Текст книги "Завещатель"

Автор книги: Александр Лонс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 22 страниц)

32. Ольга

…Все-таки я люблю краситься. Успокаивает. А вы любите делать макияж? Лично я обожаю такое занятие! Когда мне плохо – начинаю краситься. Сейчас я уже не скучаю, и меня уже не глючит в пустой квартире. Но опять что-то произошло. Я не знаю, что мне делать. Матери позвонить? Нет. Сама разберусь. Самое тяжелое в этой жизни – это взять ответственность на себя. Не за выполнение пятилетки, и не за тех, кого мы приручили, нет, а за собственную жизнь. Решать чужие проблемы мы умеем – благо, делаем это каждый день, а вот свои…Нужно просто начать. Проснуться однажды утром, или остановиться в переходе метро, или еще как, и просто понять: за все в своей жизни ты отвечаешь сам. И принять обратную сторону: за жизнь другого человека, пусть даже самого близкого, отвечает лишь он сам. Это бывает больно и страшно, но после этого легче жить.

Вчера позвонил наш главный, и велел быть сегодня с самого утра. Мои вялые попытки отбояриться сославшись на учебу и обязательное присутствие на семинаре по профильному предмету ни к чему не привели. И вот я еду час-пик в переполненной маршрутке. Пару раз попадали в пробки. Тащились медленно, мне уже отзвонили по мобильнику, спрашивая, скоро ли я изволю появиться на рабочем месте. Чтобы как-то отвлечься, я совершенно бессознательно прислушивалась к разговору какого-то представительного дядьки со своим, видимо, сыном лет трех.

– Пап, а пап! А что такое прозелитизм?

– Где ты слов-то таких нахватался? – явно думая о чем-то своем, рассеянно отозвался папаша. Мужик смотрелся в общественной маршрутке как-то инородно и чужеродно, видимо привык путешествовать на своем личном транспорте.

– А вчера к нам в садик пришел такой смешной дедушка с бородой и в длинном черном платье. Как у мамы, только с рукавами. И крест у него был большой и снаружи! А подол у него в глине измазался, когда он вышел из своей машины и мимо лужи шел!

– Да? – папаша слегка оживился, – и что он сказал?

– Он много сказал. А еще он сказал, что прозелитизм – это прерогатива нетрадиционных для России конфессий. А что такое – прерогатива нетрадиционных конфессий?

– Кошмар какой, до чего дошло… – пробормотал себе под нос представительный мужик.

– Ну, пап!

– Помнишь, мы сказку Пушкина читали? «Сказка о Попе и его работнике Балде»? Это дядя в платье называется священник, или поп. Священник работает в церкви, он там главный. Он знает очень много трудных и непонятных слов, и за это ему платят деньги.

– Он гендиректор церкви?

– Ну, почти гендиректор. Так вот, прозелитизм – это когда поп одной церкви выходит к людям другой церкви, начиная рекламировать свою и критиковать конкурентную.

– Как ваш директор по рекламе и связям с общественностью, да?

– Ну, да, можно и так сказать…

Все весело засмеялись, только не я. Я никак не могла забыть свалившуюся на меня информацию. Прочитать бабушкин код неожиданно помог Феликс – тот самый витруальный знакомый. Он оказался компьютерщиком, и когда я прислала ему один столбик чисел из бабушкиных записей, он предположил, что это – книжный код. Первые три цифры – номер страницы, потом – номер строки, потом – номер буквы в строке. Еще он посоветовал брать только те книги, где больше шестисот страниц, поскольку в коде присутствовало число, начинающееся с шестерки. Не имея шифровальной книги ничего прочитать невозможно – все буквы могут быть разными.

Я тогда логично предположила, что ключом будет одна из бабушкиных книг. Все ее книги остались у нас в гостиной, в большом стеллаже во всю стену. Методом перебора, (а на это ушло много времени) я нашла шифровальную книгу. Сначала ничего не могла понять. Прочитала первое слово – «запись» – а дальше шла какая-то полная ахинея. Я не сразу сообразила, что пробелы и знаки препинания тоже нужно учитывать. Тогда все стало на свои места.

Для шифровки бабушка использовала первый том «Войны и мира». Сколько же труда она потратила, чтобы скрыть от случайного свидетеля свои записи, я даже представить себе не могла. Интересно, а мама прочитала это, или нет? Наверное, все-таки прочитала. Ни за что не поверью, чтобы моя мать, с ее головой, оставила без внимания загадку лежащую у нее под самым носом, в ее письменном столе. Скорее всего, она давно уже перевела этот текст, убедилась, что у нее не получается исполнение, и уничтожила перевод. Может, напрямую спросить ее об этом? Нет, не буду. Это – ее тайна, и пусть таковой останется. А я теперь справилась сама и уже надолго запомню сегодняшний день.

33. Феликс

Сегодняшний день начался с одного малоприятного события. Вхожу в метро и прикладываю, как водится, карточку к турникету. Загорается зеленый огонек, и преспокойно иду на автопилоте дальше, как меня прихлопывают ограничители, и играет известная всем музыка. В непонимании иду опять – ведь зеленый же был! И прохожу. Вдруг позади слышу жуткий мат. Поворачиваюсь и вижу злющее лицо какой-то тетки – прошел вместо нее. Но, несмотря на этот случай, на работу пришел все-таки раньше обычного.

Я не суеверен, но почему-то счел это дурным предзнаменованием.

У дверей Старого Дома, за турникетом, сидел наш новый охранник – Володя – слегка придурковатый парень, но вполне безобидный и даже, по сравнению со старым хрычом – отставником Гаврилычем, – в чем-то даже интеллигентный.

– Э, Феликс Михалыч, вас к генеральному просили, как придете, зайти.

«Вот оно! Начинается!» – с ненавистью подумал я.

– А зачем?

– Я-то почем знаю? Просили – передал.

– Спасибо Володя…

Выругавшись про себя, отправился в сторону приемной нашего гендиректора. Лилька сегодня почему-то отсутствовала. Без стука, отворив дверь шефского кабинета, я, на всякий случай, принял виноватый вид и поздоровался:

– Здравствуйте, Юрий Дмитрич.

– А, пришел? В Питер поедешь! – Вместо приветствия прям с порога, огорошил меня шеф, – вот деньги, бегом на вокзал, купишь на какой-нибудь сегодняшний поезд. Уж пара-то мест всегда должна быть. И – давай! Быстро! Одна нога здесь, а другая знаешь где?

– А зачем в Питер, Юрий Дмитрич? Да еще так срочно?

– Гóтов своих будешь снимать! Питерских! Там концерт одной музыкальной группы, так они все туда и придут. Вот получи – билеты тебе. На две персоны! Персона-то твоя как? Елена кажется? С собой прихвати.

– Анжела…

– Анжела? – удивился шеф. – А я думал Елена… Или это у Сергея – Елена…

– А что за группа, Юрий Дмитрич?

– А хер ее знает… У меня вот тут записано где-то… эта… Ламимоза, какая-то.

– Может, Lacrimosa? – обрадовано догадался я.

– Во-во. Лакримоза. Там своих готов всех и увидишь.

– Так моих или Питерских? – почему-то спросил я.

– Ты это брось, – погрозил пальцем шеф. – Всяких увидишь. Послезавтра чтоб фотографии у меня на столе!

– А в Москве готов снять нельзя? – спросил я в тщетной надежде, что ехать все-таки не придется.

– Нельзя! Их сегодня в Москве гонять будут. И завтра. Мне знакомый милицейский майор сказал. Да и уедут самые активные в Питер на эту твою… забыл опять… А материал мне еще вчера нужен был.

– Так из Интернета же фотки скачать можно. Войдите на какой-нибудь готический сайт, и скачайте с любого трушного готик-пати. А если нужны с высоким разрешением, тогда можно…

– Чего-чего? Ты давай, это, жаргонизмы свои побереги. Понадобятся еще. Всё на сегодня! Ты еще тут?

Домой я доехал быстро. Повезло с пробками. Анжела сидела на диване поджав под себя ноги, и разглядывала очередные черные ботинки. «Гады», как молодые их называют. Делала она это внимательно, и сосредоточенно, словно эскулап, обнаруживший новую неизвестную болезнь у некредитоспособного пациента. На девушке были одни только черные полупрозрачные колготы, аппетитно облегающие ее ниже пояса.

– Ну, подруга, дней моих суровых, – спросил я, разглядывая ее грудь, – хочешь на халяву в Питер смотать на один день? Ночь – туда, ночь – обратно. День там. Билеты и все расходы оплачивает моя фирма. Ну, как?

– А что там? – вяло и без всякого интереса, сказала Анжела, зачем-то натянув на себя черную майку. – Я, кажется, уже просила, никогда так меня не называть. Не тронь Пушкина! А нафиг в Питер? Че там щас делать-то?

– Лакримоза твоя там выступает завтра. Босс послал сделать фотосессию. Билеты дал, вот, смотри!

– Ты и твой босс, вы что, оба дураки?

– Оба. А ты-то откуда знаешь? – иронично спросил я.

– По твоим рассказам и вот по этому, – Анжела ткнула пальцем в билеты, данные мне шефом, – Лакримоза вообще в Питер не приедет в этом году! И где тут про них написано? Это – просто билеты в Блэк Клаб.

– Почему? – не понял я.

– По кочану! У Лакримозы все расписано на годы вперед, и Питер в планах пока не значится! Вот в Москве они скоро уже будут – через неделю. И потом, – Анжела заерзала, устраиваясь поудобнее на поджатых под себя ногах. Ее круглые коленки соблазнительно выглядывали из-под длинной, как юбка, черной майки, – Лакримоза, в основном, студийная группа, они очень неохотно выступают на сцене и всегда с большой рекламой.

– О, как! – восхитился я. – Вот так живешь, живешь и не знаешь, что в мире делается!

– Интернет надо читать! И перестань повторять одни и те же поговорки! От этих твоих словечек меня уже блевать тянет! Ты в Инете-то что делаешь?

– Работаю, – буркнул я, не скрывая недовольства.

– Работаю! В Инете! Уже смешно!

– Так ты едешь со мной? – раздраженно спросил я.

– Еду, почему нет? Только сначала позвоню своей питерской подруге, чтобы было у кого шмотки бросить.

– Зачем? – не понял я, – ведь на один день же едем!

– Ты – ничего не понимаешь! Люди не виделись давно, ясно тебе? Только забегу к ней ненадолго, а потом к тебе присоединюсь. Лан, я щас звоню, а ты там пока наши сумки собери, так и опоздать можно.

34. Ольга

Так и опоздать можно, если ко всему относиться слишком серьезно. Еле успела до закрытия метро. Сегодня меня попытался совратить дедуля лет восьмидесяти. Отвратительно блин! Сказал, что умеет гадать по руке, по предплечью, по плечу, по ноге и так далее. Только удобнее все это проделать без кофточки и у него дома!

Дура я, что остановилась на его вопрос – «Девушка, а можно у вас спросить?» надо было проигнорировать, и все. Нет, дура – это еще очень мягко сказано. Дура – глупая, а я, как показал эксперимент, не глупая. Я – идиотка и кретинка. Вчера полдня потратила на решение задачки, присланной Феликсом – чтоб его за это черти взяли! Такую заразу мне подсунул, надо же было столько времени впустую угрохать!

Альберт Эйнштейн, когда придумал эту задачку, почему-то предполагал, что девяносто восемь процентов жителей Земли будут не в состоянии ее решить. Но я – решила! Вот условия:

1. В ряд стоят пять домов разнообразного цвета: красный, зеленый, белый, желтый и синий.

2. В каждом доме живет человек разной национальности: Немец, Швед, Датчанин, Норвежец и Англичанин.

3. Каждый из этих людей имеет привычку пить один напиток, курить одну марку сигарет и держит у себя дома какое-то одно не похожее на других домашнее животное.

4. Каждый из них уникален в пределах этой группы – напиток, марка сигарет и животное не повторяются!

Требуется определить: кто держит рыбку?

Подсказки, включенные в условие задачи:

1. Англичанин живет в красном доме.

2. Швед держит собаку.

3. Датчанин пьет чай.

4. Зеленый дом налево от белого и…

5…его жилец пьет кофе.

6. Курильщик Pall Mall держит птичку.

7. Жилец дома, находящегося в середине пьет молоко.

8. Жилец желтого дома курит Dunhill.

9. Норвежец живет в первом доме.

10. Курильщик Marlboro живет рядом с владельцем кота.

11. Владелец лошади живет рядом с курильщиком Dunhill.

12. Курильщик Winfield пьет пиво.

13. Дом Норвежца – рядом с синим домом.

14. Немец курит Rothmans.

15. Курильщик Marlboro живет рядом с тем, кто пьет воду.

Логику рассуждений я излагала, наверное, часа полтора. Выглядело это примерно так. Норвежец в первом доме, значит второй дом – синий. Зеленый дом – или третий или четвертый, поскольку первый и второй исключаются. Если зеленый дом в середине, то его владелец должен пить кофе, а он пьет молоко, потому зеленый дом – четвертый. Белый – пятый, красный – в середине, то есть – третий. Итак: первый – желтый, второй – синий, третий – красный, четвертый – зеленый, пятый – белый. Англичанин – молоко, красный дом. Норвежец – желтый дом, Dunhill значит, владелец второго синего дома держит у себя лошадь. Про пятый белый дом нам пока ничего не известно. Предположим, там живет человек, который пьет пиво и курит Winfield, тогда датчанин живет во втором доме, ибо в первом норвежец, а про напитки жителей остальных домов нам уже все ясно.

Курильщик Marlboro живет рядом с человеком, который пьет воду и рядом с человеком с котом. Курильщик Marlboro точно не англичанин – про соседей уже известно, что пьют

Второй дом – синий, датчанин, чай, а четвертый дом – зеленый – кофе. Похоже это датчанин. А воду пьет норвежец, англичанин держит кота.

Немец курит Rothmans. Ему осталось место только в третьем доме, поскольку жильцов первых трех домов мы знаем, а жилец последнего курит Winfield. Остался швед. Он вроде как живет в пятом белом доме, держит собаку, пьет пиво и курит Winfield.

Без живности остались первый и четвертый дома. Курильщик Pall Mall держит птичку. Значит это не норвежец – он курит Dunhill, и не англичанин – у него кот. Сигареты англичанина пока нам не известны. И не немец – он курит Rothmans! Где ошибка?

Вспомним: курильщик Marlboro живет рядом с человеком, который пьет воду и рядом с человеком, у которого кот. Все встает на свои места, если человек с котом и человек пьющий воду это один и тот же человек! И этот человек – норвежец. Тогда получается, что курильщик Pall Mall и владелец птички – англичанин.

Итак, у меня вышло: первый дом – желтый, там обитает норвежец, он пьет воду, курит Dunhill и содержит кота. Второй дом – синий, там живет датчанин, пьет чай, курит Marlboro и держит лошадь. Третий дом – красный, проживает там англичанин, покуривает Pall Mall и дома у него живет птичка. Пятый дом – белый, живет в нем швед, пьет пиво, курит Winfield, а его питомец – собака.

Четвертый дом – зеленый. В нем живет немец, напиток у него кофе, марка сигарет Rothmans, домашнее животное – рыбка!

35. Феликс

Домашнее животное – рыбка – это всегда хорошо и удобно. Ее не надо регулярно выгуливать и менять наполнитель для туалета. Правда, ее надо кормить и следить за водой, но тут можно делать перерывы в три – четыре дня. Зла не будет. Хорошо, что дома не за кем ежедневно ухаживать. Можно сорваться, и умотать в другой город.

Я люблю Петербург, и в этом нет чего-то оригинального и своеобычного. И как следствие – люблю туда ездить. Но вот беда – терпеть не могу вагонный быт. Ночь в душном шкафу, под громким названием – «купе», где едут еще три человека это – не для моих нервов. А если попадется какой-нибудь говорун? Или развеселый алкоголик? Или дядька храпеть будет всю ночь? А капризные дети? Альтернатива небогата – самолет или дневной сидячий поезд.

В первом случае приходится ехать в аэропорт, регистрироваться, сдавать багаж ну, и все прелести. Потом – полтора часа лету, а из Пулкова – на автобусе. Но и тут проблема. Для меня вообще является загадкой исступленный рост цен на билеты «Аэрофлота» за последний год. Например, на линии Москва-Петербург цена билета туда-обратно выросла за год почти в два раза!

Во втором варианте приходится сидеть несколько часов, утомляя задницу, да и день практически весь на фиг пропадает. Про плацкартные вагоны вспоминать вообще не будем. Говорят, есть еще и сидячие ночные, но это – жесть, это для любителей особого экстима. Сам не пробовал, и не попробую уже никогда – нет такого желания.

Итак – кроме ночного поезда, других реальных вариантов не имеется. А ночные поезда – они ведь скорые. В смысле быстрые. Почти как дневные. А раз так, то и приходят они рано. Иногда слишком рано, в шесть часов, например. Для человека, привыкшего вставать в десять, это – мрак.

Есть, правда, еще один поезд. Мой любимый. Отходит в полседьмого вечера, а в одиннадцать того же вечера – уже в Питере. Но вот беда – любимый этот поезд не у меня одного, а посему билеты на него купить бывает трудно и дорого. Хорошо хоть ходит он каждый день. Вот и приходится мне, грешному, терпеть вагонный быт и вставать в шесть часов утра.

Но на сегодня был только плацкарт, и выбирать вообще не приходилось.

В Северную Столицу мы прибыли в полседьмого утра. Еще в поезде, перед выходом не платформу, засунул свой маленький складной мобильник за голенище высокого ботинка-«гада», так, на всякий случай. Поездка прошла почти без происшествий, если не считать, что пока мы раскладывали постели на полках, одна милая бабуля, вся черная, как монашка, достала из авоськи икону и начала тыкать ее нам в лица, что-то при этом злобно бормоча и причитая…

В Питере, пока Анжела «ненадолго» забежала к своей приятельнице, я пошел шататься по городу. Мы договорились встретиться на станции метро – Площадь Александра Невского, и время у меня было навалом. Посетил знакомые и любимые места. Поглядел на Неву, на страшных шемякинских сфинксов, с ободранными до костей лицами, на чаек, дефилирующих по гранитному парапету. С набережной свернул на Литейный, прошел мимо «Большого Дома» и медленно отправился в сторону Невского. У Московского вокзала купил мороженное, перешел площадь и пошел по Лиговке. В старейшем культовом магазине «Кастл Рок» («Castle Rock» – Лиговский проспект, дом 47) мною были приобретены такие нужные в каждом хозяйстве готичные атрибуты как анки, величинами более смахивавшие на открывалки для пива, постеры, так любимой Анжелой группы HIM, и пара шипастых напульсников. Еще хотел сходить на Думскую в «Preedoo Rock» (Думская, д. 9 – напротив Гостиного Двора) но не успевал, и решил не ходить туда вообще.

Не зная, куда девать свои покупки, нацепил приобретения на себя.

Удивительно, но Анжела не опоздала. Наверное сказался стресс от смены обстановки и ночь в плацкартном вагоне. Мы встретились в метро так, как будто не виделись уже полгода. Почему после этого нас не забрали в милицию – до сих пор понять не могу.

Вслед за тем мы отправились на сам праздник. Названия праздника я уже, к своему стыду, не помню. Но точно это был не «День Города» и, по-моему, не «Алые Паруса». Сначала посмотрели на безумных тинэйджеров, которые на велосипедах выделывали всякие штуки и трюки, потом – на бодиарт, потом на то, как какие-то ненормальные граффитисты покрасили первоначально допущенное для этого место, потом перекинулись на плакаты, рекламы, дорожные знаки, кое-где рисовали даже на асфальте и друг на друге. К нашему невыразимому изумлению, героические милиционеры на первых порах освободили нас от наблюдения всяких гопников с пивом, так как алкоголь и гопники были запрещены. Много было разнообразных прикольных субъектов, например, с носками на головах или в противогазах. Подруга загрустила, что не взяла с собой и не надела свою любимую хореографическую юбочку. Я ужаснулся, представив ее в балетной пачке, кожаных джинсах в обтяжку и готских башмаках до голени!

Мы фантастически устали, проведя там без малого пять часов, зато сделал кучу классных снимков. С одной стороны – утомительно. А с другой – узнал много нового о людях, с которыми доселе не имел почти ничего общего.

Потом мы пошли в Black Club – Полтавская улица, дом – не помню уж какой именно. Историю этого места я откуда-то знал. Осенью девяносто девятого года, когда здание в очередной раз сменило владельца, аборигенное население подумало с облегчением – «Наконец-то, дожили! Свалку под окнами уберут!» Мало кто тогда мог и допустить, чем для них окончится эта «уборка». Клуб открылся двадцатого сентября две тысячи второго года, но еще в мае судьба его была не безоблачна и висела на ниточке. По словам организаторов, крепкая уверенность появилась лишь тогда, когда появились сортирные кабинки. Вот тут все и уразумели – назад дороги нет – клубу быть, и это уж точно! А с осени две тысячи второго года Black Club начал деятельное продвижение ночных готик-пати.

Мы решили пробыть в Black Club'е до упора, а после сразу же отправиться на Московский вокзал.

Поначалу нам в этом клубе показалось очень даже классно. И знакомых встретил просто до кучи. И откуда я столько народу знаю? В партер там возможно было пройти в течение двух часов с открытия, потом не пускали. Мы ушли оттуда, потому, как очень хотелось пить, а воду подвезли только к восьми вечера. Цены, мягко говоря, кусались. Группы порадовали, звук не очень, но слушать было можно. ЕБМа вообще не было – по крайней мере, не было с девятнадцати до двадцати двух, пока мы там были. Кто не знает, ЕБМ (электро боди мьюзик) – в то время наиболее популярное течение в постиндустриальной музыке – представляет собой жесткий танцевальный или маршевый ритм при примитивнейшей зацикленной мелодии. Отсутствие ЕБМ было просто бальзамом на мои уже весьма уставшие от этого мозгодробительства уши, за что ди-джеям, естественно, отдельное спасибо – практически вся музыка оказалась вполне мелодична. Только вот вокалистка там… недурственная, да – такая пусенька! Но монодиапазонные голоса – это наверно уже не для меня. Им надо бы взять исполнительницу с сопрано – тогда будет идеально просто. Ужаснула какая-то девица необъемных габаритов в прозрачной юбке и стрингах. Все-таки комплексы по поводу личной внешности – вещь крайне полезная для окружающего общества.

Готы как всегда танцевали неумело и отвратительно. Кстати, замечено – чем интереснее музыка, тем хуже выглядят танцы. В этом смысле нелюбимая мною ЕБМ – панацея, под нее все дергаются одинаково. Потом выступали всякие кошмарные группы вроде «Castles-96», потом – «Black deadmen», а еще потом пошла просто диджейская музыка, тут и мы тоже стали дрыгаться. Обнаружил в себе непреодолимое желание танцевать – наверно сработало полнолуние. Давно так не отрывались. Анжелку очень удивило и обрадовало, что оказывается, не только у нас в Москве, но и в Питере полным-полно стильных и красивых людей, в особенности предположительно мужеского пола.

Часов в десять вечера события стали разворачиваться с голливудской быстротой. Сначала меня до ужаса перепугала некая налысо бритая девушка с пирсингом, которая колбасилась ближе к выходу. Она вдруг резко упала и, по-моему, очень сильно ударилась головой об пол. Тут же почувствовал знакомые симптомы, быстро проглотил таблетку и запил глотком «Акваминерале». Хотя на девушку в первый момент никто не обратил особого внимания, я попросил у Анжелы ее мобильник и вызвал «скорую». Ожидая чего-то очень нехорошего, сунул подруге свой «Nikon» вместе с очками, велел быстро искать выход и срочно валить отсюда. Причем, сразу же идти на вокзал и уже там дожидаться нашего поезда и, даже если я не приду, ехать в Москву. Я ей строго-настрого запретил обращаться к местным властям, что бы такого ни случилось, и умолял передать завтра камеру с рук на руки моему шефу. Кто-то мне говорил, что по версии питерской милиции, фотографировать в общественных местах без письменного разрешения властей на проведение съемок оказывается нельзя. А клуб – вполне из себя общественное место, и если уж захотят придраться, то повод будет. Камеру лучше обезопасить.

Когда приехала «скорая», бритую девушку уже били судороги. Вокруг нее стояло несколько готов, которые абсолютно не знали, что им предпринять и как себя вести. Медики быстро сориентировались, что-то там сделали и музыку остановили. Потом прибежали еще какие-то врачи с несколькими чемоданчиками и всем велели перейти в другой зал. В другом зале вся толпа стояла и ждала – что будет? Почему-то их ужасно волновал только один вопрос – кто именно вызвал медпомощь? Как я понял из своего состояния, девушка скончалась. Через какое-то время в клубе возникла бригада милиции, и велела помещения никому не покидать. Все естественно сразу же ломанулись к выходу.

В конце концов, выяснилось, что на улице, недалеко от выхода стоит компания гопников с арматурой и обрезками водопроводных труб. Ничего не говоря, эта группа набросилась на вышедших из клуба и начала месить готов и всех, кто был в черной одежде. Минут через пять, а может и меньше, как по команде вся банда испарилась, и их место заняла пара милицейских УАЗиков а за ним возникла толпа ментов в брониках и с дубинками. По рассказам знакомых я слышал, что служивые в таких случаях не церемонятся. И точно. Всех нас, несмотря на травмы и повреждения, запихали в те самые УАЗики и доставили в какое-то мрачное помещение со стальной решеткой, предварительно отобрав мобильные телефоны, да и вообще все, что было карманах.

Я пытался протестовать, но в качестве бесплатного дополнения получил хороший удар резиновой дубинкой по хребту.

Потом нас начали таскать по одному к следователю. Меня тоже допросили, причем лепили какую-то чернуху и шили наркотики. Почему наркотики? Откуда? Я так и не понял. Наконец все успокоилось. И когда обстановка более-менее утихла, а компания смирилась с происходящим и покорившись судьбе, я незаметно вытащил из ботинка свой минителефон и прижал ногтем кнопку «7». Через несколько секунд на той стороне сняли трубку, и я услышал молодой женский голос:

– Да? Это кто?