Текст книги "Битва за хрустальный гроб (СИ)"

Автор книги: Александр Белаш

Соавторы: Людмила Белаш
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц)

В четвёртый день – повешусь. Назло всем, в священной роще.

Меру! твоё имя – не «Любимый»! Тебе надо зваться – Ненавистный!

Меру… взгляни на меня…

…Так красноречиво, стиснув зубы, молчала юная смуглая ливийка, стоя у дощатого напольного щита.

Всем своим видом она дерзко показывала, что именно таких молоденьких красоток – стройных, с миндалевидными глазами, изящными ножками, маленькими острыми грудями и тонкой талией – обожают настоящие мужчины.

Например, стражники западно-пустынного корпуса. Они не трусят облапать девчонку, стиснуть ручищами и закрыть ей удивлённый рот горячим поцелуем. Ааа-ахх!

И наплевать им, что назначат сто ударов палками и сошлют на Соляное Поле.

«Сто ударов, не меньше. А мне?.. Меру!.. Нет, я – пустое место».

Меру – молодой, бритоголовый, с девически гладким лицом и гибкими руками танцора, в ниспадающих белых одеждах, – не уделял ей даже беглого взгляда. Он тихо наставлял низкого раба-азиата, кудлатого и кривоногого, как бог Бэс:

– Двадцать ударов. Ритм медленный, с голоса; отсчёт мой.

– Исполню в точности, ур-маа, – подобострастно склонялся азиат.

Наконец-то Меру перевёл свои медовые глаза на девушку, но внимание его было обращено на её ноги ниже колен. Лицо его не изменило выражения, оставшись бесчувственным, как на занятиях танцами, лишь нежные губы чуть сдвинулись, обозначив слабое недоумение.

«Милый, – обречённо подумала Нейт-ти-ти, маясь от тоскливого отчаяния и безысходной злобы. – Меру, засни и не проснись!»

– Когда тебя приняли в храм?

– Семь… – Нейт-ти-ти еле открыла рот. – Семь лет.

– Тебя осматривал маа?

«Всех смотрят!» – Вместо кивка она дёрнула головой.

– Что он сказал о пятне?

Она опустила глаза. Эта отметина на голени – всем поперёк горла. Дома изводили, в храме придирались, теперь явился ур-маа – из приближённых царевича! – и тоже уцепился: «Как ты, с изъяном, в дом Птаха попала?»

– Он сказал…

…Когда на берегу расцвёл белыми стенами Хет-Ка-Пта, в барке все заворошились, будто судно шло ко дну, а кругом клацали пастями сыны Себека. Нейт-ти-ти, голая малявка, вцепилась в руку мамы и старалась чуять боком её ногу. А то бы сразу потерялась. Здесь толпились и шумели тьмы народа, такой страх! Зато за храмовой стеной – тишь и покой. Заботливо ухоженный, густой сад дарил благодатную тень, дышали прохладой бассейны с водой, а какие важные жрецы! Бритоголовые, замкнутые, будто каменные статуи, все в льняных одеяниях и великолепных сандалиях. Один – маа, «зрячий» – выспросил и оглядел Нейт-ти-ти. Мама робко ждала решения – возьмут ли дочку? что значит белая метка на ноге?

«След лунного луча, имеет форму изогнувшегося крокодила. Сие знак благоприятный, – кратко молвил жрец. – Себек – сын Нейт, покровительницы девочки. Твоя дочь здорова и разумна; мы берём её на обучение. Ты получишь из казны Птаха пять колец серебра и шесть – меди. Попрощайся с дочерью, отныне она принадлежит храму».

– Я невиновна, – вдруг пылко заговорила Нейт-ти-ти, жестикулируя. – Стражник набросился, я оторопела. Почему меня наказывают, ур-маа?

– Ты – хенеретет 4, значит – неприкосновенна и запретна. – Меру был холоден, как вода глубокого колодца. – Ты не кричала, когда он целовал тебя.

– Как я могла кричать, когда мой рот…

– Пререкаешься со мной? Тридцать ударов.

Нейт-ти-ти умолкла и поникла. Хенерет – закрытый девичник в храме. Когда в ушах бьётся кровь, сок в груди теснится – бейся о стену, плачь, кусай губы. Или изгибайся перед стражниками, дразни, подмигивай и ускользай. Как бороться с собой, когда жаждешь любви?

И вместо тёплого взгляда – тридцать ударов!

Море вас вынесло, как грязь – береговое племя! Пусть оно вас и смоет обратно, пускай вас буря унесёт! Разбойничье семя, свинари!

А как хорош, какой желанный – гадина, змеюка ядовитая!

Себек, сын Нейт – сожри его, терзай, рви мясо в клочья! Выйди на берег, беги, сбей хвостом и – хак! хак!

Она закрыла глаза, что есть сил представила – голодная пасть с частоколом зубов, агаты-глаза в жёлтых лучистых каёмках, панцирная спина, выгнутые лапы взрывают ил когтями…

– …Ложись. – Азиат хлопнул её по плечу.

Прижавшись животом к щиту, обтянутому козьей кожей, и положив ноги на подставку с перекладиной, Нейт-ти-ти зажмурила глаза и плотно сжала рот. Раб, тягуче ноя пустынный напев, умело притягивал её ремнями, обматывал тканью пальцы и пятки. Танцовщица-хенеретет – семь лет учения! – не должна охрометь. Впереди – хоть и не завтра, – дни великой мистерии.

– Покажи хлысты, – приказывал Меру. – Нет, тяжеловаты. На стопах кости мелкие и хрупкие. А трость подойдёт… – что-то узкое, гибкое со свистом рассекло воздух, затем прозвучали шаги ног, обутых в сандалии, и жёсткое гладкое жало провело кончиком по ляжке Нейт-ти-ти, мимолётно пощекотало под коленом.

Она напряглась, чувствуя, как кожа покрывается мурашками, а в лицо бросился жар.

– Всегда спрашивай – не беременна ли? На щиколотке снаружи, сзади кости, есть место. Удар может вызвать выкидыш.

«Он… не евнух».

Упругий тонкий хлыст двигался по ней, как кисть писца по папирусу, словно Меру хотел вывести на спине какой-то иероглиф. Нейт-ти-ти поняла, что вот-вот закричит без битья – такое накатило нетерпение. В темноте перед закрытыми глазами разгоралась полная, белая Луна, готовая лопнуть.

– Годится. Начинай. Раз…

От жгучего удара по ступням Нейт-ти-ти дёрнулась и пронзительно взвыла, а Меру вышагивал у изголовья щита, размеренно проговаривая счёт: «Два… Три… Четыре…»

Только. Не. Вслух. Не. Звать. Свинопасом. Береговым. Разбойником…

– Тебя! Себек утащит! Свинарь! Ааа! Чужак! Поганый!

– Семь… Восемь…

– Кошмар тебя задушит!

– Пятнадцать. – Хлыст послушного азиата замер. – Отдышались.

Нейт-ти-ти замотала головой, разбрызгивая слёзы и красную от прикусов слюну.

– Шестнадцать!

– Я! Ур-маа, прости! О-ах!

– Твёрже руку. Двадцать…

– Больше никогда!.. Нет! Уаа-а! Ай-ии!..

– …Тридцать.

Ноги её не держали, но крепкий раб привык утаскивать наказанных в спальни хенерета. Слова – и бранные, и покаянные, – все истощились, только стон во рту остался. Подружки ждали с нетерпением – пособолезновать, примочки приложить, утереть слёзы и расспросить, как он вёл себя, этот невозмутимый с Уадж-Ур.

Он приотстал – негоже ур-маа шагать поспешно, – но проронил вслед одинокое, странное слово:

– Забуду.

«А я! а я тебе… никогда!»

Навестить Нейт-ти-ти пришёл старый учитель – сухой, злой, подвижный и гибкий, как юноша, ласково прозванный юными хенеретет – Скорпион. Погладил, выслушал жалобные всхлипы, угостил сладостями.

– Ты у меня из лучших, девочка. Я б тебя поставил в главные танцовщицы на три дня мистерий – первый, третий, пятый. Но вот, видишь, царевич взял торжества под свою руку, прислал верных людей… нам в помощь. – Лик Скорпиона помрачнел. – На всё воля Великого Дома! Терпи, старайся и надейся.

Будь воля Скорпиона, он бы прибрежного выскочку Меру угостил тем же хлыстом по ступням – всю бы сотню ударов отсыпать велел! – и проводил бы обратно на север, подгоняя палками. Но царевич Джосер и его – ох, не миновать! – будущий везир, премудрый Имхотеп настояли, чтоб именно Меру надзирал за тем, как дом Птаха готовит главную мистерию. И он, язва эдакая, надзирает. Во всё встревает. Всюду лезет. Даже хенеретет наказывает чуть не лично.

Красивые девицы, досыта натерпевшись от Скорпиона, всё ж искренне сострадали ему. Годы, пошатнувшиеся вдруг надежды… Казалось – счастье выпало! и родился в пору, и дожил до Праздника Вечности, который страна Обеих Земель ждала пятнадцать веков. Сколько людей ушло на Запад, сколько не дождалось!.. и сколько ещё ждать следующего!

Торжество величайшее, более вещи всякой! и праздник должен быть беспримерным, чтобы божественный порядок сохранился на грядущие века. Скорпион блестяще подготовил девушек; его прочили – всем ведомо, – на почётную должность херихеба, носителя свитка с распорядком празднества.

Но вдруг явился Меру.

Скорпион ушёл из девичьей тюрьмы сгорбившись, хмуро глядя в пол перед своими сандалиями.

«Если танцовщица обезножеет – лично буду писать Имхотепу, чтобы взыскал с Меру за увечье девушки!»

Распухшие ступни ломило и жгло нестерпимо, но Нейт-ти-ти – выплакавшись и напитавшись на всё будущее время злобой против Меру, – утешилась тем, что обожралась медовыми коврижками, пирожками, фигами и вяленым виноградом, а добрые подруги утянули для бедняжки с кухни здоровенный кувшин пива и напузатились им, хлебая вкруговую. Начальница девушек, именуемая «божественной рукой» (или, между собою, Крокодилицей), застигла их за этим, отчитала и всем посулила порку по ладоням.

– Чтоб ваши шаловливые ручонки ответили за ваши бездонные животы! Несытые мерзавки! Жирные бока отращивать!.. Пять дней без завтрака! Попляшете – глядишь, худее станете.

– Воет кто-то, – огляделся стражник, карауливший под стенами хенерета. – Будто стая собачья…

– Это танцовщицы без нас скучают, – пояснил вполголоса стражник постарше, ходивший с ним в паре. – Надо б завтра напроситься караулить двор, где они ножки задирают… или бассейн, где моются.

– Ох, тяжкая работа. На Соляное Поле угодишь. Тут такой праздник грядёт! а вместо этого – стеречь солончаки от ливийцев…

– А ты терпи, старайся. Выдержку имей! Любуйся, но рук не протягивай.

* * *

День за днём. Отлёживаться в общей спальне – до тошноты скучно. Нейт-ти-ти извертелась на циновке и отполировала затылком подголовник, но при попытке встать сразу и остро вспоминалась порка. Отёк на сводах стоп спадал, мало-помалу таяла болезненная синева, но ступни казались тяжёлыми, как будто ноги забиты в колодку.

Проклиная Меру, она ковыляла в нужник и на кухню. С каждым шагом боль, сперва жестокая, немного притуплялась, словно размятая движением.

Добралась до учебного двора, чтоб всем помахать рукой. Хенеретет, в одних тонких поясках и головных повязках, как стадо лёгких прекрасных газелей (вдобавок голодных и оттого втрое более резвых!), творили чудеса телодвижений под звуки бубна, арфы и флейты. Стражники западно-пустынного корпуса, опёршись на копья, одурело пялились на них, порой страстно вздыхая, словно бегемоты. Кто-то заглядывал в ворота дворика, стонал или посвистывал, но исчезал, стоило Скорпиону грозно оглянуться.

В тени таился молчаливый Меру с неким папирусом в руках. Нейт-ти-ти – пока гад не смотрит, – шипуче плюнула сквозь зубы в его сторону.

– Так, закончили, неплохо! Походили, поразмялись…

– Учитель, мы пойдём в тень!

– Десять шагов от стражников и флейтиста!

– Можно, я посчитаю шаги? – лукаво поглядела Шеш на воинов пустыни. Те оживились, заморгали, стали делать всякие ужимки.

– Шеш, получишь палки.

– Копья. – Шеш прогнулась, подтянув восхитительный живот и торчком выпятив грудь; она встала на пальчики, её ноги казались литыми из живой меди.

– Почтенный учитель, – вышел из тени Меру, сворачивая папирус, – после отдыха я им объясню порядок одиночных танцев.

«Вот, началось. – Нейт-ти-ти невольно двинулась к своим, забыв про боль в ногах. – Сейчас пойдёт намётка личных партий… а я?»

– А я? – дерзко сказала она, шагая прямо к Меру. Ступни в такт шагам отзывались разгорающейся, будто угли в горне, болью, но она вдохнула, задержав дыхание под сердцем, беззаботно улыбнулась и пошла танцующей, скользящей походкой.

Меру провёл глазами от ступней до лица ливийки.

Его очи… Как янтари или топазы, возмущающие сердце потаённым медвяно-жёлтым сиянием. Такими топазами кот следит из зарослей за ползущей змеёй.

Схвати меня, котик. Сожми. Возни свои когти. Я хочу!

– Ты здорова? – только и молвил он равнодушным голосом.

– А что мне сделается от щекотки хлыстиком?

Хенеретет захихикали, прикрывая рты ладошками, и стали торопливо перешёптываться. Как она его уела! знай дом Птаха, чужак!

– Становись к остальным, – безразлично бросил Меру, но (потом это детально обсуждали в спальне!) его медовые глазища дрогнули («Нет, он губами шевельнул!»), а в постановке ног на миг появилась неуверенность.

– А я говорю – он вот так переступил!

– Назад подался на полпальца. И вскинул голову.

Нейт-ти-ти гордо блестела глазами. Впрочем, и слёз в глазах хватало, потому что партия Исиды из третьего дня мистерии – не для маленьких, и без медных ног её не отработаешь. А ноги всё-таки из мяса и костей, и плачут кровью, и как она дошла потом до спальни, знают только боги.

Но она точно, на волосок не сбившись, повторила весь рисунок танца вслед за Меру. Гораздо лучше Шеш! Под общее молчание!

Потому что этот кот болотный холодно разделся – так линяют змеи, сбрасывая шкурку, – и оттанцевал Исиду для примера, ни на миг не потеряв дыхания и толкуя каждый жест. Даже Скорпиону понравилось.

«Ур-маа, «великий зрячий», да… Но на мистериальных танцах он обрёл бы больше славы. Можно сказать, пропал для танца ради мудрости».

– Девочки, какие ноги! какие ноги! Меня трясло, и до сих пор… потрогай! Да самый прямой стражник рядом с Меру – осёл колченогий!

– Нейт-ти-ти, ты безумная. Ты всё себе испортила.

– Зато Скорпион благодарен. Чем я ещё могла утешить старика? Сколько помню, он нас пальцем не касался… с умыслом.

– Да, только батожьём!

– Он охладел раньше, чем ты родилась.

– Исиду ты нарисовала – ах! И потом одним махом…

За тот поступок Нейт-ти-ти мысленно гладила себя по голове: «Какая я противная, плохая! Очень себе нравлюсь!» Как сладко было нанести удар… больней, чем хлыстом по подошвам.

Всего-навсего отвесить наставнику почтительный поклон, пропеть: «Старый учитель заканчивал так» – и застыть на одной ножке, пока Меру не скажет: «Хватит».

«Интересно, а завтра я встану?»

И следующая мысль:

«Теперь он меня изведёт».

Но в следующий день учебных танцев не было. Поднялась суматоха, все забегали, на кухнях и пекарнях разгорелась торопливая готовка, так что едва успевали оттаскивать горшки с горячим и свежие хлебы. Хенеретет вначале заперли, и они вставали друг другу на плечи, чтоб увидеть, что происходит за стеной запрета. Стражей пустыни сменили воины царевича в синих шлемах, а затем за деревьями пронесли роскошные носилки с цветными занавесями.

Прибежала нарядно одетая и донельзя взволнованная Крокодилица:

– Приехал друг сердца царевича – жрец Имхотеп! Сейчас беседует с главой наших жрецов… Потом, сказано, будет трапезничать с Меру. От нас велено дать прислужниц им на радость.

Имхотеп! Девиц охватил столбняк. Меру – ещё куда ни шло, но Имхотеп… Друг сердца наследника трона – не простой жрец, не обычный фаворит. Он великан и волшебник. Он вынимает внутренности из живых рабов, чтоб изучить самою жизнь.

Никто не вызвался по своей воле. Перст Крокодилицы указал, кому идти: «Ты, ты и ты. И вы двое».

– Вымойтесь и умаститесь! Мечник царевича проводит к верхнему покою посвящённых.

Нейт-ти-ти перевела дыхание: «Хорошо, что не я!»

Потом обиделась: «А почему не я?»

Затем задумалась: «Предстанешь перед этими двумя – и схватит оторопь, в ногах запутаешься. Меру в отместку наколдует на меня неловкость, вообще навеки опозорит – да в чьих глазах!.. Крокодилица со Скорпионом со свету сживут. За что это страдание – и видеть его, и не видеть!»

1 (нем. Tatzenkreuz) символ рыцарей, готовых пролить кровь ради освобождения Святой земли

2 греч. Мемфис

3 «Великая Зелень», Средиземное море (др.-егип.)

4 храмовая танцовщица, певица или музыкантша

Глава 2. Бои на всех уровнях

И битва была, и померкло светило

И битва кипела, и битва бурлила

Под чёрной грядой облаков

Сергей Калугин

Телеметрия внешних станций, базы и планеты взяла область боя под сплошной контроль, захватив и подступы к ней – если где-то выжидает свора сириан, их бросок будет замечен.

Кулак из четырёх эскадрилий под началом Филина летел прямо, обмениваясь краткими кодовыми щелчками.

Враги без роздыха палили по силовой сфере сжавшихся в комок американов и пытались вскрыть её буровыми вихрями. Отколотое звено западников, корректно говоря, стухлось – но разнести его в лохмотья сириане не успели; глядишь, спасатели кого-то подберут, хоть еле живого – и то ладно.

За одно Влад твердил горячее «спасибо» западным – таки отстрелили «лупоглазов»! Автокамер слежения в кассетах много, никакой рой всех не сожжёт и магнитным ветром не загасит – а малыши-пучеглазики, пока работают, дают приличную картину полного обзора в пяти видах зрения.

Благодаря им Влад до сближения оценил вид новых сирианских аппаратов. Заострённые и тёмные, похожие на грубые чугунные отливки в форме топора.

«Они тяжелей «синих линз», как бы не вдвое. А какие вихри генерят – моё почтение! Шесть курсовых орудий, плюс доводка лучей полем… Энерговооружённость дай боже. Поглядим, хорошо ли горят».

– Неизвестный тип. Зову – «топор».

– Любо! – согласился майор.

Заметив группу Филина, оба сирианских роя перестали жечь американов и образовали икосаэдр, готовые раскрыть строй-кристалл и охватить нападающих. Земляне держались кучно и гнали на пределе форс-режима, явно собираясь отбить противника от своих.

Но тут земляне рассеялись. Как пыль.

Только искры мелькнули.

– Задний фокус – шесть, с ходу, – бросил Влад своим ведомым. Шон и Вальтер рывком вышли на углы воображаемого треугольника. Защитные поля снялись, орудия обрушили испепеляющий огонь на тыловое прикрытие строя. Заработали и Пухов, и Дэнсиро. Филин ушёл к потрёпанному сирианами звену, но это был обман – Влад предвидел, откуда майор грянет на врага.

Эскадрилья Восток-Воля-2 подвижной россыпью покрыла правую-нижнюю четверть сферы. Янки и бретонцы, подчинённые сегодня Филину, шли ступенчатым фронтальным строем, обеспечивая стену пламени и навязывая нелюдям правильный бой.

Сириане отвечали, лихо чередуя залпы с полевой защитой. Синхронизация у «синих линз» и «топоров» была отлажена.

Западные эскадрильи A-1 и B-4 дали восточным занять позиции. Призраки явно решили, что земляне стали вилять перед кристаллом, чтоб не оказаться в облаке кремации. Зачем отвлекаться на вьющихся мух? займёмся ими позже!

Вот только трое, жгущие по тылу – как они мешают!..

– Сейчас влупят. – Влад упредил реакцию кристалла. – Бритва!

Пучки лучей от «топоров» («Какие прыткие!») легли в пустоту – строй-треугольник раньше залпа сириан сменил плоскость на 90° и…

…рухнул на кристалл, подобно ножу гильотины.

Троица врезалась и погрузилась в средоточие десятков боевых машин.

Кристалл дрогнул, рёбра и вершины его заколебались. Троица ломала икосаэдр изнутри, била щедро, сколько позволял боезапас.

Сокол дышал боем. Полная концентрация и вдохновение.

Веерный поиск – кто слабее защищён? кто открылся для стрельбы? Выбор, отметка целей. Спарка силового бура с плазменной пушкой. Оп! Бур задержал окно в поле, веретено плазмы вонзилось в «линзу». Есть! Клочья полетели.

Сразу – и вторую «линзу», пусть не зевает.

Война – вот она, страсть! Чёрная месть призракам – за все налёты, похищения и зверства!

На лету сблизился с зависшим «топором», ощупал его поле, саданул на пробу буром и веретеном – отскочило от сферы, расцвело протуберанцами. Крепок, зверюга! Молчит, надул потвёрже поле, ждёт момента.

– Шон, за мной «топор», верх-левый-задний – добавь!

Позади полыхнуло. Вьет выдал, не скупясь – тремя пачками ракет: «топору», его дружкам и тем, что вились справа. Здорово окучил! кто-то промедлил с защитой, поймал вспышку в лицо и закувыркался.

– Следи назад! Это вожак.

«Умная бестия. – Влад рассекал смешавшийся строй призраков, крыл их огнём и выбирал очередную жертву. – Внутри засел, как мозг. Отмолчался, пёс! Ну, ещё свидимся, бог даст».

«Линза» метнулась навстречу ему…

«Куда?!»

…и превратилась в маленькое солнышко.

Вздулось жёлтое облако на фланге Хонки. Зер гут, Вальтер!

Троицей овладело упоение берсерков. Они пели хором, извергая смерть, двигаясь как пальцы одной умелой руки. Без сучка и задоринки – вместе, как волки в стае, полные мощи и ярости.

Соколу хотелось обнять, расцеловать ведомых.

Едва Влад провёл любимый приём, A-1 и B-4 выбросили вперёд буровые вихри, тараня треснувшее сирианское скопление, а Филин, собрав к себе Пухова с Дэнсиро, ударил со стороны солнца.

– Запад-B-3, выйти из боя! – без кодировки гаркнул Филин побитой эскадрилье. – Собрать лупоглазов, к чёрту, одни помехи от них!

А его кибер-дублёр – умный, не хуже хозяина, – кодом отстучал базе: «Спасатели вперёд, держать дистанцию. Готовность боезаправщикам».

После чего кибер сгорел вместе с кабиной, а Филин жёстко выматерился, устраняя разгерметизацию своего «Буяна».

– Дэнсиро, веди. Меня клюнуло, иду во второй эшелон. Пух, говори с базой! Держу синхрон.

– Филин, вытянешь?

– Работай!

Мелкие служаки заметались в чреве опалённого «Буяна», латая герметиком, обстригая и запаивая перебитые инфраструктуры. Язва лучевого попадания сочилась газом.

Кристалл рушился, теряя цельность. Троица пропахала сквозь него и развалила что-то важное, державшее строй монолитным; теперь грани икосаэдра проваливались внутрь и отлетали наружу. Оборона утратила слаженность и превратилась в беспорядочный отстрел по всем векторам.

Треск кодовых сигналов сириан стал почти слитным.

– Цепь разомкнута. Послушна.

– Строим решётку вновь?

– Торопитесь, все. Много их против моей цепи. Держусь.

Глава сдвоенного роя свёл и взвесил данные. Враг неожиданно силён. Близится «дальний» – орудийная крепость. Глупо терять молодых летунов. Это уже не учёба.

– Отходим тотчас. Опекунья – слышь! Открыть лаз. Домина, домина! Пробуди стража, укрой нас его силой. Цепи, план сбора – слышь!

План родился суровый. Часть подранков придётся оставить. Иначе здоровые не успеют уйти.

– Немощные, примите завершение. Вас будут помнить.

– Я не хочу, – донеслось от беспомощно кружащейся машины.

– Все должны это делать.

Командир Восток-Воли-2, первым отследил начало трансформаций в космосе:

– Все внимание! Вижу восходящий дрейфер. Образуется зев тоннеля. Координаты…

– Лацо, вижу. Пух, как база?

– Где лазерные батареи? База!!

– Десять минут до рубежа эффективного огня.

– Как обычно! Сучье вымя, почему они ВСЕГДА опаздывают?

– Филин, я беру дрейфер, – решил Влад. – Троица, товьсь!

– Стоп, Сокол. Далеко, – осадил майор. – С защитой не доскочишь. Пусть батарея разбирается. Лацо, развернись, поставь заслон дрейферу. Этьен, Чарли – к нам.

Разбитый кристалл – теперь уже куча снующих машин, – сгрудился и с заградительным огнём понёсся к беззвёздной дыре тоннеля. Дрейфер издали засверкал тяжёлой артиллерией, прикрывая отход призраков.

Потерявшие ход сириане – один, второй, после паузы третий, – стали вспыхивать, превращаясь в тучи газов и осколков.

– Почётно, – тихо молвил Сокол, сдерживаясь, чтоб не бросить Троицу на дрейфер или…

Открытый тоннель вёл прямиком на космоносец, какой соблазн! Нырнуть туда четырьмя эскадрильями, выйти почти борт к борту…

«Близко-то близко, да кабы не было склизко. Без пары-тройки фрегатов это могила. Тут надо действовать наверняка».

– Умирать они умеют, – признал Филин. – Движок на взрыв – хороший конец.

– В моём обзоре немая «линза». На вид цела… Обшарим?

– Сокол, не лезь поперёк разведки.

– Взглянуть охота, пока время есть.

– Хочется – перехочется.

Тоннель исчез, едва успели проскочить последние два «топора».

«Как это мы – ни одной их новенькой машины не срубили? Стыдно, товарищи!»

Сомкнув общее поле защиты, эскадрильи втягивали в сферу своих подбитых и злобно звали спасателей, державшихся вдали от схватки. Выстрелы дрейфера разливались морями плазмы, не достигая истребителей.

Затем вышла на рубеж большая батарея и неторопливо, важно принялась долбить по дрейферу столбами адского света. Автоматический огневой узел сириан вяло огрызался, но с его плёвой скоростью и грузной массой он был заведомо обречён. Вскоре его обугленные куски украсили астероидный пояс, а со стороны От-Иньяна заспешили катера разведчиков.

Горячка боя угасала. Слетались к своим бортам слабосильные «лупоглазы», а комэски занимались мрачным делом: «Тогда считать мы стали раны, товарищей считать».

В злополучной Запад-B-3, попавшей в переплёт, насмерть сгорели пятеро; ещё два пилота кое-как годились для реанимации. Побило эскадрильи, прилетевшие на помощь: двое у бретонцев, по одному у Чарли и Минарика, не считая повреждённых машин.

Счёт вышел вничью, призраки потеряли столько же. Самый большой урожай довелось собрать Троице – удар «бритвой» выкосил сразу пять призраков.

– Владислав-кун, твой заход был превосходен, – одобрил Дэнсиро. – Найти точку входа в икосаэдр и побывать внутри – очень искусный манёвр. Граничащий с самоубийством. Прими моё восхищение.

– Стараемся. – Влад скромничал. Вдобавок после боя он – в который раз, – ещё не осознал, что кого-то из садившихся в машины больше не увидит. Гевин, Пирс, Франтишек…

Всё. Их нет. Пустая койка. Портрет с чёрной лентой. Флаги будут приспущены, траурный марш отыграют. Парни не вернутся на Землю.

«Мы победили, чёрт возьми. Мы живы. Сириане пошли в ад. Я хочу обнять свою девушку!»

– Да-а, диагностика пустилась в пляс, – промычал он, озирая датчики корабельных систем. Мигание и трепет, буковки и цифры – всё указывало на пять-шесть пропущенных лучей. – Шон, около тебя что-то блеснуло… и не однажды. Ты уверен, что цел?

– Так точно, товарищ капитан. – Голос вьета звучал слишком чётко и звеняще. Похоже, его ещё не отпустило.

– Вальтер?

– В основном цел. В правом кормовом отсеке… – Вальтер, напротив, говорил глуховато, подавленно. Отходняк у каждого протекает по-своему.

– У меня верхний маршевый умер. Как-кая досада… И передний блок телеметрии левого борта. Тут служаками не обойдёшься. О, и прочный корпус полетел! то-то давление скачет… Филин! я лечу на Иньян, к ремонтникам. Сяду на станции Гора.

– К кому, ты сказал?.. – Майор сделал вид, что недослышал.

– Чиниться!

«Все догадливые, проницательные!»

– Даю двое суток. С момента посадки. Не уложишься – взлетай на базу со своим дублёром, порулишь на сменной машине. В случае массированной атаки – сразу наверх. Передавай привет от нашей эскадрильи.

– Кому, генерал-оберсту?

– Ремонтникам.

– Замётано. Да! товарищ майор – а Пух-то прав! Отчего батареи подходят, когда уже всё кончилось? Мне это надоело, ещё когда летал с Алимом.

На Иньян увязался за Соколом ещё пяток продырявленных, испросив разрешения у комэсков; остальные отвалили к орбитальной базе.

Подходя к планете, Влад по привычке держал связь с Троицей.

– Всё сделали нормально. Ребята, мы молотки. Так держать. Шон, тебе моя личная благодарность. Прикрытие в три стороны не все умеют.

– Это вариант игры в шарики. Кидать-ловить; ты один, их семеро по кругу. Товарищ капитан, какое ваше мнение о сирианском вожаке?

– Бывалый, осторожный. Осваивает новую машину, поэтому не дёргается. У него на броне знак… Вот, полюбуйтесь.

– Вы успели отснять?

– Раз уж подлетел, надо запечатлеть на память.

«Как пить дать, и он меня щёлкнул. Да пусть любуется! Моя красная птичка хорошо известна – другой раз подумает, стоит ли нарываться».

– Похоже на маяк, – высказался Вальтер, изучив изображение. Это была череда из семи желтовато-белых прямоугольников, сужавшаяся к одному концу, где череду пересекали три коротких толстых линии. – Или на телебашню…

– Первое слово – золотое; так и назовём. Задача – погасить Маяк. Слишком дорого эта фотка досталось.

Помурлыкав под нос обрывки каких-то бравурных мелодий, Вальтер после задумчивой паузы стал проговаривать вполголоса стихи, каждой строкой нагружавшие душу печалью:

Мы принесли с охоты

самую тяжкую ношу

и теперь, в одинокую полночь,

молча сидим у костра… 1

Под его мрачную декламацию Влад приблизился к верхней границе атмосферы и перешёл на траекторию снижения.

* * *

– Овцы, это война. Это война, овцы. – Маха металась по жилой каютке, слишком тесной для её жаркого тела, пылкого темперамента и громкого голоса. – О, Агнец! Он вылетел. Ой, что с ним будет?! Он после вечеринки не очухался…

– Да перестань ты причитать! – сморщилась Рома. – Филинские – суток не прошло, как отгудели, а вернулись целёхоньки.

– Так то русские, они медведы! Им-то что? Напились и проспались, всего делов! Им вьет раздал восточные таблетки, всё похмелье вылетает. Ой, мой рыженький!.. – Маха снова едва не завыла.

Ариес, деликат-баран Cathous’а, углаживал рыдающую и трясущуюся Джи. Она стучала зубами о край стакана – вся белая, губы и глаза опухли. Сглотнёт минералку и снова реветь. Было отчего! Всего третьего дня спала с бретонцем Гевином, чуть-чуть влюбилась и слегка доверилась, а тут сообщают: пилот Гевин де Керодерн погиб! Погиб! А-а-а-а!

– Да, парень был отличный, – вздыхала Гугуай. – Обожаю белых и голубоглазых. Рыцарь, ё! Его пра-пра давным-давно брал с русскими Кон-стан-ти-но-поль. Я тащусь перед такими в лёжку… Может, всё-таки закурим?

– Встать негде, ещё и курить! – взвилась Рома. – И так набились, как в овчарню! Чего мы собрались?

– Скорбеть, – кротко молвил Ариес. – Они были рыцари и умерли за нас.

– Во-во. – Гугуай нежно притулилась к безутешной Джи. – Ты давай, плачь, бяшка. Рыцари тут то и дело гробятся, особенно когда сезон. Их надо отреветь, иначе сниться будут не по-доброму…

– А помолчать можешь?! – заорала Маха. – Пошла ты вон с подначками!

– У тебя одной, что ли, баран в погонах? Всем презенты носят. А теперь столько ребят накрылось! Чем ныть – внушила б молодой: влюбляться вредно. Нечего их, сорвиголов, любить. – Негера обняла Джи. – Они все полоумные. Нормальные – те на Земле, в штабах, бумажки перекладывают, ждут, когда маразм и пенсия. Кто с умом, в космическую армию не нанимается.

– По-твоему, я тоже дурной? – мягко спросил стриженый здоровяк Эсташ. В отличие от добряка Ариеса, он играл тут роль крутого господина, выходил к гостям в коже и заклёпках, подавляя властным рыком. Кое-кто от него тяжко млел. Эсташ был доброволец, не совсем, чтоб чистый деликат и, главное, не баран.

– Таш, цап-царап не здесь и не сейчас, – подняла ладони Рома. – Я не понимаю, чего вы заводитесь. Мало того, что все пришли и Джи расстраиваете…

– На базе нет служителей Агнца, – потихоньку тёр публике мозги вкрадчивый Ариес. – Давно пора бы пригласить. Можно внести начальству предложение.

– Барашек верно говорит, – схватилась Маха. – Не проводить парней честь по чести – подлёж! Пишем рапорт Мамочке, и строем на траурную мессу. Таш, давай бумагу. Ариес, ты мигом к падре, закажи заупокойную от нашего подразделения, особо. Не корчи рожи! Это надо лично, по телефону не делается. Рома…

– Я могу остаться у себя дома? – тихо, со сдерживаемым раздражением спросила Рома. – Если хочешь дать кому-то поручение, у тебя большой выбор.

– Ладно. Чик!..

Маха напористо всех растолкала по делам, оставив только Гугуай в качестве подпорки для поникшей Джи, а затем принялась за Рому. Загнала её в угол, почти в стенной шкаф, и начала разбираться: