Текст книги "Битва за хрустальный гроб (СИ)"
Автор книги: Александр Белаш
Соавторы: Людмила Белаш
Жанры:
Космическая фантастика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц)
Восход Сириуса, часть 2 – Битва за хрустальный гроб
Глава 1. Понеслось
Я помню – лето, сосновый бор,
Сухой валежник, тупой топор
Сидим мы в баре уже который час
И вдруг от шефа срочный летит приказ:
– Летите, мальчики, на восток!
Бомбите, мальчики, городок!
Семнадцать тонн – немалый груз
И мы летим бомбить Союз!
Народная песня 1970-ых
Германия, Ганновер
– Хорошо отнырялся? – спросил у бригадира Фур, примкнув магазин под ствол «русака» и передёрнув затвор.
– Снаряжение было так себе, но клиент солидный. – Сотерель смотрел в наладонник, где жила активная план-схема – движение людских масс, улицы, машины, позиционные точки ручных телефонов и метчиков, пульсирующие посты полиции. Жаль, схема не всё отражает. Сплошной охват недостижим, а нелегальная подключка видит дай бог треть доступной информации. Но опытным работникам и этого хватает.
– Что за тип наш заказ?
– Студент. Либерал. Борец за равенство овец.
– Чего равнять? они и так все одинаковые, из одной пробирки…
– Активист. Лидер молодёжного чьего-то там крыла. Живёт с овцой, в басурманском районе, хает крестоносцев. В будущем грозится идти в бундестаг.
– О-о-о… Таких надо причёсывать, пока маленькие. А какая у него овца?
– «Мавританка Wa26», пятого поколения.
– Отсталая. Она заказана?
– Да. – Бригадир сделал жест, не допускающий двояких толкований.
– Ясно. Дай портрет.
Они за полдня слетались к месту работы со всех сторон света, по пути читая сведения о заказе. Одни были знакомы, как Фур и Сотерель. Другие работали под псевдонимами и номерами, только по связи. Заказчик знал лишь бригадира.
– Едем, – скомандовал Сотерель. Пилот мягко послал вперёд мощный внедорожник, лощёный, словно тачка городских пижонов. – Всем – выход на позиции. Полевые группы, штаб – доложить готовность.
– Первая… Вторая… Есть штаб, – отозвались рассыпанные по Ганноверу работники.
Денёк выдался славный, настоящая «февральская лазурь»; солнце едва заметно пригревало, и толпа манифестантов на площадке у Чумной колонны выглядела ярко, будто цветочная клумба. Плакаты они повернули к камерам телевидения, чтобы Германия и мир видели их лозунги: «Великая Чума – позор Европы!», «В путь, к покаянию!», «Овца = Человек, Агнец = Бог», «Долой монахов, инквизицию и Лапчатый крест 1!» Оратор вещал в мегафон:
– Пятеро из ста немцев прячутся от жизни в монастырях, истязают себя безбрачием, остальные выворачивают души под тоталитарным контролем папы римского! А если вы не ходите в церковь и не смотрите её каналы – вас подстерегает Лапчатый, готовый оболванить каждого! В школе, в университете, в летнем лагере – повсюду!
Молодняк у колонны кипел и свистел, потрясая плакатами. Мимо потоками неслись авто. По тротуарам спешило озабоченное поколение отцов и матерей, иногда с тревогой поглядывая на митинг. Во множестве топали и шаркали ногами дедушки, бабушки – согнутые остеопорозом, с жабьими лицами, лягушачьими глазами; сплошь губчатая болезнь. Улыбчивые овцы и бараны смотрели в сторону колонны искоса, с опаской. Шуцманы в оцеплении привычно озирались, чтобы «лапчатые» патриоты не устроили драку с либералами.
– Мы выжили всех, кого звали «чужими», других уморили чумой, и что нам осталось? Мы стали выращивать рабынь из яйцеклеток, сделали их сиротами и объявили полулюдьми. А Еврозона? Сотни лет миллионы людей гибнут в резервации, пока наши канцлеры кудахчут о вымирающей Германии. С этим пора кончать! Я призываю – открыть кордон, дать «подопечным» все права, остановить вмешательство церкви в жизнь людей и запретить безбрачие! Я – выражаю – свой – протест! Я – протестант!
Запретное слово прозвучало; пришла пора вмешаться гаупт-вахтмейстеру, у которого был мегафон помощнее:
– Дамы и господа! От имени криминал-директора полицейского управления Нижней Саксонии и в соответствии со статьёй…
Его пытались засвистать, но тщетно.
– …объявляю ваш митинг закрытым. Прошу всех разойтись, не нарушая порядка на улицах.
Немцы – самая дисциплинированная нация, если не считать китайцев и японцев. Плакаты были тотчас свёрнуты, крики заглохли, молодняк организованно рассосался в разные стороны. Компания во главе с лидером двинулась к автостоянке, к своему микроавтобусу.
– Ты был в ударе, камрад! Зажигал, как термитный боеприпас!
– Надо было ввернуть о профессоре Хонке. По суд Хонку!.. Ду-ше-губ! Ду-ше-губ! Си-ри-ан-ский при-хво-стень!
– Тихо. Под арест захотел?.. Про этого фашиста скажем в другой раз.
– И про армию. Скоро набор в космические части. Адмирал О’Хара требует удвоить пополнение, во бред-то!..
– Так и говори – все здоровые мозги утекают на войну.
– Маразм крепчает! Ходим по колено в идиотах! Покроем Германию сетью психиатрических клиник!
– Надо вывести Перуджу и показать всем. Перуджа, выйдешь к микрофону?
Покраснев от счастья и смущения, овечка крепче взяла своего милого под руку. Он такой смелый и жертвенный… совсем как Агнец! Могучий Овен. Надутое пузо овечки было тому неоспоримым доказательством.
– А меня не заплюют?
– Я им сделаю стыдно, – заверил отец будущего ягнёнка. – Ты меня знаешь.
Всё же Перуджа сомневалась. Страшно слышать, когда патриоты орут: «К чёртовой матери овец!»
– Поедем пить пиво! Мы здорово сегодня отмитинговали!
– Ручаюсь, нас отсняли во всех ракурсах. Фотки уже в архиве Штази.
– Гордись! У немца два варианта – быть инвалидом по маразму или на учёте в госбезопасности. Выбираю второе! пусть лучше запишут «слишком умный», чем «совсем дурак».
– Михель, поговори с теми, которые вывешивают планы эмиграции в Штаты, – распоряжался супруг Перуджи. – Если бундестаг примет запрос О’Хары, многим придётся рвать повестки и уматывать в Америку.
Ребята шли, занятые сами собой, а внедорожник с Сотерелем на борту уже рулил к ним.
– Начали.
Крутая чёрная тачка резко вильнула к тротуару; дверцы открылись одновременно и резко, выскочили пять (семь? восемь? – свидетели путались) стремительных молодчиков в масках и комбинезонах расплывчатого, тающего в воздухе цвета (песочного? серого? синего? – врали свидетели), вмиг разметали ошарашенных студентов – будто кегли! – сграбастали одного, бросили в чёрное авто и…
«Я очнулся, когда они уже уехали. Меня так треснули по голове – я думал, глаз выбит. Я всё видел в крови. В травмпункте сказали, что у меня сломаны три ребра. Это было как обвал. Словно мы шли по рельсам, и нас сбил поезд на полном ходу. И эта штука лежала… да, глушитель телефонов. Я подумал, это мина. Эльза кричала: «Боже, что они сделали! Помогите, кто-нибудь!» По-моему, люди вокруг ничего не поняли, так быстро всё случилось. Раз-раз, и готово. Он исчез! Я не видел, кто стрелял. Было совсем тихо, только – шмяк, шмяк, бамс, удар, искры из глаз, и я лежу».
«Они схватили его, как полицейские из спецназа – за руки, за волосы, за ноги, оторвали от Перуджи, подняли, как куклу, и швырнули внутрь. Наверно, это был «шэр-дю-канон», их авто. Номер я не видел. Один держал пистолет. Перуджа хотела встать, он толкнул её ногой обратно наземь и выстрелил. Будто в кино, и я сейчас не верю. У неё лопнул лоб и лицо развалилось, а потом живот. Она ещё стучала ногами. Он поглядел на меня и кинулся к машине. Под Перуждей была лужа крови, она сразу умерла».
Река Лайне и Среднегерманский канал с его разветвлениями дают кинднепперам в Ганновере богатые возможности, особенно когда они хорошо оснащены. Тем более, рукой подать до Северного моря, а там – много новых островов, образовавшихся в ходе потопа.
Пилот направил «шэр-дю-канон» прямо с набережной в воду.
– Ох, эти лихачи!.. – осуждающе заметил маразматик, удивший рыбу.
Волны от падения ещё не улеглись, а внедорожник всплыл, подворачивая под себя колёса и закрывая их заслонками; ударили фонтанчики насосов. Затем из-под кормы амфибии с рёвом вырвались пенные струи, и чёрная машина ринулась вперёд, набирая скорость, пока не обрела глиссирующий ход.
– Как наш заказ? – полуобернулся Сотерель.
– Успокоился. Лекарство действует отлично.
– Что у нас дальше? – Фур отделил магазин от «русака» и заботливо осмотрел оружие.
– Остров Хезель.
– Опять?.. – Манипуляции с заказами настораживали Фура, с юности привычного к правильной работе: «Сделал – получил». Сотерелю приходилось убеждать приятеля, что совсем не глупо получить дважды за одно дельце. Тем более, надбавку получает только экипаж «шэр-дю-канона».
– Разве случалось, чтоб с Хезеля кто-то вернулся?
– А вдруг?
– У второго заказчика «вдруг» не бывает.
– По мне, спокойней было б – груз к ногам, и прощай, бэби. Чисто! Иногда я думаю, что это не слишком честно, когда человека копируют в ста экземплярах. На органы – дело понятное, так всегда было, но клоны… Есть в этом что-то безбожное. Представь, что встретишь себя, барана…
– Надеюсь, нашему заказу это не грозит.
– Да! кому нужен такой оригинал – смутьян и активист! – Казалось, совесть Фура успокоилась на этом. – Главное, чтоб не требовали предъявить голову, как доказательство. Второму заказчику нужен живой…
– Предъявим кисть, вполне достаточно.
На одном из безлюдных топких островков команда пересела с глиссера-амфибии в поджидавший её небольшой экраноплан, но сперва опытный Фур отрезал кисть от туго перевязанной руки заказа. Тот дёргался, стонал, но не проснулся.
Экраноплан пронёсся через большую брешь в давно размытой, рухнувшей плотине. Защитные сооружения, уступив напору волн, превратились в отмели и при отливе кое-где виднелись над водой. Изредка торчали бетонные надолбы. На накренившихся, немощных от ржавчины опорах стоял готовый обвалиться щит с упрямым девизом: «Здесь мы остановим море!» Надпись облезла и еле читалась.
Прибой по-своему перекроил остатки суши, вылизал берега и устроил заливы. Земля проседала. Штормовые нагоны и оползни уносили почву и дома. Под водой гнили поля, леса и кладбища. Полузатопленные посёлки – пустые и ободранные. Иногда среди выступавших из воды руин стояла плоская широкая плавбаза и мерно поводила стрелами кранов, подбирая утиль цивилизации. Немцы не желали отдать морю ни стенной панели, ни гвоздя.
Хезель был на плохом счету. Опустевший и заброшенный урбан-объект допотопных времён выглядел, как техногенная крепость, в спешке оставленная гарнизоном и с тех пор разрушавшаяся под ударами штормов.
Царство коррозии, упавшие циклопические башни, пробоины в стенах, вой ветра в пустых окнах, плеск волн в чёрных тоннелях, отмели битого стекла. Казалось, здесь Чума билась с Цивилизацией – и победила. Даже старьёвщики редко сюда заезжали и старались не ночевать на Хезеле.
Приводнившись на гондолы-поплавки, экраноплан медленно шёл вдоль череды сооружений, высоких и изломанных, похожих на тёмные скелеты гигантов, умерших стоя. Небо затягивали облака; из провалов между руинами выползала тьма.
– Говорят, – промолвил Фур, вышедший на крыло вслед за Сотерелем, – подземные ходы отсюда шли до Гамбурга и Гельголанда. Их рыли гигроботы. Они так и сдохли в тоннелях, или копали, пока не погаснет реактор. Как черви.
– Да, на дне много всего. – Сотерель тщательно оглядывал нагромождение развалин, за которым виднелись уродливые бастионы Хезеля. – Направо!
При высадке заказ стал шевелиться, водить головой; лицо его кривилось, губы вздрагивали, взгляд бессмысленно плавал.
– Что… Вы…
Его бегом перенесли к входу в здание. Второй заказчик сохранял инкогнито – товар для него складывали в камере, откуда коридор вёл к нижним этажам, и закрывали наружную дверь.
Когда заказ очнулся, железные створки уже сомкнулись, щеколда опустилась. Из коридора, издали, доносились частые шажки, словно по мелкой воде шлёпали маленькие человечки. Что-то тёрлось и скреблось о потолок и стены. Заказ едва успел осмыслить, что вместо кисти у него – культя в бинтах.
Звуки из-за двери доносились глухо, слабо, но достаточно, чтобы Фур перекрестился.
– Ясно, почему старьёвщики тут не задерживаются. Плохое место. Есть ходы из Еврозоны, по ним лазят мигранты… Может, второй заказчик – басурман?
– Нам-то что? – пожал плечами Сотерель.
Выждав, пока стихнут крики и возня, бригадир зашёл, вынес пачки дойчмарок в банковской упаковке и поделил деньги между работниками.
* * *
Похищение у автостоянки всколыхнуло, возмутило Ганновер, а следом всю Германию. Живая Сеть, Единая Сеть и ТВ плодили версии, либералы обвиняли «лапчатых» и наоборот. В храме Агнца (какая же земельная столица без овечьей церкви?!) служили по невинно убиенной овце Божией и её нерождённому младенцу, католическая церковь осудила акт насилия, на месте трагедии лежали живые цветы и горели свечи, а судебный врач в морге изучал труп Перужди. Явление скучных молчаливых лиц в штатском произошло как-то незаметно.
– Позвольте ваши документы, – строго потребовал охранник центра судебной медицины. – Спасибо. – Он вложил карточки в сканер. Вспыхнула красная строка: «Допуск уровня 001-F».
Штази интересуется убитыми овечками?.. Он запросил расшифровку уровня 001-F. «Расшифровка для Вас запрещена». Да кто они такие?!..
– Проходите.
Молчаливые в штатском пропустили вперёд насупленную девчонку – едва ли совершеннолетнюю, – одетую в стиле «я ворона», в чёрной лохматой причёске, с кольцами в носу, в бровях, в ушах. Она цыкнула на охранника и нехорошо рассмеялась.
В морг девчонка зашла со скучающим видом, скосилась на внутренности и плод, вынутые из Перуджи. Молчаливые отсекли судебного врача от рабочего места, кто-то дал ему листок на планшете:
– Прочтите и распишитесь о неразглашении.
Он сердито стал читать, поднял взгляд – и замер. Мрачная девчонка взяла инструменты, отделила кусок от плода и взяла его в рот. И стала жевать.
Врач торопливо подписался – десять лет каторги, лишение диплома, поражение в правах, психологическая обработка и «другие меры, предусмотренные Специальным Положением».
– Твоё мнение? – спросил девчонку молчаливый.
– Вроде, нету ни фига, – ответила та сварливо. – Заверните это мясо и тащите в Пасеку. Может, сгодится для сравнения. А от парня что-нибудь осталось? ношеные носки, бельё, образцы тканей, клон-резерв?..
– Мы конфискуем плод. Протокол об изъятии вам пришлют позже.
ДорОгой девочка-ворона грызла авторучку и ставила значки в отчёте для Пасеки. «Социальное или политическое значение ++», «Уровень развития +++», «Перспективность (предварительная оценка) ++++», «Криминальный критерий ???», «Личные враги +++», «Степень вражды (предварительная оценка, в %) 40-50».
«Тощища! Зря жрала ягнятину…»
Она состроила глазки молчаливому, сидевшему напротив. Он сдержанно улыбнулся: «Бесстыжая!»
* * *
Система Глиз 581, орбитальная база От-Иньян
Новости с Земли как громом всех ушибли. Под раскаты траурного марша на От-Иньяне разгорелась военная истерия с усилением боевых дежурств, расширением дальних вылетов и выходом фрегатов на патрулирование системы.
На неделю запретили все увеселения, закрыли Кошкин Дом, бары, игорный зал и ресторан при офицерском казино, а в столовых вычеркнули из меню пирожные.
Вертелись на пупе политпсихологи, зондируя, чем дышит раскалённый новостями контингент.
Иначе говоря, всё шло по плану Вирхова-Деева-Макартура – отцы-генералы с их политруками были готовы к вбросу фильма ужасов и теперь отыгрывали шоу «Мстить за Рио-де-Жанейро!» по полной программе. Включая повторный показ самых ярких картин и дайджестов «Только для военных».
– Зверьё! По-моему, эти паскуды развлекались, сбрасывая людей вниз. Целые поля трупов… в уме не помещается! Была страна – осталось море грязи. Сириан надо кре-ми-ро-вать! Без никаких, тотальный холокауст.
– После потери Сэра Пятого они струхнули. Побоятся повторить заход.
– Если это скоординированная акция, – скрежетал бледный Отто, – они обязательно попробуют атаковать колонии, как в девятьсот пятом или двадцать втором… Но в этот раз всё будет иначе. Мы не те, что прежде. Поджарим их по-бразильски.
– Половина фрегатов в рейдах, половина истребителей – жуть, какие силы мы двинули. На месте сириан я бы напал сейчас – база оголена, резерва чуть…
– Стуччи по теревяшке, Пухоф, – сдержанно молвил Тойво, устраиваясь в главном холле Красного луча перед бесплотным маревом вирт-экрана.
Заполыхали дрожащие кадры разорения Ла-Платы. Чьи-то последние съёмки…
Чёрный потолок неба, огненный ветер, вихрем жара сметающий города, кипящая стена потопа, частоколы молний, вырастающие из гремящей земли. Мятущийся ад моря, вздымающий волны к вершинам гор.
Пространства разорванных тел под покровом испарений. Вертолёты, рассевающие облака дезинфицирующих средств. Медленные призраки в белых комбинезонах и каньоны братских могил, куда бульдозеры сталкивают груды мертвецов.
– Спектр чувств очень широк – от радости победы до глубокой скорби, от шока и паники до мужества и уверенности в общей силе землян. Военные готовы закрепить успех, усилить натиск и добить врага на его территории. Они требуют новых ассигнований, кораблей и солдат. Политики более сдержанны в своих оценках ситуации…
– Трусы, – выставил диагноз Отто.
– …и критические голоса общественных деятелей, которые видят случившееся с неожиданной позиции. К ним относится Франц Хонка, германский специалист по древней истории. Вот его категорическое мнение.
В прозрачной глубине возник сухощавый старикан с широким крепким костяком – гладко выбритое высокомерное лицо, узкий твёрдый рот, круглые очки в стальной оправе, голубой металлический взгляд.
– Полёт Сэра Пятого был актом очистительного мальтузианства. Нам следует ликовать, что у безобразно расплодившейся Бразилии наконец-то появились проблемы, она перестанет лезть в Европу и строить планы захвата Южного полушария. Вместо этого мы притворно скорбим и соблюдаем лживый траур с кукишем в кармане, еле подавляя злорадные ухмылки. К чему лицемерить, господа? Будем искренны! Что произошло с точки зрения природы? Немного удобрили долину Параны, где почва давно истощена. Сириане оказали нам благодеяние, а то бразильцы сеяли бы трупы где попало…
Холл громко, возмущённо загалдел; в экран стали швырять смятые обёртки, зажигалки и кому чего не жаль.
– Что за морду выпустили на Ти-Ви?! Глазам не верю!
– Это провокация!
– Пока мы тут – они там предателей разводят!
– И ведь родит земля таких скотов!.. Убил бы гадину!
– Кто это?!.. Вальтер, слышал? Какой-то Хонка… вот он, гляди!
Обер-лейтенант, свернувший в холл по пути с гемодиализа, хотел шмыгнуть обратно, но не успел – пришлось скоситься на экран. Кое-кто обернулся к нему, пробуя сравнить надменное лицо в очках с хмурой физиономией Вальтера.
– Он такое нёс!..
– Первый раз в жизни, чтоб кто-то выступил за сириан!
– Типа – надо было всех убить на удобрение. Тоже Хонка.
Вальтер брезгливо скривился:
– Не имею отношения. Однофамилец. Первый раз вижу.
Крамольный германец слинял с экрана, уступив место следующему сюжету. За Вальтером уже стоял чуть припоздавший Влад – они ходили вместе, даже если отдуваться предстояло одному; вот что значит привычка «ведущий-ведомый».
– Ты дашь мне пройти?.. Какой ещё Хонка, кроме тебя?
– А, Сокол, ты не застал! – Пухов замахал руками. – Его показывали. Плюрализм из Еврозоны! Седая собака, в совиных очках, хвалил сириан и так далее!
– Вот дерьмо! – изумился Влад. – В такие дни, такие разговорчики…
– Камрад, – Вальтер интимно зашипел, подталкивая Влада к выходу, – помнишь, ты сказал, что можешь оплатить мне разговор с Землёй? Десять минут. Ты не шутил?
– Какие шутки, мать моя! Я обещал, за мною не ржавеет.
– Прямо сегодня. Пока нас не послали на дежурство.
– Попробую. Но сам пойми – сейчас у прямой связи очередь горит…
– Ты кавалер двух Крылатых. Без очереди.
– Ну, идём. А почему такая спешка? Вроде, Германию не тронуло.
Хонка окончательно выпихал Влада в коридор, прикрыл дверь и огляделся. Никого вблизи. Тем не менее он шептал на грани слышимости.
– Тот человек, который выступал… о ком говорил Пухов…
– Мало ли подлого отродья! Не бери в голову.
– Это мой дед, – упавшим голосом выдавил Вальтер. – Только, пожалуйста – тссс!
– Э-э… – Пережив миг оглушения, Влад в неловкости замялся, как мыла съел. – Извини, я как-то не так о нём сказал… Нехорошо вышло.
– Главное, не рассказывай камрадам, – умолял Вальтер. – Большая семейная тайна… А что я могу сделать? Он мой родной человек… Меня подвергнут остракизму, объявят бойкот. Сейчас все так бескомпромиссно настроены!
Шагая к пункту прямой связи, немного растерянный Влад пошарил пальцем в телефоне, словил архив той передачи, которая всех разъярила, и внимательно прослушал. Вальтер наблюдал это и молча терзался.
– Но ты говорил: «Пацифист, гуманист, то да сё». А дед-то – голимый экстрим проповедует! Удобрять поля бразильцами… У нас таких в чёрную сотню берут.
– Не обольщайся, Влад. Любое впечатление о нём – обманчиво. Я иду с тобой и беспокоюсь: что-то он скажет на связи?.. Он может полностью обрушить твоё мнение. Могу я попросить? Начни: «Здравствуйте», и всё, дальше буду говорить я. И под конец: «До свидания». Иначе ты ввяжешься в дискуссию, вы поругаетесь, а я не смогу слово вставить. Я должен убедить его, чтобы он прекратил свои выходки…
– Зачем мне с ним ругаться? с гуманистом!
– Увидишь, – таинственно пообещал Вальтер. – Его гуманизм – надчеловеческий и внеморальный. Текущий момент дедушку не волнует, он в диапазоне «семь тысяч лет назад и полторы вперёд». Людей как вид не выделяет, мыслит биосферой, от дождевых червей до тех головастиков, в которых мы выродимся, причём предпочитает – дождевых червей!
– Крут! – почти с восторгом содрогнулся Влад. – А для чего он вылез на Ти-Ви? Сидел бы, рыл свою историю культуры… Обычно старое профессорьё в науке чахнет, как Кощей.
– О, камрад, ты жёстко ошибаешься! Они тщеславней звёзд эстрады, всюду лезут выступать и затевают скандалы. Его уже судили раз пятнадцать, штрафовали, он три месяца сидел в тюрьме…
– Знаешь, почему-то я не удивляюсь. Любопытно – за что?
– Пришёл на митинг либералов и… много чего сказал. Его потащили с трибуны, патриоты вступились, полиция всех избила, а дедушке вменили «подстрекательское выступление».
– Он ищет неприятности?
– Нет – считает своим долгом проявить гражданскую позицию! Поразительно, но она всегда идёт вразрез с концептом Лиги Наций и Совета Обороны… Его приглашают, чтобы оживить какое-нибудь скучное собрание, а он не отказывается. В прошлый раз оскорбил патриотов; хотели убить, но полиция выручила. Лучше б на парад любви сходил, старый перец!
– Как, он и с деликатами?..
– На дух не выносит, клеймит и срамит! Но им нравится, как он это делает.
Влад сел к терминалу прямой связи слегка очумевшим. Отступать он не привык, однако был чуточку смущён предстоящим контактом с непредсказуемым дедом. Что за тип? чего от него ждать?.. Может, Вальтер неспроста удрал от дедушки за шесть парсеков?
«Ладно; идём в лобовую, а дальше посмотрим».
Пока шло соединение, Вальтер ходил от стены к стене и порывался закурить, но всякий раз смирял себя и ограничивался тем, что щёлкал зажигалкой.
Наконец, луч пробился сквозь бездны пространства и высветил в экране кабинет с мебелью тёмного дерева, широкий старомодный стол и весёлого дедушку на фоне резной спинки кресла.
Поверх легли титры: «Это правительственное межсистемное соединение. Вас обеспечивает департамент связи Министерства обороны Великой России. Режим приватности ограничен. Внимание! Задержка сигнала – 4 секунды. Следите за таймером».
– Добрый день, герр Хонка. Я – капитан Ракитин с базы От-Иньян. С вами будет говорить обер-лейтенант Вальтер Хонка.
– Дедушка, здравствуй! – пылко вклинился Вальтер, сев на соседний стул. – Это мой командир, познакомься. Он был настолько любезен, что оплатил нашу беседу. Дедушка, я видел твоё интервью от второго февраля. Это ужасно, как можно было такое сказать! Я был вынужден отречься от родства с тобой, чтобы не стать изгоем среди камрадов. Ради бога, перестань выступать на эту тему! Ты ставишь меня в невыносимое положение.
Секунды тикали, нависла пауза задержки; старый Франц на другом конце Вселенной закивал с добрым видом, внимая пламенным словам внука.
– Очень рад слышать тебя, мой дорогой Вальтер! Судя по изображению, вы оба живы и здоровы. Видимо, сообщения о том, что в коло…
Засвистела глушилка, на месте рта Хонки-старшего появилось пятно цифрового размытия, а через экран наискось пролегла моргающая надпись: «ЦЕНЗУРА».
– …в порядке, у вас должна быть вспышка бряцанья оружием. Убеждён, что вас муштруют с удесятерённой силой, пачками гоняют в космос, не дают выспаться и орут, что нависла угроза. Сделайте выдох и не беспокойтесь. Всё, что могло, уже сгорело, хуже не станет, и ваша запоздавшая на две недели беготня никому не поможет. Суматоха уляжется, рутина вернётся. На Земле хорошо! Самое лучшее, что вы можете сделать – это подать в от…
«ЦЕНЗУРА».
– …найти себе милых девушек, жениться и жить в своё удовольствие. Что касается публичных выступлений, то я их продолжаю. Мне необходимо донести до людей мысль о том, что космическая армия – это могила всех бюджетов, война с сирианами лишена смысла, насквозь глупа, ведётся непрофессионально и по абсолютно ложному концепту, вы сражаетесь впустую, а ваши генералы озабочены лишь тем, чтобы получить как можно больше звё…
«ЦЕНЗУРА».
– …уйти на заслуженный отдых, писать лживые мемуары о вымышленных подвигах. Не скрою, милый Вальтер, что я цитирую по черновику своё ближайшее выступление. Завтра я…
– О, нет! – застонал Хонка-младший. – Только не это!
Но Влад, нагревавшийся по ходу излияний Хонки-старшего, уже достиг точки кипения. Плевок о «вымышленных подвигах» сорвал ему предохранитель. Вальтер с запозданием заметил, что командир глядит в экран – как бы сам Влад сказал, – «волковато».
– Герр профессор, при всём уважении к вашему возрасту и научному званию…
– Влад, я прошу, не надо!
– Надо. Я не позволю, чтобы всякий штатский, ни уха, ни рыла не смыслящий в военном деле, брался обсуждать войну, командующих и мою работу! Что вы понимаете о звёздах? Вы были в бою? видели сирианский строй в атаке? Занимайтесь, чем умеете, а к нам не суйтесь! Мы двести с хвостом лет жизни кладём, а вы под защитой разнежились – над вами не каплет! – и вот уже армия не нужна стала! Забыли, зачем она! Без нас – вас бы ковшом гребли, и в бункер, на корм сирианам!
– Влад, мы его не изменим. – На время паузы Вальтер увернул регулятор микрофона. – Он всегда так… дискутирует, чтобы завести собеседника. С ним надо осторожнее.
– Кто так заводит – тому заводной рукояткой по носу. Что он хотел, того добился. – Выговорившись на первый раз, Влад остывал. Его речь уносилась по растянувшейся между планетами и звёздами задержке.
– Благодарю за откровенность, капитан, – уже без улыбки, с лицом светлым и ясным ответствовал профессор. – Было бы интересно поговорить с вами, имея солидный запас времени, а не минуты с этими… пробелами. Возможно, у вас есть другие аргументы, кроме казарменных лозунгов и повышенного тона, чтобы объяснить мне – дилетанту, – почему война длится больше двух веков, а успехов нет, как нет, и конца не видно. И почему победа над Сэром Пятым – это победа, а не крах оборонительной системы, проморгавшей колоссаль? Короче говоря, я буду счастлив видеть вас у себя дома, в Пирне; приезжайте, как только сможете. Касаемо тебя, дорогой Вальтер, я не теряю надежд, что ты вернёшься завершить учёбу в университете и стать тем, кем должен быть. Приезжайте вместе! До встречи, друзья.
«Соединение закончено по команде с Земли. Вы использовали – 05 минут 17 секунд».
– Я чего-то не осмыслил, – пробурчал Влад, шевеля мозгами. – Я его выругал или не выругал? Куда он нас зовёт?
– В Пирну. У него прекрасный дом, есть спальни для гостей.
– Но после того, что я…
– Значит, ты заинтересовал его. Он хочет продолжить дискуссию. Готовься! – Хотя Вальтер выглядел мрачно, лицо и осанка его выражали сдержанную гордость.
– В смысле?
– Ему может взбрести в голову что угодно. История, политэкономия, философия… не знаю, по какой из дисциплин он станет тебя экзаменовать.
– Меня?! с какой стати?
– Чтобы выяснить, достоин ли ты настоящей, вдумчивой беседы.
– Ноги моей там не будет!
– Опасаешься?
– А вот на «слабО» брать не надо. Нарочно поеду – пусть и он готовится.
– Значит, будет жарко. Я знаю вас обоих и не питаю никаких иллюзий насчёт вашей мягкости.
Когда они покинули пункт связи и прошли полпути к Красному лучу, по От-Иньяну прозвучал голос станционного оповещения:
– ОБЩАЯ ТРЕВОГА. ВСЕМ ИСТРЕБИТЕЛЬНЫМ ЭСКАДРИЛЬЯМ ПЕРВОЙ СТЕПЕНИ ГОТОВНОСТИ – НАЧАТ ПРЕДСТАРТОВЫЙ ОТСЧЁТ. АТАКА ПРОТИВНИКА В СЕВЕРНОЙ ПОЛУСФЕРЕ СИСТЕМЫ ПРОТИВ ЭСКАДРИЛЬИ ТРИ ПОЛКА БИ КРЫЛА ЗАПАДА.
Не переглянувшись, не обменявшись даже словом, Влад и Вальтер рванули к своему эллингу. Сквозь ворота пронеслись в толпе бегущих пилотов. Шон уже надел скафандр и поспешно грузился в «Либру».
Вместе со шлемом Влад получил «зрение» всей телеметрической системы и активные сводки диспетчеров боя. Плохо дело. Против Запад-B-3 вышли два роя «синих линз» с примесью каких-то незнакомых острых машин. Отколов одно из звеньев, сириане добивали его, а три других звена американов сплотились и огрызались, выходя из охвата. Жёлтые облака и шлейфы – сбитые враги; их мало.
«Шестьдесят уродов! Это не дрейфер сбросил – это пришёл космоносец. То-то цензура старика срубила, когда он завёл про колонии!.. Значит, атакуют всюду, схема «девятьсот пятый год». Будет веселуха – и звезду на лоб!.. А тоже мне, сболтнул, как жаба в колодезь – «сражаетесь впустую»! Псюк старый, мозговня дурная, скажи это ещё раз!»
– Форс-режим, – приказал Влад Троице. – Филин?
– Синхронизация со мной, – отозвался майор. – Дэнсиро, отойдёшь от пачки первый. Я второй, Пух третий. Сокол, закрой им гроб справа сверху.
Красный и Синий лучи От-Иньяна на миг окутались едва заметной дымкой маневровых движков – армада вырвалась из пусковых камер.
* * *
Нижний Египет, 2781 год до н.э.
Город Хет-Ка-Пта 2 . Храм бога Птаха
Меру, сын свиньи! Пусть замрёт в ноздрях твоё дыханье жизни! Пусть твои кости растащат шакалы, пусть их дробят дубинами в Низовье, пусть голову твою откусит крокодил! Пусть стервятники клюют твои глаза и вырвут твой язык! Да не будет тебе погребения, сволочь отвратная!
Ты евнух! евнух! евнухом родился! Где тебе знать про мужское и женское? Сидел бы в своём городишке, ублажал своих божков! В столице без тебя жрецов довольно!.. Все вы там, на Уадж-Ур 3 , разбойники и свинопасы! Заявились: «Боги, примите голодранцев!» Приблуд – копьём и в море!..
Всё. Он меня похоронил. Я не стану богиней – ни в четвёртый день, ни даже в первый. Загонит в хор духов – избивать себя, рвать волосы. В танец печали пойду. А другая, а другая – в крыльях коршуна, с волшебным словом ляжет на него!..








