Текст книги "Колокольня Кваренги: рассказы"

Автор книги: Александр и Лев Шаргородские

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 13 страниц)

– Да, – ответила бабушка, – они пускают пулю в лоб. Но все равно – мы не имеем право есть куру, покончившую с собой.

– Откуда ты это взяла?

– Еврея, покончившего с собой, даже не хоронят на кладбище!

– Мы о ком говорим – о куре или о еврее? – спросил дедушка. – Кто сказал, что нельзя съесть еврея, кончившего жизнь самоубийством?

– Что ты несешь, Нуссид?!

– Кто сказал, что нельзя есть куру, даже если она еврейка?! – продолжал дед. Голод и безуспешная война с курой давали о себе знать.

Она начала собирать черепки.

– А что, если попросить соседей, – вдруг предложила она. – Они всегда сами режут.

– Каких соседей? – возразил дед. – Все давно бежали.

– Не в местечке, в селе, – сказала бабушка, – например, Гринько.

И дедушка через открытое поле потащился к Гринько.

Гринько был навеселе. Он слушал деда, важно поглаживая усы.

– Зарубить я могу, – наконец сказал, он, – я тилько не разумлю – кого?

– Куру, – сказал дед.

– Куру?! – лицо Гринько стало кислым. – Это неинтересно! Не для того я шашку точил, Нуссид.

– Шашка еще пригодится, – успокоил дед, – зарежь пока куру.

– Добре, – согласился Гринько, – но ножки и белое мясо – мне!

– А что нам? – спросил дед.

– Крылья, – ответил Гринько, – лапки, голова!

– Спасибо, – поблагодарил дед, – продолжай точить саблю!

И поплелся назад в местечко.

Кура встретила его задорным кудахтаньем у ворот.

– Нет, – сказал дед, – я тебя все-таки пристрелю.

Он схватил ружье, прицелился и нажал курок. Раздался звон разбитого стекла.

– Зеркало девятнадцатого века, – констатировала бабушка, – в него смотрелась вся моя родня.

– Старость пидишла, – опять вздохнул дед, – раньше попадал со ста метров в пчелу.

– Ты так же стрелял в пчелу, как ловил японца, – сказала бабушка.

Дед промолчал.

Кура ходила по нему и ласково поклевывала.

– Что ты за человек, – сказала бабушка, – все вокруг только и делают, что убивают друг друга, жгут, режут!! А ты?!

– Наверное, я не человек, – ответил дедушка.

Они лежали в зареве вечернего солнца. Был теплый украинский вечер. Где-то ржали кони.

– Скоро взойдет луна, – сказал дед, – придет суббота, а у меня нет даже сил встретить ее. Зажги свечи, Неся.

– У меня нет спичек, – ответила она, – и нет свечей.

Как бы в ответ на это, над ними в проеме крыши, в темном небе зажглись две звезды. Бабушка закрыла глаза руками и произнесла субботнюю молитву… Затем дед сказал благословение над вином, которого не было, и над халлой, которую не видели с апреля.

– Аминь, – произнес дед, – будем считать, что мы уже поели. Перейдем к песне радости. – И запел:

 
Ба мир биз ду шейн,
Ба мир биз ду…
 

Он лежал на лавке и пел старинную еврейскую песню.

– Пой, Неся, в субботу мы должны быть веселы перед Богом. Смотри, как я хорошо пою без яйца.

Бабушка подтянула. Маленький еврейский хор звучал под украинским небом. Луна равнодушно смотрела на них.

Раздалась отдаленная пальба.

– Люди убивают друг друга, – произнес дед.

Запахло гарью. Заблистали отблески отдаленных огней. Вдруг послышался свист снаряда, хата затряслась, ухнуло, бухнуло, крыша провалилась, дым, гарь, пыль наполнили хату, и, когда дед с бабушкой раскрыли глаза, перед ними предстала ужасная картина: стен не было, дверь висела на балке, стол покоился на них, все было засыпано песком. Посреди хаты, раскинув крылья, лежала убитая кура.

Они не верили своим глазам – они ее считали бессмертной.

Дед вылез из-под стола, отряхнулся от пыли, подошел к куре и снял шляпу.

– Слава павшим героям! – торжественно произнес он. – Только герои погибают ради других! Она пожертвовала собой, чтобы спасти нас. Я даже не знаю, как мы будем ее есть.

– Отварной, – отрезала бабушка, – и давай ее ощипем, пока она не воскресла.

– Ты собираешься есть героя, спасшего нам жизнь? – спросил дед. – Это неблагородно…

– Возможно, – согласилась бабушка, – но если мы ее не съедим – мы сдохнем, и, значит, она не спасла нам жизнь, и никакой не герой!

Дед молча смотрел, как бабушка ощипывает куру. Пух и перья носились в воздухе.

– Через час у нас будет царский обед, – сказала бабушка, – сам Николай не пробовал такой куры.

Дурманящий запах вылетал из кастрюли. Кура булькала, клокотала, пела. Среди осколков бабушка нашла блюдо и водрузила на него горячую куру.

– Как живая, – сказал дед.

– Гут шабес! – сказала бабушка.

Они сели. Дед произнес молитву.

– Разрезай, – бабушка подала ему нож. Дед занес его над курой – и в этот момент, там, где раньше была дверь, появился Гринько с шашкой и на коне.

– Ууу, жиды! – заржал он. – Куру жрете?!!

И он занес шашку над их головой.

Рожа его была бурой, сзади развевался красный башлык.

– Шма, Исраэль, – начал дедушка и они приготовились к смерти.

– У-уу, жиды! – прорычал Гринько, подхватил шашкой куру и, дико гогоча, ускакал.

Столб пыли взвивался за его лошадью.

Дед смотрел ему вслед, пока тот не скрылся в свете луны.

– А все-таки кура спасла нам жизнь, – сказал он, – хорошо, что мы ее не съели.

– Гут шабес, – сказала бабушка.