Текст книги "Оккультные силы СССР"

Автор книги: Александр Колпакиди

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 46 страниц)

Но чем занималась в «рыцарских кружках» эта «вырождающаяся интеллигенция»?

Об одной стороне ее деятельности – благотворительной – я уже говорил. Другая сторона жизни ордена – внутренняя – приоткрывается нам в приведенном показании Смирнова. Об этом свидетельствует и Е. А. Поль, давая понять, что «рыцари» на некоторых заседаниях выступали со своего рода «исповедью», рассказывая о своих поступках, которые затем обсуждались. Наконец шла собственно орденская работа, способствующая развитию и совершенствованию «рыцарей», – изучение легенд, оккультной, духовной и прочей литературы, распространение ее в рукописном и машинописном виде, а также новые переводы по этой тематике с европейских языков. У ордена была и пополняемая «рыцарями» библиотека. Она находилась где-то под Москвой и насчитывала несколько сотен книг. Они были отмечены в рукописных каталогах, которыми могли пользоваться члены ордена. К их услугам была богатая и тоже регулярно пополнявшаяся за счет пожертвований библиотека-читальня при Музее П. А. Кропоткина. Была сделана попытка создавать собственную переплетную мастерскую, которой особенно интересовались следователи ОГПУ.

Но в центре были все-таки легенды, первоначально сообщавшиеся «рыцарям» только устно.

Прослушав цикл из восьми – десяти легенд, «рыцарь» переходил в следующую орденскую степень. Рассказчиками (и комментаторами), как явствует из показаний, выступали обычно Аренский, Смышляев и Никитин, позднее – и А. С. Поль. Все это относится к 1924 – 1926 годам, поскольку к концу этого периода Гиршфельд уже был изгнан из ордена, а Шишко и Поль показывали, что в 1927 году всякая орденская деятельность прекратилась. Однако вряд ли этому можно верить, так как показания И. В. Покровской относятся к периоду после 1928 года, когда происходят благотворительные концерты в Студии Завадского, лекционные выступления в ГАХН и Музее П. А. Кропоткина. Поэтому отсутствие информации за последние годы можно объяснить не бездействием «рыцарей», а изменившейся политической обстановкой в стране и ужесточением политического контроля, что заставило изменить формы организации и работы ордена.

Показания арестованных содержат крайне расплывчатые сведения об орденских легендах. Выбрав на допросах позицию «потери памяти», Завадский писал: «Содержание легенд мне не по силам передать, оно туманно, путано, сложно. Я и тогда их тотчас забывал, а сейчас совершенно не помню. Общий их смысл был обращен к духовному подъему человека…» Сходным образом охарактеризовала их и Е. А. Поль, утверждая, что «легенды, рассказываемые Никитиным, по своему содержанию очень непонятны и запутанны, похожи на фантастическую сказку, почему я думаю, что он их сам сочиняет». Ее муж, неоднократно возвращавшийся в своих показаниях к легендам, напротив, полагал, что они «представляют собой очень древние материалы мистического содержания».

Первая легенда цикла (ее рассказывали при посвящении в 1-ю степень) повествовала о корпорациях жрецов Древнего Египта. Те из них, кто учил народ о переселении душ умерших в других людей или в животных, на самом деле полагали, что души переселяются на другие планеты. Другие же, кому было доступно сокровенное знание, кто прошел все ступени жреческого посвящения, верили, что на самом деле происходят не перевоплощения душ, а их восхождение и нисхождение, в зависимости от предшествующей жизни: вверх, к истинному Свету, или вниз, для новых воплощений, которые помогут разбудить в каждой душе божественные искры, тянущиеся к своему первоисточнику. И задача каждого живого существа, в особенности человека, – способствовать этому процессу.

Другая легенда рассказывала об Атлантиде – гораздо более древней, чем «платоновская», об Атлантиде, населенной атлантами, в которых человеческое начало соединилось с началом ангельским, и этот таинственный союз помогает совершенствоваться другим жителям Земли. Легенды повествовали об устройстве различных «космосов», которые мы, пожалуй, назвали бы сейчас «параллельными мирами»; о сотворении нашей Вселенной; о восстании ангелов против того демиурга, который создал наш мир, допустив в него зло, и попытался обречь человека на рабство незнания. Согласно легендам, часть атлантов спаслась во время гибели своей родины, и их потомки впоследствии жили в Древнем Египте в обширных подземных лабиринтах, передавая сокровенное знание посвященным, в том числе и египетским жрецам, – у них и заимствовали свои предания древние гностики.

Безусловный интерес вызывают легенды, в которых упоминаются Эоны – высочайшие духи, взявшие на себя миссию посредников между космосами духов и миром людей, проводники восхождения душ к Свету. Согласно учению гностиков, Христос был воплощением Зона Любви и принес на Землю учение о том, что зло не существует само по себе, как не существует сама по себе тень. Зло – это результат незнания, подобно тому как и тьма не имеет своей изначальной сущности, указывая только на отсутствие Света, при появлении которого она рассеивается и исчезает.

Учение об Зонах связывалось со средневековой легендой о Граале – чаше, в которую, согласно преданию, была собрана кровь Христа, пролившаяся из Его раны после удара копьем во время распятия. Это уже прямой путь к сюжетам европейского средневековья – эпохи крестовых походов, когда исторические тамплиеры действовали на Ближнем Востоке и в Европе, а затем и к XIX веку, когда возродился интерес к рыцарству и тайнам средневекового оккультизма.

И все же, как единодушно объясняли все допрашиваемые, главным в этих легендах был не сюжет, а его мистическое – таинственное, духовное – переживание слушателями. Здесь не было никаких «установок». Старший «рыцарь», излагавший легенду, даже отвечая на конкретные вопросы, неизменно подчеркивал, что его ответ заключает в себе не истину, а только его личное мнение, и оно ни в коем случае не обязательно для присутствующих, которые сами могут как угодно трактовать услышанное. Общий же смысл обсуждавшихся легенд, по словам Гиршфельда, сводился к тому, «что Земля находится в плену у темных сил и цель каждого рыцаря – борьба с этим злом. При этом указывалось, что торжество светлого начала над темными силами в пределах человеческой жизни неосуществимо и может разрешиться только в бесконечности».

Откуда пришли эти легенды? Был ли у них автор и кто это был? Созданы ли они в наше время, в пору увлечения экзотическими религиями Востока, или действительно какие-то из них пришли из глубокой древности, хотя, может быть, и не теми путями, о которых рассказывают орденские предания? Мне представляется, что сейчас еще не время ставить эти вопросы из-за отсутствия достаточной информации; я вижу свою задачу в том, чтобы сделать попытку разобраться в фактическом материале следственного дела, отделив вымысел от правды и получив таким образом возможность по-новому взглянуть на события культурной и духовной жизни русской интеллигенции 20-х годов.

И все же, затронув содержание этих легенд, как они рисуются из следственного дела, нельзя не отметить, что некоторые сюжеты и имена поразительно соответствуют сочинениям раннехристианских гностиков, которые совсем недавно, после Второй мировой войны, были найдены археологами в Верхнем Египте, в окрестностях Мертвого моря и ряде других мест.

Одно из таких соответствий обнаруживается даже в обвинительном заключении по делу рыцарей «Ордена Света». Во время обысков у некоторых арестованных, в том числе у А. А. Со-лоновича, были изъяты машинописные экземпляры его сочинения «Бакунин и культ Иальдобаофа». Следователи, по-видимому пользовавшиеся консультациями специалистов, а вместе с тем и своим «революционным чутьем», в общем правильно определили Иальдобаофа в качестве аналога ветхозаветного «врага рода человеческого», то есть сатаны, с которым христианская Церковь еще на заре своей юности вступила в многовековую борьбу, живописуя своего противника и уделив ему едва ли не больше внимания, чем Богу.

Между тем этот древний образ, ставший известным из гностического сочинения, условно называемого «Апокриф Иоанна», открывает перед нами представления гораздо более сложные и глубокие. Будучи рожден «от мира высшего», Иальдобаоф, согласно учению гностиков, не ведал ни своего происхождения, ни существования других божественных сущностей. Почитая себя единственным демиургом, он сотворил весь низший мир, в том числе и человека, отдав ему по неведению частицу своей божественной сущности. Благодаря этому человеку открылся путь в высшие миры, куда хотел не допустить его Иальдоба-оф. Против него и восстает человек, овладевая знанием из источника, указанного Зонами.

Иальдобаоф – это воплощение бездуховности и беспредельного властолюбия, с которым, как писал Солонович, «надо беспощадно бороться, ибо по следам Иальдобаофа ползут лярвы [Так в Европе со времен средневековья назывались низшие, темные сущности невидимого для человека мира]» и «бесовская грязь пакостит души людей и их жизни…»

Солонович не фигурировал в показаниях ни одного из раскаявшихся как «рыцарь» или руководитель кружка с «рыцарской» направленностью. Никто не встречал доцента МВТУ на воскресных «сборищах» у моих родителей, и только однажды о нем упомянул Гиршфельд. Между тем – и здесь можно согласиться со следователями ОГПУ – скорее всего, именно Солонович, о котором они так настойчиво расспрашивали арестованных, оказывается фигурой, объединявшей всех этих людей и дававшей импульс орденскому движению.

В этом убедило признание Леонтьева, которое проливало свет на связь кружков с Солоновичем.

"Кружок мистико-анархического направления, именуемый «Орденом Света», – писал Леонтьев, – ставил своей задачей ознакомление с этикой мистического анархизма. В основе ее лежала христианская этика, очищенная от примесей церковного догматизма. В образе «рыцаря» мыслился человек самоотверженный, осуществляющий любовь и добро в жизни. Одним из основных положений этой этики было то, что как в жизни личной, так и общественной – в политике, цель не может оправдывать средства. Это значит, что как бы ни была высока цель, она не может осуществляться нечистыми средствами, как, например, ложь, насилие над совестью, спекуляция на народной темноте и дурных человеческих инстинктах.

Занятия кружка и заключались в том, чтобы во время встреч, которые происходили раз или два раза в месяц, разбирались те или иные вопросы этики, возникающие при чтении и рассказывании легенд и лекций А. А. Солоновичем".

Признания Леонтьева в известной мере размыкали замкнутый предшествующими показаниями круг. Остановившись на людях, так или иначе связанных с домом моих родителей, я поначалу упустил из виду факт, который привлек мое внимание, когда я еще знакомился со списком арестованных. Там были названы лица, чьих имен я никогда не слышал. Больше того, читая их показания, я видел, что и они, со своей стороны, не знали ни моих родителей, ни тех людей, которые входили в «отряды рыцарей» ордена. Не знали их и «рыцари» – ни те, кто принимал посвящение, ни те, кто посвящал и руководил кружками. Например, я с удивлением узнал, что А. И. Смоленце-ва, близкая подруга моей матери еще по Беломорканалу, познакомилась с ней даже не в камере, а уже в «пересылке» Бутырской тюрьмы. А знакомство моих родителей с ее мужем, И. Е. Рытавцевым, произошло только во второй половине 30-х годов. По-видимому, также не были они знакомы с Богомоловым, Аскаровым, а возможно, и с Андреевым – анархистами по преимуществу, у которых превалировала политическая сторона дела.

Только позже, анализируя имена, названные в показаниях арестованных, удалось проследить «связь» Смоленцевой и ее мужа – через студента МВТУ Маклецова – с Е. К. Бреневым, к которому тот одно время заходил. Далее нить тянулась к Солоновичу, Бему и Ляшуку, которых Смоленцева тоже не знала. Последние уже напрямую были связаны с анархистами Кропоткинского и Карелинского комитетов и с Музеем Кропоткина, то есть с Андреевым, Аносовым, Богомоловым. Г. Ильин входил в группу Н. Р. Ланга, работавшую в библиотеке-читальне музея. Если же к этому добавить, что Ильин был сыном того самого инженера Ильина, который уступил моим родителям в доме на Арбате одну из своих комнат, то круг знакомств окажется дважды замкнутым.

Иными словами, собранные осенью 1930 года в Бутырской тюрьме люди, с точки зрения органов ОГПУ, представляли собой некое «единство» – хотя и разноликое в политическом отношении, но вписывающееся в представления следствия. Однако действительный интерес вызывает не «поляризация» этих двух все же разнородных групп, а те контакты между ними, которые координировались Никитиным, Завадским, Аренским, Смышляевым. За ними же начинает вырисовываться фигура Аполлона Андреевича Карелина.

С ним были связаны и анархисты старшего поколения. Андреев, попавший в 1919 году в засаду ЧК на квартире Карелина и арестованный, затем являлся членом Секретариата «Черного Креста» и Комитета по увековечению памяти Карелина. То же самое относится и к Аносову, работавшему в Секретариате ВФАК вместе с Богомоловым. У Карелина встречались Бренев, Солонович, Преферансов, Аренский и Смышляев. Завадский же прямо указывал на него как на первоначальный источник легенд.

"Не помню, при каких условиях я познакомился с Карелиным, – писал режиссер, – кто и когда меня к нему привел, знаю только, что он мне представлялся человеком, принятым Советской властью и вполне лояльным. Он жил в 1-м Доме Советов (гостиница «Националь». – А. Н.) и сам мне рассказывал о своих хороших отношениях с А. С. Енукидзе, которому, в свою очередь, я как-то рассказал о своем знакомстве с Карелиным… В те времена, воспитанный моим учителем по театру Е. Б. Вахтанговым в большой мере идеалистически, я интересовался всевозможными философскими и мистическими проблемами. Карелин меня тогда заинтересовал своей философией – я сейчас совершенно не в силах восстановить в памяти (так это для меня далеко сейчас) подробное содержание его взглядов, но помню только, что они были очень отвлеченными и туманными, касались главным образом проблем подсознательной работы, проблем душевных и духовных сущностей и т. д.

У Карелина я встречал Смышляева, жену Солоновича, мою сестру – В. А. Завадскую, Аренского и ряд лиц, которые, промелькнув, вовсе не остались в моей памяти. Белая роза – его любимый цветок – часто стояла у него на столе. Карелин рассказывал легенды, потом слушатели задавали вопросы и беседовали… Иногда вместо Карелина у него в квартире вел с нами так,ие беседы Солонович…"

И наконец, в показаниях А. С. Поля содержится прямое утверждение, что возникновение «Ордена Света» связано с возвращением из Франции в Россию Карелина, который во время вынужденной эмиграции был посвящен в тайны ордена, достиг известных степеней и принес в Москву его легенды и структуру.

Но кто такой Карелин? Вопрос этот, как мне представляется, занимал тогда многих людей, и в первую очередь следователей ОГПУ, почему-то с особой настойчивостью расспрашивавших, кто присутствовал на похоронах Карелина, какие цветы лежали на его гробе, какая музыка исполнялась и почему пели «не наш гимн» и на каком-то другом языке… Создавалось впечатление, что, по мере того как увеличивалось пространство времени, отделявшее смерть Карелина в марте 1926 года от последующих событий, интерес к этой фигуре у следователей возрастал, причем уже чисто профессиональный, хотя о покойном вожде анархо-коммунистов ничего порочащего вроде бы сказано не было.

Поэтому ответ на вопросы о Карелине приходилось искать в других источниках. На этот раз – у анархистов.

Рыцарь Сантей

История русского анархизма, очень разнообразного по своим лозунгам и целям, вряд ли будет написана в ближайшее время. Препятствием служит как бедность документальных материалов, так и традиционный взгляд на анархизм как на политическое учение. Я полагаю, что это – скорее одно из религиозно-мистических движений нового времени, задрапированное в политические лозунги для оправдания своего крайнего радикализма.

В самом деле, несмотря на ярко выраженную антисоциальную (и даже террористическую) деятельность, на конспирацию, группировки, союзы и прочие признаки политической организации, анархисты – даже их «левое» крыло – не выработали позитивной программы развития общества. Они выступали против всего, что обеспечивает его развитие, – против государственной организации, централизованного управления и прочее. Что же касается их призывов и обещаний, то последние принадлежат скорее области религиозно-этических учений, а не социальных реформ.

Задумаемся над "идеями «безвластия», «экспроприации экспроприаторов», «уничтожения частной собственности», «свободы, равенства, братства и справедливости», несущих в себе несовместимые требования («равенство» исключает «справедливость» и наоборот). За этими идеями – чаяния ранних христиан и наивная вера крестьян и ремесленников средневековья во всеобщую «уравниловку», вековечная мечта о «царствии Божием» на земле.

Фундаментом становилась не борьба за конкретные реформы, а протест против «социальной несправедливости», «абсолютного зла», предстающего в виде «государства», «собственности» или «эксплуатации». Анархисты считали, что действительность – это не результат общественной эволюции, а лишь арена деятельности злоумышленников («властников»), которые в ущерб обездоленным и бесправным массам пользуются преступной склонностью людей к богатству.

Знакомство с биографиями рядовых анархистов показывает, что обычно это были люди легко возбудимые, готовые на подвиг во имя «идеи», однако не привыкшие задумываться над последствиями своих поступков. Они происходили чаще всего из малообеспеченных слоев городского и сельского населения: уже в юности они оказывались свидетелями или жертвами социальной несправедливости. Она ассоциировалась в их сознании не столько с конкретными личностями, сколько со всей социально-политической системой общества. Склонные к гипертрофическим обобщениям и болезненной чувствительности, к переоценке собственной личности, анархисты возлагали всю ответственность за происходящее на окружающий мир, обличая его так же страстно, как обвиняли когда-то Рим и Вавилон иудейские пророки и христианские проповедники.

Говорят, что революции делают молодые. Это подходит и к анархистам. Активной политической деятельностью занималась обычно «зеленая» молодежь, которая не успела получить систематического образования и не определила свою дорогу в жизни. Не потому ли с годами революционное движение покидало большинство его участников? Они находили свое место в обществе, оставляя не только свои заблуждения, но и тех соратников, которые не нашли в себе силы принять вызов жизни. За ее бортом оставались люди с неустойчивой психикой, неудачники, а также «профессионалы», которые объявляли свой образ жизни «борьбой за счастье человечества». Впрочем, были и исключения из правила.

По мере того как в анархическом движении прошлого века происходила смена поколений, в нем (и несколько в стороне от него) появлялись фигуры людей зрелых, широко образованных, которые приступали к теоретическому осмыслению анархизма. Как правило, такие люди не запятнали себя кровью жертв террористических актов, не принимали участия в вооруженных конфликтах с правительством. Душевная ранимость, чувство личной ответственности за несовершенство социального устройства, умение сострадать человечеству, стремление к его просвещению и освобождению от бед материальной нужды, сословных и национальных проблем – все это выводило их далеко за пределы анархистского движения. Прежде такие люди обычно становились религиозными реформаторами. Но во второй половине XIX века в России и в Европе все, связанное с церковью, казалось образованному большинству полностью скомпрометированным. Сама мысль о тождестве требований «апостолов анархизма» с идеями христианства казалась молодежи кощунственной.

То, что «программа» анархистского обустройства общества в основном совпадает с евангельскими заветами, открылось много позже. Стало ясно, что идеалы будущего – лишь идеализируемое прошлое. Их творцы были романтиками, а романтический ум склонен искать в прошлом ответы на загадки настоящего. П.-Ж. Прудон, М. Штирнер, П. А. Кропоткин, Л. Н. Толстой, даже М. А. Бакунин, единственный из них практик революции, – все они, в конечном счете, строили свои теории общественного переустройства не на политико-экономических предпосылках, а исключительно на постулатах

Нагорной проповеди. Удачные опыты «натуральной» организации общества они усматривали в «вольных городах» и городских цехах европейского средневековья, в общинах ессеев, в жизни первобытных народов, даже у «общественных насекомых» – пчел, муравьев и термитов. Столь резкий антиисторизм подчеркивает утопичность теоретиков анархизма, чаяния которых были разбиты революцией 1917 года и последующими событиями.

Анархисты оказались полезны для большевиков, когда требовалось экспроприировать и пустить по ветру накопленное предшествующими поколениями, отбиваться от «белой армии». Именно тогда ярко проявилась неспособность анархистов к созидательной деятельности, их нежелание и неумение работать. С этим согласились даже их теоретики, которые поняли бесплодность своего движения в новой жизни.

Совершенно исключительное явление в этом плане представляет собой Аполлон Андреевич Карелин (1863 – 1926). Крупнейший (после М. А. Бакунина и П. А. Кропоткина) теоретик и организатор анархистского движения, он очень рано понял его сильные и слабые стороны и постарался сориентировать его на формирование новой личности, возвращая человеку, оскопленному примитивным экономическим материализмом, сознание его духовной ценности «в мирах и веках», разрушая при этом догматические барьеры ортодоксальных конфессий.

А. А. Карелин родился в Санкт-Петербурге в семье «свободного художника-фотографа» А. О. Карелина (1837 – 1906), вписавшего одну из самых блестящих страниц в историю отечественной художественной фотографии. Вскоре семья переехала в Нижний Новгород, где поселилась в доме, который занимал раньше Н. Г. Чернышевский. Род Карелиных был достаточно известным и древним, состоял в родстве и свойстве со многими аристократическими семьями России (по женской линии А. А. Карелин был в близком свойстве с М. Ю. Лермонтовым). Однако демократический уклад семьи способствовал раннему приобщению гимназиста к нелегальной литературе (журналы «Набат», «Вперед», народовольческие брошюры). Это наложило резкий отпечаток на его мировоззрение, утвердило в необходимости «служения народу». Известную роль сыграла и более серьезная литература – сочинения Лассаля, Чернышевского, Лаврова, Герцена. Эти книги он получал от знакомых пропагандистов, связанных с М. А. Бакуниным.

Результаты не заставили себя ждать. Впервые Карелин был арестован 7 марта 1881 года по делу «первомартовцев» (убийство Александра II). Был установлен факт его антиправительственной пропаганды среди столяров, и это обошлось ему в полгода тюрьмы. Экзамен на аттестат зрелости Карелину пришлось держать экстерном только в следующем году, после чего он уехал в Казань, где поступил подмастерьем в одну из столярных мастерских. Осенью его опять арестовали, сослали в город Цивильск, откуда Карелин бежал, перейдя на нелегальное положение. Скрываться пришлось недолго: весной 1883 года он попал в Петропавловскую крепость, в которой провел 14 месяцев, после чего был направлен в ссылку под надзор полиции в Семипалатинскую область. Там началась его литературная и научная работа. Свою первую статью – «Об Ульбитской общине» – он послал в «Восточное обозрение» Ядринцева, а в «Юридический вестник» – статью «Отхожие и кабальные рабочие». Так к двадцати одному году у Карелина определился круг интересов на всю последующую жизнь: экономика России и устройство общинной жизни. На этой основе и складывалось его анархическое мировоззрение.

Вернувшись из ссылки в Казань, Карелин стал работать журналистом в газетах «День», «Волжский вестник», «Казанский биржевой листок». В 1888 году он экстерном сдал экзамен (при Казанском университете) на звание кандидата юридических наук, однако в 1890 году был опять арестован. Его вскоре выпустили на свободу, но уже в 1892 году сослали сначала в Яренск, а затем в Вологду, где Карелин прожил до 1898 года. На этот период приходится его интенсивная литературная деятельность. Свои статьи в «Экономическом журнале», «Русской мысли», «Северном вестнике» и других изданиях Карелин печатал под псевдонимами. Известность принесли ему две книги – «Общинное владение в России» (1893) и «Краткое изложение политической экономии» (1894), – которые обеспечили ему место в Энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона.

После Вологды Карелин переезжает в Юхновский уезд Смоленской губернии, где служит секретарем земской управы, затем – в город Елец Орловской губернии. Одновременно он сотрудничает в местных газетах. В 1900 году Карелин уезжает в Иркутск и вплоть до 1905 года ведет жизнь плодотворного журналиста, выступая также в Иркутском уголовном суде, защищая малоимущих и неимущих. Весь свой гонорар он возвращает подзащитным, «чтобы помочь начать им новую жизнь». Эволюционируют и его политические взгляды. Начав народником, Карелин к началу 900-х годов становится эсером, но в революции 1905 года принимает участие уже как анархист. Его арестовывают, он получает свободу по октябрьской амнистии, но почему-то вынужден бежать за границу из-за угрозы смертной казни, как сообщали близко знавшие его люди.

Анархические убеждения Карелина формировались в процессе изучения обычного права земельной общины в Сибири и общины старообрядцев «поморского согласия» на Русском Севере, у которых (как я покажу ниже) Карелин нашел воплощение чуть ли не коммунистических идеалов. Очень может быть, что эти его наблюдения возбудили в нем интерес и к первоосновам христианства.

Однако хронологическая канва жизни Карелина оставляет без ответа другие, более важные вопросы. Например, где и когда Карелин был посвящен в орден? В статье Юрия Аникста, направленной против А. А. Солоновича (о нем я буду говорить особо), есть строки, позволяющие думать, что Карелин получил посвящение еще до отъезда в Париж, куда он явился с рекомендательными письмами из России.

В Париже Карелин оказался в центре политической и культурной жизни Европы. Он читает лекции в Высшей школе социальных наук, ведет энергичную работу по объединению разрозненных группировок русских анархистов в «Братство (Федерацию) Вольных Общинников», создает новые журналы и газеты, сотрудничает в уже имеющихся.

Карелин развернул и широкую организационную работу по созданию пропагандистских кружков, изданию книг и брошюр, установлению связи с Россией по суше и через матросов Балтфлота. По аналогии с «Красным Крестом» он создает

«Черный Крест помощи заключенным и нуждающимся анархистам» – организацию, которая сыграла впоследствии огромную роль уже на русской почве. У Карелина хватило энергии начать и в течение ряда лет издавать в США на русском языке газету «Голос труда», которая, по замечанию П. А. Кропоткина, была образцом для такого рода изданий. Наконец, Карелин попытался в 1913 году сначала в Льеже, а потом в Париже провести объединительный съезд всех анархо-коммуни-стов, который был сорван их цюрихской группой, пустившей в ход интриги и клевету, чтобы не потерять влияния на массы.

В политической и общественной деятельности Карелина в Париже нет ничего загадочного. Этого не скажешь о другой стороне его жизни, о том, что стало главным по возвращении в Россию. Но здесь мы вступаем в область предположений и догадок.

Человек энциклопедически образованный, Карелин вращался не только в эмигрантской среде. Свободно владея несколькими европейскими языками, он занимался в научных библиотеках, выступал с публичными лекциями, работал в архивах. Он общался с французской интеллектуальной элитой. Многие ее представители были членами масонских лож и тайных орденов. Интерес этих организаций к распространению своего влияния в России открыл их двери для русских.

То была эпоха растущего интереса к таинственным явлениям, к эзотерическим учениям Востока. Открытия археологов, расшифровка древних текстов (среди которых были и сочинения гностиков), революция в естественных науках – все это, казалось бы, подтверждало идеи оккультистов. В такой обстановке интерес Карелина к этическим проблемам будущего общества, который еще в России приобрел у него религиозный оттенок, получил во Франции развитие на основе европейской орденской мистики.

В Россию Карелин вернулся осенью 1917 года. Широкоплечий, с окладистой бородой и густой гривой волос, он, по свидетельству современника, «походил на могучего викинга или древнего русского богатыря». Это впечатление смягчалось очками с неожиданно маленькими стеклами, за которыми сияли внимательные, располагавшие собеседника к доверию глаза.

Когда П. А. Кропоткин разочаровался в революции и не встретил понимания у своих последователей, он отошел от политической и общественной деятельности, удалился в добровольную ссылку в Дмитров. Карелин же очень скоро завоевал на родине популярность многочисленными выступлениями, газетными и журнальными статьями, брошюрами. Переехав вслед за правительством из Петрограда в Москву, он вместе с А. Ю. Ге и Р. 3. Эрмандом согласился войти в состав ВЦИКа, основав там анархистскую фракцию исключительно на правах наблюдателей (они не принимали участия в решениях, даже воздерживаясь от голосования). Вместе с тем, к негодованию большинства депутатов, Карелин не упустил возможности выступить с протестом против начавшегося «красного террора». Особенно страстно он ратовал за отмену смертной казни, посвятив этому вопросу специальную брошюру, которая была напечатана только после его смерти и – в Америке.

На 1918 год приходится пик организаторской деятельности Карелина – насколько позволяли обстоятельства. Он создал наконец давно задуманную Всероссийскую Федерацию анархистов и анархо-коммунистов (ВФАК), продолжал работу по объединению разрозненных течений и групп, вел обширную переписку с анархистами всей России, издавал газету «Свободная Коммуна», а позднее – журнал «Вольная жизнь». После того как Карелин стал членом Секретариата Московского Союза Анархистов, его силами был создан Клуб Анархистов в Леонтьевском переулке. Когда же с 1921 года анархизм начал испытывать все большее гонение со стороны властей, а анархисты стали пополнять тюрьмы и концлагери, Карелин возобновил в 1924 году издание в США газеты «Рассвет» и способствовал изданию журнала «Пробуждение», который служил до 1931 года органом почти исключительно анархо-мистиков. Именно там печатали статьи по вопросам культуры и искусства московские тамплиеры.