Текст книги "Хроники особого отдела — 2 (СИ)"
Автор книги: Александр Игнатьев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 16 страниц)
Annotation
Продолжение Хроник Особого отдела.
Глава 1
Глава 2
Глава 3
Глава 4
Глава 5
Глава 6
Глава 7
Глава 8
Глава 9
Глава 10
Глава 11
Глава 12
Глава 13
Глава 14
Глава 15
Глава 16
Глава 17
Глава 18
Глава 19
Глава 20
Глава 21
Глава 22
Глава 23
Глава 24
Глава 25
Глава 26
Глава 27
Глава 28
Глава 29
Глава 30
Глава 31
Глава 32
Хроники особого отдела – 2
Глава 1
Хроники особого отдела – 2.
Глава 1. Зачем мы здесь?
1.
Весна 1493 года пришла в мир обиженной. Одетая в серые плотные туманные покровы, она долго не позволяла тёплым солнечным лучам проникнуть сквозь толстый старый ковёр прошлогодней листвы. В лесу почти до дня Великой Вальпурги царила непроходимая грязь, а потому вполне себе прилично одетый (правда, в самом начале своего пути) всадник превратился в грязное чучело, громко выражающее своё недовольство и распугивающее любопытных белок.
Определить в данный момент его принадлежность к какому-либо сословию было трудновато, но намётанный глаз смог бы рассмотреть ноги, стиснутые тяжёлыми сапогами для верховой езды, и меч, который почему-то торчал из-за спины, возвышаясь над головой путешественника наподобие карающего грешников креста.
Грязь заглушала цокот копыт, заставляя напрягать усталую спину.
Выехав из Эксетера, путешественник всю дорогу поминал нечистого и семь его печатей, но на подъезде к Лондону даже на проклятия уже не оставалось сил.
Его длинноногий гордый жеребец также не выглядел счастливым. По всей видимости,он за это время тоже неоднократно помянул недобрым словом (точнее, ржанием) и хозяина, которому приспичило в распутицу переть неведомо куда, и сам бесконечный путь.
Наконец, по сторонам исчез лес, сменившийся сухим колючим кустарником. Вдали появились первые дома, которые обшарпанными чёрными бусинами-чётками вросли в землю вокруг древней зубчатой, местами разрушающейся стены, чем-то неуловимым напоминающей карающую длань старого епископа.
На фоне быстро темнеющего неба силуэты башен выглядели удручающе. Флаги, висящие грязными красными пятнами, головы насаженных на шесты врагов короны, скалящие свои гнилые зубы… малоприятное зрелище. Стража, облачённая в стальные кирасы и шлемы, напротив, радостно размахивала копьями – ждала свою дань.
Почти сразу за крепостной стеной, окружённой для верности рвом, наполненным тухлой водой, убегали под ногами коня узкие мощеные, такие же грязные и вонючие, как и все пространство вокруг, улочки. Окружающий мир не радовал глаз своим великолепием. Нос, впрочем, не радовал тоже. Да и осязание… усталое тело ненавидело каждый встреченный на пути булыжник мостовой.
Наконец, спотыкающееся от усталости животное довезло своего седока до трехэтажных каменных построек. Первые этажи зданий с выступающими вперёд надстроенными деревянными карнизами состояли из множества лавок, а чуть дальше к центру выстроились в ряд постоялые дворы и харчевни для среднего класса.
– Мы слишком устали, дорогой друг, – внезапно пробормотал всадник. – Перед встречей с гнилой капустой нам с тобой требуется выспаться и слегка почистить перья…
Человек резко дернул поводья, и послушное животное остановилось у прочного дубового забора.
Уже через полчаса деловитая хозяйка, подметавшая полы своей широченной засаленной юбкой, кланяясь явно кому-то не из «простых» подавала на стол.
В конюшне вычищали уставшую лошадь…
***
Хозяйка оказалась на редкость словоохотлива.
В результате любезного общения с ней путешественник получил вполне сносную комнату, постель, ужин и полноценную информацию практически из первых уст, ибо известно: «знания людские, являющиеся гласом народным, пополняют умы вопрошающих поболее книжных знаний…».
– Вот вы, милорд, ведь столичный житель, – простодушно напрашивалась на пару дополнительных гроутов …говорунья.
– Угу, – уплетая недавно снятого с решетки каплуна, соглашался посетитель.
– И жили вы всегда в Лондоне, просто давненько не показывались дома, – надеялась на поживу хозяйка.
– А то… – чавкая, оценивал ее речь ужинающий.
– И то верно, что не бывали-то. В последнее время, как Бог прибрал нашего веселого короля, нам приходится нелегко, – понизив голос, наконец дошла до городских сказок трактирщица.
– А что так? – удивлялся проезжий.
– Господь испытывает нас, грешников. Он и решил прибрать Эдуарда, оставив нам молодого короля и свою венценосную супружницу с «тяжелыми веками на глазах, как у дракона». От грудницы, сказывают, преставился … А у нас летом-то прошлым страшная засуха стояла, а сейчас вон распутица и потоп. Король-то новый не венчан на царство. Сказывают, незаконный он. В Тауэре закрылся к людям не выходит, брата малого к себе призвал…
– А лорд-протектор – дядя, стало быть, – хмыкнул постоялец и, вытерев губы поданной старой тряпицей, важно именуемой салфеткой, подарил хозяйке пенни и надежду на завтрашний (не менее щедрый) день.
***
Утром незнакомец плотно позавтракал и, откланиваясь, весьма щедро вознаградил довольную трактирщицу, пообещав всегда останавливаться только у неё.
Конь отдохнул не менее хозяина, но встретил последнего тяжелым вздохом. Впрочем, из толчеи улиц в центр столицы – к Тауэру вывез его достаточно быстро.
Здесь зрелище было уже чуть получше. С улицы, несмотря на висящий в воздухе водяной промозглый туман, можно было легко разглядеть освещённые свечами окна в самом верху Белого замка. Двадцать лет назад королевские покои, осажденные войсками йоркистов, сильно пострадали от артиллерийского огня, поэтому въезжающий удовлетворенно хихикнул, отметив проделанные совсем недавно бойницы для пушек и аркебуз.
Хмыкнув: «Укрепили…», – он въехал в крепость, лишь слегка кивнув головой и громко сообщая страже:
– Граф Арундел Джон, немедленно доложить! Меня ждут!
Чёрный как смоль скакун показал замешкавшимся стражникам белые зубы и ехидно заржал. Хозяин наклонился к его острому нервно дрожащему уху и шепнул:
«Мрак, заткнись, хва ржать, приехали…»
***
Одетый в повседневный темно-синий (и слегка засаленный) камзол, страж-йомен, наследственный «поедатель говядины», в силу своего рождения ставший начальником королевских гвардейцев, суетливо приветствовал прибывшего графа.
Стоя в одиночестве на просторной площади перед капеллой Святого Петра в оковах, страж казался маленьким и жалким, несмотря на внушительное брюшко и подозрительно блестящие жирные губы.
– Почти как Святой Павел, ваша милость, красота-то какая…, – непонятно почему показав рукой на дом Бога, вступил он в диалог.
Попытка общения была не сказать чтобы совсем бесплодной… Вместо всадника, не удостоившего его вниманием, на желающего пообщаться стража среагировал злобный боевой конь, уронивший на мощеную камнем площадь небольшую кучу остро пахнущих яблок и проворно цапнувший толстяка за плечо.
– Святой Павел – самый большой собор на островах, не богохульствуй, – наставительно пояснил в ответ на громкий «ох» пострадавшего прибывший без свиты граф.
Вскоре оба гостя (и двуногий, и четвероногий) оказались у огромных окованных медью дверей. Вход был увенчан аркой, украшенной каменным плющом и львиными мордами. На крыльце стояло несколько человек – свита лорда-протектора.
Всадник спешился и, небрежно бросив поводья в чьи-то руки, не сняв шляпу и не поприветствовав никого, проследовал внутрь.
Нагловатого милорда через бесконечные коридоры проводили в небольшую квадратную приемную и оставили в одиночестве. Последний принялся коротать минуты ожидания, раскидывая бережно разложенные соломенные циновки, дабы рассмотреть великолепный мозаичный пол.
Очень быстро к нему присоединился молодой граф Ричмонд, несомненный (правда внебрачный) потомок герцогов Ланкастерских.
Наконец двери распахнулись.
– Ричард Йоркский Плантагенет, ожидает вас!
Но в тишине строгого покоя присутствующие услышали мерзкие смешки:
– Так тебя ещё не называли, дорогой друг, – фыркнул невежливый граф.
И прибывший, протянув в приветствии руку, вошёл в кабинет. Двери плотно закрылись, и в покоях вновь наступила торжественная тишина.
***
На стене красовался гобелен с изображением пяти белых львов на красном поле. За столом на новомодном венецианском кресле (с подушками на сидении) сидел его высочество герцог – регент при вдовствующей королеве Елизавете (уже объявленной самозванкой). Всего две седмицы прошло, как епископ Батский, в миру Роберт Стиллингтон, не без толики злорадства сообщил Тайному совету: Веселый король когда-то успел заключить с Элеонорой Батлер, дочерью графа Шрусбери брачный договор (после попрания чести оной дамы). Помолвку эту так никто и не расторгнул, а забывчивый Эдуард IV через год венчался с Елизаветой Вудвилл.
Воодушевленные сим знанием жители Лондона, подкрепившие его петицией парламента, спешно предложили единственному законному представителю рода исключить из списка престолонаследия принцев Эдуарда и Ричарда. «Ибо преступления его отца перевесили народную чашу терпения».
В камине трещали сухие поленья, несмотря на полдень, ярко горели свечи. Трое мужчин собрались для заключения странного договора.
Размеренным голосом уверенного в себе воина предполагаемый король предложил прибывшим сесть. Ехидный граф тут же развалился в кресле и с интересом разглядывал сидящую за столом представительную фигуру протектора, мужественность которого не портил небольшой дефект из-за полученной ещё в детстве травмы позвоночника. Облачённый в чёрный дублет хорошего кроя и качества, состоящий из куртки, отделанной тонким кружевом и длинных носков , он позволил себе встретить гостей без халата, который, небрежно перекинутый через спинку кресла, блестел золотой нитью, щедро использованной мастерицами.
– Мне нужны мальчишки, – внезапно первым начал граф Арундел.
Присутствующие вздрогнули.
Герцог поднял тяжелый взгляд на говорящего и бросил:
– Смело и неумно, Джон.
– Да ладно? Ты трудами купленного за тридцать серебренников епископа получаешь трон, Генрих (граф Ричмонд) удачно женится, а я исчезаю. Совсем.
– Неужели для вас, мой милый друг, королевский двор такая тяжкая повинность? – голос хозяина кабинета звучал насмешливо, но глаза горели едва сдерживаемой яростью.
Разговорчивый пришелец, казалось, вообще не замечал этого недовольства.
– Их величество Елизавета согласится с любыми вашими доводами, будучи уверена в том, что ее дети живы. Однако мы озаботимся, чтобы никогда никто из потомков не смог претендовать на власть. Порукой в этом МОЕ слово. И не надо морщить свой наследственный нос. Я ведь не каждый день тут с вами договариваюсь. Можно же и по-другому все устроить.
Лицо герцога медленно наливалось чёрной жестокой яростью. Такого состояния мог достигнуть только настоящий берсерк. Кровь всех его потомков, посещавших ледяные северные берега и своими руками возводивших стены Палестины, сейчас горела в венах. Правда, собеседник продолжал, кривляясь, доказывать обратное. В какой-то момент новомодное резное кресло полетело в камин, и огромная тень его величества заполонила своей энергией кабинет. Сухое полированное дерево, попавшее на поленья, затрещало и в отблесках огня… молодой граф Ричмонд разглядел лицо, огненный овал сидящего рядом с камином графа.
– Мальчишки мои. Власть – ваша, детки. Елизавета станет прародительницей нового королевского рода, старайся, Ричард. Сильно не греши. И не забудь в качестве компенсации подарить мне герцогство… а то все граф и граф. Норфолк хочу.
***
Прозванный за легкомысленное отношение к слабому полу «веселым», король Эдуард IV, с небольшим (досадным) перерывом, восседал на троне ни много ни мало – 21 год, вечность! Озаботившись рождением сына, король лишь на 8-й год своего правления сумел произвести на свет из десяти детей трёх перспективных наследников престола. Умерев со спокойной совестью от пневмонии, сей славный сын Отечества оставил державу и сыновей на лорда-протектора, брата Ричарда. Все бы ничего, но власть, как известно, развращает, и спустя три месяца его высочество лорд сообщил миру о той тонкой грани в престолонаследии, которая отделила законом факт рождения детей Елизаветы Вудвилл от трона и короны.
Историки сломали о манускрипты и исторические свидетельства не одно перо за последние пятьсот лет, но так и не пришли к единому мнению – куда пропали принцы? Вероятность их убийства очень высока, но ведь занимая престол, Ричард уже и так полностью дискредитировал партию принцев.
Оставалась королева. Ещё при жизни современники отмечали ее властность и амбициозность, неспроста обвиняя в колдовстве и за глаза клеймя ведьмой. Уничтожив принцев, Ричард оставлял за своей спиной сильную Елизавету, а он не любил удары с тыла. Стоит вопрос: могли ли они заключить сделку? Жизнь детей за спокойствие двора? Сомнительно.
Но каким образом королева в результате стала праматерью всех Тюдоров? Почему не найдено ни одного письменного свидетельства, подтверждающего гибель ее детей? И, в конце концов, почему она не носила траур? Только по мужу. Только положенные приличиями полгода. Почему?
Спустя практически шесть веков руководитель международной группы, писатель и археолог Филиппа Лэнгли, извлекшая из земли останки Ричарда III, изучив все доступные средневековые манускрипты, выехала в графство Девон. Там, в старинном храме, с XIV века красуются символы королевской династии Йорков над барельефом богатого землевладельца Джона Эванса, оставившего на своём надгробии множество подсказок в стиле «Кода да Винчи». Надгробие увенчано: «EVAS».
Что расшифровывается как «Эдуард V покоится с миром». Исследователь Джон Дайк весьма убедительно утверждает, что принцев вывезли из Лондона в Британскую глухомань, где они тихо жили и скончались в достаточно преклонном возрасте. Причиной сохранения жизней могло быть соглашение с Вестминстерской партией, успешно разыгравшей свою карту.
Интересно, что трижды поданное на Высочайшее имя прошение о проведении эксгумации и генетическом исследовании останков осталось без ответа, хотя ее величество королева всегда любила интересоваться археологическими исследованиями, артефактами и прочими затейливыми историями.
***
– Добрый день! – гулкое эхо прокатилось по привратному залу и унеслось под сводчатый, бесконечно далёкий в своей высоте, расписанный купидонами потолок.
Младший библиотекарь падре Теодоро Челлини вздрогнул и резко поднял голову от разложенных карточек. В области шеи что-то неприятно щелкнуло, словно кто-то невидимый стукнул его по голове небольшим, но весьма тяжелым молоточком.
– Доброго вам дня, сеньор, – раздалось повторное нетерпеливое приветствие.
Пришедший был одет в длинное коричневое кашемировое пальто поверх добротного двубортного костюма и ослепительно белой рубахи. Высокий и стройный, он,казалось, улыбается из-под светлой фетровой шляпы, но как бы ни старался обученный клирик-физиономист, он не смог бы рассмотреть черты его лица.
– Я по записи. В фонд, – терпеливо объяснил вошедший.
Падре суетливо потянулся за журналом, стул заскрипел, а в носу вдруг защипало, и Теодоро, к своему стыду, оглушительно чихнул. Боль в голове перешла на шею и растеклась неприятной массой, заставляя продолжить чихание…
– Так я пройду? – вежливый голос посетителя ввинчивался уже в область груди.
Синьор Челлини закивал и показал на боковой проход, одновременно из всех сил стараясь вытереть нос и остановить слезотечение из покрасневших глаз.
– В шесть часов мы закрываемся, – только и смог выдавить он.
– Ну что вы, я настолько не задержусь, – раздался бодрый голос, быстро удаляющийся от стола…
Возможно, если бы так внезапно приболевший клирик не был так смущён неуместным зудом в носу, он бы вспомнил, что хорошо одетый сеньор в шляпе не назвал своего имени.
А между тем интересующийся литературой гражданин материализовался в хранилище самых ценных фолиантов – в Biblioteca secreta.
Пробыв там не более часа, он неторопливо двинулся в сторону Сикстинского салона, расписанного ещё Просперо Орси и украшенного фресками Лилио, Риччи и Гуэрра. Небольшое помещение, специально спроектированное для хранения манускриптов,радовало пытливый взгляд изображением апостола Петра основывающего Ватиканскую библиотеку.
Вошедший снял шляпу и приветственно взмахнул ею, обратившись к рисунку на стене:
– Я правильно взял? Ты, Иосиф, стал скупердяяяяем. Мало что такие хоромы тебе отгрохали, так ты ещё и старого друга забыл..
За спиной пришедшего сгустился воздух, и в зале заметно похолодало:
– Так ведь не вернёшь. А это раритет. Память предков.
– Да ладно тебе, не жмись! У тебя этих раритетов как грязи на конюшне. Я Маше в подарок! Шестнадцать лет, между прочим, исполняется…
Воздух превратился в плотное белое облако и поднялся наверх, исчезая.
Много позже, после полуночи старые стены услышали.
– И что Петронию не живётся? Опять что-то надумал, авантюрист!
Глава 2
Хроники особого отдела ̶ 2
Глава 1. Зачем мы здесь?
2
Тонкий пучок из мраморных колонн поддерживал восьмиугольное здание Вестминстерского капитула.
Место неспешных собраний старых бенедиктинцев давно претерпело ряд осуждаемых церковью перемен, превратившись упорными трудами каменотесов в здание для Большого королевского совета. Росписи на его стенах предупреждали лгунов об ожидающем своего часа Апокалипсисе, а выложенный плиткой мозаичный пол,своими королевскими, цветами делил здание капитула от восточного клуатра. Здесь, в этом коридоре, было всегда сумрачно, сыро и страшно.
Её величество вдовствующая королева Елизавета шла на место оговорённой встречи. Плотно закрытая от мира тончайшей шёлковой белоснежной косынкой, она плыла по стылым, после зимних холодов, никогда никем не согретымкоридорам, как бесплотный дух. Впрочем, она и была им, с той самой минуты, как герольды трижды прокричали: «Король мёртв. Да здравствует король!».
Длинная опущенная вуаль скрывает гордый подбородок. «Хорошо, что никто не видит моих глаз», – думает она.
Белая Королева движется навстречу своей судьбе.
Где-то рядом покоится Эдуард Исповедник, основатель обители, тот, рядом с могилой которого её венчали короной. Теперь она, родившая своему королю трёх сыновей и четырёх дочерей, идёт в последний путь – узнать о смерти своих надежд.
Какими далёкими кажутся теперь те удивительные годы её странной жизни. У неё не было страха перед брачной ночью, а только всепоглощающая страсть. Не было боли от мучительных схваток, когда она разрешалась от всегда желанного бремени. Теперь она помнила только звуки мучительно сиплого кашля, чёрные круги под его глазами и маленькую синюю жилку у виска, говорящую: «Я ещё с тобой, моя роза!». Она не увидела в сумраке задрапированной спальни, как исчезла и она – её последняя надежда. Лорд-протектор не позволил даже закрыть мутные глаза и вытереть слезу, упрямо скатившуюся в подушки по Его уже мёртвому спокойному лицу.
Только сейчас, неслышно ступая по стылому коридору, женщина поняла: теперь она вынуждена похоронить под лохмотьями лжи и предательства всё это счастье, выданное ей Милосердной Девой по капле. Никто и никогда больше не спросит её: «Что вас волнует, любовь моя?». От этой ноши отчаянья Королеве становилось тяжелее, и каждый сделанный ею шаг казался пройденной среди пустыни мѝлей. «Ничего не бойтесь, звезда моя, ваш король всегда рядом, дабы защитить вас от любой беды».
Наконец, женщина остановилась в условленном месте. Дороги расходились на три стороны света, оставляя за спиной северный путь.
«Как же так произошло, мой любимый, что ты не смог защитить меня? Скоро опять зацветёт вишня, но это будет уже не для нас…».
***
В преддверии весны и скорых перемен, при дворе царил беспорядок. Каждый, в меру своих сил и возможностей, старался изобразить ту самую важную персону, благодаря которой, (наконец-то!), в самом скором времени воцарится мир и покой. На трон взойдёт его монаршая милость, и лихорадочная суета тут же превратится в плавные аллеманды под гавот и лютню. А потому, приют монарших особ весьма бестолково охранялся.
Злой, как сам Вельзевул, граф Арундел, презрев сон, полнолуние и воинственную охрану, крепко схватив за локоть худощавого русоволосого мальчишку, почти насильно тащил его по бесконечным анфиладам и галереям. Перед ними маячила спотыкающаяся фигура второго «пленника» – чернявого подростка, с перекошенным от ярости лицом и пылающей, (не без причины!), щекой.
– Побыстрее переступай ногами, щенок, – слышал позади себя спотыкающийся юноша. – Будешь тявкать –ещё получишь, только уже под дых, что гораздо чувствительнее.
Русоволосый дёрнулся, и гнев невоспитанного графа Арундела обрушился уже на него:
– А ты скулить прекрати! Боги, за что? Как я ненавижу детей!
Наконец, пройдя бесконечное число пустынных в ночное время коридоров, они подошли по крытой галерее кбелому Вестминстерскому замку.
Здесь и нашёлся безмозглый страж из молодых дворян, в ещё дедовых воинских доспехах, который посмел преградить путь. Прибыв в Лондон из родового поместья всего седмицу назад, он запомнил только одну истину из трёх, объяснённых ему вечно пьяным бифитером:
– Fortune favors the bold! (1) Hope for the best, butprepare for the worst. (2) No man is an island. (3)
Парень, рассмотрев двух подгоняемых пинками очень важных особ, осознал степень своей удачливости и смело кинулся на злого и уставшего похитителя детей!
Воздух сгустился. Стоявшие перед графом пленники ощутили толчок и полетели в стену. Девятилетний мальчик оказался буквально втиснут в каменную нишу и, пытаясь сделать судорожный вдох, начал выталкивать старшего брата обратно в коридор.
– Ох!
– Пусти!
– Что вы себе…
– Немедленно прекратить галдёж! – услышали оба. По каменному полу уже катилась смешная взъерошенная голова искателя королевских милостей… как выяснилось – несчастливого… – Вперёд, и не вздумайте рыдать, – зашипел их пленитель.
… Они прошли ещё сотню шагов и увидели мать.
***
Её величество на миг прижала к себе принцев и, резковыпрямившись, строго указала:
– Мы слишком долго ждали вас, дворянин…
– От дворянки слышу, – последовал немедленный ответ, нарушивший печально текущее мимо вдовствующей королевы время. Так, с ней, пожалуй, ещё никто не разговаривал…
– Я прошу не забываться, кто перед вами, милорд, –сухо отметил стоящий рядом с матерью принц Эдуард.
Граф проигнорировал возмущённую его поведением семью и только махнул рукой:
– Быстрее, мне не хотелось бы афишировать цели этой прогулки.
В нескольких шагах от перекрёстка, по направлению к северной дороге, на углу замыкающей башни Вестминстера виднелся домик, как ласточкино гнездо, прилепившийся к гигантской стене. Окружённый летом густыми плодовыми деревьями, он не был заметен с тракта, но сейчас, наоборот, стоял светлым бельмом, освещённый полной луной. Рядом нетерпеливо переминался тонконогий, чёрный как смоль конь, и два мохнатых пони.
– Государыня, я не понимаю… – начал, было, юноша, но его перебили.
Невоспитанный граф говорил негромко, но каждое его слово впечатывалось в память, как гравюра.
– У Елизаветы Вудвилл отныне только дочери, её опора и основа будущего трона. Если бы у неё был сын, она бы была регентшей. Но сына у неё НЕТ. И потому, никто и никогда не явится из небытия и не развяжет войну, мечтая стать претендентом на трон. Власть развращает, дети мои. Один из вас отправится к тётке, второй к крестному отцу. Прощайтесь, леди. Вам и так здесь нечего было делать…
Елизавета стояла, как не зажженная, а потому совершенно ровная белая свеча, и, только когда стих цокот копыт, она пошевелилась, хотя больше это походило на нервную дрожь…
Возвращаясь тем же путём, вдова спокойно переступила через коченеющее тело и, брезгливо подняв платье, постаралась не наступить на остро пахнущую бурую лужу. Утром леди Елизавета велела подать своё любимое синее, с кружевом платье и выкинуть все эти белые тряпки.
Жизнь продолжалась.
***
В 1469 году в португальском городе Синеш, в семье магистра и алькальда города, родился третий из пяти сыновей – Васко да Гама. Отец его, магистр ордена тамплиеров Сантьяго Эштеван да Гама, только после рождения третьего сына, заключил официальный брак с Изабель Содре, по матери Вудвилл, вывезенной в детстве из Лондона бежавшими от герцога Кларенса родителями во время войны с Ланкастерами. Их дочь приходилась двоюродной сестрой её величеству королеве Англии.
Про детство третьего сына ничего не известно. Ещё при его жизни, были перечитаны все книги, с записями о рождении детей не только дворянских, но и простых торговых родов города. Следов рождения третьего сына уважаемого алькальда не найдено. В 1483-84 годах Васкопоявился из ниоткуда и вступил в орден Сантьяго, будучи впервые отмеченным в официальной хронике.
Магистром ордена оказался будущий король Португалии Жуан II.
В 1492 году, по поручению его величества, Васко де Гама захватил в Альгарве французские корабли. В июле 1497 года он принял на себя командование эскадрой и отправился в Индию. В 1499 ему торжественно пожаловали титул графа Видигейра и почётное звание «Адмирала Индийского океана». Его Величество Жуан II, по свидетельствам очевидцев, обращаясь к нему, неоднократно говорил: «Брат мой!». Современники обращали внимание, что король и магистр рыцарского ордена никого и никогда не называл своим братом, кроме мессира графа.
Археолог Филиппа Лэнгли, не без оснований,предположила, что в Девоне может покоиться младший брат никогда не коронованного короля…
Несмотря на оставленный на могиле код «EVAS», история Адмирала Индийского океана точно так же загадочна и не объяснима.
Весьма вероятно, что останки старшего сына Эдуарда IV покоятся в настоящее время в монастыре иеронимитов в Лиссабоне.
***
Ранняя весна 1972 високосного года пришла на Британские острова ветрами и ледяным дождём. Её суровый нрав описывали ещё несколько последующих лет корифеи пера Уэльса и Эдинбурга. Вокруг стоящих королевскими гвардейцами – плечом к плечу – лондонских серых домов,точно так же, как и на всём архипелаге, завывал резкий пронизывающий ветер. Утреннее небо, низкое тяжёлое, как серая сырая вата, хмуро готовилось в любую минуту обрушить потоки льда и снега на столичных жителей. Те ёжились и пытались добежать до метро, чтобы спрятаться в подземелье от никак не заканчивающейся зимней стыли.
Правда, на чёрных кусочках земли, аккуратно, маленькими квадратиками, рассыпанных во внутренних двориках, презрев холод и свято уверовав в календарь, придуманный в незапамятные времена Папой Григорием XIII, вылезли подснежники, которые, почему-то, в этой серой стране прозывались крокусами.
Страдающий от промозглой погоды, мающийся в сыром доме и в чужой стране, особый отдел сидел вокруг камина и, словно волчья стая, молча и осуждающе посматривая на вожака. Последний старательно поддерживал огонь, периодически подкидывая круглые, какие-то гладкие и совсем не русские полешки. Переезд был суматошным и тяжёлым. Начальник забрал с собой всё. Книги, шкафы, какие-то старые папки, ручки, кастрюли и даже наборы гвоздей, в смешных коробках из-под конструктора с надписью «Юность-3». Потом всё это добро дружно получали, переругиваясь с непонятливыми грузчиками, распаковывали и расставляли по местам. Получилось почти точно так, как дома. Но это был не их дом.
Наконец, когда последняя вазочка встала на своё законное место, и Борис Евгеньевич поставил на обеденный стол круглую мясную кулебяку, до отдела дошло, что их притащили сюда надолго.
Притихшие близнецы так тщательно пережёвывали горячий пирог, что их чавканье, наверное, можно было услышать с улицы. Маша зарылась в учебник английского языка и, будь здесь сейчас Василий Иванович, он бы решил, что она молится. Но, на самом деле, старательная дочь Кесслеров повторяла противные английские неправильные глаголы. Ксения пила чай и морщилась от звуков, издаваемых близнецами, но, запуганная чуко-гековымивоплями, недовольно молчала. Одетый в серый, как погода за окном, свитер, Борис, положив себе на тарелку большой поджаристый кусок, грустно сморкался. Ступив с трапа самолёта на землю Британских островов, он, вторую неделю, страдал от жесточайшего насморка. Ни мёд, извлечённый из фанерного ящика запасливым Телицыным, ни малиновое варенье, называемое заграничным словом «Jam», купленное в бакалейной лавке Танюшей, ни пыхтение по вечерам старательного Олладия, разгоняющего над головой страдальца одному ему видимые бациллы –ничего не могло излечить сопливого немца.
Тишину завтрака перед камином, как ни странно, первым нарушил Илья.
– Это кошмарная страна, – сообщил он пространству, громко отпив горячего сладкого чая из блюдечка. – Зачем мы здесь, Ян Геннадьевич? Домой-то нам когда?
– Как, вообще, хватило ума притащить нас всех на эти Острова Туманов и Пудингов? – наконец, разразилась тирадой Ксения, смявшая в пепельнице так и не закуренную вторую сигарету.
– Можно подумать, что если твой супруг схватил простуду, то нас ждёт теперь всемирная катастрофа, –буркнул, не отрывая глаз от огня, начальник. – Приехали. Жить здесь нам. Родину будем защищать. Ну, пытаться, по крайней мере.
Борис, близоруко щурясь, посмотрел на руководство слезящимися глазами:
– Здесь оказалось чертовски холодно, но говорят, что летом в Лондоне значительно теплее, и инфлюэнца скоро пройдёт.
– Так и жизнь пройдёт, а мы не узнаем, зачем уважаемый товарищ полковник нас сюда приволок! Я утром видела глаза Рашида Ибрагимовича, его-то за что? Он как побитая собака! Марк, хоть ты бы пирог поклянчил, что ли? – Ксения развоевалась не на шутку.
Большой чёрный пёс, спрыгнув с заскрипевшего старыми пружинами дивана, прогнувшегося под тяжестью упитанного монстра, встал и, положив морду на стол, молча, принялся ожидать обещанного куска.
Всем было очень грустно.
***
После совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе, так успешно прошедшему в Хельсинки, многим показалось, что холодной войны больше нет. Мир в начале семидесятых решил, что, наконец, наступила эпоха разрядки. Москва рассматривала договоренности в Хельсинки, как личную большую победу, утверждая на весь мир, что послевоенные границы в Европе не смогут измениться больше никогда.
Однако сокрушительный разгром США во Вьетнаме, власть красных кхмеров в Камбодже, новая арабо-израильская война, события в Южной Америке и полный бардак в Африке не дали миру покоя. Полностью выведенную из строя советскую резидентуру, изгнанную «МИ-6» с островов её величества королевы, требовалось кем-то аккуратно заменить.
События в Москве, похожие на калейдоскоп, не позволяли организовать нормальную работу. В 1972 году начальника внешней разведки Сахаровского А.М. сменил генерал Мартин Ф.К., основной заслугой которого был переезд управления с площади Дзержинского в лесной массив в районе Ясенево. В 1974 году его сменил более инициативный Крючков В.А., преданный Андропову Ю. В.
