Текст книги "Битва за хрустальный гроб (СИ)"

Автор книги: Александр Белаш

Соавторы: Людмила Белаш
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц)

– Что, ведьма, ноги тяжёлые?

Она взвилась, едва не замахнулась в ответ, но осеклась, встретив сквозь прорези его нацеленный, будто у лучника, взгляд.

Вовсе не злорадный, какой можно ждать от мужчины, упивающегося властью над девушкой.

Запавший, в тёмных кругах, почти остановившийся взгляд человека после бессонной ночи.

1 С.Болотин и Т.Сикорская, «Похоронная песня»

2 одна из «душ» египтянина – Двойник человека

3 Нил (др.-егип.)

4 одна из «душ» египтянина – «жизненная сила» человека

5 бог ветра и воздуха

Глава 3. Праздник жизни

Что все тени былого рядом с единым мгновением счастья! Упьёмся же радостью, чтобы не укорять себя после за бесплодно растраченную весну.

Нгуен Зы

«Рассказ о дереве гао»

– Жарко было? – с уважением спросил у Влада инженер-валлиец на станции Гора. – Астрономы передавали картинку; это выглядело устрашающе.

– Тактически – боестолкновение не слишком сложное. Силы почти равные, машины схожие. Но Запад-B-3 оказалась скована и – до нашего подлёта, – в меньшинстве. Мы всыпали сирианам и развели ситуацию. Боюсь, это только начало.

Ремонтники Горы глядели Владу в рот. Человек (да какой! участник, очевидец!) прямо с неба упал в их компанию, буквально дымясь после боя, и рассказывал свежайшие бесцензурные новости. Долг велел «горцам» поделиться с ним, чем имели.

– В штабе Вирхова прошла инфа, – валлиец подмигнул, мол, сведения секретные, – что с Земли нам перебросят два крейсера, и один с Кальяны. Свежие – «Громобой», «Тяньши» и «Видьядхара».

– Когда они придут!.. До той поры самим придётся париться. В общем, тщательно латайте мою птицу. Не спеша. На всё про всё – сорок восемь часов.

По-земному, была уже ночь, но это Иньян, мир бесконечного дня. Когда народ потягивается и метит в люлю, громадная Глиз по-прежнему занимает полнеба своим алым блином и льёт вечный свет, вынуждая тени падать отвесно. У лимба тени лежат всегда в одном направлении, словно выжигая своей чернотой растения и превращая их в прозрачные шипы.

Влад выбрал Гору неспроста – отсюда десять минут лёта до Небесного, посёлка вирховских телеметристов.

– В Небесный, – нажал он на диспетчера, ведавшего жильём. – Я слышал, там хорошие коттеджи, пляж и лес.

Герою нет отказа. Он сел в дежурный мини-коптер с пропуском и ордером на комнату в коттедже. Пропуск на Небеса, там живёт ангел!

Однако пока внизу пролетали красно-бурые холмы, заросли широколистов, похожих на великанские лопухи, пышные луга торчун-травы и леса воскового вечника, Влад растерял свои восторги и впал в задумчивость.

«Наверняка Илонке донесли, где я позавчера приключался. А не застучали, так в Живой Сети прочла. Надо как-то оправдаться…»

– Улица Героев Иерусалима, пятый коттедж, вход слева, – промолвил после посадки пилот с Горы, до того молчавший всю дорогу. Влад сверился с ордером; там значилась улица Русский Порядок.

– Я в смысле, где найти панну Кучинскую, – добавил пилот.

– По-моему, тут все знают, куда я иду, – пробормотал Влад, спрыгивая наземь.

– Планета маленькая; трудно что-нибудь скрыть. Удачи, товарищ капитан.

Небесный был щедро освещён незакатным солнцем и пуст, как вымерший. Влад шёл, словно во сне, но чувствовал, что из пары окон за ним следят.

«Если она меня не впустит, позору будет – до орбиты».

Начал звонить. В ответ ни звука. Солнечная пустота за спиной насмешливо ждала.

От досады Влад издал приглушенное рычание, но осёкся – за дверью раздался шорох.

– Кто там? – голос осторожный, недоверчивый.

– Илонка, это я, Влад!

– Ой. А почему ночью?

Она всё не открывала!

– Так склалось. Пусти меня.

– А зачем?

«Обиделась. Но ведь ничего же не было! Эх, ну и влип… Этому Райту, – чтоб ему запустело, чтоб он крапивой зарос, чтоб его ляснуло перуном посреди дороги!»

– Я тебе внутри скажу.

– Хм!

Однако открыла. Душа Влада было воспряла из тьмы отчаяния, но его королевна Илона – сама красота, в небрежно запоясанном халатике, – тотчас отвернулась и пошла в тёмные комнаты. Он потянулся за ней.

– Илонка, я только из боя! Троих пришиб, в меня четыре попадания. Час, как в Горе приземлился. Сразу к тебе…

«Четыре попадания. – По коже Илоны прошёл холодок; она прикусила губу и встала так, чтобы он даже в зеркале её лица не видел. – Господи, за что это мучение? Я тут взбешусь. То его нет и нет, а то является!.. Хоть бы звонил!»

– О, из боя… Да, я смотрела. Вечерняя смена в он-лайне показывала.

– Мы потеряли одиннадцать…

Илона отошла к окну, Влад шагнул следом и – бац! – ногой опрокинул какую-то миску, залив пол и форменную туфлю.

– Тьфу, извини!.. что-то лишнее стояло!

– Мужчина первым делом наступает в кошкино корыто. – К Илоне, до сего момента скованной и неприступной, вернулись тонкая улыбка и блеск глаз.

– У тебя кошка есть? а где она? – Влад сразу зарыскал глазами по комнате. Найти кошку в темноте, зашкирить и воскликнуть: «О, какая жирная!» – это мужской охотничий инстинкт, сильнее всех любвей. Покажите мужчине мышь, и вы увидите, как выглядела ловля мамонтов.

– Это кот. Он под диваном спрятался. Ты слишком шумишь и топочешь… осторожнее!

– А-а-а, бисова скотина! чёрт смолёный с дохлого болота! Да что это, кругом засада!

– Просто плошка-гадильня. Котик туда гадит. Смотри под ноги, зоркий Сокол. Мне из-за тебя всё убирать придётся. И вообще, – сердитая Илона подбоченилась, – я зачем тебя впустила? Ты хотел сказать мне что-то важное. Где оно? Не слышу! Твоё время истекает, говори скорей. Прибыл, с тучи спрыгнул!.. Может, скажешь, что голодный? Моя хата не корчма! и не тусовка с девками.

– Илонка… – Мало того, что осквернил военную туфлю кошачьими делами, так ещё напрасно уличили в прелюбодеянии. От злости и стыда у Влада аж спина покраснела.

– Подпоручик Войска Польского панна Кучинская – и только так.

– Илонка, я тебе всё объясню. Меня туда заманили.

– И что такого ты не видел, раз туда подался? Каких вошек ты там нахватал?

– Я не знал, что будет оргия!

– О, матерь Божия! Весь Иньян и От-Иньян в придачу знают, что рыжий Райт устраивает свинг-вечеринки – один Сокол не в курсе!

– Я не участвовал, клянусь. Спроси у франкона – это лейт Вирхова, с «летающей крепости»!

– Он первый выложил в Живую Сеть, – где вы познакомились, и что там было.

– Давай, я позвоню ему сейчас. Он подтвердит: мы заперлись в комнате…

– И что было дальше? Горю от любопытства. Тебя и с Локсом видели, вы мило ворковали…

– Мило?! Я! с Локсом! да чтоб его земля не носила! Илонка… Век бы не выходить с Востока! Шаг ступил, и сорок злыдней нацепил. Ах-х-холера из-под хмары, что за нечисть, или на колени встать?

– Для начала можно, – дозволила панна, вовсе не безжалостная, как могло казаться.

Влад, сроду не упускавший момента (что в бою, что где), рухнул метко и обнял Илону за ноги.

– Каешься? – снисходительно спросила она, ероша его волосы.

– Носа туда не покажу. Вовеки и до смерти.

Илона не могла слушать о смерти. Слишком близко та ходила. Четыре попадания… Нет, нет. Нельзя про гибель говорить. А то уютный мир Небесного посёлка треснет и рассыплется. Идиллическое озеро, изящный лес, лапчатые зверьки Иньяна с переливчатыми шкурками, домики-игрушки – всё покроется прахом, едва прозвучит единственная фраза: «Пилот Владислав Ракитин…»

«…смертью храбрых».

Ни за что!

Она прижала его голову к своему животу.

«Мой».

Её слегка понесло, будто облако. Оказалось, это наяву, и она у него на руках.

Он шёл с прекрасной ношей, вслепую сшибая кошачьи плошки.

«Моя, моя. Чудо моё!»

Плохо первый раз в чужом доме, ничего не знаешь, свет не включён. Вдобавок опасно – глупый кот метнётся, хвост ему придавишь, и конец. Дикое «Мяу!» вышибет всё очарование долгожданной встречи.

Илона вдыхала его запах, едва сочащийся из-под лётного костюма – тёплый, мужественный, настоящий.

Вдруг ей захотелось плакать. Сейчас Владик здесь, а завтра? Голос в наушниках скажет: «…смертью храбрых».

Сколько их съел Иньян?.. И ничего не останется, только боль в груди, горькие слёзы. Меткий выстрел с «линзы», задержка закрытия поля… Не будет шагов, резкого голоса, рук, губ. Пустота солнечной ночи придёт, чтобы наполнить дом. Ничто не заменит его, не напомнит…

«Я не могу больше так, чтобы все от меня уходили! Я не права?..»

– Сейчас, – шепнула она, выскальзывая гладкой рыбкой из объятий. Бесшумно, босиком, подбежала к шкафчику, открыла, взяла пластмассовый флакон… с сомнением потискала его в ладони.

Так и не отвинтив крышку, поставила на место.

«Как Бог решит».

* * *

– Зачем ты завела кота? – спросил Влад позже, в середине яркой ночи.

– Не завела, а привезла с Земли. Это особый кот. – Илона выглядела строго. – Он в память о брате. Мы его котёнком взяли и растили вместе.

– А-а, вот как. И что брат?

«Бестактный медвед!» – Воспоминания ударили Илону, как холодный ветер, обдали секущим ледяным дождём. Она села, обхватив подогнутые ноги.

– Ольгерд погиб. Очень молодой. Восемь лет назад…

«О родителях ему знать не надо. Не всё сразу».

– Жаль. Плохо, когда молодые умирают… Прости, я зря спросил.

– Вот. – Включив ночник, она покопалась в выдвижном ящике тумбочки и достала фото. Влад пристально (иначе не умел) вгляделся в юное лицо парня. Длинные светлые волосы, серые глаза, на губах – улыбка превосходства.

– Красивый. Можно поставить фотку и на видном месте…

– Не хочу. Больно видеть… а девчонки считают, что это мой парень.

– Да-а, дела… Печально! А скажи-ка мне, Илонка, – выждав, пока она спрячет реликвию, Влад обнял талию подружки, – что видно в ваши телескопы? Нам позарез нужна инфа, какие там подвижки в дальнем небе. Гостей развелось – пора отстреливать. Где-то в системе бродит космоносец…

– Ты бешеный, Сокол. Даже в постели войной бредишь.

– Только в постели со звёздным телеметристом можно что-то выяснить.

– Ага, значит, ты со мной… ради тактических планов? – Она была рада хоть шуткой, хоть игрой отвлечься от тягостных воспоминаний.

Даже совсем уйти от них, до самозабвения.

– Поделишься – отпущу.

Оказавшись лицом к лицу, они внезапно поцеловались и на какое-то время умолкли.

– Кооо… космоносец не видно, правда. Зато другой объект… – Илона загадочно оборвала фразу.

– Матка дрейферов показалась? – Сокол даже привстал.

– Ой, Влад! «Матка»! У вас все мысли об одном.

Он смутился, словно его выругали за неряшливость на маршальской проверке. Илона смягчилась.

– Стал виден регулярный рой. Мы отследили первые его тела в обычном радианте.

– Я-то думал… – расслабился Влад. – Сколько шума из-за летучей дребедени! Он стоит того, что о нём говорят? Толки, перетолки, миллион премии… Там есть приз или он – рядовая иньянская травля?

– Ты служишь недолго… – начала Илона, сев по-турецки.

– Скажешь тоже!

– По астрономическим меркам – какие-то микросекунды. А рой вечен; он будет крутиться в системе, даже когда Земля остынет. Я, как звёздный телеметрист… Ты меня любишь?

– О-о-о-о!

– …отвечаю только за астрономию, без призов и премий. Короче – в три тысячи тринадцатом году, когда иньянская колония уже расширилась, с Земли шёл транспорт «Глория», и на него напали сириане.

Стало интересно. Влад навострил уши и взял Илону за щиколотку для лучшего контакта. Краем глаза он отметил крадущегося по комнате кота – а, вот он какой!

– С От-Иньяна вышли истребки и два фрегата; они схватились с призраками. Тут… сложно сказать, как это получилось, но «Глория» разрушилась в полёте. Обломки пошли по кометной орбите, превратились в рой. С тех пор каждые семь лет он возвращается.

– Стоп-стоп. Где приз и миллион?

– «Глория» везла сотни овец и женщин в отсеке гибернации. Якобы он уцелел и даже подавал сигналы бедствия. Теперь считают, что пассажирок была тысяча, и все – девственницы.

– Проще взять список пассажиров. В Главкосмосе и транспортной компании должны остаться копии. Там всё написано: сколько их, кто замужняя, кто овца.

– Вла-адик… Простой, как морковка, – нежно и лукаво улыбнулась девушка. – Разве ты не поймёшь? Это мужская мечта. В небе летит тысяча непоятых дев. Замороженные, белоснежные. Они страшно влияют на эротическое воображение. Каждый хочет первый высадиться на хрустальный гроб и обцеловать Спящих Красавиц…

– Сказка, – отмахнулся Влад пренебрежительно. – Для озабоченных подростков из Восточных США. Это у них бзик о первом поцелуе, который крышу сносит. По-моему, американы не взрослеют. Следят, стучат, мухлюют, а сами как дети…

– Ну а ты? – Илона вкрадывалась в душу. – Не обмирал?

– С чего? Я был дурак в кадетском корпусе. Стрижка, форма, свист в башке. Нас строем повели на танцы в женский пансион. Выдали какую-то худышку: «Танцуй барышню!» Затанцевала меня в угол: «Господин кадет, я вас люблю. Оставьте мне залог вашей приязни». Пот прошиб: что ей дать-то? носовой платок не дарят, а медальон с Ярлом заветный, им в кадеты посвящают. Пока я репу чесал…

От смеха Илона повалилась на подушки.

– Она тобой овладела! пользуясь твоей беспомощностью! Ой, Влад, перестань!..

– Тебе хихоньки, – с деланным трагизмом кивал Сокол, любуясь подругой, – а со мной чуть родимчик не сделался. Думал, из угла не выйду. Как товарищам-то показаться, если чмок на пол-лица? Его же видно: красный, горит как фонарь. А кадетство – это святое братство, там юбкам места нет.

– Скажи, ты всё это выдумал, правда?

– Я не умею, я конкретный. Замороженные девочки в гробу меня не забирают. Я просто ждал, когда оно придёт, когда я встречу именно свою. Ждать и искать лучше, чем по мелочи размениваться.

– И никто… – она вытянулась, перелегла на живот, взглянула через плечо.

– Я знал, что это придёт, и станет ясно: «Вариантов нет». У нас в роду однолюбы. Даже когда после чумы вводили многожёнство…

– Вла-адик, – певуче позвала Илона.

* * *

В отличие от других планет-колоний, имевших вращение вокруг оси, на Иньяне пользовались календарем и часами метрополии. Особенно этому радовались секретарши, избавленные от необходимости проставлять в документах две даты и два времени, земные и местные.

Раздрай крылся в том, чьё поясное время считать эталонным.

Со времён, когда точкой отсчёта был Гринвич, минуло тысячелетие. Часть Англии ушла под воду, другая стала басурманской Еврозоной. Не успела Лига Наций поделить мир после Четвёртой Мировой, как грянула чума и началось «тёмное столетие». Наконец, просиял ex oriente lux 1, Земля возродилась, и СССР заявил претензии на земли «отсюда и до ужина».

– Как можно избирать в качестве отправного пункта пепелище, именуемое Москвой? – надсаживались критики на Западе.

– Дезактивируем, обеззаразим и отстроим, – твёрдо обещали русские. – А вот, скажем, есть Пулково с известной обсерваторией!

Потом Пулково стало островом, но эталон был уже навязан миру и как-то прижился.

Итак, в воскресенье 16 февраля, в 08.00 по Пулковскому времени, когда Влад сладко спал, а Илона звонила подруге: «Я болею, подмени!», командующий Западным крылом астро-коммодор Макартур явился к генерал-майору космонавтики Дееву с двумя пронырливыми особистами.

Из демонологии известно, что дьявол имеет обыкновение являться к человеку поутру, когда тот рта ещё не закрестил. Но Деев сидел под картой мира в готовности – при полном параде, с иконостасом Звёзд на груди, с взглядом въедливым и хитрым.

– Рад приветствовать! – раскатисто пробасил астро-коммодор.

На особистов Деев обратил внимания не более чем на ботинки Фила.

Соправители От-Иньяна ознаменовали встречу рукопожатием. Сцепившиеся кисти заскрипели, побелели, но невысокий сухопарый Деев не поддался атлетически сложенному коллеге. Разомкнулись молча. Ничья.

– Садись, Фил. В ногах правды нет.

– Роман, я по поводу деяния Ракитина, не совместимого с честью и достоинством офицера…

– Синтаксис, Фил, – предостерёг Деев. – Кто не совместим – деяние или Ракитин?

– Роман, ты меня понял?

– Я читал бумажку твоих аналитиков. Бред сивой кобылы.

– Это доказательный материал. В конфликтном трибунале он будет воспринят со всей строгостью. Дело должно быть решено путём экспертизы на полиграфе. И затем… конфликт исчерпан! От тебя я хочу встречного жеста доброй воли. Ради братства Востока и Запада.

– М-м, жестикуляция. – Деев придвинул к себе некую папочку; пальцы его задвигались таким образом, словно хотели сложиться в кукиш. – А что, собственно, случилось? Из-за чего шум-то?

– Как? – Макартур художественно поднял брови. – В те дни, когда Земля понесла миллионы жертв, когда мы ведём бои и теряем бойцов, кто-то вдруг глумится над наградами, которые даются кровью. И твои, и мои Звёзды, Роман! Вспомни ранения, павших друзей…

– Даже если допустить, – Деев сделал упор на «если», – что это вброс с Востока… то я тем более не вижу повода для беспокойства. Всего лишь дань традиции!

– И какая же традиция вам позволяет с особым цинизмом осмеивать святыни? – Макартур обрёл вид средний между грозовой тучей и гранитной скалой.

– Назовём её критической иронией. Ребята любят пошутить над государством и его придатками.

– Разве так можно?

– Необходимо, Фил. Это проверка. Если государство не выдерживает критики, то на фиг оно такое нужно?

– Прошу прощения, сэр, – масленым голосом обратился к Дееву один из особистов Макартура. – Могу ли я считать ваши слова косвенным признанием того, что…

– Не можешь. И вообще заткнись, я не с тобой разговариваю. Так, о чём бишь я?.. Давай по сути, Фил! – Деев опасно оживился. – Ракитину двадцать семь лет. Он холостой, резвый, вчера сбил трёх сириан. Ты помнишь, что сам вытворял в двадцать семь? Например, как мы с тобой – оба пьяные, – угнали штурмовик и полетели на Венеру к проституткам?

Особисты, как цветы к солнцу, потянулись ближе к месту разговора, а Фил Макартур потерял вид грозной тучи и стал похож на помидор.

– Роман! при посторонних!..

– …но Му Чаньгун – тогда ещё не шеф китайской оборонки, а простой полковник, – вытащил нас из-под трибунала. Далее! Когда тебе понадобилось пиво…

– Роман! я требую…

– …ты на спор привёз его с Титана. Скажи, коммодор – как ты тогда сберёг погоны? А уж на маршальском смотре, где ты маршировал голяком…

– Оставьте нас. – Макартур жестом изгнал особистов. Те удалились с чрезвычайной неохотой.

– Роман, эти сотрудники не вправе знать моё досье!

– А я не вправе сдавать работящих ребят. Хоть бы они на ушах ходили. Фил, у моих истребков средний возраст – двадцать три года. До тридцати доживают единицы. Ты и я для них – древние старцы. Пай-мальчиками они никогда не станут. Не успеют. Дай им подышать, а потом – Звезда хоть на груди, хоть на подушке впереди.

Макартур призадумался, но он дожил до золотых погон не потому, что уступал и отступал.

– Дело Ракитина следует решить. Оно – без моей накачки, – получило такой резонанс, который не вычеркнешь.

– Идёт! – с подозрительной лёгкостью пошёл навстречу Деев. – Утром во вторник вернётся Ракитин, и прямиком на полиграф, к твоим инквизиторам. Они выявят, где правда, где чего. Но с одним условием.

Генерал-майор погладил лежавшую перед ним папку.

– Тут список офицеров Запада, которые пройдут проверку вместе с ним. А вопросы будет задавать мой шеф-особист.

– Какие к ним претензии? – нахмурился Макартур.

– Я подозреваю, что кто-то из них работает на сириан.

Астро-коммодор давно не удивлялся столь искренне. Изумление пополам с гневом рванулось из него, словно из гейзера в Йеллоустоунском национальном парке. Он затрубил, заревел. Терпеливый Деев всё это выслушал и добавил:

– То есть я совершенно уверен – в списке есть предатель. Осталось выяснить, кто именно. Пусть определит «детектор лжи».

– Где твои доказательства?!

– Вот. Зная график наших вылетов, сириане спокойно пытались сесть на ночной стороне Иньяна – и сели бы, не вздумай Сокол испытать новую машину. Затем история Запад-B-3. Два роя ждали эскадрилью, как свою мишень на стрельбище, и тренировались на ней, пока не подоспел Филин. И наконец – минувшей ночью полсотни ВАШИХ киберов напали на «Вектор», стоящий в эллинге. Кибер-дублёр отбился, но много служак поломано. Когда нападавших разобрали, в их схемах нашли вот что, – Деев предъявил трёхмерное фото. – Это называется «диверсия». Успешное внедрение на базу техники со вражескими вставками. Полагаю, таких служак с сюрпризами у вас ещё много. Твоим сыскарям, вместо чтоб процеживать брехню в Сети, надо бы заняться настоящим делом.

Макартур с лицом заживо похороненного глядел на плоды микросъёмки. Земная электроника была пронизана разрастаниями сирианских волокон. Деев, выжидая, тихо бормотал:

– А пуговка не наша, – сказали все ребята, –

И буквы не по-русски написаны на ней.

– Ну, как? продолжишь настаивать насчёт Ракитина? Или возьмёшься за шпионов, которые у тебя расплодились?

– У меня?

– Докажи обратное. Учти – ПОКА я это на Землю не отпостил. В надежде, что мы сами разгребём своё дерьмо. Но если ты хочешь встретиться с О’Харой и его особистами…

– Почему ты не сообщил мне сразу?

– Должен же я иметь джокер против твоего туза в рукаве.

– Да. Если они имели в виду сломать нам рабочий режим, цель достигнута. Сквозная проверка техники, тройная бдительность и всеобщие подозрения…

– Твоим не привыкать. И так друг за другом следят, кто где плюнул.

– Я отменю штраф, наложенный на Ракитина.

– И Хонку не забудь. Но главное, Фил – кто-то сливает нашу секретную инфу противнику. Вот что погано. Я могу понять врага – он враг, он извне; мы с ним лоб в лоб, кто кого. А измена идёт изнутри, как болезнь, и точит тебя незаметно, пока не рухнешь. Это страшней. Флот сириан не так опасен, как один иуда среди своих.

Военачальники переглянулись с тяжёлым чувством. Им предстояло сегодня читать речи на похоронах пилотов, звать к победе, внушать уверенность и готовность идти на смерть. Трудно там, в траурном зале, будет отделаться от впечатления, что среди горящих, суровых и горестных глаз скрываются глаза предателя.

* * *

Во вторник донельзя ублажённый Сокол вознёсся с Горы к От-Иньяну на собственной машине, немного потеряв представление о времени и реальности. Илонке удалось (пройдоха!) отмотаться от службы, и они смогли посвятить все эти короткие 48 часов друг другу.

Купаться пришлось «ночью» и подальше от Небесного, потому что неприлично, числясь заболевшей, плавать в озере и бегать с дружком по берегу. Зато как наговорились!.. если вообще можно наговориться, когда хочешь постоянно видеть, слышать, трогать свою ненаглядную, словно она может в любой момент исчезнуть.

Заодно Влад познакомился с котом Маркизом. Тот всё-таки вылез из-под дивана. Его удалось погладить и расположить к себе. Под конец визита кот даже поурчал для Влада.

В жилой блок сияющий Сокол завалился с воинственным напевом:

Гремя огнём, сверкая блеском стали,

Пойдут машины в яростный поход,

Когда нас в бой пошлёт Земля родная

И старый Деев в бой нас поведёт!

Кто из от-иньянских поэтов назвал Деева «старым», неясно; на деле генерал-майору и полтинник не сравнялся, но в сознании пилотов Деев был седым героем незапамятных времён, который хранится в кабинете на крайний случай, чтобы в нужный момент возглавить армаду возмездия.

В каюте Вальтера он застал… Локса! Пограничник из Cathous’а сидел смирно, сжав коленки, свесив чёлку, с переплетёнными пальцами. Без грима, просто бледный, в тёмном штатском платье.

Сейчас же вспомнились все неприятности, которые Влад пережил по вине этого субчика.

– Мать моя, почему он тут? Вон дверь, не задерживаю. – Влад с отмашкой показал на выход.

– Возьми, пожалуйста. – Вальтер с холодным и жёстким лицом протянул Владу шоколадку. – А Локс… он сам скажет. – Хонка вопросительно взглянул на утончённого гостя.

– Алим Салдан погиб, – негромко произнёс Локс. – Вчера, в системе тау Кита. Вальтер объяснил, что вы поминаете горьким шоколадом… я принёс шоколад.

– Ч-чёрт… – Настроение у Влада провалилось в низ шкалы. Как ни приедешь от Илоны, непременно ошарашат чем-нибудь, и чем дальше, тем страшнее!.. Он машинально принял шоколадку и стал разворачивать обёртку. – Откуда знаешь?

– У меня свои каналы. Учтите, – подчеркнул Локс, – моя новость равносильна подписке о неразглашении.

– Говори по делу.

– Они вылетели звеном с Кальяна-Раджи. Патруль. Против них вышел рой. Взяли в кристалл, стали ломать защиту. Ведомые Алима сгорели. Он отбивался, пока рядом не возник зев тоннеля. Его стали затягивать. Он подорвал движок.

– Молодец. – Влад тряхнул головой. – Сколько успел сбить?

– Двоих. По одному сожгли ведомые.

– Эх… подучить дурака – глядишь, и вырвались бы… Какой был расклад, какой кристалл?

– Тактика не по моей части. Но есть телеметрическая запись боя. – Локс подвынул из нагрудного кармана узкую пластинку носителя. – Если хочешь…

– Давай!

– Не здесь. На моём экране. Тем более, у меня к тебе отдельный разговор.

– Что, в Кошкин Дом идти?

– Просто в гости. Сейчас траурный карантин, но тебя впустят. – Кроме носителя, он захватил пять личных марок. – Одна марка – одно посещение. Жду.

* * *

Чёрное ничто, диск алого солнца впереди. Застывшие искорки звёзд.

В нерушимом покое, без звука, без проблеска света летел сквозь вечность чёрный саркофаг – зерно жизни, скованное холодом и пустотой, каменно спящее в ожидании тепла, которое его пробудит.

Всё замерло, оледенело под слоями оболочки. Неподвижный газ, мёртво и прозрачно заполнявший саркофаг. Остановившиеся в трубах жидкости. Оптические нити, струны проводов, нанопроцессоры, суставы механизмов – остывшие и неизменные, будто залитые стеклянной смолой.

Серебрящийся иней на рёбрах панелей, выступающих в проходы на одинаково изогнутых кронштейнах. Плёнка наледи на плоских именных табличках, сбоку вставленных в кармашки панелей.

Во тьме возникла красная точка и развернулась в строку:

«Внимание! Контроль. Режим энергосбережения. Аварийный вызов включен».

Затлели голубые индикаторы панелей. Шорох, похожий на шёпот, длинным вздохом протянулся по этажам, вдоль проходов. Из нор показались механические насекомые – три, пять, восемь. Их поступь была медлительна, словно они пробирались по вязкой грязи.

«Некомплект мобильных систем обслуживания. Выход аварийного вызова недоступен».

Киберы разбрелись по этажам и проходам – как год назад, семь лет назад, сорок лет назад. Они ветшали, выходили из строя, но упорно выходили на контроль, как было им предписано программой, разделом «Аварийное состояние».

Управляющий узел был недостаточно умён, чтобы понять происходящее. Однажды, когда-то – время не имело для него значения, – узел включила некая сила извне, и он принялся выполнять свои функции. Он продолжал включать аварийный вызов и убеждался в его неисправности. Системы изнашивались и постепенно отказывали. Узел вёл тщательный расчёт остатков кислорода, энергии, средств консервации и других расходных материалов.

Киберы двигались вдоль рядов панелей, иногда задерживаясь и взбираясь на ячейки гибернации. Часть второстепенных приборов угасла; приходилось полагаться на оптическое зрение и тратить энергию на подсветку.

Под выпуклыми колпаками лежали тела, подобные статуям. Мертвенно бледные, с синеватыми тенями вокруг закрытых глаз. Человеку показалось бы, что даже ресницы их заиндевели.

«149-2. Жизненные функции в допустимых пределах. 1 пассажир».

«150-2. Жизненные функции в допустимых пределах. 1 пассажир».

Ряд кончился. Кибер перешёл к большим парным гибернаторам, называвшимся в плане отсека «семейными». Ёмкость: «2 взрослых пассажира / 2 взрослых пассажира, один или оба беременных / 2 взрослых пассажира и 1 ребёнок».

«151-2. Жизненные функции в допустимых пределах. 2 пассажира».

«152-2. Жизненные функции прекращены. 2 пассажира».

«Ячейка 152, этаж 2 – два трупа», – кратко доложил кибер управляющему узлу.

«Снять с ячейки запасы расходных. Передать ячейке 228, этаж 3» – распорядился узел. – «Открыть ячейку 152, этаж 2, для охлаждения».

Неторопливый кибер открыл запор и приподнял колпак. Ледяная атмосфера хлынула в ячейку. Две овечки, в момент засыпания взявшие друг друга за руки, стали покрываться крохотными снежными иглами. Кибер старательно прочёл гравировки на пластинах опознавательных браслетов:

«Дика, подопечный персонал базы От-Иньян».

«Соня, подопечный персонал базы От-Иньян».

«Дика и Соня – сёстры навек. Мы родились друг для друга».

* * *

Нижний Египет, 2781 год до н.э.

– Вечен! Вечен справедливый перед Ра! – вопил в экстазе тощий погонщик ослов у стены дома Птаха. – Новый Гор грядёт! Сокол пресветлый, его очи – Солнце и Луна! Он явит лик свой в Хет-Ка-Пта!

У людей вокруг лица разгорались, ноги притопывали, уста вторили погонщику – и закружился хоровод, и музыканты ударили в бубны. Как вихрь, взвилась над улицей восторженная песня.

Улицы то и дело загорались возбуждённым пылом. Кто-нибудь начинал выкрикивать славословия, и прохожие подхватывали, с ликованием пускались в пляс. Ушёл на Запад царь Хасехемуи, стал богом великим, а сын его Джосер примет короны Обеих Земель – как Гор, наследуя Осирису. Он – Гор, он бог-защитник! Живые боги хранят мир, так будет всегда.

Как не ликовать, зная завет Осириса: «Всё погребённое восстанет»! Сухое зерно, зарытое в земле Долины, прорастёт колосом, а высохшая мумия в гробнице обретёт свои пять душ и возвратится к жизни на Обеих Землях.

Всё сбудется в Праздник Вечности, и кто встретил его – тот не уничтожится, получит правильное погребение, родится вновь!

– Скоро! Уже скоро! Священная ладья снаряжена, готова в путь! Боги дали нам встретить сей день – мы их увидим!

– А людей-то, людей – будто вместе Низовье с Верховьем нагрянули.

– За городом стоянки разбивают. Невозможно обозреть, сколько народа!

– С западных оазисов пришли целыми ордами – с Соляного Поля, с Царского Угодья. Даже безногих и расслабленных в носилках принесли.

– Слыхали? у северной стены слепой прозрел!

– На улице дети болтали: из благословенного зерна три колоса вырастут – медный, серебряный и золотой. Я горстку зёрен отнесу жрецам – пусть благословят!

– Да, ребятишки не пустое говорят. Они Исиде помогли найти гроб Осириса – с тех пор пророчествуют… Но горсти мало, отнеси кувшин.

Глашатаи на площадях объявляли:

– Царский писец Бак платит за переправу тысячи людей!

– Военачальник Уна дарует паломникам три тысячи хлебов, двадцать откормленных быков!

Склады полны запасами сушёных фруктов и зерна, тучны стада на пажитях, а вина и пива – хоть бассейны наливай. Мир и благоденствие в Обеих Землях!

Даже слухи о наступлении моря и затопленных низинах не омрачали общей радости. Когда близится час Вечности, станешь ли отягощать сердце заботами? Веселись, пока не настал день твоего оплакивания!

Десятки и сотни тысяч людей собирались в путь, под песни и трещотки всходили на суда, с пением и плясками потоками шли к храмам, раскидывали там палатки и шатры. Казалось, всюду народ двинулся с места, оставил поля и хижины, устремился по дорогам, запрудил собою города.