Текст книги "Завещатель"

Автор книги: Александр Лонс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 22 страниц)

Большие подкрашенные черной тушью глаза на белом лице, торчащие во все стороны волосы цвета вороньего крыла и черное облачение. Обычный человек может называть их сумасшедшими, сектантами или даже сатанистами, но сами они избрали для себя иное имя – готы. Это не древние племена, предки германцев. Это люди в черном. Они хотят всем показать, что чернота у них внутри и снаружи. Корни готической эстетики – в средневековье, в мрачных временах чумных эпидемий и кровавого разгула инквизиции. Именно оттуда современные готы позаимствовали таинственную бледность, черные одежды и малопонятное для остальных преклонение перед смертью.

Субкультура готов – это, прежде всего, мировоззрение, которое базируется на определенных жизненных принципах и имеет свои ключевые элементы: концентрированная энергия эмоций и философско-мистические тексты готической музыки. Эта субкультура охватывает все религии и их разновидности, она не имеет прямой привязки к вероисповеданию. Несмотря на этот факт, goth-культура имеет репутацию культуры сатанистов, извращенцев, людей, которые своей неприемлемой свободой несут погибель и разрушение – так думает о них узколобый обыватель. Готы активно используют культовые образы в песнях, религиозные украшения в одежде, но все это сатирическая издевка или просто fashion и к религии никакого отношения не имеющий. Готика напрямую связана с образом смерти, и даже сам вид готов напоминает о ней. Восприятие смерти – одна из характерных особенностей готического мировоззрения и один из признаков принадлежности к готам. Образ смерти крайне важен в готической эстетике и проходит через многие пласты готической культуры. Нормальное состояние для готов – аngst, «тоска» – достаточно всеобъемлющий термин, которым описывается обычное готическое состояние. Юмор у готов довольно специфичен это – сугубо черный юмор.

Готическая музыка родом из английского панка образца семидесятых. Не буду описывать, как происходило это рождение – этому посвящены километровые web-страницы faq’ов на gothic.ru, shadowplay.ru и им подобных сайтах. Скажу только, что все разнообразие готической музыки выкристаллизовалось из gothic rock.

Музыка. Мрачный звук. Ярко выраженный декадентский, депрессивный, романтичный и мрачный характер текстов. Многие коллективы используют horror-эстетику, женский вокал и drum-машины вместо живых ударных это – своеобразная визитка готик-музыки. На раннем этапе развития gothic-субкультуры готы и музыка были неразрывно связаны – готами тогда называли исключительно поклонников готических групп, и подобная ситуация продолжалась довольно долго. В настоящее время связь готов с музыкой несколько ослабла. Можно быть готом, но при этом не слушать готическую музыку.

Внешний вид. Gothic-культура это – не только прослушивание музыки или чтение готических романов, но и готический имидж. Для gothic-движения понятие «имиджевый» настолько же однозначно, насколько и «мрачный». Как выглядит гот? Мрачные цвета от головы до пят, черные волосы, обилие серебряных украшений и make-up холодных оттенков. В одежде очень популярны кожа, шелк, бархат. Иногда присутствуют элементы одежды эпохи Ренессанса и даже раннего средневековья. В Европе существует ряд марок производящих одежду для goth. Готы носят обувь фирм New Rock, Dr. Martens, Shellys, Doomer. Серебряные украшения – еще одна отличительная черта готического гардероба. Серьги, цепи, ожерелья, браслеты, кулоны, кольца… Как правило, все украшения несут в себе какую-либо символику: католические распятия, анки, пентакли, руны и фольклорные орнаменты. Один из goth-аксессуаров, часто заменяющий маke-up, это – черные солнцезащитные очки.

Татуировки и пирсинг – обычное явление у готов и несут явно выраженную агрессивную направленность. Иногда, у девушек или пассивных гомосексуалистов могут иметь нейтральный характер. Весьма характерны tribal tattoo.

Прическа. Как правило, волосы черные. Это могут быть длинные прямые волосы, или прическа средней длины, или короткие волосы, выбритые виски – еще одна отличительная черта готов. Никаких закономерностей нет.

Макияж и косметика. Бледные лица, подведенные черным глаза, темная или яркая губная помада – все в разной степени подходит для представителей обоих полов.

Речь спутана и малопонятна. Обычно сопровождается обильным, но однообразным употреблением слов, относимых лингвистами к категории матерных. Характерны сознательные искажения местоимений, сокращения длинных слов и использование чужого пола в качестве своего (вместо «я была в Интернете» – «мну был в нете»; «пшел нах» вместо сами понимаете чего, и так далее.)

Образование – от неполного среднего до высшего. Отсутствуют лица с ученой степенью, во всяком случае – мне таковые не известны. Возраст – тринадцать и выше. Чаще – от тринадцати до двадцати трех, однако бывают и засидевшиеся готы, с возрастом сильно больше двадцати пяти. Уровень интеллекта – средний или чуть выше среднего. Хотя встречаются отдельные представители с высоким IQ, которые весьма талантливы и выявляют хорошие способности в гуманитарных областях знания, а также разных сферах искусства и творчества. Фирменный готический аромат – масло пачули. Вот уже несколько лет готы тусуются в столице по вечерам на Чистых Прудах. Известно также, что эти готы питают особенную слабость к кладбищам и частенько совершают там прогулки. Причем в этом вопросе они очень требовательны, и абы какое кладбище им не подойдет. В Москве представители этого направления облюбовали Введенское кладбище.

А вообще, для того, чтобы стать готом, надо быть немного не в себе. Полностью нормальный человек, не просто не сможет быть готом, более того, он попытается максимально отторгнуть гота от себя. Потому, что готом надо просто быть. А если не гот, то никогда и не станешь им. Мне так кажется. Стать готом по заказу невозможно – можно сделаться лишь жалким подобием. Это как нельзя стать ведьмой. Ей надо просто быть и ничего больше.

52. Ольга

Ничего больше, кроме холода. И боли. Раскалывается на две половинки голова. На две маленьких половинки, как яблоко. Температура. Черта с два, я сегодня не смогу ничего понять.

Казнь философа. Последовательница. Прячется. Разрушенная церковь. Пробитая крыша. Пробитая черным деревом, без листьев.

Холод. Одеть что-нибудь теплое.

Кладбище. Страшно. Ужас. Животные. Деревья – живые. Сплетаются. Не дают пройти. Что-то на шее. Мешает бежать.

Наверное, все приходит к своему логическому завершению. И жизнь, и рассудок. Вокруг все мутнеет, и мысли теряются в одночасье.

Пустая квартира. Огромный белый диван, в углу – ваза с тростником и камышами, у открытого окна, из которого потоком набрасывается свет и веет прохладой. Я смотрю в окно, там – грязные от крови облака. Бросаюсь вниз. Не разбиваюсь, попадаю на пустырь. Пахнет сырой землей. Моросит. Слышу, как шумит небольшой ручей. Он юрко пробирается сквозь острые каменные системы. Наконец, стало чересчур тихо. Но тишина слишком подозрительна. Прозрачный ледяной ручей стал смешиваться с чем-то теплым темно-красного цвета. Иду вдоль ручья, который постепенно перерастает в быструю реку. Останавливаюсь. Вхожу в воду и погружаюсь на дно.

Слышен плач. Подбегаю к ней, хочу обнять и пожалеть. Поглаживаю ее по голове, но плач только усиливается, перерастает в крики. Подхожу ближе. Она оборачивается. Голова девушки разбита взрывом настолько, что лица не разобрать. Лишь безумный ужас в глазах и широко открытый рот. Вернее – кровавая пещера там, где должен быть рот. Я начинаю успокаивать девушку, но становится еще хуже. Это какой-то бесконечный сон, нет, не сон – кошмар! Я не могла! Это лишь очередное испытание. Нет! Все ложь! Я не могла!

Осторожно, кажется, рву нитку. Холод, идти согреть чай. Устала. Я от всего устала. Оттого, что можно быть одиноким в толпе, оттого, что даже если что-то получается, то это все равно не приносит должного удовлетворения. А чаще не получается так, как надо. Оттого, что вроде бы все есть, но нет радости в жизни. Разучилась смотреть на все по-новому, все приелось. Хотя – какова причина? Наверное, просто зажралась, раз думаю что нет ничего, когда есть все. Глупо ныть об этом. Ведь есть руки, есть ноги, есть родители и все что нужно. Живи и радуйся. А вот нет. Глупо? Глупо. Просто нет стимула. Когда-то я видела плакат: у приоткрытой двери сидит молодой парень, перетягивая себе вену жгутом. И надпись: «Наркомания – выход есть».

Анкх. Я же его потеряла. Нет, не тот. Подарили. Новый. Не мой. Что это? Двери? Они же не заперты.

Температура.

Этот тяжелый, мучительный бред. Как у Алисы в Стране чудес. Не проходит, вопреки ожиданиям…

53. Феликс

Вопреки ожиданиям, наша фирма не умерла. Ее руководство каким-то образом перешло к Сергею и нашему главбуху. Мне, честно говоря, было глубоко по фигу, кто теперь будет стоять у руля компании. Лишь бы были заказы и нам бы платили зарплату. И премии с бонусами. Как и предполагал, копии всех документов оказались в других компьютерах, данные не пропали после ареста шефского компа, и худо-бедно мы продолжали работать. Заказов стало меньше. Часть клиентов сделала ноги, и заключила договора с другими фирмами, часть – осталась с нами, но как-то подозрительно сузила каналы общения.

Как понял, расследование гибели нашего босса не слишком-то двигалось. Никого не арестовали, никого не посадили. Периодически нас по очереди трясли одними и теми же вопросами. Где был? Что делал? Кто может подтвердить? А где были другие? А кто был недоволен вашей фирмой? Ну, и примерно в том же духе.

После трагедии, все работники офиса спонтанно взяли за правила собираться в большом шефском кабинете и пить чай. Ну, естественно, обсуждали разные идеи. Кто, за что, почему, и как? В головах наших сотрудников роились самые разные предположения, одно фантастичнее другого.

Шефа устранили конкуренты.

Шефа убили наши же сотрудники, желая заменить его на кого-то другого. Или из сугубо личных соображений.

Шеф покончил жизнь самоубийством.

Хотели, но не смогли обворовать офис, ибо смерть наступила часов в одиннадцать – двенадцать ночи.

Шефа с кем-то перепутали и убили случайно.

Я же, реально, верил только в две первые гипотезы, как наиболее возможные. Пытался найти разгадку сам, но безуспешно – не хватало информации. Толком не знал, кто, как и чем у нас занимается, да и вообще редко когда покидал в рабочие часы свой кабинет. И мои аналитические способности, если таковые и были, давали сбой.

Кому в действительности принадлежала фирма, я так и не разгадал, поскольку вообще не знал, кто наши акционеры: формально у нас – ОАО. Как потом выяснилось, наш Дмитрич не обладал ни одной акцией. Но какие у кого пакеты акций, и кто владел контрольным пакетом, я так и не понял. Да и не хотел я этого знать, если уж совсем честно.

Помнится сразу после перестройки, то бишь после окончательного развала Союза Республик Свободных, началась у нас рыночная экономика. Экономика эта, как известно, была не столько рыночная, сколько базарная. Можно было все, чего не запрещено, а то, что запрещено, тоже можно, только втихую. Об этом, обо всем, написаны уже тонны макулатуры, и сейчас не время, да и не место обсуждать те веселые времена. Скажу только, что был не очень продолжительный период, когда вполне приличные деньги делались буквально из воздуха, притом, что старые законы (какие законы?) уже не действовали, а новые вроде бы и не нарушались.

В тот достославный период всякие коммерческие фирмы, и фирмы с не совсем ясным полем деятельности выползали как земляные червяки после летнего дождя. И вот мы, три старинных приятеля, тоже решили официально зарегистрировать свою «фирму». Мы тогда были очень молоды, нахальны и оптимистичны. Был взят готовый устав, такой обтекаемый, что подходил он к чему угодно, мой друг стал «президентом фирмы», его жена – «главным коммерческим директором», а ваш покорный слуга – «генеральным директором». Что делать – слаб человек! Еще мы привлекли к сотрудничеству профессионального бухгалтера, поскольку никто из вышеупомянутых главных и генеральных в финансовых вопросах ничего не смыслил. Таких фирм у нашей бухгалтерши значилось штук десять, поэтому она получала от нас от всех очень даже неплохую прибыль. Периодически, когда заканчивались установленные законом финансовые льготы, организация наша самоликвидировалась, генеральный директор становился президентом, президент – главным коммерческим директором, а последний – генеральным директором. Название менялось, и цикл повторялся.

Главным и единственным занятием нашей фирмы была перепродажа товаров с крупного оптового склада индивидуальным или мелкооптовым потребителям. Все перевозки осуществлялись на старых «Жигулях» моего друга. Мы перетаскивали коробки и упаковки, за что получали 100 % наличными. За вычетом стоимости бензина, взяток гаишникам и накладных расходов, получался вполне приличный доход. Налогов, естественно, никто никогда не платил, поскольку официально баланс у фирмы был нулевой.

Кончилось все довольно резко – пришли хорошо накачанные дяди с бритыми затылками, и наша фирма прекратила свой бизнес. Хорошо еще все закончилось мирно – без нарушения целостности кожных покровов и без физического воздействия на наши организмы. Мы тогда вполне справедливо решили, что здоровье дороже, а заработанных денег на жизнь вполне хватит. Пока.

Жизнь показала, что мы тогда были слишком оптимистичны в своих прогнозах.

Вскорости мой школьный друг развелся со своей женой, и уехал в Америку, а его бывшая супруга нашла какого-то толстого лысого итальянца и уехала с ним во Флоренцию. А я остался в Москве, благо наша фирма была вполне официально кому-то передана и никаких проблем в будущем не обещала.

Единственное что у меня осталось с тех пор полезного и ценного, это недоверие к властям любого уровня, циничное отношение к практической жизни и осторожность перед принятием важных решений.

Жизнь – игра. Почему-то сейчас мне кажется, что в шахматы – все время нужно просчитывать ходы. Что будет, если пойду так? А что если по-другому? Как пойдут они? А что сделаю тогда я? Кроме того, они постоянно пытаются «съесть» меня. Так или иначе, ход сделан. Спустя время увижу – был ли ход выигрышным для меня. Надейся на лучшее, а готовься к худшему, иначе неясная абсолютная тьма или туманная муть.

54. Ольга

Абсолютная тьма или неясная муть вокруг.

Я иду одна по темной мрачной улице холодного и мокрого ночного города. Резкий промозглый ветер приносил со стороны залива новые порции сырости и комья серых облаков. Мне тоскливо и одиноко. Сиротливо. Мне не хватает кого-то рядом. Я хочу, чтобы рядом был друг. Хочу прижаться, сказать, как сильно он мне сейчас нужен. А он бы улыбнулся мне в ответ. Он редко когда улыбался. Он бы сказал мне, что я ему тоже нужна, и мы всегда будем идти по жизни вместе, ведь мы теперь связаны клятвой. Да, мы поклялись, что никогда не сделаем друг другу зла. И теперь наши души всегда будут вместе. Должны были быть вместе. Или теперь нет? И клятвы уже может не быть?

А еще у меня потребность в цветном геле от кашля. А еще в гигантской сумме евро: хочу стать-таки первой в нашем районе олигархичкой-рантьершей. А еще я желаю жить вечно, ведь в мире столько всего интересного.

Я бреду, растворяясь в ночной тиши. Я – одинокий путник. Путница. Да, мне сиротливо, одиноко до слез, до боли в рассудке. Мне хотелось звать, кричать, реветь. Набираю в легкие воздух, и с моих губ срывается твое имя. Имя, которое я повторяю, засыпая и открыв глаза, повторяю новым утром. Имя, которое заставляет меня трепетать, любить и ненавидеть. Имя, которое возносит до небес и затаптывает в самую грязь…

И вот, я стою посреди бескрайней земли и зову тебя. Пасмурное небо, насмешливо, создает из серых туч твой образ. Пусто. Боже, как же серо и бессодержательно стало в этом ненавистном мне городе! Я бессильно подворачиваю колени и падаю на землю. Шальные руки вонзились во влажную землю. Запах сырой земли ударяет в нос…

55. Феликс

Запах сырой земли ударяет в нос только осенью, когда еще не настали холода, но осенние ароматы прервались с наступившими ночными заморозками, ветреными днями и выпавшим вдруг первым снегом. Понимаю, что писать о московской погоде – дело неблагодарное. Это все равно, что про ураган в Америке или про техногенную катастрофу в электрических сетях. Но, как это обычно называется, не могу молчать.

Погода уже не радовала. Зима, как всегда, началась для нас неожиданно и резко. Но – по календарю! Красиво – белый снег и почти белое небо? А между ними слегка черной и серой грязи? Зимний пейзаж.

Я ненавижу зиму. Зима это – зло! Зима это – время впадения в спячку. Спать хочу! А меня заставляют работать. Жизнь заставляет. Декабрь – самое интенсивное время в году, а хочу спать. Хожу сонный. Мне не хватает света и солнца. Мне нужно солнце! Не люблю длинных темных ночей. Меня угнетают эти черные дни, когда утро смыкается с вечером. Зима! Ненавижу зиму, люблю лето. Ну, в крайнем случае – позднюю весну и раннюю осень. Как приложения к лету. Лета мне, лета! Карету и безработу. Уйду летом в длительный загул – буду ничегонеделать, фигней страдать и заниматься всякими безобразиями.

Тем не менее – достает, блин! Скользко, сыро, снежная каша под ногами и мокрый снег лепит в рожу. Ну почему так сразу и так много? Снега в смысле? Нет, чтобы сначала подморозило, потом припорошило, а уж после… Троллейбусы встали на Нахимовском проспекте, и мне пришлось ехать на метро в объезд. Целый час потерял. В общем, плохо как-то. Хорошо только, что топят нормально. И дома, и на работе. А то бы совсем пропал.

Сегодня вообще день выдался для меня неудачный. Началось с того, что у моего правого ботинка распоролся шов. И не ботинки-то не старые вроде – недавно покупал, а вот на тебе! Шов разошелся на протяжении сантиметров десяти, видимо еще вчера, и просто этого тогда не заметил, а обратил внимание только сегодня утром, когда надевал. Пришлось вытаскивать предыдущие, прошлогодние, оставленные на всякий случай, такие же «по формату», но со стертыми каблуками. От этого они скользкие, и ходить в них стало уже неудобно.

Диалог онлайн: Iron_Avrora – Felix_98

Iron_Avrora: Привет. Ты давно не говорил с Ольгой?

Felix_98: Привет Ларис. Давно не говорил. Она мне не отвечает:(

Iron_Avrora: Она теперь никому не отвечает.

Felix_98: Почему?

Iron_Avrora: Она в больнице. Ты что, разве не знал?

Felix_98: Откуда? Что с ней?

Iron_Avrora: Что-то с кровью. Что-то очень нехорошее. Она на Советской лежит:(((

Felix_98: На Советской это – что?

Iron_Avrora: Это Институт переливания крови.

Felix_98: Давно?

Iron_Avrora: Давно. Слушай, ты бы сходил к ней что ли, а? После твоей молниеносной поездки к нам она только о тебе и говорила. Почти до самой больницы. Все уши нам прожужжала. Не знаю, что у вас там произошло, но она вдруг стала замкнутой и нервной. А потом ее положили…:(

Felix_98: Так что с ней?

Iron_Avrora: же тебе уже сказала – не знаю! Сначала думали, что просто ангина, а потом…

Felix_98: Ты у нее была?

Iron_Avrora: Была вчера. Приезжай, посмотри сам.

Felix_98: И как она?

Iron_Avrora: Хреново она. Плохо ей, и выглядит просто ужасно:(((

Felix_98: У меня работа…

Iron_Avrora: Поезжай в выходной. Ты ей нужен сейчас.

Felix_98: Это она тебя просила?..

Iron_Avrora: Нет! Это я сама. Даже не думай, она ничего не знает. И не говори ей, что это я тебя просила. Мы последний раз тебя даже не упоминали. Но ты ей нужен, я это чувствую. Просто поговори с ней, и все. Только заранее с врачом договорись, поэтому запиши телефоны ее лечащего врача– +7 911 965 98 31 это – мобильный в Петербурге, а рабочий городской – 274 56 16. Код города не забудь.

Конец диалога

Один билет взять легко, даже в день отъезда. Вот.

Я снова в Питере. Прежде чем идти в эту клинику, решил пройтись по старому городу. Он всегда действовал на меня успокаивающе.

Иду по осеннему Петербургу. По центру города. Очень люблю старые каменные питерские дома со странными барельефами, знаками и символами на стенах. Кощунственно реставрировать дома на питерских проспектах бульварах и улицах, они приобретают слишком четкие очертания. То, что разрушено, делится на то, что нужно ремонтировать и на то, что не стоит, ибо так оно выглядит гораздо лучше и несет в себе больше информации. Если стереть древнюю пыль, отреставрировать снаружи дома и переиздать книги – из них исчезнет пошлое и уйдет время.

Иду по старому Питеру. Тишина покой и свежий снег под ногами. И хотя здесь кого-то убили вчера, а кого-то убьют завтра – к вящему ужасу обывателей в уютных креслах – не найти в мире лучшего места для альбома по истории архитектуры и дискуссии о сущности мировых религий. И это несмотря на то, что встречные прохожие – не нестоящие люди, а на соседней улице готовится война во имя какого-то другого бога, а в парке, где прогуливался час назад, ночью соберутся язычники или сатанисты. Что в этих черных мешках за деревьями бульвара? Отрубленные головы или кочаны белой капусты?

Низкое северное солнце играет на окнах и стенах старых домов, опутанных сеткой проводов Интернета. Кажется, здесь мир достиг предельной концентрации, еще немного – и вся эта плавильная печь разлетится к чертям собачьим, разбрасывая вокруг осколки архитектуры и ошметки человеческого материала, и тогда сам Создатель предстанет перед всем миром в одном своем истинном лице, но уже некому будет возрадоваться и возликовать.

Я трясусь в переполненном метро, потом в неторопливом питерском трамвае, размышляю об этимологии слов и о бездомности среди домов. И судорожно силюсь придумать что-то новое, исторгая из себя сплошным потоком бессильные перед неизбежным слова. Растрачиваю свое невосполнимое время на бессмысленные действия, раздариваю окружающим части своей души и трачу жизнь на дурацкие попытки зачем-то оставить о себе хоть какую-то память.

Иду по старому Петербургу. По центру города. Моя цель – Вторая Советская улица, дом шестнадцать. Российский НИИ гематологии и трансфузиологии. Или, по-русски – Институт переливания крови.

– Не утомляйте ее, – сказала мне врач, – она очень слаба.

– Ваш прогноз?

– Неблагоприятный. Уже третья химиотерапия. Последний раз, когда нам пришлось увеличить дозу лекарств, основные показатели крови начали стремительно падать. Мы были вынуждены снять препараты. Сейчас она под капельницей – вводим комплекс для поддержания жизнедеятельности организма.

– Сколько?..

– Неделя. Две это – максимум. Если произойдет чудо – то месяц. Но чудес не бывает. Проходите, только недолго.

То, что я там увидел, не поддавалось никакому описанию. Ольга стала другой. В лице не было ни кровинки, губы сделались серыми, глаза запали и вокруг них возникли глубокие тени. Кожа обтягивала череп, а руки настолько исхудали, что лежали бессильными плетьми. К левой руке пластырем была прикреплена трубочка капельницы. Вторая трубочка была вшита куда-то около ключицы, а место подключения промазано зеленкой. Даже некогда пышные мягкие волнистые рыжие волосы, так восхищавшие меня своим блеском и медным цветом исчезли – ее голову закрывала лишь черная банданка. От былой красоты осталась только бледная тень в моей памяти.

– Оль, привет! – старался придать голосу веселость и оптимизм, – ну, ты как?

– Ты видишь, как я… – она, казалось, совсем не удивилось моему приходу. – Что молчишь? Только не ври мне! У тебя все мысли в твоих глазах. Ты испугался, когда меня увидел.

Во мне возникло ощущение дежа вю. Что-то похожее уже было. Со мной? Или с кем-то другим? Или не было?

– Я хотел сказать…

– Не надо ничего говорить! Волосы выпали… Я и так про себя все знаю, и мне не нужны твои слова.

– Держись, ты же можешь, я знаю. Ты – сильная.

– Нет, я уже устала. От пустых слов, от бесконечного вранья, от лекарств, от этих нескончаемых процедур, от боли от всего… Я уже смирилась – все-таки я прожила интересную жизнь, хоть и короткую. Ты знаешь, я иногда утрачиваю ясность мысли, а временами теряю сознание и впадаю в какую-то вязкую муть. Может это и хорошо? Скорее бы все это кончилось. Я измучилась, Феликс, я так больше уже не могу…

Ее лицо сморщилось, и она беззвучно заплакала.

– Хочешь, расскажу тебе сказку? Ты раньше любила слушать мои сказки.

Она едва заметно кивнула, а я начал рассказывать. Рассказывал я недолго, и сюжет с удивительной легкостью рождался и развивался по ходу моего рассказа. Я увлекся сам, но сказка тем и отличается от реальной истории, что имеет вполне оформленное окончание.

Моя сказка закончилась.