Текст книги "Оккультные силы СССР"

Автор книги: Александр Колпакиди

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 46 страниц)

Это позволяет отнести мартинистов к особой, т. н. духовной или эзотерической ветви Мирового братства. Отличительным знаком русских мартинистов являлся круг с шестиконечной звездой внутри, основные цвета: белый (ленты) и красный (плащи и маски). Посвящения производились по примеру масонских с несколько упрощенным ритуалом. В 1918 – 1921 годах лекции по Зогаре (часть Каббалы) читал Г. О. Мёбес, по истории религии, с ярко выраженным антихристианским уклоном, – его жена Мария Нестерова (Эрлангер). С историей масонства слушателей знакомил Борис Астромов. Помимо чисто теоретических занятий в «школе» велась и практическая работа по развитию у ее членов цепи способностей к телепатии и психометрии.

Всего нам известны имена 43 человек, прошедших «школу» Мёбеса в 1918 – 1925 годах, в том числе известный военный историк Г. С. Габаев и поэт Владимир Пяст. Однако в целом состав ордена был вполне зауряден: юристы, бухгалтеры, студенты, домохозяйки, несостоявшиеся художники и журналисты – одним словом, рядовая, разочаровавшаяся в жизни и ударившаяся в мистику русская интеллигенция.

Неприглядную роль в судьбе ленинградских мартинистов сыграл Борис Викторович Астромов-Ватсон [Ватсон – это артистический псевдоним Б. В. Кириченко. Дело в том, что в начале 1920-х годов он окончил кинотехникум. Это дало ему возможность принять участие в съемках кинофильмов тех лет: «Красный партизан», «Чудотворец», «Скорбь бесконечная»] (наст, фамилия Кириченко), о котором уже шла речь в начале очерка. Выходец из обедневшей дворянской семьи, он уезжает в 1905 году в Италию, где поступает на юридический факультет Туринского университета. Здесь он становится учеником знаменитого криминалиста масона Чезаре Ломброзо. В 1909 году состоялось его посвящение в Братство (ложа «Авзония», принадлежащая к «Великому Востоку Италии»). В 1910 году Астромов возвратился в Россию, но в работе русских масонских лож, по его словам, участия не принимал. Посвящение его в «Орден мартинистов» состоялось только в 1918 году после знакомства с Мё-бесом. В 1919 году тот назначает Астромова генеральным секретарем ордена.

Трения, возникшие между ними, приводят к тому, что в 1921 году Астромов вынужден был уйти из ордена. Казалось бы, пути незадачливого генсека и мартинистов навсегда разошлись. Однако оказалось, что это далеко не так. В мае 1925 года Астромов неожиданно появляется в приемной ОГПУ в Москве и предлагает свои услуги по освещению масонства в стране в обмен на разрешение покинуть СССР. Разрешения на эмиграцию он не получил, зато его предложение по освещению масонства в СССР заинтересовало чекистов, тем более что, как оказалось, они следили за ним еще с 1922 года.

«Художественный» портрет Б. В. Астромова принадлежит перу известных ленинградских журналистов 1920-х годов – Л. Д. Тубельского и П. Л. Рыжей, писавших под псевдонимом братья Тур. В 1928 году по следам масонских дел ленинградского ОГПУ ими были опубликованы две статьи-фельетона: «Галиматья» – в «Ленинградской правде» и «Тень от нуля (Масоны в Ленинграде)» – в «Красной газете».

"Перед нами, – писали они, – фотографическая карточка: нечто вроде крылатого грифона, озаренного вспышкой магния, – кивер, доломан, шкура пантеры, кожаные рейтузы. На бледном изможденно-наглом лице зияют огромные жемчужные пустые глаза, холодные, серые как платина. Они похожи на две склянки эфира – кажется, вот-вот они испарятся к небесам. Лицо, сжигаемое тайными страстями аскета и негодяя. Это – Астромов, он же Ватсон, он же Кириченко. Это именно он в своем опереточном пышном наряде – юрист, лиценциат, мечтатель, золоторотец, окончивший академию в Италии с ученой степенью магистра иллюзорных наук, великий мастер ордена масонов.

Даже его родная мать (теща. – В. Б.) не может объяснить происхождение трех его фамилий. Вся его прошлая и настоящая жизнь покрыта пеленой таинственности, не совсем вспоротой даже ланцетом следствия.

Биография его заслуживает внимания. Он родился в разорившейся дворянской семье, учился в кадетском корпусе, из которого был выгнан за попытку изнасиловать учительницу французского языка. 1906 год застает его в Италии, куда он попал невесть каким путем. Во Флоренции он сходится с масонами и принимает обет вольного каменщика. Далее карьера его идет извилистыми странными путями. Он возвращается в Россию, где пытается организовать мистическое объединение. Мирно служит в страховом обществе «Саламандра». Между дел кончает юридический факультет (факт не подтверждается. Юридический факультет Астромов закончил еще в Италии. – В. Б.). Затем непосредственно поступает на службу в сыскное отделение (документального подтверждения не имеется. – В. Б.). Открывает игорный дом. Женится на баронессе Либен. Несколько лет Астромов живет На ее средства, окончательно подчиняя себе ее волю. Разорив ее, заставляет при посторонних играть роль жилицы, водит к себе на семейную квартиру женщин, живет с известной кокоткой из «Аквариума» Анжеликой Гопп. Награждает жену за четырехлетнюю совместную жизнь истерией.

Во время мировой войны Астромов занимается шпионажем и мародерством (документальные подтверждения отсутствуют. – В, Б.). Делает себе изрядное состояние на шарлатанских поставках каких-то корборундовых кругов для патронных заводов. Занимается искусными спекуляциями субтропическим рисом «индиго». В перерывах между сделками – совсем как в бульварном романе – Ривьера, Ницца, Иль-де-Франс. Томительные сумерки Ронсара. В один, как говорится, прекрасный день Астромов играет на бирже на повышение ман-ташевских акций и ленских шерри и проигрывает все, вплоть до трости и котелка. Спасаясь от долгов, устав от мирской суеты, он уезжает в качестве лесничего в лес, в имение знакомого помещика под Курском.

Революционные потрясения не меняют жизненного стиля Астромова. В революции он продолжает жить той же паразитической жизнью авантюриста. Высокомерный анатом любви, изысканный бульвардье, он мешочничает, возит в деревню граммофоны и ситец. Транспортирует обратно соль и муку. Насилует в деревнях девушек под лозунгом «улучшения породы». Необъяснимыми путями он получает академический паек в Доме ученых. Потом профессии его меняются с быстротой необыкновенной. Он занимается кустарной выработкой бальзамов и снадобий против клопов и тараканов, причем называет эти снадобья «Эликсир сатаны». Затем, при переходе к нэпу, он открывает масонское кафе «Веселый фарисей». Играет в ресторанном джаз-банде на саксофоне. Заведует прачечной от Комхоза. Наконец, устраивается инспектором в Губ-финотделе.

Меняя профессии как перчатки, он все чаще меняет женщин и жен. На вечеринке у масона Сверчкова он пытается насиловать присутствовавших там дам <…> Материальный достаток Астромова складывается из торговли, гороскопами по червонцу за штуку и из поборов подчиненных ему масонов. Великий мастер страдает манией величия: любит облачаться в странные одеяния, командовать и приказывать; написал два своих портрета в костюмах бенедиктианского монаха и маркиза XVIII столетия. Показывая их посетителям, скромно дает понять, что это его портреты в прошлых инкарнациях. Сообщает, что он живет две тысячи лет. Туманно рассказывает о своем происхождении от Наполеона I, подтверждая это своим наружным сходством с ним.

Великий мастер нечист на руку: продал мебель своей четвертой жены (третьей? – В. Б.), украл четыре фунта серебра у одной из масонок, украл старинный меч из приемной врача. Таков, – заключают авторы, – один из характерных представителей отечественного масонства в наши дни. Таков один из последних могикан крупного авантюризма типа Калиостро. Родись он веком раньше, он был бы Калиостро или де Рокке-том. Сейчас он – опереточная, смешная фигура".

Досталось от авторов статьи и коллеге Б. В. Астромова – С. Д. Ларионову. Места ему в фельетоне уделено, правда, значительно меньше, но яркость и выпуклость зарисовки от этого не пострадали.

«Подобно тому, как Калиостро сопровождал его друг и доверенный Петер Шенк, точно так же тенью Астромова являлся этот Ларионов, – пишут они. – Он происходил из семинаристов. Был одновременно студентом-медиком, студентом Консерватории по классу гобоя, актером фарса Сабурова, православным священником и, конечно, масоном. Когда Синод лишил его священнического сана, он принял католичество и быстро стал ксендзом одного из соборов. Это – авантюрист астромовского толка. И тот и другой сейчас – вымирающая, редкая порода бобров или марабу. Жестокие законы Дарвина действительны и в применении к поколениям авантюристов».

Как ни ярка характеристика Астромова, данная ему братьями Тур, она все же весьма пристрастна. Во всяком случае, к появлению Астромова на Лубянке и к его предложениям там отнеслись со всей серьезностью. Очевидно, что, несмотря на присущие ему недостатки, столь красочно описанные фельетонистами, он был достаточно умен и выглядел убедительно в глазах своих высокопоставленных собеседников из ОГПУ.

После допросов и бесед в Москве со «специалистами» ОГПУ (член коллегии Я. С. Агранов, начальник Секретно-оперативного отдела Генкин), Астромов прибыл в начале июня 1925 года в Ленинград, где и стал «работать» под контролем ОГПУ. Оперативную связь с ОГПУ (зам. начальника Райский) Астромов осуществлял через некоего Лихтермана, встречаясь с ним время от времени на конспиративной квартире по Надеждин-ской улице. Не возбранялось ему появляться в ОГПУ и по собственной инициативе, позвонив, правда, предварительно по соответствующему телефону.

Повышенный интерес этого учреждения к Астромову понятен, так как он «заложил» не только мартинистов, но и собственную подпольную организацию «Русское автономное масонство», генеральным секретарем которого и представился чекистам. Начало ей было положено еще в 1921 году. Именно тогда Астромов учредил собственную, независимую от Мё-беса масонскую ложу «Три северные звезды», куда вошли недовольные Учителем мартинисты.

Сделать это было не так уж и сложно, поскольку в результате проведенной в 1919 году Мёбесом реорганизации ордена мартинистов (введение так называемого «строгого послушания», или, проще говоря, строгой дисциплины) недовольных было много. Часть их группировалась вокруг А. Н. Семиганов-ского (старый мартинист, возглавлявший с 1916 года ложу «Зодиак»), исключенного Г. О. Мёбесом в 1919 году и основавшего после разрыва с Учителем собственный «Христианский Эзотерический орден» (1920 – 1923), – С. Д. Ларионов, Б. Л. Киселев, Н. Н. Молчанов, Н. П. Смирнов и другие. Часть пошла за Астромовым.

Членами его ложи вскоре стали: инженер-путеец М. М. Петров, инженер-архитектор П. Д. Козырев, бывший присяжный поверенный В. П. Остен-Дризен, художник Н. Г. Сверчков, киноартист С. Д. Васильев, бывший адъютант командующего Ленинградским военным округом Д. И. Аврова, служащий АРА в Ленинграде Р. А. Кюн, кинорежиссер Г. В. Александров, бывший инспектор Консерватории Г. Ю. Бруни, артист балета Е. Г. Кякшт. Б. В. Астромову удалось организовать четыре диссидентствующие ложи мартинистского толка – «Пылающий лев» (мастер стула В. П. Остен-Дризен), «Дельфин» (мастер стула М. М. Петров, наместный мастер А. Н. Вольский), «Золотой колос» (наместные мастера Н. А. Башмакова и О. Е. Нагорно-ва). Упражнения в передаче мыслей, столоверчение, гипнотические сеансы, лекции – таков приблизительно был круг их занятий.

В августе 1922 года представители этих лож учредили так называемую ложу-мать «Великая ложа Астрея» и объявили о создании новой, независимой от мартинистов организации «Русское автономное масонство» (члены: А. Н. Вольский, С. В. Полисадов, М. М. Севастьянов, В. В. Петров, А. Н. Остен-Дризен, Р. А. Кюн). Генеральным секретарем «Великой ложи Астреи» стал Астромов. Помещение ложи, оборудованное под киностудию, располагалось по адресу: улица Лассаля, д. 4/6, кв. 4. Что касается должности Великого мастера, которым был объявлен бывший директор императорских театров В. А. Теляковский (1861 – 1924), то она, судя по всему, оставалась вакантной, так как в ходе следствия Астромов вынужден был признать факт мистификации «братьев» в этом вопросе и подделку подписи Теляковского на официальных документах ложи.

На основании патентов, выданных Астромовым, были открыты две ложи за пределами Ленинграда: «Гармония» в Москве во главе с бывшим мартинистом Сергеем Полисадовым и «Рыцарей пылающего голубя» в Тифлисе во главе с братом Астромова Львом Кириченко-Мартовым.

Отношения Астромова с Советской властью в первые послереволюционные годы были весьма дружественными. «Пет-рогубчека, – вспоминал он позднее, – призвав наших руководителей и побеседовав с ними, выяснила, что наша организация стояла и стоит в стороне от политики и занимается философскими вопросами человеческого самоусовершенствования и перевоспитания <…> Следователь <…> Владимиров еще до революции был знаком с деятельностью Российского Автономного масонства. Поэтому, распросив нас и заслушав доклад Владимирова, председатель Петрогубчека Комаров махнул добродушно рукой: „Раз вы не против нас, то живите мирно, принося в своем маленьком масштабе известную пользу человечеству“».

"Я не буду касаться моего дальнейшего прохождения гражданской службы после демобилизации по болезни в начале 1920 года, – показывал 3 февраля 1926 года Астромов на допросе, – лишь расскажу происшедший у меня разговор с членом Президиума Коминтерна, а тогда Комиссаром Петрогуботдела Юстиции тов. Я. И. Анвельтом. Тов. Анвельт назначил меня в 1921 году юрисконсультом в Смольный. Тогда я пришел к нему и откровенно сказал, что я – масон, а потому, может быть, он передумает. Тот, пристально посмотрев на меня, сказал – «я знаю, что вы порядочный человек». И я был назначен. Этот разговор всегда можно проверить, т. к. т. Анвельт находится в Москве. Труднее проверить разговоры мои с Председ. Сов. Нар. Суда в Ленинграде тов. Филиповой, спрашивавшей меня неоднократно, почему я не вступаю в коммунистическую партию, потому что тов. Филипова, захваченная эстонским правительством и не желая попасть ему в руки, покончила с собой в 1923 году в Ревеле, но один такой разговор происходил в присутствии Нарсудьи тов. Арнольд, которая теперь служит в ВЦИКе и, наверно, помнит мой шутливый ответ: «Все равно я уже синдикалист. Ведь и Джон Рид – тоже синдикалист». Это был период моего увлечения масонством.

Каковы мои политические убеждения. Как масон – я гражданин мира, т. е. для меня теперь (во времена студенчества еще существовали) не существует национальных и государственных границ. Для меня все равны: русский, еврей, татарин, индус, китаец и т. д., француз, итальянец и американец; хотя тянет меня к Востоку. Как масон – я стремлюсь к счастью и прогрессу всего человечества, когда не будет ни войн, ни болезней, ни страданий; и вижу, что у нас, в СССР, через диктатуру пролетариата это будет со временем достигнуто в малом масштабе, т. е. в пределах СССР.

Значит, нужно стараться поскорее: а) изжить этот переходный период – диктатуру, и б) расширить советы до Всемирного Союза Советов всех освобожденных народностей".

Астромову даже удалось получить охранную грамоту для «Великой ложи Астреи» и помещения ложи «Аполлония Ти-анского» ордена мартинистов во главе с Мёбесом. Копия этого документа вместе с телефоном уполномоченного ЧК по борьбе с левыми партиями хранилась у председателя домкома масона С. Д. Ларионова.

Церемония посвящения в младшие степени ордена сводилась к следующему. Преклонив колена перед алтарем, неофит зачитывал соответствующий его степени отрывок посвятительной тетради, после чего председательствующий в белой одежде мага делал ему краткое наставление. Заканчивалась церемония приведением неофита к присяге, скрепляемой его подписью кровью из проколотого пальца.

По свидетельству М. М. Севастьянова, которого Астромов посвятил в 30-ю масонскую степень (4-я мартинистская), ему в ходе этого таинства пришлось не только поставить кровью оттиск указательного пальца у своей подписи под текстом клятвы с обетом молчания, но и поцеловать рукоятку ритуального меча и шестиконечную звезду на груди Астромова. Кроме того, в соответствии с оккультной традицией, тот нарисовал ему на лбу еще и изображение священной пентаграммы, т. е. пятиконечной звезды. Среди ленинградских оккультистов «школа» Астромова считалась магической, так как позволяла, по общему мнению, прошедшим ее «подчинять» себе окружающую среду, правда, не прибегая, в отличие от черной магии, к услугам темных, сатанинских сил.

Такова была в общих чертах организация Астромова, члены которой оказались втянутыми своим руководителем в крупную политическую игру. Некоторое представление о ней дает подготовленный им и его коллегой по ордену Севастьяновым 15 августа 1925 года по просьбе ОПТУ специальный доклад (о нем уже упоминалось в начале нашего очерка), целиком посвященный возможному сотрудничеству между большевиками и масонами.

При помощи ОГПУ доклад был перепечатан на машинке и отправлен в двух экземплярах в Москву, а копия его представлена в Ленинграде в местное отделение ОГПУ. Доклад Астромова был не его личной импровизацией на масонскую тему, а масонским ответом на интересовавшие «специалистов» ОГПУ конкретные вопросы. В первую очередь речь шла, естественно, о возможности использования масонской организации в интересах строительства коммунизма в СССР.

Развивая эту мысль, Астромов в своем докладе подчеркнул, что «конечно, масоны не претендуют на открытую легализацию, т. к. это будет скорее вредно, чем полезно для работы». И тогда, отмечал он, их смогут обвинить в «чекизме» или «рептильности», что непременно оттолкнет от масонства русскую интеллигенцию. Роль масонства должна была главным образом заключаться в том, чтобы убедить лучшую часть ее в «закономерности переживаемых событий, а следовательно, и неизбежности их».

Здесь, по его мнению, «реальная работа» «Автономного русского масонства» могла бы выразиться прежде всего «в укреплении в правосознании русской интеллигенции идей интернационализма и коммунизма, а также в борьбе с клерикализмом». В конечном итоге Астромов предлагал советскому правительству следующий «modus vivendi»: Советская власть терпит существование масонских лож и ячеек, входящих в союз «Генеральной ложи Астреи», не преследуя ее членов, а «Генеральная ложа Астрея» в свою очередь берет на себя обязательство «не иметь никаких тайн от правительства СССР и не находиться в связи или в союзе ни с одним иностранным масонским орденом».

Документ – что и говорить – примечательный. Но что или кто стоит за ним? Действительно ли Астромов сам додумался до идеи масонизации (при негласной поддержке правительства) если не всей страны, то хотя бы русской интеллигенции, или же эта идея была подсказана ему во время бесед со «специалистами» ОГПУ?

Ответить на этот вопрос непросто. Дело в том, что, заявляя в ходе следствия, что никаких других целей при создании своей организации, кроме «самоусовершенствования и самодис-циплинирования» ее членов, он не преследовал, Астромов был не вполне искренен. Во всяком случае, его попытки связаться с английским масоном Ломбартом Деритом – бывшим пастором англиканской церкви в С.-Петербурге, а также с ректором Туринского университета масоном Горрини позволяют предположить, что планы его шли несколько дальше работы «над собой» членов сообщества. Об этом же говорят переписка Астромова с Р. А. Кюном и его хлопоты начиная с 1923 года о получении заграничной визы.

Кюн был приятелем Астромова и членом его ложи. Эмигрировав в начале 1920-х годов в Америку, он попытался установить связь ленинградских масонов с тамошними «братьями», предъявляя им при этом подписанный Астромовым «диплом» или «патент» «Великой ложи Астреи» Автономного русского масонства. Но никакого впечатления на американских масонов бумаги Кюна не произвели.

«Вчера говорил опять с историком здешнего факультета (руководитель масонской ложи. – В. В.), – писал он Астромову из Америки. – Он шельма, очень образованный и недаром историк (масон. – В. В.). Очень трудно его убедить. Все эти дипломы – все не то, хотя они еще будут рассматриваться на заседании консилиума. Он говорит: почему? – 1) шотландский стиль; 2) египетский рисунок; 3) еврейские подписи <…> Должно быть не больше трех факультетов (степеней. – В. В.). И много, много еще ерунды, которой здесь больше нет давным-давно. Они говорят: таких обманщиков много на свете, почитали немного и лезут в ученые».

Как видим, Астромов отнюдь не собирался засиживаться на берегах Невы. И все же сама мысль о возможном сотрудничестве масонов с Советской властью принадлежит, судя по всему, не ему.

Здесь, скорее всего, были задействованы иные силы. Некоторый свет на них проливают показания масона Н. Н. Беклемишева, который свидетельствовал, что уже в конце 1925 года Астромов говорил ему о своем желании устроить в Москве «ложу с ведома Политуправления, чтобы работать совместно на сближение с западными державами». «Припоминаю, – показывал он 3 марта 1926 года следователям ленинградского ОГПУ, – что сначала Астромов приписывал эту идею некоему Барченко, а потом уже стал говорить от себя и, кажется, ездил по этому вопросу в Москву». Таким образом выясняется, что идея использования масонских каналов для сближения Советской России с западными державами была подброшена Аст-ромову А. В. Барченко, который, как мы уже знаем, вовлек в 1919 году в масонскую ложу Г. И. Бокия (могло, впрочем, быть и наоборот) и был, несомненно, связан с ОГПУ.

Правой рукой Астромова был наместный мастер московской ложи «Гармония» Сергей Полисадов, с помощью которого ему удалось выйти на своего коллегу из «Великого Востока Франции» В. И. Забрежнева, работавшего в середине 1920-х годов в Совнаркоме СССР. Ободренный этим, Б. В. Астромов дает С. В. Полисадову задание связаться посредством орденских знаков с А. В. Луначарским и редактором «Известий» Ю. С. Стекловым (Нахамкисом). Сам Астромов тоже не сидел сложа руки и сумел заинтересовать масонством заведующего отделом международных расчетов в Ленинграде члена ВКП(б) А. Р. Рикса и настойчиво искал встреч с бывшим следователем Петроградской Губчека К. К. Владимировым.

«Иисус Христос, – смущал Астромов работавших с ним чекистов, – самый первый христианин, можно сказать, был и первым масоном <…> Но его можно также назвать и первым большевиком. Хотя все это очень спорно <…> В нашем понимании Христос – самозванец. Мы чтим Бога как Архитектора Вселенной, как нечто отвлеченное, отвергая официальную религию и церковь. Масоны – скорее большевики, чем христиане».

Сведения о ленинградских масонских ложах, имевшиеся к этому времени в ОГПУ, сводились к тому, что среди их членов немало «высококвалифицированных научных как гражданских, так и военных сил, технических специалистов и пр. – лиц, занимающих крупные должности в советском аппарате, готовящихся выступить против Соввласти». Было известно также и о связях ленинградских лож с заграницей, в частности с масонскими ложами «фашистской Италии». Не остался без внимания чекистов и конспиративный характер работы масонских лож и их бешеная «борьба с „засильем жидов“, Соввлас-тью и ВКП(б)», а также попытки втянуть в масонство «отдельных членов партии, дабы проводить через них свою работу».

Летом 1924 года ОГПУ установило, что вождем ордена мартинистов в Ленинграде является Г. О. Мёбес, причем деятельную помощь ему оказывает «проживающая с ним М. А. Нестерова». Не было секретом для ОГПУ и имя руководителя Союза «Астрея» – Борис Викторович Астромов-Кириченко-Ватсон. 14 июля 1924 года ОГПУ сумело установить, что на квартире у П. П. Ишимерского собирается оккультный кружок, члены которого занимались вызовом духов и различного рода предсказаниями, в том числе и политического характера: «смерть тов. Троцкого от руки женщины», «приближающееся царство Николая III» и т. п. Наружным наблюдением была установлена связь этого кружка с Мёбесом.

В апреле 1925 года выяснилось также, что оккультист Г. В. Александров занимался «вербовкой людей в масонскую организацию, где посвящение производится только после длительного предварительного испытания, причем после посвящения производится тщательное наблюдение за вновь принятым, вплоть до его спальни». Члены кружка занимались развитием воли, строгим подчинением себе своих желаний. Было установлено также, что сам Александров, в свою очередь, является членом ложи Астромова.

2 июня 1925 года ОГПУ стало известно о существовании подготовительной масонской группы (20 человек), собиравшейся на квартире у Е. П. Вартапетовой-Бершацкой-Бареско-вой, которая вместе со своим братом А. П. Баресковым и являлась ее руководителем.

Семь месяцев продолжалась провокационная по своей сути деятельность Астромова, пока наконец работавшие с ним чекисты не поняли, что их подопечный явно не та фигура, с которой можно иметь серьезное дело. Инвалид второй группы (последствие контузии, полученной им в русско-японскую войну), Астромов пользовался у масонов незавидной репутацией не только неуравновешенного, но и лживого, морально нечистоплотного человека. Ни о каком уважении к нему со стороны учеников не могло быть и речи. Весь авторитет Астромова среди «братьев» покоился на присущей ему силе гипнотического воздействия на собеседника. В связи с этим среди части «братьев» даже распространилось поверье, что вся магическая сила Астромова заключается в семи длинных волосках на его лысом черепе под академической шапочкой, направление концов которых якобы регулярно меняется им с переменой направления астрального влияния.

Крайне неблагоприятные для Астромова показания относительно его морального облика дали в ходе следствия его теща О. Е. Иванова-Нагорнова и две первые жены: Л. И. Хальфина и баронесса А. Н. Либен. Особенно много нареканий вызывало практикуемое Астромовым принуждение своих учениц к вступлению с ним в половую связь в извращенных формах – так называемое «трехпланное посвящение», якобы распространенное в некоторых эзотерических ложах Западной Европы. В развитие этого сюжета стоит отметить, что в ходе следствия в представительство ОПТУ в ЛВО поступило заявление от Е. Л. Юр-гевич, просящей привлечь Астромова за оскорбление, «имевшее место на вечеринке у Н. Л. Сверчковой, где он пытался ее изнасиловать, а затем, пользуясь гипнозом, подчинил ее волю и принудил к противоестественному половому сношению с собой, а впоследствии неоднократно пытался склонить ее к тому же». Свидетельскими показаниями Н. Л. Сверчковой было установлено, что Астромов сожительствовал со своей ученицей К. В. Степановой-Михайловой, которая в свою очередь не только подтвердила этот факт, но и рассказала, что одновременно с этим тот сожительствовал и с актрисой Гарязиной и пытался сожительствовать с другими ее подругами.

Не одобрили «братья» и контактов Астромова с чекистами, справедливо подозревая в нем провокатора. Смута, возникшая в связи с этим в «братской» среде, закончилась в конце концов тем, что 16 ноября 1925 года астромовская ложа «Кубического камня» была закрыта «братьями», что означало фактическое исключение его из им же созданной организации.

22 ноября Астромову был предъявлен ультиматум о сложении им с себя звания генерального секретаря сообщества, который он вынужден был принять. 12 декабря 1925 года после долгих проволочек Астромов объявил об официальном снятии с себя «звания» члена «Генеральной ложи Астреи» и генерального секретаря. Это был конец Астромова, ибо как с частным лицом ни о каком сотрудничестве с ним ОГПУ уже не могло быть и речи. Теперь он мог интересовать чекистов лишь в качестве подследственного.

И действительно, 30 января 1926 года Астромов был арестован. Начались усиленные допросы ленинградских оккультистов – Мёбеса, Нестеровой и других.

"Эзотеризмом, – показывал Мёбес на допросе 28 апреля 1926 года, – интересовался с давних пор (могу сказать, с молодости). В 1910 году, имея уже вполне сложившееся эзотерическое миросозерцание, знакомлюсь с фон Минским, тогдашним делегатом ордена мартинистов парижского послушания; через два месяца посвящаюсь им в Неведомого начальника (полное март, посвящение); в конце 1910 (или в начале 1911), несмотря на снабжение меня Парижской Высшей герметической школой Почетным дипломом на степень доктора герметизма и очень почетное и доверчивое обращение со мною фон Чинским, я неофициально ухожу из ордена, недовольный поверхностным отношением к науке и Преданию большинства членов ордена, его печати, а также периодической печати дружественного с ним Парижского каббалистического ордена Креста – Розы. В 1911 – 1912 годах работаю самостоятельно, прочитываю несколько публичных лекций; в 1912 – 1913 читаю лекции у себя на дому. В этот период времени, собственно, и возникает у меня Автономный разряд мартинизма русского послушания (термин «русский» после Октябрьской революции заменен термином «восточный», и тот и другой термины фактически означали – «не зависящий от Парижа»), что не мешает мне в 1912 исполнить по просьбе Чинского два-три поручения по части справочной и по посвящению отдельных лиц. В конце 1912 (или в начале 1913) я официально сообщаю Папюсу, что я категорически утверждаю не только фактическую, но и формальную свою автономию и прошу провозгласить это печатно, что и выполняется журналом Initiation (правда, в очень мягкой и почтительной ко мне форме, но все же категорично) <…>

Вся работа по школе велась мною и М. А. Н. только в Ленинграде. Иногородних делегатов не имелось, и самый институт делегирования признается мною неортодоксальным и нецелесообразным, ибо его отрицательные стороны мне исторически известны, хотя бы на примере Парижского мартинизма.

Лично я работаю программно только с полноправными Нев[едомыми] начальниками], расширяя их философское миросозерцание и критико-исторические подходы к Преданию и к этиологии религиозных верований.

В общем плане работы своей идейно преследую нижеперечисленные цели: мне желательно заставить ученика в строгой постепенности самоанализа пересмотреть все свои знания, все свои верования, все свои привычки, все свои этико-эстетичес-кие подходы к жизни. Для облегчения этой работы я с ним рассматриваю сложный философский, научный, жизненный и т. п. материал в очень широких пределах – от грубейших суеверий почти дикого человека до тончайших методологических потуг человека высококультурного. Таким планом работы думаю развить в человеке, во-первых, сознательность, во-вторых, бодрое, мужественное отношение к жизни и спокойное довольство своим положением, как бы скромно оно ни было. Никаких догматических тезисов не навязываю, но как учитель ставлю обязательство работать по моему плану и вести себя согласно тому, что я считаю обязательным минимумом порядочности и серьезности.