Текст книги "Сумерки Эрафии"

Автор книги: Александр Бауров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 21 страниц)

Стоявшие у дверей охранники бросились к Гхондру и мгновенно скрутили затрепыхавшегося было казначея.

– Уведите его в подвал замка и заприте как следует. Позовите Генри!

Через час одетый в полный боевой доспех с отделанным золотом и драгоценными камнями личным гербом в форме орла на черном фоне Рейнхард стоял на первом этаже башни и слушал доклад коменданта о прибывающих войсках противника.

– Вот на этой новой планшетке, – показал он специальный столик в полтора ярда шириной, – песок, заговоренный адептами ордена, он изменяет форму, подобно карте. Я подготовил план обороны Харлхорста. Здесь, – Генри Нагиль ткнул пальцем, и по его воле возникли маленькие фигурки солдат, белый песок стремительно принимал серые и синие оттенки, – войска короля. А тут, вокруг модели замка со рвом и поднятыми мостами и окрестными деревушками, красным обозначены наши отряды!

– В дворе замка белые человечки… – Как ребенок, получивший новую игрушку, Рейнхард присел на корточки и вглядывался в детали.

– Это пока нейтральные люди Гхондра, – указал комендант.

– Прикажи им покраснеть, я уверен, мы сможем убедить их драться на нашей стороне.

– Враг встал лагерем у восточных и южных ворот. Там около пятисот человек и среди них несколько сот всадников, не из числа рыцарей, а под знаменами гвардии. Еще там несколько грифонов, но не больше десяти. Это все из Энрофа, на флагах один наш зоркий стрелок разглядел вышитые названия гарнизона. Они говорят, что действуют от имени правительства и канцлера и не собираются нас атаковать. Только перекрывают дорогу. У них нет осадных орудий, но про грифонов ничего не ясно. При желании они могут бомбить нас круглые сутки. С запада, из Александрета, где, как говорят, ночью было сильное землетрясение, выдвинулись серьезные силы. На наше счастье, из-за разрушений в западных кварталах и возникшей паники забрать гарнизон целиком Грифонхатам не удалось. Но тысячи полторы-две они приведут, плюс из Мельде подтянут. Во главе сам король, принц Кристиан и кто-то из города.

– Портер?

– Наверно, простите генерал, но сейчас у меня нет глаз в их отряде! – Генри улыбнулся.

– Сам Велес благоволит нам! Земля трясется у него под ногами, волны топят их корабли, – будто в прострации, не глядя на Нагиля, шептал Рейнхард. – Это добрый знак, мы выдержим осаду. Король прогневил Велеса, и все его силы ничто перед гневом господа! Дороги на север еще свободны?

– Нет, господин. Мост через Праду, по которому проходит дорога в Килдар и дальше в Авлию, перекрыт гвардейцами. Их там меньше сотни, но они ждут подкреплений. Сейчас еще можно успеть…

– Я же сказал, – злобно рявкнул Рейнхард, – они не получат удовольствия, оттого что будут гонять меня по дорогам Эрафии, как зайца! Им придется выкуривать из берлоги медведя! Как ты решил организовать оборону?

– У нас три с половиной сотни солдат и всего двадцать человек обслуги, в основном повара и чернорабочие. Плюс человек пятьдесят – это наемники Гхондра, которые еще неизвестно на чьей стороне выступят. У меня два плана. Один с ними. Другой, – он чмокнул губами, – если мы их нейтрализуем.

– Меня интересует только первый!

– Тогда на стены ставим две сотни людей, соберем все луки, арбалеты и баллисты, что у нас есть. Наши идут на северную, западную и восточную стены. Гхондровцев на южную, там никто не пойдет.

– Да это наше самое сильное место, сток от канала, там влажно и болотисто, не подогнать осадные машины. Ты им все-таки не доверяешь?

– Нет, доверяю. Если бы не доверял, то легче было бы всех… – Нагиль показал большим пальцем в землю. – Измена в любом месте равносильна сдаче. Мы очень рискуем.

– Нам все равно умирать. Я сказал, что уговорю их, значит, так и будет! Верь мне, и все!

– Хорошо, запасов продовольствия хватит на месяц осады пяти сотням людей или на год пятидесяти. Что-то мне подсказывает, что мы не успеем все съесть.

– А вода?

– Все отлично, запасы есть, а подземный источник никому, кроме нас с вами, неизвестен, он дает пятьсот ведер в неделю.

– Что ж, я смотрю, у нас есть шансы не подохнуть тут с голоду и не начать есть коней раньше времени…

Рейнхард не договорил – снаружи раздался вначале глухой шум, а затем страшный рев, от которого задрожали окна и двери. Рыцарь ордена святых и Нагиль бросились на улицу.

Над стеной замка, часто махая широкими кожистыми крыльями, завис огромный – тридцать ярдов длиной – золотой дракон эльфов. Солдаты – и местные, и Гхондра – отовсюду сбегались во двор, в ужасе и смятении наблюдая за огромным зверем.

– Защитники Харлхорста! – раздался голос наездника, сидевшего в кресле, смонтированном на спине дракона. – Его величество король Эдрик Грифонхат дает вам сто часов на размышление. Если через четыре дня вы не сдадитесь, то замок будет взят штурмом! Все, кто окажет сопротивление, будут убиты. Ваши женщины и слуги станут собственностью короны и правительства!

Затем всадник протрубил в боевой рог. Монстр взвился на высоту в несколько сот ярдов и, сделав горку, начал падение, переходящее в бреющий полет.

Люди в ужасе падали на землю, но стрелки у недавно поднятой на стену баллисты не растерялись. Они развернули свое орудие и выстрелили в чудовище, когда монстр уже мчался над самой кромкой стены. Дракон чуть приподнял голову и изверг мощный столп огня, который поджег деревянные перекрытия и подпорки крыши западной башни. Смоляные сосновые доски только недавно отремонтированного строения полыхнули ярким заревом. Огромный двухъярдовый баллистный болт ударил чуть ниже хвоста монстра, уткнулся в один из зубцов стены, выбил из него град булыжников и сломался пополам. Дракон резко поднялся вверх и вскоре скрылся за западным лесом. Лишь несколько минут спустя люди во дворе замка стали понемногу приходить в себя. Демонстрация силы была яркой и убедительной. Кто-то бежал за водой, кто-то вспоминал об эльфийской войне. Нагиль поинтересовался у Рейнхарда, как тот себя чувствует. Кавалер ордена всех святых сплюнул и ответил:

– Эти фокусы, конечно, нас не запугают, но надо продумать контрмеры. Помнится, стрелы с ядом в войну отлично работали!

Рейнхард понял, что надо было раньше говорить с людьми Гхондра. После такого нервы выдержат не у всех. Он приказал Нагилю, чтобы тот собрал во внутреннем дворе всех людей казначея как можно скорее.

Уже через полчаса почти сотня широкоплечих, как на подбор, высоких молодцов стояла во внутреннем дворе замка. Люди перешептывались, многие были при полном вооружении. На всякий случай комендант расставил на внутренних стенах верных генералу лучников и арбалетчиков, нервно поглаживавших свое оружие. Все были на взводе. Каждый случайный жест мог спровоцировать бойню, тянуть больше было нельзя.

Двери балкона на втором этаже главной башни открылись, и перед собравшимися появился Рейнхард в сопровождении Нагиля и двух своих рыцарей.

Генерал был подтянут и говорил так же резко и ясно, как перед сражением в Лордаронских горах или на королевском совете, когда придворные чинуши пытались сократить расходы на армию. Именно то, что он легко овладевал вниманием толпы, было одной из причин обвинения его в гордыне и оскорблении величия Грифонхатов, что привело его к отставке несколько лет назад. Год за годом теряя позиции, сперва отлученный от двора и столицы, а потом из действующих войск, Август Рейнхард все равно оставался одним из самых известных и популярных в стране людей. Сейчас он понимал, что никто из собравшихся не знает о том, что произошло с Гхондром. Двое преданных рыцарей-телохранителей казначея были схвачены и заточены в подвал, за чем внимательно проследил Нагиль.

– Господа, свободные жители Эрафии! Вы все прекрасно знаете, в каком мы положении. Мы хотели выступить против короля, против разложившегося двора и алчных торгашей, и мы выступили! Выступили в защиту вас, ваших родных, всего дворянского сословия и свободных граждан! Вы ступили в защиту мечтаний о новом часе всемирной славы нашего оружия, о восстановлении Империи Солнца. Но мы потерпели поражение…

Ропот в рядах гхондровцев усиливался, и некоторые руки потянулись к оружию. Нагиль напрягся, как только мог, – один взмах его руки, и верные стрелки дали бы первый залп.

– Мы проиграли из-за подлого предательства, предали нас многие, но подлее всего, к сожалению, поступил ваш сеньор!

Раздались крики: «Не может быть! Ты лжешь! Долой! Где Гхондр? Пусть он скажет!»

Комендант хотел уже махнуть рукой, но Рейнхард силой удержал его. Лучники на стенах напряженно следили за указаниями Нагиля.

– Тихо! Я доскажу, а потом вы будете решать, последнее слово за вами! Гхондр сказал, что ему не по пути с теми, кто не в силах встать на сторону победителей. Он решил присоединиться к королю. Я сказал ему: «Как же твои вассалы и их люди, они ведь верят в наше дело, а ты предаешь их в руки безжалостного королевского суда?!» Он ответил: «Скотское это дело идти на бойню! Мне жизнь дорога!»

– Ты лжешь! Хотим говорить с Гхондром, дай ему сказать! Долой!

Крики были еще яростнее и злее, чем раньше, народ явно заводился, Нагиль не понимал, зачем его старый друг так поступает, рискуя жизнью, ведь среди людей казначея также были неплохие лучники.

– Нет! – крикнул кавалер ордена всех святых. – Он вас предал, но вы все же имеете право переговорить с ним. Я не убил его, хотя очень хотелось. Но я все же хозяин замка, и у меня нет желания иметь враждебную армию внутри, когда снаружи подходят королевские легионы. У вас теперь только два пути! Тихо! Слушайте меня, только два пути! Либо вы уходите из замка со всем оружием и частью провианта на все четыре стороны. В этом случае я даже отпущу из подвалов вашего сеньора. И там, за стенами, на глазах все прибывающей королевской гвардии, вы можете достаточно долго выяснять, кто кого и сколько раз предал!

Народ неодобрительно загудел, многие кричавшие за Гхондра приутихли.

– Или же вы можете остаться здесь и в смертельной схватке с королевскими войсками и эльфийскими монстрами выстоять или умереть, покрыв себя незабвенной славой, что переживет поколения! Выбирайте, но быстро! Я жду! Еще раз говорю вам, Гхондра я выпущу только в случае, если вы покидаете замок.

Рейнхард разжал руки, прежде до боли вцепившиеся в перила. Он отошел чуть назад и стал пристально смотреть то на толпу, то на дым, что еще поднимался над подожженной драконом эльфов западной башней.

Люди Гхондра некоторое время тихо перешептывались, словно пристыженные, затем говор стал все громче. Разнородные кучки становились все агрессивнее, и через пару минут из толпы выделился человек особенно крепкого сложения, ростом не уступавший самому генералу.

– Мы подумали, Рейнхард, и решили: мы с тобой! Поддержим тебя и будем твоими ленниками! Пусть Гхондр летит в преисподнюю! Семеро из нас не согласны. Выпусти их без боя, и пусть уходят на сторону короля, если их там простят. Мы остаемся с тобой!

После этой фразы чернобородый выхватил огромный меч и, уткнув его в землю, пал на одно колено. Следом за ним то же сделали почти все люди вице-казначея Эрафии. Лучники и арбалетчики на стенах выходили из-за своих укрытий, радостно улыбаясь. Они были рады, что не пришлось стрелять по своим.

– Ну вот видишь, Генри, – обратился к Нагилю Рейнхард, – я же говорил, что удастся их перетянуть!

– Вы великий оратор, сир! Вы должны были стать канцлером, а не покидать Энроф.

Рейнхард тяжело вздохнул, будто перед его глазами вмиг пролетели целые годы жизни.

– Думаю, на то была воля не короля, даже не Инхама Ростерда и его торговцев, а могущественная рука Севера. Арагонцы хотят, чтобы ни мы, ни эльфы не стали достаточно сильны, чтобы действовать без оглядки на них, в этом вся соль! Увидишь, когда-нибудь они сами пожалеют о том, что у нас нет на самом деле права выбора. Меня и крестьяне, честно говоря, не так волновали, как это. Будь моя воля, я бы выгнал из церкви и ордена всю эту сволочь! Но теперь уже не погуляем, эх!

Он потер заспанные глаза.

– Пойду, подумаю у себя, никого не пускай.

– Да, сир! Вы опора старой доброй Эрафии, они не решатся вас тронуть, что бы ни случилось!

– Решатся, – ответил генерал уже из глубины зала, когда Нагиль с балкона еще наблюдал за расходившимися людьми, – решатся, еще как! Все изменилось, все…

Западная Эрафия, Александрет,

то же время

Гримли чихнул – из носа пошла соленая морская вода с примесью сукровицы. Он стоял около стены полуразрушенного дома в двух кварталах от бывшего авлийского консульства и отчаянно пытался вспомнить, что произошло. На улице было темно, и лишь далеко на западе небо было окрашено в буро-красные и багровые тона. Уже полчаса прошло, как он выбрался из-под горы мусора, в которую его затянул бурлящий поток, и в беспамятстве отправился бродить по заваленному прахом, мусором и вздувшимися телами городу. Иногда он натыкался на живых людей. Те вели себя весьма странно. Одни, видя его, бросались прочь, другие дрались между собой, деля найденную в развалинах добычу. Третьи сидели возле руин и плакали. Солдат гарнизона или королевской гвардии он так нигде и не встретил.

От бессилия Гримли прислонился спиной к ветхой стене, потом, почувствовав, что она вот-вот рухнет, присел на валявшееся рядом закопавшееся в песок бревно. Юноша яростно сжимал голову руками, пытался выдавить нестихающий шум воды. Смерть дяди Тома на площади, резня на рынке. Эльф и его слова о великой силе, ужасный зеленокожий монстр, черный воин, грозно простирающий руку к его лицу, – все это напоминало один бесконечный ужасный кошмар, от которого невозможно проснуться.

Жуткие воспоминания были прерваны болезненным уколом в мягкую часть тела. Гримли в своей задумчивости съехал с бревна на землю и приземлился на что-то маленькое и острое. Он приподнялся и, пошарив во все еще очень влажном и теплом песке, вдруг нащупал металлический ромбик. Вытащив предмет на поверхность, он увидел красноватый камень, зажатый яркой золотистой оправой. Юноша хотел его вытащить и обтереть, но он за что-то цеплялся. Когда Гримли с силой потащил его, сдирая соседнюю корку тины и грязи, вытянул медальон на крепкой и тонкой цепочке.

«Где-то я уже видел такую штуку», – устало забравшись обратно на бревно, думал Гримли. Он повертел медальон в руках и осмотрел находку. Может, у эльфов? Нет, может, на рыночной площади? Но ничего толком ему в голову не приходило.

– Эй, парень! – Резкий окрик снова вырвал его из черной пелены смутных воспоминаний.

Из-за угла дома, что стоял на другой стороне посольской улицы, показался здоровый мужик лет тридцати, а с ним еще один худощавый парень много моложе. Следом из темноты выскользнул гнолл с отвратительной плешивой собачьей головой.

– А ну, отдай-ка эту блестящую штуку нам! Не глупи, отдай, а то мы вмиг тебе все ребра пересчитаем! – грозно сказал детина и, сбросив с плеч холщовый мешок, видимо, полный всякого барахла, стал надвигаться на уставшего, промокшего и измученного парня.

– Это не ваша вещь, идите своей дорогой и радуйтесь, что здесь нет королевской стражи, мародеры! – может быть, со злостью сказал Гримли. Уж слишком жалкой выглядела эта опасность на фоне того, что ему пришлось пережить в консульстве. Он привстал, твердо упершись босыми ногами в песок, исподлобья смотрел на надвигавшихся разбойников.

– Ну это ты зря тут хамишь, сучонок! – ухмыльнулся мужик. Резким движением из лохмотьев его одежды выпорхнул острый широкий нож, блеснувший в свете обеих Лун ярким лезвием. – Ой, зря ты стал мне хамить! Слышал недавно крик? Один хозяин тоже жутко жадным оказался, да-да-да, такой скряга. Фу. Когда мы его на собственных кишках к потолку подвешивали, он сразу одумался, но было поздно! – Мародер громко расхохотался. – Отдай вещицу, парень, и вали отсюда! Давай, зови вояк, они как раз на краю квартала! Беги, пока не обгадился!

Мужик подошел совсем близко, и Гримли смог при свете луны, пробивающемся из-под набежавших туч, разглядеть его лицо.

Лицо чуть смугловатое для жителя Эрафии, с окаймлявшей его нестриженой, клочковатой бородой, нос крупный, шрам на лбу и маленькие, маслянистые, наливающиеся кровью глаза. В Гримли вдруг пробудилось такое отвращение к этому грязному отребью, что он, не выдержав, плюнул в лицо грабителю.

– Ах ты, гад! – рявкнул бандит и, не стирая плевка, ринулся на обидчика.

Нож взметнулся, движением рассекая воздух. Раз выпад, еще… Но Гримли всякий раз уклонялся и наконец, выбрав момент, перехватил кисть бандита двумя руками, ринулся вперед, вывернул и заломил ему руку. Мужик взвыл и, выпустив оружие, упал в мокрую, хлюпающую грязь. Гримли ослабил захват, и мародер тут же вырвался, оглашая окрестности грязной бранью. Он вскочил, замахнулся правой рукой, но, нетвердо стоя на ногах, вновь промахнулся. Как ловкий акробат, парень вновь перехватил его руку, отвел от себя удар и сам успел дважды локтем левой руки двинуть противнику в челюсть и в нос. Бандит захрипел и отшатнулся. Гримли рассвирепел и, отбросив вонзившийся в землю нож, обхватил шею мародера и несколько раз ударил его лицом о свое колено, пнул в грудь. Лицо разбойника было разбито, он повалился на спину и, перебирая руками, как жук на воде, отполз к своим приятелям.

Гримли отступил назад к стене и посмотрел на нож, лежавший чуть левее его. Меж тем помощники подняли изувеченного главаря. Отряхнули и, подхватив под руки, помогли устоять. Сплевывая кровь, вожак мародеров утер лицо и наконец вновь обратился к Гримли.

– Ты, может, и занимался единоборствами, парень, но… тебе это теперь не поможет. Я отрежу тебе уши и заставлю разжевать! Смотри, у меня есть друзья!

С шорохом из теней соседних домов выдвинулись серые фигуры, прежде скрытые мраком и, видимо, зорко наблюдавшие за поединком. Их было не меньше десятка. Судя по блеску в руках, большинство из них были вооружены.

– Постойте! – раздался чуть хрипловатый голос откуда-то сверху. Маленькая тень отделилась от пролома во втором этаже соседнего дома и кубарем выкатилась на середину дороги. Рядом с Гримли стоял гном с широкой рыжеватой бородой, в боевом шлеме и с короткой двусторонней секирой в руках.

– Друзья, говоришь?! У него тоже! – Гримли припал на колено и выхватил из-под ног нож, утерянный главарем в прошлой схватке. Бандиты-мародеры надвинулись со всех сторон.

– Парня взять живым, а этого как хотите! – держась за нижнюю челюсть, шипел главарь. Гримли и гном замерли спиной к спине.

– Как тебя зовут? – не оборачиваясь, спросил гном.

– Гримли, а тебя?

– Толин, приятно познакомиться! Не отставай от меня, ладно?

«В смысле?» – хотел спросить Гримли. Тут гном рванулся вперед к ближайшему противнику так, что прижимавшийся к нему парень чуть не упал. Гримли побежал следом, на ходу отражая удары разбойников и прикрывая спину нового друга. Завязалась отчаянная потасовка.

* * *

– Эй, парень, вставай, утро давно на дворе. Вставай, после драки поспать, конечно, первое дело, но нас скоро позовут, вставай! – Гримли не мог понять, кто его толкает и тормошит.

Казалось, время вернулось на неделю назад, и его снова будит дядя Том в их маленьком домике на окраине Бренна. Когда глаза через силу открылись, Гримли увидел серый потолок камеры и квадраты света на полу. Поднявшись и отчаянно зевая, он вдруг заметил гнома, который смахивал пыль с кожаного полудоспеха. По всему было видно, что ночью доспех заменял ему изголовье. Комната имела футов пятнадцать в длину, в ней были только одни нары, стул и дырка в полу, от которой исходил устойчивый запах нечистот. Свежий воздух поступал только через зарешеченное окно.

Гном был одет в какую-то распашонку, поверх которой хотел натянуть панцирь, порядочно ужавшийся за время сна. Весело прихорашиваясь, с шутками и кривлянием, он походя справил утреннюю нужду у зловонной ямы.

– Толин, проклятие. Сколько сейчас времени? – устало зевая, спросил юноша гнома. Тот чуть подпрыгнул на месте и, развернувшись, заправил штаны.

– Откуда мне знать, полдень, наверное, скоро!

– Ты обещал разбудить с первыми петухами, чтобы уступить тебе нары. А так всю ночь на полу проспал!

– Ну извини, – с усмешкой ответил гном, – я просыпаюсь в одно время, в девять часов, когда ваши пе-ту-хиуже откричали. Кроме того, зачем мне переходить на жесткие нары с моей мягкой постельки?! – Он указал на плиты пола и рассмеялся.

– Ты мог заболеть. Мой дядя, мир его праху, всегда говорил, что спать на камнях – последнее дело. Можно смертельно заболеть!

– А мой дядя, к счастью, еще живой, всегда говорил: «Толин, никогда не помогай людям и эльфам, если только они не занимают высокий пост и не отблагодарят тебя. Люди – злобные, завистливые и наглые существа, с которыми у гномов не может быть ничего общего!» Как видишь, я не во всем слушался своего дядю. И тебе не стоит принимать на веру всякую ерунду.

– Хорошо, учту, – сконфуженно ответил молодой человек.

– Кстати, два часа назад в дверь стучали обходчики, велели просыпаться, что за нами вот-вот придут. «Вот-вот» – как я понял, в Эрафии это два часа…

– А еду?

– Что еду?

– Поесть не давали?

– А, ты про это! – Гном поморщился. – Ну вон там, около самой ямы, стоит миска, если не испугаешься, ешь! На мой взгляд, что из этой ямы есть, что оттуда – все одно!

Подойдя ближе, Гримли разглядел грубую миску, в которой находилась какая-то зелено-желтая студенистая масса, запах поднимался соответствующий.

Гном подошел к двери и несколько раз стукнул об нее красивым кованым сапожком. Потом с силой ударил рукой в окошко надзирателя, для чего ему пришлось даже подпрыгивать. Он схватился за ушибленную руку и отскочил.

– Сволочь, надзиратель, дай воды! Откройте! – орал гном.

Гримли тут же понял, чего ему страшно хотелось с самого момента пробуждения – пить!

Вскоре они и вправду услышали звук вращающегося в замке ключа, и в открывшемся проеме показался здоровенный стражник, которому даже Гримли был по плечо, а гном проходил чуть ниже груди. Согнувшись в тесном помещении камеры, страж рявкнул на них:

– На выход, собаки! Попьете у офицера на допросе. Но если вы мне тут насрали мимо параши, я вас не на допрос, а сразу к лекарю поведу. Но он вам не поможет!

– Ясно, командир, – подмигнул Толин, – ведем себя скромно, не срем под себя, разрази меня нойон! – Со смехом гном первым вышел в коридор.

Толин и Гримли сидели в одноместной камере на втором этаже, и идти до палаты допросов им пришлось довольно долго. Из-за дверей слышались призывы о помощи. Кругом была грязь. Какие-то засаленные лавки, столы и стулья стражников. То тут, то там углы затягивала паутина, которая казалась ровесницей этих стен. К тому же во всем здании стоял отвратительный запах прогорклой рыбы.

Александретской тюрьме шел девятый десяток лет, и все это время она не перестраивалась и ни разу не ремонтировалась. Когда их повели к комнате, в которой должна была решиться их судьба, двери открылись, оттуда неожиданно вышла женщина. Ее манеры подсказывали, что основным предметом сделок в ее жизни является собственное тело. Одета она была далеко не так вульгарно, как уличные девки, и Гримли по неопытности даже поздоровался и раскланялся перед ней, чем вызвал смех стражи.

– Это же шлюха, – зашептал на ухо Гримли гном.

Дверь снова открылась, и охрана затолкала их внутрь, сзади раздался щелчок и скрип вошедших в паз запоров. За столом сидел человек лет тридцати-тридцати пяти с тонкой бородкой, острыми усиками. Волосы его были необычайно черны, лицо имело смугловатый оттенок. Одет он был явно богато, но как-то безвкусно. Что ни говори, но от эльфийского посла или вице-канцлера он отличался разительно.

– Ну что ж, присаживайтесь, господа, – бодрым высоким голосом пригласил их к столу припудренный офицер-дознаватель. Он разложил перед собой какие-то свиточки и указал задержанным на два стула перед низким боковым столиком, на котором ворохом лежали вещи, отнятые у них охраной при задержании. – Меня зовут Лесли Тейкванген. Я глава гильдии дознания Северного муниципалитета нашего славного Александрета, чуть не смытого в море по воле Велеса, а вы соответственно Толин Атой и Гримли Фолкин. Ну давайте, объясняйте свои действия и как можно кратче. Правда, разумеется, пойдет вам на пользу, – рассмеялся он.

– Какие действия? – чисто из любопытства спросил Гримли.

– Что значит «какие»? Вы сейчас, собственно, где? Не на плацу, не на параде, а в тюрьме. И только от меня зависит, отпустить вас или оставить здесь ждать суда над всей вашей шайкой месяцев так пять-шесть, что думаете?

– Да все ясно, господин офицер, – с ухмылкой добавил Толин. – Я уже сегодня утром отведал местной баланды, у вас даже сторожевые псы такое не едят.

– Не знаю. Я тут не начальствую, и чем вас тут кормят, меня мало волнует. Хочу вам сказать, что в принципе я вам благодарен. Такое страшное наводнение в тот же день после покушения на короля! Слишком много событий для одного города. А тут молодые крепкие парни помогли задержать шайку Морфея-фолийца, давно славившуюся жестокими грабежами. Наконец их первый раз взяли с поличным.

– Банда мародеров – это, конечно, записные негодяи, но мы-то здесь при чем? Когда нас арестовали, мы не сопротивлялись и еще ночью дали показания, которые должны быть известны и вам. Проверьте их скорее и выпустите невиновных, – не унимался упрямый гном.

– А по-вашему, я для чего вас позвал сюда, любезный Атой? – повышая голос, почти гневно спросил офицер. – Сейчас я вас выслушаю, сверю показания, допрошу других свидетелей, и, если все сложится удачно, вас, конечно, отпустят. Сейчас тут все забито, а что делается в южной тюрьме, вы бы знали. Там вам не вдвоем – вдесятером одноместную камеру пришлось бы делить. А как представишь себе, сколько народу останется… Вообще камеры очень нужны для настоящих преступников после всех этих событий…

– Каких событий?

– Я уже сказал вам, мистер Атой! Хотите выйти отсюда, тогда заткнитесь и не мешайте мне работать.

Тейкванген выпил полстакана и, сев, развалился в своем кресле. Он развернул один свиток, другой, посмотрел на гладкий, плоский лист настоящей бумаги, большой редкости.

– Я есть хочу и пить, – шепнул на ухо Толину Гримли.

– Да он упертый. Видать, его та баба толком не разрядила, вишь, какой гневный, – заметил гном.

Тейкванген дернул какой-то шнурок. Вскоре вошел стражник и принес кувшин воды, от которого пахло стоячей тиной.

– Пейте, – приказал офицер, и Гримли первым с облегчением набросился на долгожданную воду.

Следом выпил и Толин, с опаской смотревший на своего молодого друга, но с юношей вроде все было в порядке.

– Итак, – благодушно, уверенный в том, что только что оказал им величайшую услугу, Тейкванген смотрел в потолок, – первый вопрос вам, мистер, э-э, Фолкин, кажется. Что вы ночью делали в Александрете, если, по вашим словам, вы житель деревни Бренн Мельдской префектуры? Вы сказали, что приехали на ярмарку вместе с другими, торговую площадь с полудня оцепили. Даже самых зажиточных людей не пропускали в город и в порт. Как же вам – он бросил на одежды Гримли презрительный взгляд – это удалось, не вспомните?

– Нет, не помню, господин, я был без сознания. А когда очнулся… – Тут у Гримли вышла небольшая заминка, но, подумав секунду, он решил ничего не говорить ни об эльфах, ни о Темном Воине. – Когда очнулся, меня везли в телеге с убитыми, я был ранен в нескольких местах, вот здесь, на груди. – Стянув рубаху, Гримли быстро показал резаные раны от лап манкурта Дешла.

– Видимо, я потерял сознание на площади, и меня, приняв за мертвеца, везли вместе со всеми.

– И куда вы пошли потом?

– Со мной был мой приемный отец. Страж на улице сказал, что мне нужно обратиться в какую-то лекарскую палату, чтобы получить его вещи…

Дальше он говорил и говорил еще полчаса, потом столько же гном. Гримли сам поражался, как потрясающе у них с Толином получалось на ходу придумывать обстоятельства и выдавать за истину, будто они уже несколько лет выступают с постановками в бродячем театре. Наконец Лесли сам их прервал:

– Однако показания людей из банды Морфея как раз говорят о том, что вы также мародерствовали. Вот, – он покрутил какую-то трубочку от свитка в руках, – мы разбежались, но… гном… схватил Паршу за… и трижды… нанес тяжелые удары по лицу и орал: «Отдай добычу!» Уже необоснованные удары. Этот Парша сейчас лежит в лазарете, хотя я бы его, честно говоря, отправил к праотцам без суда. А вот что с утра уже рассказали жители окрестные?

– Что им не спится с утра?? Тут столько событий, а у них дом цел, им бы Велеса благодарить, а они свидетельства дают, – поражался гном.

– Люди бежали, но их догнал гном в боевом доспехе, он был вооружен и избивал несчастных одного за другим, отнимая их вещи. Удары были такой силы, что свидетельнице показалось, несколько человек упали замертво…

– Это все какие-то преувеличения. Мы никого не убивали. Ну, может, только тот гнолл в самом начале неудачно напоролся на нож, но это была самооборона. Мы разогнали целый отряд мародеров.

– Да, из напавших двенадцати человек один убит, несколько изувечены, и вы этот факт печальным не считаете!

– Нет, – нагло ответил гном. – Лучше они, чем мы. Будь они как следует вооружены, исход был бы иным, они вели себя дерзко!

– Тем более! Получается, вы покалечили почти безоружных людей.

– Позвольте, – здесь уже негодующе вскочил Гримли. – Мы устали оправдываться! В чем, по-вашему, мы виновны? В том, что обезвредили банду, которая давно вам известна своим разбоем? Позволили вам легко взять их, почти приведя под руки вашим стражам, которые вообще не заботились о западном квартале, где после этого потопа полным-полно разного сброда? Это они напали на нас, и, лишь увидев, что мы сильнее, эти гады бросились бежать. Между прочим, они зарезали и повесили на собственных кишках человека в соседнем доме. Это, по-вашему, были мирные безоружные люди, у которых было несколько мешков награбленного, кистени и ножи? – Закатав ободранные рукава, Гримли показал свежие шрамы.

– Вы прямо такой весь живучий, мистер Фолкин. Кто вас только не ранил… Меж тем, – поерзав в кресле, продолжал Тейкванген, было видно, он куда-то торопится, – у меня три свидетельства от наших военных в вашу пользу, два против, а большинство пострадавших лежат в лазарете или арестованы. Посему я, – Лесли приосанился и просто лучился своей значимостью в тот момент, – я освобождаю вас от ответственности за нанесение увечий и смерть. Но с вас необходимо взять по пять циллинговза нарушение общественного порядка, и благодарите судьбу, что у меня сегодня с утра такой добрый нрав.

Он снова взял квадратный бокал с легкой настойкой абрикосов и, допив до конца, налил еще один.