Текст книги "Потерянная Россия"

В защиту демократии

ДОКЛАД, ПРОЧИТАННЫЙ 2 МАРТА 1938 ГОДА В НЬЮ – ЙОРКЕ

Когда я уезжал в Америку, мои друзья меня спрашивали, почему я намереваюсь выступать в защиту демократии, а не в защиту русского народа.

Ибо я русский и должен всегда думать и говорить только о нестерпимых страданиях моего народа в тисках сталинской диктатуры.

Вы тоже могли бы спросить меня об этом; вы даже могли бы объяснить мне, что Америка с самого начала ее существования была глубоко демократической страной. К тому же никто не покушается на американскую демократию и на американскую свободу и, вероятно, никогда не покусится.

Совершенно верно. Я тоже убежден, что ничто не угрожает нашей демократии. Но принцип изоляции, популярный во многих американских кругах, – иллюзия, опасная иллюзия.

Страны и государства разделены естественными границами, как острова и материки разделены морями и океанами. Но в нашем современном мире идеи и доктрины не знают физических преград. Благодаря нашим методам культурного общения – печать, радио, кинематограф – человечество духовно едино, и великая идеологическая борьба происходит одновременно повсюду.

Недостаточно быть уверенным в силе вашей демократии. Необходимо еще участвовать в борьбе в защиту мировой демократии. Ибо в наши дни гражданин не исполняет своего долга по отношению к своей собственной стране, если он закрывает глаза на события, развертывающиеся в других частях света.

*

Я не пророк. Но мы, русские, которые в 1917 году были свидетелями рождения первой европейской диктатуры – диктатуры Ленина, – предвидели много лет тому назад нынешнее трагическое положение демократии.

В 1923 году я был в Берлине. Я пытался объяснить немецким демократам, что большевизм не есть местное русское явление, а мировая проблема.

Я пытался объяснить, что уничтожение свободы в России и создание жесточайшей диктатуры в этой стране – только начало великой борьбы между демократией и диктатурой в наших цивилизованных странах.

Мои немецкие друзья сочувствовали страданиям моего народа, но утверждали, что в такой высококультурной стране, как Германия, никакая диктаторская или реакционная система не может быть введена и что немецкая демократия никогда не утеряет политической власти.

Вы знаете, что немецкая демократическая республика была свергнута Гитлером. Узнав на деле ужасы гестапо (которое является копией большевистского ГПУ), немецкие эмигранты поняли, что диктатура угрожает свободной культуре и всем нашим гуманитарным традициям.

В своей книге «Предостережение Европе» знаменитый немецкий писатель Томас Манн дает живое описание духовного разложения молодых немецких поколений и их возврата к самым грубым варварским формам. На этот раз катастрофа случилась не в «отсталой, азиатской» России, а в цивилизованном западном государстве. И Томас Манн в заключение восклицает:

«Европа уже, может быть, погибла».

*

В 1927 году я посетил Соединенные Штаты. Это был кульминационный пункт американского «prosperity» и самый цветущий период деятельности Лиги Наций в Европе. Все спешили разоружаться и мечтали о вечном мире. Первая экономическая конференция в Женеве намеревалась уничтожить все преграды для свободной международной торговли. Советский дипломат Сокольников (ныне осужденный сталинским судом как «немецкий агент и японский шпион») говорил о возможности мирного сосуществования диктатуры и демократий, и все ему верили.

Но никто не верил моим предостережениям, когда я говорил, что невозможно восстановить общий мир и общее благосостояние, разрушенные великой войной, – покуда мир разделен на два враждебных лагеря: демократия и диктатура; тоталитарные государства и государства свободы.

Взгляните на карту Европы. Испанию пожирает огонь гражданской войны. Северная Африка медленно минирована. Средиземное море превращено в осиное гнездо. Фашисты и коммунисты пользуются малой гражданской войной в Палестине, чтобы разжигать националистические страсти в мусульманских странах. Балканы постепенно отрываются от Лиги Наций, дабы следовать за Германией.

Повернитесь на Дальний Восток, и вы увидите, что японская империя широко использовала разделение европейского мира на два враждебных лагеря. Япония смело наложила руки на Китай, чего бы она никогда не посмела сделать, если бы в ее тылу существовала сильная Россия.

Таким образом, приближается великое столкновение в Тихом океане.

Вместо всеобщего разоружения – пламя войны все разрастается, и все ярче загорается его зловещее зарево. Почему?

Потому что все три великие диктатуры – большевистская, национал – социалистическая и фашистская – рождены войной, живут войной и стремятся достигнуть своих целей через войну; или через психологическое отступление свободной культуры перед тоталитарными законами жизни, т. е. перед абсолютным рабством и вечным насилием.

Общественное мнение в Соединенных Штатах и в Европе до сих пор еще проводит линию разграничения между воинственными намерениями Гитлера и Муссолини и так называемым искренним миролюбием Сталина. Европейская демократия далее включила коммунистов в общий фронт для защиты мира, свободы и демократии. Это очевидная ошибка. Я настаиваю и буду впредь еще не раз настаивать на абсолютном тождестве сущности всех трех ныне существующих тоталитарных диктатур.

Янус, древний бог войны, имел два лица. Современный бог смерти и разрушения имеет три лица.

И все же многие этого не понимают и, повинуясь личным симпатиям, считают одни диктатуры хорошими, а другие – плохими. Они стремятся помочь хорошим и бороться против плохих. С какими результатами?

Диктаторские силы наступают на демократию со всех сторон, между тем как демократические силы парализованы. Вместо того чтобы укрепляться и начать общее наступление против трехликой диктатуры, демократия поглощена внутренними распрями. Каждый демократ подозревает своего соседа в фашистских или коммунистических симпатиях. Это извращение здравого смысла и демократической логики порой походит на массовую патологию.

Я не могу понять тех искренних демократов, которые во имя защиты свободы ищут союза с большевиками. Ибо последние такие же враги свободы, как и фашисты, которых они хотят уничтожить. А в это же время другие, запуганные коммунизмом, бросаются в объятия Гитлера, хотя трагические последствия гитлеризма не менее очевидны.

Именно этим развалом демократических сил и пользуются тоталитарные государства. Ибо эта слабость облегчает цели диктаторщиков в их борьбе против демократии.

*

Во имя свободы, которую он уничтожил у себя, Сталин проповедует за границей создание общего демократического фронта против фашизма, в то время как Муссолини и Гитлер объясняют свои агрессивные планы необходимостью оградить европейскую культуру от коммунистического варварства. Между тем их привязанность к гуманитарной культуре во всяком случае не более велика, чем привязанность к этой культуре коммунистов.

Мировая демократия, ослабленная внутренними распрями, окопалась, как в осажденной крепости, в пределах уже немногих сохранивших свободу государств.

Но даже здесь демократии грозит конечное поражение, покуда она включает в свои ряды людей, готовых открыть двери своей крепости национал – социализму или коммунизму.

Вспомните, что Димитров, генеральный секретарь Коминтерна, совершенно открыто писал о проникновении коммунистов в ряды демократии и сравнивал эту тактику с троянским конем, введенным во вражеский стан.

Сталин писал, что политическое соглашение с социалистическими партиями и профсоюзами необходимо для того, чтобы «проникнуть в рабочие массы и разъяснить им реакционный характер политических и профсоюзных вождей…».

Вы видите, что все диктатуры, порожденные войной, одинаково ненавидят свободу и одинаково стремятся к ее уничтожению. Демократы, которые не борются против всех диктатур, на деле не борются ни против одной из них. Ибо тот, кто не защищает свободу повсюду, не защищает ее нигде.

Ныне никто уже не сомневается в тождестве гитлеризма и фашизма. Относительно этого сходства в Берлине недавно рассказывали характерный анекдот.

Вы помните, что осенью прошлого года Муссолини посетил Берлин и был торжественно принят Гитлером. Когда итальянский дуче высадился из вагона, германский фюрер приветствовал его по – фашистски, воскликнув:

– Viva Imperator!

И Муссолини, с полным сознанием своего величия, иронически ответил:

– Viva Imitator!

Однако сам гордый дуче… лишь блестящий ученик – ученик Ленина, этого отца всех современных диктатур и учителя всех диктаторов.

*

Мне не трудно доказать вам правильность этого утверждения. Несмотря на все различия, существующие между фашизмом и коммунизмом, они совершенно сходятся в одном основном пункте: в их отношении к демократии, к гражданским правам человека и к свободе духовного творчества. В глазах всех диктаторов человек не есть субъект гражданских, политических и духовных прав, ему принадлежащих… Человеческие существа суть лишь строительный материал для создания тоталитарного общества. И никто не превзошел Сталина в искусстве систематически уничтожать человеческую жизнь.

Достаточно напомнить вам, что во время насильственной коллективизации миллионы людей были раздавлены, как кирпичи, превращенные в прах, когда взрываются старые здания.

Насилие во имя осуществления целей диктатуры есть основной закон, применяемый всеми тоталитарными государствами. Все они провозглашают, что неограниченная деспотия правящего меньшинства – это единственный закон человеческого общества.

До сих пор есть люди, которые осуждают фашизм, в то же время оправдывая насилие Сталина. Они утверждают, что это насилие неизбежно ввиду варварской природы русского народа, с которым невозможно обращаться иначе.

До Гитлера эти нелепые доводы могли еще казаться приемлемыми. Ибо все в Европе и Америке помнили о преступлениях царского режима. А высокая культура русского общества едва ли была кому‑либо известна за границей.

Но восхождение Муссолини в утонченной Италии и торжество Гитлера в глубоко цивилизованной Германии окончательно снимают с русского народа несправедливое обвинение и разрушают легенду об его «азиатском варварстве».

Я могу решительно утверждать, что, несмотря на эксцессы царского антисемитизма, «арийская политика», ныне проводимая Гитлером в Германии, была бы совершенно невозможна в дореволюционной России.

Как же случилось, что Сталин и Гитлер стали возможны?

*

Ясно, что появление одного и того же типа деспотизма в разных странах, чья культура и экономическая структура глубоко различны, объясняется не только местной, но и общей причиной. И эта общая причина – великая война, с ее социальными, экономическими и психологическими последствиями.

Мы стоим перед одним из самых жутких исторических парадоксов. Война 1914 года должна была быть, как вы знаете, «последней войной». Она должна была разрушить последние пережитки деспотизма. И именно эта война сделалась источником новых гигантских вооружений и новых страшных конфликтов. И именно после этой войны больше чем три четверти Европы подпали под тоталитарное иго.

*

Это напоминание о великой войне через двадцать лет после перемирия может показаться вам несколько устарелым, старомодным. И все же я должен намеренно к ней вернуться. Ибо, рассуждая о гибели русской демократии, о происхождении диктатур и о причинах экономического и политического кризиса, люди постоянно забывают, что великая война не была обыкновенным вооруженным конфликтом.

Это было глубочайшее потрясение, которое разрушило старую экономическую систему, старую социальную структуру и старую психологию человечества.

Величайшим несчастьем мира в послевоенный период было то, что ни правительства, ни международное общественное мнение не поняли этого глубокого переворота. Они оказались неспособными справиться с новыми фактами. Государственные деятели продолжали думать, управлять и творить согласно старым формам и в темпах, утвержденных долголетней рутиной.

А между тем война разрушила традиционную европейскую экономику; она расшатала самую основу социальной жизни и нанесла особенно тяжкий удар средним классам. Целые слои европейского населения были взорваны и деклассированы.

Но психологические последствия войны были еще более трагичны. Катастрофа уничтожила гуманитарную демократическую европейскую культуру, такую старую, что она казалась вечной. Массы потеряли веру в прочность существующего порядка и в возможное благополучие грядущего дня. И вместе с этой тревогой в человеке – и особенно в молодом человеке – пробудилась потребность в вожде и в коллективной, стадной жизни.

Отказавшись от собственного «я» и от личной ответственности перед жизнью, человек ощущает уверенность в себе лишь тогда, когда он шагает нога в ногу с другими под предводительством вождя. Он шагает с энтузиазмом. Он находится в постоянном движении. Он «динамичен», как охарактеризовал Муссолини фашистскую молодежь.

В Москве, в Берлине, в Риме мы видим те же грандиозные демонстрации, те же военные парады, те же ослепительные праздники и шествия. Все диктаторы предоставляют этой деклассированной и фанатизированной молодежи мнимую самодеятельность, иллюзию свободного всенародного творчества. Они скрывают свой деспотизм под видимостью новой, массовой сверхдемократии.

*

Я должен напомнить вам о другой черте послевоенных поколений: они не понимают свободу. Они политически реакционны… Конечно, эта реакция не имеет ничего общего со старой, довоенной реакцией аристократических или плутократических кругов. Это – своеобразный реакционный дух средних и особенно низших слоев, вырванных с корнем и выброшенных за борт.

Эта ненависть к свободе, на которую я только что указал, связана с ненавистью к капитализму. Ибо эти несчастные толпы инстинктивно чувствуют, что дореволюционные поколения несут ответственность за войну и за ее последствия. Они не хотят возврата к прошлому. Они боятся реставрации старой экономической и социальной системы.

Вот почему все современные тоталитарные диктатуры, основанные на деклассированных массах, антикапиталистичны. Нелепо утверждать, что фашизм – оплот капиталистического мира.

Все те, которые близко изучили итальянскую и германскую экономическую жизнь, знают, что Гитлер и Муссолини создали систему государственного капитализма, в которой нет свободы, как нет ее в советской России.

Правда, некоторые капиталистические правящие круги пришли на помощь Гитлеру и Муссолини в их борьбе за власть так же, как генерал Людендорф пришел на помощь Ленину. Но последствия оказались достаточно плачевными. В фашистских странах капиталисты и банкиры больше не пользуются свободой. Они находятся под постоянным контролем и террором партийных ячеек совершенно так же, как рабочие в России.

Антикапитализм и псевдодемократия лежат в основе всех тоталитарных деспотий. Начиная с Ленина все тоталитарные диктаторы фанатически верят, что голое физическое насилие и моральный террор – вернейшие, наилучшие средства для управления человечеством или, вернее, – человеческим стадом.

Насилие есть единственная правда в мире – таков лозунг Рима, Москвы и Берлина. Для того чтобы добиться общего благополучия, можно убивать бесчисленное количество людей, подвергать их постоянному террору, заставлять их думать и работать только согласно официальным директивам.

Современные поколения должны безропотно погибнуть; они должны быть принесены в жертву воле вождей, во имя грядущих поколений. Каждая диктатура провозглашает свой идеал счастья… Идеалы могут быть разные, но методы повсюду одинаковы: насилие и мучительство, примененные к большинству населения вооруженным меньшинством.

Ваш соотечественник, Юджин Лайонс [263]263
  Лайонс Юджин (1898–1985) – американский журналист. В 1928 г. командирован в Москву. Здесь его дочь Евгения училась в одной школе с дочерью Сталина Светланой Аллилуевой. В 1929 г. в Москве издали его книгу «Жизнь и смерть Сакко и Ванцетти», которую он подарил Сталину с дарственной надписью. В ответ стал первым из иностранных корреспондентов, которому позволили взять интервью у главы СССР. В 1934 г. вернулся в США и занял резко антисоветскую позицию. Автор книг «Assignment in Utopia» («Командировка в утопию», 1937), «Сталин: Царь всея Руси» (1940)


[Закрыть], который был еще недавно пламенным защитником большевизма, выпустил книгу, замечательную по искренности тона и по жуткому реализму описываемых картин. В этой книге («Assignment in Utopia») автор пишет, что человек, который убил бы своих близких и родных во имя своего еще не рожденного потомства, был бы посажен на электрический стул. А между тем тысячи великодушных и как будто здравомыслящих людей открыто выражают свое восхищение перед сумасшедшими преступниками, которые погубили миллионы и миллионы невинных граждан во имя будущего благополучия.

Конечно, столь извращенное психологическое сознание было бы невозможно в культурном мире до войны.

Вполне понятно, что четыре года постоянного убийства на фронте разрушили самое понятие о ценности человеческой жизни. Если во имя интересов империалистических государств можно было уничтожить пятнадцать миллионов граждан, то во имя грядущего счастья человечества не только можно, но должно уничтожить еще сто миллионов жизней.

Так думал Ленин со своими соратниками под конец войны и писал об этом в своих брошюрах. Если империалистические вожди считали, что конечная победа оправдывает все преступления и все жертвы, – то же самое должно было относиться и к войне классовой. И если борьба между великими державами простиралась на весь мир, то борьба пролетариата также должна была быть развернута в интернациональном, мировом масштабе.

В образец своего интернационального, классового, пролетарского империализма Ленин взял самый совершенный аппарат войны буржуазного империализма – германский.

В эпоху Наполеона знаменитый стратег, генерал Клаузевиц, написал классический труд о целях и способах войны. Ленин прилежно изучил эту книгу и нашел в сочинении этого прусского юнкера, по его собственным словам, «мысли настоящего марксиста».

И, уже находясь у власти, Ленин откровенно признавал, что он хочет в России осуществить государственный капитализм по образцу Германии военного времени .

«В Германии, – писал он, – мы имеем последнее слово крупно – капиталистической техники и планомерной организации, подчиненной юнкерски – буржуазному капитализму… поставьте на место государства военного, юнкерского, буржуазного, империалистического – государство пролетарское, и вы получите ту сумму условий, которая дает социализм». И, добавляет он, не нужно жалеть диктаторских приемов для того, чтобы поскорее научиться государственному капитализму у немцев.

*

Геринг, знаменитый национал – социалистический вождь, недавно объявил: «У нас нет масла, но есть пушки».

Демократы в Европе и Америке пришли в негодование. Напрасно! Ведь Геринг в краткой форме выразил все содержание и советского, и фашистского тоталитарного планового хозяйства.

Сталинские пятилетние планы, как и четырехлетний план Геринга, есть попытка руководить хозяйством в целях войны.

По мнению Москвы, новое мировое столкновение капиталистических держав назревает в Западной Европе, на Дальнем Востоке и в Тихом океане. И эта новая война народов обязательно должна превратиться в мировую войну классов.

Сталин верит в это превращение так же твердо, как верил Ленин и верит Троцкий. Источник смертельной ненависти Сталина и Троцкого друг к другу не в различии идей и принципов, а только в различии тактики и стратегии.

Троцкий хочет взрывать демократию сейчас же , в мирное время, в порядке стачек и восстаний. Сталин, узнав на опыте крепость западных демократий в мирное время, видит дальше и глубже. Он ведет тактику единства с западными демократиями, дабы обеспечить себя от преждевременной для его целей войны.

Антикоммунистический блок тоталитарных государств, Германия – Италия в союзе с Японией, своим военным динамизмом приближая новую большую войну, работает на пользу Сталина, не как диктатора России, а как будущего руководителя мировой коммунистической революции.

Муссолини громко объявляет: «Вся Европа будет фашистской».

Сталин думает: «Пусть скорее попробует: атака фашизма на демократию закончится нашей победой».

*

Сталин отказался от основного взгляда Ленина на то, что совершенный им в 1917 году 7 ноября переворот был началом международной коммунистической революции. Ленин знал, что Россия, где 90 процентов крестьян, не созрела для пролетарской революции. Но верил, что через несколько месяцев после его собственной победы настоящая пролетарская революция вспыхнет в Германии, в Англии и в других сверхиндустриализированных странах. Длительное существование пролетарской диктатуры в одной стране он считал невозможным. «Мы живем не только в государстве, но и в системе государств, – писал Ленин, – и существование советской республики рядом с империалистическими государствами продолжительное время немыслимо. В конце концов одно или другое победит».

Пролетарская революция не вспыхнула в Европе. Проходили годы. Сталин заменил Ленина. Новый диктатор, как будто вопреки мнению Ленина, объявил возможным социализм в одной стране. Но это была тактика с целью ускорить коммунистическое движение на Западе. По учению Сталина, коммунистические достижения в одной стране должны служить примером «для пробуждения революции во всех странах».

Вот почему коммунисты так настойчиво распространяют сейчас легенды о блаженстве рабочих в СССР и объявляют – как это сделал недавно Димитров – всех честных людей, осмеливающихся говорить правду о муках рабочих и крестьян под диктатурой Сталина, предателями демократии и слугами фашизма.

14 февраля 1938 года в сенсационном открытом письме, опубликованном в «Правде», Сталин дал новые директивы относительно большевистских принципов и болыиевицкой политики, поскольку дело касается капиталистического мира.

«Если бы наша страна, – пишет Сталин, – была островом или если бы она не была окружена капиталистическими державами, мы могли бы утверждать, что эта победа является окончательной…» Однако, многозначительно добавляет Сталин, «мы живем не на острове, а среди держав, значительная часть которых, враждебно настроенная в отношении социалистического государства, создает опасность интервенции и восстановления капитализма. Поэтому мы открыто и честно говорим, что победа социализма в нашей стране еще не окончательная».

И Сталин подчеркивает, что «необходимо упрочить узы, связывающие рабочий класс СССР с рабочим классом буржуазных стран… необходимо всеми средствами усилить и упрочить нашу Красную армию, наш Красный флот, нашу Красную авиацию и Осовиахим. Надо держать весь наш народ в мобилизованном состоянии…».

*

До 1935 года никаких серьезных перспектив на возможность большой мировой войны не было. Нужно было свою тактику приспособлять к мирной обстановке. Говорить языком Бриана о замирении Европы и языком Рузвельта об укреплении демократии. Но вот в 1935 году вспыхнула война в Абиссинии. В 1936 году загорелась Испания. В 1937 году началось наступление японцев в Китае, последствия которого сейчас трудно учесть. В Центральной Европе медленно расползается фашистская зараза. Почти каждый месяц все великие державы умножают свои кредиты на вооружения. Возможность новой мировой войны из области мечтаний переходит в область реальной политики.

Расчет на новую войну между великими державами в Тихом океане с ее неизбежным отражением в Европе, несомненно, имеется в Москве.

Многих дипломатов и государственных деятелей удивляет странная непоследовательность международной политики Москвы. Сталин одновременно крайне терпелив и уступчив на Дальнем Востоке и крайне раздражен терпением и уступчивостью западных демократий по отношению к агрессорам из Берлина и Рима.

Никакой непоследовательности тут нет: Сталин не хочет ввязываться в войну слишком рано, но очень хочет втянуть в войну других и действовать лишь тогда, когда силы фашистских и демократических, одинаково ненавистных ему государств, будут истощены.

Я подробно остановился на военных планах Сталина, потому что доказывать демократам воинственно – агрессивные настроения фашизма нет надобности. Я только считал своим долгом напомнить вам, что среди диктатур нет исключения, что все они, как я уже говорил, рождены войной, живут войной и в войне ищут осуществления своих конкретных целей.

Сейчас человечество переживает настоящую трагедию. Подумайте: ведь сегодня четвертая часть населения мира дерется или избивается, участвует в разных войнах против своей собственной воли; ибо, как недавно говорил ваш президент, все народы одинаково хотят мира, а новые благодетели человечества заставляют их славить войну – классовую, расовую или просто, как в Риме, империалистическую.

Народы хотят хлеба и благосостояния, а диктаторы дают им пушки, нищету и страдание.

– Позвольте, – скажут мне неисправимые поклонники московской диктатуры, – а советские блистательные достижения?..

На это я могу только ответить одно: сооружение гигантской пирамиды военной промышленности среди бесплодной Сахары народной нищеты – есть достижение совсем особое.

Ведь эта пирамида построена на костях живых людей. Разве вы забыли, как ваш бывший президент Хувер организовал в 1921–1922 годах продовольственную помощь для спасения миллионов людей от голодной смерти? Ведь тот первый ленинский голод стоил России 5,2 миллиона жизней (на миллион больше, чем великая война). А сталинский голод 1933 года после принудительной коллективизации, по самым минимальным расчетам, вычеркнул из списка живых еще 4 миллиона.

А гибель сотен тысяч в концлагерях, на каторжных работах, в тундрах Сибири, в дремучих лесах северной России, в жгучих песках Азии? А бесконечные казни в порядке бессмысленных чисток?

Если рай на земле покупается такой ценой, я не хочу рая.

Нужно же, наконец, понять, что нельзя создать никакой жизнеспособной хозяйственной системы без индивидуальной свободы.

Современное сверхиндустриализированное и планированное хозяйство, как и нынешняя механизированная армия, требует от каждого рабочего и солдата гораздо больше инициативы и личной ответственности, чем довоенный капитализм. А эти качества развиваются только в свободном человеке.

Неужели можно одновременно верить в планированное хозяйство, как в высшую форму организации производства и распределения, и спокойно допускать, что эта система будет развиваться в политической обстановке, возвращающей нас к далеким временам феодального хозяйства?

Я не боюсь предсказать, что всякое принудительное, диктаторское хозяйство – коммунистическое или фашистское – обречено на провал.

Ибо хозяйственная жизнь не может развиваться вне свободы и мира, а никакая диктатура не может допустить мира и свободы.

Почему не может допустить?

Потому что при малейшей свободе все здание диктатуры будет разрушено. Потому что все творцы той или иной диктатуры силой и обманом оборвали органическое развитие жизни народа и навязали ему законы жизни, не соответствующие его потребностям.

Ко всем диктатурам можно применить отличные слова, которые Троцкий написал о Ленине:

«Все здание Ленина построено на лжи и фальсификации и несет в себе ядовитое начало собственного разложения».

Троцкий написал эти слова в 1913 году, когда вел атаку против Ленина как против вождя большевистской партии. Однако в 1917 году Троцкий сам сделался сотрудником Ленина, когда последний создавал на лжи и фальсификации так называемую диктатуру пролетариата.

*

Теперь, через 20 лет после прихода к власти Ленина, все забыли, что не Ленин сверг монархию и уничтожил старый, довоенный, дореволюционный хозяйственный строй России.

Ленин прибыл в Россию, когда революция уже свершилась.

17 апреля 1917 года на собрании Петербургского Совета он заявил: «Россия теперь является самой свободной страной в Европе, и никто здесь не смеет покуситься на права рабочих».

Все забыли, что до Ленина было уничтожено частное землепользование и в руки самих крестьян передана подготовка реформы земельного строя. В России при Временном правительстве не было никаких препятствий для свободной борьбы партий и для осуществления любых, самых радикальных политических и социальных реформ, соответствующих решению большинства населения.

*

Защитники большевиков у вас и в Европе говорят теперь, что тирания большевистской диктатуры является результатом привычки русского народа к кнуту. А между тем Ленин мог захватить власть только потому, что надел на себя маску самого последовательного демократа и верного исполнителя воли большинства народа.

Ленин скрывался в Финляндии, обвиняемый в измене. Он призывал матросов и солдат свергнуть Временное правительство.

Он лгал, утверждая, что Учредительное собрание не было созвано по нашей вине. А между тем в тайных инструкциях своему ЦК требовал устройства восстания за три недели до выборов в Учредительное собрание. Почему?

«Потому что– писал Ленин, – большинство там будет против нас».Так и случилось, и Ленин при помощи вооруженной силы разогнал это собрание, которое состояло почти исключительно из представителей крестьян и рабочих.

Вы знаете, что лозунгом своей контрреволюции против Временного правительства Ленин выставил требование: «Вся власть Советам».А в то же время объяснял в тайных письмах ЦК: «Советы солдатских и рабочих депутатов реальны лишь как орган восстания, как орган революционной власти. Вне этой задачи Советы пустая игрушка».

Ленин увлек за собой самые темные, измученные войной толпы рабочих, солдат и матросов; он руками людей, влюбленных 1 в только что завоеванную свободу, установил в России самую страшную в истории диктатуру: эта диктатура породила все остальные диктатуры, и каждая из них по – своему фальсифицирует правду и насилует народную волю.

Все, что я говорил до сих пор, имело целью показать вам, что все диктатуры порождены моральным, духовным и хозяйственным распадом великой войны. Весь путь истории – путь от рабства к свободе, и демократический строй есть единственное средство духовного и социального раскрепощения человечества.

Но для того чтобы исполнить свою историческую задачу, демократия должна быть динамична, она должна преобразовывать свои внешние формы в соответствии с духом времени, с новыми потребностями новых, вырастающих в политическую силу классов населения.

К началу XIX века пришла к власти буржуазия; ее приход был новым шагом вперед и в хозяйстве, и в свободе. Теперь сознали себя политической силой рабочие массы.

Старые демократии должны это понять и найти в себе силу смелыми социальными и политическими реформами пойти навстречу новой эре.

Основным законом демократического государства должно быть не только политическое равенство, но и социальная справедливость.

Свободный человек должен остаться неприкосновенной ценностью для государства, но каждому человеку нужно дать социальные условия, в которых он действительно чувствовал бы себя свободным и равным со всеми гражданином.

*

Успех наступающих на демократию тоталитарных идей не в их силе, а в слабостях, недостатках и уродствах современных демократий.