорее попасть на озеро Чогор, где его давно ждет Колчанов. Ведь он там почти в одиночестве вот уже три года работает на биологическом пункте Амурского научно-исследовательского института рыбного хозяйства. Сколько теперь у него нового, сколько интересных наблюдений! Правда, они довольно регулярно переписывались, старый ученый был в курсе основных исследований Колчанова на озере Чогор и реке Бурукан. Но в последний год письма от Алешки, как звал профессор своего ученика, вызывали у него серьезную тревогу.
Началось все с вопроса о впадающей в Чогор таежной реке Бурукан, в прошлом знаменитой своими нерестилищами осенней амурской кеты. По ряду причин в последние полтора десятилетия заход кеты в Бурукан почти прекратился. Вместо того, чтобы, научно объяснив биологические причины этого явления, дать свои рекомендации хозяйственникам и приниматься за другие темы, непочатый край которых лежит кругом, Колчанов загорелся идеей восстановить нерестилища на Бурукане. Когда на кафедру пришло это письмо, профессор Сафьянов немедля послал на Чогор грозную телеграмму: «Приеду высеку тчк Дурень зпт ты талантливый исследователь систематик тчк Прожект передай практикам рыбоводам тчк Никник».
Осенью прошлого года от Колчанова пришло новое письмо, которое вызвало прямо-таки негодование шефа. Оказывается, на Чогоре, по рекомендации Колчанова, создается нерестово-выростное хозяйство для разведения сазана. Что ж, это хорошо. Для обслуживания хозяйства Средне-Амурский райком комсомола организует опытную молодежную рыбоводно-рыболовецкую бригаду. Это тоже хорошо. Но зачем Колчанов согласился принять на себя руководство нерестово-выростным хозяйством?
В ответ профессор Сафьянов в тот же день написал большое письмо. «Не понимаю тебя, Алешка, – размашисто, как всегда, когда сердился, писал он. – К чему тебе ввязываться в это дело? Нам сейчас дорог каждый способный ученый-исследователь, который бы мог глубоко анализировать и приводить в строгую научную систему то, что делается в подводном мире. Ихтиофауна Амура – неразрезанный том творений природы. Практики ждут от нас ясных указаний – как и с чем обращаться, чтобы овладеть производительными силами природы. А ты, можно сказать, превосходный теоретик, чем ты занимаешься, паршивец? Взываю к твоему разуму: не трать попусту время, исследуй! Рыбоводством пусть занимаются практики…»
И на телеграмму и на письмо Колчанов отвечал, что он оставляет решение вопроса до встречи. Не нравились эти ответы Сафьянову, авторитет которого в ихтиологической науке был непререкаем. Теперь, в канун встречи, взаимоотношения с Колчановым занимали профессора ничуть не меньше, чем окончание шторма. «Паршивец! – с обычной своей незлобивой строгостью думал ученый. – „При встрече решим“… Ну погоди же, я тебе задам „при встрече“!»
Но случилось непредвиденное. За день до окончания шторма часов около десяти утра в номере гостиницы, где жил Сафьянов, зазвонил телефон.
– Николай Николаевич? – послышался в трубке несколько необычный, встревоженный голос Машеньки – секретарши приемной института. – Григорий Афанасьевич поручил мне зачитать вам довольно неприятную телефонограмму. Вы слушаете?
– Да-да, – настороженно проговорил профессор Сафьянов.
– Читаю, – продолжала Машенька. – «Дьяконову, из Средне-Амурского, 21 мая. 14 мая ваш научный сотрудник с биологического пункта на озере Чогор Колчанов выехал вверх по Бурукану с расчетом вернуться к концу следующего дня. Прошла уже неделя, а Колчанов не возвратился. Имеется опасение, что с ним случилось несчастье. Считаем необходимым срочно организовать поиски, желательно с помощью вертолета. Просим вызвать нас по телефону. Секретарь райкома комсомола Гаркавая». Все, Николай Николаевич, – закончила секретарша.
– Простите, Машенька, – прогудел Сафьянов, – вы сказали – Гаркавая? Это кто, не Лидия Сергеевна?
– Она, Николай Николаевич.
– Разве она теперь секретарь райкома?
– Средне-Амурского райкома комсомола. С прошлого года.
– Гм-м, – молвил в раздумье профессор. – А как с ней связаться по телефону?
– С ней сейчас разговаривает Григорий Афанасьевич.
– Хорошо, я еду к вам, – Сафьянов положил трубку.
2. На поиски Колчанова
Быстро бежит время! Лидия Гаркавая – секретарь райкома комсомола… А кажется, лишь вчера он видел у себя на кафедре эту бойкую хорошенькую хохлушку с ребячьими замашками, в которой было столько же наивности, сколько и любознательности, столько же милой деревенской непосредственности, сколько и твердости в круто замешанном характере. Сафьянов всегда недопонимал ее: и вроде талантлива и вроде заурядна. Она на два года позднее Колчанова окончила университет и так же, как он, участвовала в экспедиции на Амур. До Сафьянова доходили смутные слухи, будто она из-за Колчанова поехала сюда на работу. Кто его знает, может быть и так. А может, они уже поженились? Может, Колчанов скрывает от него? Ведь она работала в одном с ним районе главным инженером на рыбоводно-мелиоративной станции Амуррыбвода. Ба, да не она ли это, практик-инженер, внушает Колчанову то самое, что сбивает с правильного курса молодого ученого?
Обо всем этом время от времени думал Сафьянов, пока выяснял в институте обстоятельства исчезновения Колчанова. Он всерьез тревожился за судьбу своего ученика, хотя и знал, что тот сумеет найти выход из самого трудного положения.
Как-то их вдвоем, на утлой лодочке, захватил шторм на озере Болонь. Он настиг их километрах в трех от берега. Лодку пришлось развернуть кормой к ветру; стоило чуть повернуть бортом, как ее тотчас же начинало захлестывать. Но волны угрожающе увеличивались и скоро стали заливать лодку с кормы. Профессор окончательно растерялся. Тогда Колчанов попросил его перейти с кормы на нос и отливать воду. Сам же быстро поставил в гнездо для мачты весло, привязал к нему свою куртку, как парус, и сел на корму рулить. Чтобы не заливало лодку сзади, Колчанов бросил на себя плащ-накидку, а полами ее накрыл всю корму снаружи до самого днища, прижав ногами подтянутые из-за бортов их концы. Вода иной раз окатывала его сзади до самой спины, но в лодку не попадала. Следуя по ветру, они вскоре вошли в первый попавшийся залив и там прокоротали время у костра. Вечером, когда шторм утих, благополучно вернулись на свою базу.
Не раз бывали они в подобных переделках, и профессор втайне завидовал своему ученику: Колчанов обладал одним качеством, которого всегда недоставало ему, Сафьянову, – умением быть настоящим хозяином в природе. Но все-таки… это же Дальний Восток!
Что же могло случиться с ним на Бурукане? Телефонный разговор директора института с Гаркавой ничего нового не прибавил к тому, что уже было известно, кроме одного: Колчанов уехал километров за пятьдесят вверх по Бурукану на своей легкой быстроходной лодчонке с подвесным мотором. Обо всем этом сообщил в Средне-Амурское срочно посланный с Чогора молодой рыбовод – член бригады, обслуживающей нерестово-выростное хозяйство. Катер посылать туда бесполезно – он не пройдет через перекаты, которыми изобилует Бурукан, а мотобот, имеющийся у бригады, стоит на ремонте.
Было принято решение, подсказанное Гаркавой: снарядить на поиски вертолет.
Во втором часу дня с аэродрома так называемой малой авиации поднялась четырехместная машина, похожая на гигантскую стрекозу. В ее кабине, кроме пилота, сидел только один человек – профессор Сафьянов. Он взял на себя руководство поисками, распорядившись, чтобы катер экспедиции, как только прекратится шторм, следовал прямо на озеро Чогор.
От Хабаровска до села Средне-Амурского вертолет летел над безбрежными просторами амурской поймы. Повсюду простирались молодая зелень лугов, бесчисленные лабиринты проток, озер и стариц, опушенных кудрявыми тальниками. То узкие, то широкие плавно изгибающиеся полосы воды, перемежающиеся с извилистыми полосами зарослей, создавали такую мозаику, что в ней невозможно было разобраться даже знатоку акватории Амура Сафьянову. Лишь когда пролетали над Чогором, он узнал характерный контур огромного озера. Одним углом оно вклинивалось в кривое устье Бурукана, голубая извилистая лента которого терялась в буровато-зеленых просторах весенней тайги, а два других угла, оконтуренных густыми зарослями тальника, упирались в русло Амура километрах в пяти от правобережных сопок. Между этими углами, как бы ножками треугольника, тянулся узкий остров – релка, отделяющая озеро от Амура – Шаман-коса с одинокой избушкой бакенщика на самом высоком ее месте. У устья Бурукана Сафьянов разглядел два домика: один – биологического пункта института, другой, более новый, по-видимому принадлежал рыбоводам. Вертолет летел сравнительно невысоко, и Сафьянову хорошо были видны тропинки, вытянутые на берег лодки, белая полоса пены у берега, фигурки людей, машущих руками.
Часам к четырем наконец показалось широко и привольно раскинувшееся вдоль правого берега Амура село Средне-Амурское. Вскоре его длинные прямые улицы, жилые квадратные кварталы, широкая площадь в центре стали вырисовываться отчетливее, будто Сафьянов смотрел в микроскоп, подкручивая регулятор резкости, – вертолет шел на снижение.
…Едва пилот открыл дверцу кабины, как в ее просвете показалась знакомая Сафьянову высокая ладная фигура Лиды Гаркавой, одетой по-походному в спортивный костюм. За спиной у нее виднелся рюкзак, через плечо болталась полевая сумка, на левой руке висела плащ-накидка.
– Здравствуйте, Николай Николаевич! – зазвенел ее бойкий голос, доносившийся до Сафьянова будто издалека: так бывает после непрерывного оглушительного шума мотора.
Он протянул руку, и в его пятерне целиком потонула сильная мягкая кисть девушки. Он долго и бережно тряс ее. Потом Гаркавая с готовностью приняла пузатый дорожный саквояж профессора и даже сделала попытку помочь ему самому сойти на землю. Сафьянов улыбнулся, подмигнул девушке с хитрецой старого донжуана и с поразительной легкостью спрыгнул на мягкую мураву стадиона. Вертолет окружила пестрая ватага малышей и подростков и с чисто ребячьим неистребимым любопытством глазела на каждую деталь диковинной воздушной машины. Сафьянов обратил внимание на высокого хмурого юношу в зимней шапке, с густыми черными, сросшимися на переносице широкими бровями. Он стоял рядом с Гаркавой и тоже был одет по-походному: на ногах – глубокие мягкие бродни-бахилы, какие исстари носят местные охотники, на плечах – куртка-кацавейка, опоясанная патронташем. Из расстегнутого ворота выглядывала полосатая тельняшка. В руках он держал туго набитый рюкзак и старенькую двустволку. От Сафьянова не ускользнуло и то жадное любопытство, с каким юноша разглядывал его как-то исподлобья своими жгуче-черными задумчивыми глазами.
– Это мой проводник, – представила Гаркавая профессору паренька, – Александр Толпыгин, член опытной рыбоводно-рыболовецкой бригады на Чогоре. Это он привез весть о Колчанове.
– Не находите ли вы, Лидия Сергеевна, что ваш проводник слишком молод для такой серьезной миссии?
– Не хотела бы при нем говорить, зазнается парень. – Лида хитренько сощурила свои темно-серые улыбчивые глаза, посмотрев на Шурку Толпыгина. – Не зазнаешься, Шура? Это, – обратилась уже серьезно девушка к профессору, – лучший охотник в селе. Его ружье, как говорили в старину, не знает промаха. А что касается тайги, то он с самого детства бродил по ней с отцом и хорошо знает всю здешнюю округу на сто километров.
– Ходил и подальше, – с плохо скрываемой гордостью баском поправил ее Шурка.
– Ну, если так, – добро! – весело прогудел профессор, хлопнув по плечу паренька. – Вашу карту Бурукана, Лидия Сергеевна. Прихватили? – Он с напускной строгостью посмотрел на девушку.
– А как же!
Через минуту под фюзеляжем вертолета, в затишке, над разостланной на траве «десятиверсткой» склонились головы Сафьянова, Гаркавой и Шурки; рядом разостлал свою карту пилот.
– Вам первое слово, Лидия Сергеевна, – распорядился профессор.
– Алексея Петровича надо искать вот в этом районе – между Изюбриным утесом и устьем Сысоевского ключа, а возможно и по Сысоевскому ключу, – Гаркавая провела карандашом по извилистой голубой полоске, окруженной паутиной более мелких ниточек, дошла до одной из них и повела карандаш по ее кривулинам до самого конца.
– Мотивы?
– Я открою вам один секрет, Николай Николаевич, – Гаркавая смущенно посмотрела на профессора, словно была в чем-то виновата перед ним. – Колчанов давно говорил, что не согласен с планом темы по Бурукану, потому что этот план охватывает исследованиями главное русло и протоки, входящие в акваторию его поймы. Он считает, что основные нерестилища кеты следует искать в притоках Бурукана, в том числе и в самых мелких.
– Это для меня не секрет, наоборот, старая песня, – сердито проворчал профессор. – Упрям, как бык, паршивец. Терять драгоценное время молодого ученого ради одного-двух нерестовых бугров в каком-то пересыхающем ключе все равно, что палить из пушки по воробьям. Главные нерестилища всегда находились по основному руслу Бурукана и протокам. Раз там их нет, стало быть нет вообще! Не вы ли ему внушаете тут такие мысли? – Сафьянов не то с напускной, не то с всамделишной подозрительностью уставился на Гаркавую. – Подкоп делаете под институт.
– Это еще не все, Николай Николаевич, – с тем же заметным смущением, но твердо продолжала Гаркавая. – Колчанов давно ищет способ искусственного восстановления запасов лосося на Бурукане.
– Тэк-тэк-тэк. Тоже не секрет, – сказал Сафьянов. – Все это мне известно. Ищет! Он был в пеленках, когда такой способ уже нашли. Я из него выбью эту нигилистическую блажь!
– Николай Николаевич, почему вы хотите выбить из него, как вы говорите, блажь?
– А потому, дорогая моя, что этой проблемой, помимо Алешки, занимается достаточное количество хороших специалистов. Люди, которые давно и превосходно отработали биотехнику искусственного разведения лосося. Чтобы восстановить запасы кеты на Бурукане, достаточно построить там один рыбоводный завод, и проблема решена. Может, это вы ему нажужжали в уши? – Сафьянов снова с подозрительностью посмотрел на Гаркавую.
– Наоборот, Николай Николаевич, – засмеялась девушка. – Я как раз тоже выступала против его затеи. Вы же знаете мою позицию в вопросе о воспроизводстве лососевых.
– Это в городских условиях?
– Да.
– Кстати, в данном вопросе вы имеете во мне своего заядлого сторонника, дорогая Лидия Сергеевна. Так что имейте это в виду. Однако ближе к делу, уже четыре часа. Итак, что же вы конкретно предлагаете, Лидия Сергеевна, по вопросу поисков?
– Я уже сказала, Николай Николаевич. Надо пролететь вот по этому маршруту, – Гаркавая вновь склонилась к карте. – Устье Бурукана, русло Бурукана, устье Сысоевского ключа, Сысоевский ключ – до самых его истоков.
– Утверждаю ваш план. Вам ясен маршрут, дружище? – обратился Сафьянов к пилоту.
– Вполне. Можно лететь?
– Да, отправляйтесь.
Теперь профессора Сафьянова ни на минуту не покидала тревога за судьбу Колчанова. Он вдруг обнаружил уйму опасностей, которые могли подстерегать его ученика на стремительном Бурукане: он мог попасть с лодкой в залом или разбиться о подводные камни на перекате; не исключалась возможность встречи с медведем, а в этом случае, как хорошо знал профессор, Колчанова трудно было удержать от соблазна добыть зверя – недаром он никогда не расставался с ружьем. Наконец, немалую опасность представляли браконьеры, сделавшие Бурукан чуть ли не своей вотчиной, используя то обстоятельство, что рыбинспекторы не могли проникнуть туда на своем тяжелом катере. Сафьянов знал, что Колчанов ведет непримиримую войну с браконьерами. В прошлом году они даже прислали ему анонимное письмо, угрожали расправой, если Колчанов не перестанет притеснять их; копию этого «послания» Сафьянов получил в одном из писем Колчанова.
3. Происшествие на Бурукане
Вертолет оторвался от земли. Шурка Толпыгин, прильнув к окну, улыбался во всю физиономию; ватага ребятишек, окружавшая машину, рассыпалась во все стороны вместе с клубами пыли, поднятой винтом вертолета. Шурка ни на мгновенье не отрывал лица от окна, впервые рассматривая с высоты родное село, дивясь тому, как широко оно раскинулось по увалу, кажущемуся сверху равниной, как не похоже оно на то, что привык видеть Шурка каждый день с земли. Душа его ликовала, его всего пронизывало острое чувство любопытства и восторга, он представлялся себе первооткрывателем огромного мира, простершегося внизу, легко узнавал, словно на макете, каждый изгиб берега, распадки, врезающиеся в прибрежный краешек безмерно большой сумрачной махины, какой казалась теперь далеко видимая к востоку и югу тайга. Любил Шурка эти родные таежные просторы и всегда тосковал по ним. Сейчас он с нетерпением ждал минуты, когда вертолет опустится где-нибудь на берегу Бурукана или на лесной поляне и он, Шурка, зарядит свое ружье и ринется в тайгу на поиски Колчанова. Он готов биться об заклад, что найдет Алексея Петровича хоть в самой преисподней и выручит его!
Когда показался характерный треугольник озера Чогор, Гаркавая, сидевшая рядом с пилотом, поманила к себе Толпыгина.
– Шура, – крикнула она ему на ухо, – внимательно наблюдай за левым берегом Бурукана, как только полетим над ним.
– Есть, Лидия Сергеевна, наблюдать за левым берегом! – ответил ей на ухо Шурка и с кошачьей мягкостью шмыгнул на свое место.
Внизу проплыло озеро Чогор, потом заголубело устье Бурукана. Вертолет точно шел над руслом реки. Шурка хорошо ориентировался в изгибах и протоках Бурукана, спрямляющих кривуны реки или замысловато петляющих вблизи главного русла. Вот и Изюбриный утес, за ним – белые клочья на зеленоватой ленте реки – так называемые Буруканские перекаты. Но самым примечательным для Шурки было то, что почти повсюду река и протоки просматривались до дна. Как не похож был Бурукан с высоты птичьего полета на ту реку, по которой плавал на лодке Шурка! Казалось, это даже не река, а пересыхающий ручей. Разглядывая каждый потаенный уголок по левому берегу реки, когда перекаты остались позади, Шурка вдруг увидел в одном из заливчиков две лодки, уткнувшиеся под куст в берег, – моторную и простую. Он бросился к Лиде и что было сил крикнул ей на ухо:
– Вижу лодки! Вон в кривуне, под кустами.
Вместе они уперлись лбами в стекло окна, напряженно разглядывая лодки; напрасно искали они людей – ни одного человека не было видно поблизости.
– Надо спуститься! – крикнул Шурка. – Может, они видели Алексея Петровича.
Скоро вертолет снизился метров до двадцати прямо к лодкам и повис на месте. Минуты три он висел так, и пассажиры успели в подробностях разглядеть содержимое лодок: сеть, набранную в корме весельной лодки, серебристые тушки рыб и два небольших бочонка в моторке, прикрытые ветками.
– Браконьеры, – объяснила Гаркавая пилоту. – Сами, конечно, попрятались, бесполезно их искать. Полетим дальше.
Вертолет двинулся с места и, набирая скорость, начал подниматься по наклонной вверх.
В начале шестого, когда позади осталось с полсотни километров от устья Бурукана и долину реки начинали теснить сопки, все трое сразу увидели на галечном берегу, возле изгиба Бурукана, четырехугольник вылинявшей палатки и возле нее – корпус опрокинутой вверх дном дюралюминиевой лодки.
– Его палатка и лодка! – закричал Шурка. – Снижайтесь!
Через минуту вертолет был почти у самой земли, а потом легко коснулся колесами галечника в десятке метров от бивуака Колчанова. Первой до палатки добежала Лида. Полог оказался застегнутым на все петли. Нетерпеливыми движениями девушка расстегнула его, заглянула внутрь палатки. Там было пусто, в изголовье лежала скатанная медвежья шкура и знакомая Лиде накидка Колчанова.
– Пусто, – сообщила девушка, вылезая из палатки.
– Смотрите, Лидия Сергеевна, – угрюмо проговорил Шурка, указывая на днище лодки.
– Пробоины?..
– А то что же? Якорем кто-то два раза двинул.
– Э-э, да тут кто-то и расписался, – послышался голос пилота. – Смотрите-ка! Что сие означает?
Лида и Шурка подошли к месту, где стоял летчик, и оба вслух прочитали на стене палатки: «Это пока цветочки».
– В самом деле, что это? Как вы думаете? – Лида с тревогой посмотрела на спутников. – Колчанов не мог этого написать…
– Конечно, зачем ему пачкать углем свою палатку, – согласился пилот.
– Убили Алешу! – вдруг охнула Лида и расслабленно опустилась на корму лодки. – Браконьеры убили Алешу, – простонала она сквозь слезы! – Они и в прошлом году угрожали ему…
– Этого не может быть, – пилот недоверчиво покачал головой.
– Подождите, Лидия Сергеевна, – робко успокаивал ее Шурка, – ведь ничего еще не ясно, может он ушел пешком по берегу…
– В палатке накидка его, – отвечала Лида, всхлипывая, – он без накидки не ушел бы.
– Разрешите мне стрельнуть, может отзовется?
– Не отзовется. Он должен был слышать шум вертолета, прибежал бы, если бы находился где-нибудь рядом…
– Я все-таки стрельну, Лидия Сергеевна, разрешите?
– Ладно, стреляй, – Лида вытерла глаза.
Предвечернюю тишину тайги расколол дуплет – два выстрела один за другим. Прождав с минуту, Шурка перезарядил ружье и снова выстрелил дуплетом. Тотчас же с верховий Бурукана, откуда-то со стороны левобережных сопок, донеслось эхо одиночного выстрела, совершенно очевидно – ответного.
– Лидия Сергеевна, слышали?! – радостно закричал Шурка. – Это Алексей Петрович!
– Слышала, Шура, слышала, – ответила девушка. – Неужели это он?.. – Лида бросилась к пилоту: – Летим!.. Вы определили, откуда послышался выстрел?
– Примерно определил. Полезайте в машину, – приказал пилот.
Через несколько минут вертолет уже летел в том направлении, откуда раздался одиночный выстрел.
– Сысоевский ключ! – прокричала Гаркавая, склонившись к пилоту и показывая на карту и вниз. – Так и есть, он на Сысоевском ключе! – ликовала девушка.
Внизу, затененный могучими деревьями, замысловато петлял ручей шириной не больше пяти – семи метров. Вертолет как бы ощупью шел на самой малой скорости вдоль русла ручья, готовый каждую минуту зависнуть над любой точкой земли. Лопасти винта, облитые золотом предвечернего солнца, бешено выписывали над машиной сияющий правильный круг. Внезапно в полукилометре над лесом взвился темно-сизый клуб дыма и столбом потянулся вверх.
– Алеша! – вырвался радостный крик из груди девушки. – Он, Алеша!
– Приготовь трап, – прокричал Шурке пилот. – Когда дам знак – открой дверцу и выбрось вон тот свободный конец. – И объяснил Лиде: – Сесть не смогу, негде.
И вот они чуть в стороне от костра, метрах в двадцати над землей. Потоки воздуха из-под винта растрепали столб дыма, раскидав его сизые клочья далеко по зарослям. Может, из-за этого с вертолета не сразу заметили Колчанова, который показался неподалеку, на галечном берегу ручья.
Тотчас же туда послушно подвинулся вертолет, Шурка расторопно открыл дверцу кабины и выбросил веревочный трап. Однако Колчанов, вместо того, чтобы немедленно броситься к трапу, продолжал оставаться на месте. Он махал руками и показывал куда-то в сторону. Только теперь все поняли, в чем дело: с Колчановым был большой серый пес, трусливо наблюдавший с того берега ручья за невиданной птицей.
– Я спущусь к нему, а вы летите к его бивуаку! – прокричала Гаркавая пилоту.
– Добро! – Пилот кивнул. – Только поторапливайтесь! – Он выразительно показал руку с часами: было без десяти шесть.
– И я с вами, можно? – спросил Шурка, когда Лида была уже у дверцы.
– Нет, Шура, – властно сказала Гаркавая, – ты скатай там палатку и приготовь все для погрузки на вертолет. Идет?
– Ладно, – с неохотой ответил Шурка, помогая ей вылезти из кабины и стать ногами на верхнюю перекладину трапа. Он придерживал трап и следил за Гаркавой до тех пор, пока девушка не ступила на землю. Потом ловко и уверенно выбрал трап, плотно прикрыл дверцу, и вертолет полез вверх.
А в это время Гаркавая стояла перед Колчановым – великорослым, сутуловатым детиной, обросшим черной бородой, и бесконечно счастливыми глазами рассматривала каждую черточку его обострившегося, с хмурыми бровями лица.
– Жив, Алеша, жив… Как я боялась… – Она не заметила, как оказалась в такой близости к нему, что голова ее коснулась его широкой груди. – Как я боялась за тебя…
Колчанов застенчиво обнял ее, потом бережно отстранил.
Выслушав рассказ Лиды о причинах, приведших ее сюда столь необычным способом, он еще больше нахмурил брови и проговорил недовольно:
– Решительно не к чему было поднимать эту нелепую панику. Я бы и сам завтра добрался до Чогора.
– А ты видел, что у тебя лодка пробита в двух местах и надпись на палатке?
– Это еще пять дней назад…
– Браконьеры?
– Они. Я знаю, кто это сделал. Только не пойманный – не вор. Думаю, что он мне все-таки попадется, негодяй.
– Но кто это?..
– Ты его не знаешь, из города один хорек. Он каждый год тут хищничает. В прошлом году я с ребятами поймал его и передал Кондакову. По-моему, это он опять пожаловал сюда. Когда я проходил перекаты, он с приятелем прятался в протоке.
– Так мы видели их лодки!..
– Я тоже видел их. Правда, он перекрасил моторку и другой мотор поставил, кажется, восемнадцатисильный японский «томоно». Он мощнее прошлогоднего. А лодка та же. Но не было бы счастья, да несчастье помогло, – весело проговорил Колчанов. – Вот я проявлю пленку и покажу тебе, что я тут нашел. – Сумрачное по самой своей природе лицо его заметно преображалось – становилось светлым и приветливым. – Целое нерестилище обнаружил, Лидочка, больше сотни бугров насчитал!
– Все это очень хорошо, Алеша, но нам нужно поторапливаться, чтобы засветло прилететь в село.
– Да ты на самом деле ихтиолог или нет? – вдруг сердито спросил Колчанов.
– Почему ты думаешь, что я не ихтиолог? Ты глубоко ошибаешься, Алеша… Но ведь вертолет ждет, времени у нас в обрез.
– Время, время! – сердито ворчал Колчанов, сгребая ногой головни в ручей. Потом подобрал рюкзак, кинокамеру, ружье. – Я ей, можно сказать, про святая святых, а она и слушать не хочет.
– Честное слово, Алеша, я рада за тебя – и что ты жив и что все это нашел.
– Между прочим, Лида, – уже спокойно сказал Колчанов, – я не полечу с вами. Лодку бросить не могу, – добавил он, когда они, загасив костер, двинулись вниз по ключу.
– Ты что же, все лето тут будешь сидеть у лодки? И вообще, как ты на ней уедешь?
– Заклею и уеду.
– Чем ты ее заклеишь?
– Смолой. Я тут надрезал кору на нескольких лиственницах, уже натекло граммов двести, и сегодня, думаю, будет столько же. Отрежу несколько кусков палатки и начну наклеивать на дыры один на другой с обеих сторон днища.
На пути к бивуаку он не раз останавливался у крупных лиственниц и, неуклюже горбясь, осторожно отвязывал от ствола коробочку, искусно свернутую из березовой коры. На дне желтел чистейший янтарь – древесная смола.
