Текст книги "Тень победы"

Автор книги: Александр Белов (Селидор)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 20 страниц)

После такого панча никто не встает. Рефери наклоняется над телом и вынимает капу изо рта.

– Так просто? – разочарованно протянула Лайза. – А я-то думала, что боксеры просто лупят друг друга перчатками…

– Просто? – улыбнулся Сергей. – В каждом виде единоборств – будь то бокс, борьба самбо, дзюдо или карате – у настоящего мастера есть своя коронка – прием, отшлифованный до совершенства. А искусство как раз заключается в том, чтобы вовремя его применить. Пока я знаю одно – нельзя подпускать Пейтона близко к себе. Необходимо держать его на дистанции. Поэтому мне нужен опытный спарринг-партнер, который предпочитает ближний бой. Побоксирую, а там, глядишь, нужное решение найдется само собой.

Белов внимательно выслушал его доводы и счел их убедительными.

– Хорошо, – сказал Саша. – У тебя есть на примете подходящий боксер для спарринга?

Степанцов задумался.

– Да, пожалуй. Есть один такой, как раз работает в моем весе. Николай Гудков. Но только… Он живет в Питере, и…

– Это не твоя проблема, – отрезал Белов. – Витек! – обернулся он к Злобину. – Ты все слышал? Николай Гудков из Питера. Послезавтра он должен быть здесь:

– Не вопрос, шеф, – отозвался Витек… – Я даже не спрашиваю, живым он нам нужен или мертвым. На месте соображу.

Все рассмеялись. Витек начал прикидывать, успеет ли он на сегодняшний вечерний, рейс.

– Да-а-а… – задумчиво произнес Сергей. – Драться с таким соперником нелегко. С – Лейтоном главное – все время быть предельно внимательным. Не зря же существует боксерская поговорка: у панчера всегда есть шанс.

Белов сидел, погруженный в свои мысли. Видимо, они были далеки от бокса. Услышав слова Сергея, он встрепенулся и стукнул кулаком в ладонь.

– Точно. Здорово сказано!

«Панчер! – обрадованно подумал он. – Ну конечно, мне тоже нужен панчер! Обязательно!»

Время, оставшееся до боя, летело быстро. Но еще быстрее Степанцов набирал форму. Ватсон смотрел на него и никак не мог нарадоваться. Он заставлял Сергея взвешиваться по три раза на дню; все боялся, что боксер перевалит верхнюю планку полутяжелого веса. Раны больше не давали себя знать. В двигательной активности не было никаких ограничений. Степанцов бегал, прыгал, работал с отягощениями и боксировал столько, сколько считал нужным.

В шесть утра он просыпался, выпивал белково-витаминный коктейль, делал получасовую разминку и потом убегал на десятикилометровую пробежку. После пробежки Сергей в течение часа занимался физическими упражнениями в щадящем режиме, а потом шел завтракать. В меню преобладали овощи, фрукты и различные соки.

Немного отдохнув после еды, Степанцов выходил на ринг. Николай Гудков оказался хорошим спарринг-партнером. Ему не хватало чемпионского характера, но это был исключительно грамотный и рассудительный боец. Перед боем они вместе с Сергеем разрабатывали тактический рисунок поединка, а во время боя Гудков сознательно сдерживался, чтобы не нанести слишком сильный удар. Все-таки точный и сильный удар полутяжа наносит некоторый ущерб организму.

Ватсон, переживая за своего питомца, носился вокруг ринга и постоянно напоминал Гудкову об осторожности – так, что однажды Николай не выдержал и сказал, подставляя обе руки под невидимые наручники:

– Может, вы меня лучше свяжете, Станислав Маркович?

Ватсон стал вести себя более сдержанно, но по его лицу было хорошо видно, что эта напускная сдержанность дается ему с трудом. Каждый спарринг снимали на видеокамеру, стоявшую на штативе. После тренировочного боя Сергей и Николай просматривали пленку, делали друг другу замечания и делились впечатлениями. Закончив разбор полетов, оба шли обедать. После обеда Сергей обязательно полтора часа спал, а во второй половине дня приступал к силовым тренировкам.

Ватсон не ограничивал его в легкоусваивающихся углеводах и воде; вместе с тем, он вел строгий учет белкам и жирам. Мышцы, находящиеся в состоянии постоянной нагрузки, могли начать расти. Это означало бы пару лишних килограммов. С другой стороны, от нагрузок мышечные волокна распадались, и организму требовался новый строительный материал.

Поэтому Ватсон каждый раз с калькулятором в руке до грамма рассчитывал количество, мяса в тарелке Сергея. Зато Гудков ел, сколько хотел.

Так шел день за днем. Однажды, просматривая очередную запись, Степанцов воскликнул:

– Черт возьми! Кажется, я нашел!

Что-нашел? – не понял Николай.

– Я нашел отличный подарок для Пейтона. Это классный сюрприз.

– Расскажи, – попросил Гудков, но Сергей лишь отмахнулся.

– Завтра. Сегодня я еще раз все хорошенько обдумаю, а уж завтра…

– Ну ладно. Подождем до завтра, – ответил флегматичный Гудков, и они отправились обедать.

Белов тоже не терял времени даром. Через генерала Введенского он навел справки о Буцаеве, и оказалось, что Роман Остапович – личность в некотором роде примечательная. Саша сидел у себя в кабинете и раз за разом перечитывал его интерполовское досье, помеченное грифом «Совершенно секретно».

В чем-то эта подготовка напоминала работу Степанцова по изучению Пейтона. Сергей знал о нем все, и Белов теперь знал все о своем противнике.

Боксер готовил сопернику неприятный сюрприз, и Белов придумывал комбинацию за комбинацией. Степанцов понимал, что на стороне Пейтона будет почти вся публика в Мэдисон-Сквер-Гардене, и Белов наверняка знал, что американская полиция всегда примет сторону американского гражданина, коим Буцаев являлся уже семь лет. Наконец, Сергей осознавал тот факт, что ему необходимо победить чисто и убедительно,

поскольку надеяться на лояльность рефери не приходилось. Да и Белов не тешил себя иллюзиями – встреча предстояла на чужой территории, и помощи ждать было неоткуда. Но.

«У панчера всегда есть шанс», – твердил про себя Белов и улыбался…

Все утро следующего дня Степанцов ждал и не мог дождаться спарринга. С трудом сдерживая торжествующую улыбку, он натянул тренировочные перчатки – мягкие, с увеличенным слоем поролона. Нанести такими нокаутирующий удар было практически невозможно. Ватсон и Гудков почувствовали его настроение и приготовились к неожиданностям. Противники нырнули под канаты, попрыгали несколько раз на месте, словно проверяя на прочность настил ринга.

– Готовы? – спросил их Ватсон, выступавший в качестве рефери и ассистента одновременно.

Оба закивали головами, качая маятник и нанося друг другу удары на расстоянии.

Ватсон включил видеокамеру и ударил в гонг. Бойцы сошлись в центре и принялись работать по обычной схеме. Гудков взял на себя роль второго номера; он не атаковал, а, только защищался, стремясь измотать противника, и при первом же удобном случае лез в ближний бой. Степанцов работал первым номером. Он, напротив, наседал на Гудкова, навязывая ему свою манеру боя и скорость. В ближний бой не лез, предпочитая держать среднюю и дальнюю дистанции.

Первый раунд прошел очень технично. Степанцов ни на секунду не забывал о том, что он должен именно боксировать. И даже заставил себя вообразить, что перед ним не добродушный здоровяк Гудков, а пресловутый нокаутер Пейтон. Примитивный размен ударами при встрече с ним ни к чему не приведет.

Более того, он может оказаться опасным – в-правой перчатке Пейтона спрятана очень эффективная противотанковая пушка. Эти установки Сергей должен был хорошенько запомнить, чтобы в настоящем поединке действовать автоматически, ни о чем не задумываясь.

Прозвучал гонг. Бойцы разошлись по углам. Степанцов еще раз все мысленно прикинул и приготовил козырного туза. Ему очень хотелось посмотреть, как поведет себя Гудков.

Пейтон, конечно, другое дело. Все-таки он – боец мирового – уровня, и его трудно чем-либо удивить. Но все же Сергей очень рассчитывал на некоторое замешательство. Хотя бы полминуты. Этого ему было бы достаточно. Он начал боксировать во втором раунде, как обычно. Наступал, бил классические двойки и тройки, и как только противник пробовал сократить дистанцию, тут же отходил.

Он атаковал Гудкова в очередной раз, разорвал дистанцию и… быстрым движением поменял стойку. Теперь он стоял, как левша, выставив вперед правую руку. Гудков отреагировал не сразу. Он начал с джеба, но Сергей быстро сместился вправо и кроссом пробил через его левую руку. Удар получился несильным, но тревожащим.

Николай стал поворачиваться следом за Степанцовым, но Сергей резко изменил направление и закрутил движение в обратную сторону Теперь он сам бил джеб за джебом, а левую руку держал заряженной – на тот случай, если противник увлечется обороной или атакой и забудет про печень, которую он прикрывает правым локтем. Тогда быстрый выпад вперед – и удар по корпусу!

Так и произошло. Степанцов был от природы правшой, поэтому джебы получались сильными, увесистыми; Гудков с трудом их парировал. А когда его правый локоть на миг оторвался от реберной дуги, Сергей сделал ложный замах правой и тут же провел удар левой в печень. Николай выстрелил правой, но Степанцов уже отступил и тут же поменял стойку Он заметил, что спарринг-партнер стал медленнее – значит, удар достиг цели.

Получив преимущество в скорости, Сергей стал навязывать свой стиль боя. Он кружился вокруг Николая, постоянно атаковал и создал несколько опасных моментов. Если бы это происходило в реальном бою, то Степанцов стремился бы добить соперника. И у него наверняка бы получилось.

После третьего раунда они вместе просмотрели видеозапись.

– Ошеломил, – честно признался Гудков, держась за правый бок. – Знаешь, мне кажется, тебе надо было идти до конца. Боль пришла не сразу, но потом… Если бы ты еще раз попал по печени – все! Можно было открывать счет.

Сергей улыбнулся.

– Я видел. Но, ты же не Лейтон, а с Пейтоном лучше перестраховаться.

– Да, пожалуй, ты прав, – согласился Гудков.

– Я еще хорошенько все обмозгую, – заявил Степанцов, – а завтра, попробую предложить что-то новенькое. Посмотрим, как ты отреагируешь.

– Ну что же? Пробуй. Ради котлет, которые жарит твоя Светлана, я готов терпеть многое, – ответил, Николай. – Хоть еще полгода.

Боксеры рассмеялись. Сергей радовался тому, что нащупал нужный ход. Смена стойки – технический прием, известный давным-давно. Но в профессиональном боксе относятся к нему скорее, как к эффектному трюку, нежели к эффективному оружию. Он редко у кого получается. Задумка хороша, но реализация, как водится, хромает. А у него должно получиться! Иначе – чемпионский титул так и останется у Ларри Пейтона. Значит – нужно доработать коронку, отшлифовать и дождаться нужного момента. И тогда Пейтон дрогнет.

За месяц до боя Ватсон перестал появляться дома и окончательно переехал в свою клинику, поселившись в соседней с боксером халате. Он контролировал каждый шаг Степанцова и опекал его с не меньшим тщанием, чем Лукин своих питомцев. В последнее время Ватсона волновала одна проблема, слишком деликатная для того, чтобы ею можно было с кем-нибудь поделиться.

В одной из книг по спортивной медицине Ватсон вычитал, что спортсменам в преддверии крупных соревнований секс абсолютно противопоказан. Ватсон долго прикидывал все возможные за и против. Так ли это на самом деле? По размышлении в целом доктор пришел к выводу что лучше не рисковать. Сергей был неженат. На переезд из Москвы в Красносибирск он согласился легко. Стало быть, размышлял Ватсон, постоянной дамы сердца у него нет. «То есть как это нет? – обрывал он себя. – А Светлана?»

Он давно заметил, что Степанцов к ней неравнодушен; как, впрочем, и она к нему Их крепнущее чувство мог не заметить только слепой. К счастью… К счастью для Ватсона, а для Сергея и Светланы – наверняка к сожалению. К счастью, тренировочный день был расписан по минутам. Строгий режим не оставлял влюбленным времени для свиданий. Сергей, как на-стоящий профессионал, был очень дисциплинирован и умел контролировать свои желания. Ну а Светлана, как настоящая женщина, обладала изрядным запасом терпения. И все же, памятуя о вреде секса в данной ситуации, Ватсон боялся оставлять их наедине…

XXXIII

Сергей и Гудков закончили очередной спарринг. Ватсон выключил видеокамеру и тут же накинул на Степанцова халат, чтобы тот не простыл. У спортсменов, эти сведения Вонсовский почерпнул из той же книги, отдающих все силы тренировкам, значительно ослабляется иммунитет. Любой мало-мальский сквозняк может вызвать тяжелую простуду

– Так! – строго прикрикнул Ватсон. – Теперь в душ! Через час – обед!

Он посмотрел на часы: все должно идти строго по графику. Сейчас выдалось время записать наблюдения в тренировочный дневник. Суть подготовки к бою заключается в том, чтобы выйти на ринг, находясь на пике физической и психологической формы. Пик должен был наступить ровно через месяц – значит, оставшиеся тридцать дней надо понемногу наращивать нагрузку и темп. По капельке, по ступеньке, заставить организм бойца сосредоточиться на одной-единственной задаче – разорвать соперника в клочья.

Ватсон открыл толстый блокнот и достал ручку. Он уже приготовился записывать, как вдруг… в коридоре послышались быстрые шаги. Дверь открылась, и на пороге появился Белов.

– Ватсон! – сказал он. – Ты мне нужен.

Белов, не обращая внимания на протесты доктора, взял его под руку и вывел на улицу.

– Давай немного прогуляемся, подышим свежим воздухом.

Они пошли по зеленой аллее, уходящей от здания спортшколы. Белов достал из кармана фотографию и протянул Вонсовскому.

– Что ты можешь сказать об этом человеке? Станислав Маркович взял снимок. Практикующий психиатр обязан быть неплохим физиономистом. Раньше, когда Ватсон был увлечен хирургией, он считал психиатрию чуть ли не лженаукой. Нет, конечно, он не ставил вопрос в такой категоричной форме; просто у него, как у человека рационального и трезво мыслящего, возникали вполне обоснованные сомнения: «Может ли один человек залезть в голову другого человека и покопаться в чужих мыслях? И если может, то не нанесет ли это вреда? Причем – обоюдного?»

Затем, когда его жизнь круто повернулась, и он переключился с хирургии на психиатрию, доктор понял, что врачевать душу – занятие более сложное, чем лечить тело. Он ни за что не признался бы в этом Лукину, но про себя думал, что, в целом, они оба делают одну и ту же работу. Просто Федор воздействует… как бы это помягче выразиться? На простецов, привыкших принимать все на веру. И тогда немудреные проповеди Лукина срабатывали безотказно. У Ватсона другое дело. К нему приходили люди заведомо недоверчивые, считающие, что им уже ничем нельзя помочь, и, тем не менее, остро нуждающиеся в помощи.

Близкая работа с людьми его многому научила. Например, Ватсон великолепно качал маятник, если пользоваться жаргоном психиатров. То есть, он умел вовремя и незаметно останавливать нарастающую активность больного. Сбивать его с толку неожиданным и невинным вопросом. Как в теннисе – мячик налево, мячик направо. Таким образом, накопившаяся отрицательная энергия не выплескивалась одномоментно в виде нервного припадка, а растрачивалась потихоньку, и к концу сеанса перед Ватсоном сидел уже совсем другой человек – спокойный и ублаготворенный.

Доктор внимательно всмотрелся в лицо незнакомца.

– Ну что я могу сказать? – начал он. – Наверное, не так уж много – по фотографии-то…

– А ты попытайся, попросил Белов.

– Хорошо. – Ватсон остановился, ненадолго задумался и начал. – Начнем с глаз. Темные, скорее всего, карие. Крупные глазные яблоки, веки – с миндалевидным разрезом, у наружных углов – сеть морщин. Все эти признаки говорят о человеке умном и незаурядном. Он смотрит прямо в объектив, но при этом выглядит напряженным. В его взгляде чувствуется скрытая агрессия. Посмотри, как развиты складки мягких тканей лица, особенно – продольные и поперечные морщины на лбу. Этот человек часто дает волю чувствам, причем – чувствам негативным, таким, как возмущение или гнев. На щеках тоже есть морщины, но я бы сказал, что они не носят эмоционального характера, а скорее, речевого…

– Что это значит? – перебил его Белов.

– Такие морщины возникают у людей, которые являются носителями английского языка. Вот, итальянский, к примеру, вовсе не вызывает морщин, а в английском очень много звуков со сложной артикуляцией. Поэтому англичане и американцы всегда выглядят старше своих лет.

– Тут ты угадал, – усмехнулся Белов. – Ему приходится говорить на английском. Продолжай.

– Взгляни на губы. Какой у них характерный очерк! Это губы человека надменного, причем его надменность обусловлена достаточно высоким социальным статусом. Ну и… по аккуратной и красивой стрижке, по ухоженной коже я могу сказать, что это – состоятельный человек. Обрати внимание на брови. Этому мужчине – за сорок лет. Вторая гормональная перестройка уже началась, но на коже нет сосудистых звездочек, а в бровях – длинных остистых волос. Значит, он их удаляет. Выщипывает. Следит за собой. Ну, как, совпадает?

Белов кивнул.

– К сожалению, – продолжал Ватсон, – я не вижу его зубов. Состояние зубов может очень многое сказать о человеке, тем более – англичанине или американце. У них ведь визит к стоматологу – это тяжелый удар по бюджету. Поэтому, исходя из качества работы дантиста, можно судить о толщине кошелька пациента.

– Хорошо. Что еще?

– Ну, еще остались кое-какие мелкие признаки. По форме уха, козелка и противокозелка, лобным буграм, скуловым костям и выдающейся дуге нижней челюсти я делаю заключение о том, что этот человек – властный, корыстолюбивый и жестокий, не привыкший не останавливаться ни перед чем.

Белов с восхищением посмотрел на приятеля.

– Слушай! Все в цвет! Может, тебя надо звать не Ватсоном, а Шерлоком Холмсом?

Доктор скромно улыбнулся; но все же было видно, что сравнение с великим детективом ему польстило.

– Но самое главное, Саша… Этот человек – полная твоя противоположность. Ты открыт, а он, наоборот, скрытный и лживый. Ему нельзя доверять.

Ни в чем и никогда.

Белов задумался.

– Наверное, ты прав… – сказал он после паузы. И потом, желая сменить тему, спросил; – Как там наш боксер?

Ватсон удивленно пожал плечами.

– Как паровоз. Сметает все на своем пути. Я никогда еще не видел столь замечательный образчик человеческой породы. Не знаю, насколько хорош этот Ларри Пейтон, но, думаю, ему не поздоровится. По крайней мере, Гудков, – доктор понизил голос, – уже еле держится. На одном только самолюбии.

А противопоставить ничего не может. Да тут еще Сергей один трюк придумал – закачаешься! – Ватсон махнул рукой, давая понять, что он не завидует: ни Гудкову, ни Пейтону.

– Хорошо, – обрадовался Белов. – Как думаешь, когда нам надо выезжать?

– Нам надо быть в Нью-Йорке самое позднее – за неделю до поединка, а лучше – за десять дней. Иначе Сергей не справится с акклиматизацией и сменой часовых поясов.

– Ладно. Договорились. Через две недели вылетаем в Москву. С визами проблем быть не должно – федерация профессионального бокса подаст письменную просьбу в Госдепартамент США. Все пойдет по плану.

Белов развернулся и уже хотел было уйти, но Ватсон остановил его.

– Саша! Да?

– Я… Хотел тебе сказать… То есть, спросить… Словом, ты не сердишься, что я тогда не поверил во всю эту затею?

Белов беззаботно улыбнулся.

– Ну ведь поверил же?

– Сейчас – да, – кивнул Ватсон. – А тогда, месяц назад – нет. Мне это казалось чем-то несбыточным. Невозможным.

Улыбка медленно сошла с лица Белова, он стал серьезным.

– Нет такого слова, Ватсон. Все возможно, надо только хорошо постараться. И во всем идти до конца. – Он задумался, словно вспоминал нечто, доставлявшее ему радость и боль одновременно. – Побеждает тот, кто никогда не сдается, – произнес он слова Фила, пожал Ватсону руку и пошел прочь по аллее.

– Ты же никогда не сдаешься, – сказал вполголоса Ватсон, глядя Белову вслед. – Наверное, поэтому все время побеждаешь.

XXXIV

Две недели пролетели незаметно. Настало время уезжать: сначала – в Москву, оттуда в Нью-Йорк. Ватсон стал понемногу сдвигать тренировки. Он заставлял Сергея позже ложиться и позже вставать, прибавляя каждый день по часу. Теперь Степанцов просыпался в восемь вечера и тренировался ночами. Его могучий организм выдержал и, эту нагрузку.

Ватсон сделал это не случайно. Он хотел, чтобы Сергей, очутившись в Нью-Йорке, как можно быстрее привык к смене биоритмов. Двенадцатичасовая разница во времени не должна была сказаться на его боеспособности; нельзя было оставлять Пейтону даже надежду на превосходство.

В день отлета Белов, желая укрепить боевой дух Сергея, организовал прощальный обед. Правильнее было бы назвать его прощальным завтраком, поскольку было всего девять утра. Степанцов и Гудков только что закончили спарринг. Лицо у Николая было уставшим, все тело болело, и он даже не надеялся, что ему удастся впихнуть в себя хоть кусочек.

Мощные удары по корпусу сотрясли все внутренности, и желудок сворачивался при одной только мысли о предстоящей трапезе. Степанцов, наоборот, выглядел бодрым и свежим – как обычно выглядит человек, занимающийся любимым делом, к тому же, если это дело у него хорошо получается. Он вышел из душевой, и Ватсон заставил его надеть толстовку из плотной ткани и шерстяной спортивный костюм.

На втором этаже спортшколы были составлены в один длинный ряд столы. На белоснежной скатерти стояли различные салаты, закуски, соленья. Центр занимало огромное блюдо с горячими пирожками. Вокруг стола хлопотали Светлана, Лайза, Лукин и Шамиль.

Тренировки у мальчишек были отменены еще три дня назад, когда они стали пересекаться по времени со спаррингами Степанцова. Но пацаны не возражали:

они понимали, что лежит на чашах весов.

На улице раздались звонкие голоса; это стали собираться воспитанники Сергея (и Федора, конечно же). Мальчишки наперегонки взбегали по лестнице и рассаживались за столами.

На улице, в тылу здания, дымил двухведерный самовар. Когда-то покойный Шамиль выкупил его в пункте приема цветного лома, выправил, заново пропаял, облудил и начистил до зеркального блеска… Федор, учитывая торжественность момента и количество гостей, настоял на том, чтобы принести самовар в спортшколу.

Вскоре подъехал Белов. Он вылез из машины, Витек за ним следом. Они последними вошли в зал. Вся команда была в сборе; можно было начинать.

Степанцова посадили во главе стола. Уловив затылком легкий сквознячок, Ватсон нахмурился, выбрался из-за стола и плотно затворил распахнутое настежь окно позади Сергея. Затем для верности повесил ему на шею вместо шарфа красное махровое полотенце.

Степанцов спокойно воспринял это проявление заботы. Никому из присутствующих и в голову не пришло смеяться или шутить, все понимали, что поставлено на карту. Сергей потянулся было за пирожками, но Ватсон ловко подсунул ему тарелку с куриной грудкой, приготовленной на пару, и горсткой риса. Затем, сжалившись, подвинул соусник с соевым майонезом.

Белов сел справа от Степанцова, Ватсон – слева. Федор принес закипевший самовар. Лайза и Светлана накладывали сорванцам полные тарелки. Злобин, исполнявший обязанности начальника охраны, скромно пристроился у стены, как бедный родственник. Белов сделал ему знак рукой.

– Витек, садись! Поешь.

– Попробуйте пирожки, Витя! – ласково сказала Светлана, накладывая ему полную тарелку.

То ли случайно, то ли по иронии судьбы, но перед Беловым и Ватсоном оказались тонкостенные стаканы в мельхиоровых подстаканниках, взятые в тренерской. Им это ровным счетом ничего-не говорило, а для Степанцова явилось неким символическим знаком.

Он еще не забыл привычки своего прежнего тренера, Савина.

Самовар решили на стол не ставить; больно уж он был большой. Его перенесли в дальний угол комнаты: женщины наливали в кружки и стаканы кипяток и разносили гостям. Федор сгорал от нетерпения: его охватил ораторский зуд. Он не стал дожидаться, когда все чашки наполнятся, а встал и громким кашлем прочистил горло. Белов взглянул на часы: впадая в раж, Федор не всегда мог самостоятельно остановиться. Чаще всего ему требовалась помощь.

– Други мои православные и представители других уважаемых концессий! – патетически начал Лукин. – Все вы прекрасно знаете, по какому случаю мы сегодня собрались, поэтому подробно рассказывать об этом не буду. Но! Если кто из вас все-таки забыл, то я напомню – коротенько, буквально в двух словах…

– Минут на сорок, – ехидно вставил Ватсон.

Федор сделал сердитые глаза и постучал ложечкой по своей чашке.

– Так вот, любезные моему сердцу братья и сестры, – продолжал он. – Сегодня мы провожаем… – он замялся – прозвучало как-то нехорошо, почти как «в последний путь». – То есть – встречаем… – Федор. задумался: опять не туда. – В общем, чествуем, дети мои, чудо-богатыря земли русской, замечательного искусника кулачного боя Степанцова Сергея! Ура! – он зааплодировал первым.

Присутствующие поддержали его. Федор снова постучал ложечкой по чашкё, призывая всех к вниманию.

– Милостивые господа-товарищи! – возгласил он с энтузиазмом. – Таланты и воля Сергея известны всем, и я не буду расписывать их в деталях и красках. Я хочу сказать о другом. Мы все – крошечные пылинки, затерянные в необъятных просторах космоса. Окружающий нас мир жесток и враждебен. Что греха таить? Порой не у каждого из нас хватает сил жить достойно, как и полагается человеку. Я вот, например, одно время сильно водочкой баловался. А потом понял – водка это болезнь, как СПИД или гепатит Б. Я обратился к Господу, молился денно и нощно, и с Божьей помощью перестал каждодневно убивать себя алкоголем! – он поднял чашку, демонстрируя, что в ней налит свежий, душистый чай – Странники мои без определенного места жительства, что нашли приют в Доме Нила Сорского, тоже не отличались ангельским поведением. Да и вы, младая поросль, – обратился он к сорванцам, – тоже отравляли себя сигаретами, клеем, а то и чем похуже.

Мальчишки были более непосредственными, чем взрослые. Они смеялись, кричали и свистели. Поднялся такой крик, что Федору стоило немалых усилий утихомирить бывших беспризорников и хулиганов.

– Куда я клоню, друзья мои любезные? – повысил он голос, перекрывая невообразимый шум. – А вот куда! В каждом из нас есть искра Божий. В ком-то еле теплится, а в ком-то горит ярким пламенем. Но Он никогда нас не забывает. И точно так же, как мы верим в Него, Он верит в нас. Верит, что проснутся силы в нашей душе, и сделаем мы свою жизнь счастливой. Благодать Его безгранична. Добро, дарованное Им, приходит к нам не напрямую, будто по почте, а через других людей. И Сергей наш Степанцов знаменит не только тем, что искусен в художестве мордобития, но еще и тем, что через него пришло к нам в город Добро. И сам он тоже толику доброты Божьей получил не по Интернету, а через друзей и от друзей. Стало быть, за что я хочу выпить? В смысле – поднять чашку чая? За добрых людей, что окружают нас. Все мы, даже плохие, по сути своей добрые и хорошие, нельзя только об этом забывать. Пойти по кривой дорожке легко; лукавый мостит ее соблазнами и греховными удовольствиями. Зато тому кто идет путем праведным, дает Господь душевное умиротворение. Так давайте же не будем никогда забывать, что мы – русские люди; трудно нам живется в юдоли нашей страданий и скорби, но мы все вынесем и не посрамим земли нашей! Аминь, товарищи!

Федор сунул в рот серебряный свисток и трижды оглушительно свистнул.

– Ну ты архимандрит! – уважительно сказал Витек. – Аж до подмышек пробрало!

Тут все разом заговорили вразнобой; громко, смеясь и размахивая руками. Степанцов не выдержал и встал.

– Ребята! – сказал он. – Друзья! Знаете, я подумал, что сегодня – один из самых счастливых дней в моей жизни. Я вот сижу тут с вами за одним столом, и так все у нас хорошо! Ну, прямо, как большая дружная семья, – он взглянул на Светлану и она смущенно отвела взгляд, – Здесь я наконец-то почувствовал себя дома. И я очень дорожу этим чувством. Поэтому даю вам честное слово – я вернусь. И вернусь с победой. Но только она будет не моя, а наша общая. Спасибо вам за все.

Ватсон потрепал его по спине.

– Ну-ну, Сергей, возьми себя в руки. У нас – режим, – но при этом было видно, что он гордится своим питомцем и сам растроган едва ли не до слез.

Степанцов сел. Он сказал далеко не все, то хотел сказать. Когда он говорил о семье, то думал о Белове. По крайней мере, ни у него не возникало сомнений, что Белов – глава этой семьи. Человек среднего роста, с ладной фигурой и доброжелательным лицом, он умел быть жестким и требовательным.

Он излучал загадочный магнетизм и притягивал к себе людей. Он был стержнем, осью, звездой, вокруг которой крутились планеты. Если бы не он, Степанцов никогда не приехал бы в Красносибирск и не стал бы тренироваться, и вряд ли решился бы принять участие в титульном бою. Беспризорники так бы и бегали по улицам, а пьяные бомжи валялись в подворотнях. Все это так. И все это сделал он, Белов. Но сказать об этом вслух у Сергея не повернулся язык. Да и надо ли обо всем этом говорить?

Как ни странно в этот момент Белов думал почти о том же. Ни деньги, ни власть, ни бизнес как образ жизни уже не доставляли ему удовольствия. На самом деле, кроме чувства к Лайзе, у него сейчас были две страсти: экстрим и помощь людям. От этого он ловил кайф, как наркоман от кокса. Но он никогда не забывал о той грани, перешагивать которую ни в коем случае нельзя. Не он сотворил этих людей; он только помог им жить достойно,

предложил варианты, создал условия. Попросту говоря, в трудный момент оказался рядом. Конечно, это уже немало, и кое-какие заслуги у него есть, но все же…

Прав был Федор. «Помоги в Божием деле, и Бог поможет тебе…» Ведь он, Саша Белов, лишь человек. И сам он – далеко не совершенство. И ему еще многое предстоит пройти, многое преодолеть и вынести, чтобы стать еще сильнее и поделиться своей силой с теми, кто слаб и сбился с пути. Все эти мысли промелькнули в его голове за несколько минут выступления Сергея:. Саша подумал, что не стоит делать их достоянием всех. Лучше оставить при себе.

В этот момент в кармане пиджака зазвонил мобильный. Белов, извиняясь, пожал плечами. Он взял телефон и вышел в соседнюю комнату. Саша ждал этого звонка. Звонил старый преданный друг. Странное дело – круг замкнулся! Белов вовсе не был суперменом, как это могло показаться со стороны. Он тоже иногда нуждался в помощи.

– Да! – отрывисто сказал Белов.

– Я в Москве. Остановился в «Мариотте», – по-военному четко прозвучал знакомый голос.

– Жди меня завтра после трех, – сказал Белов и нажал, отбой.

На сердце стало покойно и легко.

«Вот и мой панчер с нами, – подумал Белов. – А коли так, вообще бояться нечего. Сергей будет в полной безопасности».

После торжественного обеда-завтрака они все сфотографировались на фоне спортшколы. Со стены фасада, разрисованной красками из аэрозольных баллончиков, улыбался легендарный боксер Виктор Агеев…