Текст книги "Золотая Орда. Между Ясой и Кораном. Начало конфликта"
Автор книги: Александр Юрченко
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 26 страниц)
Гадание по трещинам от огня на бараньей лопатке было весьма распространено у средневековых монголов и сохранилось до наших дней[232]232
Mostaert A. Manual of Mongolian Astrology and Divination. Scripta Mongolica. IV. Cambridge, Mass., 1969.
[Закрыть]. Монгольские ханы лично гадали об исходе своих предприятий, хотя при них всегда находились шаманы и китайские астрологи. О гадании Чингис-хана сообщается в надписи стелы на могиле Елюй Чу-цая: «[Чингис-хан] каждый раз перед выступлением в карательный поход непременно приказывал его превосходительству [своему советнику Елюй Чу-цаю] заранее погадать о счастье и бедствии. Император также сжигал баранью бедренную кость, чтобы сличить с ним [результаты]» (Сун Цзы-чжэнь, с. 187).
Южносунский дипломат Чжао Хун (1221 г.) отмечает: «При гадании о счастье и несчастье, наступлении и отступлении, резне и походе каждый раз берут баранью лопатку, разламывают ее в огне железным молотком и смотрят трещины на ней, чтобы решить важное дело. [Это] похоже на [китайское] гадание на черепашьих панцирях{83}» (Мэн-да бэй-лу, с. 79).
Южносунский посол Пэн Да-я, побывавший при дворе хана Угедея в 1233 г., сообщает в своем отчете: «Что касается их гадания, то [татары] обжигают баранью лопатку и определяют счастье или несчастье, смотря по тому, проходят ли трещины на ней [по направлению] туда или обратно. Этим [гаданием] решается все – откажет Небо [в желаемом] или даст [его]. [Татары] сильно верят в это [гадание]. Оно называется "обжиганием пи-па"{84}. Не существует никаких грубых или тонких дел, о которых не производилось бы гадание. Гадание [по какому-либо случаю] непременно повторяется неоднократно. Когда [я, Сюй] Тин вместе со своей партией прибыл в степи с миссией, то татарский правитель несколько раз обжигал пи-па, чтобы погадать, отправлять [ему] обратно или задержать [нашу] миссию. Надо полагать, что [показания] пи-па говорили о том, что следует возвратить [нас] домой, и поэтому [он] должен был отправить [нас] на родину. «Обжигание im-na» – не что иное, как «сверление черепаховых щитков» [у китайцев]» (Хэй-да ши-люе, с. 142–143). Сюй Тин, дополнивший своими наблюдениями отчет Пэн Да-я, говорит о гадании Угедей-хана в 1236 г. О том, что Чингис-хан гадал на бараньей лопатке, пишет Сун Цзы-чжэнь. О гадании, которое совершал хан Мунке, сообщает Вильгельм де Рубрук. В ответственный момент гадал и иль-хан Хулагу. Согласно Рашид-ад-дину, Хулагу и царевичи, готовясь к окружению и штурму Багдада, поступили следующим образом: «по своему обычаю они погадали на бараньих лопатках, повернули и двинулись к западной [стороне] Багдада» (Рашид-ад-дин. Т. III. С. 40). Отметим, что монгольские ханы самостоятельно гадали с помощью бараньей лопатки; Чингис-хан для сличения результатов приказывал также гадать придворному астрологу, буддисту Елюй Чу-цаю. Другими словами, монгольские ханы сами выступали в роли дивинаторов. С учетом практики ханских гаданий возникает вопрос: Берке и его окружение перед началом важных дел гадали на бараньей лопатке или они всецело полагались на Коран? Если же гадания и молитвы каким-то образом сочетались, что не исключено, то мусульманские наблюдатели, скорее всего, отредактировали историю Берке{85}. Ни один Чингизид не в силах был отменить практику гаданий, завещанную предками. В противном случае, придется признать Берке культурным героем, изменившим структуры повседневности кочевой орды.
Таким он и предстает в описании Джузджани, собиравшем слухи о монголах, пребывая в Индии. Рассказ о Берке отрицает ту имперскую и магическую реальность, с которой соприкасались европейские, китайские и армянские наблюдатели. Этот рассказ не подлежит ни проверке, ни критике. Он существует вне времени и пространства.
«Выросши, Берка-хан, чтобы посетить оставшихся в живых и умерших мусульманских святых и ученых, поехал из земли Кипчакской в город Бухару, посетил их, вернулся восвояси и отправил доверенных лиц к халифу. Некоторые заслуживающие доверия люди рассказывают, что он дважды или более облачался в почетные одежды, [присланные ему от] халифа{86} еще при жизни брата его Бату-хана. Все войско его состояло из 30 000 мусульман, и в войске его была установлена пятничная молитва. Люди, заслуживающие доверия, говорят, что во всем войске его такой порядок: каждый всадник должен иметь при себе молитвенный коврик с тем, чтобы при наступлении времени намаза заняться совершением его [намаза]. Во всем войске его никто не пьет вина, и при нем [Берка] постоянно находятся великие ученые из [числа] толкователей [Корана], изъяснителей хадисов, законоведов и догматиков. У него много богословских книг, и большая часть его собраний и собеседований происходит с учеными. Во дворце его постоянно происходят диспуты относительно науки шариата. В делах мусульманства он чрезвычайно тверд и усерден» (Сборник материалов. Т. I. С. 44–45).
Истинная цель хранителей таких сведений заключается в отрицании истории. Отмена или обесценивание истории ведет к созданию утопий. Это защитная реакция на исторические события, полагает Мирча Элиаде. «Для нас важен лишь один вопрос: как можно вынести "ужас истории", стоя на точке зрения историцизма? Оправдывая историческое событие тем простым фактом, что оно так произошло, нелегко будет освободить человечество от ужаса, который это событие внушает. Уточним, что речь идет не о проблеме зла, которая – под каким углом зрения ее ни рассматривай – остается проблемой философской и религиозной, речь идет о проблеме истории как таковой, о «зле», связанном не с природой человека, а с его деятельностью. Хотелось бы, например, знать, как можно выносить и оправдывать мучения и исчезновение стольких народов, страдающих и исчезающих по одной простой причине – что они оказались на пути истории, что они являются соседями империй, переживающих процесс постоянной экспансии и т. д.»[233]233
Элиаде M. Космос и история. M., 1987. С. 134.
[Закрыть].
Глава 8.
Чингизид как ученик шейха
С именем суфийского шейха Сайф-ад-дина Бахарзи (1190–1261) в мусульманских источниках связано обращение Берке. По словам придворного чагатайского историка Джамала Карши, «Берке-хан ибн Тубини-хан – мусульманин, опора мира и религии. Он прибыл в Бухару для совершения паломничества и получения благодати, служа шейху шейхов, полюсу полюсов, тайне Аллаха на земле Сайф ал-Хакк ва-д-дин Са'ид ибн ал-Мутаххар ал-Бахарзи, да освятит Аллах его дух и гробницу» (Джамал ал-Карши, с. 120).
Этой короткой справкой исчерпываются сведения о Берке в главе «Упоминание о монгольских хаканах и изложение их истории». На деле же речь идет о месте Берке не в монгольской, а в мусульманской истории. Берке удостоен высшей похвалы, поскольку стал учеником шейха.
В «Книге назидательных примеров» арабского историка Ибн Халдуна (ум. в 1406 г.) есть небольшой эпизод, героем которого является Берке. Эпизод поражает отсутствием какой бы то ни было логики, бытовой или исторической.
«Ал-Му'аййад сообщает, как он [Берке] принял ислам от Шамс ад-дина ал-Бахарзи, ученика из [числа] последователей Наджм ад-дина Кубра, что ал-Бахарзи жил в Бухаре и послал к Берке предложение принять ислам. Он [Берке] сделался мусульманином и отправил к нему грамоту с предоставлением ему полной свободы делать в прочих его владениях все, что пожелает. Но он [ал-Бахарзи] отказался от этого. Берке отправился в путь для свидания с ним, но он [ал-Бахарзи] не позволил ему войти к нему до тех пор, пока его не попросили об этом его приближенные. Они выхлопотали Берке позволение [войти]; он вошел, снова повторил обет ислама, и шейх обязал его открыто проповедовать его [ислам]. Он [Берке] распространил его между всем народом своим, стал строить мечети и училища (мадраса) во всех своих владениях, приблизил к себе ученых и законоведов и сдружился с ними» (Сборник материалов. Т. I. С. 269–270). Вот такой назидательный пример уничижительного поведения правителя перед лицом святости приводит Ибн Халдун. То же самое произошло в Египте с Байбарсом. Рассказывают, султан отправился в Александрию, чтобы повидать шейха ал-Кыбари. Султану не разрешали войти в дом шейха, и он подчинился. В конце концов шейх согласился благословить Байбарса[234]234
Амин аль-Холи. Связи между Нилом и Волгой в XIII–XIV вв. М., 1962. С. 37–38. Прим. 41.
[Закрыть].
Весь эпизод выполнен в жанре благочестивой новеллы. Однако этот литературный фантом рассматривают как реальный факт. Такое насилие над текстом возможно при отказе от исторической критики источника. Как правило, вместо исследований корпуса мусульманских известий о статусе ислама в Золотой Орде мы обычно видим ту или иную интерпретацию цитат из сочинений средневековых авторов. Жанр толкований не позволит выйти из тупика. В первую очередь, это относится к марксистским интерпретациям, которые являются зеркальным отражением теологического дискурса. Грезы ислама переводятся на язык политической необходимости. Одна маска сменяет другую. В этих упражнениях интересны не смыслы, а методы.
Обратимся к публикации А. Ю. Якубовского 1950 года. Имеют ли размышления востоковеда над рассказом Ибн Халдуна хоть какое-либо отношение к историческим реалиям Золотой Орды? Вопрос неуместен, поскольку у автора особая задача, мало связанная с событиями XIII века. А. Ю. Якубовский вершит суд над расчетливым политиком Берке на фоне поразительных декораций. Согласно новой директиве, всю недвижимость в Золотой Орде захватили мусульмане, а кочевая орда исчезла за ненадобностью.
«Несколько подробностей в рассказах мусульманских авторов об обращении Берке-хана в ислам характеризуют его как расчетливого политика. Мусульманское духовенство, держа в своих руках не только религиозный авторитет, но и огромные богатства, состоящие в доходах как 9 поместий, так и с недвижимого имущества в городах, стремилось захватить в свои руки побольше власти, для чего старалось всеми способами подчеркнуть свое превосходство в некоторых случаях над светской властью. Особенно это проявлялось в отношении к новообращенным. Арабские историки, как Ибн Халдун, ал-Айни и другие, рассказывают, что известный бухарский шейх ал-Бархази, который обратил Берке-хана в мусульманство, заставил его, приехавшего специально для свидания с шейхом, простоять у ворот своей ханаки три дня, прежде чем принял его. Могущественный правитель (тогда еще, правда, влиятельный царевич), каким был Берке-хан, сумел подавить в себе чувство униженного ханского достоинства и этим подчеркнуть перед всем мусульманским миром свой пиетет и преклонение перед авторитетом ислама. Если этот рассказ верен, – а у нас нет оснований ему не доверять, – то он подчеркивает, что Берке-хан был настолько умен и дальновиден, что был способен подавить в себе из политического расчета личное и ханское самолюбие, а ведь не надо забывать, что в это время Золотая Орда была фактически распорядителем всей политической жизни в областях между Амударьей и Сырдарьей, да и дальше. Судя по русским летописям, Берке-хан был суровым правителем, требовавшим беспрекословного себе повиновения»[235]235
Греков Б. Д., Якубовский А. Ю. Золотая Орда и ее падение. М.; Л., 1950. С. 81.
[Закрыть].
А. Ю. Якубовскому удалось разоблачить суть благочестивой новеллы и вывести на суд истории расчетливого политика Берке. Что мог поделать монгольский царевич перед лицом могущественного духовенства, – разве что продемонстрировать свою суровость русским князьям.
По мнению же Г. Г. Галиахметовой в рассказе о том, как Берке принял ислам от Шамс ад-дина ал-Бахарзи, заключены глубокие смыслы, причем настолько глубокие, что озаботиться критикой источника не представляется возможным. Средневековый фантом породил достойное продолжение. По очевидной причине я не берусь комментировать аналитику, приведенную ниже.
«Совершенный Берке ханом религиозно-политический акт, по-видимому, может быть объяснен как психологическими факторами, так и практическими соображениями. Один из психологических факторов может быть сведен к относительной близости совершения ритуальной процессии у шаманов и у суфиев-практиков (членов братств) с применением различных средств для достижения трансперсонального состояния. Практические же соображения заключались, видимо, в том, что Берке хан, демонстрируя позицию "центриста", пытался соединить и приумножить идеологическое единство империи, унаследованной от Чингис-хана, с традициями ислама. Полагаем, что принятие ханами Золотой Орды ислама у его мюрида стало возможным не столько из-за известного авторитета эпонима и внутреннего озарения Берке хана (хотя этот момент нельзя исключать, поскольку источники боготворят его праведность), сколько из-за проводимого Берке ханом курса внутренней и внешней политики Улуса Джучи. Поход Берке хана к ученику Наджм ад-дина Кубра Сайфетдину Бахарзи для получения благословения от него на правление Золотой Ордой был безотлагательным в силу значимости его для той реальности, которая существовала в этом огромном регионе еще задолго до прихода монголов, и тем более для ее дальнейшего укрепления и развития, создавая тем самым временной коридор баланса между этими реальностями за счет встречи близких друг другу традиций»[236]236
Галиахметова Г. Г. Ислам в Золотой Орде: традиции религиозного опыта. Казань, 2007. С. 69–70.
[Закрыть]. После того как укреплена реальность, можно перейти к более простым вещам.
В большинстве нынешних исследований вопрос о ментальных характеристиках мусульманских историков обычно не задается. Сообщаемые ими сведения принимаются за исторические факты, которые подлежат лишь толкованию в реалистичном ключе. В качестве примера приведу отрывок из статьи А. Н. Иванова «К вопросу о причинах принятия ислама золотоордынским ханом Берке». Обратим внимание на то, какие «события» автор обозначает словом «факт». И вновь звучит мотив унижения Берке. Независимо от того, имела ли место в действительности встреча Берке с шейхом или это благочестивый вымысел, уничижительного умысла в поступке шейха нет. Трехдневное ожидание ученика перед обителью учителя было испытанием веры, инициацией перед следующей ступенью на духовном пути к Абсолюту{87}. Вопрос в другом: был ли Берке таким учеником?
«Все противоречия в известиях мусульманских авторов носят частный характер, – полагает А. Н. Иванов, – В целом же сообщение Ибн Халдуна, с некоторой корректировкой, может быть признано достоверным. Однако Ибн Халдун (как и другие упоминавшиеся нами средневековые историки) так и не дает ответа на вопрос о мотивах принятия ислама Берке: хотя проповедь ал-Бахарзи и оказала серьезное влияние на Берке как мусульманина, побудительным мотивом его обращения в ислам она не была. О том, что царевич был предрасположен к, исламу еще до контактов с ал-Бахарзи, говорит целый ряд фактов. Во-первых, сам факт обращения шейха именно к Берке говорит об изначальной предрасположенности к исламу золотоордынского царевича. Об, этом же свидетельствует та быстрота, с которой Берке согласился на предложение шейха. Весьма показательно в этом отношении поведение Берке во время посещения ал-Бахарзи. Готовность хана пойти на достаточно унизительную процедуру ожидания приглашения войти в ханаку совершенно нетипична для представителя правящего рода Монгольской империи и красноречиво свидетельствует об искренности и зрелости его религиозных убеждений. В связи с этим определенный интерес представляет сообщение Джузджани, ранее практически не использовавшееся. В его сочинении "Табакат-и Насири" ("Насировы разряды"), работа над которым была завершена еще при жизни Берке, в 658 г. хиджры (1260 г.), по интересующему нас вопросу говорится следующее: "Люди заслуживающие доверия, рассказывали, что этот Берка родился во время завоевания земель мусульманских. Когда мать родила Берка, то Туши, отец его, сказал: "Сына этого отдайте мусульманской кормилице, пусть мусульманин обрежет пуповину его, пусть он сосет молоко мусульманское, чтобы сделаться мусульманином, ибо я сына своего сделал мусульманином". Отсутствие интереса к данному известию, по-видимому, объясняется несовпадением указанной даты рождения Берке с общепринятой версией, согласно которой он, будучи третьим сыном Джучи, не мог быть много младше второго сына – Бату»[237]237
Иванов А. Н. К вопросу о причинах принятия ислама золотоордынским ханом Берке//Золотоордынская цивилизация. Сб. статей. Казань, 2009. Вып. 2. С. 105.
[Закрыть].
Вопреки утверждению А. Н. Иванова, интерес к этому эпизоду проявили И. Вашари и Д. ДеВииз, а, во-вторых, остался без разъяснения вопрос: имели ли слухи о желании Джучи видеть своего сына мусульманином место в действительности? Как показано в исследовании И. Вашари эпизод с мусульманской кормилицей является фольклорным сюжетом. Поскольку статья И. Вашари игнорируется в отечественной историографии, предлагаю восполнить этот досадный пробел и привожу полный перевод этой статьи.
«История и легенда» в обращении в ислам хана Берке (И. Вашари){88}
История как устное и письменное предание всегда была подвержена толкованию современниками, так и последующими поколениями. В результате лишь незначительное число фактов (если вообще таковые имеются) можно понять без представлений о той эпохе, когда они были записаны. Если поместить историческую традицию в соответствующий культурный контекст, каждый ее уровень может получить должное смысловое значение. Легендарное отображение событий свойственно как христианской, так и мусульманской средневековой историографии, но это не означает, что попытки извлечь из этих источников важные исторические сведения, обречены на провал. Эпоха позитивизма обычно недооценивала и преуменьшала значимость легендарных представлений, поскольку основывалась на вере в существование голых фактов, не зависимых от времени и места. Выдающийся ученый В. В. Бартольд писал: «До понимания различия между историей и легендой из всех тюркских народов дошли только османы; уйгуры, по-видимому, не имели исторических сочинений в настоящем смысле слова. Естественно, что сведения об истории монголов, заимствованные историками из монгольских и уйгурских источников, имеют чисто легендарный характер»[238]238
Barthold W. Turkestan Down to the Mongol Invasion, 2nd ed. E. J. W. Gibb Memorial. London, 1925. P. 52. Цит. по: Бартольд В. В. Туркестан в эпоху монгольского нашествия//Сочинения. М., 1963. Т. I. 100–101.
[Закрыть]. Легенды – также часть истории, и я бы воздержался от столь суровой оценки их исторической значимости; их следует принимать как факты, увиденные через призму своей эпохи, а не как ложь, противопоставленную правде, что часто случалось в трудах позитивистского направления «Geschichte und Sage», т. е. «история и вымысел»[239]239
К примеру: Moravcsik J. Attilas Tod in Geschichte und Sage//Körösi Csoma Archivum 2. 1926–1932. P. 83–116.
[Закрыть], где это был излюбленный девиз, словно бы легенда не является частью исторической правды; на деле это «правда», но другого уровня.
В этой статье я попытаюсь проследить фактологическое и легендарное отображение одного исторического события, а именно – обращение в ислам Берке, четвертого хана Золотой Орды. Обращение Берке часто упоминается в трудах по общей истории[240]240
I. von Hammer-Purgstall. Geschichte der Goldenen Horde in Kiptschak, das ist: der Mongolen in Rußland. Pesth, 1840. S. 144–181 (specially s. 150, 162); Howorth H. H. History of the Mongols from the 9th to the 19th century. 4 vols. London, 1880. T. II/1. P. 103–125 (specially p. 105); Spuler В. Die Goldene Horde. Die Mongolen in Rußland 1223–1502. Leipzig, 1943. S. 33–52, 213–214; Греков Б. Д., Якубовский А. Ю. Золотая Орда и ее падение. М.; Л., 1950. С. 80–82; Vernadsky G. The Mongols and Russia. New Haven, 1953. P. 151–163; Kafali M. Hanli inin kurulu ve yiikseli devirleri. Istanbul, 1976. P. 54–59. См. также: Гатин M. С. Проблемы истории Улуса Джучи и позднезолотоордынских государств Восточной Европы в немецкой историографии XIX–XX вв. Казань, 2009. С. 238–247 (приложение № 2. Бертольд Шпулер. Золотая Орда); Шпулер Б. Мусульманский мир: исторический обзор/Пер. с англ. А. Арслановой//Идель. Казань, 2002, № 9. С. 42–45. – Доп. А.Ю.
[Закрыть], но подробно рассматривается лишь в двух исследованиях. Жан Ришар представил обзор источников и оценку этого события[241]241
Richard J. La conversion de Berke et les debuts de l'islamisation de la Horde d'Or//Revue des etudes islamiques 35. 1967. P. 173–184.
[Закрыть]; важные материалы по этому предмету добавил Девин ДеВииз[242]242
DeWeese D. The Kashf al-Khudä of Kamal ad-Din Husayn Khorezmi: A Fifteenth-Century Sufi Commentary on the Qasidat al-Burdah in Khorezmian Turkic (Ph. D. dissertation, Indiana University Bloomington, 1985). P. 25–38, 97–101.
[Закрыть]. Как уже сказано, свою главную задачу я вижу в различении уровней исторической традиции.
Берке, младший брат Бату-хана, стал четвертым ханом Золотой Орды в 1257 г., после недолгих правлений Сартака и Улагчи. Давно установленный факт, что Берке был первым из всех монгольских правителей, кто принял ислам и начал насаждать мусульманство в Золотой Орде. И хотя ислам занял прочные позиции в Золотой Орде только при Узбеке (1312–1342), обращение Берке имело важнейшее историческое значение и расценивалось как таковое его современниками[243]243
Усманов M. А. Этапы исламизации Джучиева Улуса: мусульманское духовенство в татарских ханствах XIII–XVI веков//Духовенство и политическая жизнь на Ближнем и Среднем Востоке в период феодализма. М., 1985. С. 177–185.
[Закрыть]. Неслучайно, крайний энтузиазм в связи с обращением Берке выражен в источниках мамлюкского Египта, поскольку этот шаг позволял Египту создать политический союз с Золотой Ордой против персидских ильханов. Об обращении Берке сообщает большинство арабских египетских историков, и это драгоценные свидетельства современников. Персидские историки, с другой стороны, не имевшие оснований восторгаться Берке, не приводят сколь-нибудь существенных данных относительно его обращения (Рашид-ад-дин, Вассаф, Хамдаллах Казвини, «Та'рих-и Шайх Увайса»[244]244
Абу Бакр ал-Кутби ал-Ахари (история шейха Увейса)/Пер. с перс, и предисл. М. Д. Кязимова, В. 3. Пириева; Баку, 1984. – Доп. А.Ю.
[Закрыть], Му'ин ад-дин Натанзи и другие). Два важных исключения из этого ряда составляют Джузджани и анонимный труд «Шаджарат ал-атрак» («Родословие тюрков»). Джузджани жил в Индии, где и завершил свою знаменитую всемирную историю, «Табакат-и Насири», в 658 г.х. (1259–1260 гг.). Он был единственным персидским писателем, не состоявшим на монгольской службе и, соответственно, отличавшимся резким анти-монгольским настроем. Современник Берке и ревностный мусульманин, он записал крайне ценные сведения о вере Берке, которых нет ни в одном другом источнике[245]245
О жизни и сочинении Джузджани см.: The Encylopaedia of Islam, New edition. Vol. II. 1965. P. 609. Издание персидского текста: Tabaqat-I Nasiri of Aboo 'Omar Minhäj al-Din 'Othman, ibn Siraj al-Din al-Jawzjani/ ed. by Captain W. Nassau Lees et al. Calcutta, 1864; Английский перевод: Tabakat-i Nasiri: A General History of the Muhammadan dynasties of Asia, including Hindusten – from A. H. 194 (810 A. D.), to A. H. 658 (1260 A. D.)… by the Maulana Minhay ud-Din Abu Umar-i-Usman /Transl. from original Persian Manuscripts. H. G. Raverty. Calcutta, 1881. Vol. 1–2.
[Закрыть].
Анонимное произведение «Шаджарат ал-атрак» представляет собой позднее сокращение утраченного труда «Та'рих-и арба улус», долгое время приписывавшегося самому Улугбеку, но, вероятно, написанному просто при его дворе. «Шаджарат ал-атрак», скорее всего, был создан в начале XVI в., в эпоху узбеков, поскольку в нем мы видим откровенно тенденциозное отношение к Джучидам. В любом случае, здесь содержится интересная информация, почерпнутая из местных тюркских хроник, написанных уйгурским письмом в эпоху Тимуридов[246]246
О «Шаджарат ал-атрак» и «Та'рих-и арба улус» см.: Бартольд В. В. Туркестан в эпоху монгольского нашествия//Сочинения. М., 1963. Т. I. 105–106; Бартольд В. В. Улугбек и его время//Сочинения. М., 1964. Т. II. Ч. 2. 141–142; Ахмедов В. А. Улугбек и его исторический труд «Тарих-и арба' улус»//Из истории науки эпохи Улугбека. Ташкент, 1979. С. 29–36; отрывки из «Шаджарат ал-атрак», относящиеся к истории Золотой Орды, переведены В. Г. Тизенгаузеном: Сборник материалов, относящихся к истории Золотой Орды. Т. II. М.; Л., 1941. С. 202–209.
[Закрыть].
Наконец, следует упомянуть еще два тюркских источника. «Чингис-наме» Утемиш-хаджи было написано в 1558 г. в Хорезме. Автор опирался на устную традицию Джучидов и сохранил интересные подробности, отсутствующие в других источниках[247]247
Известно две рукописи сочинения Утемиш-хаджи; одна хранится в Ташкенте (Институт востоковедения АН Республики Узбекистан, № 1552, V, л. 36а–59а), другая – в частной библиотеке Зеки Валиди Тогана в Стамбуле. О ташкентской рукописи см. также: Бартольд В. В. Отчет о командировке в Туркестан (летом 1902 г.)//Сочинения. М., 1973. Т. VIII. С. 164–169. Издание текста: Утемиш-хаджи. Чингис-наме/Факсимиле, пер., транскрипция, текстол. примеч., исследование В. П. Юдина. Коммент. и указ. М. X. Абусеитовой. Алма-Ата, 1992.
[Закрыть]. Многое из хроники Утемиш-хаджи было включено в крымскую хронику XVIII в. «Умдат ат-таварих», которую написал Абд ал-Гаффар Кирими[248]248
ал-Хаджж Абд ал-Гаффар Кирими. Умдат ат-таварих. Стамбул, 1343/1924–1925. Об авторе и его сочинении см.: Babinger F. Die Geschichtsschreiber der Osmanen und ihre Werke. Leipzig, 1927. S. 280.
[Закрыть]. Эти четыре источника (два персидских, один чагатайский и один османский) особенно богаты материалом, относящимся к мусульманской традиции, повествующей об обращении Берке.
Все мусульманские источники (арабские, персидские и тюркские) единодушно сходятся в том, что Берке был настоящим мусульманином. Но как только речь заходит о дате его обращения, начинается неопределенность. Разброс мнений значителен, по одним данным, это произошло еще в детстве, а по другим – после его воцарения в 1257 г. Последнее мнение, высказанное Абу-л-Гази, можно сразу же отвергнуть; он единственный и, к тому же, поздний автор (XVII в.), который относит обращение Берке к 1257 г.[249]249
Histoire des Mogols et des Tatares, par Aboul-Ghazi Вehadour Khan, publiee, tradfiiite et annotee par le baron Desmaisons. Saint-Petersbourg, 1871. P. 172. Ибн Халдун (ум. в 1406 г.), со ссылкой на летопись ал-Му'аййада, властителя Хдмата, пишет, что обращение Берке произошло в его царствование, см.: Сборник материалов относящихся к истории Золотой Орды. Т. I. С. 379. Если же обратиться за сведениями к Ибн ал-Хакиму, пишет Ибн Халдун, то узнаем, что обращение совершилось при жизни Бату, который умер, как известно в 1256 г.
[Закрыть] Этой дате противоречат все остальные источники. Убедительное свидетельство содержится в книге Вильгельма де Рубрука, который 12 апреля 1252 г. отправился из Константинополя в путь к Сартаку, Бату и великому хану Мунке и вернулся на Кипр 16 июня 1255 г. При дворе Бату брат Вильгельм был в 1253 г. Он пишет, что Берке, брат Бату, имеет кочевья у Железных Ворот на Кавказе, через которые мусульмане из Турции и Персии направляются к Бату. Берке выдает себя за мусульманина и не позволяет при своем дворе есть свинину. На обратном пути брат Вильгельм узнал, что Бату приказал Берке передвинуться на восток за Волгу (Etilia), так как хан не. хотел, чтобы мусульманские послы проходили по землям Берке. Очевидно, к тому времени Берке чересчур далеко зашел в своем общении с мусульманами и стал забирать себе лучшую часть даров, предназначавшихся Бату{89}. В любом случае, Берке, судя по всему, уже был мусульманином к 1253 г., и эту дату нужно считать terminus ante quem его обращения.
Что касается дальнейших подробностей, то ал-Умари утверждает, что Берке принял ислам после воцарения Мунке, то есть после 1251 г. Известно какую важную роль сыграл Берке при восшествии на трон его племянника Мунке. По сведениям ал-Умари, на обратном пути из Монголии, после интронизации Мунке, Берке оказался в Бухаре, где и стал мусульманином[250]250
Cборник материалов, относящихся к истории Золотой Орды. Т. I. С. 246; см. также: Das Mongolische Weltreich: Al-'Umari's Darstellung der mongolischen Reiche in seinem Werk Masälik al-absär wa mamälik al-amsär, ed. K. Lech. Wiesbaden, 1968. (Asiatische Forschungen, Bd. 22). S. 101.
[Закрыть]. Ал-Умари заимствовал эти сведения у некоего шейха Шамс ад-дина ал-Исфахани, который рассказал ему историю Чингизидов. Этот же рассказ повторяет ал-Калкашанди[251]251
Сборник материалов, относящихся к истории Золотой Орды. Т. I. С. 397, 406.
[Закрыть]. (К роли, которую играет в этом рассказе Бухара, мы вернемся позже.) В противоположность ал-Умари и ал-Калкашанди, аз-Захаби относит это событие, посещение Берке Бухары и его обращение в ислам, к сороковым годам XIII века (sana nayyif wa arba'in)[252]252
Сборник материалов, относящихся к истории Золотой Орды. Т. I. С. 202, 205.
[Закрыть]. Какая из этих временных привязок верна, определить с уверенностью невозможно. Таким образом, мы получаем большой временной промежуток с 1240 по 1253 г. Кроме того, известен рассказ о послах Берке, прибывших ко двору Шамс ад-дина Ильтутмиша, султана Дели, в 631 г.х. (1233–1234 г.). По словам Джузджани, послы не были приняты государем, которыйчотправил их в Каливар. В конце концов, в царствование султанши Разийи их направили в Каннудж (634–637 г.х. = 1236–1240 гг.), где они и умерли. По свидетельству Джузджани, эти послы были мусульманами[253]253
Tabaqat-I Näsiri of Aboo 'Omar Minhäj al-Din 'Othman, p. 446.
[Закрыть]. Хотя этот рассказ содержит интересные подробности о внешней политике Берке в 1230-х годах, из него нельзя извлечь непосредственных данных о его мусульманстве. Мы можем заключить лишь то, что мусульманские симпатии Берке и его ориентация на мусульманские державы, должно быть, зародились уже в юности, в довольно раннее время. На этом заканчивается обзор исторических материалов, а то, что последует далее, очевидно, относится к области мусульманских легенд. От исторических фактов мы переходим к фактам легендарным.
Мусульманское сознание не довольствовалось тем обстоятельством, что Берке принял ислам будучи взрослым, и перенесло принятие ислама на его юность и даже детство. Джузджани снова предлагает нам интересные сведения. Он ссылается на людей, достойных доверия (tiqаt), которые сообщили, что Берке родился во время завоевания мусульманских стран. В другом месте Джузджани утверждает, что Берке родился в Китае или в Кипчакских землях или в Туркестане, когда его отец Джучи (Tüshi) завоевывал Хорезм, и войско находилось в землях саксинов, булгар и саклабов. В данном случае Джузджани или его информанты, пытаясь отнести рождение Берке ко времени монгольского завоевания Хорезма, грубо ошиблись. По сведениям ал-Муфадцаля, в 1264 г. Берке было 56 лет, так что он родился, скорее всего, в 1208 г., задолго до монгольского завоевания Хорезма в 1219–1221 гг. После рождения Берке – продолжает свое повествование Джузджани – его отец Джучи приказал передать ребенка мусульманской кормилице, чтобы она обрезала его пуповину и вскармливала его мусульманским молоком. Джучи поступил так, чтобы его сын стал мусульманином. Если этот рассказ верен – замечает Джузджани с легким налетом скепсиса – то пусть Аллах облегчит его страдания в аду.
В анонимном сочинении «Шаджарат ал-атрак» изложена близка версия этой легенды. «Берке-хан был мусульманин. В некоторых историях упоминается, что Берке-хан родился от матери уже мусульманином, так что в момент рождения, сколько ни хотели дать ему молоко, он не брал молоко своей матери, пока одна из женщин-мусульманок не дала ему молоко и не вскормила»[254]254
Сборник материалов, относящихся к истории Золотой Орды. Т. II. С. 264, 205.
[Закрыть]. Чудесные события в младенчестве будущего святого или героя характерны для агиографических сочинений. Мотив чудесного происшествия в момент вскармливания младенца часто встречается как в мусульманской, так и в христианской агиографии. Известный прототип этого мотива у тюрков обнаруживается в легенде об Огуз-кагане, эпонимическом герое огузских племен. Младенец Огуз отказывался брать материнскую грудь три дня и три ночи. Затем он явился матери во сне и сказал, что она сможет его кормить, если она искренне обратится в ислам{90}. Стоит отметить, что в варианте Джузджани положительным героем является не ребенок, а его отец, который удостаивается высших похвал, тогда как вариант, представленный в «Шаджарат ал-атрак», носит отчетливые следы влияния легенды об Огуз-кагане. Вообще говоря, это сочинение и в других отношениях несет печать тюркского фольклора, распространенного среди племен, живших на землях Джучидов.
Хотя в источниках содержатся противоречивые указания о времени обращения Берке, в то же время видим удивительное единодушие в том, что касается места этого события. Аз-Захаби, ал-Умари, ал-Калкашанди, ал-Джузджани, «Шаджарат ал-атрак» и Джамал ал-Карши единодушно утверждают, что Берке отправился в Бухару, чтобы встретиться с великим шейхом того времени Сайф-ад-дином ал-Бахарзи, учеником знаменитого Наджм-ад-дина Кубра[255]255
Сборник материалов, относящихся к истории Золотой Орды. Т. I. С. 202, 205, 223, 245, 397, 406; Т. II. С. 17, 19, 264–265; Бартольд В. В. Туркестан в эпоху монгольского нашествия//Сочинения. М., 1963. Т. I. С. 136, 159.
[Закрыть]. Согласно аз-Захаби, Берке отправился в Бухару из Саксина близ Волги. Слова ал-Бахарзи произвели на Берке огромное впечатление, и он обратился в ислам. Ал-Калкашанди и ал-Джузджани утверждают, что Берке принял ислам из рук ал-Бахарзи{91}. В рассказе Абд ал-Гаффара Кирими Берке сначала приезжает в Сыгнак, так как он был вынужден бежать от своих родственников и эмиров, считавших его глупцом из-за его мусульманских симпатий{92}. На общем фоне выделяется Абу-л-Гази, поскольку он единственный, кто утверждает, что Берке познакомился с исламом в Сарайчике при помощи двух людей, пришедших из Бухары. Наконец, ал-Джузджани замечает, что в детстве Берке обучение Корану происходило в Ходженте, у одного из имамов этого города[256]256
Сборник материалов, относящихся к истории Золотой Орды. Т. II. С. 16.
[Закрыть]. Как бы то ни было, считать ли туманные сообщения о Сыгнаке, Сарайчике и Ходженте исторически верными или нет, Бухара сыграла исключительную роль в обращении Берке. В двух серьезных источниках упоминается, что инициатором его обращения был ал-Бахарзи, и эти утверждения кажутся заслуживающими доверия. Ибн Халдун и Бадр-ад-дин ал-'Айни сообщают, что именно ал-Бахарзи первым послал одного из своих учеников к Берке с проповедью ислама, который хан и принял[257]257
Сборник материалов, относящихся к истории Золотой Орды. Т. I. С. 367, 379, 476, 507.
[Закрыть]. Последующая поездка Берке в Бухару, вероятно, явилась прямым следствием этой успешной проповеди. Что касается обстоятельств поездки Берке к ал-Бахарзи, до нас дошла смесь из легендарных фрагментов и достоверных исторических подробностей. После обращения Берке отправил ал-Бахарзи ярлык, в котором подтверждал право шейха на собственность. Повествование ал-'Айни содержит вымышленный диалог, призванный подчеркнуть аскетичность великого суфия. Посланник Берке передал ал-Бахарзи от своего господина верительную бирку (пайцзу). Бахарзи спросил: «Что это такое?» Тот ответил: «Это будет в руках шейха служить для охранения всякого, на ком оно будет находиться». Тогда шейх сказал: «Привяжи это к ослу и затем пошли его (осла) в степь; если оно охранит его от погибели (или волков?), то я приму его; но если оно не защитит его, то нет в нем никакого прока для меня», и отказался принять его. Услышав об отказе, Берке решил лично повидать шейха. Однако ал-Бахарзи подверг его новому испытанию, заставив прождать три дня перед воротами. Наконец, поддавшись на уговоры учеников, шейх согласился принять татарского князя. Далее в рассказе появляется следующий легендарный эпизод, указывающий на мистицизм ал-Бахарзи. Шейх был полностью скрыт под покрывалом и не раскрыл своего лица. Берке вложил ему в руки пищу, и тот съел ее. Тогда Берке повторил перед ним свой ислам и вернулся домой. Эти два рассказа дополняют друг друга. Я полагаю, что Берке мог питать симпатии к исламу с самого раннего возраста, но окончательное его обращение и переход в ислам, вероятно, связаны с Бухарой и Сайф-ад-дином ал-Бахарзи[258]258
Richard J. La conversion de Berke, p. 177. Ришар пришел к тому же самому заключению.
[Закрыть].
Скажем несколько слов об ученом шейхе ал-Бахарзи[259]259
См. также: F. Köprülü: EI IV, р. 79; Iradj Afshär. Sayf ad-Din Bäharzi, Madjalla-I Dänishkada-I Adabiyät-I Dänischgäh-I Tihrän 9/4. 1341/1960. P. 28–744; Saif-al-Din Bakharzi//A Locust's Leg. Studies in Honour of S. H. Taqizaden. London, 1962. P. 21–27.
[Закрыть]. Он пришел, как показывает его нисба, из Бахарза в современном Афганистане. Он отправился в Хорезм, чтобы учиться у знаменитого мистика Наджм ад-дина Кубра, который позднее отправил его в качестве одного из своих заместителей (khalifas) в Бухару. Его пребывание в Хорезме дало повод для гордости хорезмийцам, ибо Абд ал-Гаффар Кирими, опиравшийся на хорезмийскую традицию, именует его Сайф-ад-дином Хорезми[260]260
Abd al-Ghaffаr, ed. Necip Asim, p. 22.
[Закрыть]. Ал-Умари и Ибн Халдун называют его Шамс ад-дином, что не подтверждается другими источниками, поэтому, вероятно, это ошибка двух этих авторов. В Бухаре Сайф-ад-дин ал-Бахарзи стал известнейшим суфием. Его слава дошла и до монгольских правителей. Соркуктани-беги, мать каана Мунке, как сообщают, поддерживала мусульманских имамов и шейхов, несмотря на то, что сама была христианкой. Она пожертвовала тысячу балышей на строительство медресе в Бухаре и назначила Сайф-ад-дина ал-Бахарзи мутавалли вакфа, приписанного к медресе. Эти события произошли не позднее 1252 г., года смерти Соркуктани-беги[261]261
The Tarikh-i-Jahan-Gushä of Ala 'ud'-Din Ata Malik-i Juwaini (Composed in A. H. 658 A. D. 1260) /Edited by Mirza Muhammad ibn Abdul-Wahhab-i-Qazwini. Leyden; London, 1916. P. 256; The History of the World-Conqueror by Ala-ad-Din Ata-Malik Juvaini/Transl. from the text of Mirza Muhammad Qazwini by John Andrew Boyle. Vol. II. Manchester, 1958. P. 552–553.
[Закрыть]. По сведениям самого надежного источника, Ашджар ва асмар Али-шаха Хорезми, этот выдающийся шейх ал-ислам умер 24 дулкада 659 г. хиджры (20 октября 1261 г.).
