Текст книги "Западня"

Автор книги: Александр Воинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 25 страниц)

Пока официанты открывали шампанское, Тоня с ужасом взглянула на разложенные по обе стороны ее тарелки многочисленные ножи, вилки и ложки – разных размеров и разной формы. Что с ними делать, она не имела ни малейшего понятия и решила, что будет в точности повторять все движения Леона.

Соседство Штуммера особенно сковывало ее – уж этот не упустит ни малейшей оплошности, этот воспользуется случаем поставить ее в смешное положение.

По праву старшего фон Зонтаг поднял первый бокал. На этот раз он уже не шутил, а проникновенно говорил о долге перед нацией, о сложности борьбы, о том, что судьба переменчива. Вспомнил своего друга генерала Роммеля, с которым был в Африке, об их давней дружбе… Сначала казалось, что речь его разбросана, но в конце эффектным приемом опытного оратора он увязал в один крепкий узел все внешне разрозненные нити.

– На какой бы континент нас ни занесла судьба, господа, – завершил он свою речь, – мы не забудем день, когда в разгар кровавой борьбы, на пепелищах, два человека обрели счастье. Любовь, господа, сильнее смерти. Хайль!

Все разом поднялись, и в комнате раздалось дружное:

– Хайль!

Зазвенели бокалы. Тоня чокнулась с Леоном и Штуммером.

– Подойди к Зине! – шепнул ей Леон.

Высоко подняв свой бокал, Тоня обошла вокруг стола.

Зина напряженно следила за ее приближением. Казалось, она ожидает какой-то внезапной выходки. Но когда Тоня потянулась к ее бокалу и сказала: «Будь счастлива!» – невеста с облегчением улыбнулась.

Все выпили. Тоня отпила небольшой глоток, и, когда возвращалась к своему месту, взгляд ее невольно встретился со взглядом Тюллера. И ей показалось, что он как-то многозначительно покачал головой.

«Неужели он про меня знает?» – подумала она, опускаясь на стул, предупредительно отодвинутый Леоном.

Она незаметно взглянула на стрелки часов, висевших на стене. Без четверти семь.

Как быстро мчится время! Скоро начнут сгущаться сумерки.

Она все время следила за руками Леона. Он взял широкую вилку и короткий плоский нож. Это для чего?..

Всего лишь в одном она была уверена твердо: с мясом нужно пить красное вино, рыбу есть – с белым. Кто и когда ей об этом сказал, она не помнила, возможно, просто прочитала в какой-то книге.

– Как дела, фрейлейн? – спросил Штуммер, воспользовавшись тем, что Леон увлекся разговором с розоволицым полковником.

– Прекрасно!

– А я не знал, что вы столь близкие подруги с будущей фрау Фолькенец!

– О нет! Мы всего лишь однажды вместе сидели в ресторане.

– Как вам нравится господин Тюллер? Вы знаете их историю?

– Да! Очень трогательная история. Они как будто случайно встретились после долгой разлуки, верно?

– Случайно? – Штуммер иронически поморщил лоб. – Одесса не Берлин и даже не Дрезден. Если два раза пройтись по Приморскому бульвару, можно встретить даже свою давно умершую бабушку. – Он засмеялся и поднял бокал. – Давайте выпьем наш сепаратный дружеский тост. Ведь мы имеем на него право!.. Наша дружба, быть может, коротка, но глубину ее, кроме нас, никто не измерит… Пью за вас, фрейлейн, за вашу сильную волю. О, в ней я уверен… И… за наше сотрудничество!..

Как раз в момент, когда Штуммер повел на нее наступление, Леон словно забыл о ее присутствии. Дался ему этот полковник!

– За вас, господин Штуммер! – Она подняла бокал, пригубила и поставила на место.

– Ну, это нехорошо! – запротестовал Штуммер. – У вас, русских, так не полагается. За дружбу надо пить до дна…

Он заставил ее выпить.

– Мы сегодня будем пить! Много пить! – Штуммер снова разлил вино по бокалам. – Я прощаюсь со своим большим другом. А в наше время друзья особенно нужны. У вас есть друзья, фрейлейн?

– Конечно, и немало, – сказала Тоня, поднимая бокал и вызывая этим Штуммера к ней присоединиться. – Мои друзья – все, кто сидит за этим столом!..

– В таком случае, я пью за великого дипломата. И завтра утром, фрейлейн, назначаю вам свидание… Надеюсь, вы не откажете?

Леон вдруг оборвал разговор с полковником и обернулся:

– Штуммер! Вы ведете себя не по-джентльменски! – полушутя, полусерьезно заметил он.

– Не сердитесь, Леон! У нас с фрейлейн самые дружеские отношения. Я всего лишь прошу ее перевести мне парочку русских документов.

Морская даль за окнами уже тяжелела под грузом сгущающихся сумерек. Где-то вдалеке вспыхнул огонек, померцал и потух. Нет, это еще не сигнал. Для сигналов время не наступило.

Обед, к счастью, затягивался. Фон Зонтаг несколько раз сердитым движением отстранял блюда, которые ему с вежливой настойчивостью подносили официанты. Штуммер занялся своим соседом, недавно вернувшимся из поездки на фронт. Оба потихоньку ругали румын, которые-де не проявляли должной стойкости.

Леон, конечно, все слышал, но демонстративно разговаривал только с толстяком, рассказывал ему о Констанце, куда тот собирался в командировку.

И Тоня оказалась бы в полном одиночестве, если бы вдруг Зина, которой, очевидно, тоже наскучили мужские разговоры, неожиданно не подошла к ней сзади.

– Пойдем поболтаем? – сказала она непринужденно. – У мужчин свои дела, – тоска!

Штуммер отодвинулся от соседа и тревожно взглянул на Фолькенеца, стараясь понять, как тот отнесется к неожиданному поступку Зины. Но Фолькенец, казалось, даже обрадовался, что теперь сможет разговаривать со своим собеседником более откровенно.

Когда за женщинами закрылись двери, Леон обернулся к Штуммеру:

– Что поделаешь! Наше общество дамам явно наскучило.

Штуммер, уже опершийся о край стола, чтобы подняться, передумал и попросил Леона передать ему бутылку рома…

Женщины прошли в гостиную, уселись в кресла друг подле друга, и тут Зина преобразилась.

– Ну, ты довольна, а? – с иронией спросила она. – Какие высокие гости! Не правда ли, чудесная помолвка?

– Прекрасная!

– Ты, понятно, меня осуждаешь. Жена фашиста!

Тоня промолчала. Сейчас все что угодно, только не ссора!

Зина коротко засмеялась:

– Молчишь? И все же я считаю, что лучше стать женой немецкого офицера, чем играть твою жалкую, низкую, холуйскую роль!

– Ты позвала меня для того, чтобы оскорблять?

– Молчи и слушай! Я не хочу, чтобы на мне была твоя кровь! Я много знаю, в частности и то, что в этом доме Штуммер устроил для тебя ловушку. Но я еще в силах спасти тебя. Учти, это твой последний шанс! Поднимись по боковой лестнице на второй этаж. В боковой комнате висит платье кухарки, которая сейчас хозяйничает на кухне. Переоденься и исчезни. Немедленно! Ты поняла, о чем я говорю?

Тоня молча смотрела в окно. Где-то совсем рядом был Егоров. Рядом – и так бесконечно далеко!

– Почему ты молчишь?! – Зина оглянулась на дверь в столовую: каждое мгновение кто-нибудь мог войти. – У тебя остались считанные минуты. Быстрее поднимайся наверх, а я пока займу Штуммера разговором.

– Спасибо, Зина, но я останусь.

– Останешься? Значит, я ошиблась! Тогда, после встречи в ресторане, я много думала. И мне показалось, что, может быть, ты действительно просто запутавшаяся и несчастная девушка. – Вдруг она отчаянным движением рванулась к Тоне и зашептала: – Или ты мне не веришь? Тогда пойдем, я сама провожу тебя! Я выведу тебя за ворота.

– Нет, я тебе верю, – проговорила Тоня, понимая, что порыв Зины искренен, она действительно хочет ее спасти.

– Веришь? – снова спросила Зина.

– Да, верю!

– Ну, тогда ты достойна только смерти!

Тоня содрогнулась от ненависти, которая звучала в каждом Зинином слове, а оттого, что Зина говорила тихо, ощущение безысходности усиливалось, хотелось заткнуть уши и крикнуть: «Замолчи!»

– Я хотела спасти тебя, но ты этого не стоишь! Ты согласна на все условия Штуммера! Ты и меня парализовала, лишила возможности хоть как-то искупить вину. Да, Штуммер может гордиться своей работой.

– Не только Штуммер, но и твой будущий муж, – добавила Тоня.

– Мой муж? Какой муж?! – Она словно только сейчас осознала, что происходит, и в отчаянии протянула к Тоне руки: – Умоляю! Беги. Это нужно мне, чтобы жить дальше! Слишком долго я была слабой…

– Я хотела бы сама поговорить с твоим Эрнстом, – сказала Тоня. – Это возможно?

– Хочешь меня предать?! – В руке Зины сверкнул никелем маленький пистолет, который она быстрым движением достала из складок платья. – Если ты посмеешь хоть слово сказать Эрнсту, я тебя пристрелю!

– Нет, поверь, что тебе ничего не грозит. Я хотела лишь спросить, что меня ожидает.

– Об этом узнай у Штуммера! – Зина стала торопливо поправлять прическу. – Ну вот, поговорили по душам, как самые близкие подруги, – горько усмехнулась она и быстро вернулась в столовую.

Тоня почувствовала, что ее оставляют силы. Столько бороться, принести столько жертв – и в самый критический момент ощутить полное бессилие!

Чей-то голос тихо окликнул ее:

– Тоня!

Она испуганно оглянулась. На пороге двери, ведущей на веранду, стоял Тюллер. Он поманил ее к себе, и, когда она приблизилась, тихо сказал:

– Окно в гостиной не раскрывай! К вечеру охрану усилили. Во дворе еще четверо эсэсовцев с ручным пулеметом. Если тебе удастся отделаться от Штуммера, отправляйся на Ближние Мельницы, дом пятнадцать. Пароль: «Одолжите щепотку соли». Отзыв: «Соль нынче дорогая». А сейчас – быстро к гостям!

Тоня направилась к столовой, но дверь распахнулась, и показался Леон:

– Что случилось? Ты на меня обиделась?

– Нет, Леон. Просто немного разболелась голова.

– После разговора с Зиной?

Леон хотел сказать что-то еще, но тут послышался веселый голос фон Зонтага:

– Господа! Я не представляю себе веселья без танцев!

Розовощекий полковник поспешил к роялю, Штуммер быстро подошел к Тоне:

– Первый танец, фрейлейн!

– Нет уж, Штуммер! Первого танца я вам не уступлю! – грубовато отстранил его фон Зонтаг. – Здесь все равны! Поэтому спросим фрейлейн, кого она выбирает своим партнером.

– Конечно, вас, генерал!

Тоня улыбнулась, и Штуммер поспешил отойти к окну. Он стал рядом с Леоном, тот дружески его потрепал по плечу:

– Вам сегодня не везет, Штуммер!

– Вам тоже, – нашелся тот.

Полковник играл на рояле нечто стремительное, шумное.

Фон Зонтаг оказался прекрасным танцором. Фолькенец, последовавший его примеру, вел Зину со старательностью школьника, который боится отдавить ногу своей партнерше-девочке.

Сквозь раскрытую дверь в столовую Тоня из-за плеча генерала взглянула на стенные часы. Половина десятого!..

– Простите, генерал… У меня закружилась голова!

Фон Зонтаг подвел ее к креслу и усадил.

– Хотите вина?

– Нет, нет, спасибо. Я посижу…

Фон Зонтаг тоже взглянул на часы и сокрушенно покачал головой:

– Господа, прощайте! Увы, я должен спешить!

Музыка резко оборвалась. Все офицеры встали. Фон Зонтаг поцеловал руки дамам и направился к выходу. Но в дверях обернулся, о чем-то вспомнив.

– Фолькенец, я забыл вас спросить: вы подготовили мне карту, о которой я вас просил?

Фолькенец медлил с ответом. Вопрос генерала застал его врасплох и сразу заставил сосредоточиться.

– Утром представлю, господин генерал!

Сопровождаемый полковниками, фон Зонтаг быстро вышел. Фолькенец, Зина и Тюллер спустились во двор, чтобы его проводить. А Штуммер угрюмо присел к роялю и одним пальцем стал барабанить какие-то примитивные мотивчики.

Что это? Одна точка… вторая… третья… Сигнал!

– Что с тобой, Тоня? – тихо спросил Леон. – Нельзя же так обнаруживать свое волнение. Ты только вредишь себе.

– Мне душно, Леон. Давай и мы выйдем на воздух. Видимо, я немножко перепила…

– Но у моря прохладно, а твой палантин остался дома, – попытался он развеселить Тоню.

– Если станет холодно, мы вернемся.

Они спустились по ступеням веранды. Из темноты их окликнул Фолькенец.

– Леон! Вы тоже нас покидаете? Не торопитесь! Проведем еще часок-другой в узком кругу…

– Нет, нет, мы скоро вернемся! – Леон взял Тоню под руку. – Осторожно! Ох, уж эти бальные платья!

У калитки по-прежнему дежурили автоматчики. Часть охраны, очевидно, уехала вслед за машинами фон Зонтага и полковника, остальные же покинут свой пост не раньше, чем дача опустеет.

– Нам нужно поговорить, – тихо сказала Тоня. – Давай спустимся к морю.

– Я не вижу тропинки, – возразил Леон, но все же, придерживая Тоню под руку, стал осторожно спускаться к морю. – Ты хочешь бежать? – тревожно спросил он. – У тебя есть где укрыться? Скажи же наконец!

Тишина! Так тихо, что хочется закричать. Неужели сигналы ей только померещились. Где же Егоров?.. Разве он не понимает, как невыносимо труден каждый ее шаг по этому враждебному берегу! Секунды равны годам!..

Леон остановился, всматриваясь в темный хаос каменных нагромождений.

– Нам не нужно туда идти! Ну скажи, скажи мне, что ты решила?

– А ты все еще хочешь спасти меня?

– Да! – горячо отозвался он. – Я боюсь за тебя! Я не хочу твоей гибели!

– Ну, а если… если я спасу тебя?..

– Ты хочешь… – голос его сорвался, – ты хочешь, чтобы мы оба погибли!

Постояв, она снова медленно двинулась к камням.

Он удержал ее за руку:

– Остановись! Что ты надумала?!

С вершины кучи до них донесся властный голос Штуммера:

– Петреску и фрейлейн Тоня! Вы где? Возвращайтесь обратно!

– Он увидит твое платье! – быстро сказал Леон. – Скорее прячься. – И втащил ее в естественный грот под выступом, нависшим над берегом. – Говори скорее, что ты придумала?

– Леон! Верни мой пистолет.

– Это безумие!

– Ты же обещал!

– Нет! Я не хочу твоей смерти!

– Отдай! Ты обещал! – едва не крикнула она.

Она рванулась, но он вцепился в ее плечи.

– Не двигайся! В этих проклятых брюссельских кружевах ты мишень для Штуммера! Платье – как саван!.. Ради бога, тише!.. Идет патруль!..

Она чутко прислушалась. Где-то тихо, совсем тихо зашуршал гравий. Шаги? Нет! Слабый плеск волн. Что же делать? С секунды на секунду появится Штуммер. Он не может не появиться. Медлить нельзя…

И вдруг во внезапном порыве, который придал ей силы, Тоня властно схватила Леона за руку и потянула за собой.

– Идем!.. Идем, Леон!

– Ты с ума сошла!.. Остановись! Да отпусти же, отпусти меня!

Камни… Они были совсем рядом. Еще шаг… Два… Три… Леон рванулся и, потеряв равновесие, ударился грудью об острый выступ скалы. Стон! И сразу же с двух сторон к нему метнулись тени – пять теней в черных бушлатах словно возникли из морской пучины.

– Хватай его! – услышала Тоня приглушенный голос Егорова.

Моряки с подводной лодки! Только сейчас Тоня поняла, что это разведчики. Сколько их?..

Леон отчаянно сопротивлялся.

– Отпустите!.. Отпустите меня… – хрипел он. Руки, сдавившие ему горло, не давали крикнуть во весь голос.

Тоня рванулась вперед:

– Егоров! Это не Фолькенец! Это Петреску!

Из мрака на нее глянуло разъяренное лицо Егорова.

– Ты что! А где Фолькенец?

– Он в доме… Не ходите туда… Там… большая охрана…

Внезапно все умолкли. Тоня оглянулась. На фоне мерцающего моря выделялся темный силуэт Штуммера. В нескольких шагах от него медленно шел автоматчик.

– Он? – тихо спросил Егоров.

Тоня не успела ответить – Петреску шепнул:

– Это Штуммер! Отпустите меня…

Штуммер заметил светлое пятно ее платья и грозно крикнул:

– Фрейлейн! Немедленно вернитесь! Приказываю вам!

Из-за камня навстречу ему вышел Леон.

– Штуммер нужен? – тихо спросил чей-то незнакомый голос.

– Нет, – прошептала Тоня.

– Господин Штуммер, вы не очень-то вежливы! – сказал Петреску.

– Нет, я даже чрезмерно вежлив! – грубовато ответил Штуммер. – Фрейлейн Тоня! Я жду!

Она стояла неподвижно, выжидая, когда Штуммер приблизится. Вот он уже прошел мимо Петреску. Автоматчик, услышав, как ссорятся два офицера, топтался на месте, не зная, что ему делать.

Еще пять шагов, и Штуммер поравнялся с камнем, не настолько большим, чтобы в его тени, по другую сторону, могли остаться незамеченными несколько человек. Если он крикнет, автоматчик тут же выстрелит.

Леон рывком подскочил к солдату, выхватил у него автомат и прикладом ударил солдата по голове. Тот упал, даже не застонав.

Однако Штуммер, услышав шум, оглянулся и закричал:

– Петреску, что вы делаете?

Это были его последние слова… Глухо охнув, он рванулся вперед, упал на колени, несколько секунд его руки конвульсивно шарили по спине, в которой торчал нож, потом он упал ничком и затих.

А Петреску стоял у ног лежавшего солдата, продолжая сжимать автомат.

Тоня подошла к нему.

– Леон…

– Тоня, я теперь знаю, что я должен сделать! Подождите. Я попытаюсь привести сюда Фолькенеца…

Он бросил на гравий автомат, повернулся и начал быстро взбираться на кручу. Вскоре его фигура растаяла во мраке.

– Уберите трупы! – крикнул Егоров и дернул за руку Тоню. – А ты чего ждешь?.. Быстрее переодевайся!

– Сюда! Сюда! – услышала Тоня уже знакомый ей голос. – Сверток вот здесь.

Брюссельские кружева! Разорванные и смятые, они были засунуты между камнями, а Тоня с лихорадочной быстротой натягивала на себя чьи-то большие брюки, широкую гимнастерку.

– Фрейлейн Тоня! – послышалось из темноты. – Штуммер! Где вы?..

Вот это уже был Фолькенец!

– Фолькенец! – прошептала Тоня. – Сюда идет Фолькенец.

Неизвестный ей парень, который сунул ей сверток и которого Егоров называл Мишкой, метнулся в темноту и исчез из виду. А рядом, за выступом камня, тяжело переводил дыхание Егоров.

– Тоня, где ты?

– Штуммер!.. Фрейлейн Тоня! Куда вы запропастились? – продолжал выкрикивать Фолькенец.

И веселый голос Петреску:

– Он наверняка объясняется фрейлейн Тоне в любви! Генрих, отзовитесь, у нас две бутылки шампанского!..

Веселый смех Зинаиды, сдержанный смешок Фолькенеца, приближающийся скрип гравия… И вдруг истерический женский крик:

– Эрнст!.. Эрнст!.. О боже!

Щелкнул выстрел, за ним второй. Мужской стон, полный боли и отчаяния, перекрыл все звуки.

Затем с обрыва послышалась автоматная очередь и в ответ с берега – одиночный выстрел.

Тяжелая возня. Голос Егорова:

– Держите его за руки! Ослабь кляп, Родин! Он же задохнется!.. Копаешься, черт тебя подери!

Трое моряков, крепко держа связанного Фолькенеца, тащат его на руках к лодке.

– Пошли! – командует командир.

Тоня вглядывается в сумеречный берег и вдруг видит Зинаиду, лежащую у самой воды.

– Она убита?..

– Гадина, застрелила Михаила!..

Перекликались немецкие автоматчики. Они не решались стрелять, боясь попасть в своих офицеров.

Сознание вернулось к Фолькенецу уже на подводной лодке. Он молча выпил предложенную лейтенантом кружку горячего кофе и не задал ни одного вопроса.

– Что делает этот… захваченный? – спросил командир подводной лодки у лейтенанта, который заглянул к нему в отсек.

– Он попросил у меня стакан вина, – смущенно ответил лейтенант. – Дать?

– Конечно! – сказал командир. – Не станем же мы нарушать законы русского гостеприимства. – Налей ему!..

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ. ПОРТ

Глава первая

Даже спустя много времени, когда Тоня вспоминала о событиях пережитой ночи, все случившееся казалось невероятным, – расскажи ей об этом кто-нибудь другой, она только бы улыбнулась выдумке…

Егоров! Егоров!.. Если бы он имел право, то вместе с Фолькенецем отправил бы на Большую землю и ее. Но приказ Савицкого, полученный в последний момент, предписывал им обоим уйти в подполье и ждать новых указаний.

Когда подводная лодка с разведчиками, увозящими Фолькенеца, растворилась во тьме, все, кто остался на берегу, были предельно измотаны. Из-за камней доносился стон. Надрывно стонала Зинаида. Невдалеке от нее неподвижно лежал Штуммер, уткнувшись лицом в гравий.

На вершине обрыва бегали автоматчики, очевидно решая, как блокировать берег, они уже понимали, что совершено нападение, хотя и не представляли себе всей значимости катастрофы.

– Ребята! – крикнул двум молодым парням из группы Федора Михайловича, стоявшим в тени, у камней, Егоров. – Быстрее уходите!.. На берег не подниматься!

– А ты? – донеслось из темноты.

– Мы за вами! – Над обрывом взвились две красные ракеты и, померцав над морем, рассыпались угасающими искрами. С разных сторон устрашающе ударили автоматы.

– Пошли! Пошли! – Егоров до боли сжал руку Тони и потянул ее за собой. – Сейчас сюда прибегут…

Но Тоня не двинулась с места.

– А Петреску? – прошептала она. – Леон, Леон! – Ее голос окреп. – Где вы?

Петреску возник из-за укрытия. В разорванном кителе он показался Егорову таким же, что и в далекой деревеньке, когда он впервые его увидел, – раненным и собирающим последние силы, чтобы держаться на ногах. И почувствовал, как им снова овладевает недоброе чувство. Опять этот румынский офицер на его пути! Что же с ним делать?.. Тоня!.. Сошла с ума!..

– Леон!.. Пойдем с нами, – проговорила она, подбежав к Петреску, – мы спрячем тебя в катакомбы.

– Нет!.. Нет!.. – услышал Егоров его взволнованный голос. – Иди!.. Спасайся!.. Я должен остаться здесь… Задержу погоню!..

– Но тебя же схватят!..

– Торопись!.. Уходи!.. Я останусь!..

Автоматные очереди прозвучали совсем близко. Приближались солдаты. Не слыша ответных выстрелов, они осмелели, и двое уже бежали во весь рост вдоль мерцающей кромки моря.

– Пойдем же! – Егоров вновь сжал руку Тони и уже не отпускал.

Тоня побежала вслед за ним, сбивая голые ступни об острые камни. Туфли она скинула, а сапоги так и не успела надеть…

Внезапно Егоров толкнул ее в небольшой грот под нависшим берегом и заслонил своим телом. Совсем рядом проскрипели шаги, двое солдат обменивались быстрыми репликами. О чем они говорили, Тоня не сумела разобрать. Слова заглушали шум беспокойного моря и тяжелое дыхание Егорова – в его груди что-то хрипело, и Тоня подумала: не ранен ли он?

А потом они опять долго бежали вдоль берега, и редкие выстрелы позади наконец совсем умолкли. Внезапно Егоров почти упал на плоский, с острыми краями камень, торчавший из воды, и, прижав к груди руки, зашелся долгим, надрывным кашлем.

Тоня нагнулась над ним и прикоснулась к его ладоням: пальцы судорожно дрожали, он задыхался.

– Что с тобой?.. – спросила она, чувствуя, как ее охватывает страх. – Ты ранен?..

– Ничего!.. Ничего!.. – ответил он, борясь с новым приступом кашля. – Пойдем!.. Сейчас пойдем…

И тут впервые Тоня заметила на его плече темное пятно – оно расползлось по рубашке, захватывая всю правую сторону груди.

– Ты же ранен! – крикнула она. – Ты ранен!.. Это пуля?! – Она невольно дотронулась до рубашки и содрогнулась, ощутив кончиками пальцев теплую клейкую кровь. – Дай перевяжу!..

Он пробовал протестовать:

– Не сейчас!.. Нам надо торопиться…

Но Тоня быстро скинула с себя гимнастерку и, разорвав ее на полосы, крепко стянула раненое плечо.

– Не так сильно!

– А ты хочешь истечь кровью?!

– Пойдем!.. Пойдем!.. – проговорил он и, собравшись с силами, с трудом поднялся; теперь ему была нужна опора, и Тоня осторожно обхватила его рукой, стараясь не касаться раны.

– Когда же тебя ранило?

– Когда?.. – Он кашлянул и со злостью выкрикнул: – Подольше бы ты со своим румыном болтала, так нас совсем бы прихлопнули!

В другое время Тоня стала бы защищаться, но сейчас она ощутила всю безмерность своей вины перед Егоровым. Все эти месяцы она держала его от себя на большом расстоянии не только для конспирации, но и потому, что Егоров сковывал ее своей постоянной утомительной заботой. Иногда она ловила себя на мысли, что, подавленное ежедневными, даже каждочасными тревогами, когда-то яркое чувство тускнеет, угасает.

И вот в эти минуты, темной ветреной ночью, на пустынном берегу, она вновь ощутила до боли нежность к Егорову. Нет, она не может, не имеет права его потерять. И если силы его окончательно покинут, и если он не сможет идти, она будет тащить его на себе, пока не иссякнут ее силы. А если их окружат, она знает, что сделает.

– Отдай револьвер! – сказала она.

Он пробовал отстоять свое право стрелять в случае опасности, но она решительным движением отобрала оружие.

– Слушайся меня, Геня!.. Обопрись о мое плечо… Идем, идем!..

Когда начало светать, они уже достигли небольшого перелеска позади Люстдорфа и спрятались в глубоком, заброшенном окопе.