Текст книги "Былое и думы.(Предисловие В.Путинцева)"
Автор книги: Александр Герцен
сообщить о нарушении
Текущая страница: 70 (всего у книги 116 страниц)
ПРИЛОЖЕНИЯ
ИЗ ДНЕВНИКА Н. А. ГЕРЦЕН1846. Окт. 25.Так много жилось и работалось, что мне, наконец, жаль стало унести все это с собою. Пусть прочтут дети, – их жизнь не даст им, может быть, столько опыта. Не знаю, долго ли это будет и что будет потом, но пока я жива – более или менее, – они будут сохранены от этих опытов; хорошо ли это, – не знаю, но как-то нет сил не отдернуть свечи, когда ребенок протягивает к ней руку. Не так было со мною. С ранних лет или даже дней отданная случайности и себе, я часто изнемогала от блужданья впотьмах, от безответных вопросов, от того, что не было точки под ногами, на которой бы я могла остановиться и отдохнуть, не было руки, на которую б опереться… Мое прошедшее интересно внутренними и внешними событиями, но я расскажу его после как-нибудь, на досуге… Настоящее охватывает все существо мое, страшная разработка… до того все сдвинуто с своего места, все взломано и перепутано, что слова, имевшие ярко определенное значение целые столетия, для меня стерты и не имеют более смысла.
30-е, середа.Сегодня я ездила с Марьей Федоровной проститься к Огареву; он уезжает в свою пензенскую деревню, и, может быть, надолго… Горько расставаться с ним, он много увозит с собою. У Александра из нашего кружка не осталось никого, кроме его; я еще имею к иным слабость, но только слабость… религиозная эпоха наших отношений прошла; юношеская восторженность, фантастическая вера, уважение – все прошло! И как быстро. Шесть месяцев тому назад всем, протягивая друг другу руку, хотелось еще думать, что нет в свете людей ближе между собой; теперь даже и этого никому не хочется. Какая страшная тоска и грусть была во всех. когда создали, (591) что нет этой близости; какая пустота, – будто после похорон лучшего из друзей. И в самом деле, были похороны не одного, а всех лучших друзей. У нас остался один Огарев, у них – не знаю кто. – Однако же мало-помалу силы возвращаются; проще, самобытнее становишься, будто сошел со сцены и смотришь на нее Из партера; игра была откровенна, – все же было трудно, тяжело, неестественно. Разошлися по домам, теперь хочется уехать подальше, подальше…
Ноябрь 1-е.Да, уехать, – мы уже несколько лет собираемся в чужие край, здоровье мое расстроено, для меня необходимо это путешествие, писала просьбу к императрице пять лет тому назад – все бесполезно; Александр ездил в Петербург в прошлом месяце, хлопотал, хлопотал, Ольга Александровна Жеребцова расположена к нам как нельзя лучше, она много может, и она хлопотала; Дубельт, Орлов желали этого и не могли ничего сделать. Прежде нужно освободиться от надзора полиции, который уже продолжается одиннадцать лет. Пошла бумага об этом в Петербург, – что-то будет. Впрочем, я как-то спокойнее ожидаю теперь позволенье и отказ. Что это – равнодушие или твердость? – но на все смотришь спокойнее, удовлетворения все меньше и меньше и требовательности меньше… Не резигнация ли это? Какое жалкое чувство; нет, лучше сердиться или страдать. Отчего же я не сержусь и не страдаю, и не сознаю резигнации – и не равнодушие это, стало – твердость. По временам я чувствую страшное развитие силы в себе, не могу себе представить несчастия, под которым бы я пала. Последний припадок слабости со мною был в июне, на даче, тогда, как разорвалась цепь дружеских отношений и каждое звено отпало само по себе. У меня поколебалась вера в Александра – не в него, а в нераздельность, в слитость наших существований, но это прошло, как болезнь, и не возвратится более. Теперь я не за многое поручусь в будущем, но поручусь за то, что это отношение останется цело, сколько бы ни пришлось ему выдержать толчков. Могут быть увлечения, страсть, но наша любовьво всем этом останется невредима.
2-е, суб.Теперь далеко О. Как хорошо ему insFreie!.. [786]786
на свободе (нем).
[Закрыть]Что за чудный человек; по фактам, по внешней жизни его (592) я никого не знаю нелепее; зато какая мощь мысли, твердость, внутренняя гармония, – в этом отношении он выше Александра; со мною никто в этом не согласен: все почитают его слабым, распущенным до эгоизма, избалованным до сухости, до равнодушия, – никто его не понимает вполне, даже Александр не совсем, оттого что наружное слишком противоречит с внутренним. И я не могу объяснить этого, доказать, но довольно видеть его наружность, чтоб понять, что этот человек не рядовой, что натура его божественна (выражаясь прежним языком); в наше время он не мог ничего из себя сделать, и самое воспитание отняло у него много средств. Может быть, я и тут еще увлекаюсь; может быть, я не могу устоять против этого влечения; раз, просидевши со мной часа три, он сказал, что еще не соскучился, – приятнее этого комплимента я еще ни от кого не слыхала в мою жизнь, и это потому, что он сказал мне его. Любишь его бескорыстно, – как-то и не думается, чтоб он тебя любил; от других требуешь любви, уважения, требуешь покорности; отчего, почему все это так? не знаю. От иных не требуешь вовсе ничего, потому что не замечаешь их, от него – вовсе не потому. Ему не смеешь ничего пожелать, – так сильно сознание его свободы и воли.
4-е, пон.Как тяжело бывает с некоторыми из прежних близких; в беседе с ними нет более ни содержания, ни смысла. Как тяжело притворяться, и притворяться не для того, чтобы обмануть, а еще нет силы выказать, насколько мы стали далеки; мне об этом трудно говорить даже с Александром. И между тем есть полное убеждение, что мы не виноваты в том, что отошли от них далеко, что мы не можем быть близки, – некоторые благородные черты не удовлетворяют настолько; прежде это как-то натягивалось внутри себя, не отдавая себе полного отчета, – теперь это невозможно. Какая-то потребность, жажда открывать во всем истину, насколько б это ни было больно, хотя б куски собственного тела вырывались с ложным убеждением. Видно, возраст такой пришел; оттого и разошлись мы, что они боятся всякой правды, еще им нравятся сказки и детские игрушки, а это возбуждает негодование и сожаление. Иные это делают с хитростью, желая обмануть самих себя – тут есть еще надежда, откровенное же ребячество жалко. – До такой степени для меня изменил все свое значение, что то, что прежде казалось трогательно и (593) вызывало нежное, какое-то неопределенное сочувствие, теперь возмутительно и возбуждает гнев. Например, Сатин; мне его долго было жаль, долго хотелось сохранить его, – такая любящая натура… и он все хотел заменить любовью, но полного сочувствия, сознательного согласия никогда не было. В последний мой разговор с ним до того все натянулось, что порвалось. Я молчу, сколько можно, и уж не прикрою ни одной правды, когда нужно говорить, – для меня это невозможно. Его нежность, его ласки, попечительная любовь, страдание о том, что никто не отвечает на эту любовь вполне, – все это не что иное, как слабость, недостаток содержания в самом себе и ограниченность притом. Пять лет тому назад, уезжая за границу, он оставил меня идеалом женщины, такою чистою, святою, погруженною совершенно в любовь к Александру и Саше, не имеющею никаких других интересов; возвратившись, нашел холодною, жестокою и совершенно под влиянием Александра, распространяющего теорию ложной самобытности и эгоизма. Я не пережила ничего (то есть со мною ле случилось никаких несчастий?) и потому не могу знать жизнь и понять истину, выработать же это мыслью – не свойственно женщине. Ну, тут трудно возражать. Такое понимание очень обыкновенно между людей, но пока С. не высказал его вполне, я никогда б не поверила, что он до такой степени туп. В нем много благородного, много готовности на всякую услугу, – я никогда не протяну ему руки без уважения и холодно.
5-е, среда.Что это, как нелепо устроена жизнь! и вместо того, чтобы облегчить, прочистить себе как-нибудь дорогу, люди отдаются слепому произволу, идут без разбору, куда он их ведет, страдают, погибают с каким-то самоотверженьем, как будто не в их воле существовать хорошо. Иные с большим трудом выработали себе внутреннюю свободу, но им нельзя проявить ее, потому что другие, оставаясь рабами в самих себе, не дают и другим воли действовать, и все это так бессмысленно, безотчетно, сами, не понимая, что делают и зачем? Ну, а те, которые понимают? Им трудно отстать от предрассудков, как от верования в будущую жизнь, и они добровольно оставляют на себе цепи, загораживают ими дорогу другим и плачут о них и о себе. – Иногда в бедности есть столько жестокости, гордости, столько неумолимого, как будто в отмщение (но кому в отмщение?) за то, что другие имеют (594) больше средств, она казнит их этими средствами, не желая разделить их с ними. И это истинная казнь! Сидеть за роскошным столом, покрытым драгоценными ненужностями, и не сметьпредложить другому самого необходимого, – тут сделается противно все, и сам себе покажешься так жалок и ничтожен. Я всегда была довольно равнодушна к украшениям, даже к удобствам жизни; однако же иногда бывали желания иметь что-нибудь, чего нельзя было; теперь мне противно всякое излишнее удобство, – так бы хотелось поделиться с тем, у кого нет и необходимого, – единственное средство без угрызения пользоваться самому богатством, а тут не смеешь предложить или получаешь отказ… Непростительная жестокость!
11-е, пон.Получили письмо от Огарева. Он пишет, что для него Ал., я и еще одно существо нигде и никем не заменимы. У меня захватило дух, когда я прочла эту фразу. Он не лжет, но не ошибается ли? Если же это правда и если это долго не изменится, – я не могу себе представить выше счастья. Такая полная симпатия… а мне и прежде казалась иная симпатия полной… и, наконец, выходило из нее полное отчуждение… Пусть, пусть это – юношеская мечта, увлечение, ребячество, глупость, – я отдаюсь всей душой этой глупости; после Алекс, никого нет, кого бы я столько любила, уважала, никого, в ком бы было столько человечественного, истинного. Он грандиозен в своей простоте и верности взгляда. Мне тяжело бы было существовать, если б он перестал существовать, и у Ал. это единственный человек, вполне симпатизирующий ему. И если все это – мечта, так уж, наверное, последняя. И то она одна в чистом поле, ничего нет, ничего нет кругом… так, кой-где былинка… Дети – это естественная близость: ей нельзя не быть; общие интересы – тоже, и это наполняет ужасно много; не прибавляя к этому ничего, можно просуществовать на свете, но я испытала больше: я отдавалась дружбе от всей души, и кто же этого не знает, что, отдавая, берешь вдвое более, – и все это исчезло, испарилось, и как грубо, как неблагородно разбудили и показали, что все это мнеснилось… Разбудить надо было: горькое, реальное всегда лучше всякого бреда – это не естественная пища человеку, и рано иль поздно он пострадает от нее, – но не так бы бесчеловечноразбудить; меня оскорбляет только манера, – в ней было даже что-то пошлое, а (595) мне хотелось бы, чтоб память моего идеала осталась чиста и свята.
13. О, великая Санд! так глубоко проникнуть человеческую натуру, так смело провести живую душусквозь падения и разврат и вывести ее невредимую из этого всепожирающего пламени. Еще четыре года тому назад Боткин смешно выразился об ней, что она Христос женского рода, но в этом правды много. Что бы сделали без нее с бедной Lucrezia Floriani, у которой в 25 лет было четверо детей от разных отцов, которых она забыла и не хотела знать, где они?.. Слышать об ней считали б за великий грех, а она становит перед вами, и вы готовы преклонить колена перед этой женщиной. И тут же рядом вы смотрите с сожалением на выученную добродетель короля, на его узкую, корыстолюбивую любовь. О! если б не нашлось другого пути, да падет моя дочь тысячу раз – я приму ее с такой же любовью, с таким же уважением, лишь бы осталась жива ее душа: тогда все перегорит, и все сгорит нечистое, останется одно золото.
Дочитала роман, конец неудовлетворителен.
1847-го января 10-е.Уезжаем 16-го. Опять все симпатично и тепло… всех люблю, вижу, что и они любят нас;
с большою радостью уезжаю, чувствую, что с радостью буду возвращаться. Настоящее хорошо, отдаюсь ему. безотчетно. (596)
(ПРЕДИСЛОВИЕ К ГЛАВАМ ЧЕТВЕРТОЙ ЧАСТИ, ОПУБЛИКОВАННЫМ В «ПОЛЯРНОЙ ЗВЕЗДЕ»)– Кто имеет право писать свои воспоминания?
– Всякий.
Потому, что никтоих не обязан читать.
Для того, чтоб писать свои воспоминания, вовсе не надобно быть ни великим мужем, ни знаменитым злодеем, ни известным артистом, ни государственным человеком, – для этого достаточно быть просто человеком, иметь что-нибудь для рассказа и не только хотеть, но и сколько-нибудь уметь рассказать.
Всякая жизнь интересна; не личность – так среда, страна занимают, жизньзанимает. Человек любит заступать в другое существование, любит касаться тончайших волокон чужого сердца и прислушиваться к его биению… Он сравнивает, он сверяет, он ищет себе подтверждений, сочувствия, оправдания…
– Но могут же записки быть скучны, описанная жизнь бесцветна, пошла?
– Так не будем их читать – хуже наказания для книги нет.
Сверх того, этому горю не пособит никакое правона писание мемуаров. Записки Бенвенуто Челлини совсем не потому занимательны, что он был отличный золотых дел мастер, а потому, что они сами по себе занимательны любой повестью.
Дело в том, что слово «иметь право» на такую или другую речь принадлежит не нашему времени, а времени умственного несовершеннолетия, поэтов-лауреатов, докторских шапок, цеховых ученых, патентованных философов, метафизиков по диплому и других фарисеев христианского мира. Тогда акт писания считался каким-то (597) священнодействием, писавший для публики говорил свысока, неестественно, отборными словами, он «проповедовал» или «пел».
А мы просто говорим. Для нас писать – такое же светское занятие, такая же работа или рассеяние, как и все остальные. В этом отношении трудно оспаривать «право на работу». Найдет ли труд признание, одобрение, – это совсем иное дело.
Год тому назад я напечатал по-русски одну часть моих записок под заглавием «Тюрьма и ссылка», напечатал я ее в Лондоне во время начавшейся войны; я не рассчитывал ни на читателей, ни– на внимание вне России. Успех этой книги превзошел все ожидания: «Revue des Deux Mondes», этот целомудреннейший и чопорнейший журнал, поместил полкниги во французском переводе. Умный ученый «The Athenaeum» дал отрывки по-английски, на немецком вышла вся книга, на английском она издается.
Вот почему я решился печатать отрывки из других частей.
В другом месте скажу я, какое огромное значение для меня лично имеют мои записки и с какою целью я их начал писать. Я ограничусь теперь одним общим замечанием, что у нас особенно полезно печатание современных записок. Благодаря ценсуре мы не привыкли к публичности, всякая гласность нас пугает, останавливает, удивляет. В Англии каждый человек, появляющийся на какой-нибудь общественной сцене разносчиком писем или хранителем печати, подлежит тому же разбору, тем же свисткам и рукоплесканиям, как актер последнего театра где-нибудь в Ислингтоне или Падингтоне. Ни королева, ни ее муж не исключены. Это – великая узда!
Пусть же и наши императорские актерытайной и явной полиции, так хорошо защищенные от гласности ценсурой и отеческими наказаниями, знают, что рано или поздно дела их выйдут на белый свет.
МЕЖДУ ЧЕТВЕРТОЙ И ПЯТОЙ ЧАСТЬЮДва первые тома «Былого и дум» составляют такой «отрезанный ломоть», что мне пришло в голову между ними и следующими частями поставить небольшую кладовую для старого добра, с которым по тусторону берега (598) нечего делать; она может служить вроде pieces Justifica-tives [787]787
оправдательных документов (франц.).
[Закрыть]или обвинительных актов.
Общих статей, вроде «Писем об изучении природы», «Дилетантизма в науке» и прочего, разумеется, в этой книге нет, [788]788
Я сделал исключение для двух статей: <По поводу одной драмы» и «Капризы и раздумья»; обе имеют тесное отношение к личным опытам и событиям, имевшим сильное влияние на меня, на нас. (Прим. А. И. Герцена.)
[Закрыть]нет также и повестей. Я выбрал только те статьи, которые имеют какое-нибудь отношение к двум вышедшим томам «Былого и дум». Тут на первом плане «Записки одного молодого человека»; как чертежи сравнительной анатомии или лафатеровские профили, они показывают наглядно изменения, вносимые в физиономию мысли и слова двадцатью такими годами; которые я прожил между записками молодогочеловека, набросанными в 1838 во Владимире-на-Клязьме, и думами пожилогочеловека, помеченными в Лондоне на Темзе.
Досадно, что у меня нет ценсурных пропусков, [789]789
Некоторые мелочи, выпущенные ценсурой, я добавил на память, они напечатаны курсивом. В других местах я точками означил пропуски. (Прим. А. И. Герцена.).
[Закрыть]и всего досаднее, что нет целой тетради между первым, напечатанным в «Отечественных записках»,отрывком и вторым. Я помню, что в ней был наш университетский курс и что тетрадь оканчивалась соборной поездкой нашей в Архангельское князя Юсупова, описанием обеда и пира возле оранжереи, который продолжался еще дни два возле Пресненских прудов.
Затем я поместил несколько полемических статей, по всей их правде и кривде,в костюме сороковых годов и во всей тогдашней односторонности.
Много воды утекло с тех пор, как мы боролись с православной покорой славянофильской, и быстро текла вода с 1848… Все сдвинула она, все подмыла… многое совсем снесла. Наша религия независимости не так исключительна и ревнива, как была, и недавно еще нам казалось издали, что великороссийская любовь к отечеству перестала быть ненавистью к другим…
25 января 1862 г. Orsett House, Westbourne terrace.
Примечания к частям 4 и 5«БЫЛОЕ И ДУМЫ»
Главы четвертой части впервые опубликованы в «Полярной звезде» на 1855 год (кн. I) и 1858 год (кн. IV), отдельные отрывки – в «Полярной звезде» на 1861 год (кн. VI) и 1862 год (кн. VII, вып. I). Главы «Н. X. Кетчер» и «Эпизод из 1844 года» (написаны в 1856–1857 гг.) при жизни Герцена напечатаны не были. На рукописи главы «Н. X. Кетчер» помета автора: «Былое и думы». К II части. Глава *** Н. X. Кетчер (1842–1847)». Перечитывая в 1865–1866 годах главу и написав заключительные строки ее, «Эпилог», Герцен сделал на автографе наклейку, на которой надписал: «Н. X. Кетчер. Базиль и Арманс. 1856–1866. Ничего, для печати». Впервые главы опубликованы в «Сборнике посмертных статей А. И. Герцена», Женева, 1870 (2-е изд. – 1874 г.).
Глава XXV
Стр. 3. …звон бубенчиков, напоминавший нам то 3 марта 1838, то нашу поездку 9 мая. —3 марта 1838 года во время тайного посещения Герценом Москвы произошла его первая, после ссылки, встреча с Натальей Александровной; 9 мая 1838 года – день их приезда во Владимир и венчания.
«…жизни май цветет один раз и не больше» —из стихотворения Шиллера «Resignation».
Стр. 4. Ему был разрешен въезд в Москву за несколько месяцев прежде меня. —На прошение Н. П. Огарева о его переводе из Пензы в Москву для службы в сенате разрешение Николая I последовало 11 мая 1839 года. С Герцена полицейский надзор был снят 16 июля 1839 года. (603)
…слова Дон Карлоса, повторившего, в свою очередь, слова Юлия Цезаря: «Двадцать три, года, и ничего не сделано для бессмертия!» —По преданию, так воскликнул Юлий Цезарь, сопоставляя себя с Александром Македонским, который уже в молодости прославился своими подвигами (см. Плутарх, «Юлий Цезарь», 11). В драме Шиллера «Дон Карлос» эти слова произносит Карлос, обращаясь к отцу (действ. II, явл. 2).
Стр. 5…ок женился. —Н. П. Огарев женился в 1836 году на М. Л. Рославлевой. Рассказ о М. Л. Огаревой был введен Герценом в текст главы в 1861 году при подготовке к печати отдельного издания «Былого и дум».
Стр. 10. …двое из старых друзей. —Речь идет, видимо, о Н. X. Кетчере и И. М. Сатине.
Стр. 11. ..на этой Магабарате философии. —Сопоставляя философию Шеллинга с «Махабхаратой» – "древнеиндийской эпической поэмой, отличающейся сложностью композиции и причудливой фантастикой, – Герцен подчеркивает черты иррационализма, мистицизма, противоречивости в философском учении Шеллинга.
…когда я приехал в Москву, он еще был в Берлине. —Герцен вернулся в Москву из ссылки, после снятия с него полицейского надзора, 23 августа 1839 года. Т. И. Грановский к этому времени уже уехал из Германии и в последних числах августа также прибыл в Москву.
…Станкевич потухал на берегах Logo di Como. —Последний i од жизни Н. В. Станкевич путешествовал по Германии, Швейцарии; Италии и умер, направляясь к озеру Комо, по пути из Флоренции в Милан в городке Нови 24 июня 1840 года.
Стр. 12. …Арнольд Руге, которого Гейне так удивительно хорошо назвал «привратником. Гегелевой философии». —В предисловии ко второму изданию (1852) работы Гейне «Zur Geschichte der Religion und Philosophic in Deutschland» («К истории религии и философии в Германии») А. Руге назван «привратником Гегелевой школы» («Der Turhuter der Hegelschen Schule»). Эту же характеристику Руге Гейне повторил затем в своих «Bekenntnisse» («Признания»), опубликованных первоначально в 1854 году во французском журнале «Revue des Deux Mondes"» (выпуск от 15 сентября).
…в Москве между Маросейкой и Моховой. —Дом Боткиных на Маросейке (теперь – дом № 4 по Петроверигскому пер.) служил местом частых встреч друзей Герцена. У В. П. Боткина в разное время жили В. Г. Белинский, Т. Н. Грановский, М. А. Бакунин. На Моховой улице – Московский университет.
Стр. 13. «…жизни мышья беготня» —цитата из стихотворения А. С. Пушкина «Стихи, сочиненные ночью во время бессонницы». (604)
Стр. 14. …смеялся Гёте в своем разговоре Мефистофеля с студентом. —Имеется в виду четвертая сцена первой части трагедии Гёте «Фауст».
Стр. 15. ..Гегель… спас под полой свою «Феноменологию», когда Наполеон входил в город. —Находясь в Иене, Гегель в 1806 году окончил написание «Феноменологии духа». Когда наполеоновские войска после победы под Иеной 14 октября 1806 года занимали город, Гегель положил рукопись в карман и пошел искать пристанища у Габлера. Этот эпизод стал известен Герцену, как это явствует из его записи в дневнике от 30 августа 1844 года, из книги К. Розенкранца «Georg Wilhelm Friedrich Hegels Leben…» (глава «Die lenenser Katastrophe Herbst, 1806»), изданной в Берлине в 1844 году.
…вроде статьи о «палаче и смертной казни», напечатанной в Розенкранцевой биографии. —Имеется в виду заметка Гегеля «Offentliche Todesstrafe», напечатанная в числе других исторических этюдов Гегеля в книге К. Розенкранца «Georg Wilhelm Friedrich Hegels Leben…». В своих дневниковых записях от 30 августа и 3 сентября 1844 года, а также в пятом письме «Писем об изучении природы» Герцен критически отзывается о книге Розенкранца, однако подчеркивает ценность опубликованных в ней документальных материалов из рукописей Гегеля. С заметкой Гегеля Герцен познакомился по первой ее публикации в альманахе «Literarhistori-sches Taschenbuch…» (см. запись Герцена в дневнике от 29 ноября 1842 года).
Стр. 16. …прочел мне «Бородинскую годовщину» Пушкина. —Разговор с В. Г. Белинским происходил осенью 1839 года. Увлеченный ложной идеей о необходимости примирения с монархической властью, Белинский действительно в то время положительно отзывался о так называемых «патриотических стихотворениях» Пушкина («Бородинская годовщина», «Клеветникам России») и нередко читал их наизусть в дружеском кругу (см. письмо Белинского к Н. В. Станкевичу от 29 сентября – 8 октября 1839 года, а также книгу: И. И. Панаев, Литературные воспоминания, 1950, стр. 186, 231–232). Герцен и Огарев, напротив, неоднократно высказывались о тех же стихотворениях Пушкина неодобрительно (например, в «Былом и думах», гл. XXX, гл. «В. И. Кельсиев», в статье «1831–1863»; также в стихотворении Огарева «Стансы Пушкина», его предисловие к сб. «Русская потаенная литература XIX столетия», Лондон, 1861).
Белинский… уехал в Петербург и оттуда дал по нас последний яростный залп в статье, которую так и назвал «Бородинской годовщиной». —Белинский уехал в Петербург из Москвы в конце (605) октября 1839 года. Откликом на теоретические споры с Герценом явился ряд статей Белинского: упоминаемая Герценом «Бородинская годовщина» («Отечественные записки», 1839, № 10), «Очерки Бородинского сражения» («Отечественные записки», 1839, № 12) и «Менцель, критик Гёте» («Отечественные записки», 1840, № 1).
Стр. 17. …берлинским Михелетом в его книге. —Имеется в виду книга: С. Michelet, «Vorlesungen nber die Personlichkeit Gottes und Unsterblichkeit der Seele…» («Лекции о личности бога и бессмертии души»), изданная в Берлине в 1841 году.
Стр. 18. …познакомился я с одним генералом. —В. И. Филипповичем. Знакомство произошло во второй половине 1841 года, когда Филиппович служил в корпусе флотских штурманов морского министерства в чине полковника; в генерал-майоры он был произведен в начале 1842 года.
«Мапа» —французский скульптор и сектант Ганно (Ganneau), снискавший в 40-х годах XIX века шумную известность своим «учением» о полном равенстве полов; образовал свое имя (Mapah) путем соединения двух начальных слогов латинского родового имени матери и отца – «mater» и «pater».
Л. Д. —Лариса Дмитриевна Филиппович.
Стр. 19. Девочка, увлеченная страстями, исчезла, – и перед вами Теруань де Мерикур… потрясающая народные массы. —Теруань де Мерикур, изменив с первых дней революции прежний праздный и легкомысленный образ жизни, завоевала популярность в народе своим участием во взятии Бастилии 14 июля 1789 года, в походе в Версаль ко дворцу Людовика XVI 6.октября 1789 года, а также зажигающими речами в 1792–1793 годах.
…княгиня Дашкова восемнадцати лет, верхом, с саблей в руках среди крамольной толпы солдат. —Об участии Е. Р. Дашковой в дворцовом перевороте 1762 года, приведшем на трон Екатерину II, Герцен узнал из английского издания «Записок» Дашковой (Лондон, 1840) и рассказал об этом эпизоде также в статье «Княгиня Екатерина Романовна Дашкова».
Стр. 20. …отрывки из Бурдаховой физиологии, —Имеется в виду сочинение К. Бурдаха «Die Physiologic als Erfahrungswissenschaft», Leipzig, 1826–1840 («Физиология как опытная наука»).
Месяца два-три спустя проезжал по Новгороду Огарев, – Н. П. Огарев был в Новгороде с 31 мая по 10 июня 1842 года, но возможно, и ранее – в январе месяце.
Стр. 21. …мы свободные люди, а не рабы Ксанфа, не нужно нам облекать истину в мифы! —По преданию, рабом Ксанфа являлся некоторое время древнегреческий баснописец Эзоп, родившийся невольником, который в своих притчах факты реальной (606) жизни выражал в завуалированной, иносказательно-аллегорической форме.
…я начал тогда ряд моих статей о «дилетантизме в науке». —Над статьями, составляющими цикл «Дилетантизм в науке», Гер цен работал в Г842 – 1843 годах.
Через несколько месяцев после его отъезда в Петербург в 1840 году приехали и мы туда. —В. Г. Белинский уехал в Петербург из Москвы в конце октября 1839 года; Герцен с семьей переехал туда в мае 1840 года.
Наша встреча. —Герцен встретился с В. Г. Белинским в Петербурге в период своего кратковременного пребывания в столице в декабре 1839 года, когда «переходная болезнь» Белинского была еще в разгаре и примирение с ним было невозможно. Описываемая далее Герценом его встреча с Белинским, положившая конец их временному отчуждению, произошла несколькими месяцами позже – после переезда Герцена в Петербург в мае 1840 года.
…у одного знакомого —А. А. Краевского.
Стр. 22. …после мрачной статьи Чаадаева. —Имеется в виду напечатанное в журнале «Телескоп» (1836, т. XXXIV, № 15)} «Философическое письмо» П. Я. Чаадаева.
Ему достаточен стих: «Родные люди вот какие» в Онегине. —Герцен имеет в виду статью В. Г. Белинского «Сочинения Александра Пушкина» (статья восьмая, в которой цитирована XX строфа четвертой главы «Евгения Онегина».
Стр. 23…в другой книге. —Герцен имеет в виду свою работу «О развитии революционных идей в России».
К. —Кого именно имеет в виду здесь Герцен, установить не удалось; возможно – И. X. Кетчера.
А. К… —по всей вероятности, А. А. Краевский.
Стр. 25…с двухлетним ребенком. —Речь идет о сыне Герцена – Саше, родившемся в 1839 году.
…к одному литератору —И. И. Панаеву.
Стр. 26. …магистр нашего университета, недавно приехавший из Берлина —Я. М. Неверов, вернувшийся в Россию из Берлина в конце 1840 года.
Стр. 28. Весть о февральской революции еще застала его в живых. —Имеется в виду революция 1848 года во Франции, начавшаяся 22 февраля. В. Г. Белинский умер 26 мая 1848 года.
…приездом Огарева. —Н. П. Огарев, покинув навсегда Россию, приехал в Лондон к Герцену 9 апреля 1856 года.
…двумя книгами: анненковской биографией Станкевича и. первыми частями сочинений Белинского. —С книгой «Николай Владимирович Станкевич. Переписка его и биография, написанная (607) П. В. Анненковым», вышедшей в Москве в 1857 году, Герцен ознакомился несколько позже, видимо, в 1861 году. В письме к И. С. Тургеневу от 1 марта 1861 года он замечает: «Не постигаю, каким образом я в свое время не прочитал Анненкова книгу «О Станкевиче». Это – чрезвычайно важная публикация. Так и пахнет чистым родным воздухом от этой кучки людей благородных, идеалистов». Под «сочинениями Белинского» Герцен имеет в виду издание: «Сочинения В. Белинского», чч. 1 – 12, изд. К. Солдатенкова и Н. Щепкина, М., 1859–1862. Первые четыре части «Сочинений» вышли в свет в 1859 году.
Стр. 30. Разрыв Североамериканских штатов с Англией мог развить войну. —Имеется в виду освободительное движение в Северной Америке, закончившееся войной 1775–1783 годов.
…и в греческой «Ифигении» и в восточном «Диване». —Имеется в виду трагедия Гёте «Iphigenie af Tauris» («Ифигения в Тавриде») и цикл его стихотворений «West-Ostlicher Divan» («Западно-восточный диван»).
Стр. 33. В 1834 гаду был сослан весь кружок Сунгурова – и исчез. —Приговор генерал-аудиториата (военного суда) над «сунгуровцами» состоялся в 1832 году, конфирмация приговора царем – в феврале 1833 года. Н. П. Сунгуров и его брат Ф. П. Гуров были присуждены к ссылке в Сибирь на каторжные работы, другие члены кружка – рядовыми в армию, к заключению в крепость и т. д. Осудьбе Сунгурова Герцен рассказал в гл. VI «Былого и дум».
Стр. 38. В. Гюго, прочитав «Былое и думы» в переводе Делав», писал мне письмо в защиту французских юношей времен Реставрации. —В начале 1860 года в Париже вышла в переводе Делаво первая часть «Былого и дум» под заголовком: «Le Monde russe et la Revolution. Memoires de A. Hertzen,1812–1835», Paris, 1860 («Русский мир и революция, мемуары А. Герцена…»). Эта книга была послана Герценом Гюго, который в ответном письме от 15 июля 1860 года, благодаря за присылку, писал между прочим Герцену: «Я только сожалею, что в этой прекрасной и хорошей книге есть одна страница (218): более, чем кто-либо другой, вы достойны были дать правильную оценку поколению 1830 г…За исключением этой страницы, повторяю, я аплодирую вашей книге с начала до конца» (см. А. И. Герцен, Поли. собр. соч., изд. Лемке, т. XIV, стр. 796). Место, вызвавшее возражение Гюго, – из седьмой главы первой части «Былого и дум» (см. том I наст. изд., стр. 160–161).
