Текст книги "Битва за хрустальный гроб (СИ)"

Автор книги: Александр Белаш

Соавторы: Людмила Белаш
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)

Глава 5. Они возвращаются из тьмы

Тогда отдало море мёртвых, бывших в нём, и смерть и ад отдали мёртвых, которые были в них

Откровение 20, 13

– Я подозревала – в армии служить паршиво, – призналась Джи, сдвинув хатимаки пониже, чтобы пот не тёк в глаза, – но не думала, что насколько.

Они с Ромой, согнувшись пополам, драили коридоры Cathous’а патентованными губками «для мытья любых поверхностей», обмакивая их в широкие оранжевые вёдра и туда же отжимая. Босиком, в оранжевых рубашках без воротника и рукавов, в оранжевых бермудах. Даже шнуры, заменявшие в XXXI веке ножные кандалы, были кричаще-апельсинового цвета.

Что касается служак-уборщиков – всех! как нарочно! разведка! взяла на проверку! – то заменить их могут только овцы. В особенности арестантки.

Полюбоваться на позорище явились все, даже ленивые и соня Лава-Лава, готовая давить постель круглые сутки. Ишача на пищеблоке и на раздаче в столовке, драчуньи не имели бы аншлаг – вход на кухню ограничен, а за стойкой ног не видно.

– Ну как, звёздочка ясная, накрылись твои нашивки флайт-сержанта? – злорадно пропела та, которую Рома аттестовала: «Ножки, как у козы рожки». – Побузи ещё, и патент психолога отнимут.

Рома распрямилась, утирая лоб предплечьем, а вредная скотина улизнула, на прощанье так задев ведро, что половина выплеснулась на пол. Еле удалось схватить посудину, чтоб всё не вылилось.

«Я не овца, – с усилием напомнила себе Рома, – я на это плюю! Я отсюда выдерусь. Я не нарываюсь. В субботу выхожу из-под ареста».

Набавить себе дней гауптвахты и в воскресенье не увидеть Гера – этого она не вынесла бы.

Хорошо, не все сволочи в Кошкином Доме!

Ариес, душа-баран, умел утешить.

Подруга Маха приносила угощение и, сев вместе с арестантками на корточки, делилась новостями и кошмарами: «Считая Смита, четверо погибли. Нас той же дохлятиной кормят, что и вас. Приснилось – я горю, а кругом люди. Сразу после траура у русских с немцами будет гулянка. Нас не приглашают – мол, арийцам бабы не нужны, им войну подавай».

Даже Локс – вот не ждала! – пришёл как человек. Замкнутый, в глазах ни смешинки, ни издёвки. Протянул конфеты экстра-класса, из офицерского ресторана:

– У вас карманов нет, ешьте по-скорому.

– Разговоры ходят про отраву, – с подозрением скосилась Рома. Как можно Локсу верить? Он всегда с подвохом; не угадаешь, что преподнесёт.

– Выбери одну для меня. Сама. – Локс даже не сморгнул на её недоверие.

В груди на миг полыхнула какая-то слепая ненависть; вместе с этим Рома поняла, что вот-вот повесится на Локса тряпкой и заплачет. Он притягивал, такой подонок!

А ещё он принюхивался – издали, сосредоточенно, с большим сомнением.

Конфеты таяли в руках, пришлось пальцы облизывать. Джи, заметно поумневшая за двое суток, вздыхала и старалась помириться:

– Конечно, дурь всё это, с телефоном. Но без новостей, без музыки, игрушек – так скучно! А я стих сочинила, хотела в Сеть задвинуть. Там есть страница для талантливых овец.

– Ну? Прочитай.

Я родилась в кошаре, не знаю от кого

И про любовь земную не знала ничего

И вот я стала ярка, во мне бушует кровь

И все мне намекают про секес и любовь

А мужики, как волки, всё манят и зовут

А я боюсь и чую – они меня сожрут

– Чистая правда. – Рома восхитилась искренним стихотворением. – Ты ещё придумай, как ты встретила единственного, настоящего.

– Как же я придумаю, если я его пока не встретила? Я ведь про жизнь сочиняю, а не так просто. Наверно, надо подписать: «Джи, с такой-то базы». Может, мне кто-нибудь ответит. Или премию дадут.

Всё кончается, и мучительный арест закончился. Апельсиновую робу и шнур-наножник Рома так швырнула в ящик, будто навек отрекалась от них. Завтра воскресенье! конец трауру! гости валом повалят! И самое главное – Гер прилетит с планеты. Он твёрдо обещал.

Рома подольстилась к Ма, покаялась, всхлипнула, и Ма снизошла:

– Давай, овца, восстанавливай репутацию.Твой снова тебя заказал…

Джи упивалась возвращённым телефоном.

– Я нашла! Это день, двадцать третье февраля, у них праздник Красной Армии и двух флотов, морского и космического. Где мужики про железо поют, нам не светит.

Двери Кошкина Дома гостеприимно распахнулись, и оголодавший сильный пол ринулся внутрь – прямиком к барной стойке, где проснувшаяся Лава-Лава и лучезарная Гугуай наливали за тройную цену. Чтобы поверить в свои силы, мужчинам надо нахлестаться.

– Джентльмены, помянем чёрного Смита с ребятами.

– Восток сегодня тоже пьёт первую в их честь. Стоя и не чокаясь.

– Но, Бен, их первая – это вот столько, – пальцами показал Райт. – Причём натощак. Только Смит – вечная память, – мог с ними равняться. Больше таких парней в мире нет.

Рома одевалась, переодевалась, злилась, накрашивалась, размывалась, притиралась там и сям. Наконец, отчаявшись, вышла с замиранием сердца, с бьющейся в голове мыслью: «Я выгляжу ужасно!»

Он ждал её с цветами.

На Иньяне, среди вечного дня, растут цветы – диковинные, будто из воска вылепленные, похожие на кремовые украшения тортов, а пыльца на них крупная, как бисер. Круглые коричневые организмы величиной с десятицентовик, трепеща мембранами, летают над ними. Запах – умопомрачительный. Гер принёс цветы в запечатанном пакете, чтобы распаковать букет в люксе. Чтобы запах достался ей одной… иначе все в зале повернутся.

– Ой. Как здорово. Спаси-и-ибо…

– Радость, ты великолепно выглядишь. Как живая сказка.

Она тискала хрусткий пакет и млела, пока Гер тихо заказывал еду в номер.

Джи, наряженная византийской одалиской (что поделать – внешность, типаж), чирикала с бретонцем (никуда не денешься – тянет к блондинам) и поглядывала краем глаза на Рому, тающую в молчаливом восторге. Ишь, какого подцепила, стриженая!.. Удержаться было невозможно, хотя от страха колотилось сердце и сохло во рту. Встав так, чтобы никто не догадался о её проделке, Джи тайком достала телефон и незаметно щёлкнула шведа раз несколько.

Уму непостижимо, к каким ухищрениям прибегают люди, чтобы насытить свою нездоровую страсть, от которой они клятвенно зарекались.

* * *

– Товарищи, камрады! – начал вступительную речь майор Филин. – Мы собрались сегодня тихо погудеть по случаю нашего праздника. Те, кто идёт в рейд, будут пить лимонад без всяких разговоров. Все помнят, что пьяный пилот – покойник. Ссылки на то, как Деев и Макартур четверть века назад летали с Луны на Венеру… да, к девкам… эти ссылки к рассмотрению не принимаются. Тогда было затишье. Спонсор праздника – фирма «Хонг Дьеу». Расползаясь по берлогам, каждый должен принять кам дай для очистки мозга. За трезвяк отвечает товарищ Шон. Сначала выпьем в честь бойцов, павших позавчера…

Выговорившись, наверно, на неделю вперёд, немногословный майор наглухо умолк до конца попойки.

Съев традиционную шоколадку, Влад заметил для просветлённого Пухова:

– Бога благодари, что сириане – призраки и чудища, не знают нашего календаря. А то бы налетали аккурат по праздникам, как по графику.

– Мы спутаем их карты, – убеждённо заявил Дэнсиро. – Синто, буддизм, православие, римская вера, индуисты… Будучи однородными, они не в состоянии учесть наше разнообразие.

– Э-э, Дэнсиро-кун, технический стандарт ещё не означает! – Пухов, любитель препираться, тотчас затеял спор. – Если ксенологи не врут, у них в ходу одних десантников – дюжина типовых моделей, причём иные типы юзаются лет по полтораста!

– Крэппкая вотка-а-а… – дохнул Тойво, выпучив глаза. – Запористо! Эт-то не ят, эт-то корасто хуше… Мошет пыть, ваше сакэ?

– Нордическим людям сакэ – только мягкая разминка.

– Когда-нибудь выяснят или нет – есть у них нации, расы? или они – биокомпьютеры? – Разогретый спиртным, Пухов пылал жаждой познания и хотел дискуссий. Его жертвой стал египтянин Бутрос из Восток-Воли-3, затесавшийся на праздник Красной Армии. – Коды-то и у нас одинаковые, а языки?

– Это никто не ведает, – широко улыбнулся копт, тщательно подобрав русские слова. – Они берегут тайность.

– Вот, кстати, – обратился Влад к Хонке, созерцавшему шумное собрание. – Один друг с планеты сбросил запись – разговоры «топоров», звуковая развёртка.

– Неужели перевод? – скептически взглянул Вальтер. – Или ещё одно прочтение?

Озвучение сирианской связи новинкой не являлось; бытовали десятки версий транскрипции, но преобразовать неровности гравиполя в нечто связное не удавалось. Выяснили одно: у сириан есть понятие личности, по крайней мере – личности вожака, старшего в стае. И ещё – в части случаев призраки без всякой ощутимой связи прекрасно координируют свои действия.

– Какой там перевод… Послушай. Обрати внимание на повторяемую фразу.

Вальтер приложил телефон к уху. Голос, звучавший там, был синтезирован компьютером – совершенно без выражения, ни мужской, ни женский, словно говорил робот низкого класса:

– Наи. Ман га бат. Та йо. Ман га бат. Кеха мэ. Хева ю сета. Та йо. Ман га бат. Эна би. Ха ю. Уэй ти ю харэ. Та йо. Ман га бат.

– Галиматья, – честно сказал Вальтер. – Это прислал франкон или…

– Или.

– А у неё есть на сей счёт какие-то соображения?

– Есть у аналитиков Вирхова, через которых она это пропустила. Хотя сигналы «да» и «нет» давно известны… Дело в повторах – ты их заметил?

– Да, что-то вроде «Ба-ра-бан».

– Ман га бат, – уточнил Влад. – Они считают это личным детерминативом существа, которому мы задолжали. Я имею в виду Маяка. Это скорее имя, чем звание. Повторы типа «Есть, командир» у сириан бывают часто, а вот званий либо вовсе нет, либо их жутко много. Аналитики полагают, что обращения схожи с нашими: «Да, Сокол», «Есть, Филин».

– Могу лишь сказать, что Ман-га-бат – весьма способная тварь. Он уже понимает слово «бритва» и додумался, как уходить из-под нашего удара.

– Да, быстро учится, – со скрытым раздражением признал Влад. – На прежних вожаков непохоже. Те были консерваторы, бой от боя строй не меняли. Кто-то у них решил пересмотреть концепт и двинул новаторов на передовую. Впечатление такое: Мангабат вывел стаи на Запад-B-3 не для драки, а чтобы изучить наши приёмы. Ну что ж, в следующий раз покажем ему, какие у нас фокусы в запасе! Я предлагаю вот что… – сев к Вальтеру поближе и поманив к себе Шона, Влад стал нашёптывать им нечто интересное, обеими руками показывая хитроумные манёвры.

Совещание Троицы терялось в мешанине громких голосов:

– …не секрет! Это споры, как у грибов. Подсадил одну в схему, и она пошла дробиться, распускать грибницу. У неё молекулярная программа на врастание в наши процессоры…

– Зря я хаял еду из колоний. Когда пошёл земной продукт, я втрое больше залюбил Голду.

– Я ше говорил, Пухофф – Земля исчахла. Ета – эт-то здоровый грунт, ширная поччва. Вкуссные булки нэ растут на песке и камне. Коровы не етят водороссель и рибу.

– Братва! Сегодня Кошкин Дом открылся! Надо заглянуть, овец проведать.

– Как эт-то зовёцца – любобаб? баболюп?

– Большой генератор тоннеля – в простое, хотя им можно запускать и малые машины. А уж планетарным стартовым… Но – тссс! У меня договор с франконом; он роет под Вирхова, а я под Деева. Главное, чтоб был приказ по От-Иньяну: «В случае особой…» и так дальше. Можно эскадрилью запулить на пять радиусов системы. С планетарного – на двадцать радиусов! Как вам идея?

– Товарищ Сокол, в целом я согласен. У нас в проекте Фо-минь на базе Тьен-фонг такое испытывалось. Но была признана оптимальной отправка шести-восьми машин истребительного класса. Иначе – риск бокового выброса из тоннеля.

– А сириане входят и выходят! Что мы, хуже?

– Их тоннель короткий и широкий, – сухо отчеканил вьет. – Они работают сблизи, до одного радиуса.

– Согласен. Значит, два звена и боезаправщик, или плюс фрегат.

Хонка потёр лоб, отгоняя тёплую хмельную одурь:

– Генератор базы даст один пуск в полчаса. Добавим десять минут на установку группы по оси тоннеля… Разумеется, если будет приказ.

– Метеорный рой подходит к звезде, – судачили в стороне. – Астрономы уже насчитали до сотни обломков.

– То-то Маяк около Глиз вертится!

– Нет, совпадение случайное.

– Поговори с аналитиками. Половина связи сириан – чутьё, нашими приборами не засекается. То же с призом – они его чуют, а лоцировать не могут.

– Знаешь, есть законы физики!

– А есть предчувствие. Кто лет пять служил, расскажут: когда летишь, иной раз ёкнет – и раньше, чем успел подумать, свернёшь в сторону, тут залп с дрейфера.

– Мы должны найти этот объект, – настаивал Отто, пристукивая кулаком по столу. – Мы, а не они! Нельзя отдавать монстрам наших замороженных женщин. Даже мёртвые, они не должны достаться сирианам. Это значило бы допустить, что их загробный покой осквернён.

– Отто, думай реально, сантименты в сторону. Приз не главное. Надо выкурить космоносец из системы, а после можно заняться розысками.

– Он прав! – Вальтер встал, краем уха перехватив страстные призывы унтер-лейтенанта. – Мужчина не достоин называться таковым, если не защищает женщину, кто бы она ни была. Зачем мы очищали Европу от нечисти, как не ради этого?

Отто в благодарность за поддержку отсалютовал ему по обычаю «лапчатых» и добавил, поднявшись со стаканом в руке:

– Когда враг входит в город, женщины теряют честь. Пью за то, что этого не случится. Здесь – есть – мы!

Рыцарский тост его был горячо поддержан всеми, после чего соратники рванули старинный марш, прогремевший в двух мировых войнах:

Дружба-freundschaft, дружба-freundschaft!

Плечом к плечу стоим опять –

Врагам союз наш не сломать!

Навеки – дружба-freundschaft, дружба-freundschaft!

Всегда мы вместе, всегда мы вместе,

Бундесвер и славянская рать!

Так длилось, пока Влад не угадал момент всеобщего перепития и не скомандовал на правах хозяина:

– Я летучая мышь, всем спать! Шон, становись у выхода и раздавай кам дай.

БАД против похмелья выдавался безвозмездно – ради праздника и дружбы, – но обязательно с красочным буклетом «Хонг Дьеу».

* * *

Размышляя о своей судьбе овечьей, Джи убиралась в нефритовой зале, где сегодня был кутёж. Американы неделю не видели женщин! чуть не умерли от воздержания. А служак-уборщиков разведка ещё не вернула – значит, впрягайся, овца.

Географию она учила в Бет-Шемеше, близ Иерусалима – разумеется, в кошаре. На вирт-экране мир казался нарисованным. Где он, этот красивый и широкий мир?.. За забором шумный город, толчея людей; выйдешь – кругом военные и добровольцы: солдаты Лиги, ЦАХАЛ 1, чёрная сотня, минитмены, крестоносцы. Все хоть раз, но должны послужить на Святой Земле. Откуда они съехались? как они там живут, в экранном мире?

Острова Бретань вообще, по её мнению, не было. Пока ей не встретился Гевин, она в этот остров не верила.

Теперь у неё был новый бретонец. Ему здорово нравилось, что она любила и помнила Гевина. Джи будто перешла из одних добрых рук в другие. Так бывает в домах отдыха, где гости часто гибнут.

Но Ромка-то, Ромка!.. Противная. Почему ей сразу такой классный гость достался? Она смеётся, не рассказывает. Наверное, умеет что-нибудь особенное, обольстительное. Другая бы по дружбе поделилась, а она молчит! Нет у неё стадного чувства…

По коридору мимо залы прошёл Локс, держа подмышкой коробку из стеклометалла. Где его носило? Усталый, поникший, глаза ввалились.

Поставив пылесос к стене, Джи скинула тапочки и мягкими ногами поспешила следом.

Она поскребла сенсор домофона. Недовольный голос из стены спросил:

– Что тебе нужно?

– Пусти, Локс. Дело есть.

– Если пришла с ерундой, больно сделаю.

– Честно!

Далеко он её не пустил. Закрыв дверь, к ней же и прижал, положив ладонь на плечо. Джи, за день испытавшая тьму всяких чувств и ощущений, под его ладонью поняла, что в остаток дня может получить ещё два раза по столько. Если он пощекочет за ушком, она замяукает и позабудет о бретонцах.

Он втягивал её запах. Провёл пальцами сбоку по шее. Губы его приоткрылись, будто лепестки цветка, а веки опустились. Джи потеряла мысль, с которой так нетерпеливо скребла сенсор.

– У тебя был мужчина.

Джи очнулась; у неё вырвался смешок:

– Ой-вэй, какой догадливый!

– У тебя был кот.

– А, это Райт меня лапал, чтоб позлить Маху. Наверно, до нас он играл с Бармаглотом.

– Какой злой у него кот сегодня… – опустив лицо, Локс умолк, словно пережидая подступивший изнутри приступ боли.

– Мяу?.. – напомнила о себе Джи, потёршись щекой о его руку и пощекотав её волосами. Локс поднял голову и улыбнулся, хотя глаза его остались отрешёнными.

– Ты славная, Джаннат. Говори, с чем пришла.

– Смотри, – она достала телефон. – Вот парень, который обаял Ромку. Его звать Гер Эллестингер. Они были вместе ведь рабочий день, – подчеркнула Джи. – Он часа полтора как ушёл. Наверно, уже улетел на Иньян.

Локс резко посуровел:

– Режим приватности – для кого существует? Что положено за нарушение?

– Но ты же хотел. Ты о нём спрашивал. – Джи надула губы, очень обиженная тем, что Локс её не похвалил. – Я для тебя!.. Ты ведь никому не скажешь?

– Чтоб это было в последний раз, – отрезал Локс, вырвал телефон и направился к рабочему столу. – Ещё нарушишь – сам за ухо к Ма отведу.

Джи бесшумно засеменила за ним. Прохладный бассейн под невидимой плёнкой обласкал её босые ноги.

– А я тебе понравилась? там, в коридоре, где мы с Ромкой мыли пол?

– В смысле? – Локс открыл беспроводной порт компа, вошёл в телефон и стал искать фото в его памяти.

– Ну, по эстетике. Кое-кто предпочитает невольниц. На Кипре нам читали курс арт-рабства, прикольно. Я даже один раз в кино снималась, – похвасталась Джи. – Живое кино, не 3D, понимаешь? В массовке. Тут вот тряпочка и больше ничего.

– Знаю-знаю, – не оборачиваясь, бубнил Локс, доводивший лицо Гера на экране до полного совершенства. – Кипрос-видео, кино для мужчин. Сколько дали за съёмку?

– Три дня кормили на студии. – Джи вспомнила и огорчилась. Турки, одно слово! И с кем договорились, даже тем не доплатили.

– Забирай. Больше так не делай. До свидания.

– А… – Джи загрустила.

«Гонит. Значит, не нравлюсь. А я так старалась – сняла, принесла! Ну что за сволочь! Хоть бы слово хорошее…»

– Хочешь остаться?

– Да! Мяу! – Она едва не запрыгала.

– Закончи с нефритовой залой. Потом приходи. Будем смотреть новую коллекцию. – Локс открыл принесённую коробку. – Поможешь раскладывать в боксы. Готова?

Джи не помнила, как вылетела из двери и неслась по коридору. Потом ноги подкосились. Чтобы не упасть, опёрлась о стену. Согнулась с утробным звуком в горле, сплюнула тягучую слюну. Фу, фу! Бррр, вспоминать не хочется! А оно всё копошилось, ёрзало, будто в глазах застряло, даже когда зажмуришься…

…без глаз, без ничего, полупрозрачное и скользкое, похожее на ветвящиеся провода с набухшими желваками…

Где он это взял?! как это можно в дом вносить?

Вот вся любовь! Зря, что ли, старшие овцы говорят: «Локс умеет привадить, умеет отвадить».

* * *

В пустой тьме неровно колыхалось гравитационное поле.

– Глава, глава, домина зовёт.

– Скажи дому. Скажи большим главам. Не мне.

– Тебе, тебе, глава. Ты глава передний, злой глава. Тебе надо.

– Я лажу потроха, я думаю мысли, я вынашиваю умыслы. Им, домина!

– Слышь меня, глава передний. Издали ветер, глас. Видь место!

Вошло зрение и разлилось. Явился шар, словно глиняный. Кругом вертятся крупицы, лучат, пышут светом, откидывают тельца-точки. Те вьются, снуют прихотливо, ткут ловчую сеть в свете пламенных крупиц, ширятся, разводят пути-нити. Точки – крохи, в них большой огонь, уничтожающий.

– Здесь.

– Знаю. Богоугодный здесь пал.

– Нет. Точно нет.

– Как?!

– Мой наружный сведал, подтвердил.

– А говорил – ушёл!

– Домина того места не смекнула весть. Поруха вести. Твоего дома наружный сведал снова. Истинно, Богоугодный в нашем месте. Мы снеслись, сопоставили. Тут он.

– Что теперь? – помедлив, спросил передний глава.

– Бойся. Оберегайся.

– Не буду.

– Бойся. Моим выходящим велено бояться.

– Не буду.

– Он уничтожит.

– Твои выходящие не чета мне. Я другой. За весть дом воздаст! А сахи замкнутого обладателя достанутся моему дому. Я возьму их.

* * *

Еврозона, Эльзас. 3051 год

– Знаешь, сколько яйцеклеток в яичниках нормальной женщины?

– Отстань. Где ты видал этих нормальных женщин?

– Пятьсот яйцеклеток. Одна баба может родить целый батальон.

– Малый, ты охренел в каземате. Останься наверху и переспи с кем-нибудь, тебе сразу полегчает. Или представь: подружка залетела. Места себе не найдёшь, опять в землю зароешься…

– Не-е-е, мне мутанты не нужны! Я хочу пацана с гарантией.

– У тебя столько бабок не будет – ни завтра, никогда. Элитное яйцо стоит…

– Интересно, станок уже размотал нитку? – Младший биотехник откусил от блинчика, начинённого серым фаршем. – Бяааа, перца не пожалели! Что за дерьмо они внутрь кладут?..

Лифт гремел и раскачивался, унося вниз пару приятелей, нагруженных жратвой. Они сидели на упаковках газированной воды, кругом громоздились мешки с лапшой, сухим супом, вяленой рыбой, сыром, инжиром, финиками и прочими продуктами длительного хранения.

–Молекула – два метра! Дэ-эн-ка… Слышь, её в микроскоп видно.

– Чего ты ёрзаешь? Она что – твоя собственная? Можно подумать, её из тебя на катушку мотают…

– Интересно! Меня забирает, как эти яйца делают. Сплю и вижу. Сперва отмочат…

– Замочат.

– Проехали. Потом процедят, в ямочки разложат…

– И тут подходишь ты. А они в ямочках дрожат. Вот почему тебя колбасит – твой генофонд зря пропадает… Хочешь всех обсеменить, чтоб кругом твои клоны бродили. Подумай – а ты нужен? Тебя надо замочить и процедить, потом заморозить. Всех будут сто лет твоим бульоном поливать. Вечный кайф. Стоишь в бутылке, в холодильнике…

– Пошёл ты!..

Лифт миновал стометровую отметку, но до пункта назначения было ещё скрипеть и скрипеть.

Там, в глубине, лежала сеть тоннельных коммуникаций, проложенных каким-то древним правительством – или самим Иблисом.

Говорят, раньше у Женевского озера сеть смыкалась с подземным чертогом «Властелин колец», где гяуры гоняли по кругу звёздный огонь – гоняли, пока он не разлетался на искры. Так искали невидимую силу тьмы, которую потом запрягли в космолёты.

Впрочем, старики рассказывают много всяких баек!

– Не вздумай к яйцам подходить, сглазишь, – глумился старший биотехник. – Ты их хочешь, как баран овцу. Это будет порча! Если Мозг скажет, что гены порюхались, Чёрный отрежет всей бригаде…

Глубина 240 метров. Кабина встала.

– Эй, Мозг, у тебя готово?! – орали приятели, разгружая лифт.

– Почти! – крикнул биоинженер из лабораторной пещеры. – Подходите сюда!

Рядом с колдовской нездешней техникой приятели говорили потише и старались не топать.

Проверка партии яиц – важное дело! Отсев готового материала не должен превышать пять сотых, иначе…

– Из них накрутили фарш для блинчиков, – шепнул старший младшему, который давился перечной отрыжкой.

– Из кого?!..

– До нас была команда. Они дали семь процентов брака…

– Фу! Тьфу!

– Не пугай малого… Удалось с первой попытки, – мурлыкал Мозг, бегая пальцами по сенсорам. В воздухе развернулась плоскость вирт-экрана. Изогнутые иглы точными движениями распрямляли какую-то длинную толстую верёвку.

– Это и есть дэ-эн-ка? – опасливо спросил младший.

– Она самая. Я уже начал считывать код. Через минуту… две… пойдёт расшифровка.

– А где тут что? – Младший метался глазами.

– Здесь – библиотека кодов. – Инженер открыл ещё несколько светящихся плоскостей. – Все генотипы давно декодированы. Программа позволяет – а! визуализировать их как портрет – и бэ! – просчитать, когда и какие посторонние инклюзии внедрялись.

– Инклю…

– Ну, примеси. – Мозг поморщился. – Чуждые гены, мутации.

Техники враждебно наблюдали за экранами. Шайтанские науки многим жизнь испортили. Деление людей на категории, селекция, счисление пороков и способностей – всё от генетики.

С другой стороны, эти штуки позволяют зачинать выносливых бойцов. Правда, не все бабы соглашаются подсаживать яйцо. Как можно – не от мужа!.. Это для греховодниц, для презренных, кем все брезгуют.

– Ага! Вот, читайте – свойства генотипа.

– Это не по-нашенски.

– Русский текст. Сейчас включу перевод…

/// РЕГИОН: северный Иран. СРОК: ок. 2170-2210 гг. ПОЛ: женский. ПРИМЕСИ: 1) азербайджанский тип, ок. 2100 г., открыт на 32%; 2) южно-славянский тип, ок. 2200 г., открыт на 47%; 3) англосаксонский тип, ок. 2400 г., блокирован. СЕРИЯ: «иранка S14», без ограничений использования.

Старший скорчился:

– Порченая. Со всеми валялась.

– Чиста как гурия! – строго возразил Мозг. – Присадки один-два введены до серийной стандартизации и – видишь? – их оставили работать. Англосаксом хотели улучшить, но передумали.

– А личико, личико покажи! – Младший буквально стонал.

– Сейчас должно нарисоваться. – Инженер добавил опции «фенотип» и «расширенный отногенез». – В каком возрасте хочешь её увидеть?

– Пятнадцать лет! – выдохнул младший.

– Условия жизни? Упитанность, трудовые нагрузки, вредности, уровень образования?

– Не очень жирная, но в теле. Работа по дому, – спешно выкладывал озабоченный малый. – Не пьёт, не курит, не ширяется. Средняя школа!

– Загар?

– Беленькая!

– Интеллект?

– Выше овцы.

Экран принялся воплощать нагую красу. От каркаса к оболочке – костяк, нервы и сосуды, мускулы, гладь кожи… Полилась смоль волос, растекаясь по плечам, округлилась грудь. Жгучие глаза обласкали младшего глубоким, долгим взглядом – одновременно стыдливым и полным скрытой страсти.

–О-о-о… Она в самом деле будет такая?..

– Если соблюдать условия развития. Онтогенез бывает разный.

– Их в ящике сто двадцать штук. – Старший толкнул друга локтем. – Пять тыщ марок, и она твоя. Займи у Чёрного, ха-ха! Найдёшь ей мамку, выносит, потом догонишь ускорителем, если не терпится…

/// ДЕФЕКТЫ: склонность к образованию родинок 12%, ожирение 18%, атеросклероз 4%, возрастное слабоумие 7%. МУТАЦИИ: нет

– Рискни! Если не перекормишь девку, прослужит долго. Как раз столько, чтоб ты расплатился с Чёрным.

– Вроде контроль наладился. – Инженер потянулся в кресле. – Несите второй ящик. Осторожней с охлаждением!

/// НЕУТОЧНЁННЫЙ ДЕФЕКТ. Ген не читается, блокирован. Значение 0%, возможная опасность 0%, проявление в фенотипе 0%

Всегда эти заусенцы… Поставщики допускают одну и ту же ошибку во всех партиях. Привычно поискав значение дефекта, Мозг убедился – опять заложена погрешность в механизме памяти. Нулевое значение. Не стоит беспокоиться.

Контейнер вяло дымил морозным паром. Техники надели рукавицы, бережно сняли пломбы и убрали защитную крышку. Внутри, в ячейках, рядами стояли боксы с яйцеклетками.

– Откуда они вообще берутся? – пробормотал младший, подхватывая избранный инженером бокс и устанавливая в приёмник контрольного станка. Пальцы манипулятора взяли заиндевевший «стакан» и утянули внутрь.

– Тебе надо это знать? – Старший взялся за очередной «стакан». – Захотел стать фаршем?

– Но ведь кто-то их штампует, верно?.. – Младший оглянулся в сторону тоннеля. Из дыры, уходящей в неведомую даль, на него молча смотрела тьма.

Подземное царство… Куда ведёт тоннель? В Страсбур, в Нанси или в Дижон? Половые клетки прибывали на дрезине с автопилотом, без людей. Их сгружали, и дрезина уносилась в темноту.

– Англия, Америка – какая разница? Нам платят, вот и молчи.

* * *

Наверху, в городе Мюлузе, близился вечер.

Улица, когда-то узкая, была расширена таранными бульдозерами втрое, чтобы облегчить ход гигроботам, а также обзор и обстрел с воздуха. Смердящие выхлопами, латаные, ржавые авто в яркой размалёвке, вело– и моторикши, пёстро снующие люди двигались как кипящий хаос, в бедламе гудков, воплей, лязга и звона. Закутанные лица женщин, манящие глазки над краем платка…

Курьер шёл к ресторану «Термояд» в сопровождении плечистого мулата, вооружённого электропалкой.

Овальное женственное лицо курьера выражало брезгливое превосходство над окружающей слякотью. Выпуклые бледно-голубые глаза с белёсыми ресницами смотрели на всё свысока, мясистый нос был слегка вздёрнут; ветерок шевелил его жидкие соломенные волосы. Напористая, быстрая походка выдавала в нём энергичного, знающего себе цену человека.

Скопище метисов бодрило его своей грязью, вонью и опасностью. Что это? базар, восстание, грабёж?.. В благолепных странах такого и за деньги не увидишь. Но будь начеку, гляди в оба!

Под рубахой-афро у курьера грелась «Тула-комби» со звуковой приставкой и параллельным магазином рвотных пуль. Хотите, чтоб вся улица вам кланялась? только нажмите.

– Могу свозить в Сен-Дье, – развивал мулат туристическую программу, стращая встречных электрическим дубьём и залпами матерщины. – Охота на девок, всего триста дойчмарок или сто рупь. Красавицы! – Он смачно поцеловал пальцы, сложенные щепотью. – Есть и хорошие мальчики.

Смеркалось. Улицы заливала темнота, там-сям затлели тусклые огни, будто потайные фонари воров. Толпа редела. Стали разгораться вывески притонов, забряцала музыка; потекли с кухонь пряные запахи стряпни, а из динамиков – кошачье пение.

Показались простоволосые девушки, накрашенные как матрёшки, в шальварах, с обнажёнными животами. В их стеклянных кукольных глазах клубился дым безумия.

«Начинается жизнь» – Курьер заметил вдали силуэт патрульного гигробота. Угловатое туловище на высоких паучьих ногах плыло по закатному небу, над самыми крышами, то и дело посылая вниз луч прожектора. Удары ступней-платформ ещё не слышны, но уже доносится тревожный позывной: «Зззииууу… Зззииууу…»

– Шайтан, – злобно бросил мулат. – Пипл стал собачий, падаль – ес! Нихт удалых парней, как раньше. Они стреляли с базуки, клали мины. Всех килл дойче свиньи, рюсски, норвег, америкос – тьфу! Теперь одна парша и язва…

Далёкая сторожевая башня оккупантов заговорила громовым голосом на старомодном «хохдойче», покрывая весь Мюлуз могучей, сотрясающей стёкла речью. Она олицетворяла мощь победившей Лиги Наций.

– Внимание, с третьим сигналом наступает время строгого режима. Движение машин по дороге на Базель запрещается. Все лица, приблизившиеся к кордонной линии на километр, будут остановлены силой оружия.

После паузы башня повторила предупреждение на тарабарском языке еврожителей.

Грозный призыв «Внимание!» звучал по всей зоне – от границ Шотландии и Уэльса до Лондона, до Страны Басков и бразильской Португалии, до Римского протектората, Триеста и Палермо.

Над зоной распростёрлась ночь. Синие глаза башен зорко следили за гигантским гетто, бывшим некогда олицетворением красоты, благополучия и силы западной цивилизации.

– Мусью, дайте марку! Дайте крону, мусью! – вились рядом попрошайки.

– Пан, дай мне рупь!

– Цыц, объедки! – рычал мулат, раздавая щелчки палкой.

Озираясь по-хозяйски, курьер встряхнул соломенными прядями. Гигробот скользил поперёк главной улицы, его луч освещал кособокие дома примерно в километре отсюда, но видеокамеры патрулей очень зоркие. Лучше держаться в тени, минуя фонари в обход.