Текст книги "Завещатель"

Автор книги: Александр Лонс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 22 страниц)

39. Феликс

– …я просто дала им на лапу, – закончила Ольга свои объяснения.

– А сколько я стою по их расценкам? – спросил я в тайной надежде, что не слишком много.

Ведьмы были почти всегда, с незапамятных времен. Есть они и сейчас. Одна из них идет справа и рассказывает, как ей удалось вытянуть меня из ментовского обезьянника.

– Не так уж и много, – подтвердила она мои тайные мысли. – Но кое-что все-таки стоишь!

– Ну, а если конкретнее?

«Почему анекдоты есть про все, кроме ведьм? – думал я тогда. – Про всех есть, а про ведьм что-то не слышал!»

– Пять тысяч, – коротко пояснила она, а потом запрокинула голову и воззрилась на пустое серое небо.

– Рублей?

– Ну не долларов же, – Ольга чуть-чуть улыбнулась, – ты слишком высокого мнения о себе.

– Есть немного. Верну, – честно обещал я, и зачем-то ударил себя кулаком в грудь. Спина отозволась тупой надсадной болью – последствия милицейской дубинки.

– Да, уж, пожалуйста. А то совсем на бобах осталась, и до зарплаты еще дожить как-то надо.

– Вот, возьми сразу, а то можем забыть. Мы пешком пойдем?

– Да, пешком. Метро закрыто, транспорт не ходит, а такую ночь пропустить будет нечестно и неправильно.

– А туда тебя подвезли? А ты-то как быстро доехала.

– Я-то? – переспросила она.

– Ты-то! – и мы оба хором засмеялись, вспоминая комедию Гайдая.

– Какой-то мужик подвез, – кивнула она. – Так хотела остановить машину, что первый же частник согласился. Иногда у меня получается. Если чего-то очень хочу, то это случается. Ну, если это вообще может произойти. Но я не могу среди зимы сделать лето или из свинца – золото.

– А сейчас не можешь сделать?

– Ты о чем? – не поняла она. – Сделать что?

– Остановить какую-нибудь подходящую машину?

– А ты ее видишь? Подходящую? – Ольга демонстративно повела рукой. – Да и не хочу я. Пойдем пешком? Прогуляемся… Знаешь, в детстве я думала, что если наступить на трещины на асфальте, случится несчастье, а водитель крутит руль туда-сюда, чтобы машина ехала.

– А я тогда думал, что если наступить на иголку, то она вопьется, дойдет до самого сердца, и тогда умрешь, – пробормотал я, судорожно придумывая тему для долгого разговора: мы же только через дневники и общались и по и-мейлу иногда. – Да, а почему ты ментов не заговорила? – вдруг спросил я.

– Как это – заговорила?

– Ты же умеешь как-то влиять на людей.

– Умею иногда, – кивнула девушка. – Но на одного. А там их целая куча. И потом, когда нервничаю, то у меня плохо получается. Хотя… ментовский капитан взял же деньги. И тебя выпустил. – Она вдруг сменила тему. – Ты давно на дневниках?

– С осени, – признался я. – Не очень давно.

– А зачем тебе это нужно? Если не хочешь, не отвечай, но мне не совсем понятно. Правда.

– Я же уже говорил тебе. Или не говорил? Не помню. Так вот, я хочу стать писателем, хочу набить руку, отработать стиль… И потом. Просто очень интересно. Постоянно общаюсь с кучей разных людей, с новым народом, с теми, кто мне не так уж и приятен, и наоборот… Много необычных личностей. Где в реале таких найду? А тут – нет проблем. А вот… Странно. Надо у психологов спросить.

– Спроси, – почему-то недовольно буркнула она.

– Как-нибудь попробую. Вот смотри. Знакомлюсь с кем-то в чате, и мы так и остаемся знакомыми по Интернету. Теперь уже почти никогда не соглашаюсь встречаться. Потому, что подобные прецеденты уже были. Слышала про синдром аськи? Это типа когда двое знакомятся в Интернете по аське, по дневникам или по чату – без разницы. Общаются, а потом встречаются. И поговорить-то им уже не о чем. Вернее есть о чем, о многом можно бы поговорить, но разговор не клеится как-то и все потому, что привыкли общаться в Интернете и уже не воспринимают друг друга по-другому. Ведь когда пишешь в чате, эмоций собеседника не видно, да и не успеваешь сказать много слов, иначе долго писать будешь, вот и получается, что собеседник додумывает все за тебя. А когда в реале – то успеваешь сказать все, что хочешь. И появляются долгие паузы в разговоре из-за этого. В чате они уходят на написание и ожидание другого сообщения. А неловкость при разговоре? Короче, ничего путного не получается… Хотя…. Возможно, что это у меня так, или у народа моего возраста и постарше. Ведь в Интернете сижу не с рождения. А вот дети, которые с семи – десяти лет уже безвылазно сидят в чатах, возможно, для них это уже норма общения и у них уже подобных проблем при встречах никогда не возникает…

– Всяк возможно, – лаконично резюмировала она.

Нет, явно наш разговор затронул некую болезненную для нее тему, вот девушка и стала вдруг немногословной. Или я что-то важного не постигаю как всегда?

– Сумбурно объясняю, ты не понимаешь, – коряво попытался оправдаться я, чтобы еще что-то сказать.

– Я-то тебя отлично понимаю, – она немного помолчала, а потом добавила, – у самой также. А еще у меня бывают глюки, как, например, вчера. Самый натуральный глюк, иначе это не назовешь. Причем он у меня не в первый раз. Такой короткий миг, что невозможно его осознать, можно только вспомнить. Уже потом. Но, черт возьми, какой же это прекрасный миг! Мне представилось, что стою на балконе, на втором этаже. В большом городе – даже не знаю, в каком именно. В Городе, который никогда не видела раньше. Раннее утро. Может быть, лето, но, скорее всего, начало осени. Туман, моросящий дождь, шум машин. Перед глазами – кирпичная стена. И ветер гоняет обрывки бумаги по разбитому асфальту. Оказалась там всего на миг. Могу только сказать, что на самом деле со мной такого не происходило никогда в этой действительности. Может стоит в мой дайрик это написать, ты как думаешь?

– Напиши, это же твой дайрик. Вообще у тебя хороший стиль, мне нравится читать твои тексты.

– Спасибо, – лаконично поблагодарила она, а потом вдруг спросила: – Слушай, а разве у меня есть какой-то свой собственный стиль? Никогда бы не подусала.

– Есть конечно, и дневник у тебя хороший, а вот мой какой-то дурацкий. – В этот момент мне действительно почему-то захотелось стереть все свои интернетовские записи, а сам дневник удалить. – Наверное, уже больше не буду туда ничего добавлять.

– Будешь, – уверенно сообщила она. – Надо же куда-то сливать негатив? Надо. А чем еще могу помочь? Только чтением. Сочувствием еще. Как это говорят по телевизору? Оказать моральную поддержку!

– А что морально, и что аморально? – демагогично заявил я.

– Я, например, считаю моральным все то, что не доставляет проблем и неприятностей другим живым существам. – Она снова замолкает, и опять некоторое время смотрит на светлеющее небо, – Если от моих действий, кто-то пострадает, то это аморально. Если не страдает никто, а наоборот, кому-то лучше – это уже морально и нравственно. Думаю, что это правильно.

– Знаешь, всегда примерно так же считал, – признался я, покривив душой. – По поводу морали. С этим у меня никогда не было никаких проблем. Трудности в другом…

– У тебя есть какие-то проблемы? Могу чем-то помочь? Поделись.

– Спасибо, но – нет. Вообще-то не нужно было и упоминать о них. Случайно сорвалось. Понимаешь, мне от этого не станет проще жить. Это не тот случай, когда нужно кому-то выговориться, – замолкаю я на несколько секунд, смотрю вверх и разглядываю небо белой ночи, – а грузить тебя еще и моими проблемами не хочу. У тебя и своих предостаточно.

– Я справлюсь, – сказала она и сделала небольшую паузу. Потом моя спутница неожиданно сменила тему, – Вон видишь там ресторан? Это китайский. Мы там позавчера отмечали ДР моей подруги. Она тоже на дневниках. У нее ник – Айрон Аврора.

– А в миру? – настойчиво просил я.

– Лариса. А зачем тебе?

– Просто так. Хорошая у тебя подруга, как-то был у нее на дневнике. Она еще комментировала некоторые мои записи, помнишь? А ресторан дорогой?

– Как обычно. Но готовят там изумительно! Это чудо какое-то!

– У меня есть анекдот как раз на эту тему. Про ресторан. Оль, только не обижаться, договорились?

– Я? На тебя? – смеется она. – Давай твой анекдот.

– Так. Очень дорогой и стильный китайский ресторан. Посетитель подзывает официанта, и тот подходит – весь такой элегантный, лощеный и предупредительный. Посетитель: «Эта ваша осетрина совершенно несъедобна. Заберите ее и засуньте вашему шеф-повару в задницу»! Официант: «Желание клиента для нас закон. Но вашу просьбу выполнить не могу. Это – невозможно физически. К сожалению туда уже засунута утка по-пекински, омары и торт „Фантазия“».

– Фу, Феликс! Меня сейчас вырвет! Где ты эту гадость нарыл?!

– Спасибо. Я рад, – ехидно усмехнулся я.

– Так ты, нахал, еще и радуешься, когда меня тошнит! – при этом, она картинно топнула ножкой.

– Нет, – засмеялся я, – я радуюсь твоей реакции. Помнишь Семейку Аддамс? Настоящую, черно-белую?

– Смутно. Но, кажется, я поняла, о чем ты.

– Ты понимаешь меня, лучше, чем я себя!

– Понимаю, ага! – согласившись, кивнула она.

Каждый раз, когда приезжаю в Питер, мне кажется, что этот город больше Москвы. А вот народу и машин в нем меньше. На квадратный метр площади. И дышать легче, и воздух чище. В Москве я бы давно уже устал, а тут – хоть бы что! Коленка и побитая спина не в счет.

«Странная девушка, – думал тогда я. – Красивая и странная. Знакомы мы не так уж и давно, но встретились вообще только что, а такое ощущение, что знал ее всю жизнь. И это сходство! Оно вообще сводит меня с ума. Нет, про это лучше не думать, так просто-напросто полезней для душевного здоровья».

Мы машинально протянули друг другу руки, и дальше пошли уже молча. Мы тогда долго шли по сумеречному Питеру. Мы шли по городу белой ночью, взявшись за руки, как детки из детского сада. В какой-то неожиданный момент мы вдруг спонтанно поцеловались. Она была насколько красива и умна одновременно, что это, несомненно, делало ее еще больше уважаемой в моих глазах.

Тогда мне безумно захотелось ее, и она это сразу же поняла. И знала, что это знаю я. Вдруг я почувствовал, что во всем могу доверять ей и рассказываю ей абсолютно все. Я не знал тогда, что творилось в голове у нее, но помню, что происходило в башке у меня. Может быть, это и есть та краткосрочная любовь на один – два дня, которая очень быстро возникает и очень быстро заканчивается?

Что нас остановило в тот момент? Не знаю. Может быть, наличие в нашей памяти ее молодого человека который ей уже не подходит и которого она уже не любит? Или наличие обычного здравого смысла?

40. Ольга

Наличие обычного здравого смысла подсказывало, что все это я затеяла зря, и не раз потом пожалею о своей глупости. Но отступать было уже поздно. Большая часть пути осталась позади.

– Ты устал? – спросила я, когда заметила, что мой спутник стал едва заметно прихрамывать.

– Нет, просто еще в ментуре немного ударился коленом, вот оно и побаливает. Спина еще.

– Посидим? – предложила я.

– А где? – он завертел головой, озираясь в поисках лавочки.

– Да хоть тут, прямо на поребрике, – мы опустились на гранитный камень и сидели так рядышком, как два волнистых попугайчика на жердочке, – я привыкла ходить пешком по Центру. Когда не тороплюсь, то всегда иду своим ходом.

– А где ты обычно ходишь? – заинтересовался он. – Твои любимые места в Петербурге?

– Не знаю. У меня много любимых мест. Вот вчера вышла на Невском и пошла, куда глаза глядят. Почему-то так получилось, что прошла через площадь Искусств, поздоровалась со знакомыми готами, пошла мимо Спаса по Миллионной, надеясь выйти на Садовую. Но не удалось – для этого надо было еще пройти.

– Сейчас мы как раз туда и выйдем. Еще далеко?

– Уже нет, – призналась я. – Еще немного, вон и трамвайные пути уже видны. Знаешь, еду я, как-то на трамвае, никого особенно не трогаю, всецело погружен в себя любимого, как вдруг, на остановке вваливается шумная толпа школьников-старшеклассников. Все такие пестрые, продвинутые, с длинными чернеющими челками и всякими прибамбасами на пряжках ремня, болтающегося где-то низко под задницей. Но не суть. Суть в том, что эти странные создания в числе, приблизительно, полутора десятков штук, всецело овладели салоном автобуса и начали вести громкие речи о тотальном непонимании молодежных субкультур, об жестоких угнетениях от родителей, бесчеловечных преследованиях со стороны учителей и всех прочих насущных бедах, подстерегающих на каждом углу их молодые растущие организмы. А за окном город. На остановках стоят другие люди: панки в клеточку, металлисты в черной коже и разном там железе, готы в черном, редко разбавляемые какой-нибудь случайной штатской бабушкой. Куда ни плюнь – везде плюрализм личности и полная свобода самовыражения. Даже дома, заборы и прочие памятники культуры все уже до такой степени обсамовыражали цветными аэрозолями, что дальше уж и ехать некуда. И ладно бы талантливые и качественные граффити рисовали. Этот стрит-арт я и сама очень люблю. Так нет же, просто откровенные каракули или некрасиво исполненные призывы сексуально-генитального характера. А я сижу себе среди них всех, вся такая замечательная и думаю вот что. Это ж блин, повсеместно до такой степени развелось неформалов, что мы сами все давно уже маловыразительная серость да бесцветность, станем скоро угнетаемыми изгоями в своем родном городе. Будем прятаться по квартирам, работам да клубам анонимных кого-нибудь. А кругом неформалы всякие, и раз уж я не понимаю ни языка, на котором они говорят, ни моды, в которой они ходят, ни мысли, которые они испускают, то одна дорога: самой стать неформалкой и не выпадать из всеобщей культурной массы. Вставай, пора двигаться дальше.

Он мне не ответил, просто молча поднялся. Почему?

Мы пошли дальше. Улица Садовая. Всевозможные лавки, кафешки, магазины. В том числе, секс-шоп. Окно рядом с ним принадлежали уже другой фирме, но из-за непосредственного соседства все смотрелось, как единое целое. Рекламные надписи образовали дивное сочетание: «Интим-шоп. Заточка инструмента». Чтобы отвлечься от игривых мыслей, говорю:

– Какой же у нас красивый город, несмотря на нефомалов! Особенно вид с Троицкого моста на Стрелку Васьки, Дворцовую набережную и Петропавловку. Когда погружаешься в Петербург, чувствуешь себя его частью и не испытываешь всего этого одиночества.

В конце концов, мы свернули на небольшую улицу, выходящую потом к Литейному проспекту.

– Пришли? – выжидательно спросила я.

– Ты живешь в этом доме? – испуганно спросил он.

– Да, а что? – удивилась я. Интересно, спросит он или нет? – Чего испугался?

– Как здорово! Одна?

– Что – одна?

– Живешь одна?

– Я все ждала, когда ты это спросишь. Нет, с родителями.

– А как они отнесутся к моему приходу? – испугался Феликс уже по-настоящему. Ага, вот он, момент истины!

– А никак. Они сейчас в Хельсинки. Мы всегда жили в этом доме, сколько я себя помню. Всю мою жизнь.

– Красивый дом. И тут какие-то маски…

– Это – голова Горгоны. В этом доме раньше проживал один очень известный и очень интересный художник. Вон мемориальная доска. Хорошо, что мы сейчас приходим, а не уходим.

– Конечно, хорошо. А почему?

– Понимаешь, у меня, наверно, уже легкая паранойя. Постоянно кажется, что не закрыла входную дверь, не выключила электронагревательные приборы. Возможно, виновата реклама, которая призывает это делать? Но, я уже больна от этого. Все же решила обратиться к специалисту по восстановлению памяти, а то это уже, знаешь ли, начинает пугать.

– У меня тоже постоянно такая тема, – подтвердил он, слегка кивнув головой. – Все время такие мысли.

– Да? А мне тут столько всего порассказали о моем детстве, а я не помню ничего! Зато как будто вспоминаю то, чего со мной никогда не было. Не могло быть. Как куски фильма. Удивительно забавно.

– Это – ложная память. У меня тоже бывает.

«А ведь он сейчас соврал, – удивилась я. – Он не верит этим своим словам. Почему? Ведь он не сказал ничего такого особенного?»

– Пошли к врачу вместе? – говорю я вслух.

– Не, не пойду. И ты не ходи, а то столько нового про себя узнаешь, что лучше бы и не знать вовсе. Не люблю ходить по врачам, – сказал он, разглядывая мемориальную доску на нашем доме.

– Ладно уж, давай, заходи в парадную, потом посмотришь, никуда от тебя эта доска не денется…

Как мы вошли и как поднялись в квартиру, я почему-то уже плохо помню.

– Давай. Вот ванна, вымойся после своей милиции.

– Это не моя, а твоя милиция, – сердито пробурчал он. – Моя в Москве, и она меня там бережет.

– Ну, лан, не цепляйся ты. Вот халат, шлепки, фен, обсохнешь потом, а то простудишься еще. Шмотки свои мне отдашь, простираем. У нас финская машина, она быстро стирает и хорошо сушит – можно прям сразу и надевать. Можно и белье потом постирать.

– Можно сразу. Оно у меня черное. А…

– Мыло, шампуни вон там, на полочке, полотенце вот. Халат – на крючке. Ну, что еще? Я должна переодеться. А то этой милицией даже мои вещи уже пропахли. Свою одежку положи около двери, снаружи.

Пока Феликс копошился в ванной, я взяла его одежду, вынула из карманов все мелочи, сложила горкой, а шмотки засунула стираться. Он, кажется, мне нравится. Взрослый дядька. Старше меня лет на десять… Нет, на двенадцать. Ну и что? Вон моя подруга вышла замуж за мужика старше нее на тринадцать лет. И ничего, счастлива. Всяко бывает.

41. Феликс

Всякое бывает, но тогда я как-то вдруг утратил ощущение реальности. Когда все гигиенические процедуры остались позади, я высушил феном голову и облачился в халат, прошло, наверное, около часа.

– Что так долго-то? – удивленно спросила Ольга.

– Да вот, нога подвела. Коленкой ударился. И спина болит от ментовского дубья. Уже говорил тебе…

– Покажи… – Она посмотрела на мою коленку, что-то пробормотали и стала ее массировать рукам.

«Прямо как Олеся у Куприна» – подумал я, чувствуя, что боль уходит прямо на глазах.

– Пустяки, пройдет. Просто синяк. Покажи спину!

– Ну, я… – мямлил я, чувствуя себя крайне неловко.

– Давай, быстро. У меня сейчас рука легкая, помогу.

Я стянул халат и послушно лег на живот, ощутив прикосновения ее рук. Боль прошла, будто ее и не было.

– Ну, все, я пошла, не скучай тут…

Она так быстро юркнула в ванную, что даже не успел ничего сказать. От нечего делать, я стал ходить по квартире, рассматривая окружающий меня интерьер. На кухне работала стиральная машина, видимо перемалывая мою одежду, а на верхней крышке стирального агрегата маленькой кучкой лежали все мои мелочи. Из карманов. Две связки ключей, монетки, два жетона от метро, пульт от сигнализации моего «Фольксвагена», пара кредитных карточек, паспорт со вложенным в него просроченным билетом до Москвы, несколько купюр, мобильник… Пока я изучал свое имущество, послышался стук в дверь ванной.

– Я что, запер тебя? – удивился я.

– У меня только один халат. Передай мне.

Открылась узкая щель, и оттуда показалась ее ручка. Ручка делала хватательные движения. Я стянул с себя купальный халат, взял его за ворот и вложил прямо в эту руку. В то же мгновение и рука и халат исчезли, а дверь захлопнулась. После послышался звук запираемого шпингалета. Я сразу занервничал. Не люблю глупые ситуации. А что может быть глупее? Вполне взрослый тридцатитрехлетний мужик, абсолютно голый, стоит в чужой квартире. Ничего другого не придумав, зашел в ближайшую комнату. Тут явно была комната Ольги. Простая, но удобная обстановка помогла мне успокоиться. Какие только предметы не украшали интерьер! Крупные морские раковины, маски каких-то африканских шаманов, музыкальный центр, большая видеопанель, немалая подборка дисков. Однако, что меня очень порадовало, следов мужчины в этой комнате и в помине не было. Письменный стол, стопка конспектов, книги, настольная лампа, компьютер. Много плюшевых игрушек – девчонки их любят. И какая-то фотография в рамке, на которой Оля, запрокинув голову, заливисто смеется. Разобранная постель… Маленький мирок, хранящий ее тепло, ее интересы, ее мысли…

Я лег и накрылся одеялом. Ольга мылась долго, и я, кажется, сначала задремал, а потом и вовсе уснул.

Во сне я оказался в подъезде своего старого дома, где прошло мое детство. Я маленький – мне лет десять, не больше. Поднимаюсь по лестнице к лифту, а сзади меня догоняют. Оборачиваюсь – и вижу себя, только во всем черном. Уже знаю, что это – зло, и оно, это зло, не должно пройти дальше, и бью его самым нещадным образом, поскольку это – смертельная схватка, из которой можно выйти лишь одному. Я не умею убивать, просто избиваю его почти до смерти так жестоко, как только могу. И рыдаю – от жалости к самому себе, оттого, что уже и сам не выживаю в этой битве, убивая тем самым какую-то часть самого себя… Тут я слышу его последние слова – «Поклянись!»

– А!? – проснулся я, – ты чего?

– Прежде чем сделаем то, что мы собираемся, поклянись. – Ольга уже вылезла из ванной и стояла рядом в своем розовом махровом халатике.

– Как? – я проснулся уже окончательно. – Ты это о чем?

– Что, не умеешь? – удивилась она.

– Нет, не умею. Никогда не клялся.

– Да? Что, никому и никогда?

– Никогда и никому, – признался я.

– Тогда давай сюда руки! – голосом сержанта сверхсрочника скомандовала девушка.

– На, – я вытянул руки навстречу ей ладонями вниз, – так, что ли?

В тот момент я бы поклялся в чем угодно и кому угодно. Со мной вообще можно было сотворить любую глупость. Но ей я почему-то доверял, и не сомневался, что ничего плохого не будет.

– Пальцы растопырь! – она быстро просунула свои гибкие пальчики между моими пальцами и прижала свои ладони к моим. У нее оказались горячие и чуть влажные руки, необыкновенно мягкие и приятные. Потом она согнула свои пальцы. Мои ладони оказались как бы в двух капканчиках. Я в ответ сделал то же самое. – Повторяй за мной! Я, клянусь…

– Я, клянусь…

– Никогда и никак не влиять на твою судьбу…

– Никогда и никак не влиять на твою судьбу, – повторял я, как попугай.

– …никогда не делать тебе зла…

– Никогда не делать тебе зла.

– …если ты сама не нарушишь эту клятву!

– Если ты сама не нарушишь эту клятву.

– Все, теперь мы повязаны, и ты мне ничего не сделаешь плохого.

– Все, теперь мы повязаны, и ты мне ничего не сделаешь плохого, – послушно повторял я.

Ольга хихикнула.

– Уже не надо повторять, это просто я тебе сказала.

– Да? А что, я похож на того, кто может сделать тебе что-то плохое?

– Не сердись, но похож. У тебя бывает такой вид, как будто тебе наплевать на других людей, а взгляд твоих глаз иногда как у палача.

– Вот спасибо…

– Всегда пожалуйста. Так что?

– Я спать хочу, – кратко пояснил я.

– Ну, не дуйся ты!

– Я не дуюсь, – пытался я убедить себя и ее.

– Нет, дуешься, я вижу. Уже обиделся! Надулся, как мышь на крупу. Ладно, я сама!

И тут она молниеносно скинула свой халат, змейкой вползла под одеяло и прижалась ко мне всем телом…

«Интересно, что скажет мой шеф, когда приду после дня прогула? – почему-то не вовремя подумал я, – Может, позвонить ему? Анжелка, а как теперь быть с ней? Бедная моя Анжелка, я предал тебя самым постыдным образом. А ну их всех к черту. И работу, и шефа, и Анжелку заодно. Мне сейчас хорошо. Рядом со мной хорошая девушка, которая здесь и сейчас меня любит. И как любит! В эту минуту мне ничего больше не надо, и пропади оно все пропадом».

…А потом, минут через тридцать, наступило спокойное счастье, и еще была тишина и безмятежность.

Счастье это возможность реализовать свои желания. И в момент этой реализации человек счастлив, даже если знает, что счастье его крайне кратко и непродолжительно.

Довольно долго мы лежали, не говоря ни слова, и не делали ничего. Она первая прервала молчание.

– Ну? Почему вдруг стал такой тихий?

– Ты, по-моему, уснула, – сказал я. – И крепко спала, а я боялся разбудить. Тебе снился сон, да?

– Ага.

– Какой?

– Странный, как всегда. Сначала там была ненормальная лошадь, которая ест мандарины и причудливо выворачивает голову. А потом эти. Самые-самые. Те, с кем сложно. Они стряхивают слезинки с моего лица. Пальцем… Шутят и всегда говорят то, что думают. Чудесный сон. Действительно не хотела просыпаться. Знала, что тут, в реальности, все не так. Не так, потому что нет времени… Но сон греет. Изнутри. Знаешь, весь прошлый день я никуда из дома не выходила, сидела одна. Пыталась заняться полезными вещами. Включила компьютер, залезла в Итернет. Надолго меня, конечно, не хватило. Решила просто сидеть и отключиться от всего, было какое-то беспокойство, напряженность какая-то. Все вокруг будто исчезло, а я до ночи зависла в пространстве. Просто оставалось ждать, когда что-то или кто-то нарушит это мое состояние.

– А нарушил его я? – я постарался придать своему голосу слегка шутливое звучание.

– Да, ты. Первый раз тогда.

– Почему – первый? А когда был второй?

– Второй был сейчас. А тогда был первый. Сижу в тишине и темноте. Как же это странно – ничего не чувствовать, ни боль, ни злость, ни радость, ничего. И тут твой звонок!

– А сейчас?

– А сейчас мне так хорошо! И на душе почему-то спокойно, не знаю, сколько будет продолжаться такое чувство, но явно недолго. Потом будет плохо, я знаю. Но пока наслаждаюсь этим покоем, ведь он не так часто меня посещает. Не уходи, ладно? Нет, ничего не говори. Знаю, что прошу глупость, и тебе нужно уезжать. Тебе надо на работу, у тебя там дом. И, наверное, у тебя там кто-то есть. Какая-то другая женщина. Но хочу, чтобы сегодня было так, как будто ты никуда не уйдешь, а останешься со мной навсегда. Пусть это сказка, но я люблю сказки.

– Ты веришь в сказки?

– Нет, но хочу верить, и люблю сказки. Расскажи мне.

– Я не умею.

– Умеешь, не ври мне. Расскажи!

– Значит так. Давным-давно, в тридевятом царстве, в недалеком тоталитарном государстве жил-был один госчиновник. И все у него имелось: и необременительная должность при Администрации Государя, и доходы от взяток, и дочь – писаная красавица. Но вот испортилась у него дома канализация – дерьмом протекать стала. Позвонил он в службу сервиса и прислали ему сантехника – молодого парня, только что из ПТУ. Тогда дочка хозяина – красавица, подошла тихонько к сантехнику, интимно прижалась к нему грудью и шепнула на ухо: «Слушай меня, добрый молодец. Если мой батюшка будет вина заморские наливать – не пей. Деньги будет сулить – не бери. Место предлагать в Газпроме – не соглашайся. А проси у него только гвоздик ржавенький… С собой всегда носи, даже в бане и в постели с ним не расставайся – в трусики спрячь. И тогда счастье тебе будет, и удача во всем!» Офигел малость парнишка от такого совета, но так и сделал: как только починил сток унитаза, и от бутылки, и от денег отказался, и в Газпроме работать не захотел, а вот гвоздик у чиновника выпросил, положил в карман и ушел. А чиновник дочку обнял и говорит: «Молодец, Настенька! Здорово мы лузера этого провели!» …А через неделю пришла парню повестка из военкомата. Но на медкомиссии он рассказал эту историю, гвоздик из трусов вытащил, да и показал врачам… Те молча переглянулись, и было ему счастье!

– Какая же это сказка? – разочарованно рассмеялась Ольга. Это анекдот. Давай другую, эта не считается. Незачет тебе!

– Сейчас вспомню…

– Уже вспомнил, – не отставала она. – Я слушаю.

– Хорошо, сейчас попробую, слушай.