Текст книги "Сторожка у Буруканских перекатов (Повесть)"
Автор книги: Александр Грачев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)
27. Страда
Осень роняла в реку золото кленовых и березовых листьев. Холодные, хрустально-прозрачные потоки Бурукана, играючи, ткали из них на коловертях ковры, а потом, в ближайшей заводи, выбрасывали на галечник. Вороха былого наряда прибрежных лесов лежали теперь ненужной рухлядью по берегам реки. Но в иной день вся река вновь покрывалась яркой пестрядью листвы, и тогда зеркальная гладь воды не столько отражала пламень разряженной тайги, сколько сама как бы надевала свой последний предзимний торжественный убор.
На Сысоевском ключе страдная пора – идет закладка икры в аппараты Вальгаева. У сооружения, похожего на миниатюрные шлюзы, спускающиеся двумя уступами вниз по течению, копошится почти вся бригада. Из палатки, стоящей рядом на берегу и громко называемой «цехом», то и дело выносят тазы с оранжевым горохом «набухшей» икры. Икру высевают в воду на галечник, толстым слоем рассыпанный по металлической сетке. Сев ведут только двое – Вальгаев и Колчанов. Из-под галечника, едва заметно, бьют ключики прозрачной как слеза воды. Такой она стала после того, как прошла у верхней стенки «шлюза» через фильтр – толстый слой песка. Вальгаев работает молча, только громко сопит. В болотных сапогах-бахилах он по-медвежьи бродит вокруг «шлюзов» выше колен в воде, горсть за горстью искусно бросая оранжевые зерна в воду. Следом идет Владик с ведром, засыпая икру ровным слоем галечника, – так это делает рыба. Тереха и Дундук – на подноске галечника.
Из «цеха» то и дело слышится голос Кешки Гейкера или Сергея Тумали:
– Кончилась кета!
Они и Лизутка Калинкина под руководством Петра Григорьевича заняты тем, что извлекают из кетин икру и молоки, перемешивают в небольшом деревянном лотке и выдерживают ее там до «набухания». Рядом с ними Шурка Толпыга; ловко орудуя ножом, он вырезает у кетин жабры, а рыбу укладывает в бочонок и посыпает солью. Васена и Верка подносят кету от садка-ловушки к «цеху».
Садок-ловушка – на самом устье Сысоевского ключа. Это нехитрое сооружение сделано так, что кета, заходящая в ключ, никак не минует садка – туда ее направляют два ряда вбитых в дно кольев. Медленно накапливается кета в садке. Слишком мало ее заходит в Сысоевский ключ, чтобы можно было бесперебойно засевать икрой инкубаторы, – ведь каждый из них рассчитан на два миллиона икринок. У садка-ловушки все время дежурят Гоша Драпков и Тамара Бельды – неразлучная пара. Детская непосредственность и беззаботность в их отношениях сразу бросаются в глаза, если понаблюдать со стороны за ними. Вот они сидят рядышком на корме лодки, склонив головы над водой. Говорок, то и дело пересыпаемый смехом, журчит, журчит, как веселый поток звонкоструйного ключа.
– Зашла! Кетина зашла! Тише! – шипит Гоша.
В прозрачном потоке видна крупная рыбина, которая, как тень, скользит в треугольной загородке садка. Она прошлась вдоль ряда кольев и, заметив движение вверху, бешено заметалась. Гоша и Тамара замерли, и кета успокоилась.
– Самка, – шепчет Тамара. – Уже восемьдесят третья, – добавляет она, записывая в тетрадь. – А самцов – сто два…
– Значит, если считать по три тысячи икринок в кете, – рассуждает Гоша, – то заложили уже двести пятьдесят тысяч икринок. А нужно шесть миллионов, – озабоченно вздыхает он. – Не наберем тут…
На этом деловой разговор кончается. Тамара подперла ладонью подбородок, в упор влюбленно смотрит в лицо Гоши, спрашивает:
– Гошенька, почему у тебя один глаз уже, а другой – шире?
Гоша растерянно моргает глазами, с удивлением смотрит на Тамару.
– Не-ет, у меня правильные глаза, – уверяет он. – Это, должно быть, от солнца…
Тамаре, может, и в самом деле так показалось, но ей хочется смотреть на него, и ее миловидные темные глаза останавливаются на каждой черточке Гошиного лица.
– Еще, еще кета… – шепчет Гоша, беря за руку подругу. – Тише!
На этот раз в садок заходят сразу три кетины, за ними следует еще небольшая стайка рыб. Им становится тесно в садке, они мечутся в поисках выхода, тычутся между кольями, пытаются подкапывать грунт.
– Хватит, ловить надо, – говорит Гоша. – Кричи девчатам, чтобы шли за кетой.
Ловко орудуя сачком, он начинает выхватывать из садка одну рыбину за другой. Серебряный блеск чешуи, каскады брызг. Вскоре в лодке трепыхается горка рыбы. Не дожидаясь, пока лодка причалит к берегу, Верка и Васена почти по пояс входят в воду и торопливо тащат лодку к берегу. Удивительно удачно спаровались в труде Верка и Васена. Кажется, никто в бригаде не работает так энергично, как эти две разнохарактерные девушки. С тех пор как началась закладка икры, которая требует четкой и слаженной работы, девушки делали все бегом. Вот и сейчас, быстро покидав рыбу в носилки, они почти бегом направились к инкубаторам, находившимся метрах в ста пятидесяти. Кета очень, как говорят, «квелая» рыба: она быстро засыпает, вынутая из воды. А ведь в цехе нужно определить – созрела ли она. Если нет, ее опускают в небольшой садок возле инкубатора, где она «дозревает». Но еще не было случая у Верки и Васены, чтобы они принесли снулую рыбину.
Третий день идет закладка кеты на инкубацию, а заложено мало. Колчанов, который и раньше предполагал, что лососей-производителей, заходящих в Сысоевский ключ, не хватит на все аппараты, заранее предусмотрел отлов кеты сетями в русле Бурукана, чтобы оттуда доставлять ее в живорыбнице к инкубаторам.
Русло Бурукана перегородили в двух местах ставными сетками. Каково же было удивление ребят, когда в сети попало за первый день пятьдесят кетин, а на следующий – всего двадцать восемь.
– Ясно, – сказал Колчанов за ужином, когда все гадали, почему так мало кеты. – В устье орудуют браконьеры.
Тут же на бригадном совете решили завтра на колчановской моторке выслать к устью Бурукана разведку, чтобы выяснить, есть ли там браконьеры. Если есть, то пройти в Амур, съездить в Средне-Амурское, сообщить в рыбинспекцию или в милицию и с их помощью задержать браконьеров. Операцию поручили Владику, Шурке Толпыге и Гоше Драпкову, как уже имеющим опыт борьбы с браконьерами.
К вечеру друзья собрались в дорогу.
– На моторке будете идти только до перекатов, – напутствовал Колчанов. – Там, у начала перекатов, заглушите мотор и ждите наступления темноты. Потом спускайтесь самосплавом до самого устья. Если не обнаружите сразу, поживите на стане денька два, понаблюдайте. Только лодку на день прячьте, а сами старайтесь не показываться на берегу.
Мотор, как всегда в Шуркиных руках, завелся с первого же оборота. Владик и Гоша вытолкали шестами лодку на самый стрежень реки. Юркая лодочка легко заскользила по водной глади, прочерчивая на ней длинную пенную линию.
28. С поличным
Любил Шурка направлять стремительный бег моторки. Три с небольшим месяца прошло с тех пор, как он, с разрешения Колчанова, впервые взялся за руль-мотор, а ему кажется, что он всю жизнь плавает на этой лодочке. В каких только переплетах не бывал он на ней в нынешнее беспокойное лето! Штормы на Амуре, лабиринты проток, стремительные перекаты – все испытал он на этом великолепном суденышке. Гоша, с его так и непреодоленной робостью и фанатичной решимостью во что бы то ни стало научиться преодолевать эту робость, во многом уже преуспел с Шуркиной помощью. Но мчаться вот так на головокружительной скорости по узкой, извилистой, быстрой речке, когда за рулем сидит Толпыга, он до сих пор боялся. Вот и сейчас, нахлобучив до ушей свою кепчонку, давно утратившую первоначальные цвет и форму и прожженную в нескольких местах искрами от ночных костров, он сидел, сжавшись в комочек. Вид у него был довольно жалкий. На кривунах он всем телом прижимался ко дну лодки. В таких случаях Толпыга недовольно хмурил широкие брови, сердито прикрикивал:
– Ну, опять замандражил! Чего жмешься-то, как кролик? – И еще нарочно делал такой резкий поворот рулем, что лодка опасно кренилась на один борт, грозя опрокинуться. Тогда вступался Владик – старший группы:
– Потише, Толпыга, потише!
Отношения между Шуркой и Гошей, в сущности закадычными друзьями, не все понимали в бригаде, кроме, разве, Петра Григорьевича. На первый взгляд могло показаться, что Толпыга подавляет Гошу своей волей и бесстрашием и Гоша попросту подчиняется его грубой силе. Но стоило поближе присмотреться к Гоше, чтобы убедиться: не такой уж он беспомощный, чтобы беспрекословно терпеть чью-то грубую власть над собой. Однажды на рыбалке волной опрокинуло возле берега живорыбницу. Ребята бросились спасать рыбу. Вадим Тереха, этот «классический сачкун», как метко окрестил его Толпыга, попытался командовать Гошей, но тот с такой лихостью послал его ко всем чертям, что у Терехи исчезло раз и навсегда желание помыкать этим на вид робким пареньком. Ничего подобного никогда не случалось в отношениях между Шуркой и Гошей, хотя бывало не раз, что Толпыга покрикивал на Гошу. Но грубость Шурки была просто ширмой – он очень не любил сентиментальностей. Гоша великолепно понимал это и, может быть, именно за эту показную грубость и любил Шурку. Ведь в душе-то Гоша был к себе человеком суровым до беспощадности, и рядом с Шуркой он становился сильнее.
Лучшей группы для выполнения столь ответственного задания трудно было подобрать в бригаде, особенно если учесть собранность и дисциплинированность Владика.
Вскоре ребята пристали к берегу выше перекатов, километрах в двух от Изюбриного утеса. Солнце только что скрылось за левобережной грядой сопок, но до темноты было еще далеко, и ребята решили пешком пройти по Черемуховой релке до конца перекатов. Там, у Изюбриного утеса, река делала крутой поворот вправо и хорошо просматривалась чуть ли не до самого устья.
Через полчаса они были у конца релки, против Изюбриного утеса – огромной скалы, поднявшейся у самой воды на правом берегу. За релкой начинался довольно длинный залив. Едва только высунулись ребята из зарослей обсыпанной ягодами черемухи, как сразу же увидели в самом конце залива две лодки – моторную и весельную, спрятанные под тальником. Людей не было видно.
– Лодка-то та самая, – прошептал Владик. – Она в Потаенной протоке была… Навесной «томоно».
– И на том же самом месте, что в прошлом году, – добавил Шурка Толпыга, – когда мы на вертолете пролетали тут. Что будем делать?
– Наблюдать, – вполголоса сказал Владик, набивая полный рот переспелых ягод черемухи.
Устроившись неподалеку под раскидистой старой черемухой, ребята не спускали глаз с лодок. Через полчаса там появились люди. Их было двое – невысокий сутуловатый молодой человек в сплющенной кепке и кряжистый дядя с черной, во все лицо, бородой. Они столкнули весельную лодку и направились в сторону Бурукана. Чернобородый греб, молодой рулил. Вот они достигли русла Бурукана. Сутуловатый нагнулся и поднял какую-то палку, плавающую на воде.
– Конец ставной сетки, – прошептал Толпыга.
Да, это был конец сетки. Сутуловатый быстро стал перебирать ее, воровски озираясь по сторонам. Сетка пересекала все русло речки. Почти через каждый метр сутуловатый выпутывал из сетки крупных рыбин и бросал на дно лодки.
– Негодяи! – ворчал Владик. – Что делают, а?!
Браконьеры перебрали сетку, почти до половины нагрузив лодку крупной кетой. Начинало смеркаться, когда они вернулись в свое убежище и стали перетаскивать рыбу куда-то в кусты.
– Сделаем так, – сказал Владик, когда браконьеры стаскивали рыбу на берег. – Незаметно подберемся к их стану и понаблюдаем из кустов. Нужно все-таки выяснить, что это за люди. Потом вернемся к лодке, ночью незаметно спустимся в Амур и махнем в село.
Под покровом сгущающихся сумерек они незаметно подобрались к становищу браконьеров. На круглой полянке, укрытой сверху пышными кронами старого разнолесья, стояла небольшая палатка. Рядом бежал, позванивая, ручей. Браконьеры торопливо вспарывали лососей, извлекали розовые ястыки икры и бросали их в небольшое решето-грохот. У некоторых рыб, по-видимому тех, что пожирнее, они отрезали брюшки, кидали их в бочонки, а остатки рыбьих туш бросали в яму, выкопанную неподалеку от ручья. Работали они молча, только изредка перебрасываясь короткими отрывистыми фразами.
– Скоро подойдут, а мы не готовы, – произнес бородатый. – Опять он будет лаяться…
– Ничего, впотьмах могут постоять, – ответил басок сутулого.
– Не забыть потом тушки закопать, – снова начал бородатый. Помолчав, он выругался и сердито плюнул. – Мыслимо ли дело, – два бочонка икры! Так мы и себе ничего не заработаем.
– Не ной, Степаныч, не ной! Я сказал, заработаем, – значит, заработаем, – уверял басок сутулого. – Не первый раз промышляю тут. В прошлом году он содрал с меня то же самое – два бочонка икры по десять кило и бочонок брюшков на полцентнера. И то заработал, хотя ход был куда хуже. А нынче, вишь, только начался ход, а уж у нас два бочонка икры есть. Хороший, видать, будет ход. Вот только бы Колчанов не появился со своей шатией…
Они замолчали, слышалось только, как шлепаются рыбьи тушки, бросаемые в яму.
– А что мы лежим? – сердито шептал Толпыга. – Давайте встанем и арестуем их! Улики-то вот они – истребляют рыбу только ради икры.
– Ты что, с ума сошел? – зашипел на него Владик. – Ты же слышишь, что к ним кто-то должен приехать за икрой? Надо узнать…
Совсем уже стемнело. Браконьеры закончили работу и развели костер. Бородатый – человек средних лет, с хмурым лицом и большими загрубелыми ладонями – принялся готовить ужин, а сутулый, с физиономией, напоминающей мордочку хорька, стал перетирать икру на грохоте, поставленном над небольшой лоханкой.
Ребята лежали метрах в двадцати от браконьеров и молча наблюдали за каждым их движением. Ныли бока и колени, голод давно мучил их, но они терпеливо ждали. Светящийся циферблат Владиковых часов показывал начало двенадцатого, когда браконьеры закончили ужин.
– Ну что ж, Андрей, не приедут они, должно? – спросил бородатый. – Спать будем?
– Сетки сначала проверим, – твердо ответил сутулый тоном хозяина. – А то к утру столько наберется, что не подымешь…
Они подбросили в костер несколько коряжин и пошли к лодкам. Вскоре с берега послышалось удаляющееся громыхание уключин.
Со стороны берега костер укрывался зарослями настолько тщательно, что не только с Бурукана, но и с залива его не было видно.
– Пошли, – поднялся Владик, когда скрип уключин затерялся в ночи.
Глазам ребят предстала довольно живописная картина. Рядом с ручьем стояло несколько бочонков самых различных размеров. В одних, более мелких, краснела икра, в других, покрупнее, серебрились брюшки или целые тушки кеты. Яма, в которую браконьеры бросали преимущественно тушки самцов, уже была закидана галечником. Неподалеку от ручья, почти у костра, стояла наготове лоханка с решетом-грохотом, на котором браконьеры приготавливали икру. Видно было по всему, что дело у них поставлено на широкую ногу, с настоящей воровской расчетливостью.
Толпыга подошел к одному из бочонков с икрой, бесцеремонно захватил горсть оранжевых зерен и сунул в рот.
– Хороший посол, – сказал он. – Надо взять на ужин.
Владик и Гоша последовали его примеру, и вскоре все с аппетитом уплетали икру.
– Сетки сушатся, – вдруг сказал Толпыга. – Вон, за палаткой. Давайте заберем!
– Ни в коем случае! – возразил Владик. – Мы же так спугнем их. Вот мотор на время испортить, чтобы не смогли уйти отсюда, – это другое дело, – говорил он в раздумье.
– А что, я в один момент! – воскликнул Толпыга. – Винт сниму…
Он быстро сбросил брюки и, оставшись в одних трусах, кошкой шмыгнул к берегу. Не прошло и десяти минут, как он вернулся к костру, неся в руках два гребных винта – один бронзовый, отливающий при свете костра золотом отшлифованных лопастей, другой – стальной.
– А откуда второй? – удивились ребята.
– Запасной тяпнул, – улыбаясь до ушей, отвечал Толпыга. – Такой пройдоха без запасного не ездит. Я сразу сообразил.
– Вот хватятся! – ликовал Гоша.
Обстоятельно осмотрев становище, ребята снова укрылись в своем убежище. Они решили выяснить, кого ждут браконьеры.
Едва они вновь устроились под разлапистой елью на мягкой подстилке из мертвой хвои, как с низовьев Бурукана послышался дробный перестук мотора. Все затаили дыхание, вслушиваясь в этот новый звук. Шурка, который по шуму мотора мог узнать любой катер в Средне-Амурском, твердо определил:
– Катер рыбинспекции…
– Уж не Кондакова ли ждут браконьеры? – высказал догадку Владик.
– Очень даже возможно, – согласился Гоша. – В Потайной протоке этот пьяница тоже не ловил браконьеров, а кутил с ними.
Вскоре у берега послышался скрип уключин и приглушенные расстоянием голоса: возвращались браконьеры. А потом показались из кустов и они сами, нагруженные тяжелыми мешками с рыбой. Высыпав рыбу в стороне от палатки, сутуловатый сказал:
– Ты, Степаныч, перетаскивай остальную, а я поеду встречу, не то катер в залив не зайдет.
Они снова ушли к берегу, и через минуту ребята услышали, как по галечнику загремело днище лодки: видимо, столкнули на воду моторку. Потом зажужжал руль-мотор, и сквозь его шум послышался громкий голос сутулого:
– Оттолкни меня подальше от берега.
Толпыга, усмехаясь, проговорил:
– Послушайте, как сейчас мотор заорет. Включит скорость, ну и завоет!..
Шурка не успел договорить, как мотор действительно завыл так, что у ребят даже закололо в ушах, но тотчас же перешел на нормальный режим, а потом и вовсе заглох.
– Что там у тебя? – послышался голос бородатого.
– Винт потеряли! – сутулый выругался.
– Что же будем теперь делать?
– Запасной поставим.
Толпыга, усмехаясь, проворчал:
– Ага, вот так ты сейчас возьмешь и поставишь…
С берега долго не доносилось голосов, лишь иногда гремели железины, должно быть, перебрасываемые с места на место. Потом послышался сердитый голос сутулого:
– Слышь-ка, Степаныч, ты не уносил на берег запасной винт?
– А на кой он мне! – недовольно проворчал бородатый и крякнул, по-видимому взваливая на спину мешок с рыбой.
Бородатый принес рыбу на становище, высыпал ее в кусты и снова ушел к берегу, а на заливе все продолжали звенеть железины и время от времени слышались взрывы брани.
– Вот, Шурка, попался бы ты ему сейчас с винтами, – шептал, похихикивая, Гоша. – Он бы из тебя сделал отбивную.
– Из меня?! – удивился Толпыга. – Да я его…
С берега раздался сердитый голос бородатого:
– Да поезжай ты на веслах, а то уж они вон почти подошли к заливу!
– Ишь ты, поезжай, – огрызнулся сутулый. – У меня нечем к берегу прибиться! Давай сюда лодку с веслами.
Прошло несколько минут. Браконьеры, видимо, подтянули моторку к берегу, и вскоре раздался энергичный плеск весел: сутулый поехал встречать «гостей».
Он не возвращался минут сорок. Наконец послышались голоса, громыхание уключин. Лодка пристала к берегу. Уже по голосу ребята угадали, что с браконьерами теперь был Кондаков. А вскоре при свете костра они увидели и самого рыбинспектора. В своих неизменных болотных сапогах и поношенном дождевике он тяжело прошагал к костру и уселся на чурбан, услужливо подставленный бородатым.
– Ну, угощайте свежей икоркой, – распорядился Кондаков, доставая из кармана бутылку и ставя ее на опрокинутый вверх дном пустой бочонок, принесенный сутулым из лодки.
Скоро на бочонке появились алюминиевая миска, доверху наполненная икрой, краюха хлеба, ложки и две кружки. Для себя Кондаков достал из кармана стакан. Он сам разливал водку.
– Ну, что ж, за хороший улов, – сказал он, поднимая стакан.
– С богом, Трофим Андреевич, – заюлил сутулый. – За нашу с вами старую дружбу.
Закусывали икрой, черпая ее полными ложками.
Первым нарушил молчание бородатый.
– Там у вас не слышно про эту бригаду… шайка-лейка? – спросил он Кондакова.
– Я уже говорил Андрею Федотовичу, – отвечал Кондаков, – чтобы днем не показывались пока на речке. Колчановская фифа приехала на стан, так что они со дня на день могут появиться тут. Переходите на ночной лов. И вообще побыстрее свертывайтесь: там, вверху, могут заметить, что рыбы мало…
– Так мы же для себя еще ничего не поймали! – с затаенной обидой воскликнул бородатый. – Пока что на вас только работали…
– Ты, борода, не проливай тут крокодиловых слез, – со смехом, но властно заметил Кондаков. – Креста, видать, на тебе совсем нет. Уж я знаю, сколько вы поймали. Самому тоже надо совесть иметь. Можно сказать, наживаешься, а благодаря кому? И еще плачешься!
– Да я ничего, – поспешно сдался бородатый. – Я вообче…
Когда бутылка и миска были опорожнены, Кондаков грузно поднялся.
– Ну, где там мои бочата? – спросил он, сыто выпячивая живот, и эффектно щелкнул портсигаром, достав из него папиросу.
– Вы пока посидите, посидите, Трофим Андреевич, – лебезил сутулый, суетливо направляясь к бочонкам. – Мы их сами постаскаем. Степаныч, бери тот, а я этот. А потом откатим брюшки.
Кондаков снова уселся на чурбан, сладко потягивая папиросу.
Ребята лежали, как на иголках. Гоша и Толпыга порывались либо угнать лодки и этим лишить Кондакова возможности попасть на катер, либо просто выйти к костру и, как предлагал Гоша, объявить всем, что они арестованы. Только Владик оставался спокойным и молча грозил другим кулаком: «Перестаньте!» Но едва браконьеры ушли от костра, он приказал:
– Пошли!
Они легко перепрыгнули через ручей и предстали перед озадаченным рыбинспектором.
– Здравствуйте, – спокойно сказал Владик.
– Здравствуйте, – нехотя процедил Кондаков. Он старался казаться равнодушным, но в подпухших его глазах читался страх. – Что скажете, друзья? – спросил он, с огромным усилием овладевая собой.
– Скажем то, чтобы вы, гражданин Кондаков, завтра же сдали на рыбозавод икру и брюшки, которые хотели присвоить, – ровным ледяным голосом сказал Владик.
– A-а, шпионите, сопляки! – с негодованием рыкнул Кондаков. – Сидели подслушивали?!
– Ошибаетесь, не шпионили, а ловили браконьеров, в том числе и таких титулованных, как вы.
– Пошли вон отсюда, негодяи, иначе я перестреляю вас! – взревел Кондаков, хватаясь за правый карман дождевика. – Я вам покажу, как устраивать слежки за рыбинспекторами!
Но никто из ребят даже с места не тронулся, хотя Гоша почувствовал, что у него дрожат колени.
– Всех не перестреляете, – проговорил Владик. – Нас охраняет вся бригада.
Кондаков вдруг захохотал с деланной веселостью.
– Фу ты, да я же пошутил, ребята. Думаю, дай-ка проверю, струсят мои орлы-общественники или нет. Молодцы! Объявляю вам благодарность, завтра отмечу в приказе по району.
Ребята широко открытыми от недоумения глазами смотрели на перевоплощение Кондакова. А тот продолжал:
– Колчанов тоже здесь, в засаде?
– Да, он на берегу, – соврал Владик.
– Молодец! – воскликнул Кондаков. – Недаром я его натаскивал столько лет. Ну, что ж, мне пора. – Он поднял руку и посмотрел на часы. – Половина второго.
– Прошу вас немного задержаться, – как ни в чем не бывало сказал Владик. – Вы подпишете акт о расхищении всенародной собственности – наших природных богатств.
– Э-э, тут уж вы превышаете ваши полномочия, ребята, – весело возразил Кондаков. – Когда на месте задержания браконьеров находится сам главный районный инспектор рыбвода, инспекторам-общественникам делать нечего, он сам в состоянии управиться.
На шум из кустов выбрались браконьеры. Они угрюмо смотрели на невесть откуда взявшихся ребят.
– Браконьеров поймали не вы, а я, – продолжал между тем Кондаков, – и я волен поступать с ними так, как того требует закон.
Владик достал из кармана ученическую тетрадь, примостился у костра и, не обращая внимания на Кондакова, сел писать акт. Вместо Владика вступил в разговор Толпыга.
– А разве закон требует, чтобы вы брали калым с браконьеров? – спросил он мрачно.
– Калым? – изумился Кондаков. – Я вижу, ты совсем рехнулся, Толпыгин. Я изъял продукцию у браконьеров! Понятно тебе? – повысил он голос.
– Зачем же вы обманываете? – не выдержал Гоша. – Мы же все слышали и видели.
Между тем Владик написал акт. Так как браконьеры отказались назвать свои фамилии, Владик записал те имена, которыми они называли друг друга.
– Прочтите и подпишите, – сказал Владик, протягивая тетрадь Кондакову.
Тот долго читал написанное, вымученно усмехнулся, потом спокойно разорвал тетрадь пополам и бросил в огонь.
– Вот так, понятно? – спокойно резюмировал он.
Владик так же спокойно сказал:
– Ну что ж, завтра будем объясняться в райкоме партии. Пошли, ребята.
Они скрылись в лесу, не сказав на прощанье ни одного слова. Только под елью, где они остановились, Владик возбужденно прошептал;
– Скорее на моторку и в село, за милицией. Браконьеры без винтов не уйдут никуда.
Через полчаса они уже мчались на своей лодочке вниз по течению темного Бурукана, оглашая ночную тишину ровным жужжанием мотора.
