Текст книги "Памятник Дюку (Повести)"

Автор книги: Александр Воинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 18 страниц)

Эсэсовцы были возле машины. Они закидывали в кузов тюки с кожаными ремнями и полевыми сумками. Вот бросили последний тюк, залезли в машину и громко хлопнули дверцей. Нетерпеливый шофер рванул машину с места, и она на большой скорости свернула за ближайший угол.

– Мама, дорогая! – прошептала Надя и, как-то сразу обмякнув, обняла Лену.

Они прождали Мишу до комендантского часа.

– Обманул он тебя, – сказала Надя, – жалкая душонка. А говорила – надежный парень…

– Я не говорила – надежный, я сказала – неплохой!..

– Ну, в нашем понимании – это одно и то же! Пора тебе уже лучше разбираться в людях…

Лена молчала. Вторая ошибка за короткое время!.. Надя права, нельзя верить каждому, кто раскрывает перед тобой свою душу. На поверку все драматические истории оказываются насквозь фальшивыми.

На другое утро они с Мишей встретились у входа в порт. Лена заметила, что за эти сутки он как-то осунулся.

Когда, предъявив часовому пропуска, они вместе прошли на территорию порта, Миша виновато спросил:

– Сердишься?

– Нет, не сержусь, – ответила Лена как можно более спокойно. – Каждый поступает, как ему лучше!

– Ты ведь меня ждала?

– Ждала, но недолго. Была уверена, что не придешь…

Он виновато поглядел на нее:

– Знаешь, я просто не достал костюма.

– Конечно, это очень трудно.

– Ты смеешься надо мной?

– Нет, серьезно!

– Мне обещали сегодня…

Они прошли еще несколько шагов и остановились. Сегодня она работает в управлении, а ему надо торопиться к амбарным весам.

– Так я приду. Можно? – спросил Миша. – Ты меня будешь ждать?..

– Немного подожду… У меня вечер занят.

Весь день Лена разносила срочные пакеты. Управление словно лихорадило. Напротив морского вокзала стояли двенадцать прибывших ночью военных катеров. Они конвоировали семь немецких барж, загруженных бочками с горючим. Еще два танкера пришвартовывались к причалам. Их уже разгружали. Горючее из танкеров перекачивали в железные цистерны, а бочки грузили на платформы.

Днем на рейде встали еще два больших транспорта. Было похоже на то, что готовится крупная операция.

Запечатанные конверты жгли Лене руки. Вот бы открыть хоть один, чтобы заглянуть в тайну развивающихся событий.

Такого большого количества кораблей и транспортов в порту одновременно еще никогда не стояло. И Лене надо было все тщательно рассмотреть и запомнить. Этот день был для нее очень ответственным. Необходимо было также разведать, куда пойдут железнодорожные эшелоны…

Да, без своего человека на железной дороге никак не обойтись.

Ей удалось сбежать с работы на полчаса раньше. Хмурый немец, ее непосредственный начальник, заказал в аптеке лекарство и послал ее за ним в город, с тем чтобы принесла на следующее утро.

Успела домой как раз к сеансу. У Нади были плохие новости. Забирают на трудовую повинность, так как она нигде не работает. Денег же, чтобы откупиться, уже нет.

– Вот что, – решила Лена, – давай передадим сегодня две радиограммы. Одну о том, что я узнала в порту. А другую о наших трудностях. Так прямо и сообщим, что у нас нет денег… Пусть пришлют!..

– Телеграфным переводом!.. – усмехнулась Надя.

– Быстрее! Скоро придет Миша! Мне кажется, вчера с ним что-то случилось. Какой-то он сегодня был угнетенный и глаза грустные…

– Тебе бы стихи писать…

– Ну, ладно! А тебе пора приниматься за дело!.. Считанные минуты остались!

После сеанса девушки сразу же убрали аппаратуру, навели в комнате порядок и возобновили прерванный разговор о Мише.

Надя была по-прежнему настроена скептически.

– Придет! Придет! – уверяла ее Лена. – Ты еще в него влюбишься. И тогда я буду ожидать тебя по вечерам!..

– Можешь не беспокоиться, со мной этого не случится, – отрезала Надя. – Давай лучше подумаем, что скажем, если он явится без костюма. Придет, так сказать, на разведочку…

– Выгоним, и все!

– Правильно! А я его еще и с лестницы спущу!..

Удивительно, как быстро Надя заводилась! Точно от маленькой электрической искры включался мощный мотор. И уж не она им управляла, а он ею…

– Ну, уже без пяти шесть! – взглянула она на часы. – Смотри в окно – не идет?!

Лена подошла к окну.

– Так и знала! – крикнула Надя.

Но тут Лена повернула к Наде торжествующее лицо:

– Как раз и ошиблась!.. Вон он идет. И сверток под мышкой.

Надю вдруг обуяла жажда деятельности. Она решила расставить стулья так, чтобы Миша оказался зажатым с двух сторон.

– Я сяду на кровать, а ты за стол, – говорила она. – А вот этот стул, в центре, будет для него!..

В дверь негромко постучали. Надя тут же опрометью прыгнула на кровать, прижалась к стене и поджала под себя ноги.

– Войдите! – сказала она, не отрывая взгляда от дверей.

Миша вошел, держа в руках большой пакет в плотной бумаге. Переступив через порог, он остановился с выражением озадаченности. Где же мужчина?

– Вот костюм! – сухо сказал он и протянул Лене сверток. – К сожалению, достал только пятьдесят второй номер… Наверно, придется перешивать!

– Ничего, Мишенька, проходи, садись. Познакомься – это моя подруга Надя. Она немного прихворнула.

Миша сдержанно улыбнулся и осторожно присел на предназначенный ему стул. В его движениях чувствовалась напряженность. То, что в результате Надиной мизансцены дверь оказалась у него за спиной, его явно беспокоило. Посидев немного, он поставил свой скрипучий стул боком, и теперь Надя, к ее неудовольствию, оказалась у него за спиной.

– Ну как, быстро нас нашел? – спросила Лена, словно заводила светский разговор.

– Да я ведь город хорошо знаю!

Наступило неловкое молчание. Миша потирал руки и время от времени бросал тревожные взгляды на дверь, точно ожидал, что кто-то сейчас войдет.

– Вот что, Миша! – сказала Лена и выдержала небольшую паузу, чтобы он понял: разговор начался и теперь от него не уйти. – Как ты себе представляешь свою работу?.. Говори откровенно! От Нади у меня секретов нет!..

– Я уже говорил тебе, – смутившись, сказал Миша, – хочу настоящего дела… Вот если смогу встретиться…

– Ты уже встретился, – тихо сказала Лена.

Миша кашлянул, посмотрел на нее, на Надю, и потом опять на нее.

– Мне показалось, что ты говорила о каком-то мужчине?..

– Ты, Мишенька, не понял! Я говорила об одном человеке, которому нужен мужской костюм. Вот и все…

– Кто же этот человек?

– Я!

Миша снова невольно пощупал взглядом дверь.

– К чему такая игра?

– Значит, нужно, – резко сказала Надя: ей не нравился этот худющий паренек. – А мужчины никакого не будет!

Миша медленно поднялся.

– Так, значит, все это провокация! Вы решили меня заманить!..

– Садись! – крикнула Лена. Такого оборота дела они с Надей никак не ожидали. – Садись!

Миша остался стоять.

– Что вам от меня надо? Зачем все эти хитрости?

Перехватив его взгляд, Лена бросилась к двери и заперла ее.

– Открой сейчас же! – крикнул он.

– Это только предосторожность, ты уйдешь не раньше, чем я тебе все скажу. Мужчины тут действительно нет, но мы позвали тебя для мужского разговора! Мы разведчики, мы выполняем задание командования!

Миша рассмеялся:

– Это ты разведчица? Разведчица! Бросьте, девчата!.. Хватит вам заливать!..

– И все-таки мы разведчики, – сказала Лена.

Миша опустился на стул и теперь разглядывал их как бы заново.

– Д-да, – проговорил он, продолжая усмехаться, – сюрприз, можно сказать! А ведь я решил, что вы меня с кем-то познакомите. Будет здесь, так сказать, маленькая засада.

– А что, с нами знакомство тебя уже не устраивает? – снова перешла в наступление Лена. – Ну, вот что, – она прошлась по комнате и остановилась перед ним, – теперь ты все узнал! Будешь нам помогать?

– Я хочу настоящего дела.

– Тогда, Миша, давай уточним, – строго сказала Лена. – Насколько я поняла, ты согласен войти в нашу группу?

– Согласен, – сказал он и, помедлив, добавил: – При условии, что пойдем до конца вместе.

Глава седьмая
КОМЕНДАНТСКИЙ ЧАС

Двое – это просто два человека, а трое – уже группа. Но если этот третий так и рвется в бой – то двое, к которым он примкнул, становятся сильнее в несколько раз. Очень скоро Надя поняла, какую значительную пользу может приносить Миша, хотя бы уже тем, что знает языки. Он понимал, о чем говорят между собой немцы и румыны, мог сам общаться с ними. И это сразу же обогатило радиограммы ценными сведениями.

У Нади выдался трудный день. Она недавно возвратилась с трудовых работ. На окраине Одессы женщин заставили рыть окопы.

Дневной сеанс со штабом она уже провела, передала сообщение о том, что пятнадцатая дивизия, прибывшая из Греции, самолетами перебрасывается в сторону Херсона. Через три-четыре дня некоторые входящие в нее части будут отправлены в сторону Николаева по железной дороге.

Эти сведения рано утром принес Миша. Почти весь вчерашний вечер он провел в районе вокзала, ища встреч с немцами и румынами. Выбрав в толпе очередной источник информации, он подходил к солдату, по всем признакам недавно прибывшему, и спрашивал его по-немецки, не из двадцать ли восьмой он пехотной дивизии, и не знает ли фельдфебеля Ганса Шрамма? Ни номер дивизии, ни фамилия, конечно, не имели никакого значения, он брал их из головы. Если же заводил разговор с румынским солдатом, то имя разыскиваемого фельдфебеля менялось на Мику или Ионеску. Услышав, что к нему обращается немец, судя по произношению из колонистов, солдат отвечал, что он, к сожалению, не из двадцать восьмой дивизии, и о фельдфебеле Шрамме, естественно, ничего сказать не может. В дальнейшем разговор, как обычно, шел о красотах Одессы и о девочках, которых можно встретить на Приморском бульваре. Затем в непринужденной беседе Миша обычно уточнял, откуда прибыла тридцать пятая дивизия и куда она направляется. Однако Миша никогда не переходил той грани, за которой могли последовать допросы в гестапо.

– Ты знаешь, Лена, что делается в городе? – спросила Надя, когда Лена немного отогрелась. – Иду я сегодня по Дерибасовской, вдруг – неподалеку от «Черной кошки» стрельба! Я – в подворотню!.. Неужели облава, думаю? Бегут румыны, за ними немцы, – все с револьверами в руках – и палят!..

– В кого? – нетерпеливо спросила Лена.

– В том-то и дело, что друг в друга!.. Перессорились из-за чего-то…

Лена прилегла на кровать и накрылась пальто. Рядом прикорнула Надя.

– Эх, дорогой мой человек, трудно нам с тобой приходится! – вздохнула Лена. – Хорошо, что хоть Миша нам теперь помогает…

В комнате наступило молчание. Надя еще глубже уткнулась в подушку и как будто уснула. А Лене не спалось. В голову лезли мысли, нестройные, клочковатые. Вспомнилось недавнее, но словно оставшееся где-то за высокими горами детство, заботливая мать, ласковый отец, а потом он – самый близкий и любимый человек, погибший в начале войны. И детский сад… Круглые ребячьи головки. Подумать только, она была воспитательницей!.. Все то, что было дорогого, теперь уже не вызывало прежней боли. И Лене казалось, что жизнь ее еще не начата…

Вдруг Надя поднялась и села, тараща сонные глаза.

– Сколько времени?

– Без четверти пять.

Надя облегченно перевела дыхание.

– Чуть не проспала! Что будем передавать?

– Во-первых, передай, что на исходе батареи, а во-вторых, что на Крымскую пристань к дальнобойным орудиям подвозят снаряды…

Пока Надя возилась, налаживая рацию, Лена смотрела на нее и думала о том, какие они с Надей разные. Как будто всегда рядом, а в то же время – далеки друг от друга. Все для нее проще, обо всем есть у нее собственное безапелляционное суждение…

Как удивительно меняется Надино лицо, когда она остается наедине со своей рацией. Грубоватость словно сходит с него, оно становится более одухотворенным, взгляд более глубоким. И все, что окружает Надю, как будто перестает для нее существовать. Она погружается в иную жизнь, где все для нее полно своего смысла и где каждый звук раскрывает ей свое подлинное значение. Даже ее рука, сильная, почти мужская рука, становится эластичней, женственней, когда пальцы сжимают телеграфный ключ…

Тихий, дробный перестук.

– Черт побери! – неожиданно выругалась Надя.

– Что случилось?

– Там радиста поменяли! Какого-то пижона посадили… Тире срывает…

Это уже та область деятельности Нади, когда Лена никаких советов ей дать не может.

– Сколько же ты будешь мурыжить меня в эфире, осел этакий!.. Да перестань ты стучать!.. – Она кричит на неведомого радиста так, словно он сидит с ней рядом и слышит ее.

Очевидно, радист угомонился: Надя улыбнулась, щелкнула переключателем, и комната снова наполнилась дробным стуком.

– Первую передала! Теперь вторую… Какого же обормота там посадили! Даже «квитанцию» как следует дать не может… Перехожу на прием!..

Долго слушала, записывала. Наконец сняла наушники.

– Нам радиограмма!..

В этот момент в дверь громко застучали. Нет, это не Миша, у него свой условный стук.

Лена в панике схватила рацию и стала засовывать ее под тумбочку. Надя ногой затолкнула корзину с батареями поглубже под кровать.

– Кто там?.. – крикнула Лена.

Послышался мужской голос:

– Открывайте!

Рация под тумбочку упорно не лезла. Тогда Надя метнулась к кровати, откинула тонкий матрас, подвинула доски и засунула ящик между железными прутьями кровати. Через мгновение кровать приняла прежний вид.

Лена подошла к двери и уже хотела повернуть ключ, но невольно оглянулась: из-под кровати, как усы большого чудовища, предательски торчали в разные стороны провода от батарей.

– Надя! – вскрикнула она в ужасе, изо всех сил придерживая дверь. – Надя, что же ты так долго, одевайся скорей!.. – И извиняющимся голосом сказала тому, кто стоял за дверью: – Простите, моя подруга переодевается!..

Бывают же такие безвестные рекорды, которые бы наверняка украсили таблицу мировых достижений, если бы кем-то учитывались. Рекорды, вызванные отчаянием! Потребовалась доля секунды, чтобы совершить пятиметровый прыжок в другой конец комнаты, прямо к кровати.

И вот полицейский Крицуленко уже возник на пороге, и его широкое лицо выражает явное неудовольствие из-за того, что его продержали за дверью.

– Входите, входите, господин Крицуленко! – сказала Лена, боковым зрением наблюдая за тем, что делает Надя: та вытаскивала из-под кровати свои туфли. – Пожалуйста, рады вас видеть!..

– Привет, девушки!.. Чего это вы среди бела дня запираетесь? – сказал Крицуленко, тяжело переваливая свое грузное тело через порог, и неторопливо оглядел комнату. – Небогато живете!..

– Еще не обжились, – бодро ответила Надя, держа в руках туфли. – Скоро вот шкаф новый купим…

Он критически посмотрел на легкие, явно не по сезону платья девушек и усмехнулся:

– С вашего достатка, конечно, вам только гарнитура из красного дерева не хватает!..

Взял в руки стул, но тот жалобно скрипнул, тогда Крицуленко, от греха подальше, тяжело опустился на кровать, как раз на то место, где была спрятана рация. Внутри кровати что-то скрипнуло.

– Спите по-суворовски, чуть не на досках!.. – сокрушенно покачал головой, привстал и опять опустился, чтобы устроиться поудобнее.

Надя прислонилась к подоконнику, стараясь не смотреть в сторону Крицуленко. Его толстый зад вот-вот выжмет рацию из прутьев, она грохнется на пол, и тогда ничего другого не останется, как тут же прихлопнуть полицейского. Если удастся, конечно… Надина правая рука инстинктивно сжала стоявшую на подоконнике бутылку. Лена отошла к двери. Не сговариваясь, уже без всякой игры, они брали Крицуленко в клещи.

А он, даже не подозревая, что, может быть, доживает последние минуты, спокойно закуривал сигарету.

– Ну, девчата, вы и хороши! – сказал он. – Пока Крицуленко был нужен – приходили, а теперь – и адрес позабыли…

– Да я же, господин Крицуленко, в порту работаю, – проговорила Лена, не трогаясь с места. – Времени в обрез!

– А меня на трудовые работы гоняют, – пожаловалась Надя, и наконец решилась взглянуть, не провисла ли кровать под их непрошеным гостем.

– Ну что ж, молодцы, девчата, коли на общее дело работаете! – проговорил Крицуленко. – И молитесь богу, что вам повезло! Много таких, как вы, уже давно в Германию угнали… А вы меня, старика, и поблагодарить за это не хотите…

– Что вы, господин Крицуленко, мы вам очень, очень благодарны, – сказала Лена. – Так благодарны, как отцу родному!

– Вот именно, благодарны!.. А прийти рубашку постирать – времени нет!.. Ну ладно, ладно, не оправдывайся! И зовите меня Николаем Петровичем… Я сейчас вне службы… – Он насмешливо посмотрел на девушек. – Ну чего передо мной во фронт стоите? Я к вам не с обыском пришел… – И сам засмеялся своей мрачной шутке.

Лена села на стул, предварительно подвинув его так, чтобы в случае опасности тут же броситься к двери и запереть ее. Она еще точно не знала, что сделает, если Крицуленко вдруг обнаружит рацию, но понимала: они с Надей без отчаянной борьбы не сдадутся.

– А когда прийти к вам, Николай Петрович? – спросила Надя, по-прежнему сжимая горлышко бутылки.

– Да хоть сегодня… – И как будто что-то вспомнил: – Нет, лучше завтра, часиков в шесть!..

– Явлюсь точно, как на отметку в полицию!..

– Ну добре! А регистрацию вы уже проходили?

– Еще нет, – сказала Лена.

– В будущем месяце будет строго. Ребят начнут регистрировать с двенадцати лет…

Дело, по которому он пришел, уже было по существу исчерпано, но он продолжал сидеть: не хотелось возвращаться к заботам и невеселым мыслям, которые в последнее время стали донимать его, когда он оставался наедине с собой.

Может быть, он и пришел сюда от одиночества. Вспомнил, что добрые руки этих девушек внесли немного тепла и уюта в его неустроенный быт.

– Что это вы, девчата, такие невеселые сегодня? – спросил он, поискал место, куда бросить окурок и, не найдя пепельницы, по старой казарменной привычке скрывать окурки от глаз начальства, нагнулся и сунул руку с окурком под кровать.

Почему в тот же миг в его голову не полетела бутылка, Надя и сама потом не могла объяснить. Она только запомнила, что рука ее дернулась, но замерла. Очевидно, она просто не успела, и остановилась, потому что увидела, как, отделавшись от окурка, Крицуленко уже достает новую сигарету.

– Вроде забот у вас нет, а невеселые! – снова закуривая, продолжал он. – Вот бы мне сбросить лет тридцать, я бы вам показал, что такое молодость! Ни за что бы тогда в полицейские не пошел!..

– А кем вы были до войны? – спросила Лена, немного успокаиваясь. Уж если рация до сих пор не вывалилась на пол, значит, есть надежда, что удержится!

– Учителем был. Рисование преподавал!.. – ответил он, и его набухшие, тяжелые веки почти совсем прикрыли глаза.

Лена смотрела на него с удивлением. Просто невозможно представить себе этого грузного человека учителем. Не только невозможно – даже дико! Казалось, он так и родился в форме полицейского.

– Да, когда-то я неплохо рисовал, – сказал он, задумчиво проводя крупными пальцами по морщинистому лбу, – а теперь вот – заместитель начальника полиции! Высоко поднялся, а живу бобылем, ни семьи, ни детей… Ну конечно, зато власть имею!

Но, видимо, власть, которой он обладал, его уже не радовала.

– А где же ваша семья? – участливо спросила Лена.

– Где?.. – переспросил он. – Да, наверно, где-нибудь в Ташкенте… Со своей супругой я еще когда-нибудь встречусь!.. Нам с ней есть о чем поговорить! Ведь предала, сбежала!.. Как я уговаривал ее остаться!.. – Он тяжело вздохнул. – Эх, девчата, ничего вы в этом не понимаете!.. Чего с вами говорить?

– А вы, Николай Петрович, не отчаивайтесь, скоро, наверно, война кончится… – как бы с участием сказала Надя.

– Да что-то конца еще не видно!.. Только и забот, что гостей принимать!

– Кто-нибудь из Румынии приехал? – спросила Лена.

– Гости из Румынии – не по моей части. А вот магистраты – те на мою шею. То из Вознесенска, то из Херсона!.. Ждем, что из Николаева тоже сюда припрутся… Все начальство едет – городские головы!.. И ты хоть разбейся в лепешку, а обязательно им апартаменты предоставь!..

– А зачем они сюда приезжают? – спросила Лена. – На отдых?

Он повернулся и посмотрел на Лену со снисходительностью старого, все в жизни видевшего человека.

– Да, на длительный отдых! – кивнул он и вдруг, спохватившись, что наговорил лишнего, мгновенно переменил тон. – Тут всякие элементы распускают панические слухи, будто немецкая армия отступает! Мы таких вешали и будем вешать!.. А тех, кто в катакомбах сидят, газами задушим!..

У Нади внутри что-то дрогнуло.

– Там их много?.. – спросила она.

– Порядком! – Он почесал полную щеку. – Сидят, как в норе!.. – Крицуленко помолчал и неожиданно добавил: – Эх, девчата, надоела мне вся эта жизнь!.. Знай, выслеживай всех, как собака!

– А вы бы поехали в Германию, Николай Петрович? – изображая наивность, спросила Лена.

Ее вопрос попал в цель. Гримаса исказила его лицо.

– В Германию? За верную службу такой награды мне не ждать!

– Но вы же доброволец!

– Точно, доброволец! – подтвердил он. – А из Берлина пришел приказ – нас, добровольцев, из полиции и гестапо увольнять без права выезда в Германию! Вот и служи после этого!..

– А в Румынию можно?..

– В Румынию, пожалуй, можно.

Сам не замечая этого, он делился с девушками своими сокровенными мыслями, и, слушая его, Лена в уме составляла очередную радиограмму. Нужно сообщить о страшном злодеянии, которое задумали гитлеровцы в катакомбах. Этот старый болтун недвусмысленно дал им понять, что неминуемое возмездие приближается. Он даже и не представлял себе, какую услугу им оказал.

И Надя примолкла. Она тоже, наверно, оценила значение того, что услышала от полицейского.

– Ну, ладно, – сказал Крицуленко, – поговорил с добрыми людьми, а теперь на службу пора!..

Он тяжело поднялся. Кровать звякнула. На мгновение лица девушек окаменели. Но все обошлось.

– Значит, ты завтра, Надя, придешь? – сказал он, надевая фуражку.

– Обязательно, Николай Петрович, – успокоила его Надя.

Едва только дверь за Крицуленко захлопнулась, Лена с Надей бросились друг к другу.

– Ну и дал он нам жизни! – сказала Надя. – Нашел место, дьявол, куда сесть! Я думала, у меня сердце лопнет!.. – Она разжала левую руку, в которой на протяжении всего разговора с непрошеным гостем держала листок бумаги с записанной на нем радиограммой штаба. Ладонь вспотела, бумага намокла, и цифры, записанные химическим карандашом, расплылись.

Пришлось девушкам потрудиться, прежде чем удалось прочитать содержание радиограммы. В радиограмме говорилось, что они должны немедленно сообщить, куда направляются эшелоны с войсками.

Раздался условный стук в дверь, и в комнату вошел Миша; он был весь взъерошен, кашне сбилось на сторону, шапка сдвинута на левое ухо. Не раздеваясь, он стремительно сел на стул и посмотрел на Лену блестящими от возбуждения глазами. Лена поняла: принес важные сообщения.

– Девочки! – глотнув воздух, наконец проговорил он. – Только что в порт вошел немецкий транспорт «Лаудон» – грузит немецких солдат и оружие. На рассвете с караваном выйдет в сторону Севастополя… Но это еще не все. – Он перевел дыхание: – На товарную станцию прибыл секретный эшелон. Все вагоны тщательно закрыты, а вокруг оцепление. Нужно действовать!

Надя озадаченно взглянула на часы.

– Я могу теперь выйти в эфир только после двенадцати ночи.

– Вот и хорошо, – прикинула Лена, – сообщение о караване в штабе получат вовремя.

– Что же будем делать с эшелоном? – спросил Миша.

– Но ведь скоро комендантский час… – сказала Лена.

– За ночь его могут угнать!

Да, положение не из легких! Могла бы, конечно, помочь Валя, но к ней решили больше не обращаться. А штабу надо отвечать…

Лена смотрела в окна на темнеющее небо. Через час – с восьми вечера – патрули откроют стрельбу по тем, кто появится на улице без пропуска, а если схватят – в лучшем случае штраф и тюрьма.

– Ты уверен, что это действительно важный эшелон? – спросила Лена.

– Безусловно! – подтвердил Миша.

– Давай здраво подумаем, – согласилась Лена. – Рискуя жизнью, сумеем ли мы что-нибудь выяснить?

Миша понизил голос:

– Сегодня в ночную смену работают мои знакомые сцепщики вагонов. Если мы сами ничего не увидим, сможем узнать у них…

– А как же мы вернемся обратно? – спросила Лена.

– Вот в том-то и дело!.. Все будет зависеть от того, что нам удастся узнать. Если эшелон уйдет ночью – необходимо радировать, чтобы его бомбили в пути! Нам всем рисковать незачем. Пусть Надя останется дома, а мы с тобой, Лена, пойдем… В крайнем случае, ты останешься в порту и примкнешь к ночной смене, а я постараюсь пробраться сюда.

Эту ночь все они запомнили надолго.

С моря дул ледяной ветер. Холод быстро пробрался под осеннее пальто, и Лена подняла воротник, чтобы защитить от него хотя бы лицо. Миша шагал рядом, по-прежнему не обращая внимания на то, что свернувшийся в жгут шарф не закрывает шеи, а шапка сдвинута набок. Казалось, ему даже жарко.

Они достигли товарной, когда до комендантского часа оставались считанные минуты. Портовые пропуска помоги ли им приблизиться к железнодорожным путям, минуя проволочное заграждение. Однако возле составов непрерывно патрулировала охрана.

Недавно кто-то пустил паровоз без машиниста, и он врезался в состав с платформами, на которых стояли орудия, и вагонами, доверху набитыми ящиками со снарядами. Виновника не нашли. Но с этого дня охрана получила строгий приказ – стрелять в каждого, кто в неустановленном месте приблизится к железнодорожной колее, даже не окликнув его и не спросив пропуска.

Это приказ был объявлен всем портовикам под расписку. С тех пор прошло не больше недели, а три человека уже были застрелены охраной.

Лена и Миша, конечно, знали об этом. Понимая, что только величайшая осторожность или просто счастливый случай могут уберечь их от пули, они с той минуты, как вышли из дома, ни словом не обмолвились о грозящей опасности.

Во тьме проступали очертания вагонов. Глухо лязгали буфера, и на резкую трель свистка паровоз отвечал сцепщику пронзительным гудком.

– Стой! – тихо проговорил Миша, схватив Лену за рукав. – Видишь, слева платформы! А за ними, на втором пути, товарные вагоны!.. Это как раз и есть тот состав…

Их прикрывала каменная стена разрушенного склада. Здесь было не так ветрено, и Лене стало теплее. Вглядываясь в сумеречные тени вагонов, она поймала себя на мысли, что Мишино соседство успокаивает ее.

– Тебе холодно? – спросил он, и не дождавшись ответа, снял с себя шарф и закутал им ее шею; она покорно промолчала.

– Что, Мишенька, будем делать? – спросила она, Словно он был командиром их маленькой группы и она полагалась на его ум и энергию.

– Давай сначала высмотрим, где ходит патруль. Тише… Как будто идет!

Вдалеке, на междупутье, сверкнул луч карманного фонаря. Он покачался и тут же исчез. Немного погодя фонарь снова зажегся, но теперь уже гораздо ближе. Свет промелькнул между платформами, и тут же до них донеслись приглушенные голоса.

– Подожди! Сейчас вернусь! – шепнул Миша, пригнулся и быстро побежал в ту сторону, где стояли платформы.

У Лены упало сердце. «Что он делает, сумасшедший!»

Через несколько секунд Миша вынырнул из темноты.

– Там немцы! – прошептал он. – Какой-то начальник!.. Я не разобрал всего, что он говорил, но мне кажется, сейчас должно что-то произойти!

– Почему? – спросила Лена, ощущая на своем лице теплоту его дыхания.

– Начальник все время повторял: быстрее! быстрее!.. Что же делать?

– Подождем!

– А если они угонят состав?

– Пока никаких признаков!.. Даже маневровый паровоз увели…

Вдруг, прежде чем Лена успела что-либо понять, он обхватил ее рукой за плечи, толкнул на землю, и сам распластался рядом. Тут же она услышала скрипучие шаги и тихое бряцание оружия. Острый луч ручного фонарика прочертил стену, возле которой они только что стояли, повис на мгновение над их головами, а затем метнулся в сторону.

Немецкие солдаты, переговариваясь между собой, прошли мимо. Когда их шаги затихли, Миша приподнялся на колени и увидел, что опасность миновала.

– Пошли! – проговорил он. – Нам больше здесь делать нечего!..

– Ты понял, что они говорили?

– Да. Эшелон набит военнопленными! Скоро их погонят на баржи…

Они обогнули стену и вышли на дорогу. Здесь уже действовали портовые пропуска и можно было больше не бояться.

Вдруг Лена остановилась.

– Миша! Они будут грузить пленных на баржи сегодня?

– Да, как я понял, примерно через час.

– Как по-твоему, сколько может быть в этом эшелоне человек?

– Больше тысячи!

– А почему его так усиленно охраняют?..

– Наверно, это пленные, работавшие где-то на секретном строительстве. Немцы стараются их изолировать!..

– Боятся, что они передадут сведения?

– Конечно!..

Издалека донесся приглушенный расстоянием рокот бомбежки. На горизонте метались бледные лучи прожекторов; с земли поднимался красноватый пунктир трассирующих пуль и таял во мгле.

– Где-то в Люстдорфе бомбят, – сказала Лена.

– Нет, дальше! Километрах в двадцати.

Несколько минут они шли молча. Миша почувствовал, что Лена чем-то встревожена.

– Что с тобой? – спросил он.

– Как по-твоему, сколько сейчас времени? – не отвечая на вопрос, спросила Лена.

– Примерно половина двенадцатого!

– Можно успеть! – с облегчением сказала она.

– Что – успеть?

– Миша, ведь они погрузят пленных на баржи, которые на рассвете уйдут с караваном?

– Да. Так я понял!

– А караван направится в сторону фронта?

– Ты хочешь сказать, что они потопят баржи?.. – спросил Миша, проникая в ход ее мыслей.

– Конечно!.. Зачем бы им пересаживать из вагона тысячу человек на баржи и везти их в обратном направлении, туда, где сейчас идут тяжелые бои?..

– Ты, наверно, права! – сказал Миша.

– Пойми, ведь мы потопим их собственными руками! Наши летчики станут бомбить баржи!

– Я все понял!.. – Мишин голос дрогнул. – На баржах нет зениток – чудная мишень для летчиков! Немцы наверняка на это рассчитывают.

– Это еще не все! – сказала Лена. – Если самолеты запоздают, то, приближаясь к порту, немцы сами потопят баржи…

– Как же быть? Пока мы тут разговариваем, Надя связывается со штабом и ничего не знает о том, что мы увидели…

– Мишенька!.. – просительно сказала Лена.

– Я пойду, – поняв ее, ответил Миша.

Теперь до причала, где и ночью не останавливалась погрузка, было каких-нибудь двести метров. На одиннадцатом в ночную смену работает бригада Марии Афанасьевны. Появление Лены не вызовет ее недоумения. Лена скажет, что решила поработать часть ночной смены и днем пораньше освободиться, ей это нужно для домашних дел.

Дойдя до того места, где Миша должен был свернуть на дорогу, ведущую в город, они остановились.

– Будь осторожен, Мишенька!.. – сказала Лена.

– А ты утром не задерживайся! И на причал не ходи – там холодно!.. – Миша махнул на прощание рукой, и его тонкая фигура быстро утонула во тьме. Лена постояла немного, прислушиваясь к его удаляющимся шагам, а потом медленно направилась к причалу.

Куда она идет?.. Зачем?.. Эта мысль внезапно ударила ее, словно хлыстом… Почему она отпустила Мишу одного? А что, если ему не удастся?..