Текст книги "Золотая Орда. Между Ясой и Кораном. Начало конфликта"

Автор книги: Александр Юрченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 26 страниц)

Отсюда видно, что двойственность религиозной ситуации в Монгольской империи проявлялась, помимо прочего, в осмыслении такой важной для человеческого существования категории опыта, как смерть, которое в полной мере испытало на себе воздействие религиозного «конфликта интерпретаций» между имперским культом Неба и противопоставленным ему, но также и сосуществующим с ним шаманизмом.

* * *

После изгнания монголов из Китая в 1368 г. имперская эпоха завершилась, а вместе с ней стали достоянием истории идея централизованной власти монгольских ка'анов и обосновывавшая ее политическая доктрина мирового господства. Монгольская знать, которая составляла костяк прежней имперской элиты, вернувшись в степи, все больше утрачивала жесткую зависимость от носителей верховной власти, по мере того как последние теряли свое влияние и авторитет, превращаясь в марионеточные фигуры, используемые в борьбе между различными аристократическими родами[96]96
  Владимирцов Б. Я. Общественный строй монголов: Монгольский кочевой феодализм. Л., 1934. С. 147–153.


[Закрыть]. В условиях усиливавшейся социальной дезинтеграции и бесконечных междоусобных войн потребность в универсалистской религиозной системе, соответствовавшей совершенно иным историко-политическим реалиям, разумеется, не могла сколько-нибудь долго сохраняться. Новой форме социального порядка наилучшим образом отвечала старая доимперская шаманистическая идеология с характерным для нее дроблением сферы сакрального и переносом акцента на низшие уровни пантеона; эта идеология и закрепилась в качестве религиозной доминанты постимперского периода[97]97
  Ср.: Пурэвжав С. К вопросу о стадии развития и идеологической концепции древнемонгольского шаманизма//Туухийн судлал (= Исторические исследования). 1974. Т. 10, fase. 10. С. 113–132.


[Закрыть].

Оставшись без своей социальной основы, имперский культ Неба должен был приспосабливаться к изменившийся ситуации и в конечном итоге вошел в систему шаманистических культов, которые некогда сами были им поглощены. Это привело к парцелляризации единого образа Вечного Неба, его членению на множество отдельных культовых персонажей – тэнгриев, каждый из которых получил определенную функциональную специфику[98]98
  По-видимому, начало этого процесса знаменуют собой употребления слова tngri ~ «denri» в сочетании с суффиксами мн. ч. .nAr, .nUGUd, .s применительно к божествам буддийского пантеона в монгольских текстах первой половины XIV в., отражающих влияние буддизма (таких как комментарий к переводу «Бодхичарьяватары», перевод «Субхашитаратнанидхи», монгольская версия «Двенадцати деяний Будды» и пр.). См. перечень соответствующих употреблений в индексах к текстам памятников, опубликованным Д. Тумуртогоо (Mongolian Monuments in Uighur-Mongolian Script (XIII–XVI Centuries): Introduction, Transcription and Bibliography/Ed. by D. Tumurtogoo; With the Collaboration of G. Cecegdari. Taipei, 2006. P. 584–585; Mongolian Monuments in 'Phagspa Script: Introduction, Transliteration, Transcription and Bibliography/Ed. by D. Tumurtogoo; With the Collaboration of G. Cecegdari. Taipei, 2010. P. 173). После распада империи, в период формирования буддийско-шаманского синкретизма, такая традиция использования данного слова могла быть заимствована и развита шаманизмом.


[Закрыть]. В традиционной культуре позднейших монгольских народов число сверхъестественных существ – тэнгриев, на которые распался образ божественного Неба средневековых монголов, варьировало от двенадцати у монгоров провинции Ганьсу[99]99
  Schram L. М. J. The Monguors of the Kansu-Tibetan Border. Philadelphia, 1957. Pt. 2: Their Religious Life. P. 86–89 (Transactions of the American Philosophical Society. New Ser.; Vol. 47, pt. 1).


[Закрыть] до девяноста девяти у западных бурят[100]100
  Хангалов M. H. Материалы для изучения шаманства в Сибири: Шаманство у бурят Иркутской губернии//Собрание сочинений. Улан-Удэ, 1958. Т. 1. С. 289–304; Хангалов М. Н. Новые материалы о шаманстве у бурят//Собрание сочинений. Улан-Удэ, 1958. Т. 1. С. 403–417.


[Закрыть], но нигде почитание Неба не имело характера веры в квазимонотеистическое абстрактное начало, которому поклонялись монголы в эпоху могущества их мировой державы. Дискретизация и существенное снижение социальной значимости культа Неба не могло не сказаться и на этиологии смерти, которая лишилась связи с представлениями о воле имперского верховного божества и вновь, как и до образования империи, оказалась включенной в шаманистическую мифологию в качестве одного из ее компонентов. Это состояние фиксируется текстами монгольских обрядников и этнографическими данными, согласно которым в роли инстанции, распределяющей и отбирающей жизненную силу, выступали разного рода божества и духи. Таким образом, мы вправе говорить о непосредственной зависимости между типом социально-политической организации монгольского общества и уровнем развития религиозной системы, тем самым подтверждая гипотезу о социальной детерминации религиозных явлений, выдвинутую Э. Дюркгеймом[101]101
  Dürkheim Е. The Elementary Forms of the Religious Life/Transl. from the French by J. W. Swain. London, 1915.


[Закрыть] и его последователями.

Часть 2.
Берке. Другая история

Глава 1.
Чудеса Египта

Сочинение египетского историка ал-Муфаддала «Прямой путь и единственная жемчужина в том, что случилось после летописи Ибн 'Амида» охватывает период с 1259 по 1341 гг. Сведения о монголах почерпнуты отчасти из сочинений Абу Шама, Ибн Шаддада и Ибн 'Абд аз-Захира. Нас интересует рассказ египетских дипломатов, которые привезли Берке среди прочих подарков Коран 'Усмана и, видимо, ожидавших по этому поводу какого-то особенного воодушевления в орде. Вместо бесед о дорогом подарке случились разговоры о чудесах Египта.

«В это время царю Берке было от роду 56 лет. Описание его: жидкая борода; большое лицо желтого цвета; волосы зачесаны за оба уха; в [одном] ухе золотое кольцо с ценным [восьмиугольным?] камнем; на нем (Берке) шелковый кафтан; на голове его колпак и золотой пояс с дорогими камнями на зеленой булгарской коже; на обеих ногах башмаки из красной шагреневой кожи. Он не был опоясан мечом, но на кушаке его черные рога витые, усыпанные золотом. При нем в шатре его [сидело] 50 эмиров на скамейках. Когда они [послы] вошли к нему и представили послание, то это чрезвычайно удивило его. Он взял грамоту и приказал визирю прочесть ее. Потом он велел им перейти с левой стороны [на правую] и уставить их по бокам шатра, позади находившихся при нем эмиров, приказал подать им кумыса и после того – вареного меда, а потом предложил им мясо и рыбу, и они поели. Затем он приказал поместить их у жены своей Джидже-хатун. Когда они утром встали, то хатун угостила их в своем шатре. В конце дня они отправились в отведенные им помещения. Султан Берке стал их требовать к себе в разные часы дня и расспрашивать их про слона и жирафа, спросил [также] про Нил да про дождь в Египте и сказал: "Я слышал, что через Нил протянута кость человеческая, по которой люди переправляются [через реку]". Они ответили: "Этого мы не видели, и у нас нет этого". Пробыли они у него 26 дней. Он одарил их кое-чем по части золота, которым торгуют в землях Ласкариса; потом упомянутая жена его [султана] пожаловала им халаты. Он вручил им ответные грамоты и отправил их в путь» (Сборник материалов. Т. I. С. 151–152).

Кратко опишем дипломатический ритуал, а именно, загадочный жест Берке, согласно которому послов перевели с левой стороны шатра на правую. Южносунский дипломат Пэн Да-я, побывавший в 1233 г. при дворе великого хана Угедея, с полным пониманием описывает этикетную ситуацию в приемном шатре: «Что касается [различия между] местами у них [по почетности], то самым почетным считается центр, за ним идет правая [сторона], а левая [сторона] считается еще ниже» (Хэй-да ши-люе, с. 141). В монгольском имперском этикете имелось правило, в котором, с позиции внешних наблюдателей, содержалась загадка. По свидетельству папского посла Иоанна де Плано Карпини, чужеземные послы, еще не побывавшие в ставке великого хана, во время встречи с Бату должны были находиться в левой половине юрты, тогда как на обратном пути их всегда сажали справа^{27}. Папский посол отметил поразительную перемену. Она была связана с обретением нового статуса, суть которого определялась приобщением к имперскому социуму[102]102
  Cp.: Мартынов А. С. Значение приезда послов в императорском Китае//Народы Азии и Африки. 1979. № 1.


[Закрыть]. После церемонии представления монгольскому императору западные послы превратились в его «подданных» и поэтому на них распространялось его покровительство. Право занять положение «по правую руку» великого хана означало обретение места в монгольской «табели о рангах», тогда как нахождение «по левую руку» символизировало чужеродность и знаковую размытость статуса иноземного посла (ибо мужчина находился на «женской» стороне). Послы же из Египта прибыли специально к Берке, именно ему было предназначено послание и подарки султана Байбарса, иными словами, двор Берке был конечной точкой маршрута египетских послов, и именно поэтому, после прочтения султанского послания их заставили перейти с левой стороны шатра на правую.

В строго иерархической вертикали Монгольской империи правая мужская сторона «уравновешивалась» левой женской. На персидских миниатюрах в торжественных церемониях ильхан сидит на троне со старшей из жен. Статусы их равны. Это исключительно монгольское явление. По окончании встречи египетских послов направили в ставку старшей жены Берке, Джидже-хатун. Такому же предписанию следовал и князь Даниил Галицкий. После встречи с Бату, он отправился поклониться Боракчин-хатун, старшей из жен Бату. Особенностью монгольской системы власти было участие жен Чингизидов в управлении улусом. Реальность полномочий старшей жены определялась тем обстоятельством, что в случае смерти мужа, она становилась правительницей до созыва курултая, на котором будет избран новый хан. Такое перетекание властных ресурсов призвано было предотвратить кровавые схватки претендентов на трон.

Берке демонстрирует удивительную осведомленность о достопримечательностях Египта. Он спросил послов про дожди в Египте. Этот странный вопрос для Чингизида обретает полноту и смысл, если рассматривать его как продолжение диалога о чудесах мира. Такого рода сюжеты характерны для арабо-персидских космографий. Разговор при монгольском дворе имеет параллель в беседах ученых и литераторов, которым покровительствовали багдадские халифы в X веке. В спорах о пороках и достоинствах Египта обычно звучала следующая тема: «Из пороков Египта то, что там не идут дожди, а если пойдет дождь, то [египтянам] это не нравится, и они обращаются к Аллаху с мольбой»[103]103
  Ал-Масуди. Золотые копи и россыпи самоцветов. (История Аббасидской династии: 749–947 гг.)/Составление, пер. с араб., примеч., коммент и указ. Д. В. Микульского. М., 2002. С. 125.


[Закрыть]. Внешних наблюдателей волновал только один вопрос, проявит ли в условиях Египта свою силу магический камень йада, с помощью которого тюрки вызывали бурю, снег или град. Ходили слухи, что свойства «камня дождя» зависят от климатических условий страны. Однажды по инициативе знатока минералов ал-Бируни был проведен опыт с участием заинтересованных сторон. Его безрезультатность вызвала дискуссию, где Египет фигурирует как земля, неподвластная «камню дождя». Тюркская знать настаивала на том, что для опыта была выбрана не та местность, а ал-Бируни с удивлением отметил всеобщее заблуждение.

«Один тюрок как-то принес и мне нечто подобное, полагая, что я этому обрадуюсь или приму его, не вступая в обсуждение. И вот сказал я ему: "Вызови им дождь не в положенное время или же, если это будет в сезон дождей, то в разные сроки, по моему желанию, и тогда я его у тебя возьму и дам тебе то, на что ты надеешься, и даже прибавлю". И начал он делать то, что рассказывали, а именно – погружать камень в воду, брызгать ее в небо, сопровождая это бормотанием и криками, но не вызвал он этим дождя ни капли, если не считать тех капель, которые он разбрызгивал и которые падали при этом обратно на землю. Еще удивительнее то, что рассказ об этом весьма распространен и так запечатлелся в умах знати, не говоря уже о простонародье, что из-за него ссорятся, не удостоверившись в истине. И вот поэтому-то один из присутствующих стал защищать тюрка и объяснять происшедшее с камнем дело различием условий местностей и [уверять], что эти камни бывают превосходными лишь в земле тюрок, и в доказательство приводил рассказ о том, что горах Табаристана, если толкут чеснок на вершинах гор, то за этим немедленно следует дождь, а если проливается много крови людей или животных, то за этим идет дождь и смывает кровь с лица земли и очищает ее от мертвечины; в земле же Египта не вызвать дождя ни тем, ни другим способом. Я сказал им: "Правильный взгляд на это можно получить, изучив положение гор, направление ветров и движение туч с морей"» (ал-Бируни. Минералогия, с. 205).

Анонимный персидский автор XIII в. в книге «Чудеса мира» пишет об удивительных возможностях тюрков в войске монголов, вторгшихся в государство хорезмшаха: «В это время, когда я, раб, собрал [свою] книгу, в 617/1220 году, выступили тюрки-татары. Они дошли до Ирака [Персидского] и совершили бесчисленные убийства. Говорят, будто их правитель знаком с колдовством. Они заклинаниями превращают воду в лед, а на людей и неприятеля насылают ливни и грозы. Это – свойство камня, о котором будет рассказано в своем месте. Не было видно никакого конца продвижению тех тюрок. Наш Пророк Мухаммад-Избранник, да благословит Аллах его и его семью и [да ниспошлет] мир, дал знать об их выступлении, а Бакави, да помилует его. Аллах, привел [это] в книге "Шарх ас-Сунна"» (Чудеса мира. 151). Таковы были первые слухи о монголах. На самом деле, ни Чингис-xaнa, ни кто-либо из его окружения не занимались магическими манипуляциями с «камнем дождя». Это было привилегией тюрок-канглы, участвовавших в войне с хорезмшахом на стороне монголов.

Вопрос Берке о дождях в Египте следует рассматривать в контексте придворных диалогов о чудесах разных стран. Берке спросил послов о жирафе и слоне, про Нил и про дожди. Вопросы адресовались жителям Египта, то есть у вопрошающего была возможность узнать из первых уст о положении вещей. Диалог не состоялся, среди послов были знатоки Корана, но не нашлось знатоков космографий. Этот эпизод показывает, что Берке был куда более интересным персонажем, чем его образ, рисуемый сторонниками идеи обращения Берке. Судя по отчету послов, разговора о Коране не получилось, видимо, за отсутствием интереса у получателя дорогого подарка.

Для сравнения приведу перечень чудес Египта из географического сочинения ал-Бакуви: пирамиды, Сфинкс, Нил и его разливы, крокодилы; источник Натула: «Там есть пещера, и в этой пещере есть источник, из которого бьет вода и стекает на глину, а эта глина превращается в мышей»; «Там есть дерево, которое по-гречески называется мукикус, и его можно видеть ночью, так как оно испускает ослепительные лучи. Там есть трава, называемая ад-далас. Из нее делаются корабельные веревки. Берут кусок этой веревки и зажигают – и она горит как свеча. Затем ее гасят. И так, когда нужен свет, берут ее за один конец и вертят в течение часа подобно фитилю, тогда она сама по себе загорается. Там есть сорт индийских арбузов. На сильном верблюде можно везти только два таких арбуза. Они весьма сладкие. Там есть ослы величиной с барана, пятнистые как мулы. Такие в других местах не встречаются. Там есть большая птица черной окраски с белой головой, питается она рыбой. Ее называют нильским орлом. Когда она летает, то ясным голосом выкрикивает: «Аллах выше всех!». Там есть маленькое животное, называемое нимс (ихневмон). Оно крупнее крысы, но меньше ласки, рыжее, с белым брюшком. Когда [это животное] видит гадюку, то подходит к ней. Гадюка пытается съесть его, но как только оно оказывается в ее пасти, то испускает [зловонный] запах, и гадюка разрывается на две части от действия этого запаха» (ал-Бакуви. III. 119).

И при дворе ильханов обсуждался вопрос о камне йада (jada). В «Летописи Чингис-хана» Рашид-ад-дина есть рассказ, где о магических ухищрениях с камнем дождя говорится как о привычных и повседневных вещах. Осенью 1182 г. коалиция найманов, меркитов и татар выступила против Чингис-хана, но битвы не случилось – противники погибли от бурана и мороза. Событие происходит за пределами исламского мира, вмешательство Аллаха в пользу одного из соперников исключено. Тогда участию какой силы приписать гибель коалиции? Разумеется, Тенгри. Однако реальность тенгрианского мира не вписывается в систему координат ислама.

Заголовок гласит: «Рассказ об объединении Буюрук-хана, брата государя найманов, Токтай-беки, государя меркитов, и других племен – татар, катакин и прочих, об их выступлениях с великим войском на войну с Чингис-ханом и об их гибели в горах от снега, бурана и ветра». Отмечу, что рассказ записан спустя сто двадцать лет и переведен на язык другой культуры.

«Осенью года собаки брат государя найманов, Буюрук-хан, и государь меркитов, Токтай-беки, племена дурбан, татар, катакин и салджиут, предводитель их Акуту-бахадур, и государь племени ойрат – Кутукэ-беки, а это сборище было то, которое [раньше] неоднократно воевало с Чингис-ханом и Он-ханом, бежало [перед ними], укрылось у вышеупомянутого Буюрук-хана и объединилось с ним, – все [они теперь] вместе выступили с огромным войском на войну с Чингис-ханом и Он-ханом. Чингис-хан и Он-хан выставили свой сторожевой пост в местности по имени Чэкэчэр и Чиуркай. Один из дозорных вернулся назад из упомянутой местности и уведомил о приближении войска найманов. Чингис-хан и Он-хан, откочевав из местности Улкуй-Силуджолджит, отходили по направлению к стене Уткух. То место было юртом Тачар-ака у границы Караун-джидун. Упомянутая стена подобна стене Александра, которую построили на границах Хитая. Сангун, сын Он-хана, находился на фланге. Он дошел до леса, из которого спустившись, достигаешь [названной] стены. Он еще не успел дойти до него, [как] Буюрук-хан, [заметив их], сказал: "Это – племя монголов! Мы разобьем их всех сразу". [Еще до этого] он выслал передовой отряд из войска найманов и племен монгол, бывших с ним, Хакучу-бахадура из племениГ катакин и брата Токтай-беки, Куду, из племени меркит. Они дошли до Сангуна и начали строиться к битве, но, не сразившись, вернулись назад. Сангун тоже двинулся и вступил в [район] стены Уткух. [Найманы] тем временем совершили волхвование с тем, чтобы пошел снег и поднялся буран. Сущность волхвования заключается в следующем: читают заклинание и кладут в воду различного рода камни, [вследствие чего] начинается сильный дождь. [Однако] этот снег и буран обернулись против них же. Они захотели повернуть назад и выбраться из этих гор, но застряли в местности, называемой Куйтэн. Общеизвестно, что в этой местности у Буюрук-хана найманского и у вышеупомянутых племен монголов, объединившихся с ним, от жестокости стужи отморозились руки и ноги. Буран же и метель были таковы, что множество людей и животных поскатывались с высот и погибли. Чингис-хан и Он-хан остановились стойбищем на краю Арала, что значит остров» (Рашид-ад-дин. Т. I. Кн. 2. С. 121–122).

То обстоятельство, что буран обернулся против найманов, вызвавших его, по мысли рассказчика, демонстрирует магическую мощь Чингис-хана. На самом деле, речь шла о военной удаче. Небо благоволило Чингис-хану, но о воле Неба Рашид-ад-дин писать не может. Эпизод имперской мифологии обрел литературную форму и получил санкцию на существование ценой роковых потерь. Суть события провалилась в зазор между теологией и магией. Рашид-ад-дин сконструировал особую реальность. Сюжету о «камне дождя» я посвятил отдельное исследование[104]104
  Юрченко А. Г. Книга катастроф. Чудеса мира в восточных космографиях. СПб., 2007. С. 73–101. Развитие темы: Кисель В. А. Чудесный камень тувинцев в свете традиционных представлений о «камне дождя»//От бытия к инобытию. Фольклор и погребальный ритуал в традиционных культурах Сибири и Америки. Сб. статей. СПб., 2010. С. 332–363.


[Закрыть].

Перейдем к следующему вопросу Берке из разговора с египетскими послами: «Я слышал, что через Нил положена человеческая кость, по которой люди переходят через реку».

Сюжет о ноге великана, поставивший в тупик послов, относится к жанру арабо-персидской литературы о чудесах мира. У арабов было предание о народе 'ад – следующем после Ноя поколении людей, которые жили в Аравии и отличались очень высоким ростом. По версии Корана, эти гиганты, не вняв проповедям пророка по имени Худ, не поверили в единого бога и были за это истреблены[105]105
  Калинина Т. М. «Великан» Ибн Фадлана и легенды о гигантах//Восточная Европа в древности и средневековье. Мнимые реальности в античной и средневековой историографии. XIV чтения памяти В. Т. Пашуто. М., 2002. С. 91.


[Закрыть]. По мнению В. П. Демидчика, гипотезой о великанах, которые до Ноя и потопа населяли Южную Аравию, объяснялось возведение циклопических сооружений, древние постройки огромных плотин, пирамиды Хеопса, храмов Пальмиры и Баальбека[106]106
  Демидчик В. П. «География» или «Памятники стран и предания о людях» Закарийа ал-Казвини. Душанбе, 1977. С. 93.


[Закрыть].

О великанах древности размышлял ал-Бируни в своем трактате о мировой хронологии: «Что же касается огромности тел, то хотя она и не обязательна, так как теперь ее не наблюдают, и то время, к которому относятся рассказы о ней – отдаленно, это, однако, все же не является невозможным. Вот ведь, и в Торе говорится нечто подобное о телесах великанов, но ею не пренебрегают с тех пор, как израильтяне видели их воочию, и никто на нее не нападает. Наоборот, [израильтянам] читали [Тору] и они сами читали ее и не смотрели на тех, кто ее читает, как на лжецов. Однако, если бы великаны были не так [огромны], как рассказывают, то читающего Тору, несомненно, обвинили бы во лжи, поскольку он говорит нечто противоречащее видимости. И если бы какие-то люди действительно не были огромны телом – прибавил им Аллах в этом обширности! – то наверное не осталось бы упоминание о них в устах непрерывным и не уподобляли бы им всякого, кто превосходит величиной обычные существа своего вида. Таковы, например, люди из племени Ад; уподобление им стало ходячей [поговоркой]. Но где мне заставить [скептиков] поверить моим словам об адитах! Они ведь отрицают даже то, что ближе по времени и более очевидно по состоянию, и приводят доводы, которых не сравнить с самыми слабыми доказательствами, применяемыми против них. [Эти скептики] бегут от согласия с убедительнейшими доказательствами, "словно пугливые ослы, бегущие ото льва", но что скажут они о следах [существования] огромных людей, находимых теперь в домах, выбитых в твердых скалах в горах Мадьяна^{28} и в вытесанных в этих горах могилах, о погребенных в глубине могил костях, величиной с кости верблюда или больше, и о зловонии, из-за которого в эти могилы можно войти, только заткнув чем-нибудь ноздри? Жители тех мест согласны в том, что это «люди тьмы», но когда [скептики] слышат про «день тьмы», то насмешливо смеются, презрительно кривят губы и задирают нос, радуясь тому, что предполагают, и думая, будто они достойнее [других] и выдаются из ряда простых людей. Но достаточно с них Аллаха! За нас – наши дела, а за них – их дела» (ал-Бируни. Хронология, с. 101).

То, о чем спрашивал Берке, было хорошо известно баварскому солдату Иоганну Шильтбергеру, который много лет скитался по восточным странам (1394–1427). Вот его рассказ: «Жил-был в Египте великан, называемый язычниками ал-Искендер. Главный город этого края и резиденция короля-султана есть Миср или Каир, как его называют христиане. В этом городе насчитывается 12 тысяч хлебных печей. Указанный великан был таким сильным, что однажды принес в город такое огромное количество дров, что им можно было растопить все указанные печи, за что он получил от каждого хлебопека по хлебу, то есть всего 12 тысяч хлебов, которые он съел за один раз. Кость от ноги этого великана находится в Аравии в одном ущелье меж двух гор. Там, среди скал есть такая глубокая долина, что нельзя увидеть ручья, который ее орошает, но журчание ручья слышно. Нога великана наведена через это ущелье вместо моста. Все путешественники, пешие или конные, которые проходят через эту местность, должны проходить по этой ноге, так как другого прохода по этой дороге нет, а она чаще других посещается купцами. По уверению язычников, эта нога по длине равна парасангу, то есть расстоянию полета стрелы. Здесь с купцов взимают пошлину, служащую для покупки деревянного масла, которым смазывают ногу, чтобы она не сгнила. Сравнительно недавно, примерно около двухсот лет назад, как видно из приписки, король-султан велел построить мост неподалеку от ноги, чтобы владетели, которые приходили бы туда с большим войском, могли переходить через ущелье по мосту, а не по ноге. Но это не мешает желающим выбирать путь через ногу, чтобы убедиться в том, что в этом краю существует чудо, о котором я не говорил бы и не писал бы, если бы не видел его собственными глазами» (Шильтбергер, с. 55).

Интерес Берке к чудесам мира и попытка расспросить чужеземных послов были обычной практикой монгольских правителей. Так, царь Малой Армении Хетум, находясь при дворе каана Менгу, услышал разные удивительные истории. В одной из них шла речь о кости, растущей из земли: «Есть остров песчаный, на котором растет, подобно дереву, какая-то кость драгоценная, которую называют рыбьей; если ее срубить, на том же месте она опять растет, подобно рогам». В другой говорилось о диких племенах: «Есть некая страна за Хатаем [Китаем], где женщины имеют обличье человека – [существа] словесного, а мужчины – обличье собачье; они бессловесны, огромны, волосаты. Собаки эти не позволяют никому вступать в их страну, собаки же охотятся за дичью, и ею кормятся собаки и женщины. От совокупления собак с женщинами дети мужского пола рождаются собаками, женского – женщинами». Киракос, записывая слова Хетума, высказывает осторожное сомнение: «Много чего еще рассказывал мудрый царь наш о диких племенах, но мы опускаем [эти рассказы], ибо кое-кому они могут показаться лишними» (Киракос Гандзакеци. 58).

В тот же год при дворе каана Менгу францисканец Вильгельм де Рубрук услышал легенду о золотых персиках. Брат Вильгельм не понял смысла этого рассказа. Заботой монгольских ханов был поиск секрета долгой жизни. Вот что хотели придворные хана обсудить с иностранцем. Мистическую тему они преподнесли как космографическую. Скорее всего, это был тест. Получив послание, францисканец применил не тот код, отсюда его сомнения в реальности «страны бессмертных». Диалог не состоялся: «Рассказывали также за истину, чему я не верю, что за Катайей есть некая область, имеющая такое свойство: в каком бы возрасте человек ни вошел в нее, он и останется в таком возрасте, в котором вошел»^{29}. Это древняя китайская легенда о «стране бессмертных».

В свою очередь брат Вильгельм настойчиво пытался разузнать у китайских монахов о людях чудовищного вида. То, что он услышал в ответ, выглядит неожиданно. Монахи заявили, что никогда ничего подобного не видели^{30}. Однако настойчивость брата Вильгельма не пропала даром, и некоторые истории китайские монахи все же ему поведали. В частности, он узнал о загадочном существе синсин на негнущихся ногах, кровь которого использовалась в качестве красителя: «Однажды сидел со мной некий священнослужитель из Китая, который был одет в ткани лучших красных оттенков. И спросил я его, откуда у него такой цвет одежд. Он же рассказал мне, что в восточных областях Китая есть высокие скалы, среди которых обитают некие существа, в целом похожие на человека, за исключением того, что их ноги не гнутся в коленях, и ходят они словно подпрыгивая. Ростом они не выше одного локтя, тела их полностью покрыты волосами, и живут они в недоступных пещерах. Их охотники, выходя, приносят с собой пиво, коим они могут сильно опьянить, и делают углубления в скалах, наподобие чаши, и наполняют их этим пивом. Ибо Китай до сих пор не имеет вина, и лишь теперь они начинают высаживать виноградную лозу, хотя их основной напиток приготовляется из риса. Итак, охотники прячутся, а вышеуказанные животные выходят из своих пещер и отведывают этот напиток и кричат: хин, хин, и поэтому, благодаря этому крику, они имеют свое название, т. е. хинхин. И тут они собираются в большом количестве и пьют это пиво, пьянеют и тут же засыпают. Затем подходят охотники и связывают руки и ноги спящих. После чего они вскрывают у них вену на шее и собирают их кровь по каплям в необходимом количестве, после чего не препятствуют их уходу. И эта кровь, как он мне сказал, является самым ценным веществом для окраски в красный цвет (Itinerarium. XXIX. 47–48).

При дворе Хубилая, как сообщает Марко Поло, ценились рассказы о необычном, и, что важно, слушателем занимательных историй выступал сам великий хан. Вернувшись в Италию, Марко Поло признался своему собеседнику, писателю Рустичелло, что воспользовался этой ситуацией во благо себе: «Видел он и слышал много раз, как к великому хану возвращались гонцы, которых он посылал в разные части света; о деле, зачем ходили, доложить, а новостей о тех странах, куда ходили, не умели сказывать великому хану; а великий хан называл их за то глупцами и незнайками и говаривал, что хотелось бы услышать не только об одном том, зачем гонец посылай, но и вестей и о нравах, и об обычаях иноземных. Марко знал все это, а когда отправился в посольство, примечал все обычаи и диковины и сумел поэтому пересказать великому хану обо всем» (Марко Поло, с. 51). Что стоит за интересом великого хана к чужеземным обычаям? Отдавал ли Марко Поло себе отчет в мистической и милитаристской составляющих этого интереса?

На самом деле, речь шла об описании мира во всем его многообразии. Владел миром тот, кто знал его тайны. Космографическая программа Хубилая была продолжением военной экспансии и включала разведывательные экспедиции на Мадагаскар и Занзибар^{31}, на остров Цейлон за сокровищами Будды, на острова Южных морей^{32} и в Страну тьмы – приполярные области Сибири. Владения хана были столь велики, что границы реального мира с неизбежностью растворялись в описаниях мифических стран. Универсум мыслился как каталог географических сведений, последние страницы которого открыты для обновления. Свою карьеру при дворе Хубилая Марко Поло начинал как гонец, способный добывать интересные сведения. По его собственному признанию, «как увидел великий хан, что Марко отовсюду несет ему вестей, зачем посылается, то делает хорошо, все важные поручения в далекие страны стал он давать Марку; а Марко исполнял поручения отменно хорошо и умел рассказывать много новостей да о многих диковинках» (Марко Поло, с. 51). Наглядным доказательством далеких поездок является «Книга о разнообразии мира».

Поверхностный, на первый взгляд, опрос гонцов со всех концов мира указывает на программу с далеко идущими целями. Это была иррациональная по сути своей деятельность, некая производная от имперского универсума, и ее можно рассматривать как альтернативу духовной технике, посредством которой алхимики и мистики искали путь к бессмертию. В пределе внешний и внутренний пути сливались у линии воображаемого горизонта. Видимо, окружение Хубилая и сам хан считали эту линию достижимой, иначе, чем объяснить размах монгольских экспедиций. Двор питал интерес к иррациональному опыту других культур, владевших рецептами продления жизни. Вот каких вестей о чужеземных обычаях жаждал хан.