Текст книги "Генералиссимус князь Суворов"

Автор книги: Александр Петрушевский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 79 страниц)

Подобные назначения и перемещения редко совершаются внезапно; им предшествуют слухи, идет говор, разыгрываются на эту тему разные вариации. Слухи и предположения доходили до Суворова быстро, чрез Хвостова и других. Еще в сентябре Суворов писал: «здешние вихри. – один несет меня на Кубань, другой на Кавказ, третий в Херсон до Очакова. Я готов лучше последнее, лучше дать играть судьбе, я здесь слеп... Но не бить бы мне площадь по прошлогоднему, с декорациями и конвенансами. Прежде против меня был бес К. Г. А. (Потемкин), но с благодеяниями; ныне без них 7 бесов с бесятами». В половине октября, когда дело налаживалось, он пишет: «я жду фугасов и мин к скорейшему меня подрыву из Петербурга;... как бы о моем перемещении не разнеслось и не вышло бы мечтою». Потом идут разные соображения и предположения, а за ними неожиданный вывод: «все то соображая, лучше бы я хоть не ехал; дело будет к весне, и ныне есть. Вот весь наш гордый librum аrbitrum! Петр Семенович (один из приближенных) рассмеялся». Да и как было не рассмеяться.

Днем позже Хвостов пишет, что Репнин отправляется генерал-губернатором в Ригу, что это ему ссылка; Турчанинов говорит, что «вы теперь одни; отведали Каховского... Словом, или Франции или Херсон, вот куда целить должно». Заметка Суворова: «сие письмо мне душу облегчает» ²⁵.

Наконец, 10 ноября последовал рескрипт Екатерины. Под начальство Суворова отдавались войска в Екатеринославской губернии, в Крыму и во вновь присоединенных землях, и приказано немедленно приводить в исполнение апробованное по проектам инженер-майора де Волана укрепление границ. Вместе с тем предписывалось – представить планы и сметы производящимся в Финляндии работам, для приведения всех укреплений и каналов к окончанию; требовалось также его, Суворова, мнение на случай оборонительной и наступательной войны в Финляндии. Суворов представил все данные для продолжения работ, представил и замечания свои на случай войны со Швециею ²⁸. Замечания эти имеют ныне только историческое значение, так как русско-шведская граница отодвинулась на несколько сот верст от прежней; но они очень характеристичны и дают осязательное понятие о стратегическом глазомере Суворова и его взгляде на ведение войны. (См. приложение II) [4]4
  Приложения к 1 тому
  Приложение II.
   к главе ХIII
  3АМЕЧАНИЯ генерал-аншефа графа Суворова Рымникского об оборонительной и наступательной войне в Финляндии; 1792 года.
  (С документа государ. архива, XX, 323).
  Незнатные набеги презирать; ежели вредны земле, на то репресалии. Самим таковых иррупциев не чинить, они опасны. Лучше усыплять, нежели тревожить – и делать большой удар. Малая война обоюдно ровна и не полезна, изнуряет войско. Заставы в проходах не трогать, ибо сбитые будут назад. При обыкновенных своих легких разъездах, схвачивание противных форпостов не столько полезно для известиев, как приятели в чужой земле деньгами, и генерал должен предвидеть будущее по течению обстоятельств. Атака винтер-квартир неприятельских если потребна, то они всюду открыты или с чела, или с тылу; наши все за крепостями. Внедрился бы где неприятель в нашу землю, – это ложный стыд: он отдаляет свою субсистенцию и сам пришел к побиению соединением на него корпусов. Сим быть навсегда нераздробленным, как здесь в обыкновенных партизанах нужды нет.
  Таков есть пункт Сердобольский. Иммальский отряд наступающих отрезывает, или бьет в спину, или топит в Ладоге, сам казнен, окружен острыми горами, не защитен, под протекциею Шлиссельбурга озером в полном отвесе.
  Страна за Олонцем была в благоразумной обороне: то основание и впредь. Туда неприятельский набег чрез мшистую Лапландию, без хлеба, или через Тюрию, фланкируя Рускиела (где разве разорим завод, а камней не унесем) и Сердоболь; его бьет Иммальский отряд.
  Нейшлот окружен не замерзаемым волнующимся глубоким озером; плоты с лестницами к его высоким стенам безпечно пристать не могут; сии никаких выстрелов не боятся, и от бомбардирования люди в казематах с двухгодовым провиантом, как водяным каналом за горизонтальною нижнею обороной; во все то время добрый комендант не требует сикурса. Для поднятия ж осады, операция от Керны на Кристину и С. Михель, бить Саволакский корпус с осаждателями, коли не уйдут, или прямо на сию крепость чрез настоящие каналы со способом Саимской флотилии, которой для действиев центральная позиция под новым каналом Купоссары. Отважатся противники идти между Нейшлота и Кексгольма на Вокшу, – быстрая сия река весьма обороняема при С Андре и иных местах весьма малыми батареями, и Вильманстрандский корпус, один или с соединением, их бьет. Вильманстранд горным будущим укреплением безопасен.
  Давидов депотный пост, в (случае) потребности, как и Вильманстранд, – центральный пункт операциев, но особливо предмет на офенсивную, как только одну, за Кюмень; тогда пограничные крепости, ныне в полном оборонительном состоянии, – в плацдармы.
  Кюмень-город прилежит Роченсальму; сия гавань ничем не командуема и едва победима, берет в тыл, купно с Ревелем, противные флоты, коих десант, никогда не знатный, всюду бьют и топят сухопутные войска.
  Наступательная война – потребно для нее прибавить против оборонительной, временно: пехоты к 28 батальонам 3 или 4 полка; к 6 эскадронам драгун и гусар до 10, или всего 15 эскадронов; казаков теж 4 полка. Первое: операция на Свеаборг (оставя Швартгольм в покое) флотами и десантом, купно с сухопутными войсками на Гельсингфорс. Второе: сухопутная операция прямо на Тавастгус к Або; примечать влево и с тылу Гельсингфорс особым отрядом. Третье: общая (операция) сухопутных войск с морским вооружением, которое с ним соединится под Або, обходя Свеаборг, или запереть оттуда выход в море частью судов. К сему обсервационный корпус внутри границ, из общего числа войск 3 или 4 полка, от 3 до 5 эскадронов, казачий полк; позиция его при Саватайполе и внимание на Саволакс, с содействием Саимской флотилии. Легкие его отряды: правый для закрытия Вокши против Иммалы, левый при Утти, поелику неприятель может умножать его силы в Саволакской области, для диверсиев, и тем его главные войска ослаблять, толико подкреплять сей корпус.


[Закрыть].

Таким образом Суворову предстояло променять одни постройки на другие, да еще свои на чужие. Правда, это доказывало доверие к нему Государыни и одобрение всего, им сделанного, но смысл деятельности все-таки не изменялся. Недаром Суворов раздумывал, не отказаться ли. Но там, на юге, у него были шансы на боевую службу, в виду турецких военных приготовлений, а тут, на севере, никаких. Это соображение его успокоило и ободрило; в ноябре он выехал как бы обновленным, с радостью и надеждой.

ТОМ ВТОРОЙ [5]5
  Ссылки и пояснения ко 2 тому
  Краткое понятие о материалах, на которые здесь сделаны ссылки, дано в отделе третьего тома, озаглавленном «Источники». Наименования источников будут понятны, если предварительно ознакомиться с этим отделом.
  К главе XIV
  1. Суворовский сборник, H и В.
  2. Сувор. сборник, В. – Сборник одесского общества. – Записки Храповицкого. – Записки одесск. общества, т. 8. – Рус. архив 1878 г.
  3. Сувор. сборник, В. – Журнал минист. народн. просвещения 1856 г. (Данилевский).
  4. Сувор. сборник, II и В. – Государств. архив, ХИХ, 418 и XX, 339.
  5. Сувор. сборник, II и V.
  6. Сувор. сборник, II и К. – Госуд. архив, XX, 339.
  7. Сувор. сборник, В. – Сакович, 1775-1780.
  8. Моск. главный архив, сношения с Польшей, св. 7. – Моск. архив гл. штаба, оп. 196, св. 2. – Военно-учен. архив, 1220.
  9. Моск. архив гл. штаба, оп. 196, св. 2. – Моск. главный архив, сношен. с Польшей, св. 7 и 11. – Государств. архив, XX, 339. – Суворовск. сборн., В. – Рус. архив 1878 г.
  10. Русский архив 1878 года.
  11. Моск. архив гл. штаба, оп. 196, св. 2 и 4. – Сувор. сборник, В.
  12. Сувор. сборник, папка. – Материалы гр. Милютина.
  13. Сувор. сборник, папка.
  14. Госуд. архив, XV, 475.
  15. Рассказы старого воина,
  16. Моск. арх. гл. штаба, оп. 196, св. 2 и 42.
  17. То же. – Рус. архив 1878 г.
  18. Сувор. сборн., В. – Госуд. архив, XX, 339.
  19. Сувор. сборник, II и Т. – Государств. архив, XX, 339. – Моск. архив гл. штаба, оп. 196, св. 42. – Сборник рус. истор. общества, т. I.
  20. Сувор. сборн., II. – Госуд. архив, XX, 339. – Моск. главный архив, сношения с Польшей, св. 7. – Моск. архив гл. штаба, оп. 196, св. 42.
  21. Сувор. сборник, П. – Моск. главный архив, снош. с Польшей, св. 7.
  22. То же. – Моск. архив гл. штаба, оп. 196, св. 42.
  23. Государств. архив, XX, 339.
  24. Сувор. сборник, II. – Записки одесск. общества, т. 8.
  25. Сувор. сборн., II и V. – Рус. архив 1866 г.
  26. Сувор. сборн., тоже. – Военно-ученый архив, 204. – Записки одесск. общества, т. 8.
  27. Сувор. сборник, тоже. – Моск. главный архив, снош. с Польшей, св. 7.
  28. Сувор. сборник, II, В и Е.
  29. Рассказы ст. воина. – Маяк 1842 г., т. I.
  30. Сувор. сборн., II. – Анекдоты Фукса.
  31. Сувор. сборник, II.
  32. Сувор. сборник, V. – Моск. главный арх., УП, 37, картон С; сношения с Польшей, св. 11.
  33. Сувор. сборник, II и V. – Рус. архив 1877 г. – Рус. старина 1875 и 1876 гг.
  34. Сувор. сборн., II.-Моск. главный архив, УП, 37, карт. С
  35. Сувор. сборник, П, V и В. – Записки одесск. общ., т. 8.
  36. Сувор. сборник, Г. – Моск. архив гл. штаба, оп. 196, св. 2.
  37. Сувор. сборник, Г, В и К. – Моск. главный архив, снош. с Польшей, св. 7 и 11.
  38. Военно-ученый архив, 1220. – Антинг. – Лаверн.
  39. Воен.-учен. архив, 1212. – Рус. архив 1866 г. – Антинг.
  40. Сувор. сборник, II и V. – Рус.архивы 1866 г. – Антинг.
  41. Материалы г. Дубровина. – Рус. архив 1866 г.
  42. Суворов и падение Польши, Смитта. – Воронц. архив, кн. 17.-Сборник рус. истор. общества, т. 23.
  43. Екатерина пишет про Суворова Гримму: "il а des singularites sans fin; il y en а meme qui lui nuisent".
  44. Воен.-учен. архив, 1219.-Материалы г. Дубровина. – Воронц. архив, книга 17.
  К главе XV
  1. Госуд. архив, ХП, 168.-Сборник рус. истор. общества, т. 2И).
  2. Oginski, Memoires etc.
  3. Военно-ученый архив, 1219 и 1220.
  4. Рассказы старого воина.
  5. Воен.-учен. архив, 1220. -Моск. архив гл. штаба, опись 196, связка 4. – Антинг. – Лаверн.
  6. Воен.-учен. архив, 1219. – Моск. архив п. штаба, оп. 196, св. 9.
  7. Моск. архив гл. штаба, оп. 196, св. 9.
  8. Это предположение тем вероятнее, что Суворов находился в сношениях с Репниным, который конечно сообщил ему со своей стороны повеление Екатерины, да и сохранилась приведенная записка при бумагах именно Репнина. (Госуд. архив, ХП, 232).
  9. Моск. арх. гл. штаба, оп. 196, св. 9. – Воен.-учен. арх., 1220.
  10. Рассказы старого воина. – Антинг.
  11. Воен.-учен. архив, 1219 и 1220. – Антинг.
  12. Воен.-ученый архив, 1220. – Антинг. – Лаверн. – рассказы ст. воина.
  О потере в 700 человек говорит писатель, цифры которого вообще крайне сомнительны, а фактическая сторона дела очень перепутана, так как он излагает давние свои воспоминания. (Расск. ст. воина).
  13. Воен.-учен. архив, 1220. – Моск. архив гл. штаба, оп. 196, св. 9. – Антинг.
  14. Моск. архив гл. штаба, тоже, – Рассказы ст. воина, – Антинг.
  15. Государств. архив, VI, 549. – Воен.-учен. архив, 1219 и 1220. – Моск. архив гл. штаба, оп. 196, св. 9. – Campagnеs des Austro-Russes, 1800. – Огинский. – Лаверн. – Антинг.
  16. Воен.-учен. архив, 1219 и 1220. – Моск. арх. гл. штаба, оп. 196, св. 9. – Рассказы ст. воина. – Лаверн. – Антинг.
  У Лаверна говорится про надпись, на польских знаменах – равенство (вместо единство у Антинга); но это противоречит самому смыслу польской революции и опровергается сохранившимися знаменами.
  17. Госуд. архив, VI, 549. – Воен.-учен. архив, 1220. – Рус. архив 1871 г. – Огинский.
  18. Сувор. Сборник, В. – Воен.-учен. арх., 1219. – Моск. архив гл. штаба, оп. 196, св. 16. – Рус, архив 1876 г. – Северн. архив 1822 г.,№20.
  К главе XVI
  1. Мемуары Огинского.
  2. Моск. архив гл. штаба, опись 196, связка 9, – Военно-ученый архив, 1219. – Сборник рус. истор. общества, т. 2 9. – Огинский. – Лаверн.
  3. Моск. архив гл. штаба, тоже. – Военно-ученый архив, 1220. – Рус. архив 1876 г. – Огинский.
  4. Воен.-учен. архив, тоже. – Моск. архив гл. штаба, тоже. – Сувор. сборник, папка.
  5. Лаверн. – Огинский.
  6. Воен.-учен. архив, 1219 и 1220. – Моск. арх. гл. штаба, оп. 196, св. 8 и 9. – Сборник рус. истор. общества, т. 29. – Записки Энгельгардта.
  7. Восемнадцатый век, Бартенева, кн. 4.
  8. Воен.-учен. архив, 1219и1220. – Сборник рус.истор. общества, т. 29.
  9. Воен.-учен. архив, 1220.-Лаверн.
  10. Моск. архив гл. штаба, оп. 196, св. 9. – рассказы ст. воина. – Лаверн.
  11. Рассказы старого воина.
  12. Военно-ученый архив, 1220.
  13. То же. – Государств. архив, VI, 549. – Лаверн.
  14. Воен.-учен. архив, тоже. – Огинский. – Лаверн. – Антинг.
  15. Воен.-учен. архив, тоже. – Антинг.
  16. Антинг. – Гильоманш-Дюбокаж.
  17. Та же книга Дюбокажа. – Gens de guerre, par general baron Ambert.
  К главе XVII
  1. Воен.-уч. арх., 1220 и 1221. – Лаверн. – Дюбокаж.
  Письмо Суворова к Зайончеку не приведено целиком потому, что копии с него в документах не сохранилось, а напечатано оно в разных изданиях в неодинаковой редакции.
  2. Военно-ученый архив, 1219, 1220, 1221.
  3. Госуд. архив VII, 549. – Моск. архив гл. штаба, oп. 196, св. 9. – Воен.-уч. архив, 1220. – Огинский.
  4. Госуд. архив, VII, 549.
  5. Рассказы ст. воина, – Сын отечества 1831 года, часть 140. – Военный сборник 1868 г.
  Приказ этот в архивных документах не от искан; приведенный здесь вкратце записан участником дела по воспоминаниям.
  6. Материалы г. Дубровина. – Сын отеч., 1831 г., ч. 140.
  7. Государств. архив, VII, 549. – Воен.-ученый архив, 1220. – Сын отечества 1831 г., ч. 140.
  8. Госуд. и Воен.-ученый архивы, тоже. – Лаверн, Дюбокаж и нек. другие.
  9. Госуд. архив, тоже. – Воен.-учен. архив, 1221. – Сын отечества 1831 г., ч. 140. – рассказы ст. воина.
  О выстрелах из домов и бросании оттуда в Русских каменьями и разными тяжестями упоминается только в одном источнике, последнем. Автор этих воспоминаний хотя и часто перепутывает факты, заслуживает однако в настоящем случае веры, ибо был участником дела, и память едва ли могла ему изменить в такого рода обстоятельстве.
  10. Государств. архив, VI, 549.-Дюбокаж.-Сын отеч. 1831 г., ч. 140.
  11. Госуд. архив, тоже – Сын отеч., тоже. – Воен.-учен. архив, 1221.
  12. Госуд. архив и Сын отеч., тоже. – Рус. старина 1874 и 1878 годов.
  13. Воен.-учен. архив, 1220. – Сын отеч., тоже. – Лаверн. – Дюбокаж. – Рус. архив 1866 г. – Анекдоты Фукса.
  14. Сын отечества, тоже.
  15. Воен.-учен. архив, 1220 и 1221. – Сын отеч., тоже. – Разсказы ст. воина. – Лаверн. – Огинский. – Дюбокаж.
  16. Госуд. архив, ХII, 168. – Воен.-учен. архив, тоже. – Сын отеч., тоже.
  17. Воен.-учен. архив, тоже. – Огинский.
  Кроме перечисленных источников, для составления главы служила книга Антинга.
  К главе XVIII
  1. Госуд. архив, VI, 549. – Расск. ст. воина. – Огинский.
  Итог увезенных Колонтаем денег и драгоценностей определяется различно, от 40.000 до 150.000 червонцев.
  2. Госуд. архив, тоже. – Военно-ученый архив, 1220. – Сувор. сборник, Н. – Рассказы стар. воина.
  3. Государств. архив, тоже.
  4. Воен.-учен. архив, 1220. – Огинский.
  5. Воен.-учен. архив, тоже. – Госуд. архив, VII, 549. – рассказы ст. воина. – Огинский. – Лаверн.
  6. То же, без рассказов ст. воина,
  7. Воен.-уч. архив, 1220. – Сувор. Сборник, Н. – Дюбокаж.
  8. Рассказы ст. воина. – Рус. старина 1878 г.
  9. Военно-ученый архив, 1220.
  10. То же, – Госуд. архив, УИ, 549. – Материалы г. Дубровина. – Отечеств. записки 1822 г., ч. 10. – Глинка.
  11. Государств. архив, тоже. – Воен.-ученый архив, 1220.
  В разных печатных источниках и в донесениях Суворова читаем, будто первоначальное намерение Поляков состояло во вторжении в австрийские пределы, но потом, вследствие настойчивого преследования Денисова и Ферзена, план этот был оставлен, и решено идти в Пруссию. Из показаний Вавржецкого видно, что первого плана он никогда в голове не имел, а постоянно держался второго. Вавржецкий иногда путает в своих показаниях, потому что делая их, не имел под рукою документов и забыл подробности, но к настоящему случаю это не приложимо.
  12. Госуд. архив, VII, 549. – Огинский.
  13. Воен.-учен. архив, 1220. – Материалы г. Дубровина. – Отеч. записки 1822 г., ч. 10.
  14. То же. – Государств. архив, VI, 549.
  15. Госуд. архив, тоже. – Воен.-учен. архив, 1220.
  16. То же. – Материалы г. Дубровина. – Сев. архив 1822 г., M 20. – Рус. архив 1866 г.
  17. Госуд. архив, тоже, – Рус. архив, тоже. – Сувор, сборник, Н. – Левшин.
  18. Сувор. сборник, Н. – Кончанск. сборник, 24.-Сегюр.
  19. Воен.-ученый архив, 1220 и 1221. – Моск. главный архив, сношения с Польшей, связка 11. – Сувор. сборник, К и Н. – Сборник рус. историч. общества, т. 29. – Рус. архив 1866 и 1878 годов.
  20. Воен. учен. архив, 217. – Сувор. сборник, II. – Материалы г. Дубровина. – Сборник рус. истор. общества, 19. – Рус. архив 1876 г. – Левшин.
  21. Воен. ученый архив, 1220. – Дюбокаж.
  22. Моск. главный архив, снош. с Польшей, св. 11. – Госуд. архив, ХI, 1272. – Моск. архив гл. штаба, оп. 196, св. 5. – Сувор. сборник, II. – Военно-учен. архив, 1225.
  23. Воронцовский архив, кн. 13. – Рус. архив 1866 и 1876 год. – Рассказы ст. воина. – Энгельгардт.
  24. Рус. архив 1877 г. – Рассказы ст. воина.
  Сверх того материалом для главы служила книга Антинга.
  К главе XIX
  1. Сборник рус. истор. общества, т. 29.
  2. Военно-ученый архив, 1219.
  3. Суворовский сборник, В.
  4. Сборник рус. истор. общества, т. 29. – Воронцовский архив, кн. 12. – Воен.-учен. архив, 1219 и 1220.
  5. Военно-ученый архив, 1220.
  6. Сувор. сборник, II. – Моск. архив гл. штаба, оп. 197, связка 11. – Военно-ученый архив, 1225. – Сборник рус. истор. общества, 29.
  7. Сборник рус. истор. общ., 29. – Воронц. архив, кн. 12.
  8. Государств. архив, VI, 548 и 549; ХI, 1272, – Сувор. сборник, II. – Моск. главный архив, сношения с Польшей, св. 7 и 11. – Моск. архив гл. штаба, оп. 197, св. 11.
  9. Сувор. сборник, К. – Моск. гл. архив, снош. с Польшей, св. 11. – Воен.-учен. архив, 217, 1220 и 1225. – Огинский.
  10. Сувор. сборн., Е. – Моск. гл. архив, снош. с Польшей, св. 7. – Сборник рус. истор. общества, 29.
  11. Моск. гл. архив, тоже. – Воен.-учен. архив, 1220. – Сувор. сборн., II. – Сборник рус. истор. общ., 29. – Рус. архив 1866 г. – Энгельгардт.
  12. Моск. гл. архив, снош. с Польшей, св. 11. – Анекдоты Фукса.
  13. Сувор. сборник, В. – Воен. учен. архив, 1225. – Сборник одесск. общества.
  14. Сувор. сборник, II. – Моск. архив гл. штаба, оп. 196, св. 5. – Рyc. архив 1866 г. – рассказы ст. воина.
  15. Моск, гл. архив, снош. с Польшей, св. 11 – Антинг. – рассказы ст. воина.
  16. Левенштерн. – Дюбокаж. – Рус. архив 1863 г. – Воронц. архив, кн. 12.
  Анекдот на счет ветчины представляется маловероятным, но приведен потому, что по свидетельству источника, передавал его А П. Ермолов, как очевидец.
  17. О госпиталях в военное время, Затлера.
  18. Рус. старина 1878 г.
  19. Записки Энгельгардта.
  20. Моск. архив гл. штаба, оп. 99, св. 1, M 6.
  21. То же. – Сувор. сборник, 3.
  22. Моск. арх. гл. штаба, тоже. – Энгельгардт. – Рассказы ст. воина.
  23. Моск. главн. архив, снош. с Польшей, св. 11. Сувор. сборник, В. – Воронц. архив, кн. 12. – Сборник рус. истор. общества, 29.
  24. Два последние, тоже. – Сувор. сборник II. – Рус. архив 1866 г. – Рассказы ст. воина.
  25. Материалы гр. Милютина, – Сувор. сборник, II. – Сборник рус. истор. общества, 29.
  26. Сувор. сборник, II.-Воен.-учен. архив, 1220. – Рус. архив 1866 г.
  27. Государств. архив, VII, 548. – Сборник рус. истор. общества, 29.
  28. Госуд. архив, VII, 548 и 549.
  29. Сувор. сборник, В.
  30. Сувор. сборник, Н. – Отеч. записки 1841 года. – Рус. старина 1878 г. – Дюбокаж. – Histoire de la revolution francaise, par Thiers.
  К главе XX.
  1. Сувор. сборник, II. – Журнал мин. нар. просв. 1856 г. (Данилевский). – Глинка.
  2. Рус. архив 1866 г. – Глинка.
  3. Рус. архив 1866 г. – Смитт. – Храповицкий.
  4. Сувор. сборник, V. – Левшин. – Анекдоты Фукса.
  5. Сувор. сборник, V. – Смитт.
  6. Сувор. сборник, I и V.
  7. Рус. архив 1866 г.
  8. Сувор. сборник, I и V. – Глинка.
  9. Сувор. сборник, II.
  10. Сувор. сборник, А.
  11. Государств. архив, XX, 324. – Моск. главн. архив, снош. с Польшей, св. 11. – Сувор. сборник, I и II.
  12. Моск. гл. архив, тоже. – Сувор. сборн., II.
  13. Сувор. сборник, I и II.
  14. Сувор. сборник, II. – Рус. архив 1876 г.
  15. Сувор. сборник, II. – Журнал мин. нар. просв. 1856 г. (Данилевский).
  16. Сувор. сборник, II. – Сборник рус. истор. общества, 23. – Рус. архив 1866 г.
  17. Рус. архив 1863 г.
  Одни неверно называют Золотухина Золотаревым; другие неверно говорят, что он убит под Измаилом.
  18. Сувор. сборник, II. – Вотчинный архив, тетр. 7. – Рус. старина 1876 г.
  К главе ХХI.
  1. Рассказы ст. воина. – Сборник рус. истор. общества, 16. – Отечеств. записки 1841 года.
  2. То же самое. – Сувор. сборник, П. – Воронц. архив, кн. 16. – Лаверн.
  3. Военно-ученый архив, 1220. – Рус. старина 1872 и 1876 год. – Анекдоты Фукса.
  4. Сувор. сборник, В. – Сборник рус. истор. общества, 16 и 23. – Рус. архив 1876 г. – Отечеств. записки 1841 г. – рассказы ст. воина.
  5. Сувор. сборник, 3 и В.
  6. Моск. главный архив, Campagnеs, св. 2 и 7; снош. с Польшей, св. 11. – Сувор. сборник, 3. – Рус. архив 1866 и 1876 гг.
  7. Моск. архив гл. штаба, опись 196, св. 19.
  8. Моск. главный архив, Campagnеs, св. 2; снош. с Поль-шей, св. 11. – Сувор. сборник, 3. – Рус. старина 1876 г. – Рус. архив 1866 г. – Сборник рус. истор. общества, 16, 23 и 29.
  9. Сувор. сборник, 3 и 4. – Моск. главн. архив, снош. с Польшей, св. 11. – Рус. архив 1866 г.
  10. Моск. главн. архив, Campagnеs, св. 2. – Сувор. сборник, 3 и У. – Рассказы ст. воина.
  11. Моск. гл. архив, тоже. – Сувор. сборник, 3. – Сборник рус. истор. общества, 23. – Рассказы ст. воина.
  12. Сувор. сборник, 3 и 4. – Записки одесск. общества, т. 11. – Военный сборник 1874 г. (Дубровин). – Рус. старина 1876 г. – Рус. архив 1878 г. – Воронц. архив, кн. 14 и 18.
  13. Сувор. сборник, 3, 4 и V.
  14. Сборник рус. истор. общества, 29. – Рус. Старина 1875 и 1876 гг.
  15. Моск. главный архив, снош. с Польшей, св. 11. – Моск. архив гл. штаба, оп. 197, св. 11.
  16. Сувор. сборник, 3 и Т. – Рус. архив 1866 и 1876 гг. – Рус. старина 1876 г. – Воронц. архив, кн. 15.
  17. Сувор. сборник, 3. – Моск. главн. архив, снош. с Польшей, св. 11. – Сборник рус. истор. общества, 23. – Рус. архив 1866 г.
  18. Сувор. сборник, 3 и 4.
  19. Сувор. сборник, 4. – Вотчинный архив, 9. – Рус. архив 1876 г.
  К главе ХХII.
  1. Суворовский сборник, 3.
  2. То же. – Моск.главн. архив, снош. с Польшей, св. 11. – Рус. архив 1866 г.
  3. "Наука побеждать" дошла до нас и в целом виде, и в отрывках, помещенных в разных сочинениях о Суворове, которые изданы в начале нынешнего столетия. Самое раннее из её изданий принадлежит г. Антоновскому, которое в настоящем сочинении и принято основным материалом, причем его брошюра сличена с разновидностями других сочинений. Разноречия впрочем невелики и несущественны. В целом виде, с очень хорошими толкованиями, "Наука побеждать" издана отдельной брошюрой военно-ученым комитетом главного штаба, имела несколько изданий и потом, с теми же комментариями, вошла в позднейший Сборник статей г. Драгомирова. У летописцев Суворова она имела разные заглавия, между прочим и "деятельного военного искусства".
  4. Рассказы старого воина.
  5. Сборник рус. истор. общества, 1.
  6. Литературная летопись 1861 г., Ш 14.
  7. Анекдоты Фукса.
  8. Сувор. Сборник, С.
  9. Госуд. архив, VI, 2898.
  Главным материалом для главы, кроме "Науки побеждать", служила книга Гильоманш-Дюбокажа, и были автору полезны, в объяснительном смысле, некоторые статьи г. Драгомирова, из числа помещенных в его Сборнике статей.
  К главе ХХIII.
  1. Цесаревич Павел Петрович, Кобеко.
  2. То же. – Рус. архив 1869 г.
  3. Memoires de Catherinе II– Записки Энгельгардта. – Военный сборник 1864 г., X 1.
  4. Государств. архив, X, 12. – Кобеко. – Рус. архив 1877 г.
  5. Рус. архив 1869 и 1877 гг. – Сборник рус. истор. общества, 29.-Еобеко.
  6. Левенштерн. – Рус. архив 1869 г. – Воронц. архнв, 18. – Воспоминания Лубяновского.
  7. Воен. сборник 1864 г., № 1. – Сборник рус. истор. общ., 29.-Рус. старина 1877 г. – Лубяновский.
  8. Чтения в моск. обществе 1866 г. – Рус. старина 1872 и 1876 гг. – Рус. архив 1876 г. – Сегюр.
  9. Рус. старина 1875 г. – Чтения в москов. обществе 1859 и 1864 гг. – Воен. сборник 1864 и 1865 гг.
  10. Сувор. сборник, папка. – Воен. сборник 1864 г. – Рус. арх. 1878 и 1879 гг. – Рус. старина 1872 г. – Чтения в моск. обществе 1864 г. – Инструкция конного полку полковнику.
  11. Государств. архив, XX, 370.
  12. Вотчин. архив, 1. – Чтения в моск. обществе 1866 года, – Воен. сборник 1864 года. – Воронц. архив, 13. – Рус. архив 1879 г. – Рус. старина 1875 г.
  13. Чтения в моск. обществе 1858 и 1864 гг. – Воронц. архив, 14.-Воен. сборник 1864 г.-Сегюр.
  14. Государств.архив, XX,216.-Воен.сборник 1864 г. – рассказы ст. воина. – Чтения в московск. общ. 1864 г. – Рус. архив 1878 и 1879 гг. – Воронц. архив, 13. – Воинский устав 1797 г.
  15. Энгельгардт. – Варнери.
  16. Государств. архив, VIII, 2089; XX, 232. – Варнери. – Сборник рус. истор общества, 27. – Рус. старина 1872, 1876 и 1877 гг.
  17. Биографии Бантыш-Каменского. – Военный сборник 1864 г.
  18. Энгельгардт. – Воен. сборник 1864 г. – Чтения в моск. обществе 1858 г. – Рус. старина 1877 г. – Воин. устав 1797 г.
  19. Энгельгардт. – Пубяновский. – Рус. старина 1877 г. – Воен. сборник 1864 г.
  20. Моск.архив гл. штаба, оп. 196, св. 5. – Энгельгардт – Левенштерн. – Воин. устав 1797 г. – Рус. старина 1877 г. – Воен. сборник 1864 г.
  21. Воен. сборник 1864 г. – Воин. устав 1797 г. – Чтения в моск. обществе 1859 г. – Лубяновский.
  22. Государств. архив, VI, 548.
  23. Левенштерн. – Рус. старнна 1877 года. – Рус. архив 1869 и 1876 гг. – Воен. сборник 1864 и 1865 гг. – рассказы ст. воина. – Воин. устав 1797 г.
  24. Материалы гр. Милютина. – Лубяновский. – Рус. архив 1876 г. – Воин. устав 1797 г. – Рус. Беседа 1860 г., т. 1.
  25. Рус. старина 1877 г. – Энгельгардт. – Кобеко.
  К главе ХХIV.
  1. Рассказы старого воина.
  2. Суворовский сборник, 3 и V.
  3. Моск. архив гл. штаба, опись 99, связка 1, M 6.
  3. Сувор. сборник, 3, В и Г.
  5. Сувор. сборник, 3 и В. – Воен. сборник 1864 г., №1.
  6. Сувор. сборник, 3, 4 и В.
  7. Сувор. сборник, 3, V и В.
  8. Воен. сборник 1864 г. – Рус. Архивы 1871 г. – Дюбокаж.
  9. Сувор. сборник, 3 и В. – Моск. архив гл. штаба, оп. 196, св. 7. – Госуд. архив, ХI, 1272.
  10. Моск. архив гл. штаба, военно-походной канцелярии, 1797 г. – Вотчин. архив, 15. – Рассказы ст. воина.
  11. Биографии Бантыш-Каменского. – Дюбокаж. – Рассказы ст. воина.
  12. Воен. сборник 1864 г. – Рус. архив 1878 г. – Рассказы ст. воина.
  13. Сувор. сборник, 3. – Вотч. архив, 15.-Рус. архив 1866 г.
  14. Вотч. архив, 10. – Сувор. сборник, 4 и Д.
  15. Вотч. архив, 10. – Журнал мин. нар. просв. 1856 г.
  Все эти мелкие подробности понадобятся для ясности однородного предмета в следующей главе.
  16. Моск. архив гл. штаба, оп. 99, св. 1, M 6. – Вотч. архив, 12. – Воен. сборник 1864 г.
  17. Госуд. архив, VII, 3038. – Сувор. сборник, 3.
  18. Вотчинный архив, 10.
  19. Сувор. сборник, 3 и Д.
  20. Воронц. архив, 15.
  21. Сувор. сборник, 3.
  К главе XXV.
  1. Сувор. сборник, V. – Вотчинный архив, 8 и 15. – Государств. архив, VII, 3038.
  2. Госуд. архив, тоже. – Моск. архив гл. штаба, воен.пох. канцел. 1797 и высоч. повеления 1796-1797 г.
  3. Госуд. архив, тоже. – Кончан. сборник, 24. – Сувор. сборник, 3.
  4. Государств. архив, VIIИ, 3038 и 3086.
  5. Госуд. архив, УП, 3038. – Сувор. сборник, V. Инструкция Николеву и первое его донесение были напечатаны в Чтениях моск. общества за 1862 год, впрочем списаны не совсем исправно.
  6. Госуд. архив, тоже.
  7. Сувор. сборник, 4, V и Д. – Сенатский архив 1 отд. 5 департ. 1798 г., Л 34.
  8. Сувор. сборник, 3. – Госуд. архив, VIIИ, 3038. Некоторые из этих писем помещены в печатн. сборниках.
  9. Госуд. архив, тоже. – Вотчин. архив, 5, 10 и 15.
  10. Сувор. сборник, 3. – Кончан. сборник, 24. – Вотчин. архив, 11.
  11. Сувор. сборник, 3 и Д. – Государств. архив, VII, 3038.
  12. Госуд. архив, тоже. – Сувор. сборник, С.
  13. Государств. архив, VII, 3038, 3086, 3222, 3347 и 3498.
  14. Материалы гр. Милютина.
  К главе ХХVI.
  1. Материалы гр. Милютина. – Война 1799 г., его же. – Воен. сборник 1864 г... и нек. др.
  2. Сувор. сборник, папка и Д. – Вотчин. архив, 11 и 15.
  3. Сувор. сборнж, I и V.
  4. Сувор. сборник, I и папка. – Вотч. архив, 11, 14 и 15.
  5. Сувор. сборник, 3, 4 и Д. – Вотч. архив, 10.
  6. Сувор. сборник, тоже. – Государств. архив, VII, 3038.
  7. Сувор. сборник, 4, Т и Д.
  8. Сувор. сборник, 4. – Моск, архив гл. штаба, оп. 54, св. 291, 2-й 45.
  9. Моск. архив гл. штаба, оп. 99, св. 1, №6.
  10. Сувор. сборник, 3, 4, В, Д и папка. – Вотч. архив, 15.
  11. Сувор. сборник, Д. – Рус. архив 1871 г. – Рус. старина 1875 г. – Анекдоты Фукса. – Биографии Бантыш-Каменского. – Война 1799 г. гр. Милютина, – Глинка.
  12. Государств. архив, VII, 3119. – Сувор. сборник, 4, V и Д. – Материалы гр. Милютина.
  13. Сувор. сборник, 4 и V.
  14. Сувор.сборник, 4. – Биографии Бантыш-Каменского. – Левшин.
  15. Госуд. архив, X, 498. – Сувор. сборник, B. – Воронц. архив, 8.


[Закрыть]

Иллюстрации ко 2 тому

Портрет Суворова. 1799 год:

Факсимиле Суворова №4. 1794 год:

Карта военных действий Суворова в Польше:

 Глава ХIV. В Херсоне; 1792-1794.
Инструкции Суворову. – Инженерные работы; недостаток в деньгах; отмена заключенных Суворовым контрактов; готовность его удовлетворить подрядчиков на свой счет. – Наблюдение за происходящим в Турции; продиктованный Суворовым план войны. – Восстановление порядка службы в войсках; меры против дезертирства и своеволие; против волнений в казачьих полках; против развития болезней. – Желание Суворова избавиться от неприятной службы; тревожное его состояние при слухах о войне; два прошения о дозволении поступить в иностранные армии. – Образ жизни Суворова; переписка. – Польская революция; подчинение пограничного района Румянцову; обезоружение польско-русских войск; распределение пограничных военных сил. – Назначение Суворова в Польшу.

Отправляясь в Херсон, Суворов получил довольно подробное наставление. Ему вверялось начальство над войсками в екатеринославской губернии, таврической области и вновь присоединенном от Турции крае, с обязанностью руководить производившимися там крепостными работами. Черноморский флот оставался под начальством вице-адмирала Мордвинова, а гребной – под командою генерал-майора де Рибаса, который находился в зависимости от Суворова лишь по войскам, на флоте находящимся. Суворову приказано осмотреть войска, удостовериться в их исправности, пополнить недостающее; обозреть берега и границы, представить соображение о приведении их в безопасность от нечаянного нападения; разрешено также изменять дислокацию войск, не давая однако же повода соседям думать, будто мы тревожимся; – наконец, указано собирать и представлять извещения из-за границы, «как посредством конфидентов, так и по допросам купцов и выходцев получаемые» ^{1(здесь и далее это означает номер документа из списка источников к соответствующей главе в «Ссылках и пояснениях ко 2 тому», см. сноски в конце книги)}.

Проезжая в Херсон чрез Петербург, Суворов оставался там недолго и отправился на юг не совсем довольный, потому что ему были сделаны намеки, а может быть и прямо внушения, насчет устранения дурных сторон его финляндского командования. Вообще своими финляндскими объяснениями он вовсе не достиг той цели, на которую рассчитывал. Даже граф Безбородко, не говоря уже про других, был против назначения Суворова на турецкую границу: он-де всех изнурит и разгонит, как в Финляндии, а Турчанинову будет писать одними загадками. Этот оттенок недоверия и опасении выразился еще яснее по прибытии Суворова на место: здесь получил он вскоре рескрипт Императрицы, где говорилось, что хотя употребление солдат к крепостным работам позволительно, «но мы соизволяем решительно, чтобы оно сопряжено было с собственной их пользой» и без изнурения, а также чтобы госпиталей отнюдь не уничтожать, так как полки не обладают средствами, чтобы пользовать больных и содержать их на своем попечении. Таким образом, военно-санитарные взгляды Суворова остались непонятыми и грозили ему впереди новыми неприятностями. Но все эти мелочи не изменяли сущности дела, которое состояло в доверии к нему Государыни, в надеждах, возлагаемых на него всей Россией, и в опасениях, которые возбуждало его имя во врагах. Доверие Государыни сказалось в самом назначении Суворова на юг, вопреки неблаговолению к нему высших придворных и служебных сфер. Сочувствие соотечественников, не подлежавшее никакому сомнению, подтвердилось одним мелким фактом, доказывающим однако, как велика уже была в то время популярность Суворова. В проезд его через Белгород, у него испросили аудиенцию двое семинаристов и поднесли ему печатную оду, написанную в его честь. Наконец, вскоре по прибытии на место, он получил от Хвостова, русского резидента в Константинополе, депешу, в которой между прочим значилось: «один слух о бытии вашем на границах сделал и облегчение мне в делах, и великое у Порты впечатление; одно имя ваше есть сильное отражение всем внушениям, кои от стороны зломыслящих на преклонение Порты к враждованию нам делаются» ².

Прибыв в Херсон, Суворов принялся тотчас же за самое ему неприятное – возведение крепостных построек и, чтобы не пропадало самое дорогое время, он заключил контракты с подрядчиками, а так как задаточных денег не было, то надавал им векселей. Это произвело большой переполох в петербургских правительственных учреждениях, которым приходилось расплачиваться; стали раздаваться протесты, отказы. Турчанинову пришлось списываться с Суворовым за всех, объясняя ему с большою осторожностью, что политическое положение едва ли требует такого спеха, что мало денег, что некоторыми из работ придется замедлит и т. под. Суворов отвечал: «вы делаете конец началом и предваряете тогда, когда я фундамент утвердил... Политическое положение извольте спросить у вице-канцлера, а я его постигаю как полевой офицер... Вы временили 2 месяца вместо двух дней, подобно как бы ловили меня за рыбу в тенета, зная, что я не сплю... Пропал бы год, если бы я чуть здесь медлил контрактами, без коих по состоянию страны обойтись не можно... Вы говорите, их не надобно; это надлежало мне сказать в Петербурге. Так сей год повороту нет; будущий год в вашей власти. присылайте деньги и с ними хоть вашего казначея» ³.

Но это легко было сказать, а трудно сделать при безденежье. Суворов, присутствие которого требовалось настоятельно в разных местах его района, сидел в ожидании денег прикованный к Херсону, сердился, жаловался, грозил. А ему тем временем подготовлялся удар. Еще в феврале 1793 г. он представил свои соображения о изменении плана некоторых укреплений; в апреле последовал ему ответный рескрипт Императрицы. Проекты его одобрялись в принципе, ему свидетельствовались «особливое удовольствие и признательность». но за недостатком средств, некоторые работы приостанавливались на неопределенный срок, другие рассрочивались на более или менее продолжительное время. Сообразно с этими указаниями, ему повелевалось представить генеральную смету, «с расположением подробных на то издержек погодно» и с точным определением суммы на каждый год. Засим, хотя в очень мягкой форме, подносились Суворову позолоченные пилюли: солдат употреблять на работы без изнурения; платить им по 10 коп. в рабочий день; по мирной поре и ненадобности экстренных мер, подряды производить и контракты заключать, на основании законов. в казенной палате. Наконец, в виду того, что никакое правительственное учреждение, кроме сената, не имеет власти заключать контракты более, как на 10,000 рублей, «заключенные в походной канцелярии вашей контракты оставить без действия» ⁴.

До получения этого рескрипта, Суворов писал Хвостову: «по неприсылке денег, с препонами, о грусти моей внушать можете, коли прилично, но не в жалобном виде; истинно так тошно, что я здешнему предпочитаю Финляндию». Теперь он опрокинулся на Турчанинова: «так добрые люди не делают; вы играете вашим словом, я ему верю, а вы пускаете плащ по всякому ветру, ведая, что они не постоянны». Он исчисляет Турчанинову насколько больше были средства Потемкина для тех яге строительных работ, как будто могла существовать на практике какая-нибудь параллель между Потемкиным и ним; указывает на необходимость быстрых и полных крепостных работ в южном крае и, принимая все эти препятствия близко к сердцу. в письме к Хвостову восклицает с горечью: «Боже мой. в каких я подлостях, и кн. Григорий Александрович никогда так меня не унижал».

Таким образом мечты о службе на юге, лелеянные в Финляндии, рассеялись при первом почти прикосновении к действительности. Таков уж был Суворов. Впрочем, кроме помехи в успехе дела, создавалось еще весьма неприятное лично для него положение: подрядчики успели зайти далеко, и теперь должны были нести убытки, некоторые даже разорение. Это его не только заботило, но и подвинуло на решительный шаг. Он написал Хвостову: «Подрядчикам выданы деньги из казны, я должен буду взнесть и, чтобы не отвечать Богу в их разорении, остальные им дополнить. Чего ради извольте продать мои новгородские деревни не ниже 100,000 рублей; людей перевесть в Суздаль. Теперь еще не знаю, какая и будет ли выручка за материалы, с согласия подрядчиков; хорошо, коли б осталось на выплату, а остальные мне на странствования». Позже цифры определились; требовалось по расчету Суворова 91,148 рублей, в том числе 23,648 рублей для пострадавших купцов, а остальное в казну; цена за новгородские имения назначалась в 150,000 р. и никак не ниже 135,000. Но все дело обошлось благополучно, и прибегать к крайней мере не потребовалось; каким именно способом и при каком компромиссе достигнуто удовлетворение обеих сторон, не знаем ⁵.

При описанном настроении Суворова, трудно было с ним ладить строителям. Их было двое – полковник Князев и поступивший на русскую службу подполковник де Волан, знакомый Суворову еще в последнюю войну с Турками. С Князевым дело шло довольно гладко, но с де Воланом бывали беспрестанные столкновения. Недостаточно освоившийся с условиями русской жизни и службы, де Волан покладливостъю не отличался и часто пытался сбросить с себя гнет, казавшийся ему несправедливым или излишним. «Князев хорош, де Волан скучен и грозен», пишет Суворов Турчанинову: «избалован и три раза уже абшит брал, а мне истинно неколи о их капризах думать». Но эти неприятности не имели большого значения; немного спустя, Суворов отзывался о де Волане так: «он у меня принят как приятель, а если вышло неудовольствие, то сие было от него же. и сам он себя успокоил». Еще позже Курис пишет Хвостову: «де Волан честнейший человек, его не знали; граф душевно его любит». И действительно де Волан оказался человеком вполне достойным, и между ним и Суворовым установились отношения приятельские ⁶.

Вообще инженерная специальность занимала самое видное место в деятельности Суворова на юге, как и в Финляндии. Сохранились подписанные им планы: проект Фанагорийской крепости, три проекта укреплений Кинбурнской косы и Днепровского лимана, план крепости Кинбурна, главного депота (Тирасполя), форта Гаджидера (Овидиополя) на Днестровском лимане, Гаджибейского укрепления, Севастопольских укреплений. Часть их строилась при нем и подвинулась вперед ощутительно, другая только начата; есть и оставшееся в проекте за коротким временем и недостатком денег. Из Севастопольских укреплений начаты 4 форта, в том числе 2 казематированные; в Гаджибее (Одесса) устраивалась военная гавань с купеческою пристанью, по планам де Волана, под непосредственным руководством де Рибаса и высшим надзором Суворова ⁷.

В тоже время производились внимательные наблюдения за всем, что делалось у соседа, и принимались меры предосторожности. К Суворову присылались извещения наших временных и постоянных дипломатических агентов на Балканском полуострове; доходили до него сведения даже из Италии. из Польши и других мест. Наши посланники и консулы не спускали глаз с Турции, также с действительных и мнимых замыслов Французского революционного правительства, сообщая обо всем Суворову. расспрашивались шкипера купеческих судов, турецкие беглые; доставлялись отрывки газет, преимущественно гамбургских; цитировались частные письма. Добытые такими путями сведения Суворов сообщал в Петербург, графу Зубову, иногда даже самой Государыне.

В них много тревожного, но мало действительно опасного – и бездна противоречий; особенно пессимистским характером отличаются извещения ясского консула Северина. «Северин вам врет», разубеждает Суворова из Константинополя Кутузов, посланный туда с особою миссией: «крепости турецкие валятся, флот не силен, вся внутренность расстроена, а паче всего вы тут». Полгода спустя наш посланник в Константинополе, Кочубей, подтверждает тоже самое и успокаивает Суворова по крайней мере на срок до осени 1794 года. Но Суворову, поставленному на страже и снабженному известными инструкциями, нельзя было успокаиваться, и он продолжал готовиться к войне с обычным своим рвением и энергией ⁸.

А между тем именно это рвение и энергия были отчасти причиной тревожного состояния, которое замечалось в Турции. Усиленная военная деятельность в пограничном русском районе естественно смущала и беспокоила Турок; они старались проведать истинную причину приготовлений и с этою целью подсылали шпионов. В таком смысле писали Суворову Северин, Кочубей и Хвостов; последний даже советовал распустить слух, что наши вооружения остановлены, так как слух этот тотчас дошел бы до Константинополя чрез посредство купеческих судов. Но приготовления не прекращались, а усиливались. Поддерживались они между прочим интригами Французского правительства в Константинополе и его враждебными намерениями, по донесениям наших агентов. Суворову сообщалось, что из Константинополя готовятся посетить русские черноморские порты два шпиона-француза, на судне, нагруженном фруктами, и что за собирание и доставку желаемых сведений им обещано 7,500 пиастров, кроме торговых барышей. Писалось, что капитаны французских военных судов получили приказание нападать на русские купеческие корабли к водах Турции; что эскадра из 18 судов адмирала Латуша ожидается для совместного с Турками действия в Черном море: что под турецким флагом пойдет в Синоп якобинское судно, под командой Перголе, а на возвратном пути зайдет в один из наших портов. Особенного внимания русских властей заслужило неоднократно доходившее из-за границы известие, что бывший полковник русской службы Анжели, около 30 лет назад выгнанный из России за измену, собирается из Парижа, в качестве уполномоченного якобинского клуба, посетить Россию снова. Описывались его приметы, говорилось; что при нем будет находиться его сын, бывший паж двора Екатерины, и еще несколько человек; что Анжели получил миллион франков золотом, а цель его миссии – произвести в России революцию в роде французской. Как ни дуты были большею частью эти известия, но страх, наведенный злодействами французской революции, и опасения за монархический принцип, заставляли не пренебрегать ничем. А так как область Суворовского командования была местом, куда преимущественно направлялись все действительные и мнимые замыслы врагов России, то легко понять, что тут сосредоточивались и главные меры противодействия. Дошло наконец до того, что стали опасаться французского десанта на русские черноморские берега и, по требованию графа Зубова, Суворов проектировал, при сотрудничестве де Волана, план защиты берегов от 15,000-ной высадки Французов, с обозначением пунктов, где надо иметь войска и гребные суда, и с исчислением тех и других. Проект этот в январе 1794 года он отправил к Зубову с де Рибасом ⁹. Главные опасения, впрочем, заключались в предположении о возможности близкой войны не с Францией, а с Турцией. Едва ли даже можно называть эти заботы опасениями, так как возбуждались они главным образом не извне, а шли от Петербургского кабинета. Турция не желала войны, ибо не могла еще оправиться от предшествовавшей; сношения её с Россией отличались умеренностью и миролюбием; если она принимала военные меры, то в смысле оборонительном, вынуждаемая приготовлениями России. Желала войны Екатерина, не забывшая прежних проектов, которые она лелеяла вместе с Потемкиным. Возбуждал ее к этому преемник Потемкина, Зубов. в воображении которого роились мечты о высшем командовании, о фельдмаршальстве. Греческий проект Потемкина еще имел за себя хоть какие-нибудь данные в политической и военной обстановке времени; детские же мечтания Зубова совсем висели в воздухе, без всякой под собой ночвы. Замыслы его простирались на Персию, Тибет, Китай и выражались, как в конечном результате, в завоевании Турции и во взятии Константинополя. Под влиянием своего любимца, Екатерина не могла вполне отрешиться от химер прежнего, более благоприятного для них времени, и открыто, в большом придворном кругу говорила, что ей надоело возиться с Турками и что она убедит их наконец, что забраться в их столицу ей также легко, как совершить путешествие в Крым ¹⁰.

Положение делалось весьма напряженным, так что пущенный кем-то слух, будто Татары собираются с турецкой стороны Днестра на наш берег для грабежа, заставил командовавшего на границе генерала, принимать усиленные меры предосторожности и даже просить подкрепления кавалерией, хотя сам он доносил, что признает слух несбыточным. Следствием натянутости, явилось учреждение укрепленного лагеря при Ботне, а потом и усиленное его вооружение. В половине января 1794 года последовал от Екатерины Суворову рескрипт о снабжении войск всем нужным по военному положению, о доукомплектовании их при встретившейся надобности из остающихся на месте, о сосредоточении одних полков при Ботне, а других к приморскому пункту, для посадки на гребную флотилию. Суворову приказывалось быть в такой готовности, чтобы можно было захватить неприятельский берег Днестра; говорилось, что Турок надо сразу озадачить; разрешалось даже, на случай объявления войны Портою, начать военные действия, не сносясь с Петербургом ¹¹.

Суворов, как исключительно военный человек, не считал завоевание Турции несбыточною мечтою, конечно при условии, что оно будет поручено ему. Под влиянием назначения своего с севера на юг, производившихся здесь военных приготовлений и завоевательных проектов прошедшего и настоящего времени, Суворов решился набросать план наступательной войны с Турцией и прилежно занялся этим делом в конце 1793 года. Обдумав предмет со всех сторон, он продиктовал свой план (по-французски) де Волану. Разгласил ли он сам про свою работу чрез Хвостова или Турчанинова, или весть об этом дошла в Петербург другим путем, но только Екатерина потребовала план к себе, и Суворов представил его в ноябре 1793 года. Этот замечательный в историческом отношении документ (см. Приложение III) [6]6
  Приложения ко 2 тому
  Приложение III.
  К главе XIV.
  Plans de campagnes et d'opérations contre les Turcs, dictés à Kherson, le 10 novembre 1793, en langue française, par le comte Souworov-Rimniksky, et envoyés par ordre suprême au Souverain.
   (Из материалов графа Милютина; доставлено князем М.С. Воронцовым генералу Михайловскому-Данилевскому).
  Les Turcs se préparent à la guerre; les jacobins leur influent, que jadis ils étaient vainqueurs des chrétiens pour n'avoir reposé que dans des guerres, et que c'était à eux d'attaquer au dépourvu, ne suivant pas en celà l'usage des puissances européennes, en déclarant la rupture. Depuis l'arrivée de notre ambassadeur à Constantinople, les lettres de notre ministère m'ont manqué. Mais ils n'ont point raison de l'entreprendre avant d'avoir mis leurs forteresses en état respectable et, en attendant, ils pourraient donner une autre consistance à leur armée. Sur le pied adopté en Europe comme ils l'ont entrepris, et quoi qu'ils manqueront de Pierre le Grand, ils ne seront point totalement dépourvus d'officiers étrangers aventuriers. Ils peinent expliquer l’alcoran à leur convenance, – lisez le Petit Traité en français du vieux archevêque Eugène.
  Leur armement naval n'est pas à mépriser, comme l'excellent vaisseau «Иоанн Предтеча», pris par eux le démontre; leurs matelots chrétiens sont très bons, et quoique plusieurs officiers ne sont pas conséquents, ils ont aussi des Seitali. Le défaut qu'ils placent sur les ponts des vaisseaux des canons de différents calibres, peut être facilement redressé. Il n'est pas vrai, qu'ils ont craint notre flotte dans son enfance; les dernières campagnes de la guerre passée ils ont démontré qu'ils ne sont plus les mêmes qu'à Tchesmé. C'est pourquoi il faut leur opposer de notre part une flotte à voiles, qui puisse se mesurer avec eux, et gagner par là la prépondérance pour protéger notre flotte à rames et assurer les bords de notre côte contre les descentes. Ceci appartient à messieurs les amiraux.
  Notre flotte à rames agira, en cas de rupture, en combinaison avec les troupes de terre; or jetons un coup d'œil sur son état et ce qui n'en faudrait détacher, pour les moyens défensifs, que nous laisserons au dos. Cette flotte à rames, en cas de rupture, livrera au canal de Jenikalé les 6 doubles chaloupes qui serviront trois campagnes; et lançons et kirlangitclis qui peuvent servir 4 campagnes, se trouvant à Taganrog, – en tout 17 bâtiments; on y ajoutera des 50 lotkas actuellement à Taman, – de 30 à 40, qui ne pourront pas servir à la guerre offensive, ayant servi pendant toute la dernière guerre. Pour la défense de l'entrée dans le liman du Dnieper, entre Kinbourn et Otchakoff, des bâtiments qui se trouvent à Nicolaeff, des 34 lançons – 15, qui ne sauront pas servir au delà de deux campagnes. De Kherson – 5 vielles chaloupes canonnières et 2 batteries que l'on armera; 1 tre-bocq et 1 fombas. Nombre total pour cette dernière défense – 24 bâtiments à rames, protégés par 2 frégates et soutenus par nos ouvrages de la pointe de la langue de terre de Kinbourn.
  Par le résumé, il restera donc en tout, pour l'action offensive de la flotte, des bâtiments à rames: brigantins à Nicolaeff 1 bon et 9 pour 2 campagnes, à Kherson – 2 pour 4 campagnes et 3 bons, – en tout 15 bâtiments. Lançons de Nicolaeff, 3 bons et 19 pour 2 campagnes, à Kherson, 8 bons et 1 pour 4 campagnes, – en tout 31 lançons. Doubles chaloupes de Nicolaeff – 6, simple chaloupe – 1, 2 cutters pour 3 campagnes; le reste sont de mauvais bâtiments de transport, corsaires et autres. Le total de la flotte sera 55 bâtiments. Messieurs les amiraux sont mieux au fait de l'état de cette flotte et n'ignorent pas qu'on y doit une prompte et efficace réparation et une augmentation suffisante.
  A Taganrog 58 lotkas du Don à l'usage des Tchernomorsky cosaques, dont 43 sont bonnes pour être armées en guerre; le reste sera réparé vers le mois d'avril. Comme ces cosaques Tchernomortzis sont indispensables pour la flotte à rames, on en équipera les lotkas qui peuvent monter de 60 à 65 bâtiments, y compté ce qui peut être mis en service offensif de Taman.
  Des susdits cosaques, il doit se trouver sur cette flotte de 5 à 6000 hommes. Si l'on n'ajoute rien à ces bâtiments, il en restera peu pour les impulsions sur l'Anatolie, qui d'ailleurs, n'aboutiraient qu'à quelques dévastations, occasioneraient peu de diversions et pourraient être quelquefois dangereuses sans la protection de la flotte à voiles qui aura des objets plus solides à remplir. Ce plan pourrait être mieux rempli par des armateurs, comme le commerçant de Kherson Hakousi, qui propose déjà d'armer 6 bâtiments et promet de pouvoir les augmenter jusqu'à 15; il ne requiert à cette fin que les canons.
  Les cosaques Tchernomortzis qui resteront en leurs habitations du Taman et à la forteresse de Phanagoria qu'on ne peut pas exposer à la merci du sort, sont plus aisément soutenus par le corps du Kouban que de la Tauride, d'au-delà du canal de Jenikalé. Ce corps était ordinairement composé de 4 régiments d'infanterie, de 20 escadrons de cavalerie, de 2 à 6 régiments de cosaques du Don selon les circonstances. Du fort Yaij jusqu'au Taman il avait quelques redoutes de communication, avec peu de monde et de canons; son capital était à Copil comme point central, endroit malsain (on pourrait le changer pour un meilleur sans trop s'éloigner), et sur le Kouban dont l'eau en été est de mauvaise salubrité. Elle n'est bonne et potable que des puits.
  Le corps de la Tauride sera fort de 6 a 7,000 hommes d'infanterie et de 1,000 hommes de cavalerie avec 3 régiments de cosaques, on y laissera de l'artillerie à proportion.
  Pour Kinbourn et ses points détachés il faudra 2 régitneuts d'infanterie, 1 régiment de cavalerie et 1 régiment de cosaques.
  Première campagne.
  Supposant les Turcs dans la situation actuelle, les forteresses cédées par la paix ne pouvant soutenir un siège, et s'il paraîtra bon de vouloir bien les prévenir en commençant la campagne de bonne heure et avant qu'ils aient rassemblé leurs troupes et se fussent portés vers le Danube, ce qui n'arrive ordinairement que vers le mois de juin.
  Le corps du Caucase doit tâcher d'être en bonne intelligence avec les races tcherkesses pour faciliter ses opérations. Laissant pour la garde de sa ligne autant de troupes qu'il faudra, avec le reste ou la plus grande partie, conjointement avec le corps du Kouban, il se portera sur Anapa, s'en emparera de vive force et la rasera tout aussitôt; ce qu'il exécutera de même avec Soudjouk-kalé et Ghélendjik. Ayant fini cette besogne, les deux corps retourneront sur leurs pas.
  Opérations au delà du Dniéster.
  Passant au cou de Bender, un corps détaché № 2, fort de 15,000 hommes, longera les bords de la Mer Noire, s'emparera d'Ackermann. Palanque, Kilia, Ismaïl et par le côté gauche de Sunnia, pour faciliter l'entrée à notre flotte à rames par cette embouchure dans le Danube, qui prendra possession de Toultcha et d'Jsaktcha avec ses troupes de débarquement qui doivent être suffisantes. Tous ces points doivent être bien rasés exepté Kilia, qui servira de point de protection en seconde ligne aux postes considérables à fortifier de l'embouchure du Danube et du cap Tchertal. Sunnia surtout sera bien fortifiée, comme le seul passage pour des bâtiments de quelque chartre et servira de défense pour ne pas laisser entrer par cette embouchure les escadres à rames turques qui pourraient survenir.
  Un autre corps, № 1, fort d'au delà de 20,000 hommes, donnera droit sur la forteresse de Brahilov, sans s'amuser en sa marche ailleurs s'il n'y est pas obligé, en fera le siège en forme, et tâchera de l'emporter en 21 jours. La flotte à rames, ayant fini avec les autres places de sa tâche, se joindra au plutôt avec ce corps pour seconder le siège qui néanmoins ne l'attendra pas en poussant ses travaux.
  De même le corps № 3, fort de 15,000 hommes passé, donnera en premier lieu sur Khotin pour l'emporter de vive force, en démolissant ses ouvrages pour éviter de trop se partager en garnisons. Il se portera sur Giurgievo qu'il emportera d'emblée s'il le pourra ou autrement de siège, quoi-qu'en moins de jours qu'il est dit de Brahilov, comme celle-là étant plus faible; et tout de suite il s'emparera de Roustchouk qui n'a jamais été une forteresse. Ces deux places seront ruinées et rasées, évacuées des habitants, les notres n'ayant pas besoin de postes permanents. Il serait bon, si le temps est favorable de se défaire une fois de la même façon de Tourna et de Nicopolis.
  Brahilov, capitale, reste bien fortifié avec une garnison suffisante selon les circonstances, quoique le général du corps № 3 doit y obvier à toute entreprise de l'ennemi en le battant en rase campagne. C'est pourquoi il faut qu'il ait de 36 à 40,000 hommes sans compter les Arnaouts qu'il pourrait lever. Si ce n'est pendant la première campagne, ce sera dans la suivante qu'avec la partie de ce corps il s'emparera sans perdre de temps de Silistrie, de Girsova, de Tourtoukay et du reste des nouveaux établissements des Turcs qui doivent être tout-à-fait rasés comme les autres, pour n'y jamais tenir des postes fixes et disperser les troupes. Après la prise de Giurgievo, il s'emparera facilement de la Valachie, mais comme il doit rester sur la défensive, il s'amusera peu avec Boukharest; son quartier général est plutôt aux environs de Fokschani et selon les circonstances. Il est de même de Jassy – il livrera garnison à Kilia, Sunnia, Kaptchadal et Braliilov et, outre les piquets et petites parties non superflues, il restera toujours ramassé avec les trois quarts de son corps, pour bien battre les infidèles en rase campagne qui, pour faire diversion aux corps agissants vers le Balkan ou le tourner, se hazarderaient à passer le Danube audessus de Brahilov ou par le Banat, puisqu'ils ne pourraient le faire au dessous – notre flotte a rames y dominant jusqu'à son embouchure.
  Nous voilà 100 mille hommes, y comptées les troupes de débarquement sur la flotte à rames; même en entrant en opération avec 60 mille hommes, le reste doit suivre aussitôt; en cas d'obstacle on pourrait en rabattre très peu, le temps est le plus cher, – il faut savoir le ménager; souvent nos victoires précédentes étaient sans suites faute de monde. C'est un très faux principe de croire après une défaite de l'ennemi avoir tout fini, lorsqu'il reste à s'occuper de plus grands succès. Ainsi pourraient agir avec plus de solidité aussitôt après la prise de Brahilov les corps №№ 2 et 1 ; mais augmentés à 60 mille combattants, ils se combineront vis-à-vis de Toultcha, passeront le Danube, pénétreront jusqu'à Varna, l'emporteront d'emblée ou de vive force selon les circonstances. La flotte à rames qui agira avec 30 de ses plus gros bâtiments et 40 lotkas, laissant sur le point de Toultcha le reste, consistant en 25 bâtiments et 25 lotkas. Elle ne pourra entrer en rade à Varna jusqu'à ce que notre flotte à voiles n'y ait taillé en pièces, battu ou chassé l'escadre turque. Notre flotte à rames doit être augmentée, mais toujours protégée par celle à voiles – dès ce temps les opérations resteront compliquées avec celles des troupes de terre.
  Pour percer jusqu'à Varna les Turcs qui, vers ce temps, ne pourront manquer de rassembler leur armée sous Schoumla et viendront dans ce trajet à notre rencontre, on tâchera de les bien battre et poursuivre avec célérité jusqu'à Schoumla qu'il faut attaquer et raser; et comme de là à Varna il y a une marche de près de 13 jours, il faudra que les mouvements de notre flotte à rames soient bien mesurés et qu'elle y trouve déjà la rade libre par notre flotte à voiles.
  Alors si Varna ne peut être emportée de vive force, elle le sera par un siège de quelques jours. Cette entreprise deviendra difficile, si une escadre turque reste postée en sa rade, ce qui endommagerait beaucoup nous et nos travaux; c'est pourquoi aucun des moyens combinés ne doit manquer pour la prompte réussite de l'entreprise. Il est évident que la flotte turque sera alors en mer, elle ira à la rencontre de la nôtre qui lui livrera combat, tâchera de la défaire au possible et lui donnera la chasse jusqu'au canal de Constantinople: alors il serait facile pour notre flotte de tourner voile sur Varna.
  Pour se défaire d'une telle escadre ennemie, l'amiral Ouschakoff démontrera la possibilité après son dernier combat naval, si la paix survenue dans le même instant ne lui eut pas fait manquer l'objet.
  S'étant rendu maître de Varna le corps entrera en quartier d'hiver dans la Bulgarie, proche des montagnes du Balkan. déployant l'aile droite vers Schoumla pour ouvrir le plus tôt possible la campagne suivante.
  La mesure du temps est pour la guerre une règle générale: aussitôt qu'il manquerait pour le projet sur Varna, il faudra le remettre pour la suite.
  Je répète ici que cette opération n'est fondée que sur l'ouverture de la campagne aux premiers jours des fourrages verts du printemps; que les forteresses, excepté Brahilov, sont hors d'état de soutenir un siège et que les Turcs, jusqu'à ce qu'elles ne soient envahies, n'y porteront aucun autre obstacle, comme aussi à notre flotte à rames dans le Danube. Il serait surtout essentiel que nous les puissions prévenir aux postes de Sunnia et de Kaptchadal, points des plus essentiels pour nos opérations de la flotte. Quand les Turcs auront le temps de s'y fortifier eux-mêmes selon leurs projets, nous y trouverons les mêmes inconvénients que nous leur préparerons.
  Nos émissaires ayant été sur les différentes places viennent de retourner dans cet intervalle et livrent les informations ci-jointes.
  Changement d'opération.
  Ismaïl, nullement démantelé de notre part à la fin de la dernière guerre, vient d'être rendu beaucoup plus formidable qu'il ne l'avait été, et quoique nos émissaires nous rapportent qu'il n'y a pas tant de canons, il n'est pas à douter qu'ils ne soient pas en grand nombre; y risquer un assaut, serait gigantesque. Palanque, Kilia, Bender, Ackermann et les embouchures du Danube étant en notre pouvoir, et la flotte à rames s'étant rendue maître de Toultcha et d'Isaktchâ, on en formera le siège qui pourra durer 31 jours. Et avant de l'avoir entrepris, un gros détachement des troupes, comme il est dit ci-dessus du corps № 3, qui sera le plus à portée, marchant chemin faisant au rendez-vous général, aura emporté Khotin de vive force. Il n'est pas à croire qu'on laisserait le temps aux Turcs de pousser leur armée jusqu'à Khotin, ni même que cela leur pourrait être utile, comme dans la guerre précédente. Dans l'état actuel des choses ils ont des points plus essentiels et mieux disposés pour ce besoin.
  Autres 40 mille hommes entameront le siège de Brahilov. Mais arrivera-t-il qu'à l'ouverture de la campagne, on se trouve dans le cas de commencer les opérations avec beaucoup moins de 100 mille hommes, il sera impossible à se charger d'attaquer les deux forteresses, Braliilov et Ismaïl, ensemble. C'est pourquoi Khotin étant emporté comme il est dit, on se formera, si les circonstances le permettent, en un seul corps, dont le gros s'emparera aussitôt de Bender, Palanka, Ackermann, Kilia – et la flotte à rames ayant percé les embouchures du Danube, en même temps de Toultcha et d'Isaktcha, se fortifiera, comme on en a fait mention, à Kaptchadal et l'occupera en force avec ses troupes de débarquement, comme aussi les embouchures. Après cela ce corps, ayant laissé garnison à Kilia, tous les autres points rasés, se portera sur la forteresse de Brahilov, remettant l'entreprise d'Ismaïl pour la suite.
  Comme Brahilov parait être un poste de plus grande conséquence qu'Ismaïl, par la raison qu'en étant une fois maître, on transporte un corps de 15 à 20 mille hommes à Matchin, où il se retranchera en cas de besoin. C'est un pas excellent par lequel on empêche toute communication du haut avec le bas du Danube et surtout avec Ismaïl, à raison des situations impraticables qui se trouvent le long des bords droits du fleuve, entre le canal de Grégoire et la Concefane, de pouvoir manoeuvrer ou passer avec des corps simplement de quelques mille hommes et, par conséquent, à plus forte raison, moins encore avec une armée qui, en tout cas doit toujours franchir le pas de Matchin.
  En cette opération il faut bien tâcher de prévenir les Turcs qui, une fois après avoir franchi ce pas, ce n'est pas qu'ils marchent sur Ismaïl pour y passer la rivière, puisqu'ils trouveront le poste de Kaptchadal bien gardé par nos troupes de débarquement, fort de 4 à 6.000 hommes, et par le peu de place de la situation coupée de la Schionta, inattaquable avec une force analogue, – mais ils pourront se porter sous Brahilov pour vouloir rendre le siège impraticable, ce que néanmoins ils ne peuvent qu'avec 25 mille hommes en tâchant de s'appuyer sur la forteresse; à l'égard du terrain étroit, qui en cas d'attaque ne saurait pas en entier être protégé qu'avec fort peu de canons de la forteresse dont la prise ne peut pas être trop différée. Après dépéchez vous de battre tout ce qui peut se trouver à Matchin, en passant le Danube sous Brahilov; durant le siège de cette forteresse, détachez un corps volant, de 15 mille hommes pour observer la forte garnison d'Ismaïl et le pas de Réni, comme aussi pour couvrir les convois en cas de besoin; sa position sera au delà du Zéret et il pourra passer le Pruth pour combattre des forces analogues à lui sans perdre de temps, et aussitôt revenir sur ses pas pour être à portée de rejoindre les assiégeants. Son commandant ne doit jamais se laisser tromper par certaines démonstrations, quoique presque inconnues aux Turcs, ignorant même l'effet des nôtres, ou en s'amusant, nous ne faisons que fatiguer les troupes en vain.
  Mais venons au véritable objet des Turcs, pour faire lever le siège ou secourir Brahilov. Leur armée passera le Danube plutôt sous Silistrie qu'ailleurs; étant instruit de leurs mouvements à fond, on tirera le corps volant à soi et, laissant ce qu'il faudra pour continuer le siège, on ira à leur rencontre, on les chargera et, les ayant battus, on les poursuivra au possible, pour pouvoir retourner et tranquillement finir le siège. Et si leur armée entreprendrait la même chose aux environs de Réni, on suivra le même principe.
  La même conduite doit être toujours observée par nos troupes et, autant qu'il se peut, elles doivent suivre la règle de battre l'ennemi en campagne avant d'entreprendre un siège.
  Après la prise de Brahilov et l'exécution de quelques defaites qui ne pourront manquer, nos troupes se replieront sur Ismaïl pour en former le siège et l'emporter de la manière qu'il est dit ci-dessus. Du reste, on suivra tout ce qui a été remarqué dans les premières observations.
  Les troupes, en se repliant sur Ismaïl au nombre susdit de 60.000 hommes, laisseront tout le surplus en Valachie, qui donnera une garnison suffisante à Brahilov; ce corps intérieur doit être aussitôt augmenté jusqu'à 10 mille hommes et, en attendant que le premier corps actif s'occupera au siège dlsmaïl, il doit en même temps agir sur Giurgievo et Roustchouk, comme il est ci-dessus mentionné, éclaireissant les deux bords du haut Danube, en comblant, démantelant et rasant tout ce qui se trouvera des fortifications turques, pour n'être pas obligé de tenir nulle part des garnisons ou postes fixes, et autant qu'il peut, si dès le commencement il ne serait pas pourvu de ce nombre. Après la prise d'Isrnaïl, il faudra prévoir au juste par le calcul du temps, si l'arrière-saison le permettra, au corps actif de pousser jusqu'à Varna; si non, ces deux corps seront répartis en quartiers d'hiver dans les deux principautés et l'opération sur Varna sera remise au premier fourrage vert du printemps suivant.
  Mais d'abord que le corps actif, passant le Danube, pénètre tant soit peu dans la Bulgarie, il faut absolument que le corps intérieur soit fort de 40 mille hommes pour dominer toute l'étendue, ne courir point de risques par sa faiblesse, comme aussi pour pouvoir soigner et couvrir le convoi; il tiendra garnison, comme il a été dit, à Brahilov et Kilia. Un fort détachement à Kaptchadal occupera suffisamment Sunnia (le guirlo de Kilia aussi nommé Volkova) et en cas de besoin l'issue du canal St. George. Aussi répétons nous que ce n'est pas une remise pour l'opération sur Varna: elle doit s'effectuer dès la première, si, comme il est dit dans des observations précédentes, elle commencera de fort bonne heure, mais retarderait-elle, ou serait-elle empêchée par de grands obstacles, on aura raison de la remettre au printemps qui suit, quoique malgrè soi; par ces délais des marches on perdra quelque chose au dessus d'un mois. Après la prise de Varna que Dieu prospère, mettez vous aussitôt en mouvement pour franchir le Balkan.
  Seconde campagne.
  La maison d'Autriche, si elle reste aussi embarassée avec le nouveau gouvernement français, comme elle l'est actuellement, ne voudra pas ou ne sera pas en état de rompre avec les Turcs, et on ne prévoit aucune éspérance sur les Vénitiens.
  Si l'on jugerait bon, ou que les circonstances le permettent, que notre flotte de la Baltique passe à l'Archipel, nonobstant sa prépondérance qu'elle y acquerrait, elle ne pourra que profiter des Grecs insulaires pour le service des corsaires et armateurs, sans faire soulever ceux qui sont sur terre ferme, jusqu'à ce que nos troupes soient au-delà du Balkan. Alors ils seront bons pour les diversions, étant armés à leur manière.
  On ne peut pas beaucoup compter sur les braves Montenégrins qui, faibles par leur nombre, défendent leurs foyers et ne feront que de faibles irruptions.
  Mahmoud de Scutari, qui jusqu'à présent n'était jaloux que de son indépendance, pourrait être employé, si on le gagne par 1 ambition des conquêtes.
  Ali-Pacha de l'Epire qui nourrit un germe de mécontentement contre la Porte, serait le meilleur pour être provoqué à la révolte. Il est réputé dans son pays et il a beaucoup d'adhérents.
  Durant la guerre précédente le général Podgoretchani se proposa pour lever les Paulianis dans la Bulgarie au delà du Danube, – une douzaine de régiments de cette nation; il n'en fut rien: on pourrait suivre ce principe en partie, mais il faut les armer, en quoi ils manquent d'eux-mêmes.
  Au commencement de la dernière guerre, les Bulgares d'outre le Balkan et de la Roumélie envoyèrent des députés à S-t. Pétersbourg. Cet objet est éclairci par la note ci-jointe, lettre H. Ils sont nombreux. Le défaut est qu'ils ne sont pas comme les Grecs accoutumés à leurs propres armes; ils n'en ont pas. Il faudra donc les armer suivant la meilleure convenance: alors il serait mieux qu'ils agissent d'un autre côté et subsistent d'eux-mêmes pour faire aux Turcs des diversions conséquentes. S'il s’en trouvait un grand nombre dans nos troupes, ils seraient plutôt à charge et les absorberaient.
  Tout ce dont on parle, doit être arrangé et prêt pas plutôt qu’aqrès le passage de nos troupes au-delà du Balkan.
  De même alors, on prêtera les moyens de soulever autant de Grecs, que l'on pourra dans les différentes parties de leur pays qui ne manque ni d'ambitieux, ni de mécontents; – ils ont leurs propres armes.
  Pour passer les monts Balkans il y a 3 routes. La première à la droite, seulement passable à cheval: de Schoumla à Dragoy-kioy 20 verstes, de là à Tchali-kavak 20 verstes, à Dobraly 20 verstes, à Karnabat 20 verstes, à Kalderossan 40 verstes, à Faky 40 verstes, à Kanara 25 verstes; en tout 185 verstes.
  La seconde route, celle du milieu, que les courriers passent ordinairement, seulement passable à cheval. De Schoumla sur le chemin de Varna jusqu'à Pravody 60 verstes, à Aydos 30 verstes, à Karabounar 35 verstes, à Faky 25 verstes, en tout 150 verstes.
  La troisième route à la gauche, la seule praticable pour les troupes et les embarras. C'est celle de Bazardjik à Varna; elle se partage encore en deux chemins également praticables, savoir: le premier de Kozlitza (60 verstes au-delà de Bazardjik et à 40 verstes, de Pravody) à Koutchouk Balkan 100 verstes, à Tchorban 40 verstes, à Kanara 25 verstes; en tout 165 verstes. Le second se tient vers la gauche sur Varna même: de Kozlitza à Varna 95 verstes, de Varna à Koutchouk Balkan 60 verstes, à Tchorban 40 verstes, à Kanara 25 verstes; en tout 220 verstes et de Varna 125 verstes.
  La Bulgarie au-delà du Danube est un pays aboudant en grains et fourrages; lorsqu'on tiendra bonne discipline dans les troupes, ce pajs fertile pourra soulager leur subsistance en tout temps. Mais au-delà du Balkan, on ne trouvera pas du seigle. C'est pourquoi il sera essentiel, que l'on accoutume peu à peu le soldat au froment à plus grande portion.
  Etant maître de Varna dans la première campagne, on a l'ouverture de la suivante; les troupes franchiront le Balkan, se mettant au dessus de tous les obstacles et combattant tout ce qui se présentera. Il faut nécessairement que nos flottes aient en mer une prépondérance décidée sur celle de l'ennemi, agissant de concert avec nos troupes de'terre; sous la protection de la flotte à voiles, l'autre aura soin du transport des munitions et des vivres pour obvier aux difficultés des transports par terre.
  Il faut un très grand magasin à Varna.
  On érigera ensuite de même un magasin à Derkos, ou autre point de 20 à 25 verstes de l'embouchure du canal de Constantinoples. Dans le temps que les troupes s'ébranleront sur cette capitale, on doit se rendre maître de vive force de ce coiut par la flotte à rames.
  Au-delà du Balkan, du point de Kanara, il y a deux chemins à Constantinople: à la droite par Adrianople faisant 50 verstes, à Araba-bourgos 50 v., à Karastipak 20 v., à Tchorlou 30 v., à Knikli 25 v., à Silivria 25 v., à Pivatay 15 v., à Boujouk-Tchekmédjé 20 v., à Koutchouk-Tchekmédjé 15 v., à Constantinople 15 v.; donc en tout du point de Kanara à Constantinople par la route d'Adrianople 265 v. Par l'autre chemin de la gauche, du point de Kanara à Kirkilessi 35 v., à Araba-bourgos 40 v., à Karas 20 v., à Tchorlou 30 v., à Knikli 25 v., à Silivria 35 v., à Pivatay 15 v., à Boujouk-Tchekmédjé 20 v., à Koutchouk-Tchekmédjé 15 v., â Constantinople 15 v.: en tout du point de Kanara le chemin à la gauche jusqu'à Constantinople 250 verstes.
  Passé les montagnes, il est probable que nous rencontrerons une puissante armée de Turcs, c'est pourquoi toute la marche doit être bien mesurée, et en se hâtant lentement et avec circonspection, – que tout le corps débouche promptement vers le pied occidental du Balkan; aussitôt arrivé, on battra les infidèles au possible.
  Si la saison le pourra permettre et que l'on surmonterait tous les obstacles, il faudra finir avec Constantinople même avec cette seconde campagne, en tâchant de ne rien remettre à la troisième. Le délai engendre des difficultés, mais obligés par les circonstances de remettre le grand coup à la troisième campagne, on prendra les quartiers d'hiver le long du pied occidental du Balkan, entre les bords de la Mer Noire et Adrianople, aussi serrés que possible; nos flottes se rendront maîtres de Bourgas et Sizebolis et y hiverneront.
  Observez rigoureusement le principe à frapper de grands coups aux armées turques pour les affaiblir au possible, et ne jetez vous point sur la capitale avec le risque de Jules César à Alesia; les différents combats pourraient vous couter plus de temps, mais il ne sera pas perdu.
  Expédition sur Constantinople.
  Il est dit que nos flottes dès le commencement de la guerre, doivent se procurer la prépondérance sur la Mer Noire, en battant celles des ennemis autant de fois qu'elles se présenteront; à force que les troupes de terre s'avancent vers la capitale, nos flottes éclaireront les côtes en prenant possession des places considérables qui se trouvent encore entre Varna et l'embouchure du canal de Constantinople; telles sont Messembrie, Bourgas, Sizebolis, et s'attacheront à un point convenable le plus près possible de l'embouchure du canal de Constantinople, pour la formation de nouveax magasins, du débarquement de nouvelles munitions de guerre, du supplément de l'artillerie de siège que la longueur et les difficultés des chemins n'auront pas permis de traîner en entier à la guerre, de nos troupes de terre, de même que des affûtages de remonte et des autres machines nécéssaires pour l'entreprise projetée. S'il n'y a pas de point plus proche de l'embouchure du canal, propre au besoin, on se tiendra à Derkos. Les bâtiments de transport suivront de près notre flotte à rames et fourniront ce dernier magasin du nécéssaire par de nouveaux vojages et une communication non interrompue avec les magasins de Varna, qui seront soutenus par nos établissements sur le Dniester et le Dnieper.
  Il est en attendant plus que probable que les débris des armées défaites par nos troupes, chemin faissant se soient rassemblée et formés sous les murs de Constantinople, ou autre poste favorable dans ses environs (ceux qui connaissent le local parlent d'une position favorable entre la ville et la pointe de Domus-déré sur la Mer Noire pour soutenir et la capitale et les embouchures du canal sans se partager), et renforcés par de nouvelles troupes de l'Asie, d'où le chemin reste toujours ouvert. La première tâche de nos troupes sera d'exterminer au possible cette nouvelle Hydre. Avant l'entreprise de ce dernier coup, ce sera alors le temps d'attirer à soi les chrétiens soulevés en Grèce, en Bulgarie, en Roumélie et d'en choisir des corps d'élite en état d'agir de concert avec nos troupes de terre. Ce combat décisif déterminé, nos deux flottes approcheront le canal de Constantinople. Il paraît sûr qu'une grande partie de la marine turque se trouve postée dans l'embouchure du canal, entre les Dardanelles de Karaptché et de Porias, ouvrages qui présentent des points d'appui très essentiels à cette position. C'est pourquoi ces points doivent être emportés d'emblée en premier lieu, et surtout le château de Karaptché, comme le plus essentiel et dont la prise doit suivre immédiatement après la bataille ci-dessus mentionnée.
  Du côté de l'Asie le château de Porias doit être emporté par nos troupes de descente de nos flottes, qui seront formées au moment qu'elles commencent à appareiller. Il s'entend que cela soit vers l'aube du jour: on doit pouvoir compter sur 10 à 11 mille hommes qui formeront cette descente, étant à peu près le nombre des troupes de débarquement qui doit être attaché à la flotte à rames, savoir 5 à 6.000 hommes de troupes régulières et environ 5.000 cosaques de la Mer Noire. Tandis que pendant la nuit, l'expédition sur les châteaux Karaptché et Porias se fera, les flottes tâcheront de faire jouer leurs brûlots contre la flotte ennemie: la théorie du courant fort en cette gorge nous promet quelques succès brillants. Ces objets remplis, nos flottes, secondées par les ouvrages ennemis en possession des nôtres, entameront celle des Turcs qui ne tarderont point de succomber par l'effet de ces combinaisons. L'embouchure du canal franchie, elles ne poursuivront leurs approches qu'à pas lents, pour ne pas tomber dans les pièges des autres batteries de terre dont les côtes de l'intérieur du canal sont garnies, avant que nos troupes de terre s'en soient rendues maîtres; ces points le long du bord qui peuvent faire le plus de mal, sont du côté de l'Europe: après le château de Karaptché les batteries de Karadenis et Roumélie-Hissar, Thérapia, Jenikeni: du côté de l'Asie: après Porias et la batterie à fleur d'Eau de Fôt, le château d'Anatolie-Hissar et les batteries de la Montagne des Géants. Ce sera tout en éclairant les bords du canal par nos troupes de terre et de descente qui se saisiront des dits différents points, nos flottes trouveront de la facilité de s'approcher à la ville jusqu'à la pointe d'Ortakeni pour éviter de s'exposer trop tôt aux batteries formidables à fleur d'Eau du Sérail et avant que les dernières dispositions soient arrangées pour porter le dernier et grand coup au monstre qui a tyrannisé depuis plus de 3 siècles l'Europe entière.
  Si notre flotte de la Baltique pourrait être de l'opération elle tâchera de franchir le pas des Dardanelles du Bosphore de Thrace, en entrant dans la mer de Marmara; on pourrait commencer l'entreprise sur la ville même par un blocus pour tâcher de la réduire par famine.
  Si alors on s'apercevrait que les habitants de la ville chercheraient à passer le Bosphore pour se retirer en Anatolie, ou leur bâtira un pont d'or.
  S'ils s'acharnent à la défense, il faut dès ce moment frapper le grand coup et venir à l'escalade.
  Cette circonstance peut devenir dangereuse pour nos troupes à l'égard de la peste qui est pour ainsi dire permanente pour quelques endroits de la ville, et le soldat furieux après l'assaut ne manquera pas d'aller au butin. C'est pourquoi, se voyant réduits à cet extrême, il faudra disposer à retenir le soldat sous les murailles prises et se retrancher, foudroyant les habitants avec nos canons et par ce moyen tâcher d'obliger les Turcs à la capitulation sous les articles favorables à ceux qui voudraient se retirer en Asie avec leurs biens-meubles, excepté les métaux qui cependant pourraient être rachetables par une forte contribution. Mais si les habitants continueront à se défendre par désespoir, on mettra la ville en cendres, ayant auparavant rasé les maisons les plus proches de la muraille et de nos postes. Cette scène, si elle ne s'effectuera à la fois, se fera en partie, en s'avançant sur les décombres et en passant tout ce qui s’oppose au fil de l'épée jusqu'au Sérail et les Sept-Tours etc., que l'on assiégera ou finira par un assaut.
  Le cas de brûler la ville auquel on pourrait être contraint, serait quant à l'appréhension de la peste, pourrait arriver de mieux; de cette façon les bâtiments empestés radicalement exterminés, on y bâtira une nouvelle ville plus régulière.
  Mais un assaut général ne s'effectuera sur la ville qu'à la dernière extrémité.
  Les habitants chrétiens de différents cultes qui durant ce temps rechercheront la protection seront reçus, ainsi que les juifs.
  A Constantinople, outre la forte garnison qui pourrait s'y trouver, assemblée des débris des armées défaites et des nouveaux renforts qui peuvent arriver de l'Asie, on peut compter 500 mille âmes de mahométans, parmi lesquels 100 à 120 mille qui pourraient porter les armes. Chrétiens-Grecs, – 25 mille; habitants arméniens – 15 mille; francs – 6 mille. A cela il faut ajouter en aventuriers de toutes les nations comme Tartares, Géorgiens, Valaques, Serbes, Archipelagiens, Grecs-matelots – jusqu'à 120 mille en état de prendre les armes; ces chrétiens en plus grande partie seront pour nous, mais ils manquent d'armes, si quelques uns n'en ont point de cachées; dans un assaut général ils pourraient être de service. De juifs il y a 20 mille, qui ne sont bons que pour eux.
  Quoiqu'on se fonde ici sur 2 ou 3 campagnes, il faudra toujours des préparatifs pour presque le double; la prévoyance exigera de nous à plus forte raison de suivre le principe que tous les conquérants depuis Alexandre jusqu'à Tamerlan ont suivi, que nous nous trouverons extrêmement éloignés des moyens. La justesse du calcul appartient à la Providence seule.


[Закрыть], лучше всяких рассуждений дает понятие о взгляде Суворова на предмет ¹².

Кроме этого плана, в бумагах Суворова сохранились отрывочные заметки, писанные также по-французски, частью им самим, частью де Воланом, и служащие как бы дополнением или пояснением плана. В них говорится вскользь не только о военной, но и о политической стороне предмета; проектируется разделение Турции, конечно без соображения ненародившегося еще тогда принципа национальностей; излагается, как следует поступать, если разрыв последует с турецкой стороны и как – если с русской. Вот некоторые из этих заметок. «Не раздроблять сил, пока Турки не будут сильно побиты. Почти все крепости их разрушить. Зимние квартиры (после первой кампании) левым флангом к Варне... Мы у подножия Балканов. Где проходит олень, там пройдет и солдат... Умейте удержать Болгар в их домах, чтоб они не бежали в горы, и тогда хлеб у вас будет. В Румелии, плодородной стране, не может быть недостатка в продовольствии. Но солдат должен заранее привыкнуть к пшеничному хлебу, для чего следует понемногу примешивать пшеничную муку к ржаной, доводя до пропорции двух частей первой на одну второй». Затем Суворов замечает, что надо рассчитывать на 2 или 3 кампании, а Тамерлан делал обыкновенно расчет на 5-6 кампаний: «верность расчета принадлежит одному Провидению». Принимается в соображение участие в войне Австрии, и против этого положена заметка; «между нами: сюда бы нужно кого-нибудь в роде Дерфельдена». рассчитывается на содействие Греков, на согласие с Махмудом Скутарским, на диверсию Черногорцев. Части Боснии и Сербии предполагается отдать Австрии; часть Далмации Венециянцам, если удастся их завлечь в войну; Англичанам Кандию и преобладание в левантской торговле; острова Архипелага уступить Венеции и другим союзникам; Греческую империю составить из Греции собственно, с прибавкой Негропонта ¹³.

Не ограничиваясь изложением своих соображений на случай войны с Турками, Суворов старался приготовиться к ней и собиранием сведений. В это время находился в Константинополе один иностранец. Антинг, будущий историограф Суворова, по какому-то случаю и кем-то ему рекомендованный. Суворов написал ему письмо, прося ответа на 22 вопроса; главнейшие из них заключались в следующем: каковы оборонительные средства Константинопольского пролива и могут ли они быт усилены; чем огражден город с моря и суши; есть ли в нем публичные здания, замки и проч., которые могли бы служит для обороны; какова там вода и откуда ее получают; каковы средства константинопольского адмиралтейства; много ли иностранцев в турецкой службе; какие производятся в армии реформы. Остальные вопросы касались султана, визиря, капудан-паши, окрестностей Константинополя, Балканских проходов, дороги от Балкан к столице и т. п. На все это Антинг привез ответы лично и вручил их Суворову в феврале 1794 года ¹⁴.

Но все эти планы и предположения проектировались между другим делом, составляя для Суворова если не отдых, то развлечение. Самое дело было совсем других свойств, и теперь мы переходим к нему снова.

Одним из главных трудов Суворова на юге было воз-становление сильно упавшей в войсках дисциплины. Как Суворов исправлял этот изъян. видно из следующего примера. Современник, вероятно даже свидетель, пишет, что прибыв в Херсон. Суворов увидел, что нижние чины Ряжского пехотного полка вовсе не знают службы, не занимаются ею и все свое время употребляют на торговлю рыбой и разною мелочью. Он повернул дело круто, но без крайних мер; роздал в роты свой военный катехизис (о нем будет говорено впоследствии), требовал, чтобы все люди затвердили его наизусть, приказал обучат их строевой службе. каждодневно и сам на ученьях присутствовал. Он внушал и наблюдал, чтобы солдат был молодцеват, бодр, опрятен. к службе нелицемерно усерден; в числе других военных упражнений, строил солдатскими руками укрепления, учил обороняться и штурмовать, внезапно, по тревоге, преимущественно поздно вечером. Все это делалось с любовью к делу, почти без наказаний и даже брани; результатом было отличное состояние полка и восторженная любовь солдат к их умелому начальнику ¹⁵.

Рассматривая списки находящихся в командировках и разного рода отлучках. он увидел, что многих нет на лицо с давнего времени; другие отсутствуют по причинам, не имеющим ничего общего со службой; третьи числятся при разных лицах, состоящих в войсках совсем других дивизий. Хотя все это было явлением заурядным, но в настоящем случае переступало всякие пределы, так что Суворов дал строгую инструкцию к искоренению злоупотребления и сам наблюдал за приведением его приказания в исполнение ¹⁶.

Из отчетных ведомостей он убедился, что в войсках его сильно развито дезертирство, чему конечно способствовала между прочим, как и в Финляндии, близость границы. Как велико было зло, можно видеть из следующего примера: в Староингерманландском полку (меньше 1500 человек) с 1 по 8 апреля 1793 года бежало 24 человека, Нисколько не колеблясь, Суворов отнес такие позорные явления «к совершенному предосуждению полковых командиров», и в этом направлении стал действовать. По его ли приказанию или применяясь к его взглядам, один из пограничных начальников, генерал Волконский, отдал приказ, чтобы ротные командиры не смели наказывать солдат больше, как 15 палочными ударами. И точно, надо было принять меры, ибо целые массы наших дезертиров проживали за турецкой границей, и работы в ближайшей турецкой крепости Бендерах, производились преимущественно ими. Ясский Консул возвращал беглецов в наши пределы целыми командами, объявив амнистию именем Императрицы; генерал Волконский посылал к турецкому пограничному паше офицера, с целью уговаривать дезертиров на возвращение, и не безуспешно. Они так легко дезертировали, что без большого труда и возвращались, когда представлялся к тому удобный случай. ¹⁷

Наши пограничные команды не только снабжали Турцию большим числом дезертиров, но и производили в турецкие пределы самовольные экскурсии. Как только Суворов прибыл в Херсон, на него посыпались по этому предмету жалобы. Из Константинополя сообщалось, что казаки и арнауты переходят границу и производят грабительства; на то же самое жаловался и Молдавский господарь. Две шайки в 8-12 человек ограбили Молдаван, ехавших из Бендер; когда турецкие власти обратились к пограничному русскому начальнику, штаб-офицеру, он стал ругаться и пригрозил, что как только станет река, он с командой выступит лично и будет забирать скот. Из Константинополя пришло известие, на этот раз сомнительное, будто Русские, в большом числе перейдя Днестр. порубили и вывезли лес. Суворов наряжал следствия, грозил карою по всей строгости законов, подтверждал строжайшее исполнение пограничных правил, запрещал переход чрез Днестр без паспорта во всех случаях, без исключения. Не довольствуясь этим, он писал в Петербург. прося дозволения на передвижение внутрь России самых отчаянных грабителей, арнаутов. Он представлял. что две последние войны от них не было почти никакой пользы, «разве то, что они не умножили число турецкой сволочи; в случае войны такую саранчу всегда можно достать, ибо цель их не служить, а грабить». Прося переселить их подальше в глубь России, Суворов приводил в резон, что там по крайней мере дети их могут быт полезны. Просьбу его уважили; приказали переселить арнаутов, а также пеших и конных волонтеров, всего 1135 человек, «под видом службы», на левую сторону Днепра и разместить в двух уездах, «чтобы они нечувствительно могли водвориться в пределах России» ¹⁸.

Но и этим еще не ограничивались признаки внутреннего неустройства войск Суворовского района, Было указано из военной коллегии, чтобы Суворов обратил внимание на донские казачьи полки в Крыму; что в декабре 1793 года оттуда бегали два казака домой, на Дон, с возмутительными письмами; вернулись они с ответами за станичными печатями, и после того в 5 донских станицах происходят волнения, так что понадобилось командировать туда военные команды. Вслед за этим указанием военной коллегии, поступило к Суворову сообщение от имени графа Зубова, что перед посещением двумя казаками из Крыма волнующихся ныне станиц, проехали по Дону два поляка, которых и велено разыскать в Екатеринославской губернии, а впредь следить за всеми проезжими на Дон иностранцами. Два месяца спустя, часть казаков бежала из Крыма; за бежавшими отряжена погоня, но они обнаружили такое упорство, что произошел бой, и двое из них было убито, а несколько человек ранено. Оставшиеся, судя по всему, имели намерение сделать тоже самое при первом случае, так что Суворов, для наблюдения за ними, послал в Крым полк Екатеринославского казачьего войска ⁸.

Но больше всего стоило Суворову забот санитарное состояние войск. Он начал осмотр их и подведомственных учреждений до прибытия своего на место, находясь еще в пути из Петербурга. Ехавший с ним подполковник Курис пишет из Елизаветграда Хвостову, что «не в силах описать, в какой жалости здесь госпиталь;... строение сыро, кучи больных, один другого теснят без разбора; нашли в этом госпитале не отправленных по указу военной коллегии в гарнизон, инвалид и отставку до 500 человек на порции». Кроме того оказалось в городе, вне госпиталя, столько же и таких же, незаконно находящихся с августа на казенном довольствии. Гоже самое найдено потом и в остальных 4 госпиталях. Приказано немедленно отправлять подобных люден партиями; но несмотря на то, что Суворов был начальник грозный, в конце января их все еще числилось до 370. Немногим лучше велось дело и в войсках. Больных оказалось гибель, особенно в Крыму и во вновь приобретенной от Турции области; даже в казачьих полках считалось по 100 и более в каждом, что по словам Суворовского приказа, «совсем по их званию не соразмерно». Уход за больными был очень дурной; умершие показывались живыми долгое время; захворавшие задерживались при войсках до последней крайности, лишь бы доставить в госпиталь дышащих и уменьшить по отчетности полка число смертных случаев. Люди, поступившие в госпиталь, не показывались выбывшими из полка по неполучению уведомления о их приеме и под другими предлогами, дабы тем временем пользоваться отпускаемым на них довольствием. Все это свидетельствует сам Суворов в своих письмах. Находясь в Екатеринославле и посылая Турчанинову оттуда письмо, Суворов приводил такой короткий разговор с одним из своих ординарцев: «Зыбин, что вы бежите в роту, разве у меня вам худо, скажите по совести». – Мне там на прожиток в год 1000 рублей. – «Откуда?» – От мертвых солдат ¹⁹.