Текст книги "Белая звезда"

Автор книги: Александр Бауров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 21 страниц)

Магистр Ламарк посмотрел на монарха. Эдрик махнул платком.

– Деритесь честно! – воскликнул судья, и противники стали разъезжаться к обозначенным на песке цветами местам старта. Забили барабаны. Напряжение достигло апогея. «Это же не Мантис – просто старый, заезженный, толстый мужик. Бывший крестьянин, не дворянин. Как бурдюк полетит из седла. Что его бояться? Один удар, и будет без щита. Ещё один, и на земле, – думал Гримли. – Вперед!»

Пармон первым поднял коня на дыбы, махнул рукой своему сюзерену, генералу Оррину, располагавшемуся в королевской ложе, и рванулся вперед. Навстречу ему верхом на Жреце полетел Гримли Фолкин, молодой рыцарь, надежда академии.

В главной ложе тем временем произошло оживление. Место рядом с королем занял канцлер Рууд.

– Государь, прошу прощения за отсутствие во время осмотра академии. Недомогание с утра, – извинился Эдгар.

– Сегодня поединок, который может стоить финала, если они не шутят… – король указал на учителей академии, к которым только что присоединился Торребор.

Рууд обошел Эдрика сзади и сел в кресло, по пути поцеловав руку своей нареченной – принцессы Эльзы. Устроившись поудобнее, он отер лицо и отмахнулся от насмешки лорда Бэдивера.

– Как спалось, канцлер, юродивые не снились?

Справа от Бэдивера сидел Оллин Эй-Той, глава разведки. Слева от короля лорд-мэр Клекстона Иегор Фарух, дальше генерал Оррин, глава Южной армии, принц Кристиан, следивший за стражей больше, чем за начинавшимся боем, ещё несколько герцогов и графов. Пажи обносили высоких зрителей едой и напитками. Весь цвет двора был здесь, отсутствовали лишь вновь рассорившаяся с мужем королева Анна и брат Эдрика – оставшийся на страже трона в Энрофе лорд Катберт.

Рыцари на поле разъехались, встряхнули копья, махали своим знакомым. Поклонившись королевской трибуне, судья обернулся к всадникам и заявил: «Деритесь честно!» И, всадив шпоры в бока рыжего жеребца, массивный рыцарь с гербом армии ринулся вперед.

– Давай, давай, мой верный Пармон! Задави, порви их выскочку! Давай! – кричал Оррин, чуть посмеиваясь над своим старым другом Ламарком, сидевшим совсем рядом и искренне переживавшим за своего протеже с гербом академии. Рыцари сближались. Рууд съел ложку черной икры с серебристой тарелки, которой слуга обносил господ, отломил душистого хлеба и велел принести больше воды. Канцлер утёр губы бархатной салфеткой, брезгливо скомкал её унизанными перстнями пальцами и спросил сидевшего рядом придворного:

– Скажи-ка, а кто вообще сегодня дерется?

– Какой-то телохранитель Оррина и совсем неизвестный парень из академии!

Тут рыцари сшиблись, и весь стадион взорвался единым криком – молодой рыцарь вылетел из седла, получив страшный удар копьем в голову.

– Кто? – переспросил канцлер. Он не расслышал и половины ответа из-за поднявшегося гвалта. Трубы трубили, барабаны грохотали, отражая важный момент поединка и подзадоривая публику. Грифоны ревели, а наездницы то и дело кололи пиками их золотые бока. Арена неистовствовала в предвкушении крови.

Гримли на скаку целился копьем в щит противника – такова традиция, кто разобьет первым ударом щит противника, тот получает большое преимущество, если они спешатся. Ведь новых щитов никто не принесет. Весь мир вокруг растворился, остался лишь сияющий в лучах вечернего солнца тупой и широкий наконечник копья. Щит противника с двумя белыми диагоналями и черной грифоньей головой.

Щит приближался, рос, и вдруг, за мгновение до столкновения Пармон приподнял свое копье. Гримли этого не заметил, не заслонился, думая только о нападении и славе. Сперва он услышал треск разрываемого щита в руке противника, потом страшный гул в голове и, потеряв опору, полетел вверх. Ноги сами вылетели из стремени, тело откинулось назад, в глазах все померкло… Он увидел край неба и рваные облачка, потом темневшую трибуну сзади. Мир перевернулся вверх дном. Рот стал горячим, соленым и влажным. На миг он отключился, а когда вернулся в сознание, то понял, что лежит в пыли арены, будто посреди цветочного поля. Жрец скачет куда-то в сторону, зрители на трибунах воют от восторга. Грифоны на цепи встают на задние лапы. Его рот полон крови, сломан как минимум один зуб. Вдобавок он чувствовал, что ничего не слышит. Попытался встать, заскользил, но все же смог. Поднялся, покачиваясь из стороны в сторону. Пармон отъехал к краю арены, сорвал аплодисменты и, не слезая с коня, вновь ринулся на противника. Рыцарь был уже без щита, его обломки валялись в центре арены, рядом с надломившимся копьем Гримли.

– И это, по-твоему, серьезный воин? – усмехнулся Эй-Той. Хрустя унизанными золотом пальцами, обернулся он к Бэдиверу. – Ты видел? Его выкинули, как мальчишку! Мой Лазарен сделал бы это ещё быстрее и краше!

– Поглядим, кстати, ты заметил, как в городе усилились патрули ордена? – поинтересовался дипломат, посматривая на Рууда, который ел, то и дело обмениваясь с принцессой едкими остротами.

– Да, канцлера, видно, сильно напугали вчерашней шуткой у ратуши, – усмехнулся Эй-Той.

– А это не ты её подстроил?

– Нет, что ты, – Эй-Той всплеснул руками, – мы благородны и не способны на такое!

Они оба засмеялись. Между тем Эй-Той понял – канцлер что-то узнал о его делах с эльфом. А может, на самом деле все испортил проклятый юродивый… Столь серьезное дело, и в самом начале так не везет!

Пармон подъехал неожиданно быстро, удар пикой один, второй, третий! Гримли с трудом уворачивался, выхватил меч, но он был коротким, а тут был нужен двуручник. Легким оружием пику было не перерубить. Гримли охватило отчаяние, вот оно – его хвастовство и бахвальство. Мечты, финал, битва с Мантисом. На турнире тебя может побить любой, и всё будет кончено, всё! Лучше переоценить врага, чем недооценить! – вторая заповедь воина в академии. Как он мог пренебречь ею? Пармон перехватил его меч зубчиками пики, которой владел великолепно. Провернул и выбил оружие из рук парня.

Вот и все, поражение, позор, какой позор на глазах у короля. А он ещё хотел драться с Мантисом! Гримли сплюнул. Налетевший ветер растрепал волосы. Где-то у края площадки валялся покореженный шлем. Понемногу к Гримли стал возвращаться слух. Противник отъехал назад и перегородил путь Марку, который хотел подать Фолкину двуручный меч.

«Все кончено», – решил Гримли. Пармон вновь ринулся на него.

– Он не жилец! И это самый лучший воин академии, кем гордится Ламарк? – с ехидной усмешкой обратился к королю Рууд.

– Посмотрим, – поерзал на троне Эдрик и вопрошающе глянул на руководителя академии. Старый мастер только пожал плечами.

Весь мир расплылся перед Гримли – остался только надвигающийся грузный всадник на рыжем коне. Сейчас он собьет с ног, приставит пику к горлу и мне засчитают поражение. Все кончено, надежды нет. Ему вспомнились слова Торребора, и в эти последние секунды его взор уперся в королевскую трибуну. Пармон был рядом, он опустил пику. Публика замерла, стало тише. Безоружный человек стоял перед несущимся на него конным рыцарем, и казалось, просил пощады у самого короля. В блестящей пестроте одежд учителя было не разглядеть. Все кончено. Он хотел закрыть глаза перед ударом, уже решил, что колдовать не будет. Отблеск с наконечника копья Пармона ударил в глаза, Гримли отвернулся и вдруг увидел её.

Её лицо, одежды, руки и волосы – все показалось ему сразу таким знакомым, милым и родным. Голубое платье, стройная, хрупкая фигура. Черные, искрящиеся, как у народа шейди, волосы. Голубые глаза, нос маленький, чуть курносый. Губы, яркие и чувственные. Как четко он различал эти черты, в один миг рассмотрев девушку на огромном расстоянии. А эти глаза! Голубые с большими ресницами, они озаряли, согревали весь мир внутренним светом. Гримли понял, что на всем стадионе, среди шести тысяч разъяренных схваткой зрителей, лишь она одна способна понять его. Она сопереживала, её влекло каждое его движение. Сейчас она страдала так же, как и он! Казалось, что в тот момент они даже дышат в такт. Она увидела его. Она одна на всем поле желала ему победы! На глазах выступили слезы. Он резко дернулся влево, пропустил Пармона вперед, ухватился руками за его пику и, подтянувшись, вцепился в согнутое копье.

Арена ахнула одним общим криком удивления и вновь замерла. Седло Пармона было рассчитано на грузного седока, но все же на одного человека, а теперь он несся вперед с болтающимся, вцепившимся в копье и ногу соперником. Подпруга не выдержала и под громкое ржание вставшего на дыбы рыжего коня лопнула. Не захотев вовремя расстаться с пикой, Пармон вместе с седлом и болтающимся на нем Гримли полетел вниз. Жеребец шарахнулся в сторону и задним копытом чуть не проломил Гримли голову тот ловко увернулся и, откатившись из-под ног яростного животного, побежал в сторону Марка, в руках которого уже сверкал извлеченный из ткани двуручный меч.

Рууд поперхнулся водой, которую только что подал паж, король поспешил помочь ему, постучав по спине, герцог откашлялся и извинился. По лицу принцессы Эльзы впервые за день пробежала улыбка, она видела, что отец доволен, зрелище состоялось. Но более всего ей нравилась улыбка её первой фрейлины. Принцесса заметила, каким неотрывным страстным взглядом смотрел на неё молодой рыцарь, с каким трепетом Аделаида следила за его действиями. Неужели моя подруга вот так неожиданно и сразу нашла свое счастье? – спрашивала она себя.

Генерал Оррин сжимал кулаки, а учитель Ламарк заметил – не Велес горшки обжигает, твой воин могуч, а наш ловок!

Бэдивер о чем-то шутил с Эй-Тоем, лицо разведчика просияло.

Гримли подбежал к Марку.

– На, бери! – Оруженосец протянул флягу с болеутоляющей жидкостью. Фолкин хлебнул и скорчился от боли. Разбитая десна кровоточила, одного зуба не было, другие шатались.

– Ладно, до свадьбы заживет! Давай меч и держи кистень наготове! – бросил Гримли, Марк подхватил флягу и поклонился.

– Да пребудет с тобой Велес, ты великий воин!

Гримли обернулся и бросился в центр арены, где, размахивая устрашающей двуручной секирой, на него надвигался рыцарь Пармон. Его оружие имело двустороннее лезвие, колющие пики на рукояти и заканчивалось острым шипом. Это был и огромный топор, и боевой жезл. При этом Пармон орудовал им, как легким прутиком. Гримли не знал, что на него нашло, ему казалось, что будь перед ним не только Пармон, но ещё десять таких огромных и мощных воинов, он побил бы их всех, лишь бы дойти до середины арены. Туда, откуда так хорошо видно её.

– Смотри, как он быстр, будто без доспехов, а в руках не двуручник, а легкая деревяшка, – указал Эй-Тою сэр Бэдивер, – это какая-то магия!

– Не знаю, что это, но мне бой нравится, разрази меня нойон! – ответил глава разведки.

Пармон только взмахнул секирой, а Гримли был уже сзади него. Удар, телохранитель Оррина отразил его древком, сделал выпад, но острым шипом парня не достал. Замахнулся снова, тот отпрянул назад. Зрители были в восторге, и было видно, что большинство уже на стороне Гримли. Меч и секира сталкивались, сыпались искры, вновь разлетались. Гримли истощал противника, но и не отбегал далеко, постоянно контратаковал. Мастерство Пармона во владении секирой и правда было весьма велико. Два раза огромный шип с жутким лязгом обдирал латы его противника. Однако меч, несмотря на размеры, был легче, и Гримли орудовал им с фантастической, нечеловеческой легкостью. Увидев, что ноги Пармона не очень подвижны, Гримли сделал несколько попыток и вскоре сбил одну из поножей. Перерезанные кожаные ремни отвалились, и кусок доспеха громко зашуршал по песку. Однако целью поединка было не убить, а обезоружить противника. Гримли легко мог победить, перерубив врагу ногу. Но наносить тяжелые увечья правила турнира запрещали. Пармон отступил назад и обрубил мешавшую ему латку.

– Ламарк, – позвал главу академии король, тот тут же предстал перед его величеством.

– Этот молодой человек мне нравится, после окончания вашего обучении я бы хотел видеть его среди моей гвардии или в разведке, – взор монарха пал на Эй-Тоя, – позаботьтесь о нем! И независимо от того, чем кончится поединок, назначьте ему специальное королевское жалованье – тридцать циллингов в месяц!

Это было целое состояние, сам Ламарк получал ненамного больше.

– Будет исполнено, ваше величество! – ответил учитель.

– Как можно?! – возмутился было Рууд, но король отмахнулся от него, как от мухи. Канцлер насупился и замолчал. Ему этот выскочка совершенно не нравился, но для приличия герцог обернулся к своей нареченной:

– Правда, неплохо дерется этот мальчишка?

– Да, вы правы, я уже думала, в Эрафии нет благородных людей, – холодно ответила Эльза.

Гримли бегал по полю как заведенный, он постоянно избегал опасного сближения с лезвием секиры и в то же время своими выпадами в разных местах пробовал на прочность броню Пармона. Он уже ничего не мог с собой поделать. Ему очень хотелось удивить её.Все его страхи быть обнаруженным, предстать перед орденом Фавела исчезли. И вот в тяжелом доспехе он делает головокружительный кульбит и оказывается прямо у стола, за которым сидит судья поединка. Тот отпрянул в сторону, повалились песочные часы, отсчитывающие время, секретарь с воплем бросился в сторону…

И не зря – через несколько мгновений Пармон был тут. Взвыв, секира рассекла воздух, и, обрушившись на стол, проломила его. Все полетело в разные стороны. Гримли присел и, не теряя оружия, прогнувшись, уклонился от удара. Вскоре он снова был перед противником с мечом наперевес. Обломки полетели в разные стороны. Судья обернулся к королевской ложе. Стражники оттягивали разъяренных грифонов, рвавшихся наброситься на подошедших слишком близко рыцарей. Их клекот и рев заглушал крики судьи. На арене люди повставали со своих мест. На помощь судье бежали несколько гвардейцев с красивыми пиками и флажками.

– Этого не может быть, какая-то магия, – бормотал Бэдивер.

– Так не бывает, чем вы их тут кормите? – спросил Оррин Ламарка. Тот, наклонившись к уху короля, спросил: – Может, остановить бой, ваше величество?

– Нет, – чуть подумав, ответил король, – пусть продолжают!

Гвардейцы, бежавшие разнять дерущихся, замерли около бортика, увидев сигнал из королевской ложи. Секретарь поединка на корточках полз по краю арены под хохот и свист зрителей, стараясь не попасть под удары сражавшихся рыцарей.

Поняв, что Пармон действительно выдохся, Гримли неожиданно перешел к нападению, обрушив на грузного телохранителя Оррина настоящий град ударов. Пармон отбивался что было сил. Вот секира и меч сплелись вместе. Лезвие меча застряло между двумя полудисками, изогнулось и, вывернув противнику руки, Гримли выбил его оружие. Правда, удержать свое он также не смог. Огромный двуручник, чуть согнувшись, отлетел в сторону со звонким лязгом.

– Я не сдаюсь! – грозно хрипел Пармон, он схватил стул, на котором сидел бежавший секретарь, и с силой ударил Гримли. Тот не стал уворачиваться и лишь прикрыл голову закованными в сталь руками. Стул разлетелся вдребезги, но Гримли не чувствовал боли. Он подпрыгнул и ударил ногой в грудь могучего противника. Казалось, где-то ударили литавры, такой был звон металла о металл. Броня на груди Пармона прогнулась, он отлетел на два ярда. Устоял, но силу почувствовал. Страшную, нечеловеческуюсилу. Желание драться сразу пропало, грузный рыцарь ошалело моргал, глядя на разъяренного юношу.

Гримли разбежался и совершил прыжок со сменой ноги, как уже делал прежде в бою с манкуртом в авлийском посольстве. Раздался хруст, изо рта рыцаря брызнула кровь. Потеряв шлем, он отлетел назад и бессильно рухнул на спину. Засопел и на мгновение отключился. Гримли подошел вплотную и наступил на широкую грудь.

– Вот теперь, кажется, пора заканчивать, – сказал король.

Ламарк обрадованно подошел к краю королевской ложи и громко, как умел с армейских времен, провозгласил: «Победителем объявляется Гримли Фолкин из Клекстона!»

Арена взорвалась аплодисментами. Гримли снял ногу с груди Пармона и помог тому встать. На помощь телохранителю Оррина бежали оруженосцы и лекари.

– Ты дерешься как колдун. Будешь великим воином! – с явной симпатией заявил поверженный силач, сплюнув выбитый зуб. Гримли показал свою припухшую губу с запекшейся кровью – у меня тоже!

Пармон понимающе кивнул, протянул широкую потную руку, и Гримли пожал её. Охая и причитая, скрипя разбитым доспехом, Пармон заковылял к своим. Гримли также с трудом дошел до Марка. Крики с трибун не отпускали его. Пришлось ещё раз поклониться королю и зрителям. Подле оруженосца его уже ждали Илирвен и Толин.

– Мы смотрели отсюда, ты был великолепен! – кричал гном. – Я выиграл бочку темного клекстонского!

Илирвен поцеловала его в лоб:

– Это чудо, что тебе помогло совладать с собой?

«Любовь», – хотел сказать Гримли, но промолчал, видя искренний интерес в глазах эльфийки. Он поцеловал её в щеку, сбросил тяжелый доспех и, махнув рукой, бросился к выходу.

– Куда ты? – крикнул Толин.

– Ждите здесь, я скоро вернусь!

– Так ты скажи, куда собрался? – уже тише спросил его догнавший Марк.

– Ты знаешь, где выходы королевской ложи?

– Знаю, но нас туда никто не пропустит, там гвардия!

– А нам туда и не надо, только к выходу, живей! – Он побежал вдоль арены, проталкиваясь сквозь огромные массы выходивших людей. Чуть правее высокой ложи, украшенной раскидистыми навесами и флагами Эрафии, он заметил выход. Подъезд с колоннами, откуда уезжали богато одетые всадники и роскошные экипажи. Отъехали уже несколько открытых карет. Король решил не ждать другого четвертьфинала. Кругом толкались теснимые стражей зеваки, лакеи и пажи. Солнце начало клониться к закату.

Её нигде не было. Неужели упустил?.. Кругом все куда-то спешили. Марк не понимал, что он тут ищет, мечется от одного к другому туда-сюда. Вот вышел канцлер, его со всех сторон окружала охрана и мельтешащая челядь. Кареты отъезжают. А ведь она не самая высокородная дама, вспоминал Гримли, она сидела далековато от короля и канцлера.

Отчаяние вновь охватило его, забылись уже несколько раз обдуманные слова, с которыми он хотел обратиться к незнакомке. Вдруг его взгляд упал на дорогую карету, куда стража подсаживала молодую даму в роскошном атласном платье. И, о чудо, попрощавшись с ней, на улице осталась та самая прекрасная из виденных Гримли девушек! Он заробел, на миг замер, но потом поспешил за ней.

Её сопровождал какой-то гвардеец. Гримли подбежал и обогнал её. Казалось, девушка чуть напугана его появлением. Остановилась, её щеки зарделись легким румянцем, и стражник отступил назад. Марк тоже куда-то потерялся. Вот проклятие, легче сразиться с рыцарем, чем сказать ей что-то, глядя в глаза, думал Гримли. Ему не хотелось выдавать свои переживания, однако он с ужасом чувствовал, как сильно краснеет.

– Вы хотели о чем-то меня спросить? – Какой теплый нежный голос, в нем не было надменности и холода, которых он так боялся. Гримли хотел сказать: «Извините, я хотел бы познакомиться с вами!». А на деле вышло:

– Я хотел бы поблагодарить вас! Сегодня в поединке против Пармона вы спасли меня. Позвольте выразить мне свою признательность, – он упал на колено. – Ваш взгляд, он вселял в меня уверенность и помог победить!

«Какую ахинею несу – я полный идиот!» – Гримли покраснел ещё сильнее.

– Что вы! Вы сами одолели этого мощного грузного гиганта и, пожалуйста, встаньте с колен. Кругом люди, что они о нас подумают!

– Не встану, если вы не позволите мне поцеловать вам руку, как даме сердца!

– Что ж, позволю, – она протянула руку в кожаной, осыпанной блестками перчатке, и он поцеловал её нежно, будто боялся, что сейчас дунет ветер и чудо растает, как дым или призрачное видение.

– Ну, хоть теперь встанете? – она взяла его за плечи и подняла, стоявший сзади охранник усмехнулся. – Меня зовут Аделаида Торнтон, – представилась девушка. – Я первая фрейлина принцессы Эльзы Грифонхат.

– А я Гримли Фолкин, э… ученик академии, будущий рыцарь.

– Вы не будущий, а настоящий рыцарь! Многим приближенным к престолу лицам стоило бы поучиться у вас.

Она не знала, как продолжить разговор. Как сказать, что ей надо идти, при этом не обидеть его? В то же время Аделаиде почему-то расхотелось спешить с исполнением поручения принцессы.

– Если у вас есть враги, проблемы, которые мог бы решить только рыцарь, то я с удовольствием сделаю для вас все, что в моих силах, и даже больше!

Он читает мои мысли, подумала Адель, а не колдун ли он? Не случайно на арене он так летал. Эй-Той говорил, так могут сражаться только воины-маги…

– Вы знаете, – сказала она, – мне сейчас нужно спешить. – Ой, как он помрачнел. – Но завтра после вашего полуфинала мы можем встретиться и…

Ну, что же она сейчас скажет?!

– …и обсудить кое-что. У меня на самом деле есть проблема, с которой и правда может справиться только настоящий рыцарь…

Гримли просто сиял.

– …но это связано с опасностью, – дрожа будто на сильном ветру, сказала она.

– Это не имеет значения, ведь я помогаю вам! Для меня не будет преград, только скажите, что нужно делать!

– Какой вы быстрый, Гримли, все завтра! – она приставила указательный палец ко рту. – Но это тайна, вы никому не должны говорить о нашей встрече!

– Нем как рыба, – ответил Гримли.

– Тогда до завтра, – ответила она полушепотом, поскольку приблизился охранник.

– Где? – спросил юноша.

– Я сама вас найду после полуфинала!

– Хорошо, тогда завтра после утреннего боя! – он поклонился и отошел в сторону. Охранник, здоровый мужик вроде Пармона, только постарше, довольно миролюбиво посмотрел и даже подмигнул ему. Гримли так и остался стоять посреди улицы, слушая звуки стучащих по булыжной мостовой каблуков.

Откуда-то сверху ударили колокола. В башне ратуши били восемь вечера. Гримли охватило такое блаженство, какого он не знал прежде, он стоял посреди улицы и плакал от счастья.

Когда Марк тронул его за плечо, тот даже не обернулся, потом плавно опустил голову и кротко сказал: «Знаешь, Марк, я, кажется, влюбился!»

– Бывает, – весело ответил оружейник, – я только от Толина. Гном собирает всю компанию в «Солнечном Эле», чтобы отметить твою победу! Тебя все ждут!

– Хорошо, – кивнул Гримли, – хотя и обещал Торребору, но пойду!

Они вместе побрели по улице. Марк никогда не видел Фолкина таким задумчивым и счастливым.

Весь бар «Солнечный Эль» гудел. Гримли только что не носили на руках, хотя Толин отчаянно на этом настаивал. Выигранную им бочку пива уже опорожнили, вся компания веселилась. Кругом танцевали, пели, смеялись. Часто слышались злые и едкие шутки про учителя Мантиса. Устав от всеобщего внимания, Гримли сидел в углу и задумчиво потягивал легкий эль. Тут дверь открылась, и вошли не очередные студенты, выкупившие весь бар до завтрашнего дня, а мастер Торребор. Все немного сникли – по негласному соглашению учителя редко посещали ученические пирушки. Поздоровавшись со многими своими знакомыми, Торребор прошел прямо к Гримли и, удержав его от попыток подняться, сел рядом, крепко пожав руку.

– Так дерутся мастера, – сказал он и подмигнул насторожившемуся гному: – Где у вас стаканы?

Толин бережно вытащил из-под стола запрещенные уставом горячительные бутылки и протянул посеребренный штоф, полный отменного вина. На мгновение все смолкли, и гному даже не пришлось орать «тихо!», как он это делал перед каждым тостом.

Мастер Торребор встал.

– Я поднимаю бокал за Гримли Фолкина, лучшего из моих учеников, каких я когда-либо знал!

Все дружно закричали «ура!» и, сдвинув стаканы, опорожнили их.

– Но кроме того, – продолжал Торребор, и в затухающем общем вздохе его слова звучали особенно торжественно, – удача тебе сильно благоволит. Я только что с главной арены, где, как все вы знаете, был второй четвертьфинал. В нем сражались учитель академии Мантис и рыцарь разведки, – по залу пронесся недовольный шепот, – мастер Мантис проиграл!

Все хотели было закричать, но не знали, как к этому отнесется преподаватель, к тому же близко знакомый с проигравшим.

– Всё было так. Они сшиблись на конях и оба вылетели из села. Но Мантис упал на неубранный обломок шлема или доспеха, зарывшийся в глубоком песке и не замеченный уборщиками. Он сильно повредил бедро, после чего продолжать поединок не решился. Судья остановил бой, хотя меньше часа спустя Мантис уже неплохо себя чувствовал, сейчас яростно клянет судьбу и нерадивых слуг… Ладно, ученики, гуляйте, но знайте меру. Гримли, – мэтр обернулся к юноше и стал чуть суровее, – будь начеку и не расслабляйся. Жду тебя завтра в семь на тренировочном поле, выспись как следует!

– Я буду, – Гримли поклонился и помог учителю пройти сквозь толпу Торребор махнул рукой остальным и вышел.

– Жаль, а я так хотел лично надрать ему его мерзкую задницу, – с притворным разочарованием заявил Гримли, и все просто покатились со смеху.

– Так ты ему её и надрал! Он упал задом прямо на твой шлем! Представляешь его низкую брань в присутствии его высочества принца! – кричал гном.

– Да, тут и я бы остановила бой, это верх непотребства, – вставила Мей, – ведь человек, скорее всего, отбил себе самое дорогое… Дочери лорд-мэра больше ничего не светит!

Гуляли до позднего вечера, но Гримли был как-то слишком серьезен и задумчив, благо на все вопросы за него старался отвечать Марк. Разгулявшиеся молодые люди звали их пойти к дому Мантиса покричать всё, что о нем думают.

Когда в первом часу Гримли привел Толина домой, и они укладывались спать, гном спросил его:

– Ну так ты все-таки колдовал, когда болтался под брюхом коня Пармона? Я же говорил, никто ничего не заметит!

– Нет, я не колдовал, – ответил Гримли, открывая окно, чтобы выветрить запахи кабака.

– Но как тогда ты мог все так ловко сделать?

– Не поверишь, если скажу! – смеялся юноша, прячась под одеяло.

– Ты меня не уважаешь! – махнул рукой Толин.

– Ладно, сейчас!

В ту ночь Гримли спал куда меньше положенного времени…

Южный Кревланд 6-й путь Лун, 988 год н. э.

Опытный некромант Кип-де-Зул спускался по узкой винтовой лестнице, которая вела в его подземное капище. Посох в руке выстукивал по камням четкий ритм. Длинные одежды мели пол, собирая пыль, оставленную неловким гноллом-уборщиком.

«Когда-нибудь даже здесь, в этом грязном, замшелом захолустье везде будет порядок и чистота, как в темных палатах родного Терминаса», – думал старый некромант. Вообще понятия «старый», «молодой» для бессмертного – сущие условности. Кип-де-Зул был на хорошем счету и мог рассчитывать на замену тела, как высшие члены Темного круга, но он привык и любил свое нынешнее естество, в котором провел почти сто пятьдесят лет жизни.

На входе внизу его ждут два лича, рапортуют, что орки, на которых некромант проводил опыты, умерли.

– Возьмите тела к заморозке и отправьте в нижнее хранилище! – бросил Кип-де-Зул.

– Оно почти заполнено, нужно выбросить старые трупы! – сипел старший лич.

– Я тебя раньше выброшу… – ответил некромант. Подойдя к столу, он копошился в размотавшихся в разные стороны свитках. Потом, не обращая внимания на докучливых стражей, присел к столу с огромным зеркалом и принялся рассматривать собственные зубы, время от времени вновь обращаясь к костяным стражам.

– Когда отправляли запрос в Терминас, чтобы они забрали наш материал?

– Уже два раза только в этом месяце, но ответ всегда один: нельзя привлекать внимание. Глаза арагонцев повсюду, и все драконы заняты для нужд военных в Ато-Моргуле. А вывозить все это караваном «телег», – последнее он произнес с особой брезгливостью, – как-то не с руки!

– Я тебе устрою «не с руки»!.. Иди сейчас к Брудерлингену и скажи, чтобы выделил сорок подвод, и льда раздобудь где-нибудь!

– Вождь Брудерлинген относится к нам без должного уважения, – шипел лич, – он может не дать подводы. Вот если бы вы попросили кого-то в Бооссе!

– Ладно, я понял, ты просто не умеешь говорить с орками, когда они выше тебя ростом, – усмехнулся некромант. Он поковырял рот ещё раз и убедился, что нашел некрепко державшийся, нывший зуб и резким движением выдернул его. Крови почти не было. Потом он достал серебристую коробочку и извлек из неё несколько зубов. Внимательно рассмотрел их и, отобрав подходящий, вставил на место. Всё это время лич терпеливо стоял за спиной некроманта. Кип-де-Зул взял кувшин с кристально прозрачной горной водой, и, прополоскав рот, выплюнул красно-бурую жидкость. Вообще этот бестолковый и трусоватый лич сильно мешал, не давал сосредоточиться…

День назад он получил из Агону сообщение со столь странным заданием, что все последнее время мысли некроманта были заняты этой головоломкой. Хотелось понять, чего от него хотели на самом деле.

Слова лича ещё раз подтверждали – к войне и правда готовятся. Счет уже пошел на месяцы.

– Я скажу в Бооссе кому надо, но ты отправляйся к Брудерлингену и передай приказ выделить подводы от самого Крага Хака, нового короля Кревланда!

– Но я ничего не получал…

– Иди, – оборвал тупицу Кип-де-Зул, – если эти орки протухнут, я не закончу мою работу, и всё, что мы тут делали несколько месяцев, пойдет прахом! Моя магия может поддержать их какое-то время в таком состоянии, но не долго. Нам нужен лед и подводы!

Лич вышел, а Кип-де-Зул перешел в другую комнату и сел в кресло с высокой резной спинкой. Теперь он выглядел грозно и холодно, напоминая одного из истинных нойонов. Только волосы седеющей бороды да ногти, под которыми текла кровь, всё ещё выдавали в нем человека.

Особое задание… Ему велели вызвать в свою тайную подземную лабораторию известного сумеречного мага – Даса-молниевержца, посла разрушенного острова Зейлот. Высокогорное плато, зажатое меж потухших и курящихся вулканических сопок, было не самым приятным местом на земле. Приказ вызвать сюда Даса отдал лично Нагаш – самый древний из истинных и патрон Кип-де-Зула, помогавший некроманту в течение долгого времени. Формально он находился в подчинении Тамикзаллы, но прекрасная хозяйка Терминаса знала, кому старик служит на самом деле, и допускала это. Положение Кип-де-Зула отражало миролюбивый настрой двух могущественнейших нойонов. За все время его тайной работы в Кревланде не было ни одного прямого приказа Нагаша, все шло через Терминас, и вот, наконец, настоящее секретное задание. Кроме того, была очень странная формулировка – вызвать не самому, а подстроить вызов через Синката. Вызвать через разведчика и телохранителя главы орков Крага Хака. К этому сумеречному некромант не питал никакого расположения, хотя считал его профессионалом, но наглым и самоуверенным, как и всех выходцев с Колдсоула.

Он боялся и не любил их владыку – Моандора. Однако сейчас все указывало Кип-де-Зулу – дороги его господина и главы разведки идут параллельно. Некроманту все больше казалось, что его втягивают во что-то опасное, в тайную внутреннюю грызню. А чего ещё ожидать от выходцев с острова братоубийц? Чего же они хотят – подставить Синката, но зачем?..