Текст книги "Загадочная душа и сумрачный гений (СИ)"

Автор книги: Александр Чернов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 29 страниц)

   Следом за "Святогором" подошел темно-голубой царский поезд. Но, не встав у платформы, отстучал по стыкам дальше, почти до самого выходного семафора. Из его вагонов как горох посыпались стрелки и казаки караула, подгоняемые зычными окриками офицеров. Привычно и быстро заняли предписанные места, замерли на расчищенных дорожках у низенького дебаркадера, у дверей и даже у окон нескольких маленьких строений станции, у водокачки и складского пакгауза, а также возле площадок вагонов и паровоза их литерного "владивостокца".

   "Ясно, первый поезд-дублер. Это ребята Спиридовича. Работают быстро и четко, любо дорого посмотреть. А где же САМ"?

   Медленно тянутся минуты, но вот, наконец, по главному ходу Великого Сибирского пути, обдав снежным вихрем замерших "на караул" гвардейцев, на пристанционный путь втянулся второй состав – близнец первого, плавно замедлился и встал, чуть протянув вперед, напротив владивостокского курьерского. А следом за ним, почти без интервала, подходит и "Пройсен" – знаменитый семивагонный "Бело-синий экспресс" Вильгельма. Вернее, его "восточный" вариант, сделанный всего пару месяцев назад специально, с возможностью перевода на российскую, более широкую колею. Его блестящий хромом и белой медью шварцкопфовский паровоз едва не тыкается в буфера последнего вагона царского поезда и со скрипом замирает, протяжно дыхнув тучей перегретого пара...

   И начинается сумасшедший дом. Погоны, аксельбанты, шнуры, папахи, германские шишаки-пикельхельмы, треуголки, плюмажи, кавалергардские орлы, фуражки, ордена... Звон шпор, суета, команды на русском и немецком... Выход императоров. Высочайшее посещение наших раненых адмиралов – Небогатов и Трусов пока лежачие...

   – Вах! Михал Лаврентич, дорогой! Своих не узнаешь? Зазнался, да?

   – Ой! Василий Александрович! Так Вас и ищу... Придушите же!

   На ухо:

   – Здорово, Вадик. Пять баллов. Умница, не облажался. А то бы точно – придушил.

   – Добрый! Спасибо на теплом слове. Мы тут старались. Но и вы там дали дрозда...

   – Работа такая. Ладно, рассказывай по-быстрому: кто тут есть кто?

   В свите царя куча непонятного народа, спасибо Вадиму, по ходу подсказывает, шепотом нюансы. Немцы: ну, кузена Вилли не узнать невозможно. Тирпитц, Шлиффен, Бюлов, Маккензен, Шён. Серьезные ребята. Из наших Сахаров, Дубасов, Великие князья Сергей Михайлович и Петр Николаевич. Фредерикс, Нилов. А вот и сам – Николай...

   Невысокий. Ладный. Крепкое, сухое рукопожатие. Вдумчивый, изучающий взгляд огромных серо-голубых глаз...

   – Василий Александрович, я попрошу Вас – через двадцать минут постройте Ваших людей у "Святогора". А Вы сами будьте без сабли, пожалуйста.

  ***

   Да, такого в истории еще не было... Короткая шеренга русских воинов. Два императора. От нашего – каждому Георгий. Кроме...

   – Капитан Балк. За взятие форта, обеспечившее общий выдающийся успех операции Тихоокеанского флота и Гвардейского корпуса в Токийском заливе, примите...

   "Так вот ЧТО у нас тут называется Золотым Георгиевским оружием?! Мать честна! Прелесть какая!"

   От Вильгельма – кому что, но, в основном, Красные Орлы. Всем, кроме...

   Адъютант аккуратно, хоть и с небольшим акцентом, переводит:

   – Капитан Василий фон Балк! За невиданный героизм и отвагу в бою, проявленные Вами перед лицом неприятеля, при спасении жизни майора генерального штаба германской армии фон Зекта, от имени восхищенных этим и другими вашими ратными делами немцев, вручаю Вам высшую воинскую награду германского Рейха. И, видит наш всемогущий Господь, Вы ее более чем достойны, тем более, что Ваши подвиги лишь подтверждают воинскую доблесть древнего и славного рыцарского рода фон Балков! Отныне Вы, капитан, – всегда желанный гость при Дворе Гогенцоллернов!

   "Не, так я сегодня точно возгоржусь. "Голубой Макс"! И ведь каких-то еще он мне родственничков приплел. У кого же спросить-то? Блин, а Вильгельм вблизи, пожалуй, даже более карикатурен, чем его обычно изображали газетчики! Светлые глазки-буравчики чуть на выкате, подстриженные безупречным торчком усы, зычный, грубый голос, резкие движения. Левая ущербная рука, словно атрофированная передняя лапка ящера-тираннозавра, пристроенная на эфесе палаша, рефлекторно мелко подрагивает...

   А перегарчиком-то прет слегонца. Вчерашний вечер удался явно. Но, все равно – хорош! Энергетика какая! Это – Император! Ничего не попишешь. Тестюшка у Мишани будет тот еще, мама не горюй. Тока употреблять его желательно в гомеопатических дозах, иначе вынос мозга обеспечен.

   Упс... Не иначе что-то приватное решил мне сказать сам. И прямо при всех. Слава те Господи, что у нас тут не 37-й год..."

   – Спасибо, капитан. Армия Рейха у Вас в долгу. А значит – я тоже Ваш должник. Жду Вас в Германии. Когда соберетесь – дайте знать.

   – Рад стараться, Ваше Величество! Почту за честь! И как только Его Величеству Государю Императору будет угодно мне это дозволить – немедля доложу!

   – Договорились, Василий Александрович...

   "Щелчок каблуками, руку к козырьку. Ха! Или я начинаю входить во вкус, или в этом времени действительно есть нечто такое, что мы там напрасно потеряли? И немцы и русские. Но французский то у тебя не ахти.

   А Вильгельм все мешкает, что-то никак. Ясно, зацепился рукавом. Щас точно "Георгия" мне оторвет. Наверно, у него без перчатки рука замерзла. Я же в самом конце шеренги. Ну вот, кажется готово, наконец. Сам соизволил воротник поправить. Усы торчком, фейса довольная... Слава тебе Господи!

   Притянул к себе, и на ухо. Уже по-немецки: "Мой дорогой! Ты – молодчина. Ты воистину достоин крови великого магистра ордена Меченосцев, бьющейся в твоих жилах. Майоров генерального штаба у меня много. Да и князей. А вот брат у моего дорогого кузена один. И мне он не менее дорог, чем ему. Охранив Михаила, ты сделал громадную услугу и России, и Германии. И Родина этого не забудет!"

   Ишь, ты! Мишкин ему дорог. Еще бы! И не одному тебе, похоже, Ваше германское Величество. И о какой именно Родине речь?

   Ага, а вон и ОНА. От вагона не отходит. Шубка, высокая шляпка. Носик – в папу. Но не портит, совсем не портит. Любопытина. Ан, нет, вовсе и не мы ей интересны. Абыдна. Мужики-то стоят как на подбор.

   Мишкин, вот только не делай умное лицо, все равно ничего не получится. Пить боржом тебе уже поздно.

   Но Вильгельм Фридрихыч дает! Типа, он меня всерьез, что ли немцем считает? Хотя, будь иначе, вот это вот – точно бы сейчас у меня на груди не висело. Маленький голубой крестик на черно-серебристой ленточке, по форме напоминающий мальтийский. "Пур ле Мерит"...

  ***

   Василий, быстро нагнав самодержца, пошел рядом, на полшага сзади, почти по-уставному.

   "Странно, но сердечко то, мать твою, колотится. Вот оно. Момент истины. Он и я. Только двое нас. Я и Царь. "Николашка-кровавый".

   Ситуевина, аднака. Предполагал, думал. Ну, а почему сейчас башка такая пустая? Нежто это "золотокрестовый" дождик так тебя из колеи выбивает, Вася? Хотя, честно говоря, чертовски приятно. У НАС так не было...

   Идет себе, снежком похрустывает. Или уже нет, не "кровавый"? В конце декабря, а не 9-го января, как у нас, обошлось тихо, слава Богу. Этот "верноподданнический адрес" не "выстрелил" как ультиматум Гапона из нашей истории. Да еще Шантунг – так вовремя, так в жилу! Так что "столыпинскими галстуками" пока даже не пахнет..."

   – Василий Александрович, я для начала хотел у Вас спросить кое о чем. Еще когда мы с Императором германским Вам и вашим людям награды жаловали. Но потом мне подумалось, что тет-а-тет будет, наверно, правильнее...

   Царь взял короткую паузу, задумчиво, вскользь посматривая не в лицо, а куда-то ниже, на украшенную ярко блестевшими на солнце орденами грудь Василия. Наконец, коротко, но уверенно глянул прямо в глаза:

   – Скажите, капитан, сколько времени Вам потребуется, чтобы умертвить идущего рядом с Вами человека? Если он не ожидает?

   "Так. Ну вот! Началось..."

   – Секунда. Может быть две или три, если он готов к атаке или вооружен, Ваше величество.

   – Угу. Ну, да... Я со слов Михаила примерно так и предполагал.

   Василий Александрович, а Вы понимаете, хорошо ли осознаете, что вот сейчас я, главный виновник многих бед российских, возможно, даже гибели в будущем миллионов наших соплеменников и среди них кого-то из Ваших родственников, от Вас всего лишь на расстоянии вытянутой руки?

   – Ник... Государь, я надеюсь... Я очень надеюсь, что это уже не так.

   – Предположим. Поскольку, как я понимаю, многое уже действительно поменялось. И, даст Бог, в лучшую для России сторону. Особенно если учесть такую "мелочь", как победа в этой войне. Повода нашим внутренним врагам для начала вооруженной смуты мы также сумели не дать. Об этом Вы знаете, конечно. А кое-кого и нейтрализовали уже. Так ведь у Вас там ЭТО называют?

   – Да, Ваше величество.

   – Холодное слово. Неприятное. Лишенное всяких эмоций. Профессиональное, как... как стук гильотины, ей Богу, – Николай тяжко вздохнул, – Рубикон этот нам перейти было очень трудно, Василий Александрович. По-христиански, тяжело. Это, как правильно подметил Михаил, сродни трагедии врача-терапевта, осознавшего вдруг, что его пилюли и микстуры уже бессильны, и последняя надежда пациента – скальпель хирурга.

   Но в том, что удалось удержать страну от братоубийства – огромная ваша заслуга. За что лично Вас с Всеволодом Федоровичем и Михаилом Лаврентьевичем, как и господина Лейкова, я искренне благодарю. То, что вы сделали для России, да и для меня, для моих детей, вряд ли можно оценить простыми наградами. Так что все мы – ваши должники теперь, – Николай улыбнулся, – Откровенно говоря, до сих пор поражаюсь, как это вам удалось разворошить наше сонное царство. Ведь еще год назад я совершенно искренне считал, что все в России налажено, все идет правильно, а если и есть отдельные досадные моменты, то они не портят общей картины.

   Но, слава Богу, это уже дела прошлые. Страна уже катится по другим рельсам, хоть кто-то этого и не понимает пока.

   Теперь о заботах насущных. Они не успокоились, наши недруги, знаете ли. Как доморощенные, так и особенно, заграничные. И шарады нам новые подбрасывают. Вот сейчас, похоже, попытаются, как в 78-ом, вытащить наш победный мирный договор на европейский Конгресс. Так что испытания нам впереди предстоят не легче военных.

   А вдруг я, таки, да и не справлюсь? И как там, У ВАС, так и здесь, возьму, да и опять "наворочаю дел", как Михаил Лаврентьевич как то высказался. Не боитесь? Что тогда со мной будете делать? – на губах Николая играла легкая усмешка, но глаза оставались серьезными, изучающими. Казалось, что он старается проникнуть не только в мысли собеседника, а в самую его душу...

   Такого взгляда от царя, чей интеллект Василий изначально склонен был считать не шибко великим, он не ожидал. Как и ТАКОГО первого вопроса "в лоб". И, черт возьми, такого бесстрашия! Или же безрассудства? Нет, тут, похоже, что-то совсем другое. То ли фатализм, то ли жертвенность, то ли?.. А может быть это и есть то самое, осязаемое "Величество"? Порода? Кто ж его знает...

   Но отвечать нужно. А раз нужно отвечать ЦАРЮ, то отвечать правду. Как на духу.

   – Тогда, Николай Александрович, Вас придется судить.

   – Угу. Вот так вот. Судить Императора. Замечательно. И кто же этим займется, позвольте полюбопытствовать?

   – Народ русский.

   – Народ? Русский? Занятно. А в ВАШЕЙ истории получилось что? Если мне Михаил Лаврентьевич все изложил верно, то ни суда не было, ни следствия. И только сговор кучки иудеев, поляков, латышей, австрияков и разных прочих инородцев, которых наш русский народ с рабской смиренностью слушал, и которым безропотно подчинился...

   – Далеко не безропотно, Ваше Величество...

   – Да, конечно, гражданская война... Но что в итоге?

   Хотя, собственно говоря, может, Вы и правы. Особенно рассуждая с высот лежащего между нами столетия и вашего образования. Ведь Вас ТАМ учили, что революция это хорошо и правильно, что отжившее должно освобождать дорогу новому. А если не уходит само, то сметать, выжигать как скверну, каленым железом.

   Я это все понимаю, конечно. Как понимаю и то, что со стороны государственной власти и дворянства было наделано много ужасных ошибок, приведших народ наш к озлоблению. Но скажите, вот когда возводят на эшафот человека действительно виновного, осужденного судьей, это – правильно? Вы же сами сказали – "судить"?

   – Да, Ваше Величество. Так я и считаю. Так – правильно.

   – Наверное. Но за что умерщвлять его детей, жену, друзей? Конечно, на все есть воля Всевышнего, – Николай коротко перекрестился, – Но у меня такое зверство просто не укладывается в голове! И кинуть невинноубиенных в яму в тайге. Как такое возможно, Василий Александрович?

   – Это мерзость, конечно. Но ведь и гражданская война после революции, Николай Александрович, это явление само по себе страшное, вынуждающее творить жуткие вещи.

   В такое время в смертельной схватке за власть побеждают не мораль и честь, а беспощадность и решительность. Если уничтожить бывшего властителя и его близких, то пресекается вероятность реставрации династии. Вы же помните пример французов. А, кроме того, после их гибели некому будет потребовать деньги правившей семьи, вложенные в иностранные банки.

   – Именно, что мерзость. А выходит, что наш народ русский и на такое способен. Хотя, наверное, версию о деньгах, мы тоже не можем отметать. Мне Михаил говорил об этом. Значит, так и не были найдены документы, впрямую изобличающие господина Ульянова в этом деле?

   – Нет, Ваше Величество.

   – Странно. По логике вещей их могли хотя бы сфабриковать.

   – В период существования Советского Союза это было очень рискованно. А после – какой смысл? Посчитали напрасным трудом. Да, и кто же предположить мог, что ВЫ ОБ ЭТОМ УЗНАЕТЕ?

   – Ну, да. Все логично, Василий Александрович. Уже не стоило свеч, – Николай невесело усмехнулся, явно не оценив шутку Балка, – Но понимаете, меня гнетет даже не сам факт цареубийства. Все мы ходим под Богом. Я видел, как умирал мой дед. Теперь, поговорив о многом с Мишей, уверен, что и моему отцу могли "помочь"...

   Но безвинные души-то за что, Господи!? Я понимаю, что Михаил Лаврентьевич искренне рассказал мне все, что знал. Но надежда, что все-таки это не так, теплилась. Значит, так все и было. Боже мой, как я хотел обмануться...

   – Николай Александрович, увы, так и было. Но ведь сейчас ключевые точки мы проскочили почти без потерь. Самое главное на данный момент сделано, – восточная политика России сохранена. Конфронтации с немцами Вы уже не допустите. И, в общем, сделан мощный задел на будущее. В народ стрелять Вашей гвардии не пришлось, а отщепенцев и провокаторов люди теперь сами загоняют по подворотням.

   – Да, "Кровавое воскресенье". Страшно даже предположить, что такое должно было случиться. Грех... Смертный грех... Неудивительно, что ОН так покарал.

   – Ну, если мое мнение хотите знать, Ваше Величество, коль я бы был судьей над Вами там, в моем мире, то судил бы Вас не за это. С мятежом правитель бороться, как ни крути, а обязан. Ведь среди толпы были и вооруженные люди. И цели у них были...

   – Вот как? Очень нтересно... – Николай вновь коротко взглянул Балку прямо в глаза, – А в чем же тогда, любезный Василий Александрович, Вы бы меня обвиняли? И за что судили?

   – Да за отречение Ваше в первую очередь! За то, что фронт, армию бросили. Такое не прощается, Ваше Величество. Никому! А еще за вступление в войну с неподготовленной армией и флотом. Ни Сербия, ни все Балканы целиком, ни проливы эти несчастные, ТАКИХ жертв не стоили. Да еще против германцев. ЧТО НАМ С НИМИ ДЕЛИТЬ!?

   Николай остановился. Резко повернулся к замершему Балку. Лицо царя было спокойно. Но глаза!

   – Спасибо Вам, Василий Александрович. За правду от сердца. Я Вам – верю. За честную и храбрую службу, спасибо. И... за справедливость. Поверьте и Вы: для меня рассказ Михаила Лаврентьевича тоже был страшным шоком. Отречение на пороге победы! Что же они со мной такое смогли сделать? Я, кстати, не исключаю, что был какой-то грязный шантаж...

   – Семья Ваша была в заложниках. Не доглядели Вы. Да и что бы это была за победа, когда Россия должна была своим союзникам больше десятка годовых бюджетов? Сие и близко не победа, а, простите, форменное рабство.

   Николай нетерпеливо стянул перчатку, сдернул с усов намерзшие льдинки, досадливо поморщился. Было понятно, что затронутый момент ему не просто неприятен. Он его гнетет... Но через пару секунд царь уже взял себя в руки.

   – Все. Давайте пока не будем больше о грустном, Василий Александрович, если не возражаете...

   Капитан Балк. Станьте смирно! Клянетесь ли Вы верно, не лицемерно и бескорыстно служить Империи Российской, Престолу, Нам, так же честно и самоотверженно исполняя торжественную клятву присяги, что дали Вы нашей Родине там, в Вашем времени?

   – Клянусь, мой Государь!

   – Вольно, капитан. Отныне Вы – офицер Российской Императорской армии. Нашей Гвардии. И мой флигель-адъютант. И, кроме того, имеете право персонального доклада своему Государю в случае возникновения любых особых ситуаций. В любое время. Но об этом – никому. Будут знать только министр Двора, Мосолов, Спиридович и я.

   – Каких "особых", Ваше величество?

   – А вот с этим Вы теперь сами разбирайтесь, Василий Александрович. Сами, мой дорогой. Вы нынче же отправляетесь в столицу, в распоряжение Сергея Васильевича Зубатова. Того самого, за которого Вы меня особо просили. С зачислением к нему в штат ИССП. Если война для кого-то и закончилась в Токио, то только не для нас с Вами.

   И хоть погоны у Вас пока останутся капитанские, должность Вам предстоит принять полковничью. А по ответственности, правам и содержанию – генеральскую. Этот момент мы с братом оговорили. С учетом Вашего мнения, естественно. Наверное, это правильно. Не стоит Вам пока блистать. Пусть лучше о капитане Балке судачат, как о любимчике и протеже Михаила Александровича, чем понимают Ваш истинный уровень. Я надеюсь, что Ваша будущая супруга не обидится за то, что генеральшей станет еще не скоро.

   И спасибо Вам огромное за нашего Мишкина. Я сегодня с первого взгляда на него понял, что он вернулся оттуда совсем другим человеком. Хотя и по корреспонденции от него это было понятно, но лучше один раз увидеть, как говорится. Он чем-то даже напомнил мне нашего отца. Слава Богу, что так все обернулось...

   Кстати, Михаил Лаврентьевич уже рассказал Вам о том, чем будете заниматься?

   – В самых общих чертах. Но, по большому счету, там есть ряд задач, которые мне именно, что "по профилю".

   – Конечно. Я в этом не сомневаюсь.

   – Государь, а наша докладная, что мы с Михаилом Александровичем...

   – Все, что Вы предлагаете по реформированию нашей армии, мной принято. Военное министерство верстает план мероприятий и роспись расходов. Документы готовит полковник Генерального штаба Петр Константинович Кондзеровский. Он Вас ожидает, и о полномочиях Ваших проинформирован. Над изменениями в Уставы работа тоже уже завершается. Примерно через месяц мы все это рассмотрим.

   Но у меня к Вам будет еще много вопросов, Василий Александрович. Очень много вопросов. Как, не сомневаюсь, и у Вас ко мне. А сейчас давайте возвращаться, а то что-то в сапогах ноги начали мерзнуть, не простыть бы. В Петербурге у нас с Вами будет время о многом перетолковать, когда обустроитесь и войдете в курс дел. По проживанию все вопросы уже решены, Сергей Васильевич Вам расскажет...

   Да! Знаете, есть еще любопытство некоторое. Ведь хотя Михаил Лаврентьевич и с Вами прибыл... оттуда, но он много Вас моложе. Ту страну, ваш великий Союз Республик, он "вживую" не помнит, практически. Так почему, скажите, почему же все у вас вдруг рухнуло? Только ли из-за того, что как Миша говорит, у руководства пошел "бардак в головах"? Что система "стала проигрывать в конкуренции"? Что же самое главное вы просмотрели?.. Как и я. Ведь только он раскрыл мне глаза на роль и место пролетариата...

   – И это было, конечно. Но не только, Ваше величество. Вернее не столько. Плановое хозяйство – это, по моему мнению, колоссальный плюс для экономического развития. Но у нас был очень умный, дальновидный и могучий враг – американцы.

   – И неужели мы... Вы... не смогли разобраться с этими янки и с их жидовскими заправилами – банкирами?

   – Николай Александрович, увы. Не смогли. Кишка тонка оказалась. Хотя были и глупость, и элемент предательства, но... Во всем этом виноваты опять-таки лично Вы! – Василий не удержался, чтоб не рассмеяться.

   – Я?!

   – Конечно. Кто же еще? Довели страну до двух революций, проиграли две войны, итогом второй стала гражданская. Да еще немцы остались во врагах с воспоследовавшим вторым раундом. Самым разрушительным и кровавым. А тем временем янки развивались за океаном, уходили вперед, получая с наших войн дикие барыши. В итоге фора стала слишком велика, и в лоб эта задача решалась лишь на уровне взаимного уничтожения.

   – Понятно. И в том, что Вы на войну с ними не решились, тоже я виноват?

   – Но...

   – Что но? Видеть, что явно проигрываете, и не пойти ва-банк? Не стукнуть по столу кулаком?

   – Стучали. Даже туфлей...

   – Это как!? Что за?.. А, ладно, пришли уже. Потом Вы обязательно расскажете про туфлю, – царь улыбнулся, – Ступайте, Василий Александрович. Своих поздравляйте, вижу же, стоят, мерзнут – Вас ждут.

   – Есть! Но... простите, еще один небольшой момент, Ваше величество...

   – Да, конечно, конечно...

   – Вот тут три списка, – Василий достал из кармана запечатанный конверт, – в первом из них перечислены фамилии и род занятий людей, которые, как показала наша история, были если не гениями, то великими талантами в своих областях. Но по тем или иным причинам эти люди не смогли полностью реализовать своих дарований. Некоторых просто нужно спасать прямо сейчас. Все они – это золотой интеллектуальный фонд России, люди, которые окажут колоссальное влияние на успех задуманной Вами модернизации страны.

   Вторая часть списка, та, что синим карандашом отчеркнута, – это светлые головы за рубежом. Те, кого нужно или постараться любой ценой сманить к нам, в Россию, или всячески осложнить их деятельность там. Тут уж либо-либо.

   Следующий список – это наши очевидные противники. Как доморощенные, так и зарубежные. Враги России, проще говоря. Причем враги – весьма успешные. По этим персоналиям, как я понимаю, нам предстоит весьма кропотливая, системная работа. Кого-то нужно будет скомпрометировать, кого-то "пасти" до времени. А кого-то, простите, лучше убрать сразу. Поймите, это люди о себе все уже доказавшие, и...

   – Я понимаю.

   – И там еще третий список. Это важнейшие месторождения полезных ископаемых, частью с координатами приблизительными, частью с общим указанием мест их залегания. Те, что на данный момент в России еще не открыты. Здесь золото, алмазы, руды черных и цветных металлов, нефть и природный газ. Этого нам хватит больше, чем на сотню лет усиленного экономического развития. И еще больше на продажу останется.

   – Но так же не честно, Василий Александрович! – Николай всплеснул руками, – "Небольшой момент"! За ТАКОЕ, чем я смогу Вам отплатить? Это же...

   – Это ГЛАВНЫЙ секрет Империи, Ваше Величество. То главное, что я реально смог сделать для нашего народа, когда понял, где и КОГДА мне предстоит оказаться. И с кем есть шанс встретиться. Но об этих списках должны знать только Вы и я. А отплатить... так Вы уже отплатили. Тем, что нам поверили.

   – А Ваши друзья? Им об этом тоже не нужно знать?

   – Только каждому в его сфере. И не потому вовсе, что я не доверяю Рудневу или Банщикову. Просто против нас будут играть очень серьезные силы. Мало ли что? Да ведь Вы и сами все прекрасно понимаете.

   – Да, это логично. Согласен. Но как же Вы сумели все запомнить?

   – Хоть и многое, но не все, к сожалению. Может, вследствие процесса переноса, или годы сказались. Там-то я был уже не молод. Меня весьма расстроило, что все списки восстановить не смог. Поскольку нас, офицеров главного разведывательного управления Генерального штаба, этому специально учили. Запоминать информацию. Кроме того о ком-то и о чем-то знал и так, из книг, учебных программ. Да, и время было на подготовку, и структурно подобранная, систематизированная информация, что упрощало задачу.

   – Спасибо! Но все-таки, знаете, Василий Александрович, ГЛАВНЫЙ секрет нашей Империи, это Вы, – Николай улыбнулся в усы, – С ума сойти можно! Вот так вот: взять и походя подарить царю пол царства, коли не больше.

   Только вот что-то мне подсказывает, что с Вашими талантами, Вы и сами сможете сделать для России много такого, без чего эти списки нам не очень-то помогут. Особенно в свете того противостояния, которое скорее всего нам предстоит в ближайшие годы...

   Ну, вот мы и вернулись, господа.

   Через час будьте добры, явитесь ко мне в вагон, Василий Александрович, Вас встретят. Только не один приходите, а с Вашей невестой. У Нас для вас двоих подарок имеется, – Николай расхохотался, глядя на обалдевшую физиономию Балка, – кстати, можете ей сообщить: по поводу ее брата все подтвердилось. Он жив. Находится в японском госпитале. Поправляется после ранений. Не слишком тяжелых, к счастью. А чтобы у самураев не возникло желания задержать молодцов-катерников подольше, Мы отправили нашему брату, Божественному Тенно, соответствующее послание.

   Пока не задерживаю Вас долее, капитан Балк.

   "Сдал меня Мишаня. С потрохами сдал... Ну, погоди, ужо товарищ Великий..."

   – Честь имею, Ваше Величество!

  ***

   – Вадик! Ну, здравствуй, дорогуша. Заходи! Спасибо Фредериксу, свои апартаменты уступил, пока императоры с ранеными общаться направились. Минут сорок на интим у нас есть. Дверь только прикрой поплотнее, – Руднев плотоядно ухмыльнулся, – Видишь, незадачка: хотел пристебаться к чему-нибудь, да для порядка в торец тебе двинуть, а не выходит, блин. "Сделано хорошо", пришлось на фалах вывесить.

   И Петрович заключил улыбающегося Банщикова в объятия.

   – МолодцА, однако. Четверка. Твердая. И по всем твоим питерским житиям главный вопрос у нас к тебе будет: Как ты, в принципе, умудрился Николая охмурить? Я, честно говоря, на ваш с ним консенсус особенно не надеялся. Тем более, на столь скорый.

   – Петрович, здорово! Я тоже соскучился по вам с Василием Александровичем, ей Богу! Жуть как надоел этот роман в шифротелеграммах и секретных письмах. А четверка-то почему, Василий Александрович? Может хоть с плюсом?

   – С тротилом к Кадзиме вы не успели? А у меня из-за этого "Якумо" с "Токивой" живыми отползли. Срок ухода Беклемишева с Балтики сорвали? Вот тебе и "минус балл". С минометами затянули? Ага? Что, трояк корячится? Но я сегодня добрый, студент. Плюс еще – за КЛки. Так что, таки-да, четверочка Вам, любезный, – за Балка ответил Петрович.

   – Фу, какой педантичный стал! Вот уж от кого занудного скрипа не ожидал...

   – Ты Всеволодовича моего не обижай, смотри. Мне от него, слава Богу, не только лысина и отягчение в виде "минус двадцать годков" перепали...

   – Ха! Роман ему с нами надоел! Слыхал, Всеволодыч? – подмигнул Рудневу Балк, – Ладно врать-то, господин военно-морской секретарь. Соскучился он...

   До нас ли ему тут, шаркуну паркетному, было!? Уж о твоем-то романе вся Расея наслышана. Это только до нас, до последних, все всегда доходило: на мостиках да в окопах не до столичных салонных новостей. Вокруг, по большей части, или пошлые анекдоты, или кровь, дерьмо и гайки в равномерном шимозном замесе. А ты у нас, оказывается, не только фаворит царя-батюшки, но и без пяти минут зятек, панимаишь – коверкая и растягивая произношение последнего слова "под Ельцина" рассмеялся Балк.

   – Василий, ну хватит уж под...вать! Я тут из кожи вон лез, чтобы все ваши задумки получились. Да и от себя кое-что добавил, кстати.

   А про Ольгу, я тебя очень прошу, – не надо так. Да и сам я не знаю, как оно дальше будет. На брак Николай разрешения не дает. Так, мол, живите, – ваше дело. Пока сквозь пальцы смотрю, будьте довольны. А с бредовыми морганатическими идеями – лучше и не подкатывайтесь. Оленька уже извелась вся, а я... что я могу сделать? Для нее ведь без венчания – грех это все...

   – Тю... Василий! Дывись: богатые тоже плачут! ПОЧЕМУ не докладывал?

   – О чем, Петрович?

   – Об "особых отношениях" с особой царствующего дома, мать твою, а не каламбур!

   – Петрович! Ну, хватит. И ты туда же... это же личное...

   – Личное? Какое, нафиг, личное, когда за подобные штучки у менее демократичного государя знаешь, что случается? Любофф у него, прости господи...

   – Василий Александрович, Вы, извините, конечно, но, во-первых, делу общему от этого только польза. А во-вторых, повторяю: это мое личное дело. И я, то есть мы...

   – Хм... Всеволодыч. Как считаешь, может пора вздуть его? Разок. ПРАВИЛЬНО. Чтоб понял, перед кем хвост поднимает.

   – Василий. Перестань, пожалуйста. Не задирай. Сам хорош: видишь же наша "особа приближенная" в растрепанных чувствах...

   А ты, Вадим, не ной. Что за пацанство? Любите друг друга? И – слава Богу. Этим и дорожите. А что там и как дальше вывернет, сейчас не узнаешь. Я так понимаю, что вертят тобой, дорогуша. Причем не хитрости или капризов ради, а просто потому, что у твоей принцессы хреново все это с жизненными установками в православном ключе укладывается. Можно понять. И посочувствовать. Но изменить что-то быстро – нельзя. Ты сам-то понимаешь, что этим взвалил на нас еще одну проблему? Не токмо на себя, любимого. А на нас на всех. Ибо Николай нас на индивидов не разделяет. Понимаешь?

   – Типа того...

   – Типа? Чучело ты, а не кандидат на Нобелевку, – Петрович заржал, – Ладно. Слушай инструктаж, герой-любовник. Краткий.

   Первое. Нытьем, уговорами и т.п. вы нифига не добьетесь. Ситуация сама должна созреть. Но не по типу сбежать и где-нить обвенчаться, или деток нарожать, чтоб потом этим шантажировать. Это – фигня полная. Только отягчающие обстоятельства и не более.

   Далее – второе. С Ольгой веди себя уважительно, но твердо. Нежно, любя. Но до истерик не допускай. Готовь к длительной компании. То, что ты знаешь, как Николай не сумел противостоять бракам Михаила и Кирилла, не означает, что он не смог их примерно и жестко наказать. Не забывай об этом, и не вздумай Ольге рассказать про их амурные дела. Нам подобное нужно, когда мировая драчка в перспективе? Не трепанул еще?