Текст книги "Тогда в Египте... (Книга о помощи СССР Египту в военном противостоянии с Израилем)"

Автор книги: Александр Филоник

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 32 страниц)

Многое из этого я рассказал Ступину, добавив, что и сейчас, работая переводчиком в 3-й механизированной, продолжаю встречаться с моими старыми знакомыми, потому что забывать или предавать друзей по заповеди его отца – не резон. Разумеется, я не все говорил ему. И практически я старых знакомых навещал каждую неделю. Уезжал в Замалек на автобусе в четверг вечером после работы от Насер-сити-4, где проживали энергетики с Асуанской плотины, где находился прекрасный бильярд, где за стеной играли в волейбол и где после прибытия наших регулярных войск поселились военные медики, чтобы быть поближе к советскому военно-полевому госпиталю в Маншиет аль-Бакри.

Военные особисты, ходившие в одинаковых белых плащах и ездившие на одинаковых белых «Москвичах», спросили как-то Ступина, куда это каждый четверг ездит ваш переводчик? На что он им ответил, что ему известно, куда я езжу и что я ему постоянно докладываю о своих встречах. Я действительно делился информацией, рассказывал своему начальнику о некоторых новостях, о том, что говорят египтяне, в том числе о советниках. Ступин это использовал в разговорах со своими коллегами, в докладах начальству, показывая им свою осведомленность, хорошее знание страны, ситуации.

Помню, как-то рассказал ему об анекдоте, который поведала мне моя знакомая еще с 1967 г., русистка, выпускница Школы языков. Приятельница с гордостью за свою причастность к русскому языку и культуре поведала мне о шутке со значением, ходившей тогда среди египтян, о том, что «советские советники стали уже советовать верховному муфтию Египта». От такого анекдота мне стало как-то не по себе. Ступин, видимо, тоже разобрался в подоплеке этой инсинуации и обыграл ее в своей среде, «как учили».

Что такое попасть в добрые и надежные руки, в руки Ступина, я окончательно понял, когда поехал с ним и с начальником штаба дивизии полковником Нагати инспектировать нашу 10-ю бригаду на Красное море. Мы направились туда на нашем газике с шофером Ахмедом. Израильтяне давно уже там «шалили»: проводили операции «Поиск», минировали дороги, в конце концов выкрали радар в механизированном батальоне 10-й бригады, в районе Гамши. Пострадали хорошо знакомые советник Панченко и переводчик Игорь Куликов, тогда еще курсант ВИИЯК.

Дорога на Красное море сложилась для нас как-то легко: ехали днем. Переночевали в Гардаке, в единственной тогда гостинице. От израильтян нас отделяло тогда лишь водное пространство. К тому времени они уже захватили остров Шидван, что напротив Гардаки. Ступин мне позже рассказывал, что, улегшись в кровать, я вздохнул: «Ой, мама!» и сразу уснул.

Помнится, нас в то время очень хорошо принял губернатор Красноморской провинции. Отставной генерал организовал для нас рыбалку в море. Дали нам по более чем миллиметровой леске с крючком под 10 см. Насадкой послужила каракатица, которая «стреляла» чернилами, когда ее ловили. Поймав, разрывали на части и насаживали на крючок. Леску наматывали просто на руку и забрасывали с лодки между кораллами, которые очень красиво смотрелись в чистой воде. Поклевки были видны. Попадались экземпляры до 10 кг, руку резало от лески, но азарт брал свое, и мы продолжали рыбачить. Наловили очень много рыбы.

В то напряженное время генерал-губернатора мало кто посещал. Боялись ездить на Красное море, там полностью доминировали израильтяне. Египетские ВМФ были заметны в Средиземном море да их «фрогмены» время от времени устраивали удачные диверсии против израильских кораблей в порту Эйлат в Акабском заливе.

Генеральский повар, которого губернатор возил с собой лет двадцать, весьма умело приготовил нам шесть различных блюд из пойманной нами рыбы. Такого вкусного кушанья я, казалось, не ел в жизни. Запивали его холодным египетским пивом «Стелла». Даже спустя двадцать пять лет, оказавшись в ресторане пятизвездочной гостиницы бахрейнской столицы Манама, где вроде бы было все – от лангустов и живых устриц до нежных сортов диковинных рыб со всего Индийского океана, я не получил того удовольствия от даров моря, какое испытал тогда у хлебосольного губернатора.

Проинспектировав десятую бригаду, мы собрались на ночь в обратный путь. Подождали бронетранспортер, который нам обещали дать в бригаде для сопровождения, но он так и не прибыл.

Дорога на Кену состоит как бы из трех частей. Первая, приморская – это около 20 км равнинной местности, затем дорога идет среди небольших отвесных темных скал, наконец, она выходит снова на равнину вплоть до Кены. Самый опасный участок шоссе – горный. Именно там до нашей поездки израильтяне минировали полотно, ставили т. н. прыгающие мины. Они взрывались, подскакивая, на небольшой высоте для наилучшего поражения живой силы.

Перед тем как отправиться в путь, полковнику Нагати вздумалось проверить у Ахмеда автомат «Порт-Саид» египетского производства, представлявшего собой небольшую трубку с дырочками, который валялся в ногах у водителя. Затвор заржавел, не передергивался, автомат был небоеспособным. Крайне недовольный, тем более в присутствии русских, Нагати употребил власть и объявил Ахмеду 15 суток «калабуша». Можно было подумать, что «Порт-Саид» мог спасти нас. Забегая вперед, отмечу, что по прибытии в Хайкстэп Ахмед отсидел положенный срок. Отправляясь в путь, Ступин шепнул мне на ухо: «Чуть чего, не строй из себя Космодемьянскую или Матросова, падай на землю и не рыпайся. Надо будет, поднимай руки вверх».

Тронулись. Ехали с малыми огнями. Дорога едва просматривалась. Темень жуткая. Напряжение до предела. До боли вглядывались в дорогу, которая никак не кончалась. В таком состоянии мы проехали несколько десятков километров. Вдали светлело, вскоре мы выскочили на кенский простор. Справа показался строившийся аэродром…

Вскоре дивизию перебросили в Кену, частью железной дорогой, частью своим ходом. Угнали туда и голубой рафик, который нас возил из Наср-сити в Хайкстэп и обратно. В Кене началась жара. В истираху мы наведывались только помыться и немного отдохнуть. Постоянно проживать в ней нам не пришлось, хотя работали всего в 5–6 км от гостиницы.

Дивизия постепенно обживалась, закапывалась в пустыне. Каждый день здесь обнаруживались 20–30 пострадавших от укусов скорпионов, которыми кишела местность. Практически под каждым камнем, на который приседал солдат, находился свой скорпион. В блиндаже, отведенном для нас, мы спасались от них тем, что привязывали банки с керосином к ножкам кровати. В малые (так назывался блиндаж по-арабски) и так было душно, а тут еще испарения керосина.

Работы было много. Товарищу Виктору, как всегда, было до всего дело. Каждый день объезжали почти все расположение дивизии. Начались учения. Это означало, что мы должны были на газике следовать за наступающими танками, бронетранспортерами и пешими стрелками. В душной белой пыли, белой от того, что в пустыне под Кеной преобладал светлый камень («залят»), который дробился под танками и машинами и окрашивал воздух в белый оттенок. В горле постоянно першило от пыли и песка, жара была неимоверная: ведь тысяча километров южнее Каира. Постоянно хотелось пить. Жиркель, или канистра с водой, находилась всегда с нами.

Как тогда говорили, мы сидели на арабском котле, то есть питались вместе с египтянами. Похлебки, то есть первого блюда – супчика какого-нибудь, почти не было. На второе – мясо с картошкой (или рисом) или фаршированные голуби. В Египте голубей хватает: башни для промышленного разведения голубей – необходимая часть деревенского пейзажа. Но вот беда – есть я голубей не мог, как-то не приучили дома. Так, поковыряешь немного и все. Да и аппетита не было – в такой жаре и пыли. Не способствовала аппетиту картина, когда египетские солдаты сидели в кузове машины на горе кукурузных лепешек прямо с ботинками.

Сигареты да чай. Как говорится, просвечивал насквозь. Так прошло несколько месяцев.

В этот момент избавление от этого кошмара пришло в виде моего друга, однокурсника Игоря Т.

Как-то утром меня будит Виктор Гаврилович: «Иди, там, наверху тебя твой друг ждет». Поднимаюсь по ступенькам малый, смотрю – стоит Игорь Т. в длиннющей почему-то шинели, как у Дзержинского. Обнялись. Игорь: «Пивка бы сейчас. Посидим, поговорим. Есть что рассказать». Но пиво было в Кене. Тем не менее, разговор состоялся.

Из двух арабских групп (18 человек) нас с Игорем только двоих призвали в армию. Остальные – в МИД, в аспирантуру, кого куда, но не в армию. Меня сразу ГУК наметил в 10-е управление Генштаба, в/ч 44 708 «А», то есть на выезд. Четыре дня, правда, уговаривали сотрудники генерала Сидорова поехать в Алжир. Я учился в арабо-французской группе, а тут, видишь ли, приспичило Главному военному советнику в Алжире иметь при себе переводчика с арабским и французским языком. Четыре дня отбивался от Алжира и просился в Египет. Стали уже посматривать с подозрительностью: чего это он не хочет ехать в спокойный средиземноморский Алжир, а уперся в Египет, где вовсю идут боевые действия, хотя бы артиллерийские перестрелки через канал, активничает авиация и ВМФ? Уж не хочет ли он сигануть через канал?

Тогда бежать за границу было модно. Во время нашей стажировки в Каирском университете после 4-го курса драпанули за рубеж два наших однокурсника – один в Пакистан, другой во Францию (последний прислал письмо ныне покойному директору ИВЯ Сан Санычу Ковалеву из Парижа с просьбой прислать ему справку об окончании 4-х курсов!). Когда мы получили в Каире известие об их побеге, жутко заволновались, считая, что нас непременно вышлют из Египта в Москву.

Так или иначе, мне удалось убедить сотрудников генерала Сидорова в том, что я уже был в Египте, знаю египетский диалект, написал дипломную работу по этой стране, хочу по ней же писать кандидатскую диссертацию. 26 августа 1969 г. я вылетел в Каир.

Игорь Т., получив звание лейтенанта, был оставлен работать преподавателем арабского языка в ВИИЯК. Однако в начале 1970 г. был включен переводчиком в состав участников операции «Кавказ». Его прикрепили к узлу связи и к госпиталю. Плыл морем. На корабле познакомился с офицерами, связистами и врачами.

В Египет он прибыл во второй раз. Перед этим еще студентом работал здесь военным переводчиком. Хорошо знал страну, еще лучше ее столицу. Через несколько дней после прибытия группа офицеров узла связи вместе с Игорем Т. знакомилась с достопримечательностями Каира, побывала на пирамидах и в других местах.

Парни изрядно повеселились, нарушили режим пребывания, тем более связанный с секретностью операции. Словом, старшего по званию отправили в Союз в 24 часа, остальных офицеров связистов тоже наказали, Игоря Т. – «гида» компании – сослали в Кену.

Я, соответственно, вновь попал в Маншиет аль-Бакри. Характер работы несколько поменялся. Теперь большинство окружавших были свои, из Союза. Проживал по-прежнему в Наср-сити, арабского котла уже не было. Зато была офицерская столовая с борщом, с пшеничным хлебом, курицей, гречкой, сливочным маслом, доп. пайком и т. д. Такое питание и сыграло со мной злую шутку: произошел заворот кишок на основе обильной пищи и спаек, полная непроходимость. Попал в госпиталь, оперировали. Операцию делал хирург Багаутдинов, с которым мы встретились спустя 25 лет, совершая поездку в АРЕ в составе делегации воинов-интернационалистов в 1996 году. Тогда после операции он мне сказал, что, задержись я в Кене хотя бы на несколько дней, итог всего мог быть совсем неутешителен. Получилось так, что друг спас меня, может быть, от самого худшего, попав в Кену и сменив меня там.

Жизнь в Маншиет аль-Бакри текла своим чередом. С ребятами из референтуры ходили на шашлык в таверну, находившуюся недалеко от офиса. Прежде чем идти туда, звонили хозяину, просили к 18.00 сделать первые четверть килограмма шашлыка на каждого (ходило нас от 3-х до 6 человек), а затем, по ходу, вторые 250 граммов. По дороге покупали «бренди» местного производства, но неплохого качества. Шашлыки были отменными.

Для переводчика, как, вероятно, для любого пребывающего за границей, появлялась проблема внерабочего времени. Острее она стояла перед теми, кто не знал языков, был менее легок на ногу и неспособен на правильную организацию досуга. Передо мной данный вопрос не возникал. Еще до отъезда в «загранку» у меня была договоренность с кафедрой истории стран Ближнего и Среднего Востока ИВЯ (ИСАА) при МГУ и с научным руководителем моей дипломной работы Ацамба Ф.М. о том, что после завершения службы в СА я буду учиться в аспирантуре и что, по возможности, в отпуске я должен сдать экзамены кандидатского минимума. Необходимо было собирать в стране материал для будущей диссертации; связей и знакомых для этого было много. Знал, где доставать нужные источники и литературу – после окончания студенческой стажировки в Каирском университете я вывез из Египта около 20 коробок с книгами.

Конечно, в условиях требований военного времени в Египте возобновление прежних связей в полном объеме было чревато, оно могло быть расценено как серьезное нарушение служебной и военной тайны, о чем неоднократно напоминали в ГУКе и 10-ом Управлении Генштаба. Поэтому приходилось действовать в соответствии с обстановкой.

На узле связи у меня была гражданская одежда. Когда надо было выезжать за пределы офиса, я переодевался в цивильное, брал такси и ехал в центр, там высаживался, садился вновь в такси и ехал в обратном направлении, проезжал офис и просил водителя остановиться либо у кинотеатра «Рокси», либо у третьего дома за ним – у здания Института социалистических исследований (ИСИ) при Арабском социалистическом союзе (АСС). Здесь располагалась довольно-таки приличная библиотека, в прохладном читальном зале которой я работал какое-то время, брал очередные книги, с тем чтобы через неделю-две их вернуть назад. В офис, который располагался примерно в 10 минутах ходьбы от ИСИ, я возвращался уже пешком, прямиком мимо дома, где проживал Президент Гамаль Абдель Насер, с его маленькими янычарскими пушчонками и симпатичными часовыми-гвардейцами, одетыми в желто-зеленые мундиры с малиновыми беретами набекрень, как правило, белозубыми стройными нубийцами.

Кое-кого в ИСИ я уже знал со студенческой стажировки, например, Абдель Хакима Исмаила, ее директора. Помню, еще при первой встрече в 1967 или 1968 году он, как строгий марксист-ленинец (а он был действительно членом ЕКП), спросил, как я оцениваю события 32 июля 1952 года, как переворот или революцию. Я ответил, как учили, по форме – переворот, по содержанию, движущим силам, предреволюционной ситуации – конечно, революция.

Обычно меня интересовала статистика, записки Института национального планирования, не которые меня еще нацеливал профессор ИСАА при МГУ Л.А.Фридман. Записки содержали очень ценные исследования со статистическими выкладками о демографии, социальной структуре населения Египта, его экономическом положении, даже полевые обследования. Эти ценные материалы я брал еще, будучи в Египте на стажировке студентом, в Институте национального планирования в Каире, где впервые познакомился с его директором Исмаилом Сабри Абдаллой.

Исмаил Сабри Абдалла был секретарем Египетской коммунистической партии. Как все египетские коммунисты и левые, он сидел в насеровских застенках в конце 5d-x – начале 60-х годов. Вместе с другими был выпущен к середине 60-х, когда было объявлено о «самороспуске» компартии. Коммунисты, как наиболее организованная часть интеллигенции, стали привлекаться существовавшим режимом к государственной службе. Разумеется, им были доверены органы, связанные с планированием. Связь прямая: СССР – коммунисты – пятилетние планы. Если планы развития будут провалены, вина ляжет на коммунистов. Кстати, по этому пути в 60–70-е годы пошли правящие режимы в Сирии, Судане, ряде других стран.

В Египте левые участвовали в разработке Хартии национальных действий, основного программного документа насеровского курса на социалистическую ориентацию. Другой секретарь ЕКП Фуад Мурси возглавил министерство экономики. Встречался я и с ним.

В начале 70-х годов Исмаил Сабри Абдалла был во главе министерства планирования. Ездил я к нему из Маншиет аль-Бакри в Мадинат ан-Наср, где находилось министерство. Это было сравнительно недалеко. Министр узнал меня. Стараясь не злоупотреблять добрым отношением ко мне, минут через 10 я попрощался, унося с собой издания министерства, которые мне приносил в кабинет министра его секретарь. При подобных встречах, если спрашивали, я обычно говорил, что работаю в посольстве.

Бывал я и в посольстве. Там я уже не скрывал, что работаю военным переводчиком. Ездил я туда ко второму секретарю посольства, переводчику посла Валерию Яковлевичу Сухину, выпускнику нашего института, с которым я близко познакомился, когда он работал в Организации солидарности стран Азии и Африки в Москве, на Кропоткинской.

Часто встречались с Сухиным и его женой Татьяной на советской вилле на улице Уилкокс в Замалике. Мы приезжали туда из Наср-сити, чтобы попить «Стеллу», поесть шашлыки, пообщаться с нашими соотечественниками в мирной обстановке. Странным тогда казалось, что можно жить так спокойно и мирно в Замалике, играть в волейбол (напротив находилась советская спортивная площадка). Да, удивительно иногда распоряжалась судьба. Учились в одном Институте восточных языков, на одном курсе, в одной группе, ты воюешь, подвергаешься опасности, а твой однокашник спокойно наслаждается мирной гражданской жизнью всего в нескольких десятков километров от тебя, о военных событиях знает только из газет, радио, телевидения да из твоих рассказов.

Как я уже отмечал, сбор материалов для будущей диссертации намного разнообразил пребывание в Египте. Арабы очень охотно помогали в этом, они более чем тепло относились к арабистам, в том числе, а, может быть, особенно охрана подполковника Бардиси. Парни из этой охраны мне тоже помогали. Помню одного рыжего сержанта, который жил в южной части Каира. Кстати, был заядлым анекдотчиком. На похороны Насера приезжал А.Н.Косыгин. Не успел Алексей Николаевич покинуть Каир, как этот сержант рассказал мне такой анекдот. Приезжает Косыгин в Каир на похороны президента Насера. Спрашивает Анвара Садата: «Тебе говорил Насер что-нибудь перед смертью?» «Нет», – отвечает А.Садат. Обращается Косыгин к другому политическому деятелю из египетской верхушки, затем к третьему. Тот же вопрос, тот же ответ. Никому Насер ничего, перед тем как умереть, не говорил. «Так кто же мне тогда вернет деньги?» – восклицает в сердцах А.Н. Косыгин. У этого анекдота, весьма жизненного, реальная основа – СССР давал Египту многое в долг. И, думаю, многое не получил назад. Долги в значительной степени были списаны.

Рагаб, так звали рыжего сержанта, записывал мне цены на товары первой необходимости, в том числе на продукты питания, 1-го числа каждого месяца на протяжении всего 1970 года. Кроме него, этим же занимались два араба, торговец и уборщик комнат в нашей гостинице, проживавшие в других районах Каира. Сам я фиксировал цены в Наср-сити. В списке было примерно 50 видов товаров. Эти цены, по которым население покупало для себя все необходимое, мне были нужны для сравнения с официальной стоимостью товаров. Официальные данные распространяло тогда специальное управление Арабского Социалистического Союза.

Они поступали и печатались в правительственных изданиях, в публикациях Международной Организации Труда в Женеве. Именно ими постоянно пользовались исследователи. Разница между записанными ценами на каирских рынках и данными МОТ были весьма существенными – примерно 15–20 %. Это означало, что каирцы переплачивали за товары первой необходимости до 1/5 их стоимости. Впоследствии я использовал итоги этого полевого обследования в диссертации для подсчета реальной заработной платы и прожиточного минимума египтян.

В свободное время готовился к экзаменам кандидатского минимума прямо на территории узла связи. Как-то раз сижу в одном из его помещений, конспектирую работу Ленина «Государство и революция». Углубившись в чтение книги, не заметил, как ко мне подошел невзрачный старичок, как оказалось потом начальник штаба генерал Петров, предшественник М.А.Гареева. Естественно, я встал, но по-военному не поприветствовал. Объяснил ему, что готовлюсь к занятиям по политической подготовке, которые регулярно проводились у Ступина, но не на узле связи. Начальство затем отругало меня как следует за непочтение к чину, с одной стороны, а с другой, похвалило за усердие, за самоподготовку, недоумевая, впрочем, по поводу «Государства и революции».

Экзамены кандидатского минимума я все-таки сдал, съездив в отпуск летом 1970 г.

Так прошли два года.

Переводчики, которым сравнительно «везло», справились с задачами, возложенными на них военным командованием, и своим специфическим оружием – переводом – помогли египетскому народу в очень сложное для него время. За участие в операции «Кавказ» я был награжден египетской медалью «Воинский долг» первой степени.