Текст книги " География растений"

Автор книги: Александр Гумбольдт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц)

Pflanzen», в котором Гумбольдт изложил свои основные

взгляды на эту науку, опубликовано им в 1807 г. и на русском языке

выходит впервые.

II. «Идеи о физиономичности растений»—«Ideen zu einer Physio–

nomik derGewachse», впервые было опубликовано Гумбольдтом в

Берлине в 1806 г., а затем включено во второй том его «Картин природы»–

«Ansichten der Natur», первое издание которых вышло в 1808 г. Они

впервые были переведены на русский язык в 1823 г.

III. «Пролегомены (введение) к географическому

распределению растений»—«De distributione geographica plantarum secundum

coeli temperiem et altitudinem montium prolegomena», опубликованы

в Париже в 1817 г. на латинском языке и на русский язык никогда не

переводились.

IV. Включается небольшая глава, посвященная «органической

жизни», из первого тома «Космоса»—«Kosmos», первое издание

которого опубликовано в Германии в 1845 г. На русском языке этот том

был опубликован впервые в 1846 г.

V. «О закономерностях, наблюдаемых в распространении

растений»—«Sur les lois que ??? observe dans la distribution des formes

vegetales», опубликовано в «Dictionaire des sciences naturelles»,.

XVIII, Paris, 1823, стр. 422—436; на русский язык никогда не

переводилось.

VI. Наконец, последней мы помещаем совершенно неизвестную

у нас и на русском языке никогда не опубликовывавшуюся статью,

капающуюся намечавшегося Гумбольдтом, но не осуществленного,

специального издания, посвященного географии растений. Статья,

представляющая собою проспект нового издания, написана самим

Гумбольдтом* Опубликована она была в журнале «Hertha» VII—Geo–

graphische Zeitung—1826, стр. 52. Она имеет большой интерес в том

отношении, что дает полную сводку состояния изучения географии

растений к 1826 г. и работы самого Гумбольдта в том числе.

Все эти произведения Гумбольдта, излагающие его взгляды на

географию растений, написанные на протяжении почти 50 лет,

естественно в значительной степени повторяли одни и те же мысли. Тем

не менее, каждая из этих работ вносила еще и нечто новое,

дополняющее предшествующую работу, так что, опубликовывая их

одновременно, мы даем полную картину того, что понимал Гумбольдт под

географией растений.

Пролегомены переведены с латинского языка В. В. ? у р–

с е н к о , все остальные переводы, вводная статья, биографический

очерк, примечания и указатель авторов выполнены проф. Е. В. В у л ь–

ф о м . Библиографический очерк составлен И. С. Хармац.

ИДЕИ О ГЕОГРАФИИ РАСТЕНИЙ

ПРЕДИСЛОВИЕ

После пятилетнего отсутствия из Европы2, после пребыватш

в странах, многие из которых никогда еще не посещались

естествоиспытателями, мне следовало бы, быть может, спешить

с кратким ознакомлением описания моего путешествия. Я смею себе*

даже льстить, что такая поспешность отвечала бы желанию общества?,

значительная часть которого проявила такое ободряющее внимание;

как в отношении моей личной безопасности, так и в отношении успеха

моего предприятия.

Но я подумал, что полезнее будет для науки, прежде чем

говорить о себе и о тех препятствиях, которые я должен был преодолеть,

в тех отдаленных странах, дать общую картину главных

результатов наблюдавшихся мною явлений.

Такой картиной природы и является этот труд, который я в

настоящее время и смею предложить вниманию натуралистов,

отдельные части которого получат в дальнейших моих работах более

детальную разработку.

В этой картине природы я сопоставляю все явления,

наблюдаемые нами как на поверхности нашей планеты, так и в атмосфере,

которая ее окружает. Естествоиспытатели, знакомые с современным

состоянием наших опытных знаний, в особенности в, области

метеорологии, не удивятся, увидев, что столько разнообразных предметов,

рассматриваются на протяжении столь немногих страниц.

Но мой труд сделался бы еще короче, если бы я смог потратить

больше времени на их обработку, так как моя картина природы

должна была бы представлять собою лишь общие точки зрения, лишь

верные, в точных цифрах выраженные, факты.

Начиная с моей ранней юности, я подбирал идеи для подобного»

труда. Свой первый набросок географии растений я передал в 1790 г–

знаменитому спутнику Кука, моему другу Георгу Форстеру, имя

которого я никогда не могу произнести без чувства глубокой

благодарности. Изучение различных отраслей физико-математических

знаний, которыми я после того занимался, дало мне возможность

расширить эти мои первые идеи. Но в особенности я обязан материалами

для этой работы моему путешествию в тропические страны. В созер–

цании объектов, которые я должен,был описывать, в окружении

мощной, но по самой ее внутренней борьбе благодетельной природы,

у подножья Чимборазо3, я написал большую часть из этих страниц.

Я считал необходимым озаглавить их «Идеи о географии растений».

Всякое другое, менее скромное, заглавие сделало бы более заметным

несовершенство моего труда, так что его не спасло бы и само

снисхождение общества.

Оставаясь верным направлению эмпирического исследования

лрироды, которому была до сих пор посвящена моя жизнь, я и в этом

труде расположил многочисленные явления скорее одно рядом с

другим, а не представил их, углубляясь в природу вещей, в их внутрен»

ней связи между собой.

Это положение, которое указывает тот исходный момент, с точки

зрения которого, я смею надеяться, меня будут оценивать, должно

вместе с тем свидетельствовать и о том, что когда-нибудь будет

возможно представить натурфилософски картину природы совершенно

другого рода и гораздо более высшего порядка. Как раз такая

возможность, в которой я до моего возвращения в Европу сам почти что

сомневался, такого рода сведение всех явлений природы, всякой

деятельности созидания к никогда не прекращающейся борьбе

взаимно противостоящих основных сил материи получило

обоснование в смелом труде одного из наиболее глубокомыслящих людей

нашего столетия4.

Не будучи вполне чуждым духа шеллинговской системы, я далек

от убеждения в вредности чисто натурфилософских изучений для

эмпирического знания, так же как и в необходимости вечного

столкновения эмпириков и натурфилософов, как двух враждующих

полюсов. Немногие из натуралистов жаловались так громко, как я, на

неудовлетворительность современных теорий и характер их

изложений; немногие так определенно заявляли о своем недоверии в

существовании специфической разницы в так называемых основных

веществах (Опыты раздражения мускулов и нервных волокон,т. I, стр. 376

и 422; т. И, стр. 34, 40).

Кто же может с большей радостью, чем я, принять систему,

которая, отбросивши атомистику и односторонние воззрения,

последователем которых и я сам некогда был, сводящие все разнообразие

материи просто к разнице в плотности и заполнении пространства,

обещает пролить яркий свет на организм и на до сих пор

естествознанию недоступные явления тепла, магнетизма и электричества.

Картина природы, которую я здесь даю, основывается на наблкь

дениях, установленных отчасти мною одним, отчасти совместно с Бон–

планом. Соединенные в течение долгих лет узами тесной дружбы,

переживши вместе все тягости жизнив некультурных странах и в

условиях неблагоприятных климатов, мы решили, что все работы,

которые явятся плодом нашей экспедиции, должны носить наши оба

имени.

Во время редактирования этого труда в Париже я пользовался

часто советом знаменитых ученых, в тесном контакте с которыми

я имел счастье жить. Лаплас, имя которого не нуждается в моих

похвалах, принял с момента моего возвращения из Филадельфии

самое теплое участие в разработке сделанных мною в тропиках

наблюдений.

Его все просвещающее, благодаря громадности эрудиции и силе

гения, участие имело на меня такое же живительное влияние, как

и на любого из молодых людей, которым он охотно жертвует свои

немногие свободные часы.

Обязанности дружбы требуют, чтобы я назвал и Био. Его

проницательность естествоиспытателя в счастливом сочетании с точностью

математика способствовали тому, что он был очень полезен при

обработке моих путевых наблюдений.

Многие данные о распространении плодовых деревьев я

заимствовал из прекрасного труда Синклера. Де-Кандоль и Рамон

сообщили мне интересные факты по географии растений в Швейцарских

Альпах и Пиренеях.

Другими же сведениями я обязан классическим произведениям

моего старого друга и учителя Вильденова. Казалось целесообразным

бросить взгляд на умеренную зону и сопоставить распространение

европейских видов растений с южноамериканскими.

Я не могу опубликовать первые результаты своего путешествия

в тропические страны, не воспользовавшись возможностью принести

испанскому правительству5, которое в течение целых пяти лет

оказывало исключительное содействие моему путешествию, дань моей

глубокой и почтительной благодарности.

Работая в условиях такой свободы, которые до того ни одному

чужестранцу или вообще частному человеку не были предоставлены,

живя среди благородной нации, которая несмотря на давление

событий сохранила присущие ей характерные черты, я почти не знал в этих

отдаленных странах других препятствий, за исключением тех,

которые природа ставит перед человеком.

Воспоминание о моем пребывании в новом континенте будет

связано всегда с живейнйш чувством благодарности за любезные

отношения, испытанные мною как в испанских колониях обоих

полушарий, так и в североамериканских свободных штатах, со стороны

всех классов населения.

Рим, в июле 1805 г.

Ал. Гумбольдт

Объекты исследования ботаников затрагивают обычно лишь

незначительную часть науки о растениях. Они занимаются почти

исключительно поисками новых видов, описанием их внешнего

строения и объединением их, на основании черт сходства, в классы

и семейства.

Это познание форм органических существ является бесспорно

главным основанием описательного естествознания. Без него даже

такие отрасли ботаники, которые оказывают непосредственное

влияние на благосостояние человеческого общества, как учение о

лечебных свойствах растений, их культуре и техническом использовании,

не могли бы получить достаточного развития. Как ни желательно,

чтобы значительное количество ботаников посвящало свою работу

исключительно этому изучению, поскольку установление

естественной связи форм может также рассматриваться с философской

точки зрения, тем не менее столь же важно изучение географии

растений, науки, представленной пока едва лишь одним названием,

несмотря на то, что она содержит интереснейшие материалы для

истории нашей планеты.

Эта наука рассматривает растения с точки зрения их

распределения соответственно различным климатам. Почти безгранично,

как безграничен и самый объект, который она изучает, раскрывает

она перед нашими глазами неизмеримость всеоживляющего

растительного покрова, который то разреженно, то более густо распростерся

по голой поверхности земли. Она следует за растительностью с

разреженных высот вечных лесников до глубин моря и в глубь горных

массивов, где в подземных пещерах живут тайнобрачные растения,

которые еще так же мало изучены, как и животные, которых они

питают.

Высший предел этого растительного покрова, так же как и

вечного снега, лежит то выше, то ниже в зависимости от широты места

и наклона согревающих солнечных лучей. Но нижняя граница

растительности остается нам совершенно неизвестной: точные наблюдения,

которые были проведены над подземными растениями обоих

полушарий, показали, что в недрах земли, повсюду, где зачатки организ–

мов имеют достаточно места для своего развития и соответствующее

питание, повсюду есть жизнь. Крутые обледенелые утесы, высоко

вздымающиеся над облаками, поросли мхами и лишайниками.

Сходные с ними тайнобрачные, то яркоокрашенные, то ослепляющей

белизны, распростерли свою мягкую, волокнистую ткань на

сталактитовых стенах подземных гротов и сырой древесине горных шахт.

Так сближаются противоположные пределы растительности,

производя формы сходного строения, физиология которых нам еще

совершенно незнакома.

Но ботаническая география распределяет растения не просто

в соответствии с различием климата и высотой, на которой они

растут; она рассматривает последние не просто в зависимости от

изменяющейся величины атмосферного давления, температуры,

влажности и электрического напряжения, под которыми они развиваются:

она различает среди многочисленных растений земного шара, как

и между животными, два класса*, которые в отношении друг к другу

(и в отношении условий их жизни) сильно отличаются один от другого.

Одни из них растут одиночно и рассеянно. Таковы в пределах

умеренной зоны, в Европе: Solanum dulcamara, Lychnis dioica,

Polygonum bistorta, Anthericum liliago, Crataegus aria, Weissia paludosa,

Polytrichum piliferum, Fucus saccharinus, Clavaria pistillaris и Aga–

ricus procerus; точно так же под тропиком, на новом континенте:

Theophrasta americana, Lysianthus longifolius, Hevea,

многочисленные виды Cinchona, Vallea "stipularis, Anacardium caracoli, Quassia simaruba, Spondias mombin, Manettia reclinata и Gentiana aphylla6.

Другие растения, соединенные общественно подобно муравьям

и пчелам, покрывают громадные пространства, не допуская на них

других, от них отличающихся, растений. К таковым относятся:

вереск—Erica vulgaris, земляника—Fragaria vesca, голубика—Vaccinium

myrtillus, спорыш—Polygonum aviculare, сыть бурая—Cyperus fuscus,

аира—Aira canescens7, сосна обыкновенная—Pinus silvestris, Sesu–

vium portulacastrum8, Rhizophora mangle, Croton argenteum,

Convolvulus brasiliensis, Brathys juniperina, Escallonia myrtilloides, Bro–

melia karatas, Sphagnum palustre, Polytrichum commune, Fucus

natans, Sphaeria digitata, Lichen haematomma, Cladonia paschalis

и Thaelaephora hirsuta.

Такие общественные растения более обычны в умеренных зонах,

чем под тропиками, растительность которых менее однородна и

вследствие этого более живописна. От берегов Ориноко9 до реки Амазонки

и Укаяле, на равнине протяжением более чем в триста миль, вся

местность покрыта непрерывным густым лесом. Если бы не препятствовали

реки, нарушающие эту непрерывность, обезьяны, почти

единственные обитатели этих глухих лесов, могли бы, не прикасаясь к земле,

перейти из северного полушария в южное, перебрасываясь с ветки на

ветку. Но эти неизмеримые лесные пространства не представляют

собою утомительной для глаза однообразной картины общественно

живущих растений. Каждая часть леса украшена другими формами.

* На это отличие и на другие соотношения ботанической географии я уже

обращал внимание в моей Flora Fribergensis (1793).

Тут густо растет Psychotria10, мимозы и вечнозеленая Melastoma,

там—спутанные ветки высоких цезальпиний, обвитые ванилью

фикусы, виды Lecythis и изобилующие свертывающимся* млечным соком

гевеи. Ни одно из растений не оказывает своего подавляющего

влияния на другое.

Совсем иначе распределены растения в тех тропических странахг

которые граничат с Новой Мексикой11 и Луизианой. Между 17° и 22°

с. ш. расположено холодное, лежащее на высоте 2 000 метров над

уровнем моря горное плато (Анагуак—называют эту страну туземцы) у

густо поросшее дубами и соснами, близкими к Pinus strobus12.

Густые леса из Liquidambar13, Arbutus mandronno14 и других растений

покрывают прелестные долины Халапы на восточном склоне

Кордильер15. Почва, климат, растения, весь облик местности принимают

здесь характер, свойственный умеренной зоне, который на той же

высоте между тропиками Южной Америки больше нигде нельзя

наблюдать*

Причина этого странного явления лежит, по· всей вероятности,

в строении Америки. Последняя''расширяется и имеет протяжение

в направлении северного полюса гораздо большее, чем Европа.

Вследствие этого климат Анагуака значительно холоднее, чем он должен

был бы быть, в соответствии с положением и высотой местности.

Растения Канады по высоким горным цепям постепенно

распространились к югу, так что близ тропика Рака можно наблюдать

сейчас вулканические горы Мексики, поросшие теми же соснами,

которые Свойственны истокам Хилы и Миссури16.

В противоположность этому, катастрофа, вызвавшая подъем

уровня внутренних морей, прорвавших Дарданеллы, а затем и

Гибралтар, и вырывших широкое ложе Средиземного моря,

воспрепятствовала с тех пор переходу африканских растений в Европу. Те же

немногие из них, которых можно найти в Неаполе, Сицилии и Южной

Франции, по всей вероятности, как и обезьяны Гибралтара, проникли

сюда еще до этого прорыва. Холод горных перевалов Пиренеи

свидетель тому, что они попали сюда непосредственно с юга, из страны

берберов17, а не с юго-запада через Испанию.

В последующих тысячелетиях Средиземное море, разделяющее

страны, но играющее такую важную роль для мореплавания,

сношений и интеллектуальной культуры человечества, сделало

дальнейшее проникновение этих растений невозможным. Вследствие этого,

южно-европейская растительность представляет такой контраст

с Нижним Египтом и северно-атлантическим побережьем Африки.

Не то в распределении растений между Канадой и Мексиканским

перешейком. Обе страны в одинаковой степени обменялись своими

растениями, и горные цепи, ограждающие долину Теногтитлана,

покрыты почти теми же видами деревьев, которые растут на 45° с. ш.,,

севернее соленого озера Тимпаногос18.

Если бы художник посетил эту часть тропической Мексики, чтобы

изучить характер ее растительности, он бы тщетно искал здесь ро–

* Каучук, выделяющийся из млечного сока, вследствие поглощения

последним кислорода воздуха.

скоши и разнообразия тропической растительности. На параллели

Вестиндских островов он нашел бы леса, образованные дубом, сосной,

двурядным кипарисом (Cupressus disticha), леса, представляющие

то же утомляющее однообразие, как и общественно-живущие растения

Канады, Северной Азии и Европы.

Было бы интересно нанести на специальные ботанические карты

территории, занятые на поверхности земли растениями одних и тех же

видов. Они оказались бы представленными длинными полосами,

то в виде вересковых зарослей, то в виде неизмеримых травяных

пространств (степи, саванны), то в виде непроходимых лесов, которые,

распространяя бесплодие, подавляя всякую культуру, создавали

сношениям человечества большие препятствия, чем горы и моря.

Так, от северной оконечности Ютландии начинается эта страна

вереска, это сочетание Erica vulgaris, Erica tetralix и лишайников

Lichen icmadophila и Lichen hoematomma, тянущаяся к югу, через

Голштинию и Люнебург*, до 52° широты. Отсюда она поворачивает

на запад и, через гранитную равнину Мюнстера и Бреда, достигает

берегов океана.

В течение многих столетий господствуют эти растения в

северных странах. Человек, несмотря на свои усилия, борясь с почти

непреодолимой природой, отнял у нее лишь немного места для

культуры. Но эти вновь обработанные поля, эти единственно

благодетельные для человечества завоевания его деятельности образуют острова

свежей зелени среди пустынного верещатника. Они напоминают те

оазисы, которые, среди мертвых песчаных пустынь Ливии, являются

хранителями зачатков растительной жизни. Сфагновый

мох—Sphagnum palustre, одинаково свойственный как тропикам, так и зонам

умеренного климата, покрывал некогда значительную часть Германии;

частые в балтийских и западногерманских странах торфяные болота

свидетельствуют о том, как широко там было некогда распространено

это растение. Молодые болота обязаны своим происхождением двум

тайнобрачным: сфагновому мху—Sphagnum и Mnium serpillifolium,

тогда как торф более старых формаций образован скоплением

морских ульв и видов фукуса, часто лежащих притом на слое морского

ракушечника..

Искоренением лесов земледельческие народы уменьшили

влажность климата. Болота постепенно высохли, и сфагновый мох,

создававший на целых территориях древне-германским номадам

препятствия к обитанию, был вытеснен полезными растениями.

Несмотря на то, что явление такой общественности растений

свойственно главным образом и почти исключительно умеренной

зоне, тропические страны дают также несколько таких же

примеров. Вершину хребта Андийской цепи, на высоте 3 000 метров над

уровнем моря, покрывают однообразные заросли желтоцветных

Brathys juniperina и Br. ovata, Jarava—злак, близкий к Papporopho–

rum, миртолистная Escalonia, несколько видов кустовидных моли–

ний и Tourrettia19, сердцевина которой служит иногда пищей

индейцам, оспаривающим ее у медведей.

* Почти до 52°27'.

На обжигающе жарких равнинах между Чинчине и

Амазонкой20 общественно растут серебристолистный Croton, Godoya и

несущая окрашенные прицветники Bougainvillea21. В саваннах

Нижнего Ориноко растет Kyllingia, раздражимые мимозы, а там где

выступает вода источников—веерная пальма Mauritia с пурпурно–

красными плодами.

И точно так же, в королевстве Новой Гранады22, между Турбако

и Манатес, в долине реки Магдалены23, можно найти, так же как

и по западному склону снежных Альп Киндиу, непрерывные леса,

образованные бамбуком и пизанговолистными геликониями (Heli–

conia)24. Но здесь группы общественных растений имеют меньшее

протяжение и под тропиками встречаются реже, чем в умеренных

и холодных зонах.

Для установления былых соединений близлежащих

материков геолог ищет основания в одинаковом строении берегов, в

отложениях и расположении образующих их горных пород, в наличии

сходных рас людей и животных, в глубинах омывающих их морей.

География растений может дать не менее ценные данные для

такого рода исследований. Она рассматривает растения, общие

Восточной Азии с Калифорнией и Мексикой. Она устанавливает

вероятность отделения Южной Америки от Африки еще до появления

органической жизни на земной поверхности и доказывает былое

соединение обоих этих материков в северной части их восточных и западных

берегов.

Это с ее помощью мы можем проникнуть в неизвестность,

окутывающую ранний период существования нашей планеты, чтобы

установить, была ли земная кора, высыхавшая после покрытия

хаотическими водами, сразу во многих местах заселена различными

растительными видами, или же (согласно древнему мифу многих

народов) все родоначальные формы растений сначала возникли на

одном лишь месте, откуда, по трудно обосновываемым путям и

вопреки различию климатов, расселились по всем странам света.

География растений определяет возможность нахождения среди

бесчисленных растений земного шара исходных форм и исследует,

являются ли причиной видового разнообразия изменения, вызванные

образованием сначала случайно возникших, а затем с течением

времени сделавшихся константными, разновидностей, или же оно

произошло путем уклонения от единого прототипа. Она разрешает важную

и часто оспариваемую проблему существования растений,

свойственных всем климатам, всем высотам и всем частям света.

Если бы я осмелился сделать общие выводы из того, что я сам

наблюдал в незначительной части обоих полушарий, то я должен

был бы предположить, что некоторые тайнобрачные растения

являются единственными, которых природа создает повсюду*. Dicranum

scoparium, Polytrichum commune, Verrucaria sanguinea25 и Ver–

rucaria limitata Scop, растут под всеми широтами, в Европе точно

* Шварц также нашел европейские мхи—Funaria hygrometrica, Dicranum

glaucum и Bryum serpyllifolixim на Голубых горах на Ямайке, высота

которых достигает 2 216 метров над уровнем моря.

так же, как и под экватором, на вершинах высоких гор, как

и на морских побережьях, повсюду/ где они находят тень ж

влагу.

На берегу реки Магдалены, между Гондо и Египтиакой, в

низменности, где термометр без изменения указывает температуру от

25 до 28 градусов, у основания стволов Ochroma26 и крупнолистного

Macrocnemum27, мы находили покров, такой густой и такой

свежезеленый, какой можно наблюдать только в шведских и

северогерманских лесах.

Когда путешественники утверждают, что мхи и вообще

другие тайнобрачные редко встречаются в жарких странах, то

причиной этого утверждения является, без всякого сомнения, то

обстоятельство, что они не проникали далеко в глубь лесов, а посещали

лишь засушливые побережья или культивируемые острова.

Из числа лишайников много даже одних и тех же видов растет

под всеми широтами, как северного, так и южного полушария. Они

кажутся почти в такой же степени независящими от влияния

климата, как и горные породы, на которых они растут, из которых

едва ли хоть одна свойственна исключительно какой-либо одной

стране света.

Из явнобрачных же растений я не знаю ни одного, органы

которого были бы достаточно пластичны, чтобы приспособиться к

местообитанию во всех зонах и на всех высотах.

Совершенно неправильно приписывали трем растениям: Alsine–

media, Fragaria vesca и Solanum nigrum28 преимущества такой

пластичности, какая свойственна только человеку и некоторым из

домашних животных, которые его окружают. Уже канадские и

пенсильванские земляники отличаются от европейских. Когда мы перевалили

через снежные горы Киндиу, из долины Магдалены в долину

реки Кауки, нам показалось,—Бонплану и мне,—что мы нашли

некоторые из видов этих земляник в Южной Америке. Дикая природа

этой части цепи Анд, уединенность лесов восковой пальмы,

ароматичных Styrax29 и древовидных пассифлор, дикость прилегающих

местностей, все эти обстоятельства исключали возможность заноса

семян этих земляник птицами или даже рукой человека. Но

действительно ли была нами найдена Fragaria vesca? Не установили ли бы

мы в цветах, если бы мы их увидели, разницы между андийской и

европейской Fragaria, поскольку многие виды этого рода отличаются

один от другого по тончайшим признакам?

Многие германские и шведские растения, которые когда-либо·

были якобы находимы на гранитных скалах Огненной Земли, на

побережьях Магелланового перешейка, при более тщательном их

исследовании Де-Кандолем, Вильденовым* и Десфонтеном были

признаны близкими, но отличающимися от европейских, видами.

Я по крайней мере смею с уверенностью утверждать, что за

четыре года, в течение которых я гербаризировал в Южной Америке,

в обоих полушариях, я ни одного дикорастущего европейского ра–

* См. прекрасно разработанный отдел «История растений» в «Основах

природоведения» (1802, р. 564) Вильденова.

стения, свойственного новому континенту до его открытия, не

наблюдал.

О многих растениях, как, например, Alsine media, Solanum

nigrum, Sonchus oleraceus, Apium graveolens и Portulaca oleracea30,

можно просто утверждать, что они, так же как и народы кавказской

расы, распространены по значительной части северного полушария.

Существуют ли они также и в южном полушарии, где их до сих пор

еще не находили, представляет собою вопрос, ответить на который

нельзя. Естествоиспытатели еще очень мало проникали в глубь

африканского, южноамериканского и новоголландского материков,

?? еще менее того имеем мы право льстить себе знанием флоры этих

стран: если в Европе почти ежедневно открывают еще неописанные

травянистые растения, то, в это же время, в часто посещавшейся

Пенсильвании находят неизвестные еще деревья*.

Вследствие этого осторожнее по этому вопросу воздержаться

от каких-либо общих неоспоримых выводов. Ботаник легко впал бы

в ошибку тех геологов, многие из которых конструируют весь

земной шар по модели холмов,, которые к ним ближе всего расположены.

Для разрешения большой проблемы миграции растений,

ботаническая география проникает в глубь земли, чтобы там в

памятниках прежних времен—окаменелой древесине, отпечатках растений,

отложениях торфа, каменном угле, представляющих собою места

погребения первой растительности нашей планеты,—искать ответа.

В недрах земли холодного севера она находит погребенными

южноиндийские плоды, стволы пальм, древовидные папоротники,

листья пизанга и тропические бамбуки. Она определяет, не

принесены ли с экватора в умеренные зоны силой морских течений, во

время всеобщего покрытия водами, растения жаркого климата, точно

так же как и клыки слонов, скелеты тапиров, крокодилов и

двуутробок, недавно найденные в Европе, или же некогда эти области

северного климата сами произвели пизанговые деревья и слонов,

крокодилов и древовидные бамбуки.

Спокойствие отложений слоев, в которых находят эти продукты

Индии, как будто говорит против первой из этих гипотез, тогда как

астрономические основания противоречат второй из них. Но быть

может возможны значительные изменения климата, без

необходимости прибегать к крупным смещениям земной оси и пертурбациям,

соответственно современному уровню физической астрономии мало

вероятным.

Если все геологические явления свидетельствуют о том, что

кора нашей планеты еще недавно была жидкой, если из данных

характера отложений горных пород можно заключить, что осаждение

и окаменение горных массивов на всем земном шаре происходило

неодновременно, то из этого видно, как при переходе материи из

жидкого в твердое состояние, при остывании и кристаллизации

горных масс вокруг общего ядра, освобождалось громадное количество

тепла и как последнее, по меньшей мере на некоторый период времени,

могло увеличивать, независимо от положения солнца, температуру

* Pyrolaria Michaux—дерево с маслянистыми орехами.

воздуха отдельных местностей. Но было ли это временное

увеличение температуры воздуха такой длительной продолжительности,

которой требует природа явлений, требующих объяснения?

Наблюдения изменений в интенсивности света многих звезду

происходящих в течение столетий, дают основание для

предположения, что та из них, которая находится в центре нашей системы,

претерпевает время от времени сильные изменения. Могло ли

увеличение интенсивности солнечного излучения распространить

температурные условия тропиков на близлежащие к полюсу страны?

Периодическими ли являются эти изменения, превращающие тропические

области в пустыни и делающие Лапландию обитаемой для эквато^

риальных растений, слонов и крокодилов, или же они представляют

собою результаты влияний кратковременных пертурбаций нашей

планетной системы? Все эти исследования связывают географию

растений с геологией. Проливая свет на древнюю историю земли,,

она создает широкое и почти необработанное поле для работы

человеческой фантазии.

Растения, так близко стоящие к животным в отношении

чувствительности к раздражениям их органов и причин, вызывающих эти