Текст книги "Загадочная душа и сумрачный гений (СИ)"

Автор книги: Александр Чернов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 29 страниц)

   Если позволите, господа, закончу: раз есть шанс за эти корабли выручить серьезные деньги, даже если латиноамериканцам ради этого придется и оба их корабля продать, "Хиггинса" с "Эсмеральдой", и взяток на пол броненосца примерно выдать, – ради Бога! А средства от этой сделки в первую очередь на развитие верфей и заводов направить. С тем, что у нас есть, новых линкоров под стать английским, нам не построить.

   После эмоциональной концовки выступления Григоровича, все взоры собравшихся обратились к Государю. Если спорящие стороны остаются "при своих", то кому, как не Императору, выступить высшим арбитром в таком случае? Дело-то не шуточное.

   Года полтора-два назад быстрого решения от него можно было не ждать. Николай предпочитал поволынить серьезные вопросы, не спеша обсудить их с заинтересованными лицами по одному, и порой, окончательное решение зависело от того факта, с кем именно он поговорит последним. Но, с некоторых пор, он перестал тянуть с принятием решений. Кто-то связывал это с появлением при дворе доктора Банщикова, кто-то списывал все на переживания военного времени или рождение долгожданного наследника...

   – Ну, что же, переходим к десерту? Сегодня нам обещали великолепный штрудель с крымским синапом. Ваше предложение принимается, Всеволод Федорович. Попробуем продать их Чили и Аргентине. Прошу понять меня правильно, господа: в столь серьезном вопросе мы обязаны доверять опыту адмиралов действующего флота. Тем, чьи фуражки пахнут порохом этой войны.

  Глава 7. Не волки позорные, а санитары леса!

Март – апрель 1905-го года, Санкт-Петербург

   – Добрый вечер, Василий Александрович, проходите!

   Игорь Андреевич. Попрошу: меня ни для кого сегодня нет. Только если появится Евстратий Палыч с чем-то срочным. И чайку нам цейлонского сделайте. Горяченького...

   – Будет исполнено, Сергей Васильевич! Медников со своими орлами выехал с полчаса назад.

   – Спасибо.

   – Чай минут через десять будет, – дежурный офицер неслышно притворил за спиной Балка высокую дверь кабинета.

   Навстречу Василию из-за массивного двухтумбового стола, в живописном беспорядке заваленного папками и несколькими отдельными стопками документов, порывисто поднялся высокий, худощавый человек в темно-коричневом костюме-тройке, благородный, бархатистый оттенок которого подчеркивала безупречно накрахмаленная белоснежная манишка с аккуратно завязанным узким, черным галстуком и деликатно выглядывающим из нагрудного кармана уголком носового платка.

   – Здравия желаю, Сергей Васильевич.

   – И Вам не болеть, спасибо. Рад! Искренне рад, Василий Александрович, что Вы смогли так быстро оказаться в Питере. Присаживайтесь, прошу – хозяин кабинета, пожав Василию руку, кивнул на кресло у углового стола, примыкавшего буквой "Г" к его собственному. Василий, отметив про себя крепость и энергетику этого рукопожатия, с удовольствием расслабленно облокотился на чуть скрипнувшую кожей спинку.

   – Простите за беспорядок, сам на столе его не терплю. Но пока еще не все разгреб, у МВД кое-какие дела принимаем. Устали с дороги?..

   Внимательный, улыбчивый взгляд карих глаз с лукавой искоркой и прищуром интеллектуала, глубокие залысины чуть тронутой сединой густой темно-каштановой шевелюры, подчеркивающие идеальные линии высокого сократовского лба...

   Сергей Васильевич Зубатов. Гений российского политического сыска. Виртуоз провокации и перевербовки. Человек, умевший щадить своих противников и ВСЕГДА старавшийся дать им второй шанс, исключительно из внутренней убежденности: Россия не может разбазаривать свой интеллектуальный фонд, просто не имеет на это права. Один из немногих людей во "властной вертикали" Империи, не только осознавший всю важность для страны бурно нарождающегося пролетариата, но и таящийся в нем исполинский потенциал. Потенциал, способный стать как стержнем, становым хребтом бурного экономического роста державы, так и порохом для чудовищного социального взрыва, если немедленно не дать решительный "укорот" безжалостной эксплуатации рабочих со стороны доморощенных и заграничных промышленников...

   – Есть немного. Утомился слегка, честно признаюсь. Ведь всю Азию воль...

   – И куда Вас с половиною отвезли переночевать? В "Европу", само собой?

   – Да. Только мы ведь пока не...

   – Ах, ну да, конечно, – хозяин кабинета рассмеялся, задорно встопорщив гоголевские усы – Но уж если сам Император вас считает супругами – все. Не отвертитесь! Так что мне простительно. А вот, что решили, не откладывая, сразу приехать, спасибо. Тем более, что сегодня может произойти нечто занятное. В чем Вам, по горячим следам легче будет разобраться. Но, попозже об этом, – Зубатов подмигнул заинтригованному Балку, – Завтра мы вас устроим по первому разряду. Особняк подобрали на Сергиевской. С учетом пожеланий Вашего августейшего друга. Может, для молодой семьи, он и великоват, но как по мне, так очень уютный, со вкусом меблированный. Я думаю, Вам понравится. И главное, там есть несколько путей, по которым Вы при необходимости сможете его покидать и возвращаться, оставшись не узнанным. Ибо работа нам с Вами совместная предстоит очень и очень интересная.

   – Спасибо, Сергей Васильевич, что мое пожелание учли.

   – Вот как? А я ведь думал, что это Спиридович сам предложил, – Зубатов бросил на Василия короткий, оценивающий взгляд, после чего вновь, улыбаясь, продолжил, – Завтра подполковник Батюшин за вами заедет и поможет разместиться. С ним решите вопросы по прислуге, ординарцу, довольствию и всему прочему, что необходимо.

   На ваше благоустройство будет выделено столько, сколько потребуется. Только меня не благодарите, ради Бога. Это распоряжение Императора. Кстати, домик этот, как я понимаю, поступил в полное Ваше владение. Личный подарок Государя, так сказать. Удивляетесь? А чему, собственно, Василий Александрович? Спасение жизни любимого брата разве того не стоит? Вы ведь уже виделись с Николаем Александровичем?

   – Да. Не доезжая Твери. Он с Императором германским посетил наших раненых адмиралов и остальных моряков. А я даже имел честь быть удостоенным персональной беседы без свидетелей. От чего бедный Александр Иванович извелся весь.

   – А что Вы хотите? Он шестой месяц как возглавил охрану Императорской семьи. А тут – нате вам! Подряд: эсэровская каналья Рутенберг под жупелом прохиндея расстриги... Никогда себе не прощу, что поддержал его тогда... А после, двух недель не прошло, – "картечное" водосвятие. И если с первым разобрались, слава Богу, не допустив, то вот с пальбой по Иордани, увы... Фридерикс бедняга две недели в кровати провел. Хорошо хоть его Банщиков своим новым лекарством пользовал. Картечину из ляжки извлекли удачно, так что и не гноилось даже... Понимаю я Спиридовича. Будешь тут на водицу дуть.

   В этот момент дверь открылась, и вошел дежурный офицер с подносом.

   – Вот спасибо, Игорь Андреевич! Да сюда прямо ставьте, в подстаканниках же. Все равно свободного стола не найдем... Переезд – это считай – половина пожара. Могу, кстати, еще варенья вишневого предложить. Из Владимира привез. Из черной вишни. Здесь такая не растет, к сожалению. Сыро для нее слишком. Угощайтесь. Это теща моя ненаглядная варила. Только давайте прямо тут, на подоконнике, а то, не ровен час, на бумаги капнем, не хорошо будет...

   Понравилось? А знали бы Вы, как мне за эту вишенку повоевать пришлось!

   – Замечательное варенье, Сергей Васильевич. Можно сразу полбанки откушать. Но в каком же смысле, и с кем Вы за него сражались?

   – В самом прямом огнестрельном смысле. Дрозды-с! Ни дна бы им, ни покрышки! – улыбнулся Зубатов, – Фунта три дроби извел, а все одно, поклевали изрядно. Умные и нахальные. Дождутся, когда людей нет поблизости, и стаей налетают. Я уж и из засады их стрелял, и пугал разных три штуки поставил. Один черт, треть урожая – им. Хитрющие, холеры, как наши разлюбезные социал-демократы...

   Нам ведь, Василий Александрович, неделю назад передали от ведомства Плеве весь политический сыск. И внутренний, и заграничный. По счастью, он не успел разогнать всех тех, с кем я работал. Меньщиков и Медников, например, замечательные специалисты. Я их еще в первое мое пришествие в столицу с собой из Москвы забрал.

   Ну, и Спиридович, конечно. Он перешел к нам со всем хозяйством, поскольку все множество задач по охране Их Величеств и персон первой величины тоже отнесено к нашей компетенции. Говорят, буйствовал господин министр внутренних дел изрядно. Но Государь остался непреклонен: вся эта работа должна быть сосредоточена в одном месте. В одних руках. И руки эти, Василий Александрович, вот они – наши с Вами. Вас он лично предупредил уже, не так ли?

   – Да, Сергей Васильевич. Только не конкретизировал, что именно мне предстоит делать. Кстати, людей моих тоже разместили нормально. А "столичные", те, кто по родным домам да знакомым разъехались, все предупреждены, что завтра в 11-00 сбор по этому адресу. Так что поутру всех Вам представлю. За исключением шестерых моих артурцев – "спецов", которых я оставил Спиридовичу. На всякий пожарный случай.

   – Славно. А вот по конкретике Вашей службы... давайте так: сначала я Вам покажу нашу структуру на бумаге. Объясню, если что нужно по отдельным направлениям. Где уже подобраны люди, где еще нет. И обменяемся мнениями. Может быть, Вы мне что-то подскажите? Или я поясню, если недопонимание какое у Вас возникнет. Кстати, заранее предупреждаю. Моей самодеятельности тут немного. Не удивляйтесь, но, как я понял, на 90% эта структура отрисована самим Государем. И я, хоть и собаку съел в Москве на этих делах, был поражен насколько логично и разумно видит наши задачи Император.

   Сдвинув бумаги, лежавшие перед Василием на угол стола, Зубатов извлек из сейфа в углу два склеенных листа писчей бумаги, на которых была тщательно разрисована тушью структурная схема Имперской службы секретного приказа. Схема, лишь в мелочах отличающаяся от карандашного наброска, переправленного им в Питер Вадику в секретной почте полгода назад...

   Два часа обсуждения различных оргвопросов, обеспечения режима и самого понятия гостайны, нюансов работы под прикрытием, печальной необходимости политических устранений как меньшего зла в сравнении с всероссийским бардаком, форм и методов боевой и специальной подготовки офицеров и бойцов, укрепили в Василии чувство внутренней симпатии к Зубатову. Человек явно был на своем месте. Громадный объем предстоящей работы, причем во многом, – на незнакомых ему или попросту "непаханых" в этом мире направлениях, его, очевидно, ничуть не смущал, а только раззадоривал.

   Судя по всему, и Сергей Васильевич был под впечатлением от глубины восприятия Балком проблем и поразительных по неожиданности вариантов их решения. Зубатов азартно, но безупречно логично спорил, сыпал аргументами и контраргументами, отстаивая свое мнение, увлеченно чертил новые варианты на отдельном листке, заставляя Балка прорисовывать логические связи так, как их видел сам Василий...

   Но вот, неожиданно для собеседника, Зубатов вдруг встал и прошел к большому шкафу в "аппендиксе" кабинета, отгороженном матерчатой ширмой.

   – У меня тут диван стоит. Так уж получается, что часто здесь ночую. А первый месяц, так и почти безвылазно тут сидел. Как медведь в берлоге. Ага, вот они...

   Хочу я предложить Вам по рюмочке "Мартеля" за знакомство. Не откажетесь?

   – Да с удовольствием. Только тогда и загрызть бы чем.

   – Есть и закусочка какая-никакая, кроме варенья. Только вот вместо хлеба просвирки одни остались, устроит?

   – Вполне. Грешить, так грешить.

   – Стало быть, за знакомство.

   Коньяк, приятно согревая, растекся по телу.

   – Василий Александрович, знаете, я честно говоря, даже не предполагал, что смогу встретить столько логики и глубиного понимания сути наших задач в таком молодом человеке, как Вы.

   – Да полно Вам, Сергей Васильевич, вся логика то из схемы этой проистекала.

   – Как на счет логики из схемы, не знаю...

   Но в Вашем лице ожидал увидеть совсем иного человека. Героя – да. Сорвиголову, готового ради Императора в одиночку штурмовать вражескую столицу – да. Гвардейского офицера и друга Великого князя, свысока взирающего на еще недавно опального шпака, которого Императору заблагорассудилось впихнуть в это кресло – да.

   "Логика из схемы"? Ответьте-ка мне, мой дорогой капитан. А схемка эта самая – не Ваших ли рук дело?.. И взгляд. Глубокий. Внимательный. Оценивающий. Глаза в глаза... с такой вот бесподобной, запрятанной в самую глубину, хитринкой матерого хищника, знающего, что добыче уже никуда не улизнуть.

   "Черт! А как он меня бесподобно расколол!.. А я-то, старый дурень..."

   – Что ж. Молчание знак согласия, нет?

   – Ну, как Вам сказать...

   – А и не надо ничего говорить. Просто мне, по роду работы, приходилось разных людей видывать, Василий Александрович. По большей части людей неординарных, талантливых. А вот дважды жизнь сводила с людьми гениальными. Теперь, судя по всему, – уже трижды.

   И не стоит скромничать. Когда я был переведен в столицу из Первопрестольной, тоже на сходные темы рассуждал. Однако настолько стройной и логичной системы в голову не пришло. И опыт мой и Ваш нечего сравнивать. Но ведь и другим тоже не удалось! А головы светлые думали. Сейчас, на ЭТО глядя, просто диву даюсь: как можно было два и два не сплюсовать. Однако ж, не сложилось...

   За Вас, мой дорогой. Я счастлив, что Николаю Александровичу посчастливилось обратить на Вас внимание.

   – Тогда уж, позвольте Сергей Васильевич, правильнее будет – за Императора!

   – За Императора...

   – Да, кстати, Василий Александрович, простите, чуть не запамятовал. Вам ведь для оборудования гимнастического зала будут нужны спортивные снаряды?

   – Безусловно.

   – Чтобы Вам время не терять, Игорь Андреевич Вам вырезки сделал, так что все, что в Питере продается у него на карандаше. Отметьте только...

   А, вот он и сам заглянул, мы его и попросим сейчас!

   – Сергей Васильевич, простите, но велели сразу доложить. Медников вернулся.

   – Только со своими?

   – Нет, кого-то привез.

   – Ясно. Разместили постояльца?

   – Так точно. Евстратий Палыч прошел к себе, пальто снять.

   – Зови немедленно. Мы его ждем с нетерпением...

   – Сергей Васильевич, пока мы еще вдвоем, еще один момент.

   – Конечно, слушаю Вас.

   – Я должен вручить Вам конфиденциальное письмо от Государя. Он передал мне его для Вас позавчера, после напутствия на службу по Вашему ведомству. Вот оно...

  ***

   Экспресс с Финляндского отходит ровно в 19 часов. Времени еще более чем, извозчика на Невском взять – не велика проблема, да и здесь, в переулках у кабаков бывает, стоят. Но все равно: лучше выйти заранее. Значит – пора...

   Билет, документы, хронометр. Это все уже по карманам. Вещи: бритва, мыло, тюбик "Дентина"... Ох, и где же ты, мой любимый "Колгейт" с фтором! Зубная щетка... так называемая. До нормальных щеток нам пока тоже еще ох как долго. Как и вообще до вменяемой химии полимеров. Ничего, зато воздух чище. Главное – деньги не забыть. Здесь? На месте. Посидеть на дорожку. Ну-с, как там в зеркале? Нормально. Если что-то готовишь долго и аккуратно, а не в попыхах, да сгоряча, то всегда получается нормально.

   Из зеркальной рамы на нас смотрит пожилой джентльмен с седой шевелюрой и бакенбардами, такими же густыми, но аккуратно постриженными усами и моноклем в глазу. Одет – с иголочки. На взгляд – немного за полтинник. Серьезный деловой человек уезжает по делам. Комивояжор, скорее всего. Да, и саквояж, конечно. В нем главное: бумаги. В них все умно. Без меня все равно ни черта не поймешь...

   Внизу яростно храпит вадиков разлюбезный Оченьков. Хором с напарником из их ветеранской кодлы. Иногда даже в такт. Дворник много тише, интеллигентно так посапывает, по-столичному. Видимо, угощение пришлось кстати, раз было так "на ура" воспринято. И спать вам теперь, голубчики, до завтрашнего обеда. А как прочухается этот дурень, подумает, что я ушел по делам не добудившись, так что даже есть шанс, что тревогу забьют, когда я буду уже в Гельсинкфорсе. А там уже ждут: агент Вестингауза в Германии с билетами на всю дорогу и приглашением на майский конгресс в Вашингтоне. И никаких лишних формальностей. Приятно иметь дело с деловым человеком...

   Надежда Андреевна, конечно, расстроится. Но, что поделаешь, дорогая, – утешайся скорее. Доброй, домашней вдовушке давно пора понять: в этой жизни – все мужики сволочи. А незаменимых – нет.

   Итак: выходим. Перчатки не забыть, тросточку. Ну, господи благослови. Смилуйся, Царица небесная... Все! Мосты сожжены. Не дрефьте, господин кандидат технических наук. Академиком ТУТ Вам стать не грозит никак. Поскольку, как только к нам в Питер прибудет господин "Печеное Яблоко", а это по моим расчетам произойдет послезавтра вечером...

   Нет уж, лучше не думать о такой перспективке. Спасибо недотепе Вадику за то, что как я его и просил, он телеграфировал из Москвы. Порт-артурцев в Первопрестольной они ждут сегодня. Так что через двое суток господин Колядин заявится сюда собственной персоной. Юный, румяный, красивый, но от этого вряд ли сильно подуревший. И явится он по мою душу. Или голову.

   Надеяться на то, что я теперь – равноправный член их с Петровичем команды, мне не приходится. А "кто не с нами, тот..." Хотя, как знать? Может, Вадик с Петровичем его людоедские инстинкты и пересилят, но... но вот в это мы не верим вообще. Ни на йоту. Как бы вообще Кол не скрутил глупышу Вадику голову первому... Поэтому проверять на собственной шкуре поглупел или нет милейший Василий Игнатьевич, – на это у нас нет ни малейшего желания. Шансы после встречи для меня – меньше 0,5-и изначально. А по мере "отжимки" хайтека и идей – плавно к нулю. По оси "жить".

   Нет, коллеги, это нас категорически не устраивает. Извините, если что было не так, но – не устраивает категорически.

   Не говоря про ту еще радость – тусоваться в России начала XX-го века на грани революций, мировой войны и тифа. В одном гадючнике с Ульяновыми, Джугашвилями, Залкинд-Бронштейнами, да еще Гришкой с его самодурой-царицей. Мама дорогая! Может быть кому-то другому – по кайфу. А нам оно, таки, сильно вот надо? Эти все "сладости"?

   Прости, Вадик, прости, дорогой. Для папы твоего я все равно сейчас ничего сделать не смогу. И вся эта искрящая электрохрень на полкомнаты в лаборатории, на которую ты чуть не молишься, не более чем липа. Извини. Может быть, если вдруг что-то ТАМ на эту тему всерьез проклюнется. Хотя, – не знаю. По-моему, это уже фантастика. И шансов у профессора Перекошина – ноль. В отличие от его бывшего ассистента...

   "Пожилой" господин еще раз мелко перекрестился, подхватил трость, саквояж, и стараясь ступать как можно тише, двинулся по коридору в сторону темной лестницы, даже не заперев за собой дверь лаборатории. Никем не замеченный, он миновал проходной двор, вышел в переулок и зашагал в сторону Невского проспекта. Правда, идти долго ему не пришлось: неподалеку, у кабака стояли аж три извозчика. Не торгуясь за копейки, господин еще раз оглянулся на подворотню, откуда вышел. И убедившись, что кроме него, извозчиков и пары подвыпивших мелких чиновников только что с трудом выбравшихся из дыхнувшего теплом, запахами снеди и шумом веселой компании подвала, вокруг никого нет, удобно устроился в возке.

   – Знать к чухонцам в гости, барин? – громко откашлявшись, осведомился возница.

   – По коммерции. Сегодня вот, к чухонцам, завтра к шведам. А послезавтра – где что дешевле, да лучше, – с улыбкой ответствовал седок, начиная входить в роль.

   – Но! Милая!.. Она у меня умница, барин. Споро домчит. В обиде не будете. А то, знамо, конь железный, он ждать не будет...

   Что что-то пошло не так он начал смутно догадываться в ту же секунду, как открыл дверь купе и увидел на одном из двух диванов солидного господина, читающего "Ведомости". На столике лежал его котелок и черные перчатки под ним. Но пальто будущий попутчик не снял, почему-то. На вид – лет за пятьдесят. Аккуратная стрижка с зачесом, тронутые сединой густые усы, приветливый, добродушный взгляд...

   "Нет! Все это не важно... черт возьми! Я же купил ОБА билета, и в купе никого не должно было быть. Пойти выяснять сразу? А не привлечет ли это лишнего внимания? Или дождаться когда тронемся, и уж тогда?"

   – Да Вы проходите, что ж в двери-то встали? Вот – присаживайтесь, пожалуйте, – приветливо улыбнулся незнакомец.

   – Да, да... спасибо.

   – Стало быть, в княжество путь-дорожку держите?

   – Да вот. Нужно... по делам-с...

   – Понятно. И как величать Вас, простите?

   – Игорь Андреевич...

   – Хм... Игорь Андреевич?.. А я, стало быть, Евстратий Павлович.

   – Очень приятно. Значит мы с Вами в попутчиках?

   – Так получается.

   – А Вы до самого Гельсинкфорса, или раньше сойдете?

   – В попутчиках-то, оно, конечно. Только вот не до Гельсинкфорса, молодой человек.

   – Это как же поним...

   – Да грим у Вас неважнецкой больно, Николай Генрихович, так вот и понимать, – усмехнулся "попутчик" легонько хлопнув в ладоши, – А поговорить, успеем еще.

   За открывшейся дверью Лейков увидел двух серьезного вида мужчин не слишком приметной наружности, явно ожидавших приказа от его нового знакомого.

   – Ну-с... пойдемте, любезнейший, а то минут через пять поезду трогаться надо. А пока мы с вами с него не сойдем, они стоять будут. Нехорошо людей задерживать. Вы ведь ЕЩЕ глупостей делать не собираетесь?

   – Что за... по какому праву! И кто Вы такие, в самом деле!? И почему...

   – Медников моя фамилия. Евстратий Павлович. Коледжский советник. Вот Вам и удостовереньице. Полюбопытствуйте, если на слово не верите. Это – на счет моих прав... про "почему" больше нет вопросов?

   – Но я...

   – Да знаю я, кто Вы. Ученый. Моряк инженер-механик. Серьезный и образованный человек. Японца воевали... только вот немного не в ту степь заворачивать стали.

   Вот видите, ребята, с какими серьезными людьми мы теперь работаем? Это вам не бомбисты-туберкулезники какие, или прочая мутная шушера.

   Ну, пойдемте, мил человек. Пойдемте...

  ***

   Как он сказал? "Не волнуйтесь, по первому разряду устроим. А что не прибрано в коридорах, так ведь недавно только переехали. Но Ваш-то нумерок, он готов вполне..." Значит, скорее всего, пасли давно. Значит, – не поверили. Кто? Вадим? Гаденыш... ну, тогда, может, еще и выкручусь.

   Или местные? Тогда – кто его знает, фифти-фифти... но если Кол... Господи, только не это!.. И ведь так все было грамотно продумано! Нет, конечно, я не спец в этих играх, но мозги-то есть. Что и как сообразил же. Да уж... сообразил!.. Так что мозги – ПОКА есть. И где же я лопухнулся? На чем?

   Белые стены, сводчатый потолок, укрепленный литыми чугунными дугами... Запах свежей побелки, промозглая сырость. Теплая только одна стена, значит там и подтопок. Выложенный крупным камнем, залитый цементом пол. Земляной, судя по всему. Оконце под самым потолком. Решетка. Массивная дубовая дверь с глазком и окошечком для плошки. Койка, слава богу, у теплой стенки. Хотя, у стенки, наверное, не все ли равно – теплая она или холодная?.. Блин, вот не надо так шутить, не надо...

   Тюфяк с соломкой, вроде даже простынь и солдатское одеяло дали. Вау! Даже два! Кувшин с водой, кружка. В углу – сияющая надраенной медью параша. И, правда – по первому разряду. Даже лампочка под потолком, правда, без выключателя. Практически, люкс со всеми удобствами. Может, телевизор еще попросить? Эх, а залетели-то мы по-полной, похоже, Николай Генрихович...

   "Вот, туточки и располагайтесь, пока, мил человек. Кормежка два раза в день. Прогулка? Не дозволено. Шуметь – не советую. Да и вопросов лишних тоже лучше не задавать. Спрашивать тут Вас будут. Когда? А я почем знаю? Как время придет. Ну, добренько Вам здравствовать..."

   Где-то ближе к полуночи, дверной глазок неожиданно открылся, прострелив ударом вырвавшегося из под спуда сознания животного ужаса, все существо. Но рассмотреть, кто это там, в коридоре, он не смог. Потом этот черный зрачок закрылся, послышался чей-то приглушенный разговор, но никто так и не вошел. И от этого почему-то стало совсем-совсем тошно. Нехорошо потянуло внизу живота...

   Решают, как со мной дальше, наверно. Но я... я ведь никого не предавал! Я просто очень испугался. В конце концов, да! Я ошибся, психанул, но ведь каждый имеет право на ошибку. Американцы каждой собаке дают укусить дважды. Я же Вам спас царя! Я еще пригожусь, я же много знаю! Так много, что... или уже СЛИШКОМ много? Или они ЗНАЮТ, кто меня ждал в Хельсинки? Нет... только не это... Господи, СПАСИ!!!

   Сон подкрался незаметно, когда под утро разгоряченный мозг человека признал, наконец, полное и окончательное свое поражение перед той бездушной машиной, в цепких и безжалостных когтях которой он оказался. И все его возможные предложения, весь этот жалкий, бессмысленный лепет, унизительный торг...

   Зачем он им? Что такого он может им предложить? Двинуть вперед технологии в радиоэлектронике, создать все эти гидростатические взрыватели или приборы кратности? Приемопередатчики? Заложить базу под производство полупроводников? Триод, радар? Атомную программу начать?

   Господи! Да им и не нужно от него ничего этого! Те трое, они... они просто знают историю. Знают врагов Империи, знают ее ошибки. Этого одного им достаточно, чтобы выиграть в "Большой игре". Они-то царю нужны. Один построит ему флот. Второй спасет ему сына от смертельного недуга. Третий – от всего остального, подлого и двуногого...

   А он? Он, умный, талантливый, величайший ученый на этой Земле, получается, и не нужен ЕМУ, в общем-то. Наоборот. Ему скорее нужно, чтобы он, с этими знаниями, НИКОГДА не попал ТУДА. К тем, другим... Господи, помилуй! Сделай так, чтобы они придумали, ради чего меня можно не убивать! Господи!..

   Нет. Не надо!.. Не надо! Пожалуйста... профессор, выключите ЕЕ, ради Бога! Я не хочу ТУДА! Не надо! А-а-а!!! Гражданин следователь, я все... все подпишу, только не бейте. Пожалуйста, НЕ БЕЙТЕ!!!

   – И что это ты так разорался-то, а, позор нации? На две жизни насмотрелся ТАМ дерьмократских сериалов? Просыпайся уж, разговор есть.

   – Ва... Василий Иг... Игн...

   – Не Игн. А Александрович. Не забыл?

   – Н-н-нет...

   – Замечательно. Вот вода. Рожу умой, отлей, и пойдем.

   – Куда?..

   – На кудыкину гору. Делай, что сказано, а то – ускоритель пропишу. Тут у меня печатки нет. Так что хоть с левой, хоть с правой. Шевелись, кому сказано, муха сонная.

  ***

   Через десять минут они стояли возле двери, над которой красовалась свеженькая табличка "Лаборатория 05-П".

   – Заходи не бойся, выходи не плачь, – Балк подтолкнул ссутулившегося Лейкова навстречу яркому электрическому свету, хлынувшему в коридор из-за толстой, по виду явно многослойной двери с тамбуром, – Сейчас увидишь, голубок, что не ты у нас один такой. Ученый.

   Смотри, как мы серьезно тут обустраиваемся, да на ус себе мотай. С размахом, я бы сказал, устраиваемся. Я вчера сам даже удивился, как Владимир Игоревич тут все разумно спланировал. Талант! Самородок. У НАС – точно бы дисер защитил, не сомневайся. Но пусть уж он сам все покажет, не буду хозяина лишать такого удовольствия.

   Владимир Игоревич, это Балк! Мы пришли.

   – Да-да, господа, слышу! Минуточку. Я сейчас иду, – донесся до вошедших бодрый, жизнерадостный голос из-за одной из внутренних дверей, едва различимый сквозь шум хлещущей в какую-то, явно не маленькую емкость, воды.

   – А ты молчи, смотри и слушай. Говорить с хозяином я буду. А потом уж, когда до тебя очередь дойдет...

   – Здравствуйте, господа. Прошу извинить, что заставил чуток подождать, Василий Александрович, – навстречу им вышел высокий, плечистый добродушного вида человек, с живым, улыбчивым лицом, обрамленным пышной каштановой шевелюрой и небольшой аккуратно подстриженной бородкой, – А! Так это с Вами тот замечательный инженер, о котором Вы говорили? С Вашего крейсера?

   – Ага. Он самый.

   – Прекрасно, прекрасно... – хозяин заведения неторопливо отер мокрые руки и прорезиненный передник полотенцем, и протянул Лейкову пятерню, – Здравствуйте! Рад знакомству. Павлов Владимир Игоревич. Ротмистр.

   – Лейков Николай Генрихович. Инженер-механик, – с трудом выдавил из себя новый знакомый ротмистра, едва не охнув от железной хватки его дружеского рукопожатия.

   – Очень приятно. Рад видеть Вас в наших пенатах, так сказать... так как? Василий Александрович, может, я нашим гостем сразу и займусь? А Вы пока мою китайскую коллекцию гляньте, я ее уже разобрал. Все промыл. Ржавчинку кое-где почистил. Там просто изумительный шедевр наличествует. Века, так, 16-го – "груша" называется. В 3-м блоке все. Вчера, кстати, со звукоизоляцией закончили.

   – Прекрасно. А зверушки?

   – Пасюков привезли. Шикарные экземпляры... шикарные, знаете ли! Я таких зверюг даже на сибирских пристанях не видывал. Злющие, аки тигры. Пока их в карантин посадил в Физической, нам ведь зараза не нужна, все должно быть чистенько, чтоб клиент от сепсиса не пошел на быстрый летальный...

   Так это, господа, может, мне рассчетик мой по электрике сразу принести? Чтобы Николай Генрихович...

   – И все-таки, Владимир Игоревич, чтобы наш любезный Николай Генрихович вошел в курс дела получше, покажите ему, какие возможности у Вашей лаборатории уже есть, а что в планах пока. Для начала, а?

   – Лады. Как скажете. Ну, давайте вот, хоть, с акваблока и начнем. Заходите.

   Вот, тут у нас, значит, три рабочих места "холодных" и два "горячих". Обратите внимание: сливы, пол – метлахская плитка на цементе. Два слоя, так что нигде не течем-с, аккуратно и культурненько. Первое "холодное", это, так сказать, классический римский "как-кап", – ротмистр весело рассмеялся, глядя на явное смятение чувств, отразившееся на лице его нового знакомого, – Вы как инженер, конечно, оцените простоту. Я бы сказал даже, гениальность этого устройства более чем тысячелетней давности.

   Вот этими ремнями клиент фиксируется на сиденье так, что шевелиться не может. Тем более головой трясти. Волосы на темени мы ему бреем, как у ксендза католического. На этой стойке у нас закреплена десятилитровая водяная емкость. Заметьте, высота падения капли варьируется, как и, соответственно, сила удара ее. Частота – вот этим вот крантиком. Режимы еще предстоит подобрать, но на максимале, полагаю, уровень полной откровенности уже часов через пять-шесть процедуры – гарантирован. Сутки – полное душевное помешательство. На выходе – пожизненный идиот. Тихий или буйный – уже вопрос индивидуальности. Но, повторюсь, это теоретически, требует проверки практикой для набора статистики.