Текст книги "Битва за хрустальный гроб (СИ)"

Автор книги: Александр Белаш

Соавторы: Людмила Белаш
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц)

– Бяша, я очень злая, видишь? Там война, мой рыжун улетел с полным трюмом ракет, а пятеро американов уже коченеют в морозилке. И чёрт не знает, чем это закончится. Между тем… погляди на меня!.. между тем оба твоих…

– Какие «оба», что ты громоздишь?

– Не знаю, с кем теплей, но первый сделал тебе люкс, а второй пригнал робота с валентинкой. Оба живы. Объясни: чего колючки выпустила, как игольник с Голды? Где твоё стадное чувство?.. Швед вообще штатский, ему ничего не грозит. А Хонка под крылом у Сокола.

– Я нервничаю. Мне плохо. Не приставай ко мне, никто. Я хочу побыть одна, хоть полчаса. А здесь даже в сортире не запрёшься, вытурят. Я собиралась позвонить… да, одному из своих! почему для этого я должна тариться в подсобке?

– Отдёрни занавеску, – не оборачиваясь, попросил Эсташ, строчивший рапорт Мамочке. – Люблю, когда овцы шепчутся лицом к лицу, и большая прижимает маленькую к стенке.

– Таш, ты противоестественный.

– Вы там рядом с холодильником, достаньте новый лёд. – Гугуай сняла со лба страдающей овцы контейнер с полностью растаявшими кубиками для коктейлей.

– Он не вернётся… – безнадёжно, еле слышно всхлипывала Джи.

– Такая у них, блин, работа! Маха, перестать тискать Рому; иди почитай, что я тут навалял. По-моему, приемлемо.

Маха отвесила Эсташу тяжеленный подзатыльник (он только усмехнулся) и взяла бумагу.

– Давайте свет убавим. Уже второй час, воскресенье настало, а мы мучим Джи. Правда, лапочка? Я посижу с тобой, детка. Пусть они с Ташем толкуют… только бубните потише! Ром, и ты тоже. Твой шёпот в коридоре слышно. Ничего, всё пройдёт. Неделя траура, хоть передохнём немного. Любить надо жи-вых, ты поняла? жи-вых…

Вечер полетел насмарку, туда же метилась и ночь. Овечье стадо допекло Рому дальше некуда. Ей дружно и ясно давали понять, что своего жилья у неё нет – даже уголка! – приватности нет и не должно быть, а жить надо кучей, ничего не скрывая от тупорылых подруг. Осталось выйти в коридор и там, в сонной пустоте и полутьме отбоя, подперев собой стену, достать телефон и плакаться Ему, кому единственному можно что-нибудь доверить.

– Ты спал?.. Нет? а что ты делал?.. тоже аврал на планете? А у нас сплошные слёзы. Джи на одного запАла… так, по молодости. Он из боя не вернулся. Да. Меня достали. Не знаю, где спрятаться. Сейчас в каюте собрались, целый генштаб. Спать хочу, сны смотреть. Сны про тебя… После траура приедешь, а? Я соскучилась… Я совсем одна… Ну, всякие. Здорово, опять старые сны вернулись, и такие… Не расскажу. Ладно. Ага, эротические. Про первый раз. Это у овец святое, ты не понимаешь. А мне ни капельки не стыдно. Почему с бараном? С баранчиком каждая ярка сумеет, а с человеком почётно. Надо из кошары в самоволку убежать, в кино, на танцы… или в бар, и там снять человечка. Не-е, я была яловая, на инъекции. Выругали, наказали. Но во сне всё по-другому. О-о, помереть можно! С кем?.. ты его не знаешь. Один офицер. Вредный парень. Никогда бы не подумала, что так приснится. Но лучше наяву с тобой… Ты меня любишь? А как ты меня любишь? Мррр… Мяу, мяу, мяу. Знаешь, что я сейчас для тебя сделаю? Обними меня. Вот, я прижалась к тебе животом. Поцелуй меня за ушком. А теперь шею. Да-да! Именно так мне нравится. Гер, ты прелесть.

Вышел Эсташ, провёл по Роме взглядом и глубоко расчувствовался:

– Тссс, продолжай. У тебя такое лицо… словно ты раньше не пробовала.

– Извини, мы уже втроём. Тут один баран… ой, то есть козёл! Я не слишком тебя напрягла? Чао-чао, до свидания!

– Это бывает, – заметил Эсташ с пониманием. – Разрядка, всё такое. И на Земле теперь секес-бум, после Сэра Пятого. Натуральные наркотики из мозга, чтоб отвлечься. Они там быстро восстановят все потери. Так что ты зря остановилась. Может, продолжим у меня? Вино, конфеты. Ариес не в счёт.

– Козёл.

– Ладно; считай, что я не предлагал. Но заводная овечка в войсках релаксации – это находка. Среди фригидных-то. Цени себя.

В каюте Рома бросилась на койку и зарылась в подушку лицом.

«Может, я задохнусь и не проснусь!»

Вопреки ожиданиям, она скоро заснула – так и не раздевшись, – а во сне к ней пришёл вредный, неприятный офицер, от которого её бросало в жар и в холод, словно в первый раз.

* * *

Осмотрев «Вектор» перед порталом пусковой камеры, шеф ремонтников решил не заводить «росинку» в док, а чинить прямо в эллинге.

– Возни немного, герр обер-лейтенант. К двум часам «роса» будет как новенькая. В ночь поставим служак на поэтапную проверку. Сургут проследит, а утром – пробный вылет. Гут?

– Отлично. Пойду мыться, бриться…

«Боевая лихорадка, – без труда определил бывалый шеф. – Истребки сегодня славно потрудились… и камень на душе. Призраки насели; теперь пойдёт карусель, успевай трупы оттаскивать. Эх, война!..»

Уходя на Красный луч, Вальтер молча и крепко пожал руку Шону. Того у выхода из сектора ждала замкнутая, подчёркнуто серьёзная Нгуен Тхи Лан в неизменном брючном костюме. Вальтер успел краем глаза заметить, как вьет и вьетка обнялись без единого слова. Словно нашли друг друга после ста лет разлуки.

Механик Митря, исстрадавшийся от волнения, пока его Хонка (его собственный, личный Хонка!) прокачивал в космосе русское «безумство храбрых», теперь карабкался на присосках по корпусу «Вектора» и по локальной связи дистанционно ругал Сургута за недосмотр, пренебрежение, халатность и так далее.

– Ты бестолковая железина. Как должен быть кибер-дублёр? Он обязан смотреть за второй полусферой, пока пилот стреляет в первую. Ты должен охранять хозяина от попаданий с тыла. Ты пропустил пучок в корму справа!

Сургут, непоколебимо стоявший без дела на полу эллинга, отвечал Митре степенно и с достоинством:

– Согласно Правилам ведения космического боя между истребителями, утверждённым Приказом Министерства обороны…

– Закрой ларчик с приказами!

– …от седьмого марта три тысячи сорок…

– Почему тебя не отрядили в адъютанты? в референты? тексты набирать? Зачем ты упал на мою голову?!

– Степень должностной ответственности девушек, набирающих в Москве тексты приказов, гораздо выше, чем у кибер-дублёра истребителя. Опечатка в приказе может привести к разрушительным последствиям во всей сфере жизненных интересов СССР и Земли в целом.

– Ишь ты, как по бумажке чешет, – умилился механик Сокола, торчавший здесь во исполнение традиции «Один работает, семеро смотрят». – Митря! брось железного чихвостить, он не виноват. Трое против шестидесяти – поневоле луч-другой поймаешь. Сургут ещё из лучших, молодчина-кибер! Всего-то пучок пропустил… Вон, у Владислава Сергеича его Хват как ни вертелся, а четыре дырки получил, поскольку был на острие атаки. У Филина дублёр совсем накрылся. А вьет везунчик, вышел чистенький.

– С вожаком сближались? – спросил Сургута техник звена.

– Предположительно. Машина с отличительным знаком.

– Худо. Меченые аппараты – только у их асов. Какой-то волчина привёл свою стаю… Слей-ка знак на память, – техник протянул Сургуту телефон. – Надо знатоков поспрашивать, где этот значок замечен.

Сургут, не поворачивая головы, поднял тяжёлую руку; броня на предплечье с шипеньем раздвинулась, выпустив подвижный гибкий стебель, похожий на медную змейку. Извившись по воздуху, стебель вонзился в порт телефона.

– А ты говоришь. Нитку в иголку, не глядя, с двух метров.

– Не-е, какое! сантиметров семьдесят.

– Считай, сегодня выходной.

– Зато завтра одни построения. Сперва похороны, потом награды.

– Интересно, дадут Соколу третью Звезду?

– Скажут: «Рано». Пусть ещё десяток сириан нарежет, вот тогда…

– На Западе все в депре. Разговоры ходят: «Надо в рейды выпускать по полкрыла, усилив их фрегатами». Иначе, мол, небезопасно.

– ЧуднЫе! Где они видали, чтобы на войне всё было гладко и комфортно? Тут иногда убивают.

Сургут посматривал за Митрей и ремонтниками. Дело у тех спорилось, шло по регламенту, так что у робота опасений не возникло.

Наконец, зрители расползлись, всё сожжённое в отсеке заменили, установили новые броневые сегменты. Люди уходили; к вспомогательным киберам пришло пополнение для ночных работ. Сургут остался контролировать служак.

Осматривая стадо кибер-насекомых, сновавших по эллингу, он машинально считывал их перекличку между собой и с компьютером-диспетчером, который задавал режим проверки.

В целом картина выглядела гармонично, но часть команд и контактов шла кодировкой, отличавшейся от общепринятой. Сургут насчитал около пятидесяти киберов американского производства, оснащённых режущим или пробойным инструментом. Откуда эта международная помощь? Может быть, её запросил по телефону Митря? Механики порой одалживают друг другу служак – за пиво, сигареты.

«Их инструмент сейчас не может пригодится, – решительно определил Сургут. – Надо отправить их назад, к владельцу».

Пока он делал свои выводы, американские жуки врозь, но слаженно стали сближаться – и вовсе не к месту работы, а как бы создавая вокруг Сургута кольцевую зону.

Неуклонно сужавшуюся зону.

– Для группы типа Сквайр-Багс: переключение с внешнего управления на местное, – скомандовал Сургут, с большим сомнением оглядывая подходящих к нему служак. – Построиться в колонну по три у стены.

Никакого эффекта. Жуки топали с поднятыми в готовности инструментами. Особенно странно смотрелись стволы, заряженные термическими дюбелями. Их мощность Сургут знал по личному опыту; такими стволами сшивалась полудюймовая броня. Пилы, резаки и буровые системы тоже выглядели внушительно.

«Они не подчиняются, – осознал Сургут после третьей попытки. – Они окружают меня. Они готовятся к агрессивным действиям. Причина? Неясна. Варианты выбора: покинуть опасную зону? Нет».

Поведение американских служак было необъяснимо и угрожающе, но рядом находился «Вектор», открытый и легко доступный. Если сбежать, киберы без помех войдут в истребитель и перепортят всё, что смогут. Пока ещё их выловят из внутренностей корабля!..

«Варианты выбора: перейти к активной обороне? Да».

В это мгновение центр, управлявший Сквайр-Багсами, приказал жукам открыть огонь. Центр обоснованно предположил, что робот не подпустит киберов вплотную.

Но он упустил из виду, что термо-дюбели предназначены для стрельбы в упор.

И с выпускниками Брянского Машиностроительного центр явно не встречался.

Сургут перепрыгнул кольцо окружения; пара дюбелей успела вспыхнуть при касании, но корпус не прожгла; робот отделался несколькими вмятинами.

В прыжке у Сургута раскрылось правое бедро, рука схватила выдвинувшийся оттуда пистолет калибра РР14 («Только для роботов!»). Когда ступни ударились о пол, Сургут сразу начал стрелять и одновременно скомандовал служакам Митри, продолжавшим тупо заниматься своим делом:

– Отставить все текущие операции. Срочно разобрать все устройства типа Сквайр-Багс как подлежащие утилизации в качестве вторсырья.

Конечно, большинство митриных киберов будет уничтожено. Но они отвлекут нападающих.

– Срочно охрану в сектор Восток-Отдельная-Истребительная, первое звено, эллинг обер-лейтенанта Хонки. Повод – не уточнённая техническая проблема с агрессивным поведением посторонних кибер-механизмов.

Сургут бил одиночными. В первую очередь – служак со стволами. Пули РР14 не оставляли им шансов. Зато лезли другие, стремясь дотянуться до робота резаками и пилами. Этих Сургут пинал, отшвыривая их к стене и к борту «Вектора». Уцелевшие царапались лапками, возвращаясь в ходовой режим, и нападали снова, походя дырявя и кромсая служак Митри.

Тах! Та-тах! Взззжжжаууу! Искры взлетали струями, сцепившиеся киберы трещали, стрекотали, судорожно били лапками. Сквайр-Багсы метались, перезаряжая дюбельные обоймы, пытаясь укрыться от пуль Сургута. Цок-цок-цок-цок-цок – разбежавшись, жуки прыгали со щелчком, норовя всадить бур в колено брянскому гиганту, но удар носком ступни расшибал их в воздухе. Тык! расколотый корпус отлетает. Тах! Жук валится набок, плюясь искрами из дыры во лбу.

Сбоку подскочил другой, быстро полез по ноге, включил резак – ладонь смяла инструмент, пальцы выдрали из тельца голову; дохлый жук полетел в сторону.

Сургут стал топтать их, как клопов. Они хрустели и плющились. Когда он рассадил весь магазин, а стрелки Сквайр-Багс полегли, роботическая битва стала звуками напоминать работу в механическом цеху – скрип, жужжание, клацанье, визг пил по металлу, звяк, блямс, крык-крык-крык.

Митрины киберы облепляли американских агрессоров, сковывали путаницей лап их порывистые движения, выковыривали им глазки, отрывали антенны, отчленяли ножки, раздирали корпус – и бежали к контейнерам для вторсырья, роняя обрывки шлейфов и погнутые детальки.

При появлении охраны от иноземного кибер-воинства, загадочно прокравшегося в эллинг, остались в основном рожки да ножки. Пяток служак, встав зад к заду, отмахивался резаками, а митрины шли по стене, прыгали на них сверху, как ниндзя, и гибли, давая другим шанс наскочить и обездвижить. Покалеченные дёргались, поскрипывая и спотыкаясь на култышках, пищали и волокли по кругу выпавшие потроха.

– Да что тут творится? – обомлел командир охраны. – Ты чего их обижаешь? всех переманьячил!

– Официально, как условный член экипажа истребителя, – вежливо и непреклонно заявил поклёванный дюбелями Сургут (следы пил и резаков на нём тоже виднелись), – я рекомендую вызвать сюда сотрудников Особого отдела. Немедленно.

– По-моему, твой процессор полетел, – на свой манер прочёл картину прапорщик. – Мы разберёмся, а ты – шагом марш на проверку. Двое, проконтролировать его. Сколько хлама наколбасил!..

Сургут аккуратно вставил новый магазин и навёл ствол на старшего охранника.

– Товарищ прапорщик, я не достиг с вами взаимопонимания. В сложившихся условиях я не имею права допустить вас к месту происшествия, и вынужден сам соединиться с Особым отделом. Фрагменты киберов должны быть оставлены в их нынешнем положении до прихода особистов. Вы можете обеспечить внешнее охранение зоны моей ответственности.

Прапор чуть не лопнул от злости. Три закона Азимова как были, так и остались выдумкой, благим упованием, поэтому с боевыми роботами следовало обращаться крайне осторожно.

Особисты явились без промедления. Их шеф мигом нашёл общий язык с железным верзилой, а его парни, притащившие массу аппаратуры, тотчас занялись останками растерзанных служак.

Вальтера будить не стали (человек устал!), а бледного Митрю в эллинг не пустили – отвели в сторону и принялись вполголоса допрашивать.

Четверти часа не прошло, как эксперт-роботехник принёс своему шефу микромодуль, зажатый в пинцете, и увеличительный сканер:

– Товарищ майор, взгляните.

Старший особист внимательно всмотрелся. Между расположенными строгой прямоугольной решёткой нитями и блоками вскрытой схемы липко вилось что-то белёсое, похожее на корни, с бусинками узлов и торчащими усиками.

– Сделано в Америке.

– Или на Проционе, – вполголоса предположил майор.

* * *

Нижний Египет, 2781 год до н.э.

– За твоего Ка 2, Имхотеп! – возгласил Меру, подняв полную чашу. – Пей, пока не опьянеешь, и празднуй счастливый день!

Они пировали на верхнем этаже, в открытом на террасу прохладном и светлом покое, за столиком, уставленным изысканными яствами.

Для них распечатали кувшины с лучшим пивом и сладким вином страны Гошен, что на востоке Дельты; над ними чёрные рабы плавно и неслышно взмахивали опахалами; флейтистка играла, а прелестная хенеретет, всю одежду коей составляли поясок и ожерелье, танцевала, услаждая взоры двух жрецов своим изяществом и юностью.

–Сердце моё радуется. – Имхотеп, посвятив танцовщице внимательный короткий взгляд, перевёл глаза к проёму террасы.

За священной рощей и стеной оживлённо шумели многолюдные улицы Хет-Ка-Пта. Пестрели головы прохожих и носильщиков; погонщики вели ослов, навьюченных мешками и корзинами. Ветерок доносил до сотрапезников гул голосов, подобный жужжанию улья, далёкие звуки бубнов и свирелей. Белый город дышал речной прохладой, весельем и предвкушением грядущих празднеств.

– Я плыл из Ха-уара, – продолжил Имхотеп, – был в Пер-Бастете и Иуну, проехал весь Гошен, и всюду видел приготовления к торжеству. Это дивное и отрадное зрелище, мой дорогой Меру!.. Восточный рукав Хапи 3 пестрит грузовыми барками, всюду паруса, плеск вёсел и крики кормчих. Осирис и Хапи даровали небывало щедрый урожай – все будут сыты и пьяны, а закрома Великого Дома и храмов пополнятся запасами не на один год. Праздник запомнится на века…

–Здешний номарх, – улыбнулся Меру, – поклонился дому Птаха богатейшими дарами. Зерна, быков, вина и пива, что он передал храму – не счесть; также отвесил много серебра и золота. Просил же об одном – чтобы имя его и заслуги помянули в записях о празднествах.

–Доброе дело заслуживает награды. Я расскажу о нём царевичу.

–Здоров ли наш высочайший покровитель?

–Вполне. Джосер велел передать тебе привет и пожелания благополучия.

Меру приложил кончики пальцев ко лбу, к устам и к сердцу, принимая слова царевича.

– Он задумал нечто, достойное великого правителя, – продолжил Имхотеп с оттенком гордости. – Каждый день на трон будет восходить новый, временный царь из числа приближенных вельмож, а наутро его сменит следующий – и так до праздника, когда Джосер наденет корону Обеих Земель.

– Твой замысел? – тихо спросил Меру, склонившись к сотрапезнику.

– Я лишь скромный советник повелителя, – ответил Имхотеп с постным лицом, лукаво полуприкрыв глаза.

– Итак, взошедший на трон в Праздник Вечности…

– …станет Царём Вечности, и это звание останется за ним всегда.

– Да, день всех дней близок, и даже последние людишки жаждут сопричаститься вечному. – Меру едва заметным жестом велел убрать блюда. Могучий телохранитель, носитель серповидного меча на длинной рукояти, подал знак служанкам, и девушки в полупрозрачных одеждах беззвучно заскользили босиком, подобно лунным теням.

– Все, кому боги судили прожить сей день, заслужили это.

– Пока казначеи Птаха взвешивали серебро, номарх поведал мне – злодеи, осуждённые на смерть, молят отсрочить им казнь до дня праздника.

Имхотеп задумался.

– Ты почти везир Обеих Земель… – напомнил Меру. – В твоей власти распорядиться об этом. Они всё равно обречены, сидят в узилище. Что значат какие-то сто дней, если впереди – вечность?..

– Я окажу им милость именем царевича. Вели объявить осуждённым – пусть славят Ка Джосера.

Пришла пора поговорить о делах. Немой раб внёс кожаный ларец Имхотепа, охваченный лентой с печатями. Следом вошёл храмовый служка с цилиндрическим футляром, а за ним – мальчик, державший пеналы с кисточками, рисовальные угли и набор флаконов с чернилами.

Прежде, чем отпустить девиц, украшавших собой трапезу, Имхотеп поманил танцовщицу. Та подбежала с проворством птички, пылая лицом – чёрные глаза её были расширены от возбуждения и страха, грудь чуть вздрагивала в такт биению сердца. Хенеретет опустилась на колени и склонилась низко, простерев пальцы к сандалиям жреца; волосы её стекали по надплечьям на пол.

– Милое дитя. Что скажешь об ученицах Скорпиона, дорогой Меру?

–Выносливы, как медные гвозди. Послушны, как воск в пальцах. Шаг их точен, как удар сокола с неба.

–Сладки и нежны, как мёд и масло… – Хенеретет замерла от прикосновения Имхотепа. Затем об пол рядом с её лицом звонко ударилось кольцо серебра. – Ступай, девочка.

Она поцеловала взятое в щепоть кольцо и повела глазами, насыщаясь счастьем, которое, быть может, впредь не выпадет. Какие мужчины! Мудрость богов, власть царей – небо над их головами; сила мужей и молния любви – свет в их очах. О!.. вот бы время замерло, и наступила вечность!..

А ведь они такие разные! Имхотеп – высокий, широкоплечий и крепкий в кости, истинный гигант, с глазами тёмными, как винные ягоды; нос с горбинкой, черты плавны и массивны, будто лик и тело его – из гладкого камня. Меру же, в противоположность ему, гибок и тонок, как дикий кот в тростниках, и глаза – кошачьи, топазовые.

Кланяясь, девушка отступила к двери и выпорхнула из трапезной.

– Как обстоит дело с постройкой священной ладьи? – Меру сразу взялся за своё.

– Все части корпуса выпилены и оструганы в Ха-уара. Ты должен был получить с гонцом письмо от распорядителя верфи – вес деталей, палубы, надстроек…

– …и украшений; письмо получено, – перебил Меру. – Когда она будет собрана и доставлена?

– Я повелел – к двадцатому дню месяца Ипип. Палки для нерадивых уже заготовлены.

– Пусть поспешат во имя целости своих спин. Что касается носильщиков ладьи – готовы две команды нубийцев, здоровые парни, тренированные как солдаты. Пронесут и ладью из меди, если потребуется. Даже если треть их одновременно подвернёт ноги, ладья не шелохнётся на ходу.

– Как ты добился этого? – полюбопытствовал Имхотеп, разворачивая папирус с чертежом.

– Велел собрать носилки нужной длины и нагрузить камнем по весу ладьи. Сверху – чаша, почти полная. Плеснёт – всех пороть. Вот и маршируют, не дыша.

–Остроумно. Так, а это что за план квадратной баржи?..

– Её настил будет сценой в четвёртый день мистерий. – На лицо Меру легла тень заботы. – Баржа встанет на священном водоёме. Якоря, балласт, места для переодевания – всё предусмотрено… Я не вижу иного выхода, чтобы оградить лицедеев от толпы. До берега – двенадцать локтей воды, на мостках – надёжная стража.

Имхотеп согласно наклонил голову. В четвёртый день играют оплакивание Осириса и зачатие Гора. Последняя часть действа – самая волнующая; зрители впадают в умоисступление, а девушки и женщины рвутся к воплощённому Осирису. Тем более в Праздник Вечности!..

– Ты не продумал освещение, брат мой. Завершение – в ночи…

– Над этим и страдаю. Корзин с дровами надо много, но пламя колеблет воздух, отсвечивает в глаза; станет хуже видно. Простой люд разъярится, могут случиться беспорядки.

Имхотеп сочувственно посмотрел на Меру. Сын мореходов и пиратов, тот умело составлял планы сложных сооружений, но с чудесами света иногда терялся.

–Зеркала.

Меру внимательно прислушался, вглядываясь в благородный лик Имхотепа.

–Вогнутые зеркала из полированной меди. Они соберут свет, как чаши – воду, и направят его со всех сторон на сцену. Заодно уменьшится число корзин с дровами.

–Преклоняюсь перед твой мудростью, брат! – искренне восхитился Меру. – Не откажи мне в помощи – рассчитай размер и кривизну зеркал.

– Это мы перенесём на завтра – кропотливая работа. Кроме того, надо прочесть наставление медникам… Взгляни и ты на мой труд. – Имхотеп выложил большой лист.

–Поясни – для которого из рукавов Хапи эта плотина?

Глаза Имхотепа чуть похолодели, губы поджались.

– Это гробница Джосера.

– Чудовищно… – вырвалось у Меру; он мигом поправился: – Чудесно!

Имхотеп понял: в плане что-то не так. На Меру можно сердиться за его горячность, за дерзость – но в глупости молодого жреца Осириса не обвинишь. И чутья ему не занимать. Но будущий везир берёг в запасе главный аргумент.

–Царевич поручил составить план жилища его вечности. Это должно быть нечто, прежде не виданное. Но размеры гробничной платформы – а они, как видишь, огромные! – не столь важны. Я решил выстроить её из камня.

– Охо, охо! – От удивления Меру воздел руки. – План поистине царский! Что за длина! от одного конца гробницы вряд ли разглядишь другой конец… Сколько же камня и работников понадобится? какой глубины фундамент? Сколько лет займёт строительство?

– По царю и гробница! Вечному – вечное! – За нарочито громкими словами Имхотепа явно крылось, что смету он ещё не прорабатывал. Или опасался увидеть в итоге подсчётов громадные числа, непосильные казне Великого Дома.

– Позволь мне высказать соображение…

– Его и жду. Иначе бы зачем мне привозить сей план?

– Чтобы поразить будущее поколения, ты расположил гробницу вширь, – сложив ладони, что означало сосредоточенное раздумье, Меру заговорил спокойнее, уже без тени иронии. – А следует – ввысь.

– Царей не хоронят в подножии стелы или обелиска, – со сдерживаемым гневом возразил Имхотеп.

Вместо ответа Меру взял уголь и стал рисовать на чистом листе.

– Расположи платформы стопкой, одну на другую, и каждая верхняя меньше, чем нижняя. Сделай их, как гончарные круги. Срезав углы, ты затратишь меньше камня, а поднимать блоки – по насыпям. Именно высотою гробницы добьёшься величия!

– Нет, нет. – Имхотеп нетерпеливо вырвал у него уголь, досадуя, что мысль пришла в голову сыну береговых пиратов, а не ему самому. – Круглое выглядит, словно жильё полевой деревенщины! варварски! Только квадрат.

Затем рука его замерла.

– Твой план негоден, Меру. Столько камня, целая гора камней на малом месте – грунт не выдержит! Гробница треснет и накренится – выйдет не величие, а стыд на всю вечность.

В душе Меру пришлось согласиться с Имхотепом. Море поднимается; следом растёт уровень грунтовых вод, почва становиться непрочной для больших строений.

– Поэтому разумнее – обычная платформа. Вес распределится помалу…

– Старики рассказывали – на прародине, в Атланде, – медленно заговорил Меру, прищурив глаза-топазы, – стояла высокая статуя, с виду как бы золотая. Её блеск указывал путь морякам, а ночью в полой голове статуи жгли огонь, чтобы глаза горели. Думаю, то изваяние было тяжёлым…

– И что же?

– Статуя стояла на скале. Поставь гробницу не в долине Хапи, а поодаль, где твёрже грунт. Тогда опасаться не придётся.

– На краю Ливийской пустыни, – быстро молвил Имхотеп, подхватывая мысль. – На Западе, в стране смерти!

– Мне нечего добавить, – поклонился Меру, дав понять, что разговор исчерпан.

– Брат, твоё участие неоценимо. – Имхотеп дружески обнял его. – Зеркалами я лишь отчасти отплачу тебе за столь ценные находки!.. Но скажи – стопка гончарных кругов, ведь она не вдруг тебе явилась? Возвышенье из круглых ступеней – не египетская мысль…

– Иногда на ум приходят вещи, которых вовсе нет, – пожал плечами Меру. – У нас на берегу эти внезапные видения зовут «голосом крови». Мы вспоминаем то, что было с кем-то, где-то, давно… Когда номарх Западного рукава ввёл меня в храм Пер-Усира, и началось моё учение, я с изумлением узнал, что египтяне так же верят в возвращение души, как верили в Атланде, как вещают старики…

– Это истина богов. Для этого мы, племена Гора, делаем мумии и храним их в вечных жилищах, чтобы Ка питались, а Ба 4 возвращались в тела. Видимо, в тебе – Ба некоего предка.

– Вот только возродился он в иной земле, – печально усмехнулся Меру. – Когда-то я хотел пересечь море с востока на запад, пройти Каменные ворота… и увидеть на небосклоне зелёные горы Атланда. Но мне сказали: «Там ничего нет». Некуда возвращаться. Говорят, мои предки были последними, кто покинул тонущий остров…

– Не стремись пересечь воды Западного океана. Те, кто отправлялись туда, не вернулись обратно. Запад – смерть; такова правда, брат Меру! А зелёный цвет…

–Зелёный Осирис воскрес, собранный из четырнадцати частей, – негромко напомнил Меру, – и жив на Западе.

– Мы погружаемся в богословский спор, – спохватился Имхотеп. – Не лучше ль вернуться к видениям «голоса крови»? Близится вечер, там и ночь недалеко – самое время для бесед о призраках и духах, – но преславная Нейт охранит от кошмаров. Ливийцы западной Дельты свято чтут её – наверное, и выходцы с Атланда тоже?

– Нейт… – Меру отвёл глаза, пряча мимолётную улыбку. – От «голоса крови» она не спасёт. Он – хмельной сок наших жил. Впрочем, старики говорят: все впечатления и ощущения лишь кажутся реальными, на деле же они – череда снов!

– Не знаю, как ваш остров – надо в летописях посмотреть, – а вот Обе Земли ощутимо подтапливает, – сказал Имхотеп, убирая в ларец папирусы. – До разлива Хапи три месяца, а болота – сплошная жижа, живая грязь… Памятные записи свидетельствуют: так и должно быть, а всё равно неспокойно. Опять-таки, вихри Шу 5 случаются, даже людей уносят в воздух… давно такого не случалось.

– Вот как? – подивился Меру.

– Да; к востоку от Пер-Бастета пропал целый отряд пустынной стражи. Вихрь – и ничего, только лужи да разбросанные копья и щиты.

– Я о подобном не слыхивал. Штормовой нагон – бывает, стадо с берега слизнёт, людей смоет и хижины, но чтобы человека вихрем унесло…

– Сыны Шу неодолимы. Это колдовство богов, знамение дня Вечности. Воды неба и земли сближаются, почва сыреет, колодцы полнятся, и море наступает, как предсказано. Совершим празднество – и вихри возвратятся к Шу.

* * *

– …и молятся на полную Луну. – Нейт-ти-ти, рассказывая Шеш про свинопасов и пиратов, живущих близ устья Западного рукава, увлеклась и незаметно для себя перестала шельмовать Меру, а взамен начала пересказывать байки об этих подозрительных соседях, бытовавшие в Сау. Как-никак, от поселений свинарей до Сау всего три дня пути.

– Это по-людски, – заметила Шеш.

– А свиньи? – вмиг возразила Нейт-ти-ти. – Кто выдаст дочь за свинаря? С ними никто не роднится.

– Всему свой день. – Шеш подмигнула. – В дни Осириса свининки навернём – можно!

– Одно в них хорошо – Луну любят, – признала Нейт-ти-ти за пиратами какое-то достоинство. – Их лунные песни и у нас поют, за красоту. «Пади, луч Луны…», и тому подобные. Но язык у них корявый, а ещё – они ШТАНЫ носят!

– Фу! – Шеш закраснелась от стыда, даже ладонями прикрылась.

– Его, наверно, в Пер-Усире долго отучали, – ядовито продолжала Нейт-ти-ти. – В юбках у них одни женщины ходят. Если их муж оденется как наш, его стыдят: «Обабился». Ещё с быком играют…

– Как это?

– Нагие бегают перед быком – девушки чуть младше нас, ребята, – дразнят его, через загривок прыгают…

– Так ведь рогом подденет!

На учебный двор вышел Меру, улыбающийся и опрятный, с тростью, которую Нейт-ти-ти сразу узнала. Лицо стало горячим, рот пересох, по коже щекотно забегали невидимые выпуклые муравьи.

«Лучше б… рогом поддел, чем издеваться!»

– Да, и копытами катает. Быки мелкие, как антилопы, скачут будто козы.

– Как там дальше про Луну? «Пади, луч…»

–Забыла. Что-то там: «Приди ко мне издалека по лунному лучу, чтоб я тобой пылала…»

– Ой, здорово! А вспомнишь всю?

«…чтоб днём и ночью о тебе одном я изнывала… Луна, Луна, скажи ему!»

– Ну, там всякое разное. Вроде, Луна помогает колдуньям. Тссс!

– Все слушают меня! – начал Меру, стоя на середине двора и помахивая тростью; позади него служка поставил скамью, а второй и третий стали складывать на неё маски богинь, вылепленные из папирусной толкушки с рыбьим клеем, с прорезями для рта и глаз, снаружи раскрашенные.

– Сегодня танцуем в масках. Столько, сколько положено на мистерии. По очереди.

Оказавшись в маске, закрывавшей голову как глухой шлем, а вдобавок и шею, Нейт-ти-ти слегка потерялась – где право, где лево. Давно в такой заглушке не плясала. Пока свыкалась и вертела непослушной головой с рогами Небесной Коровы и солнечным диском между ними, невольно сбилась с шага и нарушила рисунок танца. Тотчас трость Меру хлестнула её по икрам: