Текст книги "Памятник Дюку (Повести)"

Автор книги: Александр Воинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 18 страниц)

Глава вторая
ПУТЬ, ПОЛНЫЙ ОПАСНОСТЕЙ

Когда ранним утром капитан Лялюшко вошел в комнату девушек, вынул из долевой сумки несколько плиток шоколада и, бросив их на стол, чрезмерно веселым голосом крикнул: «Угощайтесь, девчата!..» – Лена сразу поняла, что принятое накануне решение осталось в силе. Лялюшко всегда угощал шоколадом тех, кто скоро должен идти на задание: от доброты душевной ему хотелось чем-то скрасить последние часы перед разлукой. Да, перед разлукой!.. Многих провожал через линию фронта Лялюшко, и многих уже после этого больше никогда не встречал. Люди исчезали бесследно. И никто не знал, где они погибли и что перед смертью испытали.

В Лену Бутенко и Надю Зайцеву капитан старался вложить весь свой опыт разведывательной работы. Он их тренировал, мучая дотошной требовательностью, пытаясь предусмотреть все препятствия и трудности, которые их поджидают. Ночами корпел над немецкими паспортами, выясняя, какие печати надо еще ставить, чтобы внести в документ последнюю регистрацию, где их «прописать»; собирал немецкие и оккупационные марки; следил за тем, чтобы с одежды девушек были спороты фабричные метки; часами просиживал со своими подопечными на радиостанции, обучая их азбуке Морзе и кодам. А потом начались прыжки с парашютом…

На долю этих двух, еще совсем молоденьких девушек, каждая из которых едва достигла двадцати лет, выпало осуществление трудного и опасного дела. Им предстояло проникнуть в Одесский порт – ключевую немецкую базу на Черном море.

Сюда, в Одесский порт, приходили вражеские транспорты с войсками и оружием, разгружались, а затем войска двигались на южные участки фронта; отсюда вывозились награбленное продовольствие и машины; через Одесский порт насильно угонялись в Германию многие тысячи мужчин и женщин – рабочая сила, способная заменить мобилизованных в армию немцев.

Иметь свои глаза и уши в порту, получать регулярную информацию о кораблях и грузах было крайне необходимо.

А к осени 1943 года, когда гитлеровская армия, потрясенная разгромом в Курской битве, откатывалась за Днепр, значение Одесского порта еще больше увеличивалось. Он стал важнейшим транзитным центром для гитлеровцев. И от искусства разведчиков, которые сумеют проникнуть в порт, во многом зависела правильность представления командования о силах противника, а также своевременность раскрытия его намерений и замыслов.

С того момента, как ноги разведчиц коснутся земли и парашюты будут надежно спрятаны, они сразу же становятся двумя несчастными девушками, которые вынуждены были эвакуироваться из Мариуполя, так как к городу подходит фронт, и теперь пробираться в Одессу, в свой родной город, где родились. В этой придуманной Лялюшко легенде правдой было лишь то, что Лена действительно коренная одесситка, а Надя провела свое детство невдалеке от города.

И были им еще даны явки. Одна из них к Вале, девушке, работающей на железнодорожной товарной станции. Но связаться с ней можно лишь тогда, когда они при помощи документов обоснуются в Одессе.

Казалось, все продумано до мелочей, все возможные случайности предусмотрены. И все же одной из них Лялюшко предусмотреть не мог.

Девушки приземлились у деревни, отмеченной на карте названием Свердлово, и, дождавшись рассвета, пошли к Одессе.

Двадцать километров! На машине полчаса не очень быстрой езды. Но для них этот путь оказался длиной в пять недель.

Как они волновались, когда у околицы Свердлова их остановил первый патруль. Солдат долго крутил пропуска, как крутят деньги, подозревая, что они фальшивые. Но все обошлось…

Теперь они поверили в надежность своих документов и смело вышли на дорогу. За Свердловом какой-то крестьянин, направлявшийся в Одессу на базар, предложил им положить свои вещички на подводу. И девушкам полегче, и ему будет с кем отвести душу.

Они не ожидали, когда он повторит предложение. Бросили на подводу узелки, а за ними и пальто.

Дед оказался весьма разговорчивым. Однако примолкал, когда на дороге появлялись немецкие солдаты, они шли навстречу группами и в одиночку, возвращаясь из Одессы в свои части.

Дед охотно рассказывал об Одессе, и девушки старались запомнить. Но вот на перекрестке дорог появился патруль. Документы! Лена вспомнила о них, бросилась к повозке и вдруг испуганно вскрикнула: ее пальто, в кармане которого лежали паспорта и пропуска, исчезло…

Через мгновение она уже отчаянно бежала назад, к Свердлову, догоняя солдат. Но укравший пальто, очевидно, где-то свернул в сторону…

Теперь им ничего не оставалось делать, как разыскать патруль, который проверял в Свердлове их документы и мог подтвердить, что они были. Но немецкий комендант не колебался: он тут же их арестовал.

А через неделю их судили за незаконный переход Буга, так как по оккупационным законам Транснистрия считалась автономной. На счастье, ни следователь, ни судьи не усомнились в том, что подсудимые действительно говорят правду.

Суд постановил – оштрафовать на сто марок каждую и административно выслать обратно через Буг. На другой день их отвезли в Тираспольский концентрационный лагерь, где предстояло ждать примерно сорок дней, пока наберется достаточно большая группа нарушителей. Снаряжать конвой ради двух девчонок администрация не хотела.

Что делать?.. Кто может помочь?

Судьба пришла к ним в образе немолодой медицинской сестры, которой они помогали бинтовать тяжелобольных и раненых. Ее совет был короток: заплатить лагерному писарю и поехать в Одессу, чтобы раздобыть документы о благонадежности.

Писарь, молодой румын с хитроватыми, умными глазами, понял девушек с полуслова. Он не требовал денег вперед, но гарантировал себя на случай обмана.

– Все будет сделано, – сказал он. – Домнишуара[2]2
  Дедушка (румынск.).


[Закрыть] поедет в Одессу, Ее родственница останется заложницей. Ее расстреляют, если домнишуара сбежит.

А на следующий день Лена уже бродила по Одессе, с каждым часом впадая во все более глубокое отчаяние. Родственники исчезли бесследно. В их квартирах жили посторонние люди, ничего не знавшие о своих предшественниках. Идти на явку она пока еще не имеет права.

Приближался вечер. Неужели же во всем городе не осталось человека, который может помочь? Вернуться обратно, ничего не сделав, – равносильно смерти. Кто знает, как повернется судьба тех, кто ждет в лагере своей участи?!

И вдруг, сидя на скамейке в пустынном сквере, уже совсем выбившаяся из сил, она вспомнила подругу своей матери по гимназии, жившую на Ризовской улице. Если эта старая женщина в Одессе, она поможет. Как ей не помочь во имя той дружбы, которая многие десятилетия связывала их семьи?!

Счастье надо выстрадать! Кому принадлежит эта сакраментальная фраза, Лена не знала. Но через час она уже пила горячий чай за столом в тесной комнате маминой подруги, а та, присев напротив, охала и вздыхала, слушая рассказ о том, какие несчастья довели до лагеря маленькую девочку, которую еще совсем недавно она носила на руках! История о том, что после вынужденной эвакуации из Мариуполя Лена решила вернуться в Одессу, не вызвала у нее никаких сомнений. Куда же еще деваться бедной девочке?!. Одесса – ее родной город, и желание вернуться домой вполне естественно. Что касается украденных документов, то сейчас столько развелось жуликов, – всего можно ожидать!

Перебрав в памяти всех знакомых, она остановила свой выбор на бывшем бухгалтере, который ныне стал чиновником при губернаторе.

– Он поможет! – сказала тетя Маня. – У него самого сын в Красной Армии, Он это скрывает, но я-то знаю!

Впервые за долгое время Лена по-царски спала на мягком диване, под простынями! А утром, после завтрака, старуха ушла, строго наказав ей никуда из дома не выходить. На улицах часто бывают облавы, и если ее, не дай бог, задержат, то и на отпускной билет из лагеря не посмотрят, тут же посадят в вагон – и поминай как звали. Через неделю окажешься в Германии!..

Прошло томительных два часа, и старуха, оживленная и радостная, буквально влетела в комнату. Лена не выдержала и заплакала.

– Нечего плакать! – сердито крикнула тетя Маня. – Я обо всем договорилась! Нужный документ получишь!.. – Она устало откинулась на стул. – О, какого красноречия, скольких сил мне это стоило! Согрей-ка мне, милая, стакан чая…

А дальше все было, как во сне. В условленное время у памятника Дюку Лену встретил немолодой человек с седыми висками, в крахмальной рубашке и сером котелке.

Губернаторский чиновник торопился на какое-то заседание. Он был подготовлен к тому, что от него требуется. И сразу повел ее к нотариусу.

Через полчаса Лена уже держала в руках бумагу с гербом, подписями и печатями. В документе, написанном круглым, четким, бухгалтерским почерком, подтверждалось, что она – коренная одесситка, а главное – губернаторский чиновник ручался за ее лояльность по отношению к властям.

Но где взять денег, чтобы расплатиться с писарем? Те, что у них с собой были, давно отобраны. Тете Мане самой едва хватает средств, чтобы как-нибудь прожить.

Срок отпуска кончался, и Лена решила не рисковать. Писарь получил в награду две пары ручных часов – единственное их богатство. Он не был формалистом и, поняв, что большего не получить, выписал отпускные документы для обеих.

Тетя Маня снова оказалась на высоте. Она их приютила и энергично взялась за хлопоты. Теперь их надо было прописать. Связи ее казались безграничными. Она познакомила девушек с заместителем начальника районной жандармерии Крицуленко, и они три дня, не разгибая спины, прибирали его неуютную, холостяцкую квартиру, стирали и утюжили.

Видя, как волшебно меняется его логово, к которому давно не притрагивалась женская рука, Крицуленко, тучный, стареющий человек, со склеротическим румянцем на щеках, не остался в долгу. Услужливые девушки, с такой охотой взявшиеся облегчить его жизнь, получили прописку в Одессе.

Это была победа, трудная и выстраданная. Наконец-то можно спокойно пройтись по улице, остановиться у витрины, присесть на скамейку Приморского бульвара и не дрожать, когда мимо проходит полицейский. Прошло еще несколько дней, и они уже стали обладательницами собственной комнаты в тринадцатой квартире дома номер восемь по Градоначальнической улице.

Острый глаз Нади сразу же отметил выгодное расположение комнаты, в которой ей придется действовать. Во-первых, за стеной глухая соседка, а дочка ее еще мала и многого не понимает; во-вторых, во дворе дома находится кожевенная фабрика, обслуживающая эсэсовцев портфелями и ремнями. И гитлеровцы часто ее посещают. Конечно, в такой двор даже румынская полиция заглядывает с опаской.

А вскоре рация уже лежала в корзине под старой железной кроватью. Но на это было потрачено и много сил, и много так им нужных денег…

Глава третья
НЕМЕЦКИЙ СЛОВАРЬ

Удивительны одесские дворы! Они никак не вяжутся с европейской строгостью фасадов. Но, собственно, с дворов и начинается подлинная Одесса. Террасы, увитые диким виноградом, балконы, стоя на которых, громко переговариваются женщины. Здесь обсуждаются все дела, и каждый новый человек сразу вызывает любопытные взгляды.

Лена почувствовала себя счастливой, когда, войдя во двор, увидела, что террасы пусты. Квартиру под номером двадцать шесть разыскала на втором этаже и негромко постучала. В окне рядом с дверью приподнялась занавеска. На старческие, скрюченные пальцы упал луч солнца. В глубине комнаты что-то стукнуло, но никто не появлялся. Лена постучала еще раз.

– Кто там? – послышался глухой голос.

– Я к Вале.

Старуха, открывшая дверь, казалась взволнованной. Торопливо отступила в глубь комнаты и пригласила войти.

В углу коптила керосинка, на ней кипела кастрюля. Голодная кошка мяукала и царапала лапами стол, стараясь дотянуться до старой, обшарпанной клеенки, на которой лежало немного синеватого мяса.

– Вали нет дома, – сказала старуха, торопливо прикрывая дверь. – Она на работе.

– Когда придет?

Старуха отошла к столу, настороженным движением поправила очки.

– А вы кто? – спросила она. – С каким делом?

– Меня зовут Шура!

– Шура? – переспросила старуха и вдруг злым движением отбросила от стола кошку: – Пошла прочь!.. Не знаю у Вали такой знакомой…

– Она по-прежнему работает на железной дороге? – спросила Лена. Это единственное, что она знала о Вале.

– Да, на товарной! – сказала старуха. – Ну и ступайте к ней туда…

Как только Лена вышла, за ее спиной яростно грохнул крюк.

Дома решили: вечером не рисковать, а отправиться к дому Вали утром, до того, как она пойдет на работу, и подождать у ворот. Подойти внезапно…

Без четверти семь Лена уже стояла невдалеке от ворот, стараясь, чтобы ее не было видно из глубины двора.

Больше часа она рассматривала убогую витрину булочной. Ею заинтересовался полицейский, потоптался рядом, но, решив, что бедно одетая девушка, наверно, ожидает начала торговли, завернул за угол.

Время от времени из ворот выходили люди. Несколько раз Лене казалось, что появилась Валя, она догоняла торопливо идущих женщин и, поравнявшись, убеждалась в своей ошибке. Нет, в конце концов из-за этой Вали она попадет в полицию!

Но вот послышалось быстрое цоканье каблуков, и из ворот вышла тщательно одетая, довольно красивая женщина лет двадцати пяти. По тому, как она пристально, с затаенным испугом взглянула на Лену и, словно споткнувшись, на миг остановилась, а затем ускорила шаг, Лена поняла, что это и есть Валя, хотя она и мало походила на ту, что была изображена на фотографии, хранящейся в разведотделе. Та Валя, с короткими прямыми волосами, казалась еще совсем зеленой девчонкой, и Лена тогда подумала, что ее, наверно, придется взять под опеку. Эта же была зрелой и усталой женщиной. Жизнь, видно, не баловала ее, но она научилась скрывать свою бедность; если бы не разношенные, не раз чиненные туфли, ее можно было бы принять за одну из тех румынских дам, которые важно ходят по Привозу.

Когда женщина завернула за угол, Лена быстро дотронулась до ее руки:

– Дина просила, чтобы вы вернули ей немецкий словарь!

Женщина испуганно отшатнулась, и Лена заметила, как дрогнули уголки ее неровно накрашенного рта. Видимо, она не совсем точно помнила отзыв, – в ее темных глазах возникло выражение беспокойной напряженности. Медленно выговаривая слова, точно ученица, которая не уверена в своих знаниях, она ответила:

– Словарь… Словарь… У Жеки… Я сегодня там буду… Захвачу… И завтра…

Лена не дослушала ее.

– Здравствуй, Валя! Нам нужно поговорить.

– Это ты – Шура?

– Да, я Шура.

– Я сразу поняла… Ты очень напугала мою мать. Пришла, говорит, какая-то незнакомая девушка, все кругом оглядывала…

Лена улыбнулась:

– Твоя мама, видно, женщина пуганая…

– Да, она у меня все так тяжело переживает.

Они шли рядом, и, глядя на них со стороны, можно было подумать, – вот встретились две приятельницы.

Лена сразу перешла к делу.

– Ты будешь действовать со мной. Давай условимся о встречах.

– Что я должна делать?

– Регулярно сообщай о движении немецких эшелонов, куда они направляются и что везут? Считай автомашины и танки…

Дошли до следующего квартала. Завернув за угол, Валя остановилась.

– Знаешь что, я вряд ли тебе буду полезна, – торопливо сказала она, – нам будет трудно встречаться. Я ведь работаю в две смены…

Лена выдержала ее напряженный взгляд.

– Тогда будем встречаться рано утром, до работы.

– Ах, боже ты мой! Зачем же тебе старые сведения за прошлые сутки?

Лена видела, как она мечется. Ей хотелось только одного, чтобы ее оставили в покое. Расписка в разведотделе, когда-то данные обязательства казались ей теперь чем-то нереальным, оставшимся в той уже далекой для нее жизни, в возвращение которой она не верит.

– Погоди, ведь завтра суббота? Сколько у тебя смен? – жестко спросила Лена.

– По субботам… одна! Но, прости, я тороплюсь!..

– Вот и прекрасно. – В Лене накипала ответная злость. – Ровно в шесть вечера жду тебя у входа в Александровский сад. И не опаздывай!..

Валя неопределенно кивнула, сошла с тротуара и стала быстро наискосок пересекать улицу.

Лена посмотрела ей вслед, выругалась про себя и вдруг вспомнила о деньгах.

– Подожди! – крикнула она, но Валя не замедлила стремительного шага, она почти бежала.

Лена вернулась домой усталая и злая. Как бы с третьим участником группы беды не нажить!

На другой день, без пяти шесть, она подошла к входу в сад. Большая афиша сообщала, что в кино «Акса» демонстрируется фильм «Счастье прежде всего», а в кино «Норд» боевик «Розы в Тирасцоле».

Приближался комендантский час, и парк быстро пустел. Молодой румынский солдат молодцевато шагал по аллее, издали улыбаясь Лене, как старой знакомой.

Лена отошла в сторону и стала разглядывать верхушки деревьев. Стук кованых сапог приближался. И наконец, – стоп! Умолк за ее спиной.

– Буно зие![3]3
  Добрый день (румынск.).


[Закрыть]

Лена обернулась, бросила на солдата отчужденный взгляд и промолчала. Он, вдруг придя в ярость, крикнул по-русски:

– Немца ждешь!.. Силюха!.. – С презрением плюнул и зашагал дальше.

Десять… Пятнадцать… Двадцать пять минут!.. Неужели не придет?.. Неужели посмеет не прийти?!.. Что тогда делать?.. А если предаст?! Как будто никто не наблюдает… А те двое?.. Кто они? Немецкий офицер и человек в черном пиджаке?.. Нет, свернули… Заняты своим разговором… Если бы предала, то уже схватили бы… Почему же не идет?.. Почему?.. Боже, как тянется время!

Это был час, долгий, как тяжко прожитая жизнь. Валя не пришла, и Лена еще раз поняла, что с третьим участником группы им с Надей не повезло. Пора самой устраиваться на работу. Но не на любую, а на такую, которая бы позволила проникнуть в порт.

Девушки поделили обязанности. Лена начнет устраиваться на работу в порт, а Надя займется домашним хозяйством, чтобы побольше находиться дома. Вдруг залезет в квартиру вор, расшурует вещи, да чего доброго, наткнется на зеленый железный ящик и поймет назначение его многочисленных ручек и клемм. Хорошо, если ворюга его просто присвоит, а если сообразит доставить его в полицию, чтобы получить вознаграждение за поимку советских парашютистов и диверсантов?..

Глава четвертая
ПОРТ

Лена прошла по Дерибасовской, спустилась под виадук и через несколько минут уже стояла перед широкими железными воротами порта, которые охраняли двое вооруженных румынских моряков. Один из них, яростно жестикулируя, пытался что-то объяснить шоферу застрявшей в воротах грузовой машины. Другой же стоял в сторонке, поигрывал автоматом, посмеивался и явно наслаждался этой сценкой.

Шофер, наконец, справился с неполадкой в моторе, и машина, обдав Лену зловонием выхлопных газов, исчезла за поворотом. Пока часовой неторопливо закрывал ворота, Лена успела рассмотреть в глубине порта штабеля ящиков и бочек, а за ними прикрытые брезентом новенькие орудия, очевидно недавно сгруженные с транспортов. Да, многое можно увидеть и понять, если попасть сюда, пусть даже уборщицей…

Долго она будет так стоять? «Смелее, Ленка, смелее…» – подбадривала она сама себя и, сойдя с тротуара, направилась к калитке, рядом с воротами, куда, как она видела, входили портовики. Часовой, только что споривший с шофером, преградил ей путь, но Лена так невозмутимо и уверенно объяснила, что поступила на работу и идет за пропуском, что он невольно отступил в сторону.

Лена долго шла узкими проходами, образовавшимися между грузами, и вдруг поймала себя на том, что считает пушки и танки. Потом по надписям на ящиках и фабричным маркам на больших станках, которые трудно запрятать в укрытие, поняла: немцы демонтировали какой-то советский завод и теперь собираются его вывезти. У причалов дымили корабли, но до них было далеко и нельзя было разобрать их названий.

В отделе приема на работу ее ожидало разочарование. Добродушный толстяк в белом пиджаке любезно объяснил, что сейчас в рабочей силе порт не нуждается.

Огорченная, она вышла в коридор и остановилась, раздумывая, как быть дальше. В конце коридора, у входной двери, стоял невысокий худощавый и немолодой уже человек в морской форме. Он неторопливо курил, видимо кого-то ожидая. По мере того, как Лена к нему приближалась, он все более пристально рассматривал ее стираное ситцевое платье, стоптанные туфли. В этой тоненькой белокурой девушке, с достоинством шагающей по длинному полутемному коридору, что-то, видимо, привлекло его внимание. Когда она поравнялась с ним, он вдруг спросил:

– Наниматься приходила?

– Да! – вздохнула Лена.

– Ну и как, в капитаны не берут?

– Даже в уборщицы…

– В большие чины захотела!

Лена уже вышла из двери на крыльцо, но моряк снова остановил ее:

– Кем раньше работала?

– Учительницей! – ответила Лена. Как это у нее вырвалось, она и сама не понимала.

– Учительницей? – Он снова оглядел ее, на этот раз недоверчиво. – Где же?

Лена почувствовала, как уверенность оставляет ее.

– В Мариуполе… Вообще-то я одесситка, но была там в эвакуации, – сказала она, стараясь поскорее уйти от этого странного человека, который привязался к ней с вопросами.

Но он пошел следом за ней.

– Так что же ты не обратишься в школу?

– Ну что вы! В Одессе устроиться в школу невозможно. Я ищу любую работу.

– А родители тебе не помогают?

– У меня никого нет.

Он допрашивал ее дотошно, но в его тоне была доброжелательность, и это заставляло Лену ему отвечать; к тому же судя по морской форме он работал в порту и такое знакомство могло оказаться полезным.

– Как тебя зовут?

– Лена Бутенко.

– Почему же ты убежала из Мариуполя?

– Я не убежала. К городу подходил фронт, и жителям приказали эвакуироваться! А я одесситка. Куда же мне было деваться, – приехала в Одессу.

– Тебя здесь уже прописали?

– Да, конечно! – И она протянула ему паспорт.

Он долго и внимательно разглядывал ее фотографию, словно хотел удостовериться, не приклеена ли она к чужому паспорту.

– Ты, видать, девушка энергичная, – сказал он наконец, – могу тебе помочь. Я – инженер! Зовут меня Александр Васильевич. Фамилия – Ткачевич! – добавил он после небольшой паузы. – В уборщицы пойдешь?..

– Пойду! – с готовностью сказала Лена.

– Есть у меня еще одна должность… Рассыльной в диспетчерскую…

– Пойду! – радостно повторила Лена. Счастливая случайность! Она уже представила себе, как на законном основании, не вызывая ни у кого подозрений, с пакетами в руках ходит по всему порту: что может быть лучше?!

– …Но с этим пока придется подождать, – закончил Ткачевич. – Одна старуха работает, но, наверно, скоро не выдержит. От беготни совсем разваливается… Придется тебе немного с метлой походить.

С моря дул легкий ветер, шелестя верхушками платанов, на которых кое-где еще сохранились листья. В толстой коре этих деревьев еще со времен гражданской войны застряло немало осколков от снарядов и бомб. Но несмотря на раны войны, весной они вновь распускаются, и кроны их, соединяясь, образуют тенистые арки.

Много есть в Одессе таких мест, которые хранят воспоминания детства Лены. Вот на этом углу совсем еще маленькой она уронила на тротуар земляничное мороженое. Какое это было горе! Мать ей купила другую порцию, но та, которая упала, казалась Лене холодней и слаще; она плакала и долго не могла успокоиться. А вон в том высоком доме с колоннами она выступала на сцене, танцевала с другими ребятами, ей аплодировали, и после концерта директор Дома культуры подарил ей куклу с закрывающимися глазами. Она смутилась, потому что уже считала себя большой, но куклу взяла и чувствовала себя счастливой.

Лена свернула на улицу Пастера и замедлила шаг. Можно не торопиться в такой солнечный денек. Тем более, что у нее хорошее настроение и она с удовольствием и облегчением думает о том, что, наконец, сделан первый важный шаг к цели.

Из-за угла Торговой показался конвой. Пятеро немецких солдат вели арестованных; двух юношей и девушку. Один из конвоиров помахивал связкой веревок, а другой нес пачку нарезанного белого картона.

Молодым было лет по двадцать, а девушке, наверно, еще меньше. Арестованные шли спокойно. Высокий юноша в синей спортивной куртке что-то сказал девушке, она взглянула в окно второго этажа, из которого высунулся растрепанный мальчишка, чьи-то руки тут же втянули его в глубину комнаты. Второй юноша в разорванном сером костюме, сильно избитый, со связанными сзади руками, шел покачиваясь и озираясь по сторонам. Иногда он приостанавливался: то ли пытался сопротивляться, то ли просто силы оставляли его – и тогда конвоир, щуплый немец, ударял его в спину..

Все произошло в одно мгновение. Лена даже не успела заметить, как трое солдат почти одновременно вскинули руки, сжимавшие пистолеты. Раздались выстрелы. И трое ребят упали на землю.

Сама не сознавая, что делает, Лена бросилась бежать, но столкнулась с пожилым мужчиной, который, тоже смертельно напуганный, выскочил из-за дерева и чуть не сбил ее с ног.

– Назад! Назад! – крикнул он.

Лена повернула назад, но, заворачивая за угол ближайшего квартала, оглянулась. Двое расстрелянных уже висели на дереве. У каждого на груди был кусок белого картона с надписью – «Партизан».