Текст книги "Проклятый Лекарь. Том 4 (СИ)"

Автор книги: Александр Лиманский

Соавторы: Виктор Молотов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)

Глава 8

– Понятия не имею! – растерянно посмотрел на меня Сомов.

Я устроился в глубоком кожаном кресле напротив стола главврача, внимательно наблюдая за его реакцией. Это был не дружеский визит. Это был допрос.

– Пётр Александрович, – начал я, мой тон был ровным, как при сборе анамнеза. – Давайте рассуждать логически. Ещё раз, по порядку. Вчера вечером, около восьми часов, доктор Мёртвый из морга получил приказ немедленно кремировать все неучтённые тела. Вы абсолютно уверены, что не отдавали такого распоряжения?

– Святослав Игоревич, да вы что! Категорически нет! Я вчера с трёх часов дня до полуночи разбирал документацию. Вот, смотрите!

Он схватил со стола толстую папку и почти швырнул её передо мной, раскрывая на первой попавшейся странице. Десятки подписанных им бумаг со вчерашней датой.

– Я подписывал договоры на поставку медикаментов, утверждал штатное расписание, согласовывал ремонт в хирургическом отделении! В морг я вообще не спускался с момента назначения! Да и по телефону туда не звонил!

– А Мёртвый абсолютно уверен, что приказ исходил именно от вас.

– Как это вообще возможно? – Сомов схватился за голову, взлохматив и без того растрёпанные волосы. – Он что, с ума сошёл? Перепутал меня с кем-то?

– Давайте выясним, – предложил я. – Позвоните ему прямо сейчас. При мне.

Он кивнул, его рука потянулась к тяжёлому аппарату внутренней связи. Быстро нажал на кнопки, набирая короткий номер морга.

– Алло, морг? Мёртвого к телефону. Срочно! Да, это главврач!

Наступила пауза. Я наблюдал, как лицо Сомова меняется – от раздражения к недоумению, а затем к растущей, почти осязаемой тревоге.

– Мёртвый? Это Сомов. Слушайте внимательно. Ещё раз про вчерашний приказ о сжигании тел. Откуда он поступил?

Он слушал ответ, и его глаза становились всё шире.

– Что значит «вы звонили»? Когда?.. По внутреннему телефону?.. И голос был мой? Мой или похож на мой?

Он бросил на меня панический взгляд, продолжая слушать.

– Вы абсолютно уверены?.. Да, понимаю, вы двадцать лет работаете… В голосах разбираетесь… Готовы поклясться?.. Нет, Мёртвый, послушайте – я НЕ ЗВОНИЛ! Это был не я!

Ещё несколько секунд он слушал, затем медленно, словно она весила тонну, положил трубку.

– Святослав Игоревич, – его голос дрожал. – Мёртвый клянётся, что вчера в восемь пятнадцать вечера я лично звонил ему по внутреннему телефону. Говорит, узнал мой голос с первого слова. Даже манеру речи узнал – я, оказывается, часто говорю «так вот» и «следовательно». И вчера в разговоре эти слова тоже были!

Итак, это была не просто подделка приказа.

Это была идеальная имитация. Голос, манера речи, знание внутренних протоколов. Это не работа какого-то случайного шутника. Это работа профессионала.

Профессионала, который знал Сомова, знал его привычки, имел доступ к внутренней телефонной линии клиники и, что самое главное, знал, какое именно тело нужно уничтожить.

Это был не хаотичный саботаж. Это был точный, хирургический удар, нацеленный прямо в меня. И мой ручной главврач был лишь невольным инструментом в этой атаке.

Я откинулся в кресле, быстро анализируя информацию. Кусочки головоломки складывались в неприятную картину.

Подделка голоса с такой точностью. Либо профессиональный имитатор, либо магическое воздействие. Учитывая, что Мёртвый не помнит курьера – скорее второе. Заклинание голосовой мимикрии плюс чары забвения.

– Пётр Александрович, – произнес я, глядя ему в глаза. – Ситуация предельно ясна. Кто-то в этой больнице играет против вас. Причем играет профессионально. Вас хотели подставить под уголовную статью.

Сомов побледнел так, что стал похож на собственных пациентов из реанимации. А затем закрыл лицо руками и простонал:

– И за что мне все это? Я же только вчера эту проклятую должность получил! Кому я уже успел насолить? Кому помешал?

Что за нюня! Пятидесятилетний мужик, опытный врач, а хнычет как гимназистка перед экзаменом по латыни.

Где твоя выдержка, твой профессионализм?

– Так, хватит паниковать! – я резко хлопнул ладонью по столу.

Звук выстрела эхом прокатился по кабинету. Сомов вздрогнул и убрал руки от лица.

– Паника – худший советчик в кризисной ситуации, – продолжил я жёстко. – Вы главврач крупной больницы, а не барышня на первом балу. Соберитесь! Где Свиридов?

– В… в своем кабинете, наверное, – Сомов заморгал, приходя в себя. – Он теперь начальник охраны, кабинет на первом этаже.

– Отлично. А эти двое из ларца, одинаковых с лица – они еще работают?

– Кто? – Сомов растерянно нахмурился. – Какие двое из ларца? О чем вы?

– Охранники. Леонид и Вячеслав. Два шкафа в костюмах, на близнецов похожи.

– А! Эти! Да, конечно, работают. Свиридов их оставил. Он много кого оставил. Классный, кстати, специалист. Спасибо вам!

– Вызывайте всех троих. Немедленно. Говорите, что срочное совещание по безопасности.

Мои четкие действия помогли развеять панику Сомова, и он наконец собрался.

Через семь минут в кабинете собрались все трое.

Свиридов вошёл первым – подтянутый, в новой, с иголочки, форме начальника охраны. Взгляд преданной овчарки, готовой выполнить любой приказ хозяина.

За ним, почти бесшумно, вошли братья-шкафы Леонид и Вячеслав. В одинаковых чёрных костюмах, белоснежных рубашках и строгих чёрных галстуках.

Как два клона из фантастического романа, созданные для одной цели – внушать уважение и ломать кости.

Все трое слегка робели. Кабинет главврача всё-таки, святая святых клиники. Даже Свиридов, несмотря на свою новую должность, держался чуть скованно.

– Господа, у нас серьёзная проблема, – начал я без предисловий, вставая из-за стола и занимая позицию в центре комнаты. Теперь я был не гостем. Я был командиром, проводящим брифинг. – Кто-то в этой клинике ведёт подрывную деятельность против руководства. Вчера вечером неизвестный, выдав себя за Петра Александровича, отдал преступный приказ. Использовалась либо высококлассная техническая имитация голоса, либо магия.

Свиридов мгновенно подобрался. Из преданной овчарки он превратился в боевого пса, готового к атаке.

– Что требуется, доктор Пирогов? – тут же уточнил он.

– Найти и обезвредить того, кто за этим стоит. Первое: проверить весь персонал, имевший доступ к внутренней телефонной линии вчера с восьми до половины девятого вечера. Полный список. Второе: выяснить, кто в последние дни интересовался моргом и, в частности, неучтёнными телами. Любые слухи, любые вопросы. Третье: проверить систему магической защиты клиники.

– Магической защиты? – спросил Леонид.

– В клинике в ключевых помещениях установлены простейшие защитные амулеты – наследие паранойи прошлого главврача. Если кто-то использовал магию для имитации голоса, амулеты должны были зафиксировать энергетический всплеск. Проверьте их состояние и показания.

– Понял, – кивнул Вячеслав. Это была задача для него.

– А если найдём виновного? – спросил Леонид.

– Задержать и изолировать. Но аккуратно – нам нужен не просто он, а доказательства и мотивы. Это не простая пакость. Это спланированная операция.

– Срок выполнения? – деловито спросил Свиридов, уже достав блокнот и ручку.

– Вчера. Каждый час промедления – это риск новой провокации. Мы не знаем, что ещё задумал наш таинственный противник.

– Есть! – все трое синхронно кивнули.

– И ещё, – добавил я. – Действуйте незаметно. Максимальная конспирация. Враг не должен знать, что мы его вычисляем. Пусть думает, что его план сработал, а главврач – идиот, которого легко подставить.

– Понял. Конспирация, – Свиридов сделал пометку. – Разрешите приступать?

– Приступайте. Доклады – каждые три часа. Напрямую мне или Петру Александровичу.

Они развернулись и вышли чётким, почти строевым шагом, оставив нас с Сомовым вдвоём.

Моя личная служба безопасности. Моя маленькая тайная полиция. Один – абсолютно лояльный командир. Двое других – опытные исполнители, связанные со мной клятвой и страхом. Идеальные инструменты.

Теперь можно было спокойно ждать, пока они принесут мне голову врага на блюде. Или, по крайней мере, его имя.

Как только дверь за ними закрылась, Сомов уставился на меня с изумлением, смешанным с плохо скрываемым возмущением.

– Святослав Игоревич, что сейчас произошло? Вы… вы только что командовали в МОЁМ кабинете МОИМИ подчинёнными, и они беспрекословно вас слушались! Даже не посмотрели в мою сторону за подтверждением приказа!

Да ты и сам меня слушаешься. Сидишь тихо, как мышь, пока я раздаю указания. И ещё удивляешься. Власть, дорогой мой Пётр Александрович, это не кресло и не табличка на двери.

Власть – это умение заставить людей делать то, что тебе нужно, и чтобы они при этом думали, что это их собственное решение. Или, как в этом случае, что так приказал настоящий авторитет.

Вслух же я сказал максимально дипломатично:

– У меня есть определённый талант к организации и управлению людьми в кризисных ситуациях. Годы практики. К тому же я действовал в вашем присутствии – для всех было очевидно, что наши действия согласованы. Вы же не возражали.

Благо Сомов не стал уточнять, где я в своей юности заработал эти годы практики управления.

– Да, наверное… не возражал… – он растерянно потёр лоб. – Просто это так… неожиданно. Я главврач, а чувствую себя секретарём в собственном кабинете.

– Не принимайте близко к сердцу. В кризисной ситуации кто-то должен брать управление на себя. У вас сейчас шок от произошедшего, это нормальная реакция. Когда оправитесь – вернёте себе бразды правления.

Я давал ему иллюзию выбора.

Иллюзию того, что он всё ещё что-то контролирует. Это было важно для поддержания его психологической стабильности. Мне нужен был уверенный в себе главврач-ширма, а не дёрганый невротик.

– Спасибо, – он благодарно кивнул. – Спасибо за помощь, Святослав Игоревич. Я бы, честно говоря, сам не сообразил, что делать. Наверное, побежал бы в полицию или, ещё хуже – к Бестужеву.

– Вот к Бестужеву точно не стоит, – предостерёг я. – Он не любит слабость. Узнает, что вас так легко подставили в первый же день работы, и усомнится в вашей компетентности. Он очень быстро найдёт вам замену.

Сомов побледнел ещё больше. Я точно попал в его главный страх.

– Вы правы. Буду молчать как рыба.

Я вышел из кабинета, прикидывая дальнейший план действий. Сомов был нейтрализован, моя маленькая спецслужба – запущена. Теперь можно было заняться Рудаковым.

Слишком уж вовремя он появился в клинике. И слишком явно недолюбливает меня.

– А, вас-то я и ищу!

Женский голос, мелодичный и уверенный, заставил меня резко обернуться. Прямо передо мной стояла молодая девушка лет двадцати трёх, и от неожиданности я едва не налетел на неё.

Высокая – почти метр семьдесят пять. Стройная, но не худая – есть что подержать, как говорят в народе.

Тёмно-синее платье из дорогой, струящейся ткани облегало фигуру, подчёркивая все её достоинства. Каштановые волосы были уложены в сложную причёску с локонами и шпильками – часа два работы личного парикмахера, не меньше.

Карие глаза смотрели с нескрываемым интересом и… чем-то ещё. Предвкушением?

– Прекрасно! – продолжила она, пока я её разглядывал. – Теперь не нужно будет тревожить нового главврача ещё раз. Он и так выглядел замученным, бедняга. Я уже проверила финансовую отчётность – там всё в порядке, можете не волноваться.

Финансовая отчётность? Тревожный звоночек зазвенел в голове. Кто имеет право вот так, без предупреждения проверять финансы элитной частной клиники? Только тот, кто является её владельцем. Или его прямой представитель.

И тут меня осенило.

Я вспомнил приём у Ливенталей, разговоры в курительной комнате. Граф Бестужев упоминал свою дочь. Анна, кажется. Говорил, что она помогает ему с делами.

А еще мы виделись, когда я познакомился с графом и спас его! Она еще визитку свою оставила. Моя память услужливо подбросила её образ – тогда она была в тени отца, скромная и почти незаметная. Сегодня она была в центре внимания. Совсем непохожая на ту девушку, что я встретил тогда.

Я решил проверить догадку:

– Даже не могу представить, зачем я вам понадобился, Анна Алексеевна.

Эффект превзошёл все ожидания. Девушка зарделась как маков цвет, её глаза заблестели от искреннего удовольствия.

– Вы помните моё имя! Как приятно! А я-то думала, вы меня совсем не заметили.

Бинго. Точно дочь Бестужева. И явно неравнодушна, раз так обрадовалась, что я помню её имя. Полезная информация. Эмоции – это уязвимость. А уязвимостями нужно пользоваться.

– У меня хорошая память на лица и имена, – спокойно сказал я. – Профессиональная привычка врача.

– О, не скромничайте! – она игриво махнула рукой. – Я знаю, что вы запоминаете только тех, кто вам интересен. Отец о вас рассказывал.

– И что же он рассказывал?

– Что вы талантливый врач, спасший графа Ливенталя. Что вы в одиночку разоблачили Морозова и его махинации. Что вы человек принципов и чести, – она сделала паузу и добавила с лукавой, заговорщической улыбкой. – И вы совершенно не интересуетесь женщинами, что отец считает крайне подозрительным для молодого, неженатого мужчины.

Вот же старый интриган. Подослал собственную дочь проверить мои предпочтения? Или это её личная инициатива, прикрытая отцовским авторитетом? Скорее второе.

– Я доверенное лицо отца, – продолжила Анна, её тон стал более деловым. – И мне поручено посмотреть на вашу работу. Понимаете, отец очень заинтересован в успехе клиники, а вы, по его словам – ключевая фигура в его планах. Он хочет, чтобы я составила личное мнение о вас.

Ложь. Вернее, полуправда.

Бестужев действительно мог попросить её присмотреться ко мне. Но она пришла не только по его приказу. Её личный интерес читался в каждом жесте, в каждом взгляде.

Она не выполняла поручение. Она вела свою собственную разведку. И объектом этой разведки был я. Что ж, игра становится ещё интереснее.

Надо проверить, насколько она заинтересована. И насколько настойчива.

– Я вынужден отказать, – холодно произнёс я и, не говоря больше ни слова, развернулся, чтобы уйти.

– Что⁈ – я услышал за спиной её удивлённый, почти оскорблённый возглас. Она явно не ожидала отказа.

Я пошёл по коридору, специально выбирая быстрый, почти спортивный темп. Мои длинные ноги позволяли делать широкие, размеренные шаги.

Анна бросилась за мной, придерживая край платья. На высоких каблуках было сложно поспевать за моим темпом, и через десяток метров она уже слегка запыхалась.

– Послушайте! Доктор Пирогов! Это же неразумно!

– Что именно неразумно? – я не сбавлял шаг.

– Отказывать мне! То есть… отказывать в такой простой, невинной просьбе! Так будет лучше для вас!

– Не вижу никакой выгоды, – я свернул в другой коридор, ведущий к лабораториям.

– Отец к вам благосклонен! – она почти бежала, и стук её каблуков эхом отдавался от кафельных стен. – Но его расположение нужно поддерживать! Он ценит тех, кто хорошо относится к его семье!

– Меня вполне устраивают мои текущие отношения с графом Бестужевым.

– Но почему вы отказываете? – в её голосе появились нотки отчаяния. – Я же не прошу ничего особенного! Просто показать, как вы работаете! Один день! Нет, несколько часов!

– Нет.

– Это глупо! Вы же умный человек!

– Нет.

– Вы невыносимы!

– Нет. И ещё раз нет.

Посмотрим, насколько она избалована.

Папина дочка, привыкшая получать всё по первому требованию. Интересно, как она реагирует на твёрдое, холодное «нет»? Будет ли она плакать? Угрожать? Устраивать истерику? Её психологический профиль был крайне интересен.

Анна резко остановилась посреди коридора, уперев руки в бока.

– Да что с вами не так⁈ – её голос сорвался на крик. – Любой мужчина в Москве был бы счастлив провести со мной время!

– Я не любой мужчина, – ответил я, не оборачиваясь.

– Это точно! Вы грубиян и сноб!

– Возможно.

– И… и бесчувственный чурбан!

– Весьма вероятно.

Она топнула ногой в сердцах, издав звук, похожий на пистолетный выстрел. Но, к моему удивлению, не сдалась. Упрямо пошла за мной дальше.

Вовсю показывала свой характер.

Она не просто капризная аристократка. У неё есть стержень. Это делало её ещё более ценным активом. И более опасным противником.

Мы свернули в коридор терапевтического отделения. Я специально выбрал этот маршрут, зная, что рано или поздно лис выйдет из своей норы. И я не ошибся.

Фёдор Андреевич Рудаков стоял посреди прохода, явно поджидая меня. Лицо хмурое, руки скрещены на груди – классическая поза начальника, готового отчитывать нерадивого подчинённого.

– Пирогов! – рявкнул он, едва завидев меня. – Это что за неуважение к руководству⁈

– О чём вы, Фёдор Андреевич? – я изобразил самое искреннее, самое невинное недоумение.

– Не прикидывайтесь! Вы пропустили утреннюю планёрку! Это грубейшее нарушение трудовой дисциплины! Вы что, проспали? Опоздали на работу?

– Никак нет, – ответил я спокойно. – Я был в клинике с семи утра. Просто меня срочно вызвал главврач по важному делу.

– По какому ещё делу? – он подозрительно прищурился.

– По конфиденциальному. Касается безопасности клиники.

– А сейчас? – Рудаков обвёл рукой коридор. – Почему не заняты работой? У вас до сих пор нет пациентов! В терапевтическом отделении двадцать коек, половина занята, а вы без дела шатаетесь!

– Я как раз при деле, – я кивнул на Анну, которая как раз догнала нас, тяжело дыша. – Провожу экскурсию для важной гостьи клиники. По личному распоряжению главврача.

Рудаков только сейчас заметил её. Сначала он нахмурился ещё больше – какая ещё гостья, почему отвлекает персонал?

– Какая ещё экскурсия? – начал он. – У нас клиника, а не музей! Кто дал разрешение…

Он осёкся на полуслове, присмотревшись к Анне внимательнее. Я видел, как его взгляд скользнул по дорогому платью, по изящным украшениям, по уверенной, аристократической осанке. А потом остановился на лице.

Его глаза расширились. Рот приоткрылся. Лицо прошло через целую гамму эмоций – удивление, узнавание, испуг и, наконец, чистая, дистиллированная паника.

Надо же, узнал.

Да-да, Фёдор Андреевич. Это именно та, о ком вы подумали. Дочь вашего хозяина и покровителя, графа Бестужева, собственной персоной. Как неловко получилось, правда? Какой конфуз.

И ты только что подтвердил все мои подозрения на свой счёт.

– Я… простите… не сразу… – забормотал Рудаков, из красного становясь белым. – Анна Алексеевна! Какая честь! Какая неожиданность! Не знал, что вы посетите нашу скромную клинику!

– Здравствуйте, Фёдор Андреевич, – холодно кивнула она, явно наслаждаясь его смущением. Она была не просто обижена, она была оскорблена. И она прекрасно понимала, какой властью обладает. – Не ожидала встретить вас здесь. Отец говорил, вы работаете в Преображенской больнице.

Ага, решили поиграть со мной в игру. Но я-то вижу, как вы врете. И слышу по мелкому дрожанию твоего голоса, Анна Алексеевна.

– Перевели… недавно… ваш батюшка распорядился… – он суетливо поправил халат, пригладил волосы. – Я теперь заведующий терапевтическим отделением!

– Как интересно, – её тон ясно говорил об обратном. – И вы отчитываете доктора Пирогова за то, что он выполняет поручение главврача?

Рудаков побледнел ещё больше, насколько это вообще было возможно.

– Я не знал! Простите! Это недоразумение! Святослав Игоревич, пожалуйста, покажите Анне Алексеевне всё, что она пожелает! Всю клинику. Все отделения. Я лично прикажу, чтобы вам открыли любые двери.

– Непременно, – я улыбнулся самой широкой и дружелюбной улыбкой, наслаждаясь его дискомфортом.

– Если нужна будет моя помощь… – заискивающе начал Рудаков.

– Не нужна, – отрезала Анна. – Доктор Пирогов прекрасно справляется.

– Да, конечно, разумеется, – он закивал, как китайский болванчик. – Не смею задерживать!

Он буквально вжался в стену, чтобы мы могли пройти, и смотрел нам вслед с выражением побитой собаки.

Шах и мат. Лис попал в собственный капкан. И я только что наглядно продемонстрировал ему, кто в этом лесу настоящий охотник.

Мы прошли мимо оцепеневшего Рудакова. Едва мы свернули в следующий коридор, Анна прыснула от сдержанного смеха.

– Вы видели его лицо? Я думала, он сейчас в обморок упадёт!

– Ваш отец умеет внушать уважение, – заметил я.

– О, это не уважение, это страх, – она легкомысленно махнула рукой. – Рудаков должен отцу крупную сумму. Проигрался в карты в прошлом году, как последний мальчишка. Отец выкупил его долг и теперь может делать с ним что угодно.

Интересная информация. Значит, Рудаков не просто лояльный вассал. Он – раб на поводке. Это делает его предсказуемым, но также и потенциально отчаянным. А отчаянный человек – опасный инструмент, особенно в чужих руках. Полезно об этом знать.

– Ну так что? – Анна вернулась к главной теме, её глаза азартно блестели. – После такой сцены отказать мне будет уже совсем неприлично. Покажете свою работу?

– Нет, – упрямо повторил я.

– Да что вы заладили! – она топнула ногой. – Почему нет?

Я остановился. Это была не игра. Это был вопрос контроля.

– Вашей семьи и так слишком много в моей жизни. Ваш отец фактически управляет этой клиникой через Сомова. Его ставленник Рудаков теперь мой непосредственный начальник. Куда ни плюнь – везде влияние Бестужевых. Хватит.

Тирада был специальной для нее. Не нужно, чтобы она знала, что я раскусил ее план. Так я смогу эффективнее ее продавить и в последствии сделать своей… да кем угодно!

– Да вы меня едва знаете! – возмутилась она. – Какие претензии могут быть лично ко мне?

– Зато вашего отца я знаю достаточно хорошо, чтобы ценить свою независимость. А вашего брата – слишком хорошо для своего же блага.

Анна помрачнела. Всё веселье мгновенно исчезло из её глаз. Это была больная тема.

– Это да… Да, он у меня не подарок. Вечно влипает в какие-то истории, позорит семью. Отец из-за него седеет раньше времени. Вы его лечили недавно? – спросила Анна. – Отец упоминал, но не вдавался в подробности.

– Врачебная тайна, – уклончиво ответил я.

– О, бросьте! Я же его сестра! – она всплеснула руками от досады. – И потом, весь свет и так знает, что у него был роман…

Наш разговор прервал душераздирающий, почти нечеловеческий крик, который разорвал сонную тишину больничного коридора.

– ААААААААААА!!!

Инстинкт сработал мгновенно, как щелчок выключателя, переключая меня из режима аналитика в режим хищника. Тело среагировало раньше, чем разум успел обработать звук.

Крик – боль – пациент – помощь – Жива!

Вся эта цепочка пронеслась в сознании за долю секунды. Я рванул на источник звука, забыв про Анну, про её интриги, про этикет, про всё на свете. Сейчас имело значение только одно: там, впереди, был источник. Моё топливо.

Крик доносился из палаты номер шестнадцать. Палаты Шурика Выборгова.

Я распахнул дверь с такой силой, что она ударилась о стену.

Картина, открывшаяся мне, была жуткой. Выборгов сидел на кровати, вцепившись обеими руками в голову так, что костяшки пальцев побелели. Его лицо, обычно добродушное, было искажено гримасой нечеловеческой боли.

Глаза выпучены, изо рта текла слюна.

– АААА! ГОЛОВА! МОЯ ГОЛОВА СЕЙЧАС ВЗОРВЁТСЯ! – выл он, раскачиваясь взад-вперёд.

Костик стоял рядом, бледный как полотно, с ампулой морфина в трясущихся руках.

– Святослав! Слава… то есть хорошо, что вы пришли! Он проснулся десять минут назад совершенно нормальным, попросил воды, а потом вдруг начал вот так кричать! Я пытался дать обезболивающее, но он никого к себе не подпускает!

– РАСПИРАЕТ! – продолжал выть Выборгов. – ИЗНУТРИ РАСПИРАЕТ! ЧЕРЕП СЕЙЧАС ТРЕСНЕТ! ЛОПНЕТ! АААА!

Он начал биться головой о стену, и я еле успел перехватить его, вцепившись в плечи.

– НЕ МОГУ! БОЛЬНО! НЕВЫНОСИМО БОЛЬНО! УБЕЙТЕ МЕНЯ! ПРОШУ! – вопил он.