Текст книги "ДНЕВНИКИ 1973-1983"

Автор книги: Александр Протоиерей (Шмеман)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 58 страниц)

Один из тех дней, когда я твердо знаю, что ничего не сделаю, никакой работы не выйдет. Возможно, это – от "перетянутой струны" трех последних дней и тоже от недомогания, и все валится из рук.

По первым сведениям, вчерашним, правда, во Франции на первом туре муниципальных выборов "ведут" левые, la gauche unie2 . И выходит: что осталось от де Голля? Есть ли, как утверждает Фроссар, «аи plus intime de la conscience nationale… se forme de maniere du reste incomprehensible 1'unite d'un peuple et I'irreductible noyau de volonte qu'il oppose aux forces de dissociation qui viennent 1'assaillir…» (p.13)3? Иными словами, есть ли это, почти мистическое национальное чувство – нация как «трансцендентальная личность»? Библия как будто говорит: да : «возлюбленный сын мой Израиль» и т.д. Но остается ли "да " это в силе после Христа? После явления Церкви? Де Голль, во всяком случае, никогда не различал нации и государства (1'Etat), последнее для него было воплощением, жизнью «нации». А это-то и кажется мне questionable4 с христианской точки зрения. Под вопросом, потому что ничто, ничто так не повредило христианству и Церкви, как слияние христианства с национализ мом, как выведение Церкви из «природного» или, напротив, сведение ее к природному.

"L'Etat": французы официально, "общепринято" не любят ни одного режима, существовавшего в их истории: ни монархии, ни революции, ни империи, ни четвертой, ни пятой республики. Что это значит? На что это указывает?

Только что долгий звонок от о.П.Кусинды. Как я и думал: началось – кого выбирать в митрополиты, как выбирать и т.д. И длиться это будет семь месяцев! Они не могут поверить, что мне решительно все равно , и совсем не от «цинизма», а от веры и знания, что безошибочная и немного страшная логика христианства, Церкви – в том, что поражение в ней претворяется в победу, а победа в поражение. Это Божественная логика, и против нее бессильны все наши расчеты и интриги…

Вторник, 15 марта 1977

Валяясь вчера весь день на кровати, прочел "Ревизора" и "Женитьбу". Поражен "Женитьбой" – почему это хорошо? Ведь это, в сущности, абсолютно ничтожно, именно ничтожно, и, читая, спрашивал себя: почему Гоголь это

1 отсутствие общей мерки (фр.}.

2 объединенные левые (фр.).

3 "на самой глубине национального сознания… возникает – необъяснимым образом – единство и непоколебимое волевое ядро народа, которое он противопоставляет действующим против него разъединяющим силам…" (стр.13) (фр.).

4 сомнительным (англ.).

вообще написал? Читал же из-за статьи какого-то М.Дубинина в "Русской мысли" – о Гоголе и Оптиной Пустыни, о приезде его туда в июне 1851 года, то есть меньше чем за год до смерти. Он был подавлен, мертвый – по свидетельству Киреевских. Объяснение Дубинина: монах Парфений укорял его за карикатурность его творчества, Гоголь испугался "революционных" выводов, делавшихся из его писаний, атмосферы 1848 года и т.д. Выходит, в сущности, что струсил… Впечатление на него от письма Белинского. Удивительно, как с Гоголем все куски puzzle'a1 всегда остаются проблематичными. Одно мне кажется несомненным: что-то страшное, темное, «чертовское» (в той же статье Дубинина ужас его перед числом ссылок на «черта» в его писаниях) было в нем самом, какая-то бездонная гордыня и из-за нее – неуверенность в себе…

В той же "Русской мысли" выпад – первый по такой резкости – Зинаиды Шаховской против «третьих». Выпад оправданный (во всяком случае, судя по отрывкам и цитатам, приводимым [в статье]), но, я уверен, и бесплодный. Обрыв культуры совершился, ров, пожалуй, незасыпаем… Читал также «Живую историю» М.М.Корякова. Это книга, в отличие от почти всего, что пишут сейчас, – доброжелательная , в этом ее редкая тональность, но и какая-то бескостная и мелкотравчатая.

Интервью Амальрика, Буковского… More of the same2 . Все верно, все на месте. Но чувство такое, что права-то личности все очевиднее становятся в нашем мире какой-то отвлеченностью, они ни из чего не вытекают, ни на чем не основаны.

В воскресенье в "Нью-Йорк тайме" статья о резком падении посещаемости церквей и упадке "верований" в смысле принятия догматов, той или иной доктрины. Заявление молодого католика: "Я не вижу, что принятие того или иного догмата Церкви изменило бы в моем подходе к жизни". Думал об этом сегодня и "координировал" в мысли с успехом всяческой субъективной "религиозности". Убывает вера, усиливается религия. Боюсь, однако, что вера -то, в сущности, давно стала убывать, что «держались» Церкви в последние века не верой, а той же религией, и держались ею, пока она «социально» соответствовала чему-то в культуре, обществе и т.д., соответствовала, может быть, в ту меру, в какую «свобода» и «секуляризм» не проникали в толщу сознания и цивилизации. Но теперь это совершилось, и вот первой жертвой является Церковь . Протестантизм был «расцерковлением» христианства или, во всяком случае, началом такого расцерковления. И не случайно «постватиканская» Церковь протестантизируется (отказ от авторитета, от понятия «ереси», от тональности «объективности»). Потому и Православие держится только держанием за Церковь как за природное общество – этническое, национальное и т.д. Но в основе Церкви как уникально христианского явления лежит вера . Вера вечно рождает и исполняет Церковь, и только вере Церковь и нужна как «осуществление ожидаемого и уверенность в невидимом»3 . И нужна только в меру эсхатологизма христианской веры, то есть как таинство «будущего века». Ре-

1 Puzzle (англ.) – картинка-загадка (собирается из отдельных кусочков).

2 Все то же самое (англ.).

3 Евр.11:1.

лигии, да и то далеко не всякой, нужна не Церковь, а нужен храм . Храм – «религиозного» происхождения (отсюда евангельское: «разрушьте храм сей…»1 ), а Церковь – христианского. Однако Церковь – наша, во всяком случае, – давно уже отождествила себя с «храмом», растворила себя в «храме», и это значит – вернулась к языческому храму как «фокусу»2 природной жизни, как к ее религиозной санкции. Протестантизм был попыткой спасти веру , очистить ее от ее религиозной редукции и метаморфозы. Но он это сделал ценой отказа от эсхатологии, замены ее «спасением» предельно личным, индивидуальным. И потому – в сущности – отказом от Церкви … В плане «природного» наибольшим анахронизмом было, пожалуй, католичество. Ибо оно «возможно» было только пока можно было отрицать или ограничивать свободу личности , то есть основной «догмат» Нового времени. Попытавшись переменить рельсы, соединить себя со свободой, оно просто рухнуло, и я не вижу, как возможно его возрождение (разве что при «фашизации» человечества, при новом отказе его – вполне возможном – от взрывчатого синтеза свободы и личности ). Что же касается Православия и протестантизма, то они гибче. На глубине Православие, мне кажется, давно уже «протестантизируется»: «верит» в нем каждый по-своему, но соединены все «религией», то есть храмом и обрядом. Отсюда двойное движение: если от религии к «вере», то к расцерковлению, к уходу в личную религию; если от «веры» к религии – то к православию, Типикону, кадилу и иконам. Оба движения «неполноценны»: в одном торжествует индивидуализм (отрицание Церкви), в другом – «религия» (редукция Церкви) и, в сущности, тоже индивидуализм.

Люди, слушающие нас, совершенно искренне не понимают, чего мы от них хотим. На последней глубине мы (кучка) хотим Церкви , но в христианстве давным-давно уже нету опыта Церкви, он заменен опытом храма плюс индивидуальной религии , изнутри лишенной всякой веры в смысле «осуществления ожидаемого и уверенности в невидимом»… Ожидаемое что ? Невидимое что ? Что-то «божественное» in se3 , трансцендентное, загробное, неотмирное, что-то, что «помогает жить». Но все это, modus4 переживания всего этого, в конце концов, – дело вкуса (индивидуального выбора, привычки и т.д.). A de gustibus non est disputandum. Quod erat demonstrandum!5

Перечитал написанное и хочу уточнить – о вере, Церкви и свободе. Говорят: "Свобода каждому верить по-своему…" и т.п. Чудно. Пускай: религиозное "насилие над совестью" – худшее из всех. Говорят: "принимать веру Церкви" (авторитет Церкви и т.д.). Но все это не о том, не так и не то… Когда я говорю, что вера рождает Церковь , я говорю, так сказать, об онтологии самой веры. Ибо вера и Церковь не две разные «реальности», причем одна из них, так сказать, «сохраняет» или «охраняет» другую. Нет. Вера есть обладание Царством (осуществление ожидаемого – Царства – и уверенность в не-

1 Ин.2:19.

2 Focus (aнгл.) – средоточие; центр.

3 по своей природе, по своему характеру (лат.).

4 способ, образ (лат.).

5 о вкусах не спорят. Что и следовало доказать (лат.).

видимом – Царстве). Это обладание и есть Церковь как таинство, как единство, как новая жизнь и т.д. Церковь – это «присутствие» ожидаемого и невидимого. Поэтому говорить о какой-то «свободе веры» внутри Церкви так же бессмысленно, как говорить о свободе внутри таблицы умножения. Принятие Царства есть плод свободы, ее «исполнение» и увенчание, и в этом смысле – будучи постоянным, все время возобновляемым принятием – вера есть свобода, единственно подлинная свобода, каковой должна быть и Церковь как исполнение веры.

Среда, 16 марта 1977

Ужасное известие об опухоли – возможно, раковой – у маленького (пяти недельного!) Ивана, сына Павла Мейендорфа. Сегодня операция. Утром после утрени – молились о нем в семинарской церкви…

Решительный день у Льяны, в Spence.

Вчера днем у Литвиновых, передающих мне три письма от о. Сергия Желудкова (переписываю их дальше). Сидел у них полтора часа с большой радостью. Милые, простые и – главное! – доброжелательные люди.

Утро сегодня на радио "Свобода".

Восторженные статьи о победе de la gauche1 в «Le Monde» и «Le Nouvel Observateur». Изумительная по ясности, по лучезарности погода.

Письмо о.Сергия Желудкова

31 января 1977

"Глубокоуважаемый о. Александр! Дело, с которым я на этот раз обращаюсь к Вам, имеет для нас чрезвычайную важность.

Говорю "для нас" – имея в виду вместе с собою тех русских христиан, которые давно уже испытывают хроническое страданье от ужасающего "кенозиса" святого Христианства в так называемых "религиозных программах" на русском языке всего мира. Единственное (да, единственное) исключение – Ваши выступления. Примите от нас горячую благодарность. Недавно у меня появился магнитофон, и мне удалось сделать отрывочные записи некоторых Ваших бесед. Привез я ленту в Москву – и здесь Ваши речи произвели, по словам одного из слушателей, прямо-таки ошеломляющее впечатление по сравнению с тем, что нам приходится с привычной уже болью в душе выслушивать по "Голосу [Америки]", ВВС, "Немецкой волне" и из Ватикана (откуда, в частности, как выразился этот слушатель, любящий католичество, – "поразительно бездушные" передачи). При этом важно, что чувства личного уважения к ''священнику о. Александру", восхищение его талантом, его культурой испытывают не только "церковные слушатели", но и другие духовно очень ценные люди – наши агностики доброй воли. Живо вспоминаю в этой связи взволнованные отзывы о Ваших выступлениях моих незабвенных друзей П.М. Литвинова и его жены.

1 левых (фр.).

Почему понадобилось мне везти ленту из провинции в Москву? Потому что здесь, как и во всех крупных городах, "Вашу" радиостанцию не слышно. Говорю "Вашу" радиостанцию заведомо условно, потому что руководители ее совершенно не ценят Ваших выступлений по их действительному достоинству, отводят им самое заурядное место где-то, что называется, на задворках политической программы. Поэтому даже и в провинции часто бывает так, что именно Ваше время закрыто глушением.

Вот положение: единственная (да, единственная) заслуживающая такого наименования проповедь святого Христианства находится в столь неблагоприятных условиях. Совершенно необходимо по возможности их изменить. Какие это возможности? Самое естественное дело было бы – копировать лучшие из Ваших бесед в "религиозных программах" других радиостанций, не подвергающихся глушению. Обращались мы к ним: безрезультатно . Боюсь, что причина, увы, самая обыкновенная зависть (приходится с печалью подумать это о церковных витиях из Лондона и Вашингтона). Если наберусь храбрости, напишу еще в Ватикан, в Кельн – но как-то заранее не уверен в успехе.

Между тем есть одна еще не использованная, хорошая возможность".

(Дальше о магнитофонных записях и о том, как их осуществить.)

"Такова наша к Вам покорнейшая, настоятельная просьба. Мне очень хочется исполнить это священное дело до смерти. Умоляю Вас – поспешите, помогите откопать Ваши десять талантов, сделать их достоянием Церкви в более широком круге благодарных слушателей".

Четверг, 17 марта 1977

Сегодня утром позвонили и сообщили Л., что она избрана headmistress of Spence School1 … Подумал: а все-таки «американский миф» все еще действителен, осуществляется. Ведь только подумать: в 1951 году, когда мы приехали, Л. не говорила ни слова по-английски и ее учила гр. Панина. А теперь – во главе одной из двух-трех лучших в Америке школ.

Чудная Преждеосвященная вчера. Несколько "светлых" исповедей – и вчера, и сегодня… Сейчас уезжаю в Little Rock, Арканзас.

Продолжаю писать уже в Little Rock, [в гостинице] Camelot Inn. Летел долго, с остановками в Вашингтоне и Мемфисе (Теннесси). Сейчас сижу у окна на девятом этаже отеля. Огромный вид на реку Арканзас и далеко-далеко за ней. Пасмурно и серо, но деревья все уже зеленеют. Юг. Это город, с которого в 1955 году началось "возрождение" негров. Сюда Эйзенхауэр ввел войска, когда белые отказались "интегрировать" школу…

В аэроплане читал Morris Dickstein "Gates of Eden. American Culture in the Sixties"2 . Интересно вообще, в частности же как наглядная попытка создавать «мифы»: эта игра в Fifties. Sixties, Seventies…3 – немного раздражает. Анализы

1 директором школы Спенс (ангт.).

2 Мориса Дикстейна "Райские врата. Американская культура в шестидесятые годы" (англ.).

3 пятидесятые, шестидесятые, семидесятые [годы] (англ.).

"культурных перемен" сосредоточены на "скоромимопреходящей" интеллигенции, которая, действительно, только и делает, что меняет "богов", сжигает то, чему поклонялась, и кланяется тому, что сожгла. А чуть-чуть глубже – и перемены, напротив, бесконечно медленны, ср., например, "православную ментальность" в Америке. Поэтому читаю я всю эту sophistication1 cum grano salis2.

Монреаль. Суббота, 19 марта 1977

Пишу поздно вечером в Монреале, у Вани и Маши [Ткачуков]. Прилетел рано утром. Весь день retreat: две мои лекции – о Кресте и о Богоматери. Много народа, и говорил – для себя – удовлетворительно. То, что думаю и как думаю… Английская вечерня. Снова умиление от этих молодых голосов, от молодежи в Церкви. И страх за них – лишь бы не "свихнулись"…

Летя из Арканзаса вчера полдня, дочитывал "Gates of Eden". Пришел к вы воду, что одна из особенностей нашей эпохи – придавать необычайное значение незначительному . Сотни страниц, посвященных анализу всеми забытых статей и романов, «трендов»3 , и все бесконечно глубокомысленно, как если бы речь шла о мировых событиях. В свое время о Толстом и Достоевском не писали так, как этот Дикстейн пишет о Мейлере, Апдайке и т.д. И о каких-то журнальчиках. Все сейчас мелкое и направлено на «мелкое».

Вчера в Нью-Йорке опять снег, зима, холодно.

Понедельник, 21 марта 1977

Два дня в Монреале: три лекции, две проповеди, и все это почти без голоса!

Вторник, 22 марта 1977

Утром вчера – лекции, суета и заботы в семинарии, днем поездка с маленькой Верой (которую я привез из Монреаля в воскресенье), втроем, в Wappingers [к дочери Ане]. После воскресной снежной бури – опять солнце, опять весна.

В воскресенье в Монреале, стоя во время английской Литургии в церкви, я думал: неужели когда-нибудь поймут наконец "православные", что служить, петь, стоять в церкви нужно именно так и только так? После этого архиерейская обедня (в которой участвую) кажется настоящим падением . Эти нахальные иподиаконы, разбрасывающие орлецы, «номера» хора, рычание Апостола, все это – привычное с детства! – ударяет по нервам, как предательство… Вот в этом-то как раз и упрекает меня о. Сергий Желудков: в том, что я все это «замалчиваю». От страха ли? Нет, пожалуй, скорее от «реализма», от отвращения к «бунтам» в Церкви, от чувства, что частичные исправления не помогут, если не будет сначала обращения к другому видению Церкви, к другому «переживанию» богослужения.

1 изощренность (англ.).

2 с известной долей скептицизма (букв.: с крупицей соли) (лат.).

3 Trend (англ.) – общее направление, тенденция, мода.

Среда, 23 марта 1977

Удручающая суета в семинарской жизни. Удручающий уровень интересов студентов, уровень того, что называется "церковностью".

Четверг, 24 марта 1977

Рано утром – длинная служба, Мариино стояние с каноном Андрея Критского. Потом – в Нью-Йорке, в "Свободе". Холодно, ясно и сильный ветер: я не могу оторваться от колыханья веток перед моим окном: точно они страстно, настойчиво твердят что-то.

Вчера – уютнейший, счастливейший вечер с двумя нашими "матушками" – [дочерьми] Аней и Машей. Любование их духовным здоровьем, светом, прозрачностью.

Пишу это перед благовещенской всенощной: "Архангельский глас…"

Пятница, 25 марта 1977

Благовещение – любимейший из любимейших праздников. Стоя вчера за всенощной в алтаре, слушая эти ликующие песнопения, все на тему: "Благовествуй, земля, радость велию, пойте, небеса, Божию славу…", – думал: какие могут быть "проблемы"? Не состоит ли вся жизнь в принятии и усвоении этой радости свыше, причем усвоение состоит в том, чтобы все в этой радости увидеть и по-новому принять?

Много исповедей, и – как бы по милости Божией – в этот день "положительных".

А вечером сегодня другая радость: Похвала Богородицы.

Суббота, 26 марта 1977

Акафист вчера, а сегодня утром – тихая "голубая" Литургия "Похвалы". Чистая, беспримесная радость этого дня с юношества, когда, сидя в Lycйe Carnot и скучая, говорил себе: "Сегодня вечером – Похвала…" Каштаны на Bd. Malesherbes.

Думал сегодня о спорах – "о месте Богородицы" в нашем спасении, об определении и т.д. О нищете и бессилии "богословия", так понимаемого. Ибо ничего нельзя понять, не приняв сначала всего этого: "Радуйся, еюже радость возсияет…", не прикоснувшись с изумлением, с благодарностью к этому "пре чистому" образу. И как все это определить на том языке, который выбрало себе "богословие" за то, что он "научный"?

Во всем "женском", даже самом "профанированном", – осколки того образа. В ней они собраны в целостности.

Отсутствие "отрицательных" женских образов в Новом Завете (как Иуда, фарисеи и т.д.). Христос обличает фарисеев, но прощает блудницу, разговаривает с самарянкой.

"Определение", то есть сущность: Мать, Дева, Невеста, Жена, облеченная в солнце, Царица.

Женщина "соблазняет" своей красотой. Но соблазн не в ней, а в мужчине. Он, соблазняясь, разрушает образ. Соблазн: желание проникнуть в тайну: "раздеванье". В мужчине нет тайны . Она есть в ребенке и в женщине. Соблазн: желанье разбить целостность и так добраться до «тайны». Вместо этого получается растление , то есть убийство тайны.

Вторник, 29 марта 1977

В воскресенье вечером в Филадельфии на "миссии", а затем на собрании о семинарии. На вечерне полная церковь, десять священников.

В понедельник, вчера, – очередное собрание с англиканами, "интересующимися" Православием. Балаган и трата времени, какая-то низкопробная торговля об "обрядах". Что-то предельно несерьезное во всем этом подходе…

Весь день вчера теплый, весенний дождь, все уже зеленеет, "сквозит", не сегодня завтра расцветут форситии.

Суббота, 2 апреля 1977. Лазарева

Со среды до пятницы утром – в Вашингтоне, два чудных, солнечных, "праздничных" дня. Барский старомодный отель Madison. Совершенно изумительные, солнечные дни. Вашингтон весь в совсем еще прозрачной зелени, а также в цветущих вишневых деревьях. В среду после обеда (утром я читал лекцию в Wesley Theological Seminary) – прогулка с Л. по чудесным уличкам Georgetown'а1 . Ужин во французском ресторане. В четверг – Jefferson Memorial, Capitol и National Gallery2 . Этот музей просто потрясает: в комнате Рембрандта (ап. Павел!) почти физически чувствуешь, в чем «смысл» искусства: в очищении, в возношении, в прикосновении к чистой, беспримесной радости… Начали с поздних французов – Моне, Мане, Писсарро, Сезанн, потом великие – Клод Лоррен… И, в конце, как climax3 , – Рембрандт. Праздник…

После обеда – Arlington Cemetery, Lincoln Memorial4 и снова Georgetown, уютное, пустое французское кафе. Два дня отдыха, радости и свободы.

Великий понедельник. 4 апреля 1977

Только что вернулся из Детройта, где вчера вечером служил "Пассию" и читал лекцию. До этого "полнота" Лазаревой субботы и Вербного воскресенья, самого "эсхатологического" из всех праздников. "Радуйтесь и паки реку: радуйтесь…"5.

В аэроплане – летя вчера в Детройт – дочитывал "Dйlivrance"6 , запись бесед по радио Филиппа Соллера и М.Клавеля. Книга, вызвавшая массу мыслей

1 Джорджтаун – университетский район Вашингтона.

2 памятник Джефферсону, Капитолий и Национальная галерея.

3 высшая точка, кульминация (англ.).

4 Арлингтонское кладбище, памятник Линкольну.

5 Флп.4:4.

6 "Освобождение" (фр.).

все о том же: о религии, о "трансцендентности", о вере, о христианстве. Радикальное обличение Клавелем марксизма и фрейдизма как отрыжек XIX века, как последнего и страшного тупика, "вопиющего" к трансцендентности.

Maurice Clavel (p.115): "Pourquoi est се que je m'entends si bien avec les athees -j'entends les athees a la pensee rigoureuse – et si mal avec les Chretiens vaguement ideologues? En bien, excusez de me citer encore, с'est que pour des athees, les vrais et les grands athees, Dieu c'est Dieu. Les athees me disent: "si j'avais lafoi, j'aurais la votre" et je les comprends fort bien. Lafoi est un vecu dont ils respectent chez moi la presence et dont je respecte chez eux 1'absence. D'autre part, la Foi – c'est la que je reprends Kant et Saint Paul, la Foi est radicalement differente de la raison, a telles enseignes que j'ai pu dire que la raison, du point de vue ontologique, ne pouvait pas trouver Dieu, ne pouvait pas meme chercher Dieu, parcequ'elle etait elle meme dans le peche une aversion et une fuite de Dieu! Par consequent les Chretiens qui essaient de trouver Dieu par la raison ou de faire bon menage a Dieu et a la raison sonten quelque sorte des anes charges dereliques…"1.

Вечерня в огромном, новеньком сербском соборе св. Лазаря, с двенадцатью священниками и при пятистах присутствующих. После вечерни – пятьсот человек на лекции! "Овцы, не имеющие пастыря"2 , но, значит, все-таки жаждущие чего-то – «живого слова». Конечно, помогла тема: «Женщина в Право славной Церкви». Своей лекцией – относительно доволен, ибо если не сказал всего, что я думаю или, вернее, чувствую, то сказал все-таки приблизительно так , как надо, в согласии с «видением», которое чувствую больше, чем «разумею». Это значит – не искал внешнего успеха, а это всегда самое трудное, ибо люди так хотят услышать то, что они уже думают, а не подниматься на следующий этаж.

До лекции заезжал к Павлу Мейендорфу. Острая жалость к их ребенку, которому предстоит целый год жить между жизнью и смертью, или, вернее, к ним; сознание трагедии, вскрывающей, до какой степени хрупки, обречены все наши "счастья". "Почему Бог допускает это?" Вечный вопрос без ответа. Вижу только один, наверное неполный: своим страданьем человек "приносит пользу" другим, нам: разбивает хотя бы на время бетон эгоизма, самодовольства, "жира", отделяющего нас от Бога больше, чем любые "прегрешения" и "помыслы". Это и есть, по всей вероятности, спасительный смысл страданий. Но "мир сей" ненавидит страдания и, если бы мог, просто "ликвидировал" бы всех страждущих.

1 Морис Клавель (стр.115): "Почему я так хорошо чувствую себя с атеистами, я имею в виду атеистов с непреклонными взглядами, и так плохо с христианами со слабой идеологией? Прошу прощения за то, что опять цитирую самого себя, но дело в том, что для подлинных атеистов Бог есть Бог. Атеисты мне говорят: "Если бы я верил, я б верил по-Вашему", и я их хорошо понимаю. Вера – это прожитый опыт, наличие которого они во мне уважают и отсутствие которого я уважаю в них. С другой стороны, вера – и здесь я возвращаюсь к Канту и апостолу Павлу – отличается от разума до такой степени, что я мог бы сказать, что с онтологической точки зрения разум не мог обнаружить Бога, не мог даже начать Его искать, потому что сам он погряз в грехе, неприязни и бегстве от Бога. Следовательно, христиане, пытающиеся прийти к Богу через разум или соединить в одно Бога и разум, являются в некотором смысле ослами, нагруженными реликвиями" (фр.).

2 Мф.9:36.

Книга H.F. Peters "Zarathustra's Sister"1 . О сестре Ницше, завладевшей его «наследием» и исказившей его. Всегдашний интерес к Ницше как к одному из тех прорывов , которые одни, в сущности, интересны и важны. Как это ни звучит банально, но ницшеанское восстание против христианства для христианства неизмеримо важно и, по-своему, ценно.

Великий вторник, 5 апреля 1977

Кончил книгу Петерса. Вторая часть – о том, как сестра Ницше "эксплуатировала" его наследие и докатилась до Гитлера, – меня мало заинтересовала. Интересен только сам Ницше, его "безумие", его страсть, его отрицание. Отрицание прежде всего XIX века, сквозь тональность которого "расслышать" христианство было нелегко.

Великая среда, 6 апреля 1977

Кончил Dickstein'a "Gates of Eden"2 и думал, что наряду с популярными в Америке курсами вроде «The Great Western Ideas»3 нужно было бы прочитать курс о «The Great Western Errors»4 no такому, приблизительному, плану: Руссо, или «Природа» с большой буквы, Просвещение, или «Разум» с большой буквы, Гегель, или «История» с большой буквы, Маркс, или «Революция» с большой буквы и, наконец, Фрейд, или «Пол» с большой буквы; причем главной общей ошибкой нужно признать именно «большую букву», превратившую каждое из этих слов в идол , в трагическую «pars pro toto»5 . Показать также все это как рассыпавшееся христианство и страшную вину христианства в этом «рассыпании». Вину не только «идейную», но, прежде всего, духовную («духовность») и, так сказать, «практическую» (слияние с миром, принятие функций естественной религии, отказ от эсхатологии, с одной стороны, от hie et nunc6 – с другой).

Мне чужд, невыносим, кажется фальшивым в первую очередь теперешний христианский "discours"7 . He то , что говорят, но как говорят и потому, пожалуй, чувствуют. И также – растворение Греха в мелочной сосредоточенности на мелочах, непонимание того, что мелочность – даже «нравственная» – и есть сам Грех, то «a-version de Dieu»8 , про которую говорит Клавель, не-хотение Бога, потому что «мелочность» – легче, «религия» – легче.

Все растущее убеждение, что ничего, абсолютно ничего не достигается и не разрешается путем "дискуссий", споров и обсуждений, что все это аберрация нашего времени. Невозможно представить себе Толстого, Рембрандта,

1 Х.Ф. Петерса "Сестра Заратусгры" (англ.).

2 Дикстейна "Райские врата" (англ.).

3 "Великие западные идеи" (англ.).

4 "Великих западных ошибках" (англ.).

5 часть, выдающую себя за целое (лат.).

6 здесь и сейчас (лат,).

7 дискурс (фр.).

Шекспира на каком-нибудь "коллоквиуме", посвященном "путям современного искусства". Все, что убеждает, обращает других, вырастает в одиночестве, в творческой тишине, никогда не в болтовне. Это не значит, что творец не должен «держать внутри себя собора», вернее – он не может не держать его. Страшная ошибка нашего времени – вера в слова, приводящая к их полной девальвации. Мне скажут: а диалоги Платона? Но они как раз подтверждают то, что я говорю. Это не запись реально имевшего место «обсуждения», а явление идеального , то есть такого как раз, в котором, во-первых, каждое слово имеет свой полный вес и, во-вторых, все построено на слышании того, что говорит другой . Ни того, ни другого нет в современных дискуссиях.

Настоящие дискуссии стали невозможны еще потому, что случайными, произвольными, ничем на глубине не оправданными стали их темы. Подлинный "разговор" предполагает оправданность, почти "необходимость" темы и только этой темой и оправдывается и определяется. Она объективна , и потому, что она объективна, – все вокруг нее организуется, так сказать, органически. Современные дискуссии прежде всего произвольны и потому искусственны и бесплодны. Они потому не о реальном, а о словах, и ничего из них не выходит, и ничего от них не остается, кроме отвратительного «вкуса во рту». И в конце концов все сводится к тому же самому: все в мире сем, что не «отнесено» и не «относится» постоянно к главному, к «единому на потребу», – пусто, ненужно, вредно. Христово «ищите прежде всего Царства Божия…»1 есть основной методологический принцип, единственная возможность …

Но остается, в сущности, неразрешенный (неразрешимый?) вопрос: к чему "звать", чему "учить"? Думал также сегодня, что начинать нужно было бы с тела : в нем все дано для общения, познания, причастия. Чувства: глаза – чтобы видеть (на что смотреть, что видеть?), уши – чтобы слушать и слышать (что?) и т.д. Ошибка в том, что все свелось либо к «разуму», либо к «эмоциям». Разум мешает видеть и слышать, ибо превращает «другое» – даруемое, видимое, говорящее – в «объект» размышления. «Эмоции» же все обращают на «себя», все превращают в нарциссизм. И тут и там – замена, одиночество, грех. И главное, конечно, в том, что слышать и видеть – это и есть hie et mine, это то, что сейчас являет «вечность». Это реализация «Царство Божие внутрь вас есть…»2.

Великий четверг, 7 апреля 1977

Перед уходом в церковь. Очень солнечно. Очень холодно – почти мороз но. "Искушения" Страстной: во вторник – налоги. Вчера разбирательство "дела" М.Р. и – бомба! – отставка К.С. после письма, в котором я спрашивал, почему он, ничего не сказав, не явился на заседание финансового комитета. Действительно, "образ мира сего" – в Церкви – "Сеченное сечеся…", внизу – возбужденный спор о каких-то 100 долларах, главное же – об обидах: "Почему он, а не я?" и т.д. Никогда не проходящее удивление от того, как

1 Мф.6:33.

2 Лк.17:21.

все это преспокойно уживается, как две "логики" просто не соприкасаются одна с другой, и это несмотря на то, что все христианство, все в христианстве, особенно же в его «фокусе» – Страстной неделе, как раз об этом – о двух «логиках», приведшей одна – к «странствию владычню», а другая – к «шед удавися»… Но вот кончается служба, и все без всякого труда возвращается в ту жизнь, судом над которой эта служба будет, пока ее будут служить…