Текст книги " География растений"

Автор книги: Александр Гумбольдт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц)

способствовало, без всякого сомнения, восприятию новых идей в области

естествознания.

* Eckermann. Gesprache mit Goethe, d. I. 1826.

** Goethe. Einzelne Betrachtungen u. Aphorismen. Goethe's Werke L

Verl. Cotta, 1836.

Вопреки тогдашним представлениям, Гумбольдт считал

необходимым включить в свое физическое описание мира и законы,

управляющие живыми организмами. Последний, пятый том «Космоса»

должен был быть посвящен биологии. Гумбольдт не дожил до завершения

своего труда, и биологическая часть «Космоса» так и осталась

неосуществленной.

Но в это время уже всходило новое светило на умственном

горизонте человечества, и в тот самый год, когда умер Гумбольдт,

учение Дарвина пролило новый свет на еще покрытые мраком

проблемы биологии.

Александр Гумбольдт родился в Берлине 14 сентября 1769 г·

Детство и юность он провел, совместно со своим только на два года

старшим братом Вильгельмом, впоследствии известным филологом

и специалистом по литературе и искусству, зимой в Берлине, а

летом—в небольшом пригородном имении Тегель.

В 1779 г., когда Александру было всего 10 лет, внезапно умер

его отец, майор Александр Георг Гумбольдт, и оба мальчика

остались на попечении матери.

Среднее образование оба брата получили только домашнее, для

чего были привлечены лучшие педагогические силы Берлина, но

несмотря на всю разносторонность, в него не были включены естественно–

исторические предметы, к которым младший Гумбольдт чувствовал

особую склонность.

Позже, в 1806 г., он писал французскому физику Пикте: «до

16 лет у меня не было желания заниматься науками. Мной владел дух

беспокойства и я хотел сделаться солдатом (!). Мои родители не

одобрили этой склонности; я должен был посвятить себя финансам и не

имел никогда возможности прослушать курс ботаники или химии.

Почти все науки, которыми я сейчас занимаюсь, я изучил сам и уже

очень поздно. Я ничего не слышал об изучении растений до 1788 г.,

когда я имел случай познакомиться с Вильденовым, такого же

возраста, что и я, который только перед этим опубликовал свою «Флору

Берлина». Его мягкий и любезный характер способствовал еще больше

моей любви к ботанике. Он не давал мне формальных уроков, но

я приносил собранные мною растения и он их определял. Я увлекся

ботаникой и в особенности низшими растениями. Вид даже сухих

экзотических растений в гербарии заполнял мое воображение теми

радостями, которые должна доставлять растительность более

теплых стран. Вильденов был в тесном контакте с Тунбергом и часто

получал от него японские растения. При виде их я не мог не думать

о посещении этих стран».

Чтение описаний путешествий, которыми так изобиловала вторая

половина XVIII столетия, еще более развило в Гумбольдте это

стремление к посещению отдаленных стран.

Но несмотря на такой пробел в отношении естественных наук,

домашнее образование, полученное обоими братьями, дало им

прекрасную подготовку к университетскому курсу. Не было упущено

и знание языков: оба брата свободно владели английским,

французским, латинским и греческим языками.

* * *

Ко времени завершения Гумбольдтами домашнего образования в

Берлине еще не было университета: он был основан значительно

позже благодаря Вильгельму Гумбольдту в бытность его министром

народного просвещения.

В октябре 1787 г. оба брата поступили в Франкфуртский

университет. Александр должен был, по желанию матери, изучать

финансовые, экономические и технологические науки для подготовки к

будущей государственной службе в области промышленности.

Постановка образования в Франкфуртском университете не

могла удовлетворить стремления к знанию обоих братьев, вследствие

чего Вильгельм в следующем, 1788 г. переехал в Гёттинген, а

Александр вернулся обратно в Берлин.

Весной 1789 г. младший Гумбольдт присоединился к брату в Гёт–

тингене. Это был год начала французской революции, отзвуки

которой достигли и Гёттингена. Вильгельм Гумбольдт отправился сейчас

же во Францию, «чтобы присутствовать на похоронном шествии

французского деспотизма», Александру же удалось попасть туда лишь

через год.

В Гёттингенском университете Александр слушает филологию

и археологию, историю товароведения и физику, политическую

экономию и специальный курс об Илиаде Гомера. Но вместе с тем это

увлечение филологией и античным миром не вытесняет любви к

естествознанию. Продолжаются ботанические экскурсии, посещения

ботанических садов и этнографических музеев.

В это же время он публикует анонимную статью о

«минералогических наблюдениях над базальтами Рейна». В этой юношеской

работе проявилась уже его удивительная наблюдательность и уменье

схватывать всю совокупность явлений.

Во время своего пребывания в Гёттингене Гумбольдт

познакомился с Георгом Форстером, оказавшим огромное влияние на

направление его дальнейшей жизни.

Георг Форстер, которому в то время было 36 лет, в

пятнадцатилетнем возрасте сопровождал своего отца Рейнольда Форстера во

время его путешествия вокруг света в качестве натуралиста в

экспедиции Кука. Форстер-отец был одно время министром в Данциге, затем

служил в немецких колониях в России, близ Саратова, потом

переехал в Англию, где жил уроками. В 1772 г. он отправился в

кругосветное путешествие с Куком и по возвращении опубликовал

свои наблюдения, сделанные во время этого путешествия, хотя

обязался ничего не публиковать, за что был изгнан из Англии. В 1780 г.

он был избран профессором естественной истории в Гале, где и умер.

Описание его путешествия было опубликовано в 1777 г. Георгом

Форстером, создавшим, благодаря своей удивительной способности

художественных изложений и описаний природы, произведение,

научившее многочисленных последователей тому, как надо

путешествовать и описывать эти путешествия.

По удивительной разносторонности своих знаний,

исключительным лингвистическим способностям, по широкому кругу интересов

Георг Форстер был как бы прототипом Гумбольдта.

«Благодаря ему,—писал последний о Форстере,—началась новая

эра научных путешествий, целью которых; было сравнительное народо–

и страноведение. Обладая тонким эстетическим чувством, умея

удерживать в памяти полные жизни картины, поразившие его фантазию,

на Таити или других тогда еще счастливых островах, Георг Форстер

описывал сначала сменяющиеся растительные пояса, климатические

условия, а затем и источники питания населения в зависимости от

условий их жизни и происхождения».

Через 60 лет после этого, за год до своей смерти, Гумбольдт

писал Кёнигу, приславшему ему биографию Форстера: «Вы заняли у меня

две длинные ночи, так как я прочел ваше прекрасное, с чувством

и проницательностью написанное произведение от доски до доски.

Я вновь пережил много счастливых и печальных впечатлений...

Я употребил целое полстолетие, во время которого все время

продолжал вести беспокойную и сильно подвижную жизнь, чтобы сказать

самому себе и другим, чем я обязан своему учителю и другу Георгу

Форстеру в отношении обобщения взгляда на природу, укрепления

и развития того, что брезжило во мне задолго до этой счастливой

встречи. В эти ночи мрачных настроений, из-за все быстрее и быстрее

исчезающих сил, ожили во мне воспоминания об удивительных

совпадениях и контрастах в моей и Форстера жизни: то же направление

политических взглядов, вызванное отнюдь не Форстером, а гораздо

более раннее и только получившее от него пищу для дальнейшего

развития; первый взгляд на море глазами совершающего кругосветное

плавание путешественника в то время, когда еще не было никакой

надежды, что и я также через 12 лет буду переплывать Тихий океан;

мое пребывание в Лондоне, еще в то время, когда была жива вдова

Кука и так любезно принимал меня, двадцатиоднолетнего юнца, Джозеф

Бэнкс*;во время моей Сибирской экспедиции я был на берегах реки

Самары, с которых старый Форстер послал Линнею в Упсалу

одичавшую пшеницу**...; я был приглашен графом Румянцевым в

царствование Александра I, в 1812 г., участвовать в большом естественно–

историческом путешествии во внутреннюю Азию, точно так же, как

Георг Форстер, в царствование Екатерины, к участию в кругосветном

плавании капитана флота Муловского; те же самые разочарования

в сладких надеждах, и там, и тут препятствия к организации

экспедиций из-за войны с французами и турками».

В начале 1790 г. Гумбольдт с Форстером отправились в

путешествие по Европе: по Рейну в Голландию, Англию и Францию.

Форстер описал это путешествие, назвав его «Ansichten von Niederrhein».

В путешествии, в котором проводником был Форстер, все являлось

объектом изучения: природа и искусство, промышленность,

политика и церковь, прошлое и настоящее, осматривалось все, начиная

с институтов, ботанических садов и обсерваторий и кончая фабриками,

* Ботаник, участник первого кругосветного плавания Кука в 1768—1771гг.

** В «Идеях о географии растений», упоминая об этом, он говорит не о

пшенице, а об ячмене.

горными копями и доками. Для Гумбольдта это была школа того,

как надо путешествовать, подготовка к будущей экспедиции.

В июле Гумбольдт, вернувшись обратно в Германию и

распростившись с Форстером, отправился в Гамбург, чтобы прослушать

в Промышленной академии курс денежного обращения и изучить

бухгалтерию. «Я живу здесь,—писал он в сентябре 1790 г.,—как

воспитанник Промышленной академии, не вижу ничего кроме цифр,

конторских книг и должен забыть свои растения и камни». Но тем не менее

все свои свободные часы он посвящал ботанике и минералогии.

Эти занятия минералогией вызвали желание избрать в качестве

специальности горную промышленность, вследствие чего в декабре

1790 г. Гумбольдт обратился с просьбой к известному геологу в Фрей–

бергском университете Вернеру с просьбой принять его в число своих

учеников. «Уже почти два года,—писал он ему,—как я занимаюсь

минералогией. Мое пребывание в Гёттингене, мои ботанические

блуждания по горам Германии, мое приятное, но чересчур краткое

посещение Дербоширского пика пробудили во мне еще более сильное

желание заняться этой наукой. Я прочел столько минералогических

работ, сколько был только способен, наблюдал

естественно-исторические объекты столько, сколько был в состоянии, но пришел к

заключению, что я до настоящего момента мало что изучил основательно»

и последовательно. Сильное стремление отправиться в ФрейберГ

и сделаться вашим учеником уже давно меня преследовало, но

внешние обстоятельства делали это до сих пор невозможным. Теперь эти

трудности устранены». В конце мая 1791 г. Гумбольдт получил

желаемое согласие и в начале июня был уже в Фрейберге.

Фрейбергская академия, основанная в 1766 г., благодаря

участию в ней Вернера пользовалась в то время большой популярностью;

отовсюду стекались сюда молодые люди, желавшие

специализироваться у Вернера. Тут были и специалисты-минералоги, и геологи*

и горные инженеры, ехавшие к нему поучиться.

Вернер, указав на значение геологии в горном деле,

способствовал ее чрезвычайной популярности, результатом которой являлось

ее дальнейшее развитие. Этому способствовал также замечательный

ораторский талант Вернера, привлекавший слушателей со всех

концов света и делавший их его слепыми последователями. Но, несмотря

на вызванный им в конце XVIII столетия резкий поворот в изучении

геологии, направленный к обоснованию ее геологическими

исследованиями и разработкой новых методов изучения геологических

явлений, в теоретических выводах Вернера было много забуждений. Одной

из причин последнего является то обстоятельство, что Вернер,

кроме своей родной Саксонии, ничего не видел и все свои идеи и

выводы, черпавшиеся из геологических данных, полученных при ее

изучении, распространял на весь земной шар.

Одним из таких заблуждений, надолго задержавшим дальнейшее

развитие геологии, был его так называемый «нептунизм», т. е. полное

отрицание значения вулканических явлений в истории земли.

Современные вулканы,согласно его взглядам, представляют собой

случайные явления, вызванные самовозгоранием каменного угля, серы:

и др.

Это направление взглядов Вернера вызвало чрезвычайно

ожесточенную борьбу с крайними «вулканистами», окончившуюся,

благодаря авторитету Вернера, временной победрй нептунистов.

Гумбольдт и другой ученик Вернера, впоследствии знаменитый

геолог, фон-Бух, поднявшие авторитет геологии на ее современную

высоту, первоначально восприняли все взгляды своего учителя.

Впоследствии первый, при исследовании вулканов Южной Америки,

второй—Канарских островов, диаметрально изменили свои взгляды,

сделавшись убежденными вулканистами. Ударившись в

противоположную крайность, они придавали вулканической деятельности

универсальное значение, считая вулканы клапанами, через которые

внутреннее расплавленное ядро земли оказывает свое действие на ее

поверхность.

Проводя ежедневно полдня в шахтах, Гумбольдт не оставлял

своей любви к ботанике. Его внимание обратили на себя растения,

развивающиеся в подземных шахтах при полном отсутствии

солнечного света. В результате этих наблюдений явилась работа: «Опыты

и наблюдения над зеленой окраской подземных растений»,

представлявшая собой лишь первую проработку вопросов, изложенных

в большом ботанико-физиологическом исследовании о подземной

флоре Фрейберга: «Flora subterranea Fribergensis».

В феврале 1792 г. Гумбольдт окончил свое университетское

образование и покинул Фрейберг. Товарищи по курсу устроили ему

дружеские проводы, на которых один из них, Готгельф ришер,

прочел написанное им в честь Гумбольдта стихотворение. Это был

тот самый Фишер, который впоследствии переехал в Россию и был

основателем Московского Общества Испытателей Природы и

профессором Московского университета. При возведении его в

дворянское достоинство ему была присвоена фамилия Фишер фон-Вальдгейм.

Через 40 лет Гумбольдт встретился с ним опять в Москве,

направляясь в Азию.

* * *

Гумбольдт уехал из Фрейберга 26 февраля 1792 г., а двадцать

девятым февраля уже помечен министерский приказ о назначении

его асессором по горной промышленности. Это назначение отвечало

желанию Гумбольдта, хотя и смотревшего на практическую карьеру,

как на необходимую подготовку к будущей научной деятельности,

но отнюдь не как на конечную цель жизни. После получения

этого лриказа о производстве в асессоры он писал своему другу

Фрейеслебену: «мне было очень стыдно, что я испытал радость по

поводу этого убожества», хотя такое назначение в то время в

23-летнем возрасте, без предварительных испытаний, считалось

для Гумбольдта чрезвычайно лестным.

В июле 1792 г. Гумбольдту был поручен объезд ряда

промышленных предприятий, доклад о котором он должен был сделать министру

в Байрейте, где они должны были съехаться. Этот доклад по своей

исчерпывающей полноте и всесторонности произвел настолько

хорошее впечатление, что Гумбольдт сейчас же, в конце августа, был

назначен обербергмейстером Байрейтского и Ансбахского горных

округов. «Все мои желания,—писал он тому же

Фрейеслебену,—теперь исполнились. Я буду теперь жить всецело практическим

горным делом и минералогией».

Прежде чем вступить в должность, Гумбольдт был командирован

для ознакомления с соляными копями Баварии, Австрии и Шлезвига,,

откуда он в конце января 1793 г. приехал в Берлин и пробыл в нем

до мая. В течение этих месяцев помимо служебных работ, связанных

с соляным делом, он занимается химическими и гальваническими

опытами над растениями и животными и издает свою «Флору Фрей–

берга».

В конце мая Гумбольдт прибыл к месту своей службы в Байрейте.

Тем временем вышла «Флора Фрейберга», получившая всеобщее

признание, курфюрст саксонский премировал ее золотой медалью,

а шведский ботаник Валь (Vahl) назвал в честь Гумбольдта ост–

индское растение из семейства лавровых: «Laurifolia Humboldtia».

В конце 1794 г. Гумбольдт должен был быть переведен в Берлин

со значительным повышением оклада. Несмотря на это он продолжал

смотреть на свою служебную деятельность, как на временную

необходимую школу. «Мои планы,—писал он,—остаются без изменения:

через два года я выхожу в отставку и еду в Россию, Сибирь или еще

куда-нибудь».

Возвращение в Берлин получило неожиданную отсрочку

вследствие того, что министр Гарденберг, отправлявшийся во Франкфурт,

где находилась главная ставка прусского короля, лично

руководившего военными действиями против французов, пожелал иметь в своей

свите и Гумбольдта. Какова была роль последнего в дипломатической

миссии Гарденберга, неизвестно, но, очевидно, при этом случае

проявились дипломатические способности Гумбольдта, к которым

впоследствии прусское правительство неоднократно прибегало.

Но если мы не знаем, в чем заключались обязанности Гумбольдта

в ставке, то знаем, что он делал в свои свободные часы: «Никогда

моя жизнь не была так переменчива как сейчас,—писал он в

сентябре 1794 г.,—я надолго оторван от своей специальности,

перегружен работами, связанными с дипломатическими заданиями

Гарденберга,.. Постоянные разъезды в интересных в

минералогическом отношении местностях очень помогли мне при составлении

моей книги о геологических отложениях,—я теперь хорошо знаю

строение всей западной Германии.;, и предполагаю зимой как

следует поработать над большим минералогическим трудом, своего рода

геогностическим обзором Германии».

В июле 1795 г., получив отпуск, Гумбольдт отправился с двумя

друзьями в путешествие в Северную Италию, Тироль и Швейцарию.

В течение двух месяцев, большею частью пешком, путешественники

исходили горы Шафгаузена, Цюриха, Берна и Шамони, изучая

горные отложения и растительность и все те

естественно-исторические условия, которые могли оказать на них влияние.

В ноябре Гумбольдт вернулся вновь в Байрейт к месту своей

службы. В это время он работает над двумя трудами: строением гор

Европы и влиянием химических и электрических воздействий на

мускулы и нервные волокна, с большим самоотвержением

экспериментируя над самим собой.

В ноябре 1796 г. умерла мать Гумбольдта. Этот момент является

поворотным в его жизни: он приобрел полную свободу действий

и средства для осуществления давно задуманного плана большого

Путешествия.

«Мое путешествие бесповоротно решено,—пишет онВильденову.–

Я буду еще подготовляться несколько лет и собирать инструменты,

год или полтора проведу в Италии, чтобы хорошо ознакомиться

с вулканами, а затем через Париж проеду в Англию, где, возможно,

пробуду еще год (так как я не спешу, а хочу быть хорошо

подготовленным), а затем на английском корабле в Вест-Индию.

Если я и не доживу до завершения этих планов, то, по крайней

мере, я деятельно приступил к их осуществлению и использовал

положение, в которое меня поставили счастливые условия».

В феврале 1797 г. Гумбольдт окончательно оставил

государственную службу и поехал к брату, жившему в то время в Иене.

Еще раньше, во время своей службы в Байрейте, Гумбольдт

неоднократно посещал брата в Иене. Это дало ему возможность войти

в довольно близкие отношения к Гёте и Шиллеру, у которых

Вильгельм Гумбольдт был своим человеком.

Веймар, с того момента как в нем поселился Гёте, делается

центром литературной и художественной жизни Германии, тогда как

Иена, где Шиллер был в то время профессором истории, становится

сосредоточием научной жизни.

Это были годы особенно сильного увлечения Гёте

естествознанием. Как раз в 1790 г. была опубликована его «Метаморфоза

растений», а затем и его работы по оптике, как предварительные

материалы «Учения о красках». Гумбольдт, увлеченный ботаническими

проблемами, работавший в это время над влиянием гальванических

раздражений на мускульную и нервную системы, был для Гёте

чрезвычайно желательным собеседником. «Братья Гумбольдты,—писал

он в 1797 г.,—были здесь и все что касается природы было предметом

разговора с философской и научной стороны»; и в том же году

в письме к Шиллеру: «Я очень приятно и полезно провел время

с Гумбольдтом; мои естественно-исторические работы, благодаря

его присутствию, пробудились от своей зимней спячки». Такое

отношение к Гумбольдту продолжалось до самой смерти Гёте,

усиливаясь с годами все больше и больше, хотя научные взгляды

Гумбольдта далеко не всегда находили сочувствие в Гёте.

Так, в более поздние годы, он не мог простить Гумбольдту его

отказа от нептунизма и утверждения значения вулканических

явлений в истории земли. Для всего склада характера Гёте постепенная

эволюция земного рельефа была гораздо более приемлема, чем

развитие его в результате вулканических революций в земной коре.

Гёте никогда не смог отказаться от этих устаревших научных

взглядов и не мог простить Гумбольдту его идей, ниспровергавших эти

старые учения.

Но это разногласие в мнениях не умаляло в глазах Гёте Гумбольдта

как ученого. «Хотя его способ,– писал он Вильгельму Гумбольдту,–

воспринимать геологические явления и ими оперировать для моей

церебральной системы совершенно неприемлем, тем не менее

я с настоящим интересом и удивлением наблюдал, как то, в чем

я никак не могу себя убедить, у него последовательно связано».

Гумбольдт с своей стороны высоко ценил Гёте, как ученого. Это

выразилось между прочим в посвящении ему Гумбольдтом

немецкого издания «Идей о географии растений». Виньетка к этому

посвящению, нарисованная Торвальдсеном, изображает гения поэзии

в виде украшенного лавровым венком Аполлона, снимающего

покров с богини Изис, у ног которой лежит книга с надписью

«Метаморфоза растений», что должно было изображать, что и поэту

свойственно раскрывать тайны природы.

В 1816 г., в год смерти жены Гёте, когда Гумбольдт прислал ему свои

«Идеи о физиономичности растений», он ответил ему стихотворением:

Но, несмотря на такое взаимное признание друг друга, несмотря

на то, что как для Гёте, так и для Гумбольдта, целью научного

искания было установление общих законов, управляющих природой,

они, как естествоиспытатели, были полной противоположностью

один другому: Гёте был чужд настоящего научного исследования

природы, для Гумбольдта же, как раз наоборот, методом работы

было «только сопоставлять факты и никогда не касаться объектов,

которые лежат вне границ нашего современного опыта».

Этот точный анализ природных явлений был еще более

неприемлем для Шиллера, чем для Гёте, что чрезвычайно ярко отразилось

в его характеристике Гумбольдта, данной им в одном из своих писем,

относящихся к этому времени: «Об Александре я не имею вполне

законченного мнения; но я боюсь, что, несмотря на весь его талант

и неустанную деятельность, он никогда не даст ничего крупного

своей науке. Чересчур мелочная, беспокойная суетливость присуща

всей его деятельности. Я не вижу в нем ни искры чистого,

объективного интереса, и, как это ни странно звучит, я нахожу в нем,

несмотря на все колоссальное богатство знаний, бедность чувств,

которая для объекта/ составляющего предмет его исследования, является

худшим злом. Это голый, все расчленяющий рассудок, стремящийся

всегда непостижимую и во всех своих проявлениях полную

достоинства и неизмеримости природу бесстыдно и с нахальством, мне

непонятным, измерить масштабом своих формул,

представляющих собою лишь пустые слова и всегда лишь узкие понятия.

Коротко говоря, он представляется мне для своего предмета чересчур

грубым органом и притом чересчур ограниченным человеком. У него

нет воображения и с моей точки зрения у него отсутствует самая

необходимая способность для его науки, так как природу надо

наблюдать и чувствовать как в ее отдельных проявлениях, так и в ее

высших законах. Александр импонирует очень многим и выигрывает

по .сравнению со своим братом, потому что у него есть глотка и он

умеет заставлять с собой считаться».

Но как раз в то время, когда писались эти несправедливые

строки, Гумбольдт был на пути к тому, чтобы доказать свое тонкое

понимание природы и умение чувствовать все ее проявления, на

пути к тому, чтобы сделать крупнейший вклад в науку о природе.

В июле 1797 г. Гумбольдт со всей семьей своего брата выехал в

Италию, но по пути вынужден был прервать путешествие из-за

военных действий Наполеона в Италии. Весной 1798 г. он приехал в

Париж, наметив замену Италии путешествием в Египет, но в' это

время Наполеон перебрасывал уже свои войска в Африку.

В Париже Гумбольдт был принят в научном мире как свой

человек; он занимался здесь научной работой и чтением докладов, но

главным образом поисками возможности принять участие в какой–

либо крупной экспедиции. Многочисленные предложения:

экспедиция в Египет, экспедиция к южному полюсу, пятилетнее плавание

вокруг света, оканчивались ничем. Наконец, он решил за свой счет

отправиться в Северную Африку. В Марселе его должны были взять

на борт шведского фрегата и перевезти в Алжир.

В сопровождении молодого ботаника Бонплана, ученика Жюсье

и Десфонтена, Гумбольдт выехал 20 октября 1798 г. из Парижа в Map-1

сель. В течение двух месяцев путешественники тщетно ждали

прихода обещанного фрегата, пока не пришло, наконец, известие, что

он потерпел крушение и затонул у берегов Португалии.

В конце декабря Гумбольдт и Бонплан отправились в Испанию.

Почти все время они шли пешком, собирая растения, определяя

высоту и положение места, занимаясь метеорологическими,

магнетическими, геологическими наблюдениями. К началу февраля

1799 г. они добрались до Мадрида.

В Мадриде совершенно неожиданно осуществились мечты

Гумбольдта: саксонский посланник при Мадридском дворе Форель

представил его либеральному министру иностранных дел Урквихо,

который взялся выхлопотать ему у короля разрешение посетить

испанские колонии в Америке, но, конечно, за свой счет. Получив

аудиенцию у короля, Гумбольдт сумел так его очаровать, что ему была

предоставлена совершенно небывалая для иностранца свобода по

передвижению и исследованию американских владений Испании.

В середине мая оба путешественника покинули Мадрид,

направляясь в порт Коруна, откуда и отплыли 5 июня 1799 г. на корвете

«Пизарро» по направлению к Канарским островам.

«Какое открылось мне счастие. У меня кружится голова от

радости»,—писал он в день отъезда друзьям ...«Какой клад наблюдений

смогу я собрать для своего труда о построении земного шара».

«Я буду собирать растения и окаменелости, производить

прекрасными инструментами астрономические наблюдения, я буду хи–

мически анализировать состав воздуха... Но все это не главная цель

моего путешествия. На взаимодействие сил, на влияние мертвой

природы на животный и растительный мир, на эту гармонию должны

быть неизменно направлены мои глаза».

«Человек должен желать хорошего и великого».

Испанская колония в Америке занимала в конце XVIII столетия

громадную территорию, простиравшуюся от крайней северной

оконечности Калифорнии до южной границы Чили, на протяжении 1 200

географических миль. В ее состав входили все южные штаты

Северной Америки: Флорида, Луизиана, Техас, Калифорния, вся

Центральная Америка, включая и Вест-Индию, и Южная Америка, за

исключением лишь Бразилии, Патагонии и Огненной Земли. Управление

представляло собою военную диктатуру. Торговля была всецело

в руках государства и осуществлялась два или три раза в год

морскими караванами. Продажа испанцем товаров какому-либо

чужестранцу каралась смертной казнью. За распространение каких-либо

сведений о правительстве полагалось пожизненное тюремное

заключение. Въезд иностранцам в колонию был абсолютно воспрещен.

На протяжении трех столетий удалось осуществить лишь около

шести научных экспедиций, главной задачей которых являлись

астрономические наблюдения и улучшение карт береговой полосы.

Для того чтобы привести пример недоверчивости испанского

правительства, достаточно указать, что высадка в Калифорнии

английских астрономов, желавших наблюдать прохождение Венеры через

диск солнца, не была допущена, а капитан испанского флота Ма–

ласпина, произведший очень тщательную съемку западного

побережья Южной Америки, по возвращении в Испанию был заподозрен

в политической неблагонадежности и посажен в тюрьму, где и*

умер.

Эти обстоятельства делают понятным значение, которое должна

была иметь экспедиция Гумбольдта.

После девятнадцатидневного морского перехода,

остановившись в пути на острове Тенериф, где были осмотрены Тенерифский

вулкан и знаменитое драконовое дерево, путешественники 16 июля

1799 г. высадились в Венецуеле, на северном побережье Южной

Америки, в порте Кумана.

Здесь они пробыли до 28 ноября, неустанно работая над

изучением естественно-исторических условий этой, в то время почти

неизвестной области, собирая коллекции растений, насекомых,

раковин и пр.

Покинув Куману, Гумбольдт направился морем в Каракас, где

оставался в течение двух с половиной месяцев, из-за начавшегося

дождливого времени года.

В конце февраля 1800 г. путешественники вступили в глубь

Южной Америки, в область реки Ориноко и ее притоков.

Спустившись до 2° с. ш., достигнув реки Кассиквиаре, притока Рио Негро,

после слияния с Мараноном образующего реку Амазонку,

Гумбольдт на пирогах по реке Кассиквиаре дошел до Эсмеральды,

откуда по реке Ориноко вернулся обратно в Венецуелу и 1 сентября

прибыл в Куману.

Поми ю громадных коллекций, собранных во время этого

путешествия, и произведенных многочисленных наблюдений в

совершенно девственной и неисследованной области, чрезвычайно

важным в географическом отношении результатом было окончательное

установление связи речных систем Ориноко и Амазонки.

Результаты этого первого путешествия по Южной Америке

Гумбольдт очень подробно рисует в своем письме к Вильденову.

«Какой клад?растений в удивительной, покрытой непроходимыми

лесами, населенной столькими новыми видами обезьян, области

между Ориноко и Амазонкой, в которой я прошел 1 400

'географических миль. Я собрал едва одну десятую того, что мы видели. Я

теперь вполне убежден в том, чему еще не верил в Англии, хотя уже

и предчувствовал, просматривая гербарии Руица, Павона, Несса и

Генкена, повторяю, теперь я убежден, что мы и трех четвертей

имеющихся видов не знаем. Какие удивительные плоды, целый

ящик которых мы по возвращении с экватора отправили в Мадрид

и во Францию. Какое зрелище представляет мир пальм в

непроходимых лесах Рио Негро...».

24 ноября того же года Гумбольдт и Бонплан отплыли из Новой