Текст книги "Шухов: Покоритель пространства"

Автор книги: Александр Васькин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 32 страниц)

«В те времена Москва почти ничего не строила, а скорее даже разрушала – в «буржуйках» сгорали остатки заборов. А тут вдруг стройка, да еще такая необычная. Из запасов Военного ведомства строители башни получили десять тысяч пудов железа. Башня росла как своеобразный призрак – высокая, бесплотная, прозрачная и очень таинственная. Эта таинственность была многообещающей – ведь если страна позволила себе роскошь строить, значит, речь идет о деле большой важности. Отсюда и ореол романтики, которым была в моих глазах окружена башня. Про шуховскую башню было тогда много разговоров, казавшихся просто фантастическими»^{199}, – свидетельствовал Эрнст Кренкель.

Башня действительно была прозрачной, что Шухов объяснял так: «Башня разделена на пояса. Каждый пояс имеет привычные для глаза пропорции»^{200}. Телескопический способ подъема ярусов гиперболоида предусматривал сначала сборку на фундаменте нижней секции, самой большой по диаметру, затем сборку следующей и подъем ее лебедками наверх и закрепление, затем та же операция с третьей секцией и т. д. «Изумительна была красота сборки башни, когда целые секции высотой 25 метров и весом до 3000 пудов или траверсы длиной 10 метров без единого рабочего наверху неожиданно появлялись на фоне неба в облаках и привлекали внимание жителей Москвы. Башня монтировалась без кранов, без лесов. Целые секции поднимались за низ со свободным верхом… Одна эта постройка отняла у меня полжизни, но зато и дала мне тоже полжизни удовлетворения»^{201}, – вспоминал участник строительства Александр Петрович Таланкин, проходивший в документах как производитель работ.

Дочь Таланкина вспоминала в 1967 году в письме в газету «Известия»:

«Было это давно, в девятнадцатом году. Отец мой, Александр Таланкин строил вместе с известным инженером В. Г. Шуховым знаменитую радиобашню на Шаболовке. Отец сидел часами над проектом Шухова, разрабатывал чертежи, подбирал рабочих, доставал металл. А тогда не только металла, ткань простую достать очень трудно было. Помню, когда уже секции монтировали, отец для сигналов придумал какую-то систему флажков. А вот материи для флажков нигде достать не мог. Сидели мы с ним вечером, он спрашивает: «Соседка наша в красной кофте ходит?» Я и ответить не успела, а он уже побежал. Возвращается с кофтой. Была она не совсем красная, в какую-то горошинку. Отец ее на свет посмотрел и начал на флажки резать: «А что с горошинками – это ничего. Они совсем незаметны будут». Жили мы за Преображенской заставой, трамваи не ходили, и отец каждое утро отправлялся через всю Москву на велосипеде. Каждый день, зимой и летом, – и так два года подряд. А башня, самое высокое тогда сооружение в стране, росла. Отец приезжал с работы усталый, ужинал и снова садился за свои бумаги. Иногда брал в руки гармошку. Учился играть. Решили они с рабочими устраивать концерты. Кто-то из рабочих сказал, что без гармошки ничего не получится. Отец и купил гармошку. Потом о концертах галанкинской артели много говорили»^{202}.

Если у Таланкина стройка на Шаболовке отняла полжизни, то у Шухова она могла отнять жизнь. А все потому, что 29 июня 1921 года во время подъема четвертой секции весом более 21 тонны оборвался трос. Секция рухнула с высоты 75 метров и повредила третью, вторую и первую секции. Авария на стройке сразу привлекла к себе внимание компетентных органов, расценивших произошедшее как вредительство и саботаж, что было ожидаемой реакцией, учитывая сложность, с которой доставали металл для стройки. Но арестовать Шухова, как, например, Станиславского, было нельзя – кто же тогда закончит его проект? Тем не менее нервы ему помотали в ГПУ изрядно. Наказание Шухову было обозначено весьма необычное – условный расстрел. То есть судьбу Шухова решили следующим образом: пока пусть строит, а затем посмотрим, может, и к стенке поставим, а может, и орденом наградим.

Хорошо еще, что специальную комиссию по расследованию причин аварии возглавил Худяков – выводы ее звучали оптимистично для Шухова: во всем виновата усталость металла троса. Усталость металла – результат постоянного напряжения, испытываемого металлом, и как следствие – постепенное накопление повреждений и изъянов, приводящих к изменению его свойств, образованию трещин, их развитию и разрушению материала. Шухов был уверен, что ошибки в его расчетах нет, в доказательство чего при возобновлении монтажа новых секций он вставал непосредственно в центр самой башни, показывая, что находиться там вполне безопасно.

Случались и другие неприятности, грозившие Шухову самыми жуткими последствиями. В частности, 12 августа 1921 года с верхотуры упали двое рабочих, получив травмы, не совместимые с жизнью. Интересно, что журнал «Строительство Москвы» в № 2 за 1927 год называл иное число жертв: «Строительство Шаболовки было исключительным, геройским делом. Технические силы и рабочие жили впроголодь. Материалы удавалось доставать лишь благодаря помощи Владимира Ильича и Л. Б. Красина, лично следивших за ходом работ. Один раз произошло несчастие. Было воздвигнуто уже три звена башни, и когда стали поднимать четвертое, разорвалась цепь лебедки. Под железной фермой было похоронено трое рабочих»^{203}.

Все это также можно было трактовать как диверсию, однако Шухова не тронули, ожидая от него скорейшего завершения работы над башней. Примечательно, что и Гюстав Эйфель также попадал в поле зрения криминальных репортеров. В 1893 году он был осужден к двум годам тюрьмы за фиктивные работы для Панамского общества на 19 миллионов франков. Лишь срок давности избавил его от отбывания тюремного наказания.

Авария на Шаболовке нагнала такого страху на всех ее участников, что Шухову приходилось не раз успокаивать их, уверяя, что подъем секций пройдет успешно. В успехе подъема третьей секции, начавшегося 27 октября 1921 года, сомневался Галанкин, боялись мастера и рабочие. 29 октября секцию подняли без сучка и задоринки.

По мере увеличения высотности работ свои требования о повышении оплаты стали выдвигать рабочие и верхолазы, обосновывая это тем, что работающие на Ходынской радиостанции получают 100 тысяч рублей в сутки. 27 октября они в подтверждение серьезности своих намерений устроили итальянскую забастовку, пришлось повысить им зарплату. В итоге в конце декабря верхолазы получали 250 тысяч в сутки, а мастера – 300 тысяч, что значительно превысило запланированные сметой расходы радиоартели.

Много ли получал сам Шухов и можно ли было жить на эти деньги, учитывая инфляцию и цены со многими нулями (в среднем один пуд муки стоил 100 тысяч рублей)? В декабре его жалованье составило 2,5 миллиона рублей, а за проект он получил менее трех миллионов рублей. Так что с голоду Владимир Григорьевич не умер бы. На рынке все можно было купить – сахар 180 тысяч рублей за фунт, масло коровье – 200 тысяч, говядина – 50 тысяч, гречка – 25 тысяч, рыба свежая – 40 тысяч и т. д.

2 декабря была поднята четвертая секция башни, 30 декабря пятая, а последняя, шестая, только 9 февраля, что было вызвано постоянной нехваткой болтов, заклепок и рабочих, которые время от времени опять принимались бастовать – в итоге к концу стройки верхолазы получали 1 миллион рублей в день. Сам же Шухов с трудом получил окончательный расчет 23 миллиона рублей, который выдал ему Григорий Исаевич Аронтрихер, инженер-механик и представитель «Электросвязи», финансировавшей стройку.

А инженер Таланкин решил в последний раз подняться на башню, взяв с собой дочь, что запомнилось ей на всю оставшуюся жизнь. «Мы залезли в какой-то деревянный ящик, – писала она, – отец махнул рукой, закрутились барабаны лебедок, и мы медленно поднялись вверх. Оба молчали. Я взглянула на отца и поняла, что не было у него минуты счастливей этой»^{204}.

28 февраля 1919 года на башню была установлена деревянная мачта, что было обозначено Шуховым как окончание работы, а 19 марта 1922-го заработал радиопередатчик с дальностью до 10 тысяч километров. Первая же прямая радиопередача с шуховской башни на Шаболовке прозвучала 17 сентября 1922 года – это был концерт, начавшийся с выступления солистки Большого театра Надежды Обуховой, она исполнила романс «Не искушай меня без нужды». Затем выступили Антонина Нежданова, Ксения Держин-ская, Василий Качалов и другие известные артисты. Трансляцию радиоконцерта вели из Центральной радиотелефонной станции им. Коминтерна на Шаболовке.

За успешное окончание строительства, «героизм и сознательное отношение к своим обязанностям» Шухова в числе всех тридцати участников строительства в 1922 году «повесили» (то есть занесли) на Красную доску почета. «При постройке башни на Московской Шаболовской радиостанции в период 1919–1921 гг. рабочие-строители этой башни, несмотря на ненормально получаемый паек и одежду, ревностно выполняли и довели до конца порученную им работу, сознавая исключительное значение строительства башни. Даже в тяжелые моменты, будучи совершенно голодными и плохо одетыми и невзирая на жертвы, происшедшие при крушении башни, эти рабочие, воодушевляемые своей комячейкой, непоколебимо остались на посту», – говорилось в циркуляре № 25/366 Наркомпочтеля (Наркомата почт и телеграфов) под названием «На Красную доску»^{205}.

Благодаря этому документу мы знаем имена тех, кто помогал Шухову: мастера и рабочие А. П. Галанкин, И. П. Галанкин, А. С. Федоров, А. К. Сычев, Малышев, братья Смирновы, Воронин, Гусев, Казаков, Власов, Шмельц, Каманин, Петрушин, Анисимов, Сукманов, Варенышев, Орлов, Лебедев, Филатов, Ланин, Туманов, Сергеев, Мохов, Петрушков, Мусатов, Ухорцев, Шван, П. Галанкин. Хорошо, хоть не расстреляли.

Примечательно, что уже вскоре после сдачи в эксплуатацию башня была законсервирована, но не по техническим, а иным причинам:

«В течение двух лет станция успешно выполняла свое назначение. Работала она новейшим для тех лет передатчиком с незатухающими колебаниями. В 1923 году была восстановлена Ходынская радиостанция, внесли известный организационный порядок в радиообмен, и оказалось возможным нагрузку Шаболовской станции передать частично на Ходынку, частью же на радиотелеграфный передатчик станции имени Коминтерна. Шаболовка честно отработала и в свое время была консервирована. Машины ее пошли в провинцию, в Сибирь. Развитие радиолюбительства и радиовещания, однако, снова заставило обратить внимание на Шаболовку. Самая мощная радиотелефонная станция в Москве – «Большой Коминтерн», – построенная в 1922 году, устарела и слышна к тому же на детекторный приемник всего лишь в радиусе 300–400 километров от Москвы. Когда к концу прошлого года Нижегородской радиолабораторией имени В. И. Ленина был сконструирован мощный телефонный передатчик в 36 киловатт, величайший в Европе, его и решили установить на Шаболовке. Снова закипела жизнь на станции. Летом выросло, в добавление к старым, несколько новых мачт 30,48 и 150 метров, в воздухе повисла сеть проводов антенны и противовеса, был произведен ремонт здания и осенью из Нижнего прибыл и передатчик, который в настоящее время уже смонтирован и установлен в большой зале станции. Это – огромная машина, занимающая площадь 40 квадратных метров. С осени 1926 года по сие время производились только опытные передачи. В январе должны быть проведены последние испытания, и станция в ближайшем будущем начнет регулярную работу. Общественное значение переустроенной Шаболовки будет огромно. Радиус действия ее равен 5000 километрам. На детекторный приемник удастся слушать на расстоянии до 1000 километров, то есть она будет слышна на самый дешевый, самодельный приемник почти по всей европейской части Союза», – сообщал журнал «Строительство Москвы» в 1927 году^{206}.

С 1927 года с шуховской башни стала вещать радиостанция им. Коминтерна, находившаяся ранее в районе улицы Вознесенской в Москве (современная улица Радио), оборудованная мощнейшим радиопередатчиком, созданным в Нижегородской радиолаборатории. А с 1937 года с Шаболовки началось вещание первого советского телевидения, оборудование для которого закупили в Америке, где в то время успешно работал другой изобретатель – Зворыкин. Шухов не раз возвращался к проекту самой высокой своей башни, внося незначительные изменения в ее конструкцию в 1926 и 1937 годах, вызванные расширением областей ее использования.

Башня Шухова не раз проверялась на устойчивость, дело даже не в порывах ветра, никак не влияющих на ее стабильное положение (даже ураган 1998 года ей не повредил!). Еще при жизни изобретателя, в 1939 году, произошел такой интересный случай, рассказанный ветеранами советского радио: «После строительства башни остался какой-то толстый трос, который был протянут под углом от вершины башни до земли. Здесь он был намотан на лебедку, установленную на бетонном основании. Зачем там находился этот трос – неизвестно, вероятно, для каких-то технологических целей. Висел и висел несколько лет, никому не мешал, и никто им не пользовался. Но вот, в один далеко не прекрасный вечер, над районом Шаболовки показался в небе какой-то одинокий самолет, что само по себе в те годы было удивительно. Самолетов тогда вообще мало видели, а тут – над Москвой, да еще и над густонаселенным районом. Самолет был маленький, не то спортивный, не то почтовый, и он явно терпел бедствие: летел на малой высоте и очень неровно. И надо же было такому случиться: крылом он задел за трос, лебедку вырвало из земли, башня получила сильный удар (трос-то был закреплен на вершине, и получился большой рычаг), а самолет на глазах у удивленной публики начал разваливаться на куски и упал неподалеку во дворе жилого дома. Летчики погибли, но других жертв, к счастью, не было… Вокруг во дворе валялось множество писем, из чего можно предположить, что он был почтовым. Потом говорили, что самолет летел из Киева. Но главное было в другом. Возникло опасение, что башня в результате удара получила непоправимые повреждения и могла упасть. Хотели даже эвакуировать жителей из близлежащих домов. Однако после тщательной экспертизы оказалось, что опасения эти, к счастью, оказались напрасны. Башня достойно выдержала удар, и даже не потребовалось ее ремонтировать»^{207}.

В октябре 1941 года башня наряду с другими стратегическими объектами (метрополитен, электростанции, вокзалы) была заминирована на случай оккупации Москвы немецко-фашистскими войсками.

Изображение шуховской башни долгое время было символом Центрального телевидения СССР, на его фоне, в частности, выходила популярная передача «Голубой огонек». Заложенная ее создателем уникальная прочность позволила ей выполнять свою трансляционную функцию до 2002 года. А пожар на телебашне в Останкине в августе 2000 года на некоторое время сделал шуховское творение главной надеждой всех телезрителей, более полутора года принимавших телесигналы ведущих российских телеканалов с Шаболовки, пока главную телебашню не восстановили. Уместно вспомнить, что инженером Останкинской башни также был ученый-самородок Николай Никитин, создавший немало оригинальных проектов. В том числе и благодаря ему Останкинская башня оставила далеко позади башню Эйфеля, достигнув высоты 540 метров, и долгое время считалась самым высоким сооружением на планете.

Сегодня шуховская башня – объект культурного наследия регионального значения, с 2002 года она уже не используется для своих первоначальных целей, что еще больше подчеркивает значение этого самого высокого гиперболоида как памятника инженерной мысли. Но не всем это ясно. Оставшись невредимой от столкновения с почтовым самолетом, пережив чудесное спасение в 1941 году, ныне эта башня рискует погибнуть от равнодушия людей. Как это ни покажется странным, самая высокая шуховская конструкция не раз была объектом исследований на предмет ее дальнейшей устойчивости, указывавших на необходимость реставрации. Еще в 1947-м коррозия основных элементов составила 5 процентов, тогда их очистили от ржавчины и покрасили в целях сохранения. Аналогичные работы по антикоррозийной окраске проводились почти каждое десятилетие, и в 1950-х, и в 1960-х годах, и позднее. В 1973 году был укреплен фундамент башни при участии организации со сложным и длинным названием – Центральный научно-исследовательский и проектный институт строительных металлоконструкций им. Н. П. Мельникова. Этот институт есть не что иное, как прямой потомок конторы Бари, пережившей причудливые трансформации и реорганизации с 1917 года. Тем не менее проведенные работы, в том числе по бетонированию опорных узлов башни, по мнению ряда специалистов, не продлили срока службы башни, а лишь спровоцировали дальнейшее прогрессирование губительных процессов коррозии и нарушили заложенные Шуховым принципы ее эксплуатации.

Последнее глубокое обследование башни с привлечением инженеров-альпинистов ОАО ЦНИИ промзданий пришлось на 2011 год и позволило выявить следующие вопиющие свидетельства ее разрушения: стойки всех секций имеют отклонения от прямолинейности, вызывающие появление продольного изгиба, отсутствуют 38 заклепок, болтов, обнаружены лишние просверленные отверстия в конструкциях, а в болтовых соединениях часто используются шайбы, не обеспечивающие плотного прилегания головок болтов и гаек к деталям. В основном кольце между первой и второй секциями нет четырех раскосов и швеллеров, а в решетках колец между секциями швеллеры заменены уголками. В нескольких стойках, в местах крепления к кольцу между второй и третьей секциями имеются трещины в стенке швеллера длиной до 150 миллиметров. Кроме того, выявлены вмятины в нижних секциях (вероятно, следствие давней аварии). Ряд сечений элементов заметно ослаблены вырезами для отбора проб металла при прежних обследованиях. В сварных швах узлов сопряжения стоек первой и второй секций есть глубокие трещины, а некоторые швы разрушены полностью. Наиболее сильно коррозия прогрессирует в четвертой секции, а также на границе примыкания металлических деталей к бетонному основанию. В общем из 2292 секций щелевая коррозия затронула 53 процента, то есть 1211 секций. Что же касается отклонения оси башни от вертикали, то оно незначительно – не более 7 сантиметров, искривление формы колец между секциями не превышает 3 сантиметров, что не оказывает заметного влияния на ее напряженно-деформированное состояние.

Интересны своей парадоксальностью и выводы ученых: нельзя выполнить реконструкцию башни с временным удалением отдельных ее элементов, ибо это чревато невосстанавливаемым смещением узлов, а точную величину щелевой коррозии «из-за наличия значительных повреждений невозможно замерить без разборки узлов». Наконец, в связи с тем, что «фактические напряжения в элементах башни заметно выше допускаемых и состояние башни классифицируется как недопустимое», – существует опасность для пребывания людей, сохранности оборудования и окружающих построек. Учитывая прогрессирующий характер коррозионных процессов, состояние башни в любой момент может перейти из недопустимого в аварийное^{208}.

Сегодня коррозия достигла уже такой глубины, что ее следы видны даже невооруженному глазу, и не только инженерам-альпинистам. Башню надо спасать – в этом уверены не только многие специалисты, но и простые граждане, не равнодушные к вопросам истинного, а не бумажного сохранения нашего национального наследия.

Странно, что призывы о сохранении башни все чаще приходится слышать не от отечественных чиновников, наделенных и полномочиями, и ресурсами для спасения шуховских конструкций, а от иностранных ученых. Один из таких всемирно признанных исследователей – профессор Райнер Грефе, руководитель ведущего европейского Института истории архитектуры и охраны наследия при Университете Инсбрука в Австрии, говорит: «Владимир Шухов – гигант мировой инженерной мысли. Его имя можно поставить в один ряд с Гюставом Эйфелем, Фрайем Отто, Бакминстером Фуллером. От всех Шухова отличают его многогранность и оригинальность. Эйфелева башня, конечно, очень интересна, но эта конструкция пришла из мостостроения, она очень тяжелая. Если говорить о Шуховской башне на Шаболовке – у нее нет никаких аналогов, и создавалась она сразу как башня. Шухов является совершенным оригиналом для русской и мировой инженерной культуры и архитектуры. Башня Шухова на Шаболовке – это настолько редкий экземпляр, что может быть сравнен только с такими объектами, как Бруклинский мост в Нью-Йорке, Эйфелева башня в Париже, олимпийский стадион в Мюнхене. Все эти объекты являются действительно интернациональной ценностью и должны с любовью восстанавливаться и сохраняться. В международной практике интеллектуальные силы со всего мира собираются вместе, чтобы сделать все возможное для защиты этого редкого наследия… Что касается покрытий, некоторые конструкторы, не зная Шухова, сделали похожие конструкции. С гиперболоидными конструкциями интереснее, на них прямо модная волна пошла по всему миру. И теперь все строят плохие шуховские башни. Я не знаю ни одного примера, который был бы близок по уровню квалификации. Что, в общем, и показывает, насколько Шухов был хорош»^{209}.

В восторженном спиче профессора, посвятившего изучению феномена Шухова чуть ли не всю свою жизнь, обращают на себя внимание слова – «плохие шуховские башни». Речь идет в том числе и о том, что проекты гиперболоидов должны осуществляться строителями и монтажниками соответствующей высокой квалификации. Да и металл нужен «неуставший». Однако это не всегда бывало так. После Шаболовки для шуховских гиперболоидов словно наступил ренессанс, в условиях восстановления металлургической промышленности по всему Советскому Союзу в массовом порядке стали подниматься сетчатые водонапорные башни – и в Баку, и в Евпатории, и в Казани, и в Грозном, и в Орехово-Зуеве, и в Конотопе, и в Вологде. Сему обстоятельству способствовала более низкая себестоимость таких башен по сравнению с железобетонными, – на 25–30 процентов дешевле. Как отмечал Ковельман, в 1928 году тоннаж шуховских конструкций «превысил соответствующий тоннаж 1913 г.^{210}».

Да что говорить – одному лишь Наркомату путей сообщений требовалась тысяча шуховских башен для водопровода на своих станциях и вокзалах. Так бы строились они и дальше, если бы не авария, на этот раз не в Москве, а в Днепродзержинске в 1930 году. Для этого украинского города строилась водонапорная башня высотой 45 метров и резервуаром емкостью 250 кубических метров. Как пишет кандидат технических наук И. А Петропавловская, авария в результате недостаточной устойчивости стержней башни была расценена как следствие значительного снижения запаса прочности по новым нормам, введенным в Советском Союзе к этому периоду времени по сравнению с теми стандартами, что имели место за 30 лет до этого^{211}. После аварии было принято решение о прекращении использования шуховских гиперболоидов в области систем водоснабжения.

Авария 1930 года стала следствием не только введения новых норм прочности и экономии металла, но и снижения общего уровня квалификации технического персонала. Война, репрессии против «спецов», эмиграция, естественная убыль инженерной прослойки общества не могли не повлиять на столь печальное завершение более чем тридцатилетнего триумфального шествия шуховских водопроводных башен по территории России.

Помимо Шаболовской башни сохранилась в России и еще одна – на Оке. Но она выполняет совершенно иные функции, являясь единственным в мире гиперболоидом-опорой линии электропередач. Эта башня – непосредственный свидетель осуществления плана ГОЭЛРО, в котором принял участие Шухов. За аббревиатурой ГОЭЛРО (Государственная комиссия по электрификации России) скрывается государственный план электрификации, принятый Советом народных комиссаров 21 декабря 1921 года – постановление «О плане электрификации России» и обозначенный известной ленинской формулой «Коммунизм – это есть Советская власть плюс электрификация всей страны».

Фантаст Герберт Уэллс после встречи с вождем мирового пролетариата в 1920 году если и поверил в коммунизм, то к возможности претворения плана в условиях Гражданской войны отнесся скептически: «Дело в том, что Ленин, который, как подлинный марксист, отвергает всех «утопистов», в конце концов сам впал в утопию, утопию электрификации. Он делает все, от него зависящее, чтобы создать в России крупные электростанции, которые будут давать целым губерниям энергию для освещения, транспорта и промышленности. Он сказал, что в порядке опыта уже электрифицированы два района. Можно ли представить себе более дерзновенный проект в этой огромной равнинной, покрытой лесами стране, населенной неграмотными крестьянами, лишенной источников водной энергии, не имеющей технически грамотных людей, в которой почти угасла торговля и промышленность? Такие проекты электрификации осуществляются сейчас в Голландии, они обсуждаются в Англии, и можно легко представить себе, что в этих густонаселенных странах с высокоразвитой промышленностью электрификация окажется успешной, рентабельной и вообще благотворной. Но осуществление таких проектов в России можно представить себе только с помощью сверхфантазии. В какое бы волшебное зеркало я ни глядел, я не могу увидеть эту Россию будущего, но невысокий человек в Кремле обладает таким даром», – говорилось в очерке «Россия во мгле». Когда через 14 лет писатель вновь посетил Советскую Россию, то смог убедиться в ошибочности своих оценок.

По плану ГОЭЛРО, за десять лет вся страна должна была покрыться сетью электрических проводов, питающихся от тридцати тепло– и гидроэлектростанций общей мощностью 1,75 миллиона киловатт. Шухов принимал участие в работе над проектами Нижегородской и Шатурской электростанций, реализованных в 1925 году, а также пятой очереди Ленинградской электростанции «Красный Октябрь» в 1927 году. По сути это был первый перспективный план развития всей экономики^{212}.

Над проектом НИГРЭС – Нижегородской электростанции в Балахне – Шухов трудился в 1923–1924 годах, разработав металлоконструкции стропил для перекрытий, каркаса здания и эстакады. В его дневниках эта работа упомянута неоднократно. В 1927–1929 годах под Нижним Новгородом на берегах Оки между Богородском и Дзержинском были возведены опоры – башни разной высоты для двух параллельных линий электропередач напряжением 115 киловатт. Каждая из линий опиралась на четыре башни, три на левом берегу (128, 68,5 и 10 метров) и одна на правом (20 метров). Разная высота башен диктовалась географическим положением и условиями судоходства по Оке, величина провеса провода достигала 92 метров.

Сетчатыми Шухов запроектировал опоры 128, 68,5 и 20 метров, а десятиметровая опора была обычной, на четырех ногах. Таким образом, всего здесь было установлено три пары шуховских однополостных гиперболоидов вращения и одна пара стандартных опор. Самая высокая 128-метровая башня состояла из пяти секций, средняя башня – из трех, а 20-метровая башня была односекционной.

Строительством башен занимались «Парострой» и Строительная контора по сооружению металлических конструкций. На месте работами руководил инженер Д. П. Шиловцев. Как и на многих других стройках по проектам Шухова, нижегородские гиперболоиды возводили «глухари» – уроженцы Гороховецкого уезда – профессионалы-котельщики. При монтаже сетчатых башен применялся телескопический способ – тот, что и на Шаболовке, но с внесением некоторых усовершенствований^{213}.

«Башни при значительной высоте и солидных нагрузках исключительно легки: 128-метровая весит 147,5 тонн; 69,5-метровая – 50,2 тонн из железа торгового качества при расчетных усилиях от ветра 250 килограмм на квадратный метр. Такова отличительная особенность шуховских башен, не имеющих и не требующих каких-либо поперечных креплений»^{214}, – отмечал Шиловцев в 1932 году.

При монтаже одной из 128-метровых башен-опор, состоящей из пяти 25-метровых секций, произошла авария. Это случилось 5 апреля 1928 года, когда при подъеме обрушилась третья секция весом в 2 тысячи пудов. Обошлось без жертв, лишь инженер Шиловцев упал в обморок – слабые нервы! Он же сообщал по начальству о причине аварии: «…начавшийся на 15 метрах до обрушения изгиб 2 ног, опирающихся на подъемную стрелу»^{215}. Среди других причин назывались «мягкое железо» уголков у пятой стрелы и перегрузка секции. Упавшую секцию разобрали и вновь собрали уже из новых элементов. К зиме 1929 года все работы закончили.

Нижегородский гиперболоид Шухова долгое время был самым высоким сооружением в России, опережая колокольню Петропавловского собора (122,5 метра) и другие подобные здания – храм Христа Спасителя (103 метра, взорван в 1931 году) и Исаакиевский собор (101,5 метра). Самое интересное, что к Исаакиевскому собору Владимир Григорьевич тоже имеет отношение – в 1906–1907 годах он проектировал подмости для подъема нового соборного Большого колокола, которым планировалось заменить старый, с выбоинами и трещиной. Работа эта осуществлена не была^{216}.

Шесть гиперболоидов Шухова на Оке долго являлись опорами для линий электропередач, пока не была изменена траектория прокладки последних. Нои после этого башни продолжали стоять, радуя глаз. Начиная с 1989 года четыре башни были демонтированы на металлолом. Оставались лишь две, самые высокие по 128 метров высотой, признанные законом Нижегородской области № 204 от 20.08.1997 года памятниками культурного наследия, охраняемыми государством. Но это не спасло их от разрушения – весной 2005 года один гиперболоид все же разобрали на металлолом. Сегодня остался лишь один шуховский гиперболоид, он находится в 12 километрах от города Дзержинска на левом берегу Оки, за поселком Дачный, и стоит на кольцевом бетонном фундаменте диаметром 30 метров. Его верхняя секция увенчана горизонтальной стальной траверсой длиной 18 метров для крепления трех высоковольтных проводов. Эту башню успели спасти – «добрые люди» приехали с болгарками и срезали 16 из 40 продольных стержней в ее опорной части, из-за чего памятник архитектуры пришел в аварийное состояние и мог рухнуть в любой момент^{217}. Срочные противоаварийные работы в 2007 году предотвратили обрушение башни. Учитывая общий уровень варварства, нельзя исключать и рецидивов, потому у башни впору поставить милицейский пост. К слову, башне на Шаболовке неорганизованное варварство не грозит – ведь она находится на охраняемой территории, а значит, когда-то развалится сама, без участия рук человеческих. Сегодня в России сохранилось, таким образом, лишь два многосекционных гиперболоида инженера Шухова.

Что же касается электрификации, то еще одним вкладом Шухова в эту область является разработанный им метод подъема опор линий электропередачи (ЛЭП) в готовом виде, получивший большое распространение в СССР. Мачты ЛЭП предварительно собирались на площадке и поднимались методом скользящего опирания или методом опрокидывания с использованием неподвижного шарнира – так называемый метод «падающей стрелы». Так, в частности, были установлены более 1600 опор различных типов ЛЭП на участке Свирь – Ленинград в 1930–1932 годах.