Текст книги "ДНЕВНИКИ 1973-1983"
Автор книги: Александр Протоиерей (Шмеман)
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 58 страниц)
1 Из стихотворения А.Пушкина "Я памятник себе воздвиг нерукотворный".
да и литературным чутьем, – наставите меня на путь истинный. Во избежание недоразумения добавлю: считаю его явлением еще, может быть, более грандиозным, чем думал раньше, – исторически. Но вот – духовно, вечно (в перспективе пушкинского "Памятника") – тут мучительные сомнения. А посему – взываю к Вам…"
Вторник, 18 февраля 1975
Вчера – суета в связи с приездом московской церковной делегации. Я был только на завтраке в двенадцать часов, в ресторане, но не на официальном приеме. Сидел с о.В.Боровым, единственный с человеческим и даже страдальческим лицом. Остальные – какие-то благообразно окаменелые, одинаковые, на одно лицо, с тем же выражением, теми же улыбками. Я говорю о.В.: "Может быть, заехали бы к нам, в Академию". Он: "Говорите с начальством. Вы ведь знаете, если пошлют, то мы и к черту поедем…" Нервный, желчный, ехидный, но по отношению "своих"… Хорошее слово вл. Иоанна Шаховского: "Держите крест над Россией…"
Вечером, когда мы с Л. вернулись из Нью-Йорка, где ужинали, – буря по телефону: вместо давно уже условленного молебна "они" хотят служить сегодня в National Council of Churches1 – Литургию. Все растеряны и трусят… Сообщаю о.Стаднюку, что «ни при каких условиях» студенты наши петь эту «экуменическую» литургию не будут.
Четверг, 20 февраля 1975
Послав письмо Никите, тут же получил письмо от него – о нашем "полном единодушии". Тут же начал писать для "Вестника" статью Об иерархии ценностей : попытка сказать, выразить наше «главное».
Вчера полдня в Принстоне на "русско-американской" богословской встрече (то есть встрече "церковников" из СССР с американцами). Опять то же плавное выступление владыки, то же чувство, что все это показное, казенное, что меньше всего в этой встрече – желания подлинно встретиться. Они привыкли быть посылаемыми, чтобы просто своим явлением a la град Китеж убедить Запад, что там все "в порядке". Но все это жалко, хотя одно свидетельство несомненно: не о том, что там все в порядке, а о том, что, несмотря на все, вопреки всему, – там есть Церковь. Завтрак с архиепископом] Владимиром, ректором Московской Духовной Академии, – очень светлое впечатление…
Очень умная речь о.В.Борового.
Переводчики, переводчицы с хорошими, русскими лицами. Кто они? Как могут они так жить?
Страшное загромождение жизни мелочами, делами, заседаниями – знакомое уныние и раздражение от этого. Чувство распыляемой, раздробляемой, расплескивающейся жизни.
1 Национальном Совете церквей (англ.).
Пятница, 21 февраля 1975
Один за другим – солнечные дни, синее небо. Вчера все "после обеда" на заседании митрополичьего совета.
Суббота, 22 февраля 1975
Ithaca, Cornell University
Один в отеле Корнелльского университета, куда я приезжал раз пять в шестидесятых годах. Прилетел вчера. Ужин в отельном кабинете с группой профессоров, потом лекция. За ужином, слушая разговоры, думал: как это точно описано в набоковском "Пнине" (Набоков писал именно о Корнелле, где преподавал). Тот же сарказм, безостановочный деланный хохот, "sophistication"1 . Что-то есть страшное в этой профессии: эта власть над молодыми душами и умами, власть теперь без всякого над собою контроля, не человеческого, а, т.[ак] ск.азать], «трансцендентного»: убеждений, внутренней связанноости каким-то служением, каким-то «видением», мироощущением. Что такие люди могут дать ? Маленькие, исполненные всяческого страхования (место, ранг, популярность)… Конечно, исключения, много исключений, но вся система принуждает вот к этой внутренней запуганности и внешнему цинизму («знаю я цену всем этим идеям!»).
Сегодня в "Нью-Йорк Таймс" статья о переменах в России за последние пять лет. "Диссидентство" замирает, молодежь не идет на смену уехавшим или осужденным. Об одиночестве Сахарова. Марамзин освобожден после раскаяния с условным приговором. Телевизоры, машины, мороженое, удобства. Выходит так, что трагическая, высокая нота, взятая Солженицыным, уходит вот в эту вату. "Жить не по лжи!" – но Чалидзе мне сказал недавно: "Как он не понимает, что люди всегда и всюду жили, живут и будут жить по лжи". Невозможность перебить инерцию низшей, безличной логики человеческих обществ. Америка "хочет" торговать с Россией, и это безличное "хотение" сильнее, чем какой бы то ни было протест. Россия "хочет" лучшей – материально – жизни. И с этим ничего не поделаешь. Страшное абсолютное бессилие религии в этих "хотениях". И дело тут не в слабости и падении самой религии, а в чем-то неизмеримо более глубоком. Религия перестала быть основным term of reference2 , основой «мироощущения», пускай и слабой, но «оценкой» всех «хотений». Особенно сильно почувствовал я это (хотя, конечно, знаю об этом давно) в пятницу на Митрополичьем Совете: был доклад Committee on Investment3 , то есть обсуждение того, что лучше – вкладывать церковные деньги в какие-то bonds4 или какие-то stocks5 . Я уже не говорю о том, что никто, видимо, не чувствовал какого-то демонического комизма самого этого обсуждения, с участием епископов и священников. Не говорю о
1 искушённость (англ.).
2 измерением (англ.).
3 Комитета по инвестированию (англ.).
4 облигации (англ.).
5 акции (англ.).
том, с каким подлинным благоговением слушали члены Совета финансовых экспертов: банкира и биржевого маклера; тут было именно – на час – то благоговение , тот религиозный awe1 , который начисто отсутствовал в обсуждении простых церковных дел. Это последнее велось, напротив, в тонах мелкого политиканства, взаимного недоверия (проверка чуть ли не каждого цента, истраченного церковной администрацией) и т.д. Банкиров слушали с духовной усладой и если о чем спрашивали, то в тоне, которым, mutatis mutandis, раньше обращались к старцам, мудрецам и «мэтрам». А они говорили с той простотой и благородным смирением, что присущи людям, знающим свою силу, свое незаменимое место в обществе и в общественной иерархии. Вот тут все: этим тоном не говорит религия, ибо этого места у нее больше нет. Она вся «петушком, петушком», как Добчинский и Бобчинский, только бы ее «тоже взяли», «не забыли», что она все еще тут и не совсем – поверьте, поверьте – бесполезна. Сокровище мира, а потому и сердце – не в ней, однако забыл сказать, что оба-то финансиста – банкир и маклер – сами очень деятельные члены Церкви, отдающие ей буквально и жертвенно все свое свободное время, причащающиеся каждое воскресенье и т.д. Что это значит? Чего это символ? Да того, конечно, что сама религия приняла секулярную «логику» и в этом принятии не видит, не ощущает не только никакого падения, но даже и никакой «проблемы». Да и как бы могла она иначе жить?
Две иллюстрации сказанного в газетке, подсунутой под дверь моего номера (Syracuse Post-Standard):
В Чикаго, в огромном городском госпитале, пять лет назад построили внутренний крематорий для сжигания трупов одиноких бедняков. "There was no question, – утверждает директор, – that it would be cheaper to cremate the bodies than deal with private cemeteries…"2 . Но крематорий так и не действует, ибо служащие протестуют. Один из них сказал: «We do have some people with a bit of religion left who don't buy that way of disposing of human bodies, and I guess I'm one of them…»3 . Самое же замечательное в том, что, по словам директора, постройка крематория была предварительно обсуждена с «religious leaders»4 and «there was absolutely no opposition…»5 . Еще бы! Лидеры да еще сопротивляться «современности»… Сопротивляется еще, но уже недолго, – «a bit of religion left…».
В том же номере заявление католической монахини, возглавляющей какой-то институт для осведомления мира о "new image"6 монахинь: «Sisters have become very serious ministers dealing with issues of social justice and with the Gospel in terms of the world today»7 . Оказывается, нестерпимым
1 трепет (англ.).
2 "Было абсолютно ясно, что дешевле кремировать тела, чем иметь дело с частными кладбищами" (англ.).
3 "У нас есть несколько человек, которые сохранили чуточку религии и которым не нравится такой способ избавляться от человеческих тел, и я, вероятно, один из них" (англ.).
4 "религиозными лидерами" (англ.).
5 и "не было никаких возражений" (англ.).
6 "новом имидже" (англ.).
7 "Сестры теперь очень серьезно относятся к служению, занимаясь вопросами социальной справедливости и разъясняя Евангелие в контексте современного мира" (англ.).
был их старый image как смиренных и послушных учительниц, сестер милосердия и т.д. "At present… the widespread, lingering attitude is that nuns are only cogs in the institutions, either teachers or nurses (!!!), although actually they are increasingly getting out of simply staffing institutions as schools and hospitals…"1 . И опять, ужас в том, что ни она и никто иной как будто даже и не чувствуют этого поразительного презрения к реальному, живому делу: дети, больные, старики (что выше, что святее!) – и уродливости этого убеждения, что «ministry»2 – это обязательно какие-то безличные «agencies»3 . Добчинский и Бобчинский! «Петушком, петушком…» Но что делать?
Кончил второй том переписки Bremond– Blondel, которую читаю с наслаждением. Почему меня так давно и неизменно интересует и волнует все относящееся к французскому модернизму? Может быть, потому, что я бессознательно чувствую, что тогда были не столько "сформулированы", сколько пережиты основные вопросы религии и Церкви в нашем современном мире, тогда, в каком-то смысле, решалась дальнейшая судьба Церкви. Я никогда не думал, что модернисты были во всем правы. Напротив. Но "проблему" они чувствовали. Эта проблема была тогда задушена и замолчана террористически. И за это Церковь (католическая) расплачивается теперешней катастрофой. Реальность Церкви , трасцендирующая относительность «доктрин» и «богословий», – вот, в сущности, основное «переживание» таких людей, как Bremond, да даже и Loisy, который не ушел, а которого «ушли». Примат опыта Церкви над всем остальным. Церковь как опыт, а не «авторитет» (который – авторитет только в ту меру, в какую он нужен для сохранения реальности и опыта ). На это Церковь ответила утверждением себя как голого авторитета (reductio ad absurdum4 ) и как абсолютизма формул, то есть того же авторитета. И через несколько десятилетий лопнула: Ватикан II и вакханалия: разложение «авторитета».
Blondel (p.392): "L'infinie et subtile et musicale complexite des sentiments, des idees et des choses"5.
Bremond (p.411): "Voila ou nous en sommes: au moindre courant d'air, nous croyons voir venir la fin du monde"6.
Bremond (p.383) (о Паскале, о jansenisme): "…le devoir religieux par excellence est oublie: l'adoration . Homo creatus est d'abord ut laudet. Dechu ou non, l'homme est pour lui sa fin premiere est de ui render gloire. Evidemment, l'anthropocentrisme dominera toujours dans la faute, mais Pascal est le premier a
1 "В настоящее время… все еще широко распространено мнение, что сестры – только "винтики" в учреждениях, либо учительницы, либо сестры милосердия (!!!), хотя на самом деле они все чаще перестают просто заполнять такие учреждения, как школы и больницы" (англ.).
2 служение (англ.).
3 агентства, организации (англ.).
4 доведение до абсурда (лат.).
5 Блондель (стр.392): "Бесконечность и хрупкая и музыкальная сложность чувств, идей и предметов" (фр.).
6 Бремон (стр.411): "Вот до чего мы дошли: при малейшем дуновении ветра нам кажется, что мы видим приближение конца света" (фр.).
nous en faire une sorte de devoir: devant Dieu, nous ne devons penser qu'a notre misere"1.
(p.384): "…et, puis un des grands bienfaits du christianisme n'aurait il pas ete de nous querir, en partie, de l'obsession de moi? Quoi de plus reposant que les gloria qui finissent tout, et que d'etre obliges de nous attarder a l'Adveniat regnum tuum , avant de passer au panem nostrum.
…M. ne me pardonnera jamais d'avoir dit que notre premiere fin etait de louer Dieu, mais enfin il y a toute la liturgie…"2.
Что другого должно было сказать Православие, если бы не было оно давно в плену у тех же "западных" соблазнов и искушений! Трагедия католичества – наша трагедия.
Понедельник, 24 февраля 1975
Хочу кратко записать мое "корнелльское" воскресенье или, вернее, то, что остается от него как "жатва" для души ("блага, которых мы не ценим за неприглядность их одежд"3 , но которые – потом и уже навсегда – и составляют «благо» пережитого, остаются…). В субботу – катанье на автомобиле вокруг города] Итаки с Сашей Нератовым. Старое кладбище, озеро, старые дома: уходящая Америка, шарм которой я всегда так остро чувствую. Ужин с группой православных студентов и с обычными разговорами.
В воскресенье рано утром Литургия в греческой церкви. Еще раз поражаюсь бессмысленностью греческого "факта" в Америке, неспособностью греков "продумать", осознать… начать Церковь свою интегрировать в реальность. Затем – без передышки – в церковь] Sage Chapel, где я должен проповедовать на "convocation"4 и где я уже бывал раньше несколько раз. Изумительный, всегда меня поражающий хор. Смотрел на лица этих мальчиков и девочек (студентов), пока они процессией проходили мимо меня, и прямо шок в сердце: как много в мире добра, красоты, чистоты, как бессознательно, наверно, хотят их эти хористы и как все это, наверно, превращается в gachis5 нашей «цивилизацией» и этими университетами, знающими все, кроме того, для чего они существуют. «Горе тому, через кого соблазн приходит»6.
1 Бремон (стр.383) (о Паскале, о янсенизме): "Забыт религиозный долг как таковой – поклонение. Будучи тварным существом, человек создан для восхваления. Падший или нет, человек существует для Бога, в славословии которого и заключается его первое предназначение. Естественно, в осознании греховности всегда будет доминировать антропоцентризм, но Паскаль первый указал нам на обязанность: перед Богом мы должны думать только о нашей нищете духовной" (фр.).
2 (стр.384) "И кроме того, одно из благодеяний христианства не заключалось ли в том, чтобы частично излечить нас от зацикленности на себе? Что может быть более отдохновенно, чем славословия, которыми всё кончается, и обязанность остановиться на "Да приидет Царствие Твое" перед тем, как переходить к "хлебу насущному"… М. никогда мне не простит, что я сказал, что наше первое предназначение заключается в славословии Бога, но ведь в этом вся литургия…" (фр.).
3 Из стихотворения И.Ф.Анненского "Что счастье?": "В благах, которых мы не ценим / За неприглядность их одежд?"
4 собрании духовенства части епархии.
5 путаницу (фр.).
6 Мф.18:7.
На Kennedy, около трех часов], встретила меня Л., и, так как было еще рано, мы поехали с нею к Трубецким. Серенький, очень туманный день, красота и печаль деревьев, парков, просторов: физическое наслаждение… Заезжали на кладбище.
Вечером – ужин у Тани Терентьевой в Sea Cliff'е со Штейнами, Месснерами и Кириллом Фотиевым]. Необыкновенно дружно и хорошо.
Au total1 : чудный week-end.
Вторник, 25 февраля 1975
Весь день вчера полное бессилие – что бы то ни было делать – и уныние и раздражение от этого, раздражение на эту в мелочах и суете разлагающуюся жизнь. Утром сел за стол, написал – чтобы "разогнаться" – написанное выше, и вот первый телефон. Полчаса! Пока разговаривали, приехал Дриллок: меня ждут в семинарии представители Фрока2 , чтобы вручить чек… Еще час. Кончили. «Вас хотят видеть два украинских семинариста из Виннипега». Еще час… И вот сознание уже засорено, и невозможно вернуться к первоначальному, «творческому» вдохновению. После завтрака, читая, заснул. И уже до вечера – никакой работы, а вечером – идиотский детектив по телевизии. Отвратительное недовольство собой за эту распущенность…
Читаю переписку Maritain-Mounier (1929-1939). Все та же "судьбоносная" декада. Неудержимый крен влево христианской интеллигенции (да и не только христианской – ср. эволюцию Gide'a в эти же годы по "Les Cahiers de la Petite Dame", которую читал в январе). И хотя ужасаешься – теперь, задним числом – этому крену, еще больше поражаешься и ужасаешься тому, что его вызвало: твердокаменной тупости и подлости и ограниченности всего "правого". Опять эти доносы в Рим, травля в газетах, ханжество. "Правое" – это неспособность, нежелание что бы то ни было пересмотреть, переоценить, понять, услышать, увидеть. И все собою пронизывающий, липкий страх. Крен "влево" нетрудно понять – христианство очевидно "революционно". Трагизм его в том, что, оторвавшись от христианской эсхатологии, христиане-максималисты неудержимо "падают" либо в личное "мироотрицание", либо же в левый "коллективизм". Вне эсхатологии невозможна христианская доктрина зла . Либо сам мир становится злом, либо же оно отождествляется с чем-то одним в мире (социальными структурами и т.д.). И то, и другое – ересь. Христа не нужно ни для ухода в мироотрицающий буддизм личного «спасения», ни для «социальной революции». Mounier чувствовал это, может быть, сильнее, чем кто бы то ни было среди христиан, и все же это притяжение к коммунизму etait plus forte que lui3 … Но чистота, благородство его образа удивительные… До этого пробежал книгу – сбор-
1 В общем (фр.).
2 FROC (Federation of Russian Orthodox Christians) – Федерация русских православных христиан.
было сильнее его (фр.).
ник статей – о Laberthonniere. Все это, чувствую, не случайные чтения. Они связаны с желанием разобраться в нашем – русском и, главное, православном – кризисе. Ибо мне все яснее становится, по мере того, как я вчитываюсь и вдумываюсь в судьбы католичества (и вообще христианства) в 19-20 вв. (до модернизма, вся буря в связи с Ватиканским собором 1870г., реакция ПияIX, Syllabus, до этого – Lamennais, а еще раньше – традиционалисты De Maistre, Bonald и т.д.), что все это одна и та же диалектика, нарастание одной и той же волны, рожденной, вызванной падением средневекового христианства (в Православии – византийского синтеза). Именно в нем укоренено основное раздвоение: "левого", то есть попытки разобраться, пересмотреть, переоценить и, главное, снова – ощущение "мира" как объекта Церкви, для которого она одновременно и спасение, и преодоление, спасение через преодоление, – и «правого», постоянной реакции на эту попытку, стремление ее раздавить в корне. Это раздвоение определяет собою и наше время, и вся задача богословия сейчас – его преодолеть, исцелить, поднять на тот уровень, где оно «снимается». Ключ же к этому – в христианской эсхатологии, то есть христианском восприятии мира (творение, падение, спасение) и, следовательно, зла… А «они» все хотят к чему-то вернуться и что-то «реставрировать» – кто Византию, кто старообрядчество, кто Аквината, кто… Либо же сдаются «миру»…
Среда, 26 февраля 1975
Ранняя Литургия. Идя в церковь еще совсем ночью, но с огромной морозной луной на небе, думал, с некоторым раскаянием, о моем постоянном "томлении" от суеты и забот, о считании дней до каникул, лета. Почувствовал греховность этого неприятия настоящего, моей неверности в малом. Нужно было бы (и я сам всегда говорю об этом) принимать каждый день и все в нем, как дар Божий, и претворять в радость, и если мне все это не в радость, а в тягость (разговоры, студенты, собрания, переписка и т.д.), то, действительно, от греха, от эгоизма, от лени…
Кончил вчера переписку Mounier-Maritain и начал Anthropologie du Geste, Marcel Jousse1 , антрополога-иезуита. Сложно, запутанно, но чувствую, что он открыл что-то очень важное, что-то, чего я смутно искал для «литургического богословия».
Яркое солнце. Холод. И некое несомненное – чуть-чуть – веяние весны.
Письмо от бывшего студента, бесконечно меня тронувшее: "I would like, in a very simple way, to thank you for a very memorable three years at St. Vlad. Seminary. Listening to you in class and serving with you both as a Deacon and as a Priest has been a tremendous joy for me…"2.
1 "Антропологию жеста" марселя Пруста (фр.).
2 "Мне бы хотелось просто поблагодарить Вас за незабываемые три года в Св.-Владимирской семинарии. Для меня было огромной радостью слушать Вас в классе и сослужать Вам и в качестве дьякона, и в качестве священника…" (англ.).
Четверг, 27 февраля 1975
Мучительное заседание, вчера, факультета. Мучительное не тоном – он был мирный и даже веселый, а тем глубоким разбродом и, в сущности, взаимоотрицанием, что изнутри определяет собой нашу работу и которое, конечно, неслучайно. Разброд этот мне представляется так: В. – major obstacle1 , ничего не понимающий человек, без какого бы то ни было чувства реальности и опасный своим негативизмом. Затем – «академизм» М. и, наконец, группа понимающих все положение Церкви по отношению к миру, к культуре и т.д. Как согласовать все это, наладить хоть какое-нибудь единство? Вот моя следующая «проблема», к которой я не знаю, как подойти…
Все утро лекции, встречи, разговоры… Сегодня после лекции (о хиротониях) Миша Аксенов мне: "Эти лекции для меня – полтора часа бальзама на душу".
Пятница, 28 февраля 1975
Перед отъездом на два дня по семинарским делам в Питтсбург. Вчера, за ужином, у нас Jim и Pamela Morton. Дружелюбно, оживленно, но чувство такое, что нам, в сущности, не о чем друг с другом разговаривать кроме Лабель и перемывания косточек знакомых. Наши жизни в разных "ключах", хотя, может быть, в них действовали попервоначалу те же предпосылки, та же тональность.
Сегодня после утрени разговор с Мишей Аксеновым о Солженицыне. "Он нас воспитал и вдохновил, – говорит Миша, – и потому мне так страшно обидно видеть, как он "ридикулизирует" себя, разменивается на мелочи… Его чуждость культуре, страшное непонимание того, что нужнее всего России – Европа, Запад. Вот оторвались от них на пятьдесят лет, и что вышло? Упрощенность, стремление к упрощенству…" Увы, в этом много верного.
Далее разговор с Paul Garrett о переводах, обо всей этой проблеме переложения Православия на язык другой культуры.
Вчера в Express статья Jean Francois Revel: «La tentation totalitaire»2 , которую хотелось бы всю переписать, до того она бьет в цель. Ограничиваюсь выписками.
"Tous les defauts des societes liberals sont majores par leur critiques a tel point qu'elles apparaissent comme foncierement totalitaires, et les defauts des societes totalitaires minores a tel point qu'elles apparaissent comme foncierement liberals. Du moins tient on pour acquis qu'elles sont bonnes par nature, quoique passagerement irrespectueuses des droits de l'homme et les autres mauvaises par nature, quoique les homes y vivent accidentellement moins mal et plus librement…"3
Цитата из книги Les Normalises (Christian Jelen)4.
1 главное препятствие (англ.).
2 Жана-Франсуа Ревеля "Искушение тоталитаризмом" (фр.).
3 "Все недостатки свободного общества подвергаются такой ярой критике, что оно начинает походить на тоталитарный режим. А все недостатки тоталитарного общества настолько преуменьшаются, что оно выглядит почти свободным. Как минимум, тоталитарное общество воспринимается по природе своей хорошим, только временно не уважающим права человека, а свободное общество по природе своей порочно, хотя совершенно случайно люди там живут лучше и свободнее" (фр.).
4 "Нормализованные" (Кристиан Желен) (фр.).
Ilios Yannakakis: "Satisfait, condescendant, a l'ecoute de sa propre voix, l'occident se repete a lui meme son proper recit du socialisme, le non recu erige en dogme…"1.
Суббота, 1 марта 1975
Вчера и сегодня – в Питтсбурге. Вчера вечером собрание Foundation2 . Среди присутствующих – свыше десяти священников, наших «питомцев», вчера – как мне кажется – еще сидевших за партами в семинарии. Радостное чувство от их хотя и разного у каждого, но горения, от этого сознания – «мои», «наши». Вспоминаю свой первый приезд в Питтсбург в феврале 1952г. (!) – и ужас от тогдашнего духовенства.
Сегодня с десяти до трех в сирийской церкви у Corey так называемый retreat3 , то есть на деле две моих лекции с обсуждением. Свыше ста человек. Ехал усталый, неохотно, но при виде всех этих людей, их внимания – опять радость, подъем. Сам почувствовал, что говорилось легко и искренне.
В Питтсбурге утром – снег, а потом синее небо, солнце. На аэродроме около четырех часов, оставшись один, переживаю – как всегда, внезапно – эту, уже знакомую мне минуту bliss'a4 , непонятной, но полной и блаженной радости. Лучи солнца из огромных окон, музыка под сурдинку, льющаяся отовсюду и ниоткуда, и вдруг – это полное единство со всем, что тебя окружает, точно все предметы как-то мягчают, оборачиваются к тебе дружбой, близостью. Это мгновение – вне времени, но в нем собирается, сосредоточивается вся жизнь. Все тут, хотя и неназванное, не объективированное, все – от самого детства. Прикосновение к душе вечности – когда не нужно «вспоминать», ибо нет пропасти между собою вспоминающим – ии вспоминаемым, то есть самой жизнью.
Вечером – у всенощной в семинарии. Поспел прямо к "На реках Вавилонских" и "Покаяния отверзи ми двери…". И снова – вторично – тот же "укол" полноты и блаженства. Однако – оно ведь все время , всегда тут, рядом, вокруг. И вот как редко и мимолетно, как вместе с тем даром – вдруг изливается в душу.
Понедельник, 3 марта 1975
Неделя о Блудном Сыне. Служил, проповедовал. Чудный смешанный хор. "Святый Боже" Чайковского, который мне всегда так живо напоминает о папе, как он играл его на рояле дома.
Обед Иннокентиевского братства на Второй улице. Какая-то стареющая и разодетая красавица поет в микрофон под аккомпанемент аккордеона: "Поце-
1 Илиос Янакакис: "Довольный, снисходительный, прислушивающийся к своему собственному голосу, Запад творит себе свою версию социализма, несбывшийся опыт, превращаемый в догму" (фр.).
2 Организации друзей семинарии.
3 съезд, собрание (англ.).
4 Bliss (англ.) – блаженство.
луем дам забвенье…". Те же, только очень постаревшие, мужички, что и в 1951году! Но вот из этого тупика растут, пробиваются новые побеги: как это удивительно! Вечная сила, жизненность, правда Церкви – раскрывающаяся только любви, смирению и терпению.
Вечером ужин у Дриллоков с Эриксонами. Чувство близости, "семьи", полного доверия, дружбы. Сколько за один день можно насчитать таких "даров"!
Прочел, на ходу, роман R.V.Piltres "L'Imprecateur"1 , получивший какой-то приз. По-французски умно, талантливо, хорошо «сделано». О тупике современного мира, о диктатуре безличных мировых трестов. Почему люди так ясно, кажется, видят природу зла и так бессильны? Не потому ли, что совершенно не знают, что противопоставить ему? Видят гибель жизни, распад мира, не видят, не знают спасения.
Вчера в соборе получил в подарок от какой-то совершенно мне не знакомой пожилой женщины – старинный русский наперсный крест. "Почему мне? Откуда Вы меня знаете?" – "О, я Вас хорошо знаю, давно слежу за Вами, слушаю Вас…"
Удивительная зима: весь февраль яркое солнце, ясное небо. Но вот уже март, и повсюду – намеки на весну.
Вторник, 4 марта 1975
Вчера почти весь день, не отрываясь от стола, за писанием "Иерархии ценностей". В сущности это, конечно, попытка сказать что-то Солженицыну, оттого и пишется с таким трудом и раздумьем не только о содержании, но и о "тональности". После обеда прочел начало Л. Она: "Ты абсолютно убедительно показал всю правду церковного национализма…" Однако в том-то и дело, что я вырос в нем, изнутри знаю его убедительность, его "правду", что я не хочу бороться с карикатурой. "В мире сем" и "не от мира сего" – это не выбор между двумя возможностями жить, это всегда крест.
Дневник Leon Bloy2 , которым так увлекались о.Киприан, Е.Н.Осоргина. Всегда то же впечатление: с одной стороны – огромного таланта, может быть даже с проблесками гения (отдельные богословские интуиции), с другой же – какое-то самоупоение собственной бедностью, бешенством, бескомпромиссностью. Не знаю, но весь этот тон мне не по душе. Христос не бил людей по физиономии и не обращался к ним с площадной руганью. И потом образы вроде: La France est le seul pays don't Dieu ait besoin…3. Читаешь (да еще после часов размышления над такими же, только русскими, утверждениями о России) и думаешь: нет, не то. Не нужно всего этого. Не нужно нажаться педали – ни об евреях (Le Salut par les Juifs4 ), ни о Франции, ни о чем. Истина Христова светла и проста, а тут какое-то трагическое «рококо». Чувствуется вся искусственность «конца века». Haysmans, poetes maudits5 , и вот тоже это грохочущее христианство…
1 Р.В.Пильтрf "Проклинающий" (фр.).
2 Леон Блуа (фр).
3 "Франция – единственная страна, которая нужна Господу…" (фр.).
4 спасение через иудеев (фр.).
5 Гюисманс, проклятые поэты…" (фр.).
Вечером – беседа со "студентскими женами" о Посте. Как всегда – иду с неохотой и внутренним протестом. Возвращаюсь с радостью от этого общения в главном и насущном.
Еще о Bloy: мне чужды эти "гадания" о тайне будущего. "Вам не дано знать…". Есть, однако, этот тип религиозного сознания – с "легкостью чрезвычайной" в том, что о.В. Зеньковский называл "поспешными обобщениями". Вере одинаково свойственно чувство тайны (не "секретов") и простое светлое доверие.
5 марта 1975
Leon Bloy. Сколь ни сопротивляешься тону его писаний, экзальтации, преувеличениям, "нажатию педали", они захватывают. Действительно, le pelerin de l'Absolu…1.
Отдельные фразы, утверждения бьют прямо в душу.
P.104: "une chretienne me dit ceci: – il est necessaire d'avoir un mari pour etre vierge. A quoi je reponds avec toute l'Eglise: – le virginite integrale est en proportion du desir surnaturel de la maternite. C'est a force d'etre Mere de Dieu que Marie est parfaitement vierge".
P.114: "L'Incarnation est la creation consommee. Ce monde etant un systeme de "choses invisibles manifestees visiblement", on peut dire que la Creation se renouvelle chaque fois que notre oeil percoit une realite sensible. La Genese commence par le Fiat Lux".
P.134 (о кладбищах): "villes des ames qui souffrent, qui ne peuvent pas parler et qui sont ainsi des ames enfants "2.
Уже который день – все то же солнце, все та же удивительная, ликующая синева неба! И в тишине залитого солнцем дома со страхом и трепетом пишу свою "Иерархию ценностей". Утренние евангелия этих предпостных дней: о страстях Христовых. Всегда этот цикл, всегда все приходит к этому концу , без которого невозможно никакое начало.
Четверг, 6 марта1975
Leon Bloy:
P.181: "il me semble que les Exercices de St. Ignace correspondent… a la Methode de Descartes. Au lieu de regarder Dieu, on se regarde soi-meme…"
P.182: "psychologie inventee par les Jesuites: methode qui consiste a se regarder continuellement soi-meme, en vue d'eviter le peche. C'est la contemplation du mal