Текст книги "Битва за хрустальный гроб (СИ)"

Автор книги: Александр Белаш

Соавторы: Людмила Белаш
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)

– Моя дочь избрана петь в хоре – на второй день и на пятый. Только вчера жрецы решили. Из семи соперниц её выделили!

– Ах, счастливица! Рядом с богами окажется… А что говорят о главе процессии? кто понесёт свиток?

– Некий Меру, жрец Осириса. Он ур-маа – «великий зрячий», из любимцев самого царевича.

– Значит, в сане повысят. Свиток нести – почёт велкий! Каков собой?

– Не видела. Рассказывают – молод, красив и строго воздержан. Блюдёт себя ради служения.

Меру, целеустремлённый как кот на охоте, вытягивал остатки жил из будущих богинь. Четыре дня осталось. Три. Два!

Хенеретет коротали душные ночи, изнывая от жары и сновидений. Палящим днём надевали на головы шлемоподобные маски, наряжались в ритуальные одежды и выходили в центр учебного двора, чтобы начать в тысячный раз выписывать телом рисунок священного танца.

Отдыхали в тени под навесом, тянули тёплое пиво, безучастно жевали лепёшки – и снова в танец, как солдат в поход.

Под музыку и крики за стеной – «Силён Гор! Высок Гор! Он превознесён!» – девушки поднимались, и тогда, посреди двора, в напоённом ожиданием и упованиями воздухе на них снисходило обожение, будто прохладный водяной поток или захватывающий порыв ветра.

«А-ах!» – Божество властно и нежно овладевало танцовщицей, как мужчина, и ни одна не могла устоять перед мощью, поднимающей смертное тело на высоту неба.

Нейт-ти-ти выходила в свой черёд, не отрывая глаз от Меру, и мысленно молила его подать знак к началу. Один жест – один удар систра – одно движение нетерпеливой ноги – и она впадала в масляный, душистый воздух танца, несущий ввысь и позволяющий порхать, подобно стрекозе, и грациозно замирать. Сознание исчезало, тело наполнялось небывалой силой и сладкой истомой; Нейт-ти-ти переставала быть собой – она летела.

«Я Нейт – я госпожа Двух Стрел, наложенных на тетиву. Смертный, ты осмелился меня отвергнуть? Ты оскорбил богиню! Две Стрелы поразят тебя насмерть. Я сотру твою тень с земли!

Трепещешь? Нет?..

Я – перед тобой, я твоя. Груди стоят торчком на моём теле. Мой рот слаще винограда. Моё дыхание – мирра душистая… Видишь, я горю. Каких тебе надо наград? Ты всё найдёшь во мне. Ты будешь счастливей, чем царь. Ты мой желанный. Войди же…»

Завтра мистерии. Как страшно! Как упоительно…

Неслыханные скопища людей теснились под белыми стенами Хет-Ка-Пта, наполняли улицы, сметали выставленные на съедение припасы, опорожняли кувшины, едва не выпивали целые колодцы. Торжища кипели, орала взвинченная стража, беспокоились солдаты, согнанные для поддержания порядка.

Утро. Боязно просыпаться. Наступило неизбежное – ни спрятаться, ни отказаться. Пришёл Скорпион, в считанные дни одряхлевший от обиды (отказали в праве нести свиток, отдали Меру должность херихеба), но гордый свой службой храму.

– Девицы, вы – украшение дома, вы бирюза в ожерелье Птаха, вы умиление его Ба. Я вас подбирал, я готовил, я столько старался… Семь лет… Не осрамите меня.

Хенеретет завыли, падая к ногам старого учителя и касаясь его стоп. Он и сам, расчувствовавшись, закрыл лицо ладонями.

Воздух над домом Птаха вздрагивал от накатывающих волн крика – не вразнобой, а единым дыханием громадная толпа звала, и звук был могуч, велик, словно порыв бури, словно голос бога:

– Осирис! Исида! Осирис! Ааааа!!..

Нейт-ти-ти дрожала, как росток под ветром. Трясло всех хенеретет, потому что звали – их, ждали – их, и если не выйти, случится беда. Ни строй щитов, ни склонённые копья солдат, ни палки стражников не оградят от гнева. Людское море хлынет, перехлестнёт стены, снесёт священную рощу.

Но выйти придётся. За вратами – народ Обеих Земель. Люди ждали пятнадцать веков, когда настанет этот день. Они славили и почитали богов, они заслужили право видеть тех, кому поклонялись. Боги и люди должны встретиться, чтоб подтвердить союз защитников и почитателей, чтоб справедливость и порядок продолжались ещё полторы тысячи лет.

Столько времени!.. Нейт-ти-ти даже представить не могла, сколько это дней составит. Божественное, бесконечное число!

«Следующий Праздник Вечности я не увижу. Но я буду танцевать на нынешнем!.. О, Исида, пусть я буду счастлива! Пусть я соединюсь с тем, кого люблю! Ни о чём другом я не прошу тебя, Небесная Корова! Даруй мне одно это, а дальше – будь что будет!»

Врата раскрылись. Под неистовый вопль сотен тысяч глоток священная процессия торжественно выступила из храмовых стен. Блеск, цвет и звон!

Впереди выступал херихеб со свитком, где написан распорядок торжества. Этот жрец сразу всех очаровал.

– Кто он? как его зовут?

– Меру!

Вынесли священную ладью, завешенную вышитым покровом. Радостный рёв встречал её. Ладья величаво плыла в широкой, медленной струе жрецов и храмовых служителей, а по обе стороны процессии шумело человеческое море, двигаясь вслед за шествием.

А навстречу – царевич Джосер в окружении свиты и стражи! Вот он, новый Гор, сокол Обеих Земель! Восторг бушевал кругом, когда будущий царь накладывал печать на свиток херихеба.

– Это счастливый день, – склонился жрец перед Джосером. – День, когда сияет совершенство бога – и велика радость вознести ему хвалу до самых небес!

– Сердце моё приветствует тебя, Меру, – ласково улыбнулся царевич. – Ты будешь вознаграждён по заслугам.

Меру ответил любящим взглядом. Сердце жгла невыразимая тоска. Празднество, коронация Царя Вечности – а что потом? Велики оказанные почести, но лучше бы свиток понёс Скорпион!.. Новый сан означает должность главы храма в Абджу 2 , подальше от Хет-Ка-Пта и царского двора, где утвердится везир Имхотеп.

Празднуй свой день, Меру! Ты молод, чужд и умён – и потому удалён от трона. Свиток в руках и обожание толпы – суть бальзам и умащение для ран твоего сердца. Царевич расстаётся с тобой милостиво, осыпая щедротами.

– Чувствую, ты подготовил нам изысканное представление. – Джосер обратил взор на застывших от ужаса и восхищения хенеретет. Танцовщиц с головы до пят окутывали полупрозрачные покрывала, не позволявшие увидеть юные тела и лица. – Твоё старание заслуживает высочайшей похвалы.

– Повелитель, я лишь убедился в достоинствах хенеретет. Их отменно вышколил старый учитель из дома Птаха.

– Я воздам ему за усердие. Он получит алебастровый саркофаг, гроб из акации и право на усыпальницу.

«Тебе, Скорпион! Твои труды не были напрасными. Иди на Запад с миром, славь Ка царевича… и вспоминай выскочку Меру».

Свершился обряд наложенья печати; процессия тронулась дальше – к открытию первого дня, когда представляют рождение и власть Осириса.

Кто будет танцевать Исиду и Нефтиду? Кто из танцоров выйдет в образах Гора, Сетха и Осириса? Всё решит херихеб, ныне он – царь площадки мистерий.

* * *

Дни смешались в сплошной поток ожидания и напряжения. Избранницы Меру выходили и растворялись в священном исступлении, рыдали, горели гневом, по-змеиному скользили в тростниках, томились в пути, с трогательным рвением оберегали труп Осириса от Сетха, в отчаянии собирали тело, рассечённое на части, совершали таинство мумификации.

Их пыл не стихал и после ухода со сцены – иную приходилось отливать, удерживать, читать над нею заклинания, вливать в рот расслабляющие снадобья; иначе богини не отпускали измождённых танцовщиц из своей власти. То же творилось с танцорами-юношами. Не люди представляли на площадке вечную историю любви, смерти и воскресения – сами боги являли людям свои победы и страдания.

И толпы внимали в оцепенении, взрываясь то воплями горя, то оглушительным радостным криком. Сотни тысяч глаз держали сцену в огненном кольце, дышали одним дыханием с нею.

В четвёртый день, когда Ра в образе Атума ушёл на закат, и синяя вечерняя тьма окутала Хет-Ка-Пта, паломники обступили священный водоём, где чернел квадрат плавучей сцены.

Заполыхали факелы; люд гудел, недоумевая – как в такой темени увидеть действо? Скопление народа пятилось, топталось, чтоб не надавить на солдат, ограждавших мостки и проходы к сцене.

Тут случилось чудо! Рабы храма подожгли на помостах корзины со смолистыми дровами, а служители с натугой повернули на осях громадные, в два роста, вогнутые чаши. Зеркальная медь вспыхнула, отразив свет пламени, с шести сторон бросила его потоками на сцену – и та озарилась сиянием, словно днём!

– Силён Гор! Высок Гор! Он предстаёт перед Девятерицей богов и выходит, торжествуя! – пронеслись крики глашатаев над толпой, упоённой великолепием. – Птах создал сие руками Имхотепа для славы и величия царя грядущего!

Исида и Нефтида вошли в сияние, где исчезали тени – в образах самки коршуна и соколицы, а духи города Пе явились из-под настила, воздушно и скорбно танцуя неизбывную печаль, истязая себя, вырывая свои волосы. Богини обходили круг, где возлежала мумия Осириса – недвижимая, цвета смолы, с окаменевшим ликом-маской.

– На ночной охоте, брат мой, муж мой, изрубил тебя Сетх на четырнадцать частей, – пела Исида, сбросив одежды и скользя ладонями над бездыханной мумией. От стона её лились слёзы у всех, от берега пруда до самых последних рядов.

– Я искала тебя, собирала тебя по болотам и рекам. Я слепила мужество твоё, освятила его, прирастила к холодному телу. Я умастила тебя благовонными маслами, сделала нетленным. Я знаю слова силы, милый брат мой, муж мой!..

Это ласки или священнодействие? И то, и другое. Пальцы её двигались по груди Осириса, по бёдрам, уста припадали к его животу.

– Вот, я колдую над тобой, я совершаю заклинания, чтобы вернуть в твои ноздри дыхание жизни. Проснись. Пробудись и возьми меня.

Что это? Мумия пошевелилась! Жуть и холод, жар и трепет! Осирис медленно стал поднимать руки, приглашая сестру и жену в объятия. Она невольно отпрянула, страшась плодов свого колдовства, но влечение сильнее – забыв страх, Исида призывно потянулась к нему.

– Я – перед тобой, я твоя. Груди стоят торчком на моём теле. Мой рот слаще винограда. Моё дыхание – мирра душистая.

Он встал в полный рост – мертвенно-тёмный, смоляной, с чёрными тенями в глазницах. Скованным, тяжким движением он устремился к любимой – и каждый новый шаг был легче прежнего, плавней, невесомей. Осирис оживал, грудь его расширялась, члены тела становились гибкими и мощными.

Нагие и прекрасные, брат с сестрой играли в танце, завораживая всё вокруг. Солдаты нарушили строй; зрители онемели.

– Я горю тобой. Ты мой желанный, – пела, манила Исида, нежными ногами обходя смертное ложе. Осирис стремился за нею, ловкими и хищными движениями загоняя милую к возвышению, где он недавно лежал, подобно камню. Она притворно ускользала, замирала, поднимаясь на носочки, а он настигал – и, наконец, взял её за руки. Казалось, её вздох наслаждения слышен повсюду.

– Оставь мне сына, чтобы он приносил жертвы твоему Ка и отомстил за тебя.

Подхватив Исиду, словно пушинку, Осирис распростёр её на ложе и, как летучий дух, вознёсся следом – муж в облике парящей тени.

Человек не в силах владеть телом с таким совершенством! Каждый видел – он бог. Кто, кроме бога, может пробудить в богине вожделение?

Он словно открывал ключами своих пальцев тайники её пленительного тела. Она скользко изворачивалась, будто пойманная рыба; её пение лишилось слов и стало громче.

Богам не пристало смущаться людей, а людям ныне позволено насытится зрелищем их страсти.

Как от брошенного в воду камня, волны любовного неистовства накатывались на паломников и порождали шум вздохов, влажный плеск поцелуев, шорох снимаемых одежд. Свет шести чаш осиял плавучую сцену; тьма скрывала море предавшихся ласкам.

– Войди же, – едва слышно донеслось из середины свечения, и речь прервалась.

Когда минуло время, медно ударил гонг, и голос возгласил:

– Возрадуйте сердца свои – зачат Гор!

Рабы гасили пламя в корзинах; зеркала опускались, поворачиваясь на осях.

Через проём в настиле танцоры, игравшие духов города Пе, снесли вниз Исиду, запрокинувшую голову в шлеме-маске. Осирис неторопливо сошёл следом по ступеням; к нему подступили служители, держащие льняное облачение.

Расстегнув медные крепления и распустив ремешки, с Исиды сняли маску. Открывшееся лицо Нейт-ти-ти было отстранённым и блаженным, словно она пребывала вне этого мира. Блуждающий взгляд её с трудом остановился на маске Осириса.

Не снимая маски, неизвестный танцовщик, с которым она разделила обожение и ложе, позволил одеть себя и удалился в сопровождении безмолвных служителей.

Лишь на прощанье сверкнул в чёрных прорезях лика топазовый огонь его глаз.

1 с востока свет (лат.)

2 греч. Абидос

Глава 4. Враг рядом

Нас ежедневно жизнь разит,

Нам отовсюду смерть грозит!

Максим Горький

«Русские сказки»

– Как называется по-русски состояние, когда сотрудники спецслужб столь активны, словно их облили кипятком? – спросил Отто у Вальтера после возвращения из рейда.

– Суматоха, суета, ажиотаж.

– …при этом всюду лезут, всё вынюхивают!

– Шмон. Это жаргонизм, – предостерёг Хонка.

– Ночью нас задержали с вылетом – как раз, когда прошёл сигнал о появлении чужих в северной полусфере. Тревога оказалась ложной, однако… Я готов был вышвырнуть разведчиков из эллинга. Нашли удобное время для обыска! – Отто, в рейде само хладнокровие, теперь горячился почти до ругательств. – После их возни, мне кажется, системы следует калибровать повторно. Говорят, третьего дня они что-то искали у вас…

Вальтер выдержал испытующий взгляд Отто без малейших колебаний.

– Пустяки. Короткое замыкание в контуре накачки. Пара служак сгорела, устраняя неполадки. Дублёр, железная дубина, не разобрался и вызвал охрану.

– Да, да… может быть… – Юный Отто явно сомневался в словах старшего по званию. Вальтеру сильно захотелось дать ему подзатыльник. – Митре многих пришлось заменять… Сочувствую, герр обер-лейтенант.

– Спасибо, камрад.

Сейчас, когда отряд без потерь и происшествий вернулся на базу, когда шлем снят, и можно принять душ, Хонку заботили две проблемы.

Первая – почему восхитительная Ромми, горячо ласкавшая его на вечеринке у Райта, так насмешливо приняла валентинку и велела передать в ответ: «Обожаю хлеще овсянки, гауптвахты и гимнастики»? или она с ним по-девичьи заигрывает?

И вторая – отчего из меню исчезли свежезамороженные колониальные продукты, привезённые последним транспортом, а взамен в тарелках появилось гамма-стерильное земное мясо из хранилищ НЗ, которое за цвет и вкус зовётся «дохлый француз»? По слухам, оно лежало сто лет! даже пряности и овощи с Иньяна не способны сгладить его трупный вид…

– На Западе тоже неладно. – Отто усердно подбивал Вальтера на откровенность. – Бен Баггер обмолвился: в эскадрилье A-4 сняли с эксплуатации всех киберов третьего и четвёртого звена. Отключили, запаковали и отправили на Голубой луч.

– Дефектная партия, – бодро отбивался Вальтер. – На служак то и дело пишут рекламации. Я сам с ними намучился, и «Вектор» еле запустили… Какой резон муссировать пустые сплетни? Наше дело – бой.

– Понятно. – Молодой унтер-лейтенант отступился. В эллинге Вальтера что-то случилось – стрельба, оцепление из особистов, – но происшествие засекречено. Хонка отметает все намёки.

Вообще после субботнего сражения Сокол с товарищами ходят – пол звенит, в глазах огонь, нервы натянуты. Ждут и ищут нового сражения…

Но сирианский командир с условным именем Маяк (если только его стая была единственной, вторгшейся в систему Глиз) не торопился послать своих призраков навстречу землянам. Он отсиживался на незримом космоносце, и эскадрильи Деева-Макартура напрасно резали космос над и под плоскостью системы.

Отто чуть не сорвался, когда особисты отменили боевой вылет. Отняли у звена шанс отомстить! Потом оказалось – ошибка слежения; то были не сириане, а части метеорного потока. Те самые куски старинной «Глории», среди которых – приз, два с половиной миллиона крон.

Найти, опознать – «Оно самое!» – поставить свой вымпел, и приз в кармане. Поневоле душа затрепещет. Замороженные девушки рядами, девушки с улыбками на ледяных устах…

Потом был рейд, и не простой – с отдельной эскадрильей Филина, пересевшего с подбитого «Буяна» на резервный «Байкал». Рядом Сокол. Это респект! Есть возможность поучиться не на лётной конференции, а в космосе, наглядно, чувствуя близость мастера связью, синхронизатором, «зрением» телеметрии.

«При случае покажу Соколу мои возможности. И посмотрю, как он разрубает кристалл», – решил Отто. Увы, не довелось.

Казалось, ведомые Влада тоже недовольны – рейд при поддержке фрегата кончился ничем. Всё свелось к демонстрации сил От-Иньяна. Противник наверняка наблюдал издали и делал выводы. Теперь не будет внезапных вылазок вблизи от базы.

Под угрозой остались лишь внешние станции, далеко разбросанные по системе – но люди, нанимавшиеся там работать, знали, на что идут. Истинные камикадзе, как скажет Дэнсиро-сан. Неделями висеть в отрыве от своих, среди враждебной пустоты, в ожидании внезапного и рокового нападения… Надо совсем не иметь нервов, чтобы там служить.

В рейде шли боезаправщики, как знак: «Готовы к серьёзному бою». Но их присутствие было обманом – часть везла расходные для внешних станций. Отто прикрывал один заправщик при сближении с внешней «Глиз-20», потом по команде сел на стыковочный узел станции. Затворникам надо встречаться с людьми, чтобы ощущать поддержку и внимание центральной базы.

Низкие потолки, серая теснота, кабельные пучки, трубопроводы, терминалы с рядами моргающих датчиков. Люди казались лишними в этом сжатом техно-царстве, а служаки сновали, как у себя дома, гармонично вписываясь в интерьер.

– Привет, как жизнь? Держите подарки, с последнего транспорта.

– Вот, живём, – кратко ответил станционный житель, пожимая руку Отто. В стороне служаки пронесли носилки с пристёгнутым ремнями телом. Унтер-лейтенант едва заметил белое лицо, безумные глаза, искажённый и полуоткрытый мокрый рот. От шлюза, где пристыковался заправщик, шагал с тяжёлой сумкой азиат из спецслужб Востока. Кажется, Пун. Почему-то в тонких, телесного цвета перчатках.

– Товарищ Пун, какими судьбами?

– На работу. Я здесь останусь. – Китаец остановился, щёлкнул крышкой баночки, скрытой в ладони, и закинул в рот ярко-зелёную пилюлю. – Угощайтесь. Это полезно.

Человек со станции повертел пилюлю в пальцах, глядя вслед носилкам.

– Чего только с Земли не завозят. Иной раз задумаешься…

Пун поглядел в ту же сторону.

– Его каюту осматривали? Делали уборку?

– Нет, всё осталось, как было. Согласно приказу.

– Хорошо. А это что? – Пун обратил внимание на коробку в руках обитателя «Глиз-20».

– Камрад немец привёз. Всегда приятно получить подарок! Здесь это редко случается.

– Да, прекрасный обычай. Герр унтер-лейтенант, вам пора на отстыковку.

Уходя в шлюз, Отто мельком оглянулся. Коробка, привезённая им, уже была вскрыта, и Пун изучал содержимое кончиком биохимического тестера. Ошибиться невозможно – именно таким щупом орудуют в космопортах сотрудники таможни.

Это впечатление Отто довёз в душе до От-Иньяна. Оно зрело, набухало, а вырвалось, когда унтер-лейтенант снял скафандр и нашёл, кому с возмущением излить наболевшее.

– …Как будто меня можно в чём-то заподозрить! У косоглазых нет ни малейшего чувства такта! Я начинаю любить сотрудников Штази. Они гораздо вежливее…

– Не кипятитесь попусту, камрад. – Вальтер дружески положил руку ему на плечо. – Азиаты очень тактичны. Он отослал вас, чтобы не рыться в конфетах в вашем присутствии. Русский бы всё высказал вам в лицо и сразу.

– Кажется, они говорят – «в рыло»?

– Нет, в рыло они только бьют, а говорят – в лицо.

– Я совершенно не понимаю. Подарки для внешних станций – добрая традиция. Никто не предупреждал, что их будут досматривать…

– Обычные неувязки спецслужб. Слишком много ведомств в одной упряжке. Но повод есть – сначала в отдельной истребительной Макартура, потом у Вирхова… Какие-то поддельные препараты, влияющие на сознание. Лишний аргумент в пользу здоровой жизни. – Вальтер поискал в кармане и выудил пачку экстракта фу ты. – Вот! Проверено. Дважды в день вылетаем, а голова свежая. Есть ещё спирулина – заменяет три обеда… Сокол её хвалит, а он, заметьте, человек придирчивый.

Угнетённый китайской разведкой, бесплодным рейдом и безумием, таящимся в подделках, Отто с горя взял предложенную таблетку и в ожесточении съел её. Против ожидания, кисло-сладкое снадобье не встало колом в горле, а мягко ухнуло куда-то внутрь, оставив в носоглотке впечатление, как будто унтер-лейтенант нанюхался цветов.

– Есть эффект, камрад?

– Да-а… Словно я на Земле.

* * *

– У нас траур, – объявила Владу мадам на пороге Cathous’а. – Товарисч капитан, я очень сожалею, но мы не можем вас принять.

– Я приглашён к Локсу. – Влад предъявил марку, оторванную от ленты. – Приклейте это куда следует и дайте мне пройти.

– О-о!.. Никаких проблем, добро пожаловать! Я провожу вас.

Шагая по Кошкину Дому, Влад отметил, что траур пошёл вертепу на пользу. Приторно-слащавая атмосфера «уси-пуси» схлынула. Встречные овечки были одеты по-домашнему и выглядели обычными девчонками. Завидев русского офицера в лётном костюме – «Ой, Сокол!» – овцы настораживались, но всё равно строили ему глазки.

«Это они автоматически, – устало думал Влад. – Как я оглядываю сферу на предмет кого шлёпнуть».

За минувшие сутки он порядком вымотался. Вылетал трижды; последний раз – в рейд с майором и фрегатом, в блоке с германской Запад-A-3. Заходили на «Глиз-20», обшарили большой кусок системы – чисто! Космоносец где-то затаился, дрейферы в каменном поясе молчали. Опасное затишье. Не затем сириане пригнали столько новых аппаратов, чтоб они отстаивались на приколе…

Его давила смерть Алима. Негер из Ференгистана – так звали бывшую Францию, – был вздорным типом, не раз напрашивался схлопотать в рыло, но летать и стрелять умел. Академия Массив-Сэнтраль, процеживая хищный люд Еврозоны, отыскивала и натаскивала именно таких сообразительных метисов.

«Ведь мог же сукин сын работать! Ещё несколько месяцев – если бы гонор свой держал поглубже и старался бы по-настоящему – был бы толковый истребок! Не доглядел я, не вышколил как следует… Эх, зараза, прошляпил парня! Моя вина».

– Смотри, какой сердитый. – Джи показала Роме фото на телефоне. Кадр, отснятый издали и впопыхах, вышел косо-криво, но мрачное выражение на лице Сокола читалось чётко.

– Опять ты за своё, – выцарапав телефон из её пальцев, Рома быстро нашла опцию стирания. – Не сметь больше гостей снимать! Сколько раз тебе говорить? Блоггерша безмозглая… Даже не вздумай лезть со скрытой камерой в Живую Сеть! Мигом вычислят, кто выложил. На гауптвахту, а потом в солдатский дом. Ну-ка, клянись мне святым Агнцем – больше никогда.

Джи сопела и злилась:

– Отдай телефон! Я не буду. Какой он гость? Мы в траурном режиме. Что, уже и парня снять нельзя? Ты надо мной нарочно издеваешься!

– Я-а?!

– Конечно! У меня Гевина убили, а ты… всё назло делаешь!

Истомившись без милого Гера (хороша любовь онлайн по телефону), Рома день за днём шла по грани срыва и потому завелась с пол-оборота:

– Ой-ой-ой, какая страсть! Разок переспала – и уже рыцарь на всю жизнь. Отплакала, лёд к башке приложила – хватит, на другого пересядешь. Их с Земли пачками завозят. Сама не знаешь, чего хочешь – секес или кис-кис-мяу. А я знаю: надо укол поставить в попу, чтоб глаза на лоб полезли. Дурь-то и пройдёт!

Взвизгнув, Джи вцепилась в Рому, и они пошли таскать друг дружку от стены к стене. Старшая дала новенькой под дых, та согнулась, а Рома добавила ей по загривку. Тут вышли, обнявшись, силач Эсташ и добряк Ариес.

– О, йес! Овечья коррида!

– Таш, ты что!.. Растащи их! – вскричал Ариес в испуге.

Эсташ оставил приятеля, вклинился, как ледокол, развёл мощные руки и без труда удержал всклокоченных овец. Тут подоспела заботливая Мамочка:

– Что за безобразие? Кто зачинщица?

– Она! – Овцы указали друг на друга.

– Почему драка?

– Это наше дело! – огрызнулась Рома, наскоро прихорашиваясь.

– Чисто между нами. – Джи глядела исподлобья, держась за живот.

– В дни траура, – Ма стала загибать холёные пальчики, – в служебном помещении, в присутствии офицера…

– Вы потом пришли! – возразила Джи. Мамочка кивнула и прибавила:

– …с пререканиями. Обеим – активная гауптвахта, трое суток. Уведите их.

* * *

«Комфортно устроился!.. – Влад разглядывал роскошные покои Локса. – Уж не знаю, где он получил «при исполнении» клиническую смерть, но по части наслаждений он умелец. Подсветка, благовония, экран-стена…»

– Однако, ты как фон-барон, – оценил он апартаменты пограничника. – Прямо тысяча и одна ночь. Только девок в панталонах не хватает. С бубенцами на лодыжках.

Локс улыбался, отводя кошачьи глаза в сторону и скрывая взгляд под чёрной чёлкой. Он был в знакомой Владу лиловой рубашке и широких шёлковых брюках на два тона темней, с золотым шитьём. Босой – и тапочек нигде не видно. Пограничный капитан напоминал актёра, принимающего гостя в гримёрной.

– Когда я скучаю без девочек, я приглашаю офицера. В форме.

– А если никто не придёт, смотришься в зеркало?

– Зря я не посетил твой сеанс смехотерапии. Каюсь – не верил, что русский может зажигать.

– Поезд ушёл, не до смеха. Крути своё видео.

– Гляди. – Локс протянул пластинку. – С условием – кроме просмотра, никаких программ в компе не трогать. Не то по рукам.

– Так смело… – Влад сел за трёхсекционный стол с множеством полочек-уровней. – Может, сперва проверимся? Путём армрестлинга.

– Надо беречь руки. Вдруг тебе после обеда лететь, а сухожилия растянуты.

Влад глазами поискал под лиловым атласом мускулатуру. Не густо. Но – стойка, выправка, движения…

Вспомнилось: был в кадетах один, из семьи циркачей, и решили его проучить. Так он троим навалял и в форточку нырнул – ни синячка, ни царапинки.

«Точно! Теперь вижу, кого ты напоминаешь – Лёвку Рамзая. Но мы без хитростей. Хук в пятак, копыта кверху. Пока не случай, отдыхай».

На экране завертелась сложная суммарная картина – метки, метки, метки, линии, ориентиры, звёзды, вспышки маяков. Развернув вирт-экран до охвата в 270°, Влад впился в динамическую панораму, едва заметными движениями пальцев поворачивая обзорное пространство, останавливая действие и возвращая его вспять. Сводные данные телеметрии (для непосвящённых – полная неразбериха!) были Владу ясны и понятны, как родные.

Вот тау Кита. Вот похожая на глиняный колобок планета Кальяна. Вот Нари – спутник Кальяны. Вот база Кальяна-Раджа, тамошний аналог От-Иньяна. Патрульное звено вышло. Удалилось и… появляется рой. Тройка Салдана открывает бешеный огонь. Хорошо… Идут на прорыв. Оп! Кристалл перестроился, тройка вновь замкнута. Сириане соединяют защитные поля… На стрельбу тройки противник почти не отвечает. А! вот они синхронно открывают окна в поле! Горит один… второй… Оставшийся, это Алим, продолжает стрелять.

Дистанционные гравиметры показывают возникновение зева. Тоннель открывается в предельной близости от схватки.

Вспышка.

Последний земной истребитель становится облаком плазмы.

Рой входит в тоннель.

Конец записи.

Отключив просмотр, Влад какое-то время покачивался на стуле, глядя на пустое место, где только что мерцал экран. Локс деликатно помалкивал.

– Он ничего не передал напоследок?

– Обычные слова. «Прощайте! Йо-хо-хо! Уау!»

– Это в его духе. Но дрался он классно. Всегда бы так! А то всё за чужой спиной прятался… Конечно, шансов против роя у них было мало. Хотя попытаться стоило.

– Победить? – осторожно спросил Локс. Зная боевую биографию Ракитина, легко предположить, что Сокол никогда от победы не откажется.

– Удрать! Молод он был, чтобы рой разгонять; ведомые слабые. Однако Алим задал сирианам жару. Не Звезду, но «За отвагу» я б ему навесил. Парень заслужил. Спасибо за показ. – Влад обернулся к Локсу. – Когда запись рассекретят, передай её в учебку – я прочту лекцию по бою.

– Так и сделаем.

– Ну, а теперь – где твой отдельный разговор ко мне?

Локс замялся; глаза его стали туманными. Влад нажал:

– Судя по тому, как быстро эта запись оказалась у тебя в кармане, ты имеешь полный доступ к прямой связи – и с Землёй, и с кем захочешь. Продолжишь заливать, что ты простой парень из погранвойск Восточных Штатов? Не смеши; твой трюк давно не катит.

– Разве я сказал, что я – простой? – Локс улыбнулся по-лисьи. – Но насчёт службы на границе – всё правда. Я занимаюсь пограничными состояниями и теми, кто пересекает границу.

– Где же тут, у Иньяна, граница? Если не считать матки дрейферов и космоносца, мы контролируем систему от и до.

Тёмно-желтые глаза Локса сузились, голос стал тише:

– Граница проходит всюду. У вас, русских, есть добрая старая песня – она вовсе не про футбол –

Эй, вратарь, готовься к бою, –

Часовым ты поставлен у ворот

Ты представь, что за тобою

Полоса пограничная идёт 1

Сделав паузу, Локс добавил:

– В известном смысле это песня про нас обоих. Только границу мы защищаем по-разному. Она сзади, прямо за спиной. Если отвлечься, потерять бдительность, кто-нибудь может проскочить на нашу сторону.

– Значит, ты особист.

– Нет.

– Ещё выше? Американское ГРУ?

– Нет.

– Ты меня интригуешь, капитан. Куда же выше? Совет Обороны?

– Нет.

– Ну, всё, я сдаюсь! Из вариантов остаётся мировая закулиса, которая всем крутит.

– Перебор. Ты идёшь по вертикали власти, как привык – субординация и всё такое. Но у дерева не только ствол; есть ветви.

– Да… пожалуй. В ведомства, где уважают выслугу и звания, таких как ты не берут. Или слухи о том, что в верхах сплошь деликаты – тоже правда?

Локс мило хихикнул и сел, стыдливо скрестив ножки, как девушка в очень короткой юбке. Он так жеманился, что Влад подумал: «Все его слова – одно враньё!»

Но запись? Неделя-две – и станет ясно, жив Алим или погиб. Скорее, второе. Опять-таки, если Локс – друг земного адмирала, то чего ради его отправили за шесть парсеков от Земли, на угрюмую орбитальную базу, притом в бордель?

– Ты не можешь решить вопрос: почему я очутился здесь? – проницательно заметил Локс. – Отвечаю: я допустил ошибку, получил разом два ордена и отправлен в отпуск на долечивание.

– Отпуск.

– Да.

– В Кошкином Доме.

– Удобнее места не придумаешь. Я сам сюда напросился. Идеальный погранпост – первым делом все лезут в Cathouse, как в КПП. Всякую шваль я пропускаю, не глядя, а к интересным людишкам присматриваюсь.

– Странное у тебя долечивание. Отпуск, а ты в работе.

– У моего начальства мало пограничников. Те, кто живы, должны вкалывать, пока не свалятся. К счастью, все пограничники ненормальные, и готовы на это. Отставка для нас хуже смерти. Я не могу не работать; мы и в этом с тобой схожи.

– Так. Выходит, я с твоей точки зрения – занятная персона.

– Более чем. Ты знаешь, почему погиб Алим?

– Неравенство сил, – стал перечислять Влад, – отсутствие тылового прикрытия, ошибки в тактике…