Текст книги "Золотая Орда. Между Ясой и Кораном. Начало конфликта"

Автор книги: Александр Юрченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 26 страниц)

Часть 4.
Трудности перевода

Современные историки реконструируют внешний ход событий, полагая, что в этом и заключается смысл истории. Война Чингисхана с мусульманским миром не сводима только к битвам людей, – сталкивались мифологемы. Средневековые описания этих событий, как правило, воспроизводят ту мифологему, что придает событиям смысл.

Несторианскому сюжету о небесном воинстве Чингис-хана соответствует персидский вариант, где Чингис-хан ожидает помощи от ангелов и дивов. В изложении Рашид ад-дина, Чингис-хан, поднявшись на холм (символ Мировой горы), обращается к космическим силам исламской мифологии. Когда такие тексты используют для иллюстрации харизматической роли монгольского лидера[320]320
  Крадин Н. Н., Скрынникова Т. Д. Империя Чингис-хана. М., 2006. С. 314.


[Закрыть], возникает вопрос: какой картине мира они соответствуют – персидской или монгольской? Очевидно, что картина сшита из двух ментальных фрагментов и ключевая нагрузка приходится на мусульманский фрагмент. В этом и есть предмет исторической географии политического мифа. Поскольку миф конструируется персами-мусульманами, Чингис-хан с неизбежностью ищет поддержку у пери и дивов. Ментальная достоверность этого сообщения равна достоверности несторианской легенды, согласно которой Чингис-хану помог Владыка неба и земли.

«В то время когда Чингис-хан предпринял поход на владения Хитая и выступил на войну против Алтан-хана, он один, согласно своему обыкновению, поднялся на вершину холма, развязал пояс и набросил его на шею, развязал завязки кафтана [каба], встал на колени и сказал: "О господь извечный, ты знаешь и ведаешь, что ветром, [раздувшим] смуту, был Алтан-хан и начало распре положил он. Он безвинно умертвил Укин-Баркака и Хамбакай-каана, которых племена татар, захватив, отправили к нему, а те были старшими родичами отца моего и деда, я же домогаюсь их крови, лишь мстя [им]. Если ты считаешь, что мое мнение справедливо, ниспошли мне свыше в помощь силу и [божественное] вспоможение и повели, чтобы с высот ангелы и люди, пери и дивы стали моими помощниками и оказывали мне поддержку!" С полнейшим смирением он вознес это моление; затем сел на коня и выступил. Благодаря [своей] правоте и верному намерению, он одержал победу над Алтан-ханом, который был столь могущественным и великим государем, многочисленности войска, обширности страны, неприступным крепостям которого нет предела, и его владения и его дети очутились во власти [Чингис-хана]!» (Рашид ад-дин. Т. I. Кн. 2. С. 263). Чингис-хан надеется на помощь воинства пери и дивов. Он ведет себя как древний персидский царь доисламской эпохи. Он предстает великим язычником, который не слышал имени Аллаха. Для расшифровки этого сюжета я отсылаю к исследованию П. В. Башарина о войнах в мусульманской демонологии (см. ниже). Это исследование дает важные контексты для уяснения особенностей того культурного пространства, в которое вторглись монголы со своими преданиями, обычаями и священнодействиями. Вопрос ставится так: передает ли персидский текст монгольскую реальность без тотальных искажений?

Один из сыновей Кабул-хана, третьего предка Чингис-хана, гонцам, которые приехали с вызовом на сражение, заявил следующее: «У меня на левом крыле находится [мой] старший брат бахадур, по имени Кутула-каан, из земли Гуркутас, обители дивов; по сравнению с силой его голоса, эхо тех высоких гор покажется слабым, от силы руки его слабеет лапа трехгодовалого медведя, от стремительности его нападения вода трех рек начинает волноваться, и от раны, [нанесенной] его ударом, дети трех матерей начинают плакать. А на левом крыле у меня находится сват, по имени Ариг-чинэ; когда он охотится в дремучем лесу, он хватает серого волка за лапу и ударяет [его] оземь, он отгрызает голову и лапы леопарда и проламывает голову и переламывает шею тигра, а родом он из земли Адар-джубур, которая тоже обитель дивов» (Рашид-ад-дин. Т. I. Кн. 2. С. 39).

Е. Э. Бертельс показывает как изменялось значение слова пари (заимствовано в русский как пери) в персидском литературном языке X–XV вв. Начиная с эпохи «Шахнаме» в персидской поэзии и фольклоре пари – эфирная женщина, очень красивая, необыкновенно привлекательная, во всем противоположная дэвам. В арабско-персидском словаре Замахшари (ум. 1143) «Мукадцимат ал-адаб» против арабского слова джинни стоит перевод пари, а арабское слово шайтан передано персидским див, т. е. «дэв», иблис переведен словом михтар-и парийан 'глава пери'[321]321
  Бертелъс Е. Э. Пери//Культура и искусство народов Средней Азии в древности и средневековье. Л., 1979. С. 124. Ср.: Бертелъс А. Е. Художественный образ в искусстве Ирана IX–XV вв. (Слово, изображение). М., 1997. С. 141–153.


[Закрыть]. В персидском романе XIII–XIV вв. «Пол и Санаубар» описана сказочная страна Шабистан, где правит Прекрасная Гул-пери, царица пери[322]322
  Жирмунский В. М., Зарифов X. Т. Узбекский народный героический эпос. М., 1947. С. 287–288.


[Закрыть].

Область представлений средневековых монголов о шаманах остается недоступной для адекватного понимания, поскольку все известия на эту тему принадлежат авторам, имеющим иную культурную и религиозную ориентацию. Вот, например, сведения Рашид-ад-дина  о правителе найманов, доившем дивов: «У большинства государей найманов титулом было кушлук-хан, либо буюрук-хан. Смысл [слова] кушлук – «весьма сильный» и «владыка». Найманы твердо убеждены в том, что Кушлук обладал такой властью над дивами и пери, что выдаивал их молоко и приготовлял из него кумыс, такую же [власть] он [имел] и над прочими дикими животными. Впоследствии эмиры найманов сказали: «Суть сего греховна», – и запретили [доение]. По этой причине он перестал их доить» (Рашид-ад-дин. Т. I. Кн. 2. С. 112).

Содержание этого сообщения абсолютно загадочно. О. М. Муродов полагает, что здесь воспроизводится образ могущественного государя из тюрко-монгольского эпоса с использованием элементов персидской мифологии (дивы и пери), а также наличествует идея греховности контактов с воображаемыми духами[323]323
  Муродов О. М., Полякова Е. А. Трансформация мифологических и легендарных образов в таджикско-персидских хрониках XI–XV вв. Душанбе, 1986. С. 58.


[Закрыть]. На мой взгляд, в сообщении Рашид-ад-дина воспроизводится совершенно чуждый наблюдателю мир, с трудом адаптируемый в рамках иного сакрального опыта. Вопреки О. М. Муродову, это не сочетание тюркских и персидских элементов, а полное искажение смыслов.

Согласно поздним преданиям, герой, столкнувшись с женщиной-дэвом, знает как себя вести. Он сосет молоко из ее грудей и таким, символическим, образом между ними устанавливается родство: дэв-женщина волей-неволей должна уже помогать своему «названному сыну»[324]324
  Гордлевский В. А. Из османской демонологии//Этнографическое обозрение. 1914. Кн. CI–CII. № 1–2. С. 3–4.


[Закрыть]. В якутском олонхо герой сосет молоко из груди старухи (существа нижнего мира), явившейся ему во сне, что удесятеряет его силы[325]325
  Ястремский С. В. Образцы народной литературы якутов//Труды комиссии по изучению Якутской АССР. Л., 1929. Т. VII. С. 116–117.


[Закрыть], и, наоборот, у горных таджиков, считалось, что если ал-масти дает пососать свою длинную грудь младенцу, то он умирает[326]326
  Кисляков Н. А. Материалы по древним верованиям горных таджиков//Страны и народы Востока. Вып. XXVI. Средняя и Центральная Азия. Кн. 3. М., 1989. С. 252.


[Закрыть]. Сосание груди входило в цикл испытаний, связанных с получением шаманского дара. Посвящаемый находился в состоянии галлюцинаций: «Его били веревками и ремнями, в тело его впивались гады. Его обмакивали в кровяные сгустки, он захлебывался в крови, должен был сосать грудь ужасной старухи, ему выкололи глаза, просверлили уши, тело его разрезывали на куски и укладывали в железную люльку»[327]327
  Дыренкова Н. П. Получение шаманского дара по воззрениям турецких племен//Сб. МАЭ. Л., 1930. Т. IX. С. 273.


[Закрыть]. В русских волшебных сказках яга рисуется женщиной с гипертрофированными грудями. Как показал В. Я. Пропп, яга является матерью и хозяйкой лесных зверей и имеет над ними неограниченную власть[328]328
  Пропп В. Я. Морфология сказки. Исторические корни волшебной сказки. М., 1998. С. 168–169.


[Закрыть].

В дополнение к найманскому сюжету в изложении Рашид-ад-дина приведу еще один пример. В средневековой персидской космографии отражены магические практики горцев Болора – ныне Нуристан (сев.-вост. часть современного Афганистана)[329]329
  Абаева Т. Г. Границы древнего Болора//Страны и народы Востока. М., 1975. Вып. XVI; Мандельштам А. М. К данным аль-Бируни о Памире и припамирских областях//Эллинистический Ближний Восток, Византия и Иран. М., 1967. С. 190–191.


[Закрыть]. Они связаны с представлением о благодетельном женском божестве, которое наделяет все живое молоком жизни. С позиции мусульманских наблюдателей женское божество выглядит как идол. «В пределах Булура есть местность, где три месяца в году видят солнце, [в течение] девяти месяцев сверкает молния и гремит гром. Климат умеренный. Там есть капище, а в нем – идол в образе женщины. У идола сделаны огромные соски. Больных, которые бывают в той местности, везут туда. Руку больного подставляют к соску идола, и в нее стекает две-три капли молока. Их смешивают с водой и дают больному выпить. Ему сразу становится лучше. Если же больной должен умереть, он умрет» (Чудеса мира. 29).

Идея греховности присуща не найманскому преданию о Кушлуке, а мусульманскому интерпретатору. Мне кажется, что сюжет о Кушлуке, доившем пери и приготовлявшем кумыс, таит в себе иронию.

Согласно ал-Бируни, «[существование] джиннов и шайтанов признавало большинство мудрецов, как, [скажем], Аристотель, который приписывает им воздушность и огненность и называет их человеческими существами, или, например, Яхья-грамматик, который признавал [джиннов]» (ал-Бируни. Хронология, с. 258; Яхья-грамматик – яковитский епископ и переводчик VII в).

Вассаф описывает битву между войском Берке и Хулагу в образах войны джиннов, дэвов и пери в иранской мусульманской традиции, «…войско монгольское [которое было] отвратительнее злых духов и бесов да многочисленнее дождевых капель, по приказанию Берке-огула точно огонь и ветер прошло по этой замерзшей реке. От ржания быстроногих [коней] и от бряцания [оружия] воинов поверхность равнины земли наполнилась грохотом ударов грома и сверканием молнии. Распалив огонь гнева, они дошли до берега реки Куры. Для отражения искр злобы их Хулагу-хан выступил навстречу со сняряженным войском» (Сборник материалов. Т. II. С. 163).

В описании коронации Менгу есть эпизод, который, на мой взгляд, не соответствует монгольским представлениям о мире. Где и в какой традиции правитель выказывает заботу о минералах, проточной воде и диких животных и птицах? На мой взгляд, речь идет о комбинации различных элементов персидских праздников, о которых можно судить по трактату ал-Бируни «Памятники минувших поколений».

«В год кака-ил, который является годом свиньи, павший на месяц зу-л-када 648 г.х. (25 января – 23 февраля 1251 г.), в Каракоруме, что был столицей Чингис-хана, Менгу-каана посадили на престол верховной власти и трон царствования. Эмиры и войска, [стоявшие] вне ставки, также вместе с царевичами девять раз преклонили колени. Когда он счастливо воссел на государственный трон, то от полноты высоких благородных помыслов [своих] захотел, чтобы в тот день был отдых всем людям и тварям. Он издал указ, чтобы в этот счастливый день ни одно создание никоим образом не вступало на путь спора и ссоры, а [все] бы занимались развлечениями и удовольствиями, и так же, как разных чинов люди справедливо требуют от судьбы наслаждения и удовольствия, чтобы и все виды тварей и минералов не были в том обездоленными. Домашних животных – верховых и вьючных – не позволять изнурять верховой ездой, грузом, путами и охотой; не проливать крови тех [животных], кои согласно справедливому шариату могут быть употреблены в пищу, дичь – пернатая и четвероногая, водоплавающая и степная – дабы была в безопасности от стрел и силков охотников и вольно летала и паслась; земной поверхности не беспокоить ударами кольев и подков, проточную воду не осквернять грязью и нечистотами» (Рашид-ад-дин. Т. II. С. 132).

Акт коронации Менгу приравнивается к акту рождения мира. «Ученые персы говорят, что в день Науруза есть час, когда духи движут сферу Фируза ради создания тварей <…> К числу обычаев Хосроев, [которые соблюдались] в эти пять дней [принадлежало такое установление]: в день Науруза царь начинал [празднество] и объявлял [простым] людям, что будет сидеть для них и окажет им милость. Во второй день он принимал тех, кто стоял ступенью выше, то есть дихканов и членов [знатных] семей; в третий день царь сидел для всадников и для высших мобедов <…> Ардибахишт – ангел огня и света, и эти два [элемента] однородны с ним. Аллах поручил ему [наблюдать] за этими элементами, а также устранять недуги и болезни при помощи лекарств <…>. Харуза – это ангел, на которого возложено попечение о тварях, деревьях и растениях и удалении нечистот от воды. <…> Шахривар-Мах. В четвертый день этого месяца, то есть в день Руз-и-Шахривар – праздник. Он называется Шахриваратаи, вследствие совпадения названий, и это означает: "семя" и "любовь". Шахривар – это ангел, которому поручены семь драгоценных металлов, то есть золото, серебро, а также другие металлы, благодаря которым существуют ремесла, мир и его обитатели. <…> Бахмаи-Мах. Во второй день этого месяца, то есть Руз-и Бахман – праздник, называемый Бахманджане вследствие совпадения наименований. Таково имя ангела, которому поручена [охрана] животных, необходимых людям для земледелия и для использования ради своих нужд» (ал-Бируни. Хронология, с. 225, 229, 233, 242).

«Сакральные войны» в рамках мусульманской демонологии (П. В. Башарин)^{107}

С расширением границ арабского халифата трансформации подвергалась вся система миросозерцания раннего ислама. Выйдя за пределы Аравии, арабы столкнулись с большим числом религий и религиозных традиций, чья древность превосходила ислам (христианством, зороастризмом, манихейской доктриной, с религиями Индии, главным образом, индуизмом и буддизмом, утвердившемся в Восточном Иране и Трансоксании, разнообразными формами шаманизма на Переднем Востоке и Средней Азии). Укорененность многовековой традиции в сознании народов новых покоренных территорий делала весьма затруднительным для молодой религии идейную борьбу с автохтонными религиозными идеями. Силовое искоренение местных религиозных практик, особенно путем уничтожения письменных текстов и предметов, связанных с религиозной практикой, не всегда совершалось с умыслом. Так, переплавка предметов из драгоценных металлов и уничтожение памятников искусства при дележе добычи не была сознательной попыткой элиминирования автохтонной религиозной традиции, в отличие, например, от уничтожения местных книг в Хорезме и репрессивных мер по отношению к тамошней интеллектуальной элите. Включив в территорию халифата земли, заселенные различными народами, ислам, продемонстрировал удивительную пластичность, рано начав синтезировать чуждые элементы в свою идеологию. Самым ярким примером такого синтеза является создание Сунны, включившей ответы на большинство правовых, юридических и повседневных вопросов, на которые не в силах был ответить корпус коранических сур. В результате такого синтеза в халифате сформировались историография, право, экономика, литература, философия, искусство и т. д. В религиозную мусульманскую практику было введено огромное количество новых идей, с одной стороны, изменивших облик аравийского ислама, с другой стороны, породивших в различных регионах, покоренный мусульманами, особые региональные разновидности ислама.

Этот синтез представляет собой весьма сложный предмет для исследования в плане выявления и точного атрибутирования заимствований. Это касается анализа любой из вышеперечисленных сфер. Довольно сложный феномен представляет мусульманская демонология. Сейчас мы сосредоточимся на развитии одного любопытного концепта демонологии в мусульманском Иране. Речь пойдет о таком малоизученном вопросе, как войны потусторонних существ. Этот феномен можно назвать сакральными войнами. Сложные механизмы трансформаций образов в наибольшей степени прослеживаются в жанрах изящной литературы и, в особенности, в фольклоре.

В аравийской традиции сверхъестественные создания практически никогда не объединяются в общественные ассоциации. Согласно до-мусульманскому мировоззрению арабов, окружающее пространство, преимущественно пустыня, населено помимо диких зверей, демоническими существами. Главными демонами пустыни являются гули, принимающие различные образы для заманивания злосчастных путников, которых затем они убивают. К ним примыкают в более поздней традиции си'лат (преимущественно женские особи гулей, но иногда фигурируют как отдельный вид), кутрубы (мужские особи гулей), 'узары (демоны мужского пола, которые обожают насиловать путников, после чего те умирают), а также 'удруты (демоны-оборотни, духи убитых[330]330
  Проблема идентификации 'удрут, как вида гулей условна. В сведениях, собранных о них Р. Б. Сарджентом, информанты идентифицируют их с джиннами (Sergeant R. В. Two Yemenite Djinn//Bulletin of the School of Oriental and African Studies. L, 1949. Vol. 13. № 1. P. 4).


[Закрыть])[331]331
  MacDonald D. В., [Pellat Ch.] Ghul//The Encyclopaedia of Islam, CD-Rom Edition. Leid., 1999. 2, p. 1078b; Omidsalar M., Omidsalar T. P. Gul//The Encyclopaedia Iranica/Ed. E. Yarshater. L., 2003. XI, 4. P. 393–395.


[Закрыть]. Гули всегда выходят на охоту поодиночке и никогда не объединяются в стаи. Иллюстративным примером описания встречи человека с гулем (женского рода) в доисламской арабской поэзии являются стихи Та'аббаты Шаррана.

Второй класс аравийских демонических существ – джинны, часто враждебные человеку, обитают в пустынях, горах, камнях и деревьях, представляя собой известный всем демонологическим традициям тип имперсональных духов отдельной вещи. К ним обращались за помощью и приносили жертвы (Коран. 72:6). Поэты-прорицатели, произносившие стихи или речения ритмизованной прозой (saj') в состоянии экстаза были одержимы джиннами (majnun). Считалось, что у каждого поэта был свой индивидуальный джинн. Таким образом, «специализация» аравийских джиннов также исключает возможность их совместного обитания[332]332
  MacDonald D. B., [Masse Н.], Boratav P. N., Nizami K. A., Voorhoeve P. Djinn//The Encyclopaedia of Islam, CD-Rom Edition. Leid., 1999. 2, p. 526b.


[Закрыть].

Подобная характеристика вступает в противоречие с более поздними сообщениями о джиннах, ведущих жизнь бедуинов. В хадисе, переданном 'Алкамой ибн Кайсом ал-Хамадани (ум. 681), говорится о джиннах, обладающих племенной организацией и такими атрибутами кочевой жизни, как ночной лагерь, разведение костров, выпас скота. Один из джиннов (dа'l) находит Мухаммада и приводит его к своему племени, дабы он почитал им Коран. За это посланник Божий обещает, что отныне голые кости, над которыми будет упомянуто имя Бога, покроются мясом, а навоз превратится в пищу для скота. Таким образом, он навсегда избавляет это племя от голода. То есть, угроза голода, животрепещущая для бедуинов, сближает здесь джиннов со смертными людьми[333]333
  См.: Налич T. С. Ангелы и другие сверхъестественные существа в исламе. М., 2009. С. 172–173.


[Закрыть]. Однако подобные описания общественного устройства у джиннов единичны. В самом Коране упоминание «сонма» (букв, «нескольких» – nafar) джиннов не указывает на наличие у них общественного устройства. Приведенный хадис является комментарием к суре Джинны. Скорее всего, здесь мы имеем дело не с традиционным представлением доисламских арабов, а с нарочитым нововведением, призванным показать тождество людей и джиннов[334]334
  Следует отметить, что подробный рассказ 'Алкамы в ранних вариантах намного короче и не включает описания пребывания у племени джиннов и самого его упоминания. Формирование этого варианта выглядит следующим образом: 1) появление джинна, зовущего Мухаммада к своим собратьям; 2) спутники Мухаммада видят следы костров джиннов (как подтверждение слов посланника); 3) Мухаммад на просьбу о съестных припасах со стороны уверовавших джиннов гарантирует им постоянное пропитание.


[Закрыть]. Облик имперсональных духов и «внушителей» откровений явно противостоит приведенному бытовому описанию.

Поэты и прорицатели (кахины) получали сведения еще от одного вида демонических существ – шайтанов. Это злые духи. По аналогии с джиннами, у каждого великого поэта был свой шайтан. Слово шайтан также обозначало змею и в этом значении встречалось как имя человека. Характерно, что в Коране всегда упоминается множество шайтанов (в значении дьяволы, буквально «сатаны»), что следует объяснять иудео-христианским влиянием[335]335
  Те места, где Шайтаном назван сам Сатана (в остальных случаях Иблис), мы оставляем без внимания, так как это не относится к предмету статьи, см.: Fahd Т., Rippin A. Shaytan//The Encyclopaedia of Islam, CD-Rom Edition. Leid., 1999. 9, p. 406b.


[Закрыть]. Однако в Коране присутствуют реминисценции, связанные с домусульманским восприятием шайтанов, где они выступают не поодиночке, а группами. Самое известное место – описание попытки нечестивых демонов подслушать ангелов, которые швыряют в них падающие звезды (Коран. 15:16–18). Однако предположение, что шайтаны были способны сбиваться в стаи, не свидетельствует о наличии у них социальной организации.

Если мы обратимся к иранской мусульманской традиции, то увидим совсем иную картину: иранским сверхъестественным созданиям предписывают способность сорганизоваться и даже конфликтовать между собой. В персидской народной традиции социальная иерархия присуща не только обществу людей, но и другим живым существам: животным и потусторонним существам.

Далее рассмотрим примеры войн джиннов, дэвов (дивов) и пери. Самым ранним пластом в арабской мифологии, касающимся сакральных войн, необходимо признать распространенный в фольклоре сюжет о битве джиннов с людьми. Часто, особенно в арабских народных романах, посвященных жизнеописанию героев времен джахилиййи (времени предшествовавшему исламу), на помощь арабам в их битвах с неверными приходят сверхъестественные существа из числа обращенных в ислам джиннов[336]336
  Нет ничего странного, что существование мусульман в Аравии в поздней фольклорной традиции постулируется задолго до времени начала проповеди Мухаммада. Этот факт является осознанной или бессознательной ссылкой на бытование слова ислйм в языческой Аравии, что находит отражение в Коране (см., напр. Ringgren Н. Islam, 'aslama and muslim. Uppsala, 1949).


[Закрыть]. Как правило, их не больше двух, однако этого вполне достаточно, чтобы разбить полчища врагов. Обычный способ сражения у джиннов – забрасывание противника огненными стрелами и раскаленными камнями, а также битва особыми мечами, испускающими огненные молнии, в более поздних сюжетах встречается выдыхание огня изо рта и ноздрей (Жизнеописание 'Антары, Жизнеописание Зат ал-Химмы, Жизнеописание Сайфа, сына царя Зу Йазана, Рассказ об 'Аджйбе и Гарибе из цикла сказок «Тысяча и одна ночь»)[337]337
  Жизнь и подвиги Антары (Сират Антара)/Сокращ. пер. с араб. И. Филыитинского и Б. Шидфар. М., 1968. С. 421; Жизнеописание доблестной Фатимы и повествование о подвигах ее славных предков/Пер. с араб, и предисл. Б. Я. Шидфар. М., 1987. С. 478, 480; Жизнеописание Сайфа, сына царя Зу Язана/ Сокращ. пер. с араб. И. Филыитинского и Б. Шидфар. М., 1975. С. 520–521; Книга тысячи и одной ночи/Пер. с араб. М. А. Салье. М., 1959. Т. 6. С. 446.


[Закрыть]. В волшебных сказках характерный способ ведения боя у джиннов – выпускание пламени[338]338
  Книга тысячи и одной ночи/Пер. с араб. М. А. Салье. М., 1959. Т. 6. С. 365.


[Закрыть]. Перед большими сражениями они бьют в барабаны, которые гремят подобно грому.

В «Жизнеописании Сайфа, сына царя Зу Йазана», которое является ярким образчиком постепенной трансформации героического эпоса в волшебную сказку, сюжет, соответственно, усложняется. Героям не просто помогают сверхъестественные существа. На стороне отрицательных персонажей также сражаются джинны и колдуны. В результате, сражения происходят не только между людьми и сверхъестественными существами, но и между добрыми и злыми волшебниками и джиннами. В этом произведении красочные описания битв и осад демонических существ достигают апогея, реализованного в особой повествовательной эстетике: «… да спасет нас Аллах от боя джиннов! Ведь их битвы и сражения лишают рассудка и разума. Когда джинны бьются, их голоса рокочут подобно грому, приводя душу в содрогание и трепет»[339]339
  Жизнеописание Сайфа, сына царя Зу Язана, с. 520–521.


[Закрыть]. В народных романах дикие вопли и страшные крики сражающихся джиннов, от которых у людей встают дыбом волосы, являются обязательным атрибутом жарких битв. Устрашение противника криками не является специфическим приемом сверхъестественных существ, а копирует военную тактику бедуинов.

В арабо-мусульманском фольклоре можно встретить многочисленные примеры битв войск джиннов. Самый распространенный мотив – сражение джиннов, принявших ислам, с неверными джиннами. В интеллектуальной арабской традиции джинны часто сближаются с людьми, отсюда кораническое выражение «сонм людей и джиннов», что подразумевает наличие у них свободы выбора. Способностью осознавать различие между добром и злом они отличаются от таких существ, как гули. Коранический текст утверждает, что пророки, начиная с Моисея, были посланы не только к людям, но и к джиннам. Во время проповеди Мухаммада некоторые из них уверовали, другие продолжили совершать злые деяния и примкнули к шайтанам, составляющим войско Сатаны (Иблиса), сбивая людей с верного пути. Их участь – загробные муки в аду (Коран. 46:28–31; 71:1–17; 6:112, 128–130; 7:36, 178; 11:120).

Сражения праведных и неверных джиннов происходят, согласно народной традиции, также часто, как походы мусульман на священную войну (gazawаt). Битвы джиннов разворачиваются в особом мире, лежащем за пределами освоенного человеком пространства. Герой попадает туда, как правило, в результате долгих странствий.

Обильный материал на тему битв джиннов предоставляет нам корпус сказок «Тысяча и одна ночь»[340]340
  Материал сказок «Тысяча и одна ночь» представляет уникальный материал по исследованию в области арабо-мусульманской демонологии. Список сюжетов этого корпуса, связанных с демонами, согласно М. Герхардт: Герхард М. Искусство повествования. Литературное исследование «1001 ночи»/Пер. с англ. А. И. Матвеева. М., 1984. С. 249–250.


[Закрыть]. Знаменитая история о Булукии, вошедшая в рассказ о Хасибе и царице змей, – источник многочисленных вариантов в иранском и тюркском фольклоре – содержит подробное описание такой битвы. Герой, странствуя по волшебным краям, наблюдает битву двух конных воинств: «Их голоса были точно гром, и в руках у них были копья, мечи, железные дубины, луки и стрелы, и они сражались великим боем»[341]341
  Книга тысячи и одной ночи. М., 1959. Т. 5. С. 169.


[Закрыть]. Выясняется, что сражаются два войска джиннов: правоверные и неверные. Первые живут в белой земле за горой Каф под владычеством царя Сахра и ежегодно ходят священной войной на неверных джиннов. Булукийа попадает к этому царю и узнает из его уст любопытную историю (которая несет неизгладимую печать манихейского влияния) о происхождении джиннов от двух демонических существ. Утверждается, что изначально все племя джиннов было правоверным. Неверные джинны – потомки Сатаны (Иблиса)[342]342
  Книга тысячи и одной ночи. М., 1959. Т. 5. С. 157–158.


[Закрыть].

В турецком варианте этой истории герой наблюдает битву двух войск дивов. Дивы-мусульмане сражаются с неверными дивами Магриба (согласно арабским представлениям, Магриб – родина самых могущественных колдунов). Битва описана в гротескных красках, дабы подчеркнуть демоническую природу этих воинов: «Белькия с изумлением и ужасом смотрел, как дивы ростом с минарет на конях с человеческими головами метали огромные ножи»[343]343
  Эмрах и Сельви и другие турецкие народные повести/Пер. с тур., сост. и примеч. X. Г. Короглы. М., 1979. С. 371.


[Закрыть].

Описание волшебных коней джиннов – отдельный мотив в арабском фольклоре. Например, в сказке о Хасане Басрийском джинны на просьбу героя доставить его и его спутников в Багдад из волшебной страны, дают своих коней, ссылаясь на запрет Соломона возить на себе детей Адама[344]344
  Книга тысячи и одной ночи. М., 1960. Т. 7. С. 225–226.


[Закрыть].

У фольклорных джиннов, в отличие от джиннов доисламских и коранических, существуют государства, управляемые царями. Персидская литература и фольклор содержат сведения о наличии государств также у таких демонических существ, как дивы, с которыми иранцы стали соотносить арабских джиннов. Устройство этих государств неизвестно, их обитатели живут разбоями и грабежами людей и добрых существ. Персидская литература, как классическая, так и фольклорная, наполнена описаниями банд гулей и дивов. Обычно гули, как и в арабской традиции, встречаются по одному или попарно. Но замороченные путники иногда попадают в места их скоплений, как, например герой Низамй Махан, где «гул на гуле… дивов тысячи на дивах»[345]345
  Цит. по: Низами. Семь красавиц/Пер. В. Державина//Пять поэм. М., 1968. С. 469.


[Закрыть].

Между тем, в том, что дивы властвуют над целыми странами, нет ничего удивительного. Иранская традиция с древнейших времен описывает края, где господствуют эти существа. Еще в «Авесте» упоминаются знаменитые мазанские дэвы (mäzainya daeva)[346]346
  Альтернативный перевод 'громадные дэвы' (Bailey Н. W. Airya//Bulletin of the School of Oriental and African Studies. L., 1958. Vol. 21. № 1/3. P. 523).


[Закрыть] (край Мазан часто отождествляют с более поздним Мазандараном). В восточном Иране с древности был известен героический «систанский» цикл о подвигах богатырей, наместниках Систана (Сакастана). Одним из самых знаменитых персонажей был Рустам. Видимо, мотив битвы Рустама с дэвами возник в древности. В подобных битвах участвуют многие иранские герои и мифические цари Кайанидов, они упоминаются еще в «Авесте». Сам Рустам, согласно «Шах-нама» Фирдауси, сражается с дэвами на протяжении всей своей жизни. Но сейчас нас интересует история его похода в страну дэвов и битва с многочисленным войском демонов. Самой ранней ее фиксацией является согдийский текст из Дуньхуана, являющийся, по-видимому, переводом с недошедшего до нас среднеперсидского оригинала[347]347
  Кауфман К. В. Согдийский извод сказания о Рустеме и «Шах-наме» Фирдоуси//Иракская филология. Краткое изложение докладов науч. конф., посвящ. 60-летию проф. А. Н. Болдырева. М., 1969. С. 58–62; Русский пер. И. Брагинского, основанный на чтении Э. Бенвениста, устарел (Согдийский фрагмент о Рустаме/Пер. И. Брагинского//'Поэзия и проза древнего Востока. М., 1973. С. 531–532). Мы приводим перевод по транслитерации: Sims-Williams N. The Sogdian Fragments of the British Library//Indo-Iranian Journal. Calcutta, 1976. 18/1–2. P. 42–82.


[Закрыть]. Рустам, на своем коне Рахше, разгромив войско дэвов и убив их царей, преследует их до ворот их города, о чем становится известно из разговора запершихся в городских стенах дэвов: «Это было великое зло, великий позор для нас, что мы бежали в город от одного-единственного всадника. Почему бы нам не сразиться? Или мы все умрем и будем уничтожены, или отомстим за [наших][348]348
  Добавл. H. Симс-Вилльямса (Sims-Williams N. The Sogdian Fragments, p. 56).


[Закрыть] царей»[349]349
  Sims-Williams N. The Sogdian Fragments, p. 55; nep. p. 56.


[Закрыть].

Дэвы выходят на битву, собрав все свои силы. Вот описание войска демонов: «Множество лучников, множество колесничих, многие верхом на слонах, многие верхом на yyn'ych[350]350
  Нарах legomenon. Традиционный перевод 'a kind of animal' (Gharib В. Sogdian Dictionary. Teheran, 1995. P. 445. № 10948). Возможно также чтение yyn'ych (Sims-Williams N. The Sogdian Fragments, p. 56).


[Закрыть], многие верхом на свиньях, многие – на лисицах, многие – на собаках, многие на змеях и ящерицах, многие пешком, многие летели, как коршуны и как летучие мыши[351]351
  Κγδβγ/Κrγδβγ. Hapex legomenon. Этимологический анализ см. в: Ibid, р. 1959.


[Закрыть], многие [шли] головою вниз и ногами кверху <…> Они издавали рев. На долгое время они подняли дождь, снег, град и сильный гром; они распахнули пасти и испускали огонь, пламя и дым»[352]352
  Sims-Williams N. The Sogdian Fragments, p. 55; пер. p. 56–57.


[Закрыть]. Во втором отрывке меньшего объема описывается хитрый маневр Рустама, когда он отступает, а затем обрушивается на врагов «как свирепый лев на жертву, как гиена на стадо, как сокол на зайца (?), как дикобраз на змею и начал уничтожать их»[353]353
  Sims-Williams N. The Sogdian Fragments, p. 55; nep. p. 58.


[Закрыть]. Таким образом, способ боя у дэвов из согдийского текста сходен с атакой джиннов (рев, устрашающий врагов, огонь и дым изо рта).

В «Шах-нама», содержащей наиболее полную компиляцию жизни и подвигов Рустама, герой выступает в поход на дивов Мазандарана. Сюжет этой истории таков: царь Кай-Кавус восседает на троне и восхваляет свои доблести. На пир проникает див-музыкант и начинает воспевать красоты Мазандарана. Кай-Кавус, услышав песню, воспламенился идеей похода на Мазандаран. Он дает наставления бойцам: убивать старых и молодых, жечь места обитания, дабы день для них стал ночью, очистить от дивов мир, пока весть о походе иранцев не дошла до них. Войско идет по земле Мазандарана, убивая на своем пути всех, включая женщин, детей и стариков, сжигая и грабя страну. Царь страны дивов Санджа обращается за помощью к Белому диву (Див-и сапид). Тот выступает в поход с бесчисленным войском и пленяет Кай-Кавуса и его воинов. Чтобы спасти своего злосчастного государя, на Мазандаран выступает богатырь Рустам. Он совершает различные подвиги, сражаясь с силами зла.

Край дивов Мазандаран, согласно «Шах-нама», лежит за скалистой пустыней, за рекой шириной в два фарсанга. За ней следует край козлоухих (buzgus) и ремненогих (букв. «мягконогих» – narmpаy). Рустам побеждает дйва Аржанга и обращает в бегство его войско, одолевает в единоборстве Белого дива, живущего в пещере. Освободив Кай-Кавуса с войском, Рустам вступает в Мазандаран и бьется с войском дивов. Битва двух войск лишена сверхъестественных описаний. Он£ не отличается от остальных битв, описаниями которых богата «Шах-нама». Перед генеральным сражением бьются поединщики (Рустам и див Джуйа), а затем вступают в битву армии. Войско дивов сражается на конях и боевых слонах точно так же, как и войско людей (12. 315–378)[354]354
  Пагинация дается по И. А. Вуллерсу.


[Закрыть].

Характерно, что одним из положительных героев в арабском народном романе о Сайфе Зу Йазане выступает Белый царь джиннов, отец молочной сестры Сайфа, джиннии Акисы. Он владычествует над семью царями джиннов, будучи, таким образом, самым могущественным джинном. Мы рассматриваем его как аналог Белого дива. Мотивировка такой трансформации следующая: персидские владыки, для арабов воплощенные в образе нечестивых тиранов Хосроев, были врагами мусульман. Следовательно, в картине мира, построенной на дихотомии мусульмане-неверные, враги персов могли стать друзьями, т. е. однозначно перейти в разряд мусульман.

Мотив о войнах дэвов не только продолжает свое существование в Иране после арабского завоевания, но и через фольклор в трансформированном виде усваивается арабами. В результате образ дэвов переносится на джиннов. Описание войск царей джиннов – один из излюбленных сюжетов арабского фольклора. Например, в сказке о Хасане Басрийском при помощи волшебной палочки герой призывает семерых ифритов[355]355
  Ифриты – вид джиннов, служащих людям. Подробнее о них см.: Chelhod J. Ifrit//The Encyclopaedia of Islam, CD-Rom Edition. Leid., 1999. 3, p. 1050a.


[Закрыть]. Они оказываются царями джиннов. Каждый из царей правит семью племенами сверхъестественных существ («джиннов, шайтанов, маридов, отрядов и духов летающих, и ныряющих, в горах, пустынях и степях обитающих и моря населяющих», существами без тел, без голов, имеющих обличив зверей и львов)[356]356
  Книга тысячи и одной ночи. М., 1960. Т. 7. С. 225. Заметим, что именно семеро царей джиннов часто выступают в арабском фольклоре.


[Закрыть]. Это войско вступает в битву с войском острова Бак. В этой же истории есть еще одно описание войска могущественного царя джиннов, куда входят шайтаны, мариды и колдуны[357]357
  Книга тысячи и одной ночи. М., 1960. Т. 7. С. 159–160.


[Закрыть].

Сходная картина в «Жизнеописании 'Антары»: «там были туловища без головы, и головы без тел, иные из этих существ имели обличие птиц разного вида и разного цвета, а иные – обличие верблюдов, коней, мулов или буйволов. У некоторых из них было четыре головы, а у других – две, некоторые имели вид кошек, а другие были похожи на змей, а целые ряды джиннов в образе собак двигались на полчище львов»[358]358
  Жизнь и подвиги Антары (Сират Антара). М., 1968. С. 420.


[Закрыть].