Текст книги "Колумбы неведомых миров"

Автор книги: Александр Колпаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 13 страниц)

Наш шародиск летел со средней скоростью в триста километров в секунду. Двигатель работал всю дорогу. Поэтому в корабле поддерживалась нормальная сила тяжести. Управление автоматизированным кораблем оказалось довольно несложным, так что к концу путешествия я уже сам смог бы вести шародиск.

Глава шестая
ПОБЕГ ИЗ ТРОЗЫ

Шародиск Алда плавно опустился на ту же полированную равнину, на которую некогда высадились я, и академик Самойлов. Едва открылся люк, как меня окружили служители Кругов Многообразия. И снова меня усаживают в яйцевидный аппарат, как в первый день нашего прибытия на Гриаду. Спустя полчаса, я уже окидываю взглядом незабываемую панораму Трозы. Вот и восьмигранное здание Кругов Многообразия, сады и эскалаторы, необозримая “арена”.

Меня запирают в треугольной комнате без окон. Смутно брезжит поляризованный свет сквозь одну из стен. Где-то Петр Михайлович? Может, его уже нет в живых?

Громкий шум прерывает мои мысли. В комнату врывается сноп яркого света. Я зажмурился, а когда открыл глаза – передо мной стояли три служителя.

– Идем, – безразличным голосом произнес один из них.

“Неужели меня отправят в Желсу?…”

Лифт пересекает несколько туннелей и останавливается перед круглой дверью. Служитель открыл ее, и я узнал знакомый зал сектора биопсихологии. Меня, вероятно, ожидали, так как головы биопсихологов быстро повернулись ко мне. На возвышении сидели Югд, Люг и еще трое незнакомых гриан. А среди оранжево-синих я увидел… академика Самойлова. Оттолкнув служителей, я подбежал к нему.

– Петр Михайлович! Как я рад! А я уже не надеялся видеть вас живым. Что они собираются делать с нами?

Самойлов казался озабоченным. Он нахмурился и, сделав незаметный знак, тихо оказал:

– Нависла серьезная опасность. По приказу Кругов Многообразия тебя отправят южное полушарие Гриады, в рудники Желсы.

– А что ожидает вас?

– Меня, возможно, используют для дальнейшего изучения мозговых процессов. Но с меня тоже довольно! С грианской теорией пространства-времени я основном ознакомился. Весь необходимый материал собран в микрофильмах. – Он с удовлетворением погладил свои туго набитые карманы. – Будем думать о возвращении на Землю.

Югд властно ударил по колонне тонким стержнем. Раздался мелодичный звон, воцарилась тишина.

– Круги Многообразия требуют обсудить вопрос о пришельцах с Земли. Беспокойный дикарь по имени Вектор (так в его произношении звучало мое имя), как бесполезный объект для исследований мозговой функции и нарушитель гармоничного распорядка Гриады, немедленно будет удален в Желсу. Тебе, Люг, – он повернулся к красноглазому биопсихологу, – я поручаю сделать землянину операцию мозга.

Красноглазый Люг кивнул головой.

Биопсихологи согласились с предложением Югда. Меня решили отправить в Желсу, а Самойлова передать в сектор мозга для углубленного исследования его мышления.

Когда нас оставили наконец одних в той же треугольной комнате, мы целый час просидели в тяжелом раздумье. И вдруг меня слоено озарило, и я поспешил изложить академику свой план спасения.

После некоторого размышления Самойлов оживился:

– Правильно придумал. Это, пожалуй, единственный выход. Но на чем лететь? Я не вижу возможности достать шародиск.

– А это зачем? – сказал я и выхватил из-за пазухи антигравитационный диск, который тщательно прятал от познавателей, так же как и радиотелеаппарат, переданный мне Джиргом. – Только я не знаю, поднимет ли он двоих.

– Это очень кстати, – обрадовался Петр Михайлович. – Я знаю технические данные этого диска. Его грузоподъемность – сто шестьдесят килограммов. Кроме того, обычно в любых аппаратах бывает какой-то запас грузоподъемности. Да -что говорить? Давай проверим.

Я быстро настроил диск и, обхватив Самойлова, включил аппарат. Довольно медленно мы поднялись к потолку комнаты. Потом я извлек радиотелеаппарат. Самойлов, ничего не понимая, выжидающе смотрел на меня. Я включил аппарат и набрал условный шифр вызова. На миниатюрном экране заструились зеленоватые полосы. Прошла минута… другая. Ответа не было. Что случилось? Почему молчит Джирг? Но вдруг зеленоватые полосы побледнели и сквозь дымку появилось лицо Джирга. Он стоял на палубе незнакомого судна и озабоченно вглядывался в экран такого же, как у меня, радиотелеприемника.

– Я слушаю тебя, брат… – услышал я ослабленный расстоянием голос Джирга. – Что с тобой? У тебя измученный вид. Где ты? Что я могу сделать для тебя?

В нескольких словак я рассказал, что произошло с нами, – и попросил его укрыть нас у себя на судне. Джирг не удивился, а только спросил:

– Когда и где?

– Ожидай нас в том же районе, где мы с тобой расстались шесть суток назад: северо-западнее Дрезы. Помнишь ту колонну радиомаяка? Время я уточню позднее.

– Хорошо, брат, – сказал Джирг. – Я буду ждать вас.

Экран погас. Самойлов с изумлением слушал наш разговор. Я коротко поведал ему о подводных городах, где живут и трудятся грианоиды, о полете на шародиске, о Джирге и его братьях, овладевающих высшими знаниями. Однако Самойлов выслушал меня без особого интереса.

– Мне все это в основном уже известно, – проговорил он нетерпеливо. – Я следил за твоими похождениями в электронном искателе. Виара указала мне тот сектор Фиолетового океана, куда ты и Джирг направились. Давай-ка обсудим подробно твой план бегства. Но ты забыл одну важнейшую деталь: удастся ли нам проскочить в выходной туннель Трозы?

– Я думаю, что гриане открывают его строго периодически, может быть, даже через каждый час. Нужно найти только тот канал в системе выходного туннеля, по которому я вылетел из Трозы, и там дождаться открытия туннеля.

– Нет, это не годится, – сказал Самойлов. – Познаватели, несмотря на свое высокое развитие, довольно наивны, предполагая, что мы недалеко ушли по уровню развития от операторов Трозы. Поэтому я пользовался в Информарии полной свободой. Я узнал, что выходной туннель открывается шесть раз в сутки, по специальному коду, который хранится в электронном центре Трозы.

– Как же использовать этот код? – спросил я.

Самойлов улыбнулся.

– Довольно просто: у тебя есть передатчик. Заложим шифр в генератор и излучим на промежуточный автомат, который расположен па крыше Кругов Многообразия. Тогда туннель откроется, но ненадолго: всего минут на пять, – ведь в электронном центре обязательно обнаружат это и тотчас закроют туннель.

В комнату вошли Люг и два служителя Кругов Многообразия.

– Следуйте за нами, – предложил биопсихолог.

Нас поместили в двух смежных лабораторных комнатах и велели ожидать. Я понял, что настало время действовать. Случай благоприятствовал нам: в потолке лаборатории оказался овальный люк, вероятно, вентиляционный. “Сколько времени в нашем распоряжении?” – лихорадочно думал я, прикрепляя к груди диск.

– Петр Михайлович, скорее!

Пока Самойлов настраивал аппарат, я запер наружные двери лаборатории.

– Теперь держитесь крепче за меня, – прошептал я академику.

Волнение сжало горло. Мы крепко обхватили друг друга, я включил диск. Аппарат плавно и уже легче, как мне показалось, чем в первый раз, поднял нас к отверстию люка. Чтобы пролезть в люк, нам пришлось отогнуть несколько вращающихся прозрачных планок. Удалось это с большим трудом. Отверстие люка вело в широкую темную трубу. Куда она выведет нас? Мы поднимались все выше и выше, изредка касаясь гладких стен трубы. Вдруг я довольно сильно ударился головой о твердую поверхность. Подъем прекратился. Оказалось, что в этом месте канал изгибается под прямым углом. Где-то впереди брезжил свет.

– Непредвиденное затруднение, – пробормотал Петр Михайлович. – Диск тут не поможет.

И мы ползком стали пробираться по каналу. “Скоро ли вернутся биопсихологи? – мучала меня все время мысль. – Быстрее бы кончилась эта проклятая труба”. Светлый круг впереди казался все еще бесконечно далеким. Я собрал последние силы и пополз быстрее. Академик тяжело дышал, но почти не отставал.

– Фу, наконец-то! – выдохнул я с облегчением и осторожно высунул голову в отверстие. Сердце радостно забилось: люк выходил прямо к уступу здания Кругов Многообразия.

– Скорей! – шепнул я.

Академик еще полз где-то в темноте, метрах в трех от меня. Я протянул ему руку, помог выбраться на уступ. От напряжения Петр Михайлович тяжело дышал и не мог выговорить ни слова.

– Где же автомат включения воронки? – тормошил я его.

– Там… подожди… я сейчас… – И он опустился на уступ.

Я видел, что Самойлов побледнел, и понял, что ему будет трудно держаться за меня во время полета. Тогда я снял диск и прикрепил его к груди академика. Потом привязал себя к Самойлову ремнем и крепко обхватил его за плечи. Диск снова понес нас по воздуху.

Через минуту мы поднялись на площадку самого высокого здания Кругов Многообразия. Начинало темнеть. Вокруг замигали бесчисленные светильники. Взглянув вверх, я уже не видел сквозь прозрачную крышу Трозы фиолетового неба и центра Галактики. По небосводу быстро мчались тяжелые хмурые тучи.

– Начинается цикл бурь и туманов, – заметил отдышавшийся академик.

“Плохо это или хорошо для нас?” – подумал я.

– А вот промежуточный автомат туннеля, – указал Самойлов на четырехугольную пластмассовую коробку у карниза. – Смотри вверх…

Он излучил ритмичные сигналы, нажимая на кнопки передатчика. Внутри автомата что-то защелкало, загудело.

– Есть воронка! – радостно закричал я.

Поляроидная крыша медленно раздвигалась как раз над зданием Кругов Многообразия, постепенно вытягиваясь вверх в виде широкого конуса.

Я перевел рычажок диска на полную мощность. Словно жалуясь на непосильную нагрузку, аппарат тонко зажужжал, и мы по спирали поднялись к горлу воронки. Я с беспокойством смотрел на часы. С момента бегства прошло сорок пять минут. “Хватились нас или нет? Скорей бы…”. Однако мы поднимались все-таки медленно.

– Четыре минуты!… – прохрипел Самойлов. – Через минуту туннель закроется! Скорей!… Или все рухнет…

– Сдвигается! – воскликнул я с тревогой, видя, как конус стал медленно сокращаться. – Уже близко… Еще миг!

Мы едва успели пройти через горло туннеля, как оно стало меньше слухового окна и с мягким шорохом сомкнулось.

На полированной равнине нас встретил пронзительный ветер, дувший, к счастью, нам в спину. Неимоверный зной, которого я так боялся, смягчился, но зато стало душно и сыро. Это были первые признаки наступления цикла бурь и туманов.

Внезапно я обернулся и сердце сжалось: вдали показались черная точка. Вскоре эта точка превратилась в маленькую фигуру: кто-то гнался за нами.

– Петр Михайлович, за нами погоня! – сказал я академику.

Самойлов встрепенулся и, ни слова не говоря, перевел рычажок горизонтальной скорости в крайнее положение. Мы ускорили полет. Несколько минут фигурка не увеличивалась, но затем стала медленно догонять нас.

Мы неслись в сгустившихся сумерках над помрачневшими лесами Гриады, едва не задевая за кроны деревьев. Вскоре преследователь приблизился к нам настолько, что я смог рассмотреть его лицо. Это был красноглазый Люг! Как он сумел найти нас? И почему он один? Очевидно, он первым догадался, каким путем мы ушли, и, пока снаряжались погоня, бросился вдогонку за нами на свой страх и риск. Что ж, тем лучше для нас.

Люг что-то кричал и отчаянно жестикулировал, приказывая остановиться. Теперь нас разделяло расстояние около десяти метров.

– Вижу радиомаяк! – вдруг крикнул Петр Михайлович. – Тот самый, о котором ты говорил Джиргу.

Но Люг уже настигал нас. Ярость охватила меня. Я резко затормозил аппарат, так что Люг, поспешно перезаряжавший “раструб”, чуть не налетел на нас. В тот момент, когда познаватель поравнялся с нами, я схватил его за горло правой рукой. Лязгнули челюсти, и я услышал, как Люг захрипел. Я сжимал его горло все сильнее и сильнее. Через минуту все было кончено. Тогда я отцепил с груди мертвого Люга антигравитационный диск, и тело грианина камнем пошло вниз.

С трудом прикрепив на свою грудь аппарат Люга, я уравнял скорости обоих дисков.

Под нами уже ревел океан. Башня радиомаяка осталась справа. В сумерках ничего нельзя было рассмотреть. Вдруг в полукилометре к югу вспыхнуло три оранжевых огня. “Это Джирг”, – подумал я.

Вот наконец и судно. Регулируя скорость аппаратов, мы тихо опустились на палубу. K нам уже бежал Джирг.

– Что случилось, брат? – спросил он, испуганно разглядывая лежащего академика.

– Люг… – указал я на темное пятно, выступившее на виске Самойлова.

– Гравитационный удар, – тихо сказал Джирг. – Единственная надежда – Большой юго-западный остров…

Я молча помогал Джиргу надеть на Самойлова охлаждающий скафандр.

В эту ночь звезды мерцали тускло и слабо. Наступил цикл бурь и туманов. Ядро Галактики затянуло непроницаемой мглой. Утро встретило нас знойным влажным штилем, иногда прерываемым сильным шквалом. Солнце еле просвечивало сквозь мглу. Я вышел на палубу и столкнулся с Джиргом. Его лицо было так же хмуро, как и небо.

– Приближается ураган, – сказал он. – Я уже несколько раз видел большую бурю на Фиолетовом океане: начало всегда такое.

Я отер со лба пот. Через час духота усилилась, мертвый штиль продолжался. Небо стало медно-красным с фиолетовым оттенком. Вдруг зловещее зарево исчезло. Вскоре совсем стемнело.

Ураган налетел в два часа дня. Океан почернел и зарябил белыми барашками. Сперва это был просто очень свежий ветер, не набравший еще полной силы. Мачта электромагнитного приемника пронзительно гудела. Судно ускорило ход под напорам усилившегося ветра. Он дул непрерывно, затихая на миг перед новыми, все более яростными порывами. Нос корабля почти совсем скрылся под водой. По палубе заходили пенные волны, – гравитационные успокоители уже не могли справиться с разбушевавшейся стихией. Я не спускал глаз с радиобарометра, который продолжал падать.

– Центр урагана где-то к востоку от нас, – сообщил Джирг. – Мы идем прямо наперерез ему. Надо изменить курс. Жаль, что это судно не приспособлено для подводного плавания.

Корабль повернул и стремительно понесся на северо-запад сквозь мрак и бурю. Спустя некоторое время Джирг снова обратился ко мне:

– Ураган описывает огромную дугу. Я еще не успел ее вычислить, но чувствую, что центр урагана настигает нас. Все зависит от размеров дуги. Ведь и сейчас почти невозможно плыть: слишком велика волна. Я никогда не видел такого сильного урагана.

По океану ходили исполинские горы волн. Между ними разверзались фиолетовые долины шириной примерно в два километра. На их пологих склонах, несколько защищенных от ветра, грядами теснились крупные волны в белых пенных шапках.

Судно швыряло, как щепку. Корпус корабля, изготовленный из неизвестного мне сплава, стал потрескивать. Мы едва держались на ногах, крепко уцепившись за стойки пульта; особенно плохо чувствовал себя академик. Но, заглянув в каюту, я успокоился: Джирг уже раньше меня позаботился о нам. Академик покоился в своеобразном гамаке.

Гигантский вал с грохотом ударил в борт корабля. Раздался треск. Джирг включил кормовой экран. Оказывается, обрушился запасной приемник энергии на юте. А вдруг рухнет центральный? Неужели нам уготован конец в волнах чужого моря?

Внезапно я расслышал удивленный возглас Джирга. Он показывал на главный экран, который мерцал призрачным синеватым светом, совсем непохожим на обычный зеленый свет. Но ведь я прекрасно помню, что Джирг не включал центральный экран!… И вдруг в мерцании электронных струй на миг проступило чье-то лицо с внимательными умными главами. Оно смутно напоминало лицо статуи на фронтоне Энергоцентра. Джирг в немом изумлении смотрел на меня, я – на него.

– Кто это? – растерянно прошептал я.

Джирг молча пожал плечами. Затем стали твориться чудеса: водяные горы, с ревом обрушивавшиеся на палубу, резко сбавили свой напор. Стрелка прибора, измерявшего силу поля тяготения, уперлась в ограничитель. Мощные поля неведомой энергии сгущались вокруг корабля в большом радиусе. Об этом ясно сигнализировал энергетический осциллограф. На экране погоды отчетливо рисовался центр урагана, направление и скорость его движения. Скопление извивающихся кривых, обозначавших центр урагана, вдруг покрылась мутными дрожащими пятнами, как будто его накрыли густой сеткой. Ураган внезапно стих.

Не веря своим глазам, я увидел, как на горизонте лениво опадали последние волны. Прекратился бешеный вой ветра. Вокруг судна, примерно в четырехкилометровом радиусе, воцарился полный штиль. Океан стал гладким, как стекло. Этот круг штиля перемещался вместе с нами со скоростью электромагнитного катера – километров триста в час!

– Удивительно, – сказал я. – Вероятно, мы наблюдаем какое-то странное явление природы, характерное для этой планеты.

Джирг ответил:

– За двадцать пять лет я не видел на океане ничего подобного.

– Мне кажется, – предположил я, – что это имеет прямую связь с появлением на нашем экране лица необычайного существа.

– Посмотри на курсовой указатель! – воскликнул Джирг.

Я уже решил ничему не удивляться. Но се же это было нелегко сделать. Корабль почему-то несся на юго-запад, хотя Джирг последний раз направил его на северо-запад. Несмотря на то, что Джирг совсем уменьшил прием электромагнитной энергии из экваториального пояса, корабль все убыстрял ход. Непонятная чудовищная сила тянула судно на юго-запад. Создавалось впечатление, что мы попали в какой-то силовой коридор.

Для того чтобы убедиться в этом, я проделал опыт, подав “команду” электронному рулевому изменить курс на восток. Судно стало круто забирать к северу, но уже через несколько секунд искатель курса тревожно зазвенел, мигая фиолетово-оранжевым глазом, и корабль произвольно повернул на юго-запад.

Мы так утомились, что остаток дня и мочь спали, как убитые, смирившись с загадочной силой, гнавшей нас на юго-запад.

…Меня разбудил яркий луч солнца, бивший прямо в лицо. Я быстро поднялся на палубу – и застыл в немом восторге. Фиолетовый океан, покорный и тихий, казался застывшим озером. Наступило теплое утро – утро грианских тропиков. Вероятно, это был один из последних тихих дней перед сплошным сумраком цикла бурь и туманов. Нежный бриз ласково касался моего лица. В двух милях к югу из воды вставали гигантские пальмы огромного острова. А за пальмами, на фоне неба возвышалась серебристо-голубая гора, поражавшая глав идеальной геометрической формой. Это был тот самый шар-гора, который я на миг увидел в Главном телецентре Гриады.

Глава седьмая
ГИГАНТЫ В ГОЛУБОМ

Корабль остановился посредине незнакомой бухты. С берега к воде подступали непроходимые тропические заросли, густо перевитые лианами. Вокруг стояла первозданная тишина. Прямо на север открывалась широкая долина, в створе которой находился загадочный гигантский шар. Нигде не было видно ни души. И вдруг из-за толстого ствола какого-то огромного дерева на берег бухты вышел трехметрового роста человек в ярко-голубом прозрачном скафандре. У него были богатырские плечи и великолепно развитая мускулатура. Готов поклясться, что это было то же самое лицо, которое показалось на экране обзора, когда ураган достиг своей наивысшей силы.

Я оглянулся: возле меня и академика стоял Джирг. На его лице было написано благоговейное изумление.

– Это один та пришельцев из Великого Многообразия. Пятьсот лет назад они помогли предкам нынешних дознавателей выстроить Энергоцентр. В память этого воздвигнута известная тебе статуя над входом. Но последние триста лет эти пришельцы не подавали признаков жизни. Экспедиции познавателей к Юго-западному острову, предпринимавшиеся в течение пятидесяти лет, ничего не смогли разведать. Последний раз туда плавал Югд, и с ним была Виара. Она рассказывала, что они видели голубой шар на горизонте, но ближе чем на двадцать километров не могли подойти к острову. “Какой-то силовой барьер отбрасывал их корабли назад, несмотря да то, что Югд пускал в ход все генераторы мезовещества, чтобы нейтрализовать барьер.

Я терялся в догадках: “Значит, это не грианин? Тогда кто же? Что это за новый вид разумных существ? Откуда они прилетели?…”

Гигант в скафандре пристально смотрел на нас и улыбался. Внезапно он поднял здоровенную ручищу и позвал нас к себе. Странно: я не испытывал никакого страха. Я обернулся к Джиргу и Самойлову:

– Ну что ж, летим! Чувствую, что нас ожидают необыкновенные вещи.

Но, к моему удивлению, Джирг отказался покинуть судно.

– Я должен возвратиться в Дрезу, – с сожалением оказал он. – Там меня ждут братья-грианоиды и Виара. Мы должны обсудить, как нам возможно быстрее овладеть методами управления грианской энергией. Прощай! Держи с нами связь с помощью прежнего шифра. Может быть, теперь я обращусь к тебе за помощью.

Я обнял мужественного сына Триады.

– Джирг, желаю успеха в борьбе!

Нащупав в кармане радиоприемник и проверив его исправность, я подошел к гиганту и сказал:

– Он уходит опять в море, а мы остаемся.

Мы направились к голубому шару. Вскоре уже отчетливо можно было рассмотреть на нем полуоткрытую массивную крышку люка. Исчезли последние сомнения: это был исполинский космический корабль. Сферическая стена круто уходила ввысь.

Наш спутник поднял руку. Из люка выскользнул автоматический трап, а затем выглянул другой гигант, тоже в скафандре. Нам знаками предложили подняться в люк, и я молча полез вверх. Гигант, держа на руках ослабевшего, почти бесчувственного академика, поднимался за мной.

Войдя внутрь, мы очутились в глухом кубическом помещении. Великан нажал невидимую кнопку, и стены за ним бесшумно сомкнулись, а впереди открылся новый тамбур. И так повторялось дважды. В нишах последнего помещения висели ярко-голубые прозрачные скафандры.

Долгое время пришлось идти по туннелю-коридору, спирально вьющемуся в нижней части шара. Стены коридора излучали мягкий рассеянный свет, напоминающий солнечный. Наконец коридор кончился, и мы очутились в огромном сферическом зале. Здесь нас окружили другие гиганты.

Пытаясь объясниться с ними, Петр Михайлович стал отчаянно жестикулировать.

Наш спутник усмехнулся, взял нас за руки и, пройдя в сферический зал, подвел к вогнутому экрану в центре полукружия, образованного огромными креслами. Сев в эти глубокие мягкие кресла, мы как бы утонули в них.

Сферический зал представлял собой, по-видимому, централь управления кораблем. Поражали ее размеры: противоположная стена находилась от нас на расстоянии трехсот метров, если не больше, а оводы терялись где-то в вышине. Позади нас возвышалось причудливое сооружение, напоминающее живое существо, с множеством различных указателей, приборов, блестящих дисков, клавишей и кнопок. Вероятно, это был электронный мозг корабля. По окружности стен шли ряды электронно-вычислительных машин сложнейшей конструкции. Большинство установок и сооружений в централи было совсем незнакомо мне, и трудно было давке догадаться об их назначении.

Справа от электронного мозга раскинулся гигантский пульт управления с рядом высоченных кресел для операторов. В глазах рябило от обилия приборов и экранов различной формы, расположенных на пульте.

Между тем гигант, приведший нас, сосредоточенно устремил свой взгляд на экран, светившийся пепельно-серебристым блеском. И вдруг на экране появились картины событий, пережитых нами в последнее время: побег из Трозы, плавание с Джиргом на электромагнитном корабле, ураган, Большой юго-западный остров, встреча с гигантом на берегу и путь от побережья к шару.

– Невероятно! – воскликнул Самойлов. – На экране отражаются мысли и воспоминания гиганта. Ведь это та же самая чудесная машина – приемник и преобразователь биотоков, идущих от его мозга.

Гигант вопросительно посмотрел на нас.

– Давайте попробуем мысленно рассказать ему о себе, – предложил я академику. – Я сейчас восстановлю в памяти отлет “Урании”.

И, действительно, на экране появился Главный лунный космодром, огромный силуэт нашей “Урании”, толпы землян в громоздких космических скафандрах. Затем люди исчезли, и вот уже “Урания” взлетает в космос, окутанная чудовищными вихрями энергетической отдачи.

Но как только я ослаблял напряжение памяти, картины начинали бледнеть и расплываться. Я повял, что надо мыслить четко и последовательно.

Самойлов недовольно поморщился.

– Не увлекайся, Виктор, не увлекайся. Давай я заменю тебя.

Он стал напряженно смотреть на экран. И тотчас на нем обрисовался шар Земли, потом план Солнечной системы, положение Солнца в Галактике. Короче говоря, началась лекция по астрономии. Затем по экрану помчались ряды тензорных уравнений, знаменитая формула Эйнштейна Е = ТС², преобразования Лоренца и, наконец, ряд вопросительных знаков над формулой “скорость света равна константе”.

Глубоко задумавшись, гигант следил за бегом мыслей Самойлова на “экране памяти”. Чувствовалось, что великие вопросы естествознания, мучившие академика, для гиганта – открытая книга. Но как их разъяснить нам? Вот, вероятно, над чем он задумался.

Еще с полчаса Самойлов “рассказывал” о Земле, о ее общественной жизни, о науке и технике землян XXIII века. На экране оживала история Земли: появлялись картины жизни и быта людей, уровень развития техники в разные эпохи, достижения человека в господстве над природой.

Особенный восторг вызвали у гиганта картины земной истории: борьба человека с природой на заре цивилизации, великие общественные и революционные движения, яростный накал крестьянских восстаний и пролетарских революций, экспедиции мореплавателей и землепроходцев, победа над косными силами материи и прорыв на просторы Космоса.

Когда академик окончил свой “рассказ”, гигант порывисто встал, дружелюбно улыбаясь, и жестом предложил нам следовать за собой. Он повел нас в спиральный туннель. Мы долго петляли по боковым коридорам, пока не попали в небольшой зал, во всю стену которого высился огромный экран. От него расходилось ажурное плетение волноводов. Взглянув вверх, я разглядел слабо фосфоресцирующий свод.

Внезапно наступил полный мрак. В то же мгновение свод засверкал звездами. Я замер в восхищении. Звезд становилось все больше и больше. Сгущаясь, они превратились в оплошной сияющий рой. Обозначилась спиральная система.

– Да это же наша Галактика! – догадался я.

Самойлов кивнул головой, не отрывая глаз от поверхности свода. Галактика росла, увеличивалась в размерах. Свод заполнялся мощными спиральными ветвями, которые на глазах распадались на мельчайшие пылинки – звезды.

Непрерывно вращая диски настройки на панели под экраном, гигант напряженно следил за причудливой игрой звездных роев. Спирали бледнели, гасли. И вдруг появились искаженные за десятки тысячелетий, не все же до боли знакомые созвездия.

– Смотрите, Петр Михайлович!… Вот Орион, Плеяды, а там – Kacсиопея, Центавр, Пегас! Это же наше земное небо!

На поверхности свода осталось только созвездие Девы. В этом созвездии расположено Солнце, если смотреть на нашу Солнечную систему из глубин Космоса. Созвездие стало увеличиваться в размере, как бы стремительно приближаясь к наблюдателю. Остальные звезды бледнели, уходя вверх и в стороны. Внезапно свод погас, но в центре экрана появилась яркая желтая звезда, а вокруг нее – десять мельчайших блесток, через секунду выросших до размеров детских мячей.

Это была наша Солнечная система. И вот уже весь экран заполнил диск родной планеты. Ее окружала туча маленьких лун.

– Гм… Когда мы улетали, искусственных спутников было двадцать шесть, – заметил Самойлов. – Сейчас же их не менее ста!

Гигант знаками предложил нам стать у пульта и самим управлять настройкой и наводкой этого волшебного “телескопа”. Он показал, какие рукоятки регулируют резкость, яркость и величину изображений.

Я осторожно повернул вправо масштабный диск – и сразу пропала дымка атмосферы Земли, закрывающая очертания материков. Отчетливо проступил континент Евразии. Возникли родные ландшафты России.

Но что это? Я не узнавал! знакомых с детства мест. Куда исчезли огромные города, промышленные центры, гиганты индустрии, сети электропередач и железных дорог? Повсюду раскинулся океан растительности. Зеленели кроны могучих лавров, цвели олеандры. Веерные пальмы шевелили широкими листьями, словно посылая привет “нам, пронесшимся через время и пространство и теперь рассматривавшим родную планету из чудовищной дали в квадриллионы километров.

Но почему в средней полосе России растут тропические цветы и деревья? Неужели прошла целая геологическая эпоха? Ведь в районе Москвы или Ленинграда только в мезозойскую эру был тропический климат.

Вдруг на экране возникла монументальная колонна. Отлитая ига блестящего белого сплава, она стремительно взмывала на трехсотметровую высоту. Форма колонны напомнила мне что-то очень знакомое. Я вгляделся, быстро вращая диски, и чуть не вскрикнул от удивления. Это был… наш гравитонный звездолет, стоявший на посадочном треножнике! Странное чувство охватило меня, когда я заметил на колонне два больших овала, а в них – наши (мой и академика) портреты, написанные вечной краской. Ниже портретов золотом светились надписи, одна – на геовосточном языке, другая – на совсем незнакомом:

“В третьем тысячелетии новой эры отсюда стартовали эта люди. Они первыми испытали гравитонную ракету и дерзнули полететь к центру Галактики. Должны были возвратиться на Землю в шестьдесят третьем тысячелетии. Они не вернулись еще и сейчас, в начале первого тысячелетия второго миллиона лет человеческой истории. Вечная слава героям науки!”

– Миллион лет… – прошептал я, затаив дыхание.

Подавленный гигантским промежутком истекшего времени, я бессильно опустил руки. Время! Его безостановочный, не поддающийся никаким силам, поток унес дорогое: друзей и товарищей, с которыми я бороздил Космос, и вою привычную обстановку третьего тысячелетия. Я почувствовал, как повлажнели мои глаза.

Между тем Самойлов, спокойно отстранив мою руку, повел волшебный канал неведомой связи, вызывающей картины Земли, на северо-запад от памятника. Я понял, что он ищет столицу Восточного полушария. Среди моря цветов торжественно вздымалась многокилометровая громада здания, украшенная скульптурами. На фронтоне огромными буквами были начертаны всего два слова. Я никак не мог их разобрать: какой-то незнакомый язык. Академик до отказа вывел диск резкости. И тогда сквозь знаки новой надписи (вероятно, на языке второго миллионолетия) смутно, еле различимо, проступили старые геовосточные буквы.

– Пан…те…он бессмертия, – первым разобрал надпись академик.

Пантеон расплылся, растаял. Четко, почти осязаемо возник гигантский зал с рядами анабиозных ванн. В пульт каждой из ванн был вмонтирован портрет “спящего”. С портретов на меня сурово смотрели незнакомые лица…

Пока гиганты были заняты своими делами наверху, откуда доносились их певучие голоса, я завел с академиком разговор об этом новом загадочном племени разумных существ.