Текст книги "Сиреневая книга. Часть 1 (СИ)"
Автор книги: Александр Бондаренко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)
А вообще, я могу уже сейчас, так сказать, резюмировать: те, кто эластичностью не обладали, а твердо гнули свое, неважно какое, плохое или хорошее во всеобщем понимании, в результате всех потрясений или поломались и исчезли, или... в итоге встали на свои места. Откуда их уже, просто так, не сковырнешь.
Я ведь и сам ходил... на эти грабли. Но твердость моих убеждений и сила характера соединялись с гибким умом, признающим несовершенство мира и возможности некоторых компромиссов. Со способностью к самосовершенствованию и с изрядной долей здорового авантюризма.
Наверное, в нарисованных мною координатах, я представлял собой классические нунчаки. Вроде палка палкой, но возможностей больше. И в качестве инструмента – более ценное приобретение.
Вот этим и жил, получается... все время. В умелых руках летал со свистом, дурея от собственной лихости, а в неумелых – бил хозяина по его же голове, или заднице, и улетал в сторону. С разными степенями собственных повреждений. И отлёживался там, ха-ха, до лучших времён.
-Про ... женщин. Я не понимаю принципов Вашей морали. Вы же позиционируете себя как в ы сокодуховного субъекта.
– Э-э, вот тут не надо. Мои принципы очень часто расходились с общепризнанными нормами морали и действующим законодательством, даже тогда. Сейчас...
– Мы это наблюдаем.
–Да по барабану. Вы и сами-то...не особо скованы условностями. Почитайте для начала основной закон, вдумчиво, не для громыханий на трибуне, а потом скользите по законодательству вниз по степени важности. Обещаю, откроете для себя много нового. Это, впрочем, всегда так было. Сейчас еще ничего. Очень даже ничего. Миллионы потом даже мечтали... вернуться в ваш застой. Вдруг осознали, что никогда не жили лучше, чем в советское время. Особенно в республиках.
И материальный расчет тут порою не на первом, да и не на втором месте. Нас просто лишили великой светлой цели, к которой вели кругами, а потом столкнули в овраг. В болото. В темноту. Россыпью. Вы уж там как-нибудь сами карабкайтесь. У нас теперь человек человеку лупус ест.
А по семье. По традиционной семье... Все изменилось. Просто однажды наступило время, когда людей, находящихся в браке, стало меньше, чем не обремененных формальными обязательствами.
Я объяснял это для себя "принципом попутчиков". Пока у вас большинство интересов и направление движения совпадают, вы идете по жизни вместе. Встретится развилка, может и разойдетесь. Пойдете с кем-то другим или в одиночку. Возможно, потом, где-то дальше снова сойдетесь – это тоже не редкость.
Я не про любовь, которая, как выяснилось, всего лишь сложная система химических реакций. Гормон играет, да это действительно так. В конце концов, все процессы, происходящие с человеком, лишь взаимодействие веществ.
Но, Вы же понимаете, что даже банальное опьянение опьянению рознь. Можно травиться тысячами разных способов. И реакция на них индивидуальна.
Так и с хороводом чувств. Когда все отходит на второй план, расплывается, а ты видишь только её, думаешь только о ней. Ищешь малейшие признаки взаимности, твоё настроение скачет по синусоиде с бешеной амплитудой. Это настолько сильно и глубоко, что... ради этого стоит жить.
Скажу крамольную во все времена мысль, но я уверен, что слова про "единственную и неповторимую" – это ... всего лишь слова. Та же синусоида рано или поздно снижает свой разбег, становится глаже и глаже, рискуя порою .... ужаться в прямую безразличия.
Более того, я уверен, что если не подбрасывать в пламя любви новые порции топлива, то рано или поздно костёр затухнет. И поддерживать огонь это желательно обоим.
Иногда пытается что-то сделать только один. Из последних сил, постепенно замерзая в поисках новых дров. Жалкое зрелище. Честнее, если мужчина и женщина (да такой вот я нетолерантный, других вариантов не приемлю, не понял да? И слава Всевышнему!), взглянув друг на друга, одновременно уйдут в ночь. Неизмочаленными. К другим...кострам.
А секс – это только секс. Физиологическое действие с ощущениями разной степени удовлетворенности.
Сейчас в это сложно поверить, но однажды наступили времена, когда жены давали мужьям денег и отправляли к проститутке. Иногда. В медицинских целях. Чтобы не было никого на стороне. И ничего, способного в потенциале разрушить союз.
А стареющие мужчины покупали своим любимым молодых самцов. Это значительно реже, но встречалось, в некоторых социальных ... прослойках.
Инвалидам дарили секс-услуги. Скинулись, например, боевые товарищи, купили сослуживцу годовой абонемент. И приходит по понедельникам небрезгливая стареющая гетера. Оказывает посильную помощь.
Молодёжь набиралась опыта у взрослых, годящимся им в родители. Или у специально обученных людей. Состоятельные старики заботились о молодых содержанках. Подолгу заботились, медицина шагнула вперед.
Это все не стало повсеместно распространенным, но перестало являться ненормальным. И даже не резало глаз. Это... вселяло надежду. На нескучную старость. Ха-ха!
Наличие же нескольких партнеров в течение жизни у одного человека, иногда параллельно, давно стало обычным. Мало ли, он или она в поиске. Ищут свою половинку. Пока не нашли, но процесс идет. Для кого-то процесс стал важнее результата. Это тоже нормально. Это – жизнь!
Но все это... обычно не имело отношения к высоким чувствам. Как и раньше – проститутка целуется в губы только с любимым человеком. Не с клиентом. Буквально эта фраза давно стала анахронизмом, но по сути... Замени "поцелуй" на "свяжет жизнь", и попадёшь в точку. Что порою не помешает ей заниматься тем же. Ради заработка или любви к искусству.
Я однажды попытался объективно осмыслить все эти чувства – дружба, секс, любовь, и пришел к интересному умозаключению. Что верна формула "любовь=дружба+секс". Что-то одно исключаешь, и суммы не получается. Позднее, несколько помудрев, добавил еще одно слагаемое, названное мною "неизвестное слагаемое, из другой системы координат". Иногда, в силу его незначительности, любовь можно спутать с сильной привязанностью. Но вдруг... Оп! Вот она искра! Не так все здесь просто!
А порою искрит так, что слепит даже не очень внимательных окружающих. И на этом "электричестве" иногда начинаются или заканчиваются войны
Глава 4 5 . IN CAMERA CARITATIS .
-Ваша честь! У меня большие планы на ближайшие пять лет, и в них никак не входит изучение быта мордовских педерастов! Давайте уже прекратим этот балаган, я думаю, у Вас персонажей и без меня хватает. Более достойных.
– А, Вы нахал, Бондаренко, и хам к тому же! Мне рассказывали о Вас совершенно другое.
– Она Вас не обманывала, Ваша честь! Я хороший, чуткий и нежный. Отпустите меня, пожалуйста! Вон, посмотрите на свидетеля обвинения, по нему ж турма плачет. По теории Ломброзо, это как минимум удушитель, да еще и, как мы все тут видим, лжесвидетель. Делай людям добро, называется. Давайте его порасспросим...
– Бондаренко, прекратите паясничать. Мы все здесь, с интересом понаблюдали Ваше шоу, но не забывайтесь – это не цирк, а арбитражный апелляционный суд. И, по сути, я пока не вижу никаких оснований для отмены решения суда первичной инстанции.
– Ваша честь! А первые тридцать минут моей пламенной речи, это как? Двенадцать решений в пользу предпринимателей по аналогичным делам, это не прецедент?
– У нас не прецедентное право, Бондаренко, и Вам это известно. Тем более, что фискальные органы, в свою очередь, предоставили свежее постановление Президиума Высшего Арбитражного Суда, а также разъяснения Минфина из которых очевидно, что следует оставить решение Арбитражного суда в силе, а Вашу апелляционную жалобу без удовлетворения. Дабы не нарушать единообразие в толковании и применении арбитражными судами норм права. Что отнюдь не прецедент. Съел, Александр Иванович?
– Блин, ты меня сделала! Хоть и не убедила. Короче, прекращаем эти ролевые игры. Надо что-то другое придумывать, иначе действительно все продуем!
– Вы продуете по любому. И апелляцию, и кассацию. Надеюсь, не лезть выше у тебя ума хватит? Инспекция – это федералы. Им надо наполнять бюджет любой ценой, и судам явно дана установка валить всю мелкую шушеру, типа вас. От олигархов местного разлива они возьмут. И проявят принципиальность. И для статистики неплохо – не все фискалам выигрывать. А вы что? Пыль. Решать надо было на стадии проверки.
– Ты же знаешь, что это было бесполезно. Им с области указивка пришла, они в усердии расшибли лоб. В служебном рвении. Там по любому бы докопались. Хоть до чего. Денег жалко. Это несколько лет работы. Это моё здоровье и время, потраченные зря. Обидно.
– Да ладно, ты мне честно скажи – знал же, что проиграешь? Чай-то пей, остынет. Адвоката поэтому не взял?
– Веришь, нет! Я был уверен, что уж тут-то все очевидно. Все ж по вашим сраным законам. Все прозрачно. Я искренне не ожидал такого беспредела. Я верил, что в суде все решится. Что там нормальные люди сидят. Первые два заседания был уверен. Я, стыдно признаться, и сейчас еще надеюсь...
– Не надейся, судьи не сентиментальны. Ты для них коммерс, с менталитетом коммерса. Не служака. А они – правосудие ! И других государевых людей, без очень уж веских аргументов или звонка, наказать не дадут. А у тебя таких аргументов нет, и то, что ты считаешь таковыми, для них не серьезно. Тут придворные адвокаты гонорары берут больше, чем сумма твоего иска.
– Да ну?!?
– Да, Бондаренко, да! Причем себе они оставляют процентов двадцать. Хотя клиенту втирают, что только пять. А ты тут правосудие побрел искать!
Глава 4 6 . Беседы комбатантов.
– Утверждать, что события, происходящие в мире, не имеют под собой соответствующей подоплёки, это – то же самое, что говорить о случайности, – Наглер в обычной своей манере нервно расхаживал по учительской вперед-назад и скорее рассуждал, чем пытался кого-то убедить,– повторю, это – то же самое, что говорить о случайности событий в конце восьмидесятых...
Он подошел к окну, опустил конспект на перемазанный подоконник, посмотрел вниз и закурил. С седой головой и багровым загаром издали Наглер напоминал негатив самого себя, только несколько лет назад. Разве что залысины на лбу стали отчетливее.
–Очевидно ведь, что Советский Союз не развалился сам по себе, – продолжил он, – этому предшествовал комплекс мер, реализация которых способствовала как непосредственно ослаблению государственных институтов и подрыву экономики, так и запуску процессов, направленных на изменения в сознании людей. В головы вбивались постулаты индивидуализма, стяжательства..., подменялась система ценностей.
– Да это вы со своей конторой все просрали... и слили, – подал голос дремлющий в кресле Чечен.
– Мы? А, вы, блядь, орлы, у себя раскачали и воспользовались! – парировал Наглер.
–Следи за помелом, начальник! – вскинулся Чечен, – время показало, что да, к независимости мы не готовы. Менталитет не тот. Мы воины, а не чиновники. Допускать наших до власти по идее нельзя вообще. На любом уровне. Как, впрочем, большинство... любых кавказцев... и чурок. Азиатов. Касыма нет? Хорошо. Любых. Для нашей же пользы. Назначенный главврачом начнет подтягивать всех своих, неважно какой ты доктор или медсестра. И завтра там нельзя будет лечиться. Директор предприятия назначит главным инженером своего племянника-барана, который купил диплом. Надо чтобы наверху были честные и справедливые, которым без разницы, из какого ты тейпа. Профессионалы, а не по блату.
– Ух, какой ты у нас сегодня самокритичный, – засмеялся Наглер, – чего-то даже страшно. Ничего такого не съел?
– Это потому, что он один тут такой, – заметил Чапа, – было б больше, так только б письками и мерились.
– Завалите свой поганый рот, – не поворачивая головы продолжил Чечен, – Вас не спрашивали. Я очень серьезно. У нас многие понимали, что России будущего нет. Знаешь, когда в зал не приходил тренер, мы назначали тренером кого-нибудь из своих, любого опытного, кто знает порядок проведения разминки и тренировки. Потому что самостоятельно... каждый сам по себе... не шло ничего. Только по команде, все в одинаковых условиях.
Чечен замолчал, достал из гламурного портсигара самокрутку, запалил, несколько раз жадно затянулся и вдруг неожиданно заявил:
– Я вообще считаю, что лучшие чиновники – это немцы! И исполнители, и руководители. Им это еще и нравится до усрачки.
–Вот вы их в ту войну и встречали хлебом-солью! – сказал Чапа с усмешкой.
–Я не встречал!,– огрызнулся Чечен, и повторил значительно, с упором на местоимение, -я – не встречал.
–А ты хорошо ответил, генацвале, – заметил Бонда,– меня во все времена бесило, когда вылезет вперед какая-нибудь гнида и начинает в стиле: "Конечно, мы все виноваты в том, что произошло. Мы все голосовали за Иванова, все голосовали за Петрова, мы все желали победы народу Чуркестана!". А я говорю: "А с хера ли ты за всех говоришь? Я вот себя виноватым не считаю, ни за одного из этих пидоров не голосовал, ничего такого не желал и имею право слать Вас лесом!"
"У нас нет порядка.... Мы должны покаяться"! А у меня, блядь, порядок есть, и каяться я не собираюсь!
В советское время помню, ненавидел субботники по уборке мусора. Я его, мусор, блядь, не кидаю! С хуя ли я его должен собирать! Потом, правда проникся, с возрастом, что проще иногда подмести и подчистить, чем видеть...нечистоты...раздражаться и терпеть.
– Но это ведь не совсем про субботник, не так ли? – раздался сзади тихий голосок.
Бонда вздрогнул от неожиданности, но, не подав виду, обернулся и, глядя в глаза вошедшему Ходыреву, в нарочито блатной манере запел: "Сколько я зарезал, сколько перерезал! Всяких разных тряпочек цветных...Исключительно про субботник, товарищ прапорщик!"
–Почему сразу прапорщик? – поморщился Ходырев, – я человек гражданский.
И тотчас поправился – К воинским званиям отношения не имею.
–Потому что ты у нас кусок, – заржал Чапа,– ты же представитель военторга и овощебазы. Шматко, блядь нерусская.
– На строевого офицера ты не похож ни разу, даже по комплекции, да и возрасту, а подполковники у нас, похоже, со слов нашего кавказского друга, исключительно вайнахи. И все полковники тоже. И один майор,– продолжил Бонда.
–Два майора, – нарочито вежливо поправил его Чапа,– Чечен рассказывал про майора– младшего племянника, и про майора – сына хозяина бензоколонки.
–Я про второго не слышал, – засмеялся Бонда,– но он, конечно же, из спецназа?
– Конечно. Иначе никак. Других не держат.
–И он – чемпион мира по?
–Он был чемпион России по тхэквондо, – спокойно уточнил привыкший к подколам Чечен.
–Охотно верю, – сказал Бонда, – я знавал троих чемпионов по разным версиям разных единоборств. Все они были из моего города... Кстати, вполне достойные люди. Ну, повезло им – ехали в шапито анапском выступать, а оказалось, это целый чемпионат мира. Даже какие-то хорваты приехали. У всех, конечно, по-разному, но соревнований много всяких тогда было. Я сам чуть не стал чемпионом города по кекусинкаю в своем неудачном весе. И проиграл-то обидно – в дополнительное время, по очкам. В 90-м году. Сразу выбил одного, другим уже меньше соперников осталось. В итоге, мне дыхалки не хватило. Я как тигр – долго драться не люблю.
– Товарищ командир, – раздался высокий голос новенького спеца, – а почему у нас на шевронах тигра, а отряд называется "Багира"?
–О! Наконец-то! С почином! – Чапа покатился со смеху, другие заулыбались – вопрос был традиционный.
– А это Вы у Бонды спросите, юноша, – улыбнулся Наглер, – его идея была.
– Для конспирации, сынок, для конспирации, – вздохнул тот.
Глава 4 7 . Угроза.
–Ты просто не представляешь, насколько они оторвались от реальности. У меня родственник, будучи с товарищем по делам в районе Рублевки, решил, что раз уж в столице, да еще и время лишнее есть, то не прокатиться ли. Хоть на заборы поглазеть. Для общего развития.
Как бы ни так! На подступах тормознули менты и очень вежливо посоветовали не мозолить никому там глаза своей шушлайкой. А автомобильчик, на минуточку, был почти новый француз гольф-класса.
Нахера вам нужны часы за полтора зеленых миллиона? Вы, блядь, госслужащие, откуда у вас... И, главное, зачем?!? Нравятся цацки, ну и рисуйтесь друг перед другом в закрытых помещениях, меряйтесь...причиндалами, не раздражайте народ-то! Туфли за триста тысяч, автомобили за двадцать миллионов. Безудержный, а порою бесспысленный хапок. Это я уже про местных. Вам-то зачем? Кого копируете?
В Москве, отравленной миазмами, другая атмосфера. Там мораль – всего лишь препона для рывка вверх, а насаждаемая религиозность – традиционный инструмент для удержания стада. Но у нас-то климат поздоровее! Хотя, когда все ветры веют оттуда, то чего ожидать.
И как вам, там наверху, можно верить? С чего вы решили, что за вами пойдут? Вы не думаете, что бесконечное создание безальтернативной ситуации в стиле "а те, еще страшнее, чем мы", в конце концов, приведёт к тому, что большинство скажет: "Да нам уже похую, пусть хоть кто, только не вы!" И на этот раз, вам уж точно не выгорит...
Из любой безысходной ситуации выход есть. Даже если это самоубийство.
Глава 4 8 . О национальном вопросе.
Меня всегда удивляло, как быстро, попав в соответствующую среду, люди умудряются выучить разговорный иностранный язык. Я даже не про детей, это хоть как-то объяснимо.
Впервые увидел подобное в Советской Армии. К нам в часть на каждый призыв, привозили некоторое количество азиатов из забытых аллахом кишлаков и мелких городков. По-русски, в отличие от более многочисленных кавказцев, они почти не говорили. Помню каракалпака, отказывающегося мыть пол в расположении. Он твердил как заведенный одну неуместную фразу: "Нахюйнужна!". Представляете, мы, блядь, прослужили на полгода больше, и моем. Не пищим. У себя же, в своей казарме, для себя, это же нормально. Что втемяшилось в башку этому чурбану, непонятно. Кто-то предположил, что у них мужчины полы не моют. Я же подозревал, что он был просто неправильно проинструктирован родственниками. А может и правильно, только у него все по дороге повыветрилось.
Я в свою очередь пользовался несколькими тюркскими словами и выражениями в десятых годах, когда нанимал на стройки бригады джумшутов. Русский прекрасно знали только те, кому было за сорок. Кто прошел Советскую армию. Причем большинство из них служило во вполне приличных родах войск, а не в стройбате, как думалось изначально.
Один узбек вообще два года балдел в ГСВГ. Мы как-то легко нашли с ним общий язык. И юмор Алишер понимал как надо. У него на родине была семья, куча детей и потихоньку, зимами, строился дом, раза в два больше моего тогдашнего. Я стоял с ним у скользкого края глубокой и узкой дренажной канавы, аккордно вырытой узбеками за смешное время в сырой глине, курил и разговаривал. Потом он в разваленных туфлях лез на двухметровую чавкающую глубину, а я ехал на работу. Работу с людьми и документами. Подаренные мною ботинки Алишер категорически не надевал, берег. А все сапоги и глубокие татарские галоши отдал молодежи. Тем в принципе было напряжнее. Отдавать хозяину бизнеса, ушлому молодому узбеку, работягам приходилось, по моим прикидкам, до двух третей заработка. Тот, кстати, следил за плотностью загрузки работой, часто перекидывал временно высвобождающихся на другие объекты. Дабы не могли договориться напрямую и подработать, минуя бая.
У Алишера были планы сбить свою бригаду и начать работать на себя, но находилось множество причин, чтобы этого не делать. Я видел, что он просто не смог бы стать предпринимателем. Другая натура. Однажды, шифруясь, принес новую фирменную бензопилу без упаковки. Попросил сохранить ее несколько месяцев у себя, вместе с подержанной электроплиткой, чтобы при случае, с оказией, отправить на родину. Потом как-то простодушно признался, что купил ее тогда с рук, за копейки, у какого-то наркомана.
Мы еще пару лет созванивались по праздникам. Потом он куда-то пропал. Однажды общий знакомый рассказал, что Алишер стал регулярно поддавать и нашел в соседнем с нами городе бабу из местных. Приезжала делегация родни, пыталась образумить. Результат не очевиден. Менталитет у него был практически наш, тот еще.
Я по природе своей интернационалист. Закостенел в этом плане в советском детстве и считаю этот подход единственно правильным. Но! Я нихрена не толерантный, я – трамвайный хам, неполиткорректный, злой на всех, циник!
И в силу некоторой природной наблюдательности, повзрослев, я всегда учитывал, мягко скажем, некоторые особенности, присущие тем, или иным национальностям... Так сказать объективные проблемы конкретного субъекта.
Я знал, что узбеки, это азиатские евреи. И однажды вывел для себя общую черту большинства представителей Средней Азии, их, так сказать, ход мыслей: если есть возможность кинуть, а ты ей не воспользовался – ты ишак. Тот, кто поверил тебе на слово – просто баран, а ты – упустивший шанс, безмозглый ишак!
Я приезжал со Средней Азии и радовался жизни. Радовался нашим социальным отношениям, цивилизации, безопасности, наконец!... Не знаю, как сейчас, но через пару лет студенток-проводниц там уже воровали прямо с перрона. А что стало потом! Эх!
Все конечно относительно, но впоследствии я придумал себе такой психологический реабилитационный выверт – после посещения европейских стран, чтобы родина не казалась совсем уж варварской, проехать ненадолго к джумшутам. А потом уже, с радостью и облегчением назад, в Россию.
Жизнь показала, что обычно именно род занятий сближает несовместимых, казалось бы, людей. Зачастую, гораздо сильнее, чем место жительства, национальность или религия.
Тюменский водила-дальнобойщик имеет больше общего с трэкдрайвером из Далласа, чем со стилистом или андеррайдером, живущими по соседству. А фермер из Канады легче найдет язык с нашим фермером, чем любой из них со своими единоверцами и земляками, работающими, например в банке.
Хотя рост коммуникаций и увеличение свободного времени позволили тому же фермеру одновременно состоять в международных сообществах мотолюбителей и пользователей компьютерных авиасимуляторов. А еще он немного охотник, рыбак, отец троих детей (профессиональный отец), любитель легкого садомазо и кубинских сигар. А там, при развитии автоматических переводчиков, он элементарно может годами общаться с престарелой негритянкой, скрывающейся под аватаром Наташи Фри. И ему по барабану, кто она на самом деле. Повторяю. Род занятий. Всё.
Однажды я зарегистрировался в сети как молодой симпатичный парень, и пару месяцев общался с собственной дочерью. Пытаясь узнать, что у нее все-таки на уме. Подростки – они такие... Скрытные и недоверчивые... с родителями. Но не со сверстниками. Как мне показалось, я даже сформировал у нее какой-то положительный образ. Во всяком случае в будущем почти все ее молодые люди имели что-то общее, и не вызывали у меня сильного раздражения.
–И не стыдно?
–Стыдно! Не представляешь, это хуже, чем читать чужие письма (не читал естественно, просто знаю, что не хорошо). Пришлось прекратить – увлеклась. Похоже, я стал самый интересный в ее круге общения. Тогда я признался, что на самом деле... мне аж двадцать два, я живу на Камчатке, скоро женюсь и вообще мне с ней скучно... А чтобы не было соплей, за неделю до этого, повел себя заведомо некрасиво (пришлось вспомнить способы безконфликтного расставания с надоевшими подружками).
Глава 4 9 . Лиза.
Бонда, не прекращая разговаривать, взял собеседника за локоток и скрылся за углом. Менее чем через минуту он вышел уже один, весёлый и возбужденный.
–А где этот...товарищ?– забеспокоилась Лизавета, помахав ладонью вправо-влево.
–Товарисч чего-то домой засобирался, живот заболел. А еще он узнал много новых страшных слов, – успокоил ее Бонда, – пошли уже, холодно... Руки мёрзнуть. Ноги зябнуть. Не пора ли нам дерябнуть?
– Фу, опять твои дурацкие стишки.
– Это не мои, Лиза, мои другие. Хочешь, почитаю?
– Никакие не хочу. Расскажи лучше что-нибудь.
– Легко! Слушай: однажды ты вырастешь, выйдешь замуж, а потом поумнеешь и...
–И?
–И найдешь меня, дурочка!
Глава 5 0 . Новая Вера.
Сиреневая книга была о том, что всегда есть выбор. Даже когда тебе усиленно внушают, что его нет. Особенно, когда тебе его, казалось бы, не оставляют. Или за белое, или за черное. Предпочитаешь ли ты красное белому, или наоборот, но результат один – ты спиваешься.
О том, что на самом деле нет такого – или-или. Что выбор не заключается лишь между сионизмом и антисемитизмом, шариатом-шиаретом, коммунизмом-капитализмом. И не обязательно определиться за мусульман ты, или за евреев.
Сиреневая книга о том, что над всеми стратами, над национальностями, над социальными различиями, над уровнями доходов, над политическими и экономическими пристрастиями, над родственными предпочтениями и особенно над религией – есть только один позитивный критерий, по которому можно и нужно проводить расслоение общества. Ибо без расслоения не будет разности потенциалов и не образуется ток. Не будет зон высокого и низкого давления, и не возникнет ветер, наполняющий паруса. Не появится живительная энергия.
И критерий этот – ум, интеллект. И ограничен он только рамками новой морали. Новые правила. Новая жизнь.
Я хорошо помню, как это все было. Все стало возможным только после появления возможности неоспоримо и объективно оценить то, что представляет из себя конкретный человек. И возможности поставить его на конкретную полочку...до следующей инвентаризации. После которой, он может сместиться в любую сторону.
Или сохранить свое место. Любой может найти свое место в жизни, если есть такое желание. И занять его, если есть соответствующие способности.
Гении-уголовники творят в комфортных тюрьмах. Не будет результатов – переедут. Туда, куда пармезан на заказ не привозят. И они об этом помнят.
Тунеядцы принудительно заняты тяжелым и не очень физическим трудом. Кто-то ведь должен исполнять и не самые популярные в обществе обязанности. Которые, порою, неплохо оплачиваются, так как требуют определенного уровня, недоступного неленивым, но недалеким ребятам.
Развивать мозги стало выгодно не только ради карьеры иили денег. Имелись и другие факторы. Тупые мальчики вынуждены жить с тупенькими некрасивыми девочками. Красивые, но необремененные интеллектом, имели больше шансов. Страна большая, работы много. Как утверждал мой товарищ с Севера "поскольку штатное расписание позволяло, то мы предпочитали красавицу с тестером или за мониторами, чем занудный синий чулок, тем более, что все делать по-любому приходилось нам".
Я говорю ему так, с намеком: "А поговорить?" А он мне: "Ты приоритеты правильно расставляй – поговорить мы и с собаками можем. Тем более, что связь круглосуточная и безлимитная, говори хоть с Биробиджаном, если желание и время есть". А я от себя к этому добавлю: "И доступ, разумеется".
Глава 51 . Наказание.
Он запрокинул ему голову и, ломая гнилые зубы, влил в горло одну за другой две бутылки водки. Вытер руки, подождал немного и усадил урода на водительское сидение. Просунул левую руку сквозь рулевую колонку и зацепил браслетом часов за кулиску. Снял ботинок и подсунул под педаль. В темноте блеснул осколок бутылки.
–Пошли! – махнул он пацану, – подтолкнем, пока никого нет.
Восьмерка, ломая кусты, неуклюже покатилась под откос и плюхнулась на рельсы почти под мостом.
Послышался шум приближающегося поезда. Тут сплошные повороты, дорога огибает хребты, еще минут семь минимум.
–Время,– сказал Бонда, – валим!
– Почему мы это сделали? – спросил отогревшийся в джипе пацан, – почему так?
– Отвыкай задавать глупые вопросы. Вырастешь – поймешь, – сказал Бонда и, помявшись, добавил, – я же не палач, и не Господь Бог, такие решения принимать. Поэтому, если этой падали суждено выжить, то значит так и должно быть.
– Он бы с тобой не церемонился!
– Наверное. Не знаю. Но, может быть, поэтому я здесь, а он там. Так надо. Чтобы шанс оставался. Не нам решать. Мы на подхвате.
Он плюнул в ладонь, затушил сигарету, но, подумав, достал вторую.
– Я однажды наделал делов. Вроде бы ничего такого, – он махнул за спину, – но... по последствиям гораздо хуже. Здесь-то только чище станет, а тогда....
–Здесь мы тоже еще ничего не знаем...
– Мы вообще с тобой ничего не знаем. Что бы ни произошло.
Глава 52 . Аверс.
Вот смотри, предположим, что он говорит правду. Я сказал – "предположим"! Пусть даже не всю. Но мы допускаем, что он действительно прожил еще икс десятков лет. Что, помимо информации, причем недостоверной, мы можем с него снять? Подумай, не торопись, мне это тоже не сразу в голову пришло.
– Сложно вообще допустить такое, абсолютно дикая ситуация, но всё ж таки можно попытаться проанализировать в следующем ключе: первое, по информации. По её достоверности. И поскольку ни один детектор не выявляет фальши, принимаем ее за ... условно достоверную. И делаем соответствующие выводы.
– И как ты себе представляешь наши доклады? Нам тут паренек нашептал, что скоро будет ой-ой-ой и ай-ай-ай? На основании чего? Мы материалисты. Так что информацию собираем, выводы делаем, но подтверждаем другими источниками. Ты меня понимаешь?
– Да.
– И это хорошо. Во всяком случае, направление нам известно, а это уже полдела. Теперь я тебя слушаю дальше.
– Второе, по нему самому. Как по носителю этой информации. Мы имеем факт его успешного дожития до некоторого времени. До того времени, до которого он ...там дожил. Что составляет... икс десятков лет. В течении которых... он может себе позволить... рисковать. Да, правильно, безнаказанно рисковать. Точнее не он, который Бонда, а молодой человек, который не искушен. Личинка, зародыш. Что можно соответствующим образом использовать. В безнадежных ситуациях.
– Правильно, он у нас Кощей... до поры до времени. Только есть два "но". Во-первых, мы не знаем, что у него за спиной. В чем он участвовал и в какое время. Послужной список. А во-вторых, неизвестно – не было... не будет ли у него подобных перемещений, скажем, лет через несколько.
– То есть я Вас правильно понял? Вы именно это имели в виду? Про Кощея?
– Да. А с кем ему биться будем решать мы. Усек, Сергей Сергеевич?
– Конечно. Очевидно, в этом ключе следует уделить внимание поздним периодам. Выяснить его состояние, цели, мотивации. Информация поступает ежедневно со сдвигом на обработку в семь-десять часов. Включая доставку.
– Уточни: при наличии этой информации.
– Да. При её наличии. На сегодня нам известны шесть периодов. Продолжительность достоверно неизвестна, ориентировочно от пятнадцати часов до нескольких суток. Периодичность не вычисляется, вообще никак. А вот ограничения по перемещениям налицо. Но характер локализации и радиус действия выяснять опасно. Считаю нецелесообразным оказывать любое давление... Но вообще, можно что-то и упустить. По таким задачам следует работать с профессиональными аналитиками.
