Текст книги "Проклятый Лекарь. Том 2 (СИ)"

Автор книги: Александр Лиманский

Соавторы: Виктор Молотов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 16 страниц)

Глава 19

Все смотрели на руку Свиридова, как заворожённые, словно на ядовитую змею, выползшую из рукава.

Я же смотрел на узор с холодным, отстранённым интересом учёного, столкнувшегося с аномальным явлением.

Активировал некро-зрение и увидел проблему во всей её неприглядной красе.

Когда я «сшивал» его разорванные каналы, то использовал некромантскую энергию как каркас – временную опору, на которой должна была вырасти новая, здоровая ткань живительной силы.

Это было как арматура в бетоне. Как хирургические швы на ране. Швы должны были рассосатся сами собой, стать частью его ауры. Но они не рассосались.

Теперь, когда его собственная, живая энергия начала циркулировать по восстановленной системе, она столкнулась с этим мёртвым каркасом.

С чужеродной структурой. Конфликт живого и мёртвого. Классическое энергетическое отторжение. Его организм, его душа, пыталась избавиться от этой некромантской «занозы», выталкивая её наружу, на периферию. Через кожу.

– Что со мной происходит⁈ – голос Свиридова дрожал от паники.

– Попробуем кое-что, – сказал я максимально спокойно, как будто это была рутинная процедура. Моё спокойствие было их единственной надеждой. – Дайте руку.

Он протянул дрожащую конечность, как утопающий хватался за соломинку.

Я осторожно взял его ладонь. Она была холодной, как лёд. Я сосредоточился, отсёк всю свою тёмную сущность, оставив только чистую, целительную Живу, и влил микроскопическую, ювелирно отмеренную дозу в его руку.

Не в тело. А прямо в устье одной из чёрных линий, у самого запястья.

Энергия потекла не хаотично, а как вода по руслу, точно следуя чёрному узору, заполняя его изнутри.

Линии не исчезли. Но чернота стала… менее плотной. Она посветлела, превратившись из цвета антрацита в цвет мокрого асфальта. Пульсирующий, болезненный узор словно успокоился, насытившись моей Живой.

– Холод… холод отступает, – прошептал Свиридов, с удивлением глядя на свою руку. – Они… они больше не жгут.

Я убрал руку.

Это сработало. Но это не было лечением. Это была подпитка.

Я не убрал мёртвый каркас. Я просто оживил его своей энергией, заставив его временно мимикрировать под родную ткань. Это как подкрасить ржавчину, чтобы она не бросалась в глаза.

Рано или поздно она проступит снова. И потребует новой дозы.

Я не вылечил его. Я сделал его зависимым. От моей Живы. От меня.

Чёрт. Это было одновременно и ужасно, и… интересно.

– Прошло! – выдохнул он с таким облегчением, будто его только что помиловали на эшафоте. Он недоверчиво рассматривал свою руку, поворачивая её так и эдак под тусклым светом фонарей.

– Временно, – честно предупредил я. Мои слова прозвучали как холодный душ после их облегчения. – Это как качественная косметика для покойника – маскирует синеву, но не лечит причину смерти. Каркас, который я вшил в ваше естество, остался внутри. Моя сила просто сделала его временно «своим» для вашего организма. Но как только её действие ослабнет, отторжение начнётся снова. Нужно постоянное наблюдение.

– Значит, в клинику? – Долгоруков мгновенно перешёл от шока к действию. Он уже воспринимал меня как своего командира. Он включил двигатель.

– Немедленно.

«Белый Покров» встретил нас сонной тишиной ночной смены.

Пустые гулкие коридоры, тусклый свет дежурных ламп. В приёмном покое за стойкой дремала дежурная медсестра. Варвара Степановна.

Пожилая, полная, с лицом, которое, казалось, высечено из камня и не меняло выражения со времён Туркестанской войны. Она видела всё: агонии аристократов, истерики их любовниц, тайные смерти и чудесные исцеления.

Её ничем нельзя было удивить.

Она даже бровью не повела при виде нашего странного кортежа: раненый барон, бледная графиня и я, поддерживающий воскресшего поручика. Она просто взяла чистый бланк карты.

– Отдельную палату, – скомандовал я. – Капельница с глюкозой и витаминным комплексом. Легкие седативные – настойка валерианы будет в самый раз. И круглосуточное наблюдение за кожными покровами.

– Диагноз для карты? – Варвара Степановна уже начала заполнять документы своим каллиграфическим почерком.

Я сделал паузу, глядя на неё. А затем продиктовал, чеканя каждое слово: «Острая диссоциативная девитализация энергетических каналов вследствие нерегламентированного магического воздействия».

Я только что на ходу изобрёл новую болезнь. Идеальный диагноз.

Он ничего не объяснял по сути, но звучал так солидно и наукообразно, что ни один проверяющий из министерства не посмеет в нём усомниться.

Свиридов вцепился в мой рукав, когда санитары готовились везти его в палату. В его глазах был почти щенячий ужас.

– Вы не оставите меня? Не бросите?

Синдром привязанности к спасителю. Классика посттравматического стресса. В его глазах я теперь был не просто врачом. Я был божеством, которое вытащило его из ада.

– Сейчас вам дадут успокоительное, и вы уснёте, – сказал я мягко, но уверенно. – Ночью за вами будет присматривать дежурный персонал. А я зайду первым делом утром, как только приду на смену. Обещаю. Отдыхайте.

В гулком коридоре меня ждали Долгоруков и Аглая. Князь выглядел измотанным. Адреналин от дуэли схлынул, оставив после себя боль от раны в плече и свинцовую усталость.

Его идеальный мундир был помят и запачкан кровью.

– Пойдёмте в процедурную, князь. Ваше плечо нужно обработать, – сказал я тоном, не терпящим возражений.

– Пустяки, док, царапина, – попытался отмахнуться он, но тут же поморщился от боли, когда неосторожно двинул рукой.

Я молча взял его под здоровый локоть и повёл в ближайший свободный кабинет.

Аглая с любопытством последовала за нами. Похоже ей нравилось наблюдать за этим представлением.

Через десять минут пуля была извлечена, рана промыта и аккуратно зашита. Работа была грубой – пуля прошла навылет, разворотив ткани, но ничего жизненно важного не задела.

– Ну и денёк, – выдохнул Долгоруков, когда я закончил перевязку. Он смотрел на меня с новым, почтительным выражением. – Сначала дуэль, потом воскрешение из мёртвых, а теперь ещё и знакомство с вашим… костлявым ассистентом. Признаться, мой обычный день в Генеральном штабе выглядит куда скучнее.

– Я мог бы прямо сейчас извлечь и тот старый осколок, что вас мучает, – предложил я как бы невзначай.

Его благодарность за обработку свежей раны была слабой, почти незаметной. Но избавление от многолетней, хронической боли… о, это была бы совсем другая история. Солидная, качественная порция Живы, которая мне сейчас так необходима.

Долгоруков на секунду задумался, но потом покачал головой.

– Нет, док. Не сегодня. У меня нет на это моральных сил. Единственное о чем я мечтаю —это прийти домой и напиться. Да и плечо должно сначала зажить после этого, – он кивнул на свежую повязку. – Но я ваш должник. Как только всё уляжется, я обязательно приду к вам на эту… ювелирную операцию.

Он поднялся, разминая здоровое плечо.

– Жаль, – подумал я. – Очень жаль.

Придётся искать другой источник.

Аглая и барон тепло попрощались и девушка направилась к палате отца – дежурить у его постели до начала операции.

Мы вышли на пустынную улицу к его внедорожнику. Ночная прохлада приятно остужала разгорячённое лицо.

– Давайте помогу с вашим… «реквизитом», – сказал Долгоруков с кривой усмешкой.

Мы вместе открыли багажник.

Костомар лежал там, свернувшись в немыслимую позу, изображая абсолютную неодушевлённость. Мы аккуратно выгрузили его на тротуар, а затем я забрал тяжёлый рюкзак с книгами.

Всю эту операцию Костомар оставался совершенно неподвижен.

– Надо же, – Долгоруков обошёл скелета кругом, с неподдельным интересом разглядывая его. – А оживает он от вашей магии?

– Всё верно, – пожал плечами я. – Но постоянно поддерживать его в движении очень затратно. А сейчас я истощён.

Он подошёл ко мне и крепко, по-мужски, пожал руку.

– Спасибо, док. За всё. За Свиридова, за моё плечо… и за то, что вернули веру в то, что в этом мире ещё случаются чудеса.

– Берегите себя, барон, – ответил я.

Он сел в машину, бросил последний, долгий, задумчивый взгляд на неподвижно стоящего Костомара и уехал, растворившись в ночи.

Только когда красные огни его внедорожника скрылись за поворотом, я повернулся к своему «реквизиту».

– Я ем грунт? – тут же ожил Костомар, вопросительно склонив череп. В переводе: «Всё в порядке?».

– Всё в порядке, – кивнул я. – Иди домой через чёрный ход. Отнеси книги и жди меня. Ты сегодня отлично поработал.

Услышав похвалу, Костомар, казалось, выпрямился ещё больше. Он подхватил свой огромный рюкзак и, не издав ни звука, скользнул в тень переулка, как настоящий призрак.

Я остался один в огромном, пустом и гулком переулке. Вернувшись в здание, я остановился у входа.

Эйфория от успешно проведённой операции прошла. Осталась только звенящая тишина и ледяная пустота внутри.

Я мысленно заглянул в Сосуд. Девять процентов. Почти ноль… Я сжёг почти весь свой запас, чтобы спасти одного пьяного идиота. И ради чего? Ради трёх процентов благодарности и кучи новых проблем.

Свиридов теперь будет жить, это несомненно хорошо.

Долгоруков и Бестужев считают меня кем-то вроде придворного мага. Аглая – ангелом-хранителем. Все они будут требовать моего внимания, моего времени, моей энергии. А у меня её почти не осталось.

Нужно было срочно пополнять запасы.

Первым делом – инвентаризация.

Мысленно пробежался по списку своих «должников». Акропольский? Счёт закрыт, долг уплачен с лихвой.

Елизавета Воронцова? Полностью расплатилась.

Граф Левинталь? Инвестиция долгосрочная, дивиденды будут только после успешной операции.

Красников из приёмного? Всё ещё в коме, платёж заморожен на неопределённый срок. Я наблюдал за ним постоянно, но по нему было никаких подвижек, родители так и не появлялись, а айтишник не мог достать контакты.

Источников не было.

А проклятье не дремало. Каждую ночь оно сжирало свои законные полтора процента. К утру у меня останется семь с половиной. Это уже критическая отметка.

Ниже десяти процентов тело начинает слабеть. Сейчас это не так заметно, но утром я буду очень уставшим.

А ниже пяти – сознание мутнеет, и я рискую допустить ошибку, которая будет стоить мне жизни.

Мне нужно было срочно «дозаправиться». Хотя бы до двадцати процентов.

И тогда решение пришло само собой. Простое, жесткое и эффективное. Приёмный покой.

Место, куда скорая привозит свежее, ещё тёплое мясо. Инфаркты, инсульты, ножевые ранения от аристократических дуэлей. Умирающих. Тех, кто готов отдать душу за лишний час жизни.

Идеальное охотничье угодье.

Плюс может и в больнице кто-то быть.

– Нюхль, – мысленно позвал я своего невидимого помощника. – Работаем. Пробеги по больнице. Ищи запах скорой смерти. Мне нужен кто-то на грани. Не капризный аристократ, а настоящий, сочный, умирающий пациент. Время пошло.

Маленький фамильяр-ящерица, дремавший у меня на плече, радостно цокнул и невидимой тенью метнулся по коридору. А я направился в приемное.

Ночной приёмный покой элитной клиники разительно отличался от обычных больниц. Никакой толчеи, криков, запаха крови и дешёвой дезинфекции. Тишина, как в библиотеке. Мягкий свет, дежурная медсестра, дремлющая над французским романом.

Я устроился в углу, в глубоком кожаном кресле, делая вид, что заполняю какие-то бумаги.

Ждал.

Я был хищником в засаде.

Через полчаса привезли первого пациента. Пожилая графиня Мещерская с «ужасной мигренью». Я даже не стал вставать. Мигрень – это десятая доля процента Живы. Не стоит усилий.

Ещё через двадцать минут – молодой князь Оболенский, которого внесли на носилках двое лакеев. Перебрал на балу. Алкогольное отравление. Две десятых процента, максимум.

– Мне нужен умирающий, а не похмельный идиот, который перепутал шампанское с коньяком, – прошетал я себе под нос.

Нюхль прибежал через час, виновато помахивая хвостом и разводя когтистыми лапками. Больше никого. Тишина. Вся клиника, от ВИП-палат до общей терапии, спала спокойным, здоровым сном. Никто не умирал.

Неужели в огромном, переполненном «Белом Покрове» не найдётся ни одного пациента при смерти⁈ Это же медицинское учреждение, а не чёртов санаторий!

Где инфаркты? Где инсульты? Где банальная передозировка наркотиками от золотой молодёжи⁈

Сосуд продолжал неумолимо пустеть. Я чувствовал это как тихий, ледяной холод внутри. Восемь целых и семь десятых процента. Время уходило.

А смерть, как назло, решила взять выходной.

* * *

В то же самое время, тремя этажами выше, в кабинете главного врача горел свет. Александр Борисович Морозов сидел за своим массивным дубовым столом.

Напротив него, неподвижный, как статуя, сидел Павел Сергеевич Крутов, начальник службы безопасности клиники.

Бывший полицейский полковник, человек с короткой стрижкой, тяжёлой челюстью и глазами, которые давно разучились выражать что-либо, кроме подозрения.

Человек с повадками бульдога, верного хозяину, но готового перегрызть глотку любому чужаку.

– Докладывайте, – Морозов откинулся в кресле, соединив кончики пальцев в замок.

– Александр Борисович, мы получили полный отчёт от нашего внедрённого агента по инциденту на приёме у графа Бестужева. Объект, доктор Пирогов, присутствовал. Произошла дуэль между князем Долгоруковым и поручиком Свиридовым.

– Я в курсе, – сухо прервал его Морозов. – Свиридова привезли к нам час назад. Диагноз – «острая энергетическая дисфункция». Что за бред?

– Это официальная версия, Александр Борисович. Пирогов лично его реанимировал после, цитирую, «сердечного приступа, вызванного шоком от магического артефакта».

– А неофициальная? – Морозов сузил глаза.

Крутов заметно замялся.

Для человека, который всю жизнь оперировал фактами – пулями, ножами, протоколами допросов, – следующий пункт отчёта звучал как выдержка из дешёвого готического романа.

– Наш агент среди прислуги докладывает о вспышке необъяснимого серебристо-чёрного свечения в момент, когда Пирогов работал с телом. И… – он сделал паузу, подбирая слова, – агент клянётся своей честью и головой, что на мгновение видел в подсобке, куда отнесли Свиридова, оживший человеческий скелет в полный рост.

Другой на месте Морозова рассмеялся бы. Списал бы всё на пьяные бредни прислуги или излишнее усердие агента.

Но Морозов не смеялся.

Он слишком долго работал в этой сфере, чтобы не знать, что самые безумные слухи иногда оказываются самой страшной правдой.

Его лицо стало каменным, непроницаемым. В его голове разрозненные до этого факты – аномальный результат на «Сердце Милосердия», серия чудесных, невозможных диагнозов, непонятная тяга к моргу, а теперь и это – начали складываться в единую, пугающую картину.

Он медленно встал, подошёл к огромному окну и уставился на огни ночной Москвы.

Оживший скелет… Некромантия.

Самая тёмная, самая запрещённая из всех магических школ. За которую в Империи полагалась одна награда – очищающий огонь Инквизиции.

Неужели этот выскочка-бастард… не просто гениальный врач? Неужели он… нечто гораздо более древнее и опасное?

Он долго молчал, глядя в темноту. А затем произнёс, скорее для себя, чем для начальника охраны:

– Так вот оно что, – произнес он тихо, почти про себя. – Значит, я был прав. Это не просто особый дар. Это запретная, грязная магия.

Он медленно повернулся к Крутову. Его лицо было маской. Голос стал ледяным, отточенным, как хирургический скальпель.

– Усилить наблюдение. Мне нужно знать о каждом его шаге, каждом вздохе, каждом пациенте, к которому он прикасается. И подготовьте «Особый протокол».

Даже для бывалого жандарма эта фраза означала одно – санкционированное убийство без суда и следствия. Крутов напрягся.

– «Особый протокол»? Александр Борисович, вы уверены?

– Если мои подозрения подтвердятся, его нужно будет устранить. Тихо. Чисто. Без свидетелей. Чтобы это выглядело как несчастный случай. Передозировка снотворного в его новой квартире. Внезапный сердечный приступ во время ночного дежурства. Вы меня понимаете, Павел Сергеевич.

– Но он же спасает жизни, – осторожно заметил Крутов. Это было не моральное возражение. Это был вопрос прагматика. – Он спасает аристократов. Он приносит клинике огромные деньги и репутацию. Он полезен.

– Он практикует запрещенную магию. В стенах моей клиники, – отрезал Морозов, и в его голосе прозвучал металл. – Павел Сергеевич, вы понимаете, что это значит? Это чума. Грязь, которая, если просочится наружу, уничтожит всё, что я строил двадцать лет. «Белый Покров» – это храм науки, оплот современной медицины, а не прибежище для адептов запрещённой магии. Если об этом узнают в Тайной Канцелярии или в Инквизиции, нас не просто закроют. Нас сотрут в порошок. Вместе со всеми нашими влиятельными пациентами.

– Понял, – Крутов поднялся. – Когда?

– Дайте мне ещё пару дней. Мне нужны неопровержимые доказательства. Для отчёта… перед кем надо. А потом… действуйте.

Крутов молча кивнул и вышел из кабинета, как машина, получившая программу. Морозов остался стоять у окна, глядя в темноту. Он подошёл к бару, налил себе бокал дорогого коньяка.

– Жаль, – прошептал он в тишину. – Жаль, Пирогов. Вы подавали такие надежды. Такой талант. Такой потенциал. Но некромантов нельзя оставлять в живых. История доказала это слишком много раз. Они несут хаос.

Он сделал глоток.

– А я… я люблю порядок.

От авторов:

Дорогие читатели! Второй том истории лекаря-некроманта подошел к концу. Хотим выразить благодарность за ваши лайки, награды и комментарии. Мы очень ценим вашу поддержку!

Продолжение уже выложено здесь:

/reader/481166/4508361