Текст книги "Проклятый Лекарь. Том 4 (СИ)"

Автор книги: Александр Лиманский

Соавторы: Виктор Молотов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)

Глава 18

Ярк и Долгорукий. Два самца, ведомые примитивными инстинктами – собственничеством и защитой. Адреналин и тестостерон полностью блокировали высшие нервные функции.

Кричать на них сейчас – всё равно что читать лекцию по этикету дерущимся волкам. Бессмысленно и неэффективно. Требовалось не убеждение. Требовался шок.

Резкий, холодный укол реальности, который перезагрузит их нервную систему.

– Нюхль, протокол «Крио-шок». Цель номер один – Ярк. Цель номер два – Долгоруков. Исполнять.

Он не побежал. Он выстрелил из моего кармана костяной пулей. Мгновение – и он уже на шее Ярка, вцепился в точку сонной артерии.

Это была не щекотка. Это был укол абсолютного нуля.

Укол могильного льда, впившийся прямо в нервный узел. Ярк взревел. Не от ярости, а от внезапного, нечеловеческого холода, который пронзил его до самых костей. Его хватка разжалась, он отшатнулся, пытаясь стряхнуть с себя невидимый ужас.

Не теряя ни доли секунды, Нюхль перепрыгнул на Долгорукова, повторив манёвр. Барон взвизгнул, как ошпаренный, и отскочил к стене.

Через три секунды оба стояли, тяжело дыша, не понимая, что произошло. Ярость с их лиц смыло, как краску ледяной водой. Остались только шок, растерянность и отголоски первобытного ужаса.

Нюхль одним прыжком вернулся мне на плечо.

– Ших, – коротко доложил он.

– Принято. Отличная работа, – мысленно ответил я. – Эффективно.

Я не спеша подошёл к опрокинутому столу, поднял одну из разбросанных историй болезни, сдул с неё пыль.

– Я смотрю, представление окончено, – мой голос был тихим, почти равнодушным. – Надеюсь, вы оба получили удовлетворение.

Я повернулся к толпе зевак, застывших кружком вокруг них. Их любопытные, испуганные лица раздражали.

– Представление окончено. Возвращайтесь на рабочие места, – мой голос был не громким, а властным. – Сестра Евдокия, проконтролируйте.

Толпа нехотя, перешёптываясь, начала расходиться.

Они боялись меня больше, чем своего непосредственного начальства. Правильно. Так и должно быть.

Когда последний санитар скрылся за углом, я обернулся к обоим. Теперь мы были практически одни. Я не стал садиться на скамью рядом.

Встал прямо перед ними, скрестив руки на груди. Это была позиция силы.

Два взрослых, облечённых властью мужчины. Аристократ и полковник. И ведут себя как петухи на птичьем дворе. Жалкое зрелище. Примитивные эмоции снова взяли верх над логикой.

– Итак, господа. Я жду объяснений, – мой тон был холодным и презрительным. – Что за цирковое представление было устроено в моём отделении? Это медицинское учреждение, а не притон на Хитровке.

Долгоруков и Ярк, всё ещё тяжело дыша, начали выкрикивать обвинения одновременно, перебивая друг друга.

– Он оскорбил её! – воскликнул Ярк.

– Всего лишь назвал ведьмой! Кем она и является! – парировал Долгоруков.

– Ты несёшь чушь про привороты! Она не ведьма, она больна! А вместо того чтобы помочь, обвиняешь её! – продолжил нападки Ярк.

– Я видел её глаза! В них была магия! Она меня околдовала! – гнул своё Долгоруков.

– Ты просто пьян с утра пораньше, вот и всё твоё колдовство! От тебя коньяком за версту несёт! – выдал свой козырь Ярк.

Идеально. Один в плену рыцарских иллюзий и, возможно, алкоголя. Второй в плену служебного долга и отцовских чувств. Оба неадекватны и неспособны к трезвому анализу. Придётся разбирать этот клубок вручную.

Я поднял руку. Не резко. Медленно, с весомостью судейского молота.

– СТОП, – голос прозвучал твёрже металла.

Одно слово. Произнесённое тихо, но с такой силой, что они оба замолкают на полуслове.

– По одному. Ярк. Вы – старший по званию и, надеюсь, более трезвый. Докладывайте. Спокойно. По порядку. С самого начала, – велел я.

Ярк выпрямился. Он провёл рукой по разбитой губе, размазав кровь, но его голос стал ровным и почти бесстрастным. Голос солдата, составляющего рапорт.

– Девять ноль-ноль. Я находился у палаты номер семь. Граф Ливенталь убыл на плановые процедуры. В девять ноль-пять в коридоре появился барон Долгоруков. Состояние – сильное алкогольное опьянение. Походка неустойчивая, речь несвязная.

Он говорил так, словно составлял очередной отчёт по долгу службы.

– Я не пьяный! – взвизгнул Долгоруков с пола. – Я выпил для храбрости! Чтобы посмотреть в глаза этой ведьме!

Ярк проигнорировал выкрик, как помеху. И продолжил:

– Источник запаха – коньяк, предположительно «Шустов». Объём потребления – не менее половины бутылки. Он предпринял попытку войти в палату. Я преградил ему путь. В ответ он начал выкрикивать оскорбления в адрес барышни Аглаи, находящейся в бессознательном состоянии. Обвинял её в применении приворотного зелья.

Я видел, как сжимаются его кулаки. Злился он по-настоящему. Вся эта ситуация с Долгоруковым выводила его из себя.

– Так и было! – Долгоруков опёрся здоровой рукой о стул. – Вы не понимаете! Я – барон Долгоруков! Я знаю женщин! Они вьются вокруг меня, как пчёлы вокруг мёда! Но я никогда… слышите, никогда не терял голову! А с ней… это было как наваждение! Я смотрел на неё и не мог дышать! Это не любовь! Это колдовство!

Интересно. Он тоже не лжёт.

Искренне верит в то, что говорит. Его аристократическая гордость, его самооценка как опытного ловеласа не может принять факт, что он, барон Долгоруков, мог так быстро и безоговорочно влюбиться в девушку.

Приворот – идеальное объяснение. Просто, понятно и снимает с него всю ответственность. Это то, что сразу приходит на ум.

– Он попытался прорваться к её кровати, – продолжил Ярк. – Я был вынужден применить силу, чтобы его остановить. Он оказал сопротивление. Дальнейшее вы видели.

– Ты его ударил первым? – мой тон был абсолютно спокойным.

– Я его оттолкнул. Он ударил первым. Левой. Я заблокировал удар. После этого он бросился на меня, – Ярк посмотрел мне прямо в глаза.

Картина ясна. Долгоруков не был под действием приворотного зелья в прямом смысле. Он попал под влияние остаточной ауры метаморфа. Звериная сущность Аглаи, даже подавленная, обладает мощной, первобытной притягательностью.

Это не магия, это чистая биология. Феромоны, усиленные магией.

Его организм, ослабленный алкоголем и стрессом, отреагировал на этот всплеск резким, почти наркотическим «влюблением». А теперь, когда действие «наркотика» прекратилось, началась «ломка».

Его психика пытается найти рациональное объяснение пережитому аффекту. И находит его в «привороте». Классическая защитная реакция. Ярк же, в свою очередь, отреагировал как верный пёс, защищающий своего хозяина от непонятной угрозы.

Два предсказуемых механизма столкнулись. Результат – этот балаган.

– Барон Долгоруков, – я обратился к нему с формальной вежливостью. – Ваше состояние имеет все признаки острой экзогенной интоксикации афродизиаком. Проще говоря, вас целенаправленно отравили приворотным зельем.

Я решил не говорить ему, а тем более при всех, что именно Аглая всему виной. Пускай ищет виноватых где-то в другом месте. Заодно это его займет на какое-то время.

– Что? – Долгоруков моргнул, его пьяная ярость мгновенно сменилась растерянным шоком. – Меня… отравили?

– Именно. Ваша внезапная эйфорическая привязанность к барышне Ливенталь, за которой последовала фаза агрессивного отторжения – это классическая двухфазная реакция на амортенцию среднего класса. Сначала – эйфория, потом – дисфория. Учебник по магической токсикологии, глава третья.

Долгоруков застыл с открытым ртом. Это объяснение было для него спасительным.

– Но… но кто? – пробормотал он.

Ему нужен был враг. Простой и понятный.

– Судя по почерку – примитивная женская ревность, – я пожал плечами. – У вас есть отвергнутые поклонницы? Бывшие любовницы, чьи чувства вы неосторожно задели?

– Ну… – он на мгновение задумался, и на его лице промелькнула тень самодовольства. – Несколько… имеется.

– Вот вам и ответ. Кто-то решил не просто вас наказать, а унизить, выставив одержимым дураком. Весьма коварно. С этим нужно будет разобраться. Но позже, – ответил я.

Я прошёл в процедурную, не дожидаясь их дальнейших препирательств. На полке стоял ряд стандартных препаратов. Я взял ампулу с раствором бромида натрия. Классическое седативное средство. Простое и эффективное.

– Барон, закатайте рукав, – это была не просьба, а распоряжение врача пациенту.

– Зачем? – он ещё пытался сопротивляться.

– Вам необходимо немедленно стабилизировать нервную систему и провести детоксикацию. Алкоголь, стресс и остаточное действие токсина – гремучая смесь для вашего мозга. Вы же не хотите проснуться завтра с необратимым поражением коры головного мозга?

– Нет…

Я сделал инъекцию. Через минуту его взгляд начал расфокусировываться, агрессия уступала место вязкой апатии.

– Санитары! – позвал я.

Двое дюжих парней появились мгновенно, словно ждали за дверью.

– Отвезите барона Долгорукова в палату люкс номер три. Оформите как пациента. Диагноз – «острая интоксикация неустановленным веществом». Пусть сестра Марфа немедленно поставит капельницу с физраствором и глюкозой – нужно вывести токсины и поддержать организм.

– Есть, доктор Пирогов! – хором отозвались они.

Они подхватили полусонного Долгорукова под руки и повели прочь.

Проблема была решена.

Актив «Долгоруков» стабилизирован и теперь обязан мне не только спасением, но и сохранением чести.

Актив «Ярк» успокоен, его защитная функция переведена из агрессивного режима в режим ожидания. Конфликт исчерпан с минимальными затратами ресурсов. Эффективно.

Ярк провёл рукой по волосам, приводя себя в порядок. На его лице всё ещё читался гнев, но он был уже контролируемым. Солдат вернулся с поля боя и был готов к получению новых приказов.

– Получается, кто-то специально травил барона? – спросил он.

Терапевтическая ложь сработала на Долгорукове. Теперь нужно было закрепить её как официальную версию для Ярка. Ему нужна была цель, враг, на которого можно направить его энергию защитника.

– Это была целенаправленная атака, Ярк. «Приворотное зелье» – лишь инструмент. Цель – либо дискредитация Долгорукова, либо, что более вероятно, создание хаоса вокруг Аглаи. Ему следует выяснить источник. Проверить свое окружение, слуг. Персонал ресторана, где они ужинали. Любую отвергнутую любовницу.

Разумеется, они ничего не найдут. Нельзя найти того, чего не существует. Но если Ярк заинтересуется, расследование займёт и его, и Долгорукова, направит их энергию в безопасное русло и окончательно утвердит мою версию событий как единственно верную.

В этот момент дверь на лестницу открылась, и на пороге появился граф Ливенталь.

Он явился, словно монарх, инспектирующий свои владения. Бледность ушла, сменившись здоровым румянцем. Спина прямая, походка твёрдая. Он больше не был пациентом. Он снова был графом Ливенталем, одним из столпов Российской Империи.

– Доктор Пирогов! Ярк! – он властно кивнул нам. – Что за шум я слышал? Говорят, была какая-то драка?

Ярк ответил мгновенно, как хорошо обученный адъютант:

– Небольшое недоразумение, ваше сиятельство. Уже улажено.

Он инстинктивно защищал репутацию семьи даже от намёка на скандал.

Но мой взгляд видел не графа. Я видел пациента. Его походка была слишком быстрой, движения – слишком резкими.

Для человека, перенёсшего сложнейшую краниотомию совсем недавно, это было не восстановление. Это была безрассудность, которая могла стоить ему жизни.

– Граф, – я шагнул вперёд, преграждая ему путь. Мой тон не допускал возражений. – Остановитесь. Вы передвигаетесь слишком быстро. Резкое повышение артериального давления может спровоцировать послеоперационное внутричерепное кровотечение. Вы хотите вернуться на операционный стол?

Он замер, словно наткнулся на невидимую стену. Весь его аристократический гонор испарился. Передо мной снова был пациент, с тревогой смотрящий на своего врача.

– Простите, доктор, – граф замедлил шаг. – Просто надоело лежать в постели. Хочется размять кости, вернуться к активной жизни.

– Я понимаю ваше нетерпение вернуться к делам. Но эти дела будут ждать ровно столько, сколько потребуется для вашего полного восстановления. Пройдёмте в вашу палату. Я проведу осмотр.

Это было не предложение, а приказ. Я забрал его с «поля боя» его подчинённых и возвращал на «свою» территорию – в палату, где главный – ты.

Хаос локализован. Провинившиеся активы получили новые задачи.

Главный актив возвращён в состояние пациента, полностью зависимого от моих указаний. Порядок в моём маленьком мире восстановлен. Не криком или силой, а точным, хирургическим применением авторитета и знания. Как и должно быть.

Я провёл их в палату. Атмосфера была спокойной, но для меня это было рабочее пространство. Я подошёл сначала к графу, который с тревогой смотрел на дочь.

– Сначала вы, ваше сиятельство. Оценим состояние особо важной персоны, – сказал я.

– Аглая тоже особо важная. Даже важнее меня, – поспешил сказать граф Ливенталь.

– Безусловно, – заверил его я. – Ложитесь-ложитесь.

Я активировал внутреннее зрение на долю секунды. Картина была безупречной. Энергетические каналы в его головном мозге, ранее деформированные и сдавленные опухолью, теперь текли свободно и ровно.

Хирургическое вмешательство было чистым. Ни остаточных тёмных пятен, ни очагов воспаления. Идеальный результат.

А теперь… стандартный осмотр для вида.

Мои движения были быстрыми и точными. Свет диагностического фонарика в глаза – зрачки симметрично сузились. Молоточек по коленному сухожилию – рефлекс живой, без патологии. Пальценосовая проба.

– Закройте глаза, вытяните руку и коснитесь указательным пальцем кончика носа.

Он выполнил без промаха. Все функции центральной нервной системы восстанавливались по графику.

– Что ж… Операция прошла успешно. Постоперационный период – без осложнений. Заживление идёт по плану, – констатировал я. – Доктор Абросимов постарался на славу, и ваша макроаденома удалена без следа.

– Значит, меня скоро выпишут?

– Выписка возможна через два дня. Но ваши правила восстановления на ближайший месяц следующие: полный отказ от алкоголя и табака, никаких физических и эмоциональных нагрузок, восьмичасовой сон. И еженедельный контрольный осмотр лично у меня. Любое отклонение – и вы рискуете вернуться на операционный стол. Это ясно? – я смотрел ему прямо в глаза, не допуская возражений.

– Кристально, – кивнул граф Ливенталь.

– Радость-то какая! – воскликнул Ярк. – Граф, вы же практически здоровы!

– Да, но дочь моя все еще лежит без сознания, – граф посмотрел на Аглаю с тревогой. – Придется и дальше ездить в больницу.

Я не стал слушать их обмен любезностями.

Моё внимание теперь было приковано к Аглае. Её дыхание было ровным, лицо спокойным. Но веки…

Веки едва заметно подрагивали. Быстрые, хаотичные движения глазных яблок под закрытыми веками. Фаза быстрого сна? Или… начало пробуждения?

Переход из комы в сознание – самый нестабильный и опасный этап. Именно сейчас её психика, освобождённая от звериной сущности, начнёт обрабатывать пережитую травму.

То, что выплеснется наружу – истерика, амнезия, агрессия – непредсказуемо.

Нужно быть готовым.

Она до этого приходила в себя. Граф говорил, что узнала его. Но потом снова уснула. А это значило только одно – то пробуждение было ложно. И кто знает, каким будет это?

Ярк радовался слишком рано. Настоящая работа только начинается.

Спасти её тело было лишь первым, самым простым этапом. Теперь предстояло спасти её разум. А это – куда более тонкая и сложная операция.

Я подошёл к кровати Аглаи. Она лежала неподвижно, но что-то в ее позе показалось мне странным. Слишком напряженная для человека без сознания.

– Аглая? – тихо позвал я.

Ее веки дрогнули и медленно открылись. Голубые глаза смотрели прямо на меня – осознанно, но с каким-то странным выражением.

– Она очнулась! – воскликнул граф, бросаясь к дочери. – Аглаюшка! Доченька!

Но Аглая не реагировала на отца. Ее взгляд был прикован ко мне.

– Ммм… – она попыталась что-то сказать.

– Спокойно, – я взял ее за руку, проверяя пульс. – Вы долго были без сознания. Не торопитесь говорить.

Пульс был учащённый. Девяносто ударов в минуту. Зрачки реагировали на свет нормально. Температура в норме. Физически она была здорова.

– Попробуй сказать что-нибудь простое, – попросил я. – Имя, например.

Аглая открыла рот и произнесла:

– Мрк фсш ыва лоп…

Я нахмурился. Это был не русский язык. И вообще не язык, а набор звуков.

– Я не понимаю. Попробуй еще раз, – попросил я.

– Мрк фсш ыва лоп! – повторила она с большим усилием.

В ее глазах появилось отчаяние. Она поняла, что я не понимаю. Попробовала снова:

– Мрк! Фсш! Ыва!

– Что с ней? – испуганно спросил граф.

Глава 19

Я не паниковал, когда услышал речь Аглаи. Анализировал.

Первая мысль, ударившая в голову при виде этого бессвязного потока звуков, была – сенсорная афазия. Поражение центра Вернике. Это был бы самый жестокий удар по графу – его дочь не просто не могла бы говорить, она бы перестала понимать мир. Элегантно и страшно. Противник оставил подарок на случай её возвращения. Тонкая работа.

Я поднял руку, останавливая графа, который уже шагнул вперёд к дочери.

– Тихо. Не пугайте её, – мой голос был ровным, без тени удивления. Нужно было проверить эту гипотезу.

– Аглая, смотри на меня. Ты меня понимаешь? Кивни, если да, – попросил я.

Она энергично, почти отчаянно закивала. В её глазах была мольба.

Я выдохнул. Так. Не Вернике. Она понимает. Значит, моя первая теория неверна. Она в ловушке, но не в полной изоляции. Уже лучше.

– Отлично. Теперь усложним. Покажи на пальцах, сколько тебе лет, – велел я.

Она подняла дрожащую руку.

Медленно, с концентрацией, показала десять пальцев, сжала кулак, снова показала десять, и, наконец, ещё два. Она сделала это медленно, но без ошибок.

Интеллект сохранён. Память доступна. Вот теперь картина полная. Проблема локализована исключительно в центре, отвечающем за воспроизведение речи. Изящная подстава.

– Это моторная афазия, – констатировал я, обращаясь к графу и Ярку. – Временное, но тяжёлое последствие магического воздействия. Её мозг временно утратил способность преобразовывать мысли в слова. Но интеллект и способность понимать речь, как вы видите, не пострадали.

– Временное? Какое облегчение! Вы сможете это вылечить? – надежда в голосе графа была почти осязаемой.

– Да. Но… давайте выйдем ненадолго, – сказал я графу и Ярку.

В глазах Аглаи стоял чистый, животный ужас. Она всё понимала.

Она была заперта внутри своего собственного разума, как в звуконепроницаемой камере. Она снова попыталась что-то сказать, но из горла вырвалось лишь отчаянное «Мрк… фсш…».

Слёзы хлынули из её глаз.

Я отвёл их в коридор, подальше от палаты, где нас не могли услышать. Это был не дружеский разговор. Это была врачебная консультация. И я должен был быть предельно убедительным.

– Что с моей дочерью, доктор? – граф был бледен как полотно. – Скажите правду, какой бы она ни была. Я выдержу.

– У неё афазия. Поражение центра Брока. Представьте, что мозг – это композитор, а речевой аппарат – оркестр. Композитор написал идеальную симфонию, но дирижёр – наш речевой центр – пьян и машет палочкой как попало. Оркестр, хоть и состоит из виртуозов, играет абракадабру. Аглая всё понимает, всё чувствует, но не может отдать правильную команду своему языку.

– Но это излечимо? Логопеды, упражнения…

– Да. В обычных случаях. При инсульте или травме. Но здесь случай не обычный. Здесь причина не в повреждении «дирижёра», а в том, что у него украли партитуру. При ритуале разделения произошёл… непредвиденный побочный эффект. Звериная сущность, отделяясь, забрала с собой фрагмент её души. В данном случае, к сожалению, это был фрагмент, отвечающий за речевую функцию.

Граф и Ярк молча переваривали услышанное. Они все еще цеплялись за привычные понятия о медицине, не в силах осознать всю чудовищность ситуации. Для них душа была чем-то абстрактным, философским. Для меня – вполне конкретным, работающим механизмом.

Они не понимают. Душа пронизывает тело, как нервная система. Каждый орган, каждый центр в мозге имеет её энергетический отпечаток. И кошка, вырываясь, просто оторвала кусок души, который был привязан к её речевому центру. Грубо, но эффективно.

– Что⁈ – Ярк, до этого молчавший, подскочил. – Вы хотите сказать, что эта костяная тварь украла её речь⁈

– Не украла, Ярк. Забрала. Это более точный, хоть и не менее тревожный термин, – мой тон был спокойным, почти отеческим. – Она неразумное существо, она действовала инстинктивно, как ребёнок, который, убегая, случайно прихватил чужую игрушку. Она сама не понимает, что у неё в лапах.

Им нужен был план. И я им его дам.

– И что теперь делать? – голос графа был сломленным. – Она… она навсегда останется такой?

– Нужно воссоединить их. Не физически, а магически. Восстановить разорванный канал между душой Аглаи и её отколовшимся фрагментом. Вернуть партитуру дирижёру. Тогда речевая функция вернётся на место.

– Где кошка? – тут же спросил граф.

– Где она может быть? У меня дома, под наблюдением и в полной безопасности, – пожал плечами я. – Я привезу её завтра утром. Сегодня Аглае нужен покой, чтобы её энергетическая система стабилизировалась перед следующим тонким вмешательством. Любая спешка может только навредить.

Они поверили. Разумеется, поверили.

Когда мир рушится, человек готов поверить во что угодно, лишь бы ему предложили путь к спасению.

Я вернулся в палату. Аглая смотрела на меня с тревогой. Граф и Ярк зашли следом. Первичный эмоциональный шок прошёл. Время установить правила.

Сел на край её кровати, занимая позицию врача у постели больного. Теперь нужно было успокоить пациентку. Стресс – худший лекарь из всех мне известных.

Паника отменяется. Мы начинаем работать. Нужно установить базовый уровень когнитивных функций и наладить канал связи.

– Аглая, смотри на меня, – мой тон был клинически-спокойным и властным. – Мы сейчас установим систему общения. Я буду задавать вопросы. Один стук по кровати – «да». Два стука – «нет». Правила ясны?

Она без колебаний один раз отчётливо стукнула ладонью по одеялу.

Энергично, почти отчаянно. В её глазах была мольба.

Она в ловушке, но она готова бороться. Отлично. Воля к сотрудничеству присутствует. Прогноз благоприятный.

– Начнём. Ты помнишь, что с тобой произошло прошлой ночью? – спросил я.

Два отчётливых стука.

Амнезия на травматическое событие. Стандартный защитный механизм психики. Хорошо.

– Ты чувствуешь боль? Головокружение? Тошноту?

Два стука.

Превосходно. Значит, ядро проблемы не затрагивает центры физического восприятия.

– Ты хочешь пить? Есть?

Один стук на второй вопрос.

Физиологические потребности в норме. Организм функционирует адекватно.

– Сестра! – позвал я. – Принесите тёплый куриный бульон. Граф, – я повернулся к нему, – вы можете помочь. Кормите её. Медленно, по одной ложке. Ваше присутствие и забота сейчас – важная часть терапии.

Граф на грани бесполезной паники. Ему нужна задача, чтобы чувствовать себя нужным и вернуть подобие контроля.

Направление его отцовского инстинкта в простое, конструктивное русло было наиболее эффективным способом убрать его тревогу. Он с готовностью кивнул, счастливый, что может хоть чем-то помочь.

Ярк подошёл ко мне, когда я отошёл в сторону.

– Доктор, вы уверены, что эта… кошка… поможет? – уточнил он.

Ярк нуждается в цифрах. В вероятностях.

Он солдат, он мыслит категориями успеха миссии. Предоставление ему конкретной цифры укрепит его доверие к моей экспертности.

– На восемьдесят процентов. Магические связи подчиняются своим законам, Ярк. Они логичны. Сущность забрала функцию. Воссоединение сущностей вернёт функцию. Это не чудо. Это биомагическая инженерия. Остальные двадцать процентов – это переменные, связанные с индивидуальной психологической устойчивостью пациентки.

– Мрк! – Аглая издала тот же бессмысленный звук, но настойчиво потянула меня за рукав. Она показала на дверь, потом на себя, а затем сложила ладони у головы, как кошачьи уши, и изогнула пальцы, изображая когти.

– Кошка? – спросил я. – Ты хочешь увидеть свою кошку?

Энергичный, отчаянный кивок. Её глаза наполнились надеждой. Естественно, она знала о ней. Эта мысль роилась у нее в подсознании. Думаю, образ кошки был единственным, что она помнила. Её подтверждение даже не требовалось. Итак все было понятно.

– Завтра, – мои слова – не утешение. Это скорее врачебное назначение. Следующий шаг в нашем плане лечения. – Это часть плана. Сначала стабилизация. Потом объединение душ. Обещаю, завтра ты с ней встретишься.

Она получила надежду. И благодарность.

Оба – мощные катализаторы для исцеления. И, по удачному стечению обстоятельств, созданы для генерации высококачественной Живы. План лечения прекрасно работает. И для неё, и для меня.

После того, как я вышел от Ливенталей, нужно было заняться рутинной работой.

День был продуктивным. Но баланс сил был нарушен.

Последние ритуалы потребовали колоссальных затрат некротической энергии, а Сосуд, наоборот, был наполнен Живой.

Это дисбаланс, который нужно было корректировать.

Проклятье – это двигатель, работающий на двух видах топлива. Если один бак полон, а второй пуст, система начинает работать нестабильно. Пора было провести калибровку.

Я спускался по холодным каменным ступеням, и с каждым шагом напряжение верхнего мира – мира живых, отступало.

Воздух становился плотнее, прохладнее. Запах формалина – жалкая попытка науки остановить неизбежное. И под ним тонкий, сладковатый, мускусный аромат энтропии. Для них запах смерти. Для меня запах дома.

Внизу, в царстве тишины и холода, меня встретил его бессменный хранитель.

Доктор Всеволод Кириллович Мёртвый сидел за своим столом, заваленным бумагами и старыми медицинскими атласами.

На этот раз с копной волос, торчащих во все стороны, словно он только что пережил удар молнии. Опыт что ли проводил? Пытался воскресить кого-то? Интересно!

В его глазах не было ни страха, ни отвращения к своей работе. Только глубокая, всепонимающая усталость и циничное любопытство.

– О, Святослав Игоревич! – он поднял голову от какой-то старой книги, и его губы тронула ухмылка. – Давненько не заглядывали. Соскучились по нашим мертвым друзьям?

Доктор Мёртвый. Единственный человек в этой клинике, чей взгляд не был пустым. Он провёл со смертью больше времени, чем большинство живых, и научился видеть её тени.

Он не знал, кто я, но чувствовал. На уровне интуиции. И его профессиональное любопытство перевешивало страх перед таким могущественным существом. Надёжный хранитель моего… частного кабинета. В будущем, разумеется.

– Скорее они по мне, Всеволод Кириллович. Требуют внимания, – ответил я, подходя ближе.

– Меню на сегодня скромное, но с изюминкой, – он сделал глоток горячего чая из гранёного стакана. – Есть три блюда. Первое – классика жанра, инфаркт миокарда. Простой, понятный, без сюрпризов. Второе – остросюжетный боевик, ножевое в печень, Хитровка. Много экспрессии, но мало загадки. И третье, – он хитро прищурился, – детектив. Молодой мужчина, найден в своей постели без видимых причин смерти. Полиция подозревает отравление редким ядом.

Инфаркт – это скучно, почти нет остаточной энергии. Драка – много грубой, хаотичной силы, но мало информации. А вот загадочная смерть… Это интересно. Это сложная, тонкая работа. Вызов. И, как правило, такие случаи оставляют самый богатый энергетический и информационный след.

– Пожалуй, я возьмусь за детектива, Всеволод Кириллович. Люблю сложные случаи. Они требуют более тонкого подхода.

– Я так и думал, – он кивнул с понимающей ухмылкой. – Он в третьей камере. Не буду вам мешать… творить.

Время для настоящей работы. Не для спасения жизней, а для общения с теми, кто их уже лишился. Время для искусства.

Я надел стерильные перчатки. Не из-за брезгливости, а из уважения к процессу. Взял в руки секционный нож. Холодная сталь идеально легла в ладонь.

Мой инструмент. Моя кисть.

Передо мной лежал мужчина лет тридцати. Тело без видимых повреждений. Для обычного патологоанатома – загадка. Для меня – открытая книга. Я активировал зрение.

Тёмные, почти невидимые нити некротической энергии оплетали сердце мужчины, как терновый венец. Они всё ещё слабо пульсировали, как затухающее эхо последнего, предсмертного крика.

Я сделал классический Y-образный разрез от плеч к солнечному сплетению и вниз к лобку. Скальпель шёл легко, послушно. Кожа, подкожная клетчатка, мышцы… Всё было идеально здоровым. Слишком здоровым.

– Магическая остановка сердца, – констатировал я, продолжая работу. – Это не яд. Кто-то применил проклятье «Ледяное сердце». Редкая и жестокая работа. Вызывает мгновенную фибрилляцию желудочков, имитируя инфаркт.

– Опять эти маги со своими разборками, – цинично вздохнул доктор Мертвый, наблюдая за моей работой. – Третий такой случай за месяц. Совсем страх потеряли. Раньше хоть ядами пользовались, по старинке.

Он не просто вздыхает. Он даёт мне ценную информацию. Третий случай.

Значит, в городе работает серийный убийца. Или идёт тихая война, о которой не пишут в газетах.

Пока мои руки работали со скальпелем, моё сознание делало другую, более тонкую работу. Я открыл свои внутренние каналы.

Остаточная некротическая энергия, осиротевшая после смерти носителя, почувствовала меня. Она потекла ко мне – не как река, а скорее как утренний туман, впитывающийся в сухую землю.

Это было не кормление источника. Это была… его реставрация. Возвращение блудной энергии в её первоисточник. Мой некротический резерв начал медленно наполняться.

Энергия была чистой, но слабой. Свежий труп – как недозревший плод. Но этого было достаточно, чтобы поднять уровень с критического до оперативного. Система стабилизируется.

Я извлёк сердце. На вид – абсолютно здоровое. Но под моим зрением оно было покрыто сложной паутиной тёмных рун. Я изучал узор.

Структура проклятья… плетение некротических нитей… оно было знакомым. Не идентичным, но «почерк» был тот же. Та же грубая, силовая манера, которую я видел в проклятье трансформации Ваксина. Та же школа. Тот же… исполнитель?

Или, по крайней мере, его ученик. Они не просто убивают. Они проводят полевые испытания. Это не просто разборки. Это часть того же плана, что и охота на Ливенталей. Нити начинают сплетаться в единый узор.

Я закончил осмотр, сделал необходимые заборы тканей для гистологии – формальности нужно было соблюсти. Затем повернулся к Мертвому, который уже сидел с ручкой наготове.

– Заключение, – мой тон был сухим и официальным. – Причина смерти: острая сердечная недостаточность вследствие фибрилляции желудочков. Этиология – неясна, предположительно – токсическое воздействие неизвестного вещества кардиотропного действия. Рекомендую передать тело и образцы тканей в Тайную канцелярию для дальнейшего магико-токсикологического исследования.